И в помощь Пятый океан... Памяти АПК-141 Курск

 Утро разбудило меня  солнечной улыбкой. Лучи солнца проходили сквозь занавески и открыто намекали на то, что пора вставать. Невероятная лень натягивала одеяло. Рука потянулась за телефоном. В «Одноклассниках» мелькали бесконечные цитаты и высказывания, которые давно приписывают публичным людям, которые их никогда  и не говорили.  Фотографии котов и собак, цветов и кулинарных шедевров...
                Среди этого повторяющегося «калейдоскопа», вдруг   мелькнула неожиданное высказывание  Фриды Кало: «Надеюсь, что уход будет удачный,  и я больше сюда не вернусь». Это  были  ее последние слова, которые она произнесла, перед смертью.
                Самобытная и невероятно талантливая мексиканская  художница, которая оставила после себя множество прекрасных картин, прожила довольно сложную судьбу.
                С этими мыслями я поднялась с кровати и направилась на кухню, чтобы заварить себе кофе.
              «Почему внутренний протест чаще всего возникает тогда, когда человек должен наоборот – принимать смирение?», - продолжала размышлять я, помешивая в чашечке сахар.  «Смирение – это поражение или победа? А победа - это сопротивление или несломленный дух?»
              Я зашла в комнату сына и подошла к его столу.   Фотографии подводных лодок  и отца были везде. Часы–штурвал показывали точное время, компас, в котором вместо «Норд»,  было написано слово «Папа».
От первого и до последнего отсека,
Так содрогнулось все, как будто полюса
Меняли все у начинающегося века,
И рвались  сгнившие  от подлости троса.
На дно  бесшумно  опускалась лодка.
Звучал - ли «sos»? Кто скажет нам сейчас?
Нас не спасет и на поминках водка,
Забыть письмо, что море передаст.
Но вот от этого, безумного момента,
Мы осознали – это самый  край.
Еще немного и начало «не возврата»,
Страну единую растащит, как сарай.
Еще немного, и, пожалуй, будет поздно
Без страха в небо нам смотреть.
Когда чужие янки нагло и стервозно,
Ехидно в спину будут нам сопеть.
От первого и до последнего отсека –
Мерило совести и офицерской чести.
Ребята, умирали во спасенье ЧЕЛОВЕКА,
Компас застывший  плачет о Норд-Весте…
         Я руками закрыла лицо. Слезы душили меня.
        12 августа 2000 год.  Суббота.
              В этот день я проснулась с какой-то тревогой. Подумала, что сегодня День ВВС. Возня с сыном заняла некоторое время. Обещала погулять, сходить в музей. Отпуск  же. Вчера на море "перегуляли", и сегодня день требовал отдыха вдали от волн. Выбор остановился на Севастопольской панораме.
             Этот день был такой теплый и солнечный. Отдыхали люди, прогуливаясь по севастопольским улочкам, еще находясь в полном восторге от недавно прошедшего праздника – Дня ВМФ. Мы всегда в этот день с сыном  приезжали сюда.  Я даже шутила, что отдыхаю только между Днями ВМФ и ВВС.
            Севастополь… город славных моряков.
            Почему-то вспомнилось, как еще в школе, Петя меня просил исполнить песню с ним дуэтом, о любимом городе. Помню, как мы стояли у края сцены, и меня жутко раздражало «орание певца».  Медведь по ушам Петькиным не прошелся, он на них потанцевал. Я толкала его в бок, думая, что поймет, для чего я это делаю, а он орал еще больше.  А на первом ряду, среди малышни, сидел Сашка, друг Пети, и огромным, смятым носовым платком утирал  якобы  слезы, переходящие в рыдания, от такого проникновенного пения.
           «Ты лети, лети крылатый ветер…»
           Когда я вспоминаю такие минуты, то всю мою душу пронизывает этот ветер моей юности. Я помню его. Помню.
           Всю экскурсию сын вел себя плохо. Отвлекался, все трогал руками, замучил нескончаемыми вопросами экскурсовода, а в конце – потерял сандалик. Я вернулась в соседний зал, что бы его поднять, как вдруг услышала разговор между двумя женщинами, по всей видимости, работницами музея. Одна другой сказала, что слышала оповещение по радио, что в Баренцевом  море затонула наша подводная лодка «К».  Я взяла в руки сандалик  и застыла на месте.
           Петя…
           Нахлынувшие воспоминания стали душить горло. Сколько времени прошло, а легче не стало нисколечко.
Я не буду – устала плакать.
Ты же рядышком! Ты живой!
Никогда не спускаем флага –
Мы в отсеке по-жизни  одном.
Да, по всякому  бывает -
А в округе, все чаще,  молчком.
И, быть может, боль  не стихает,
Что живем мы все «за бортом».
Словно с волнами, среди моря:
"Господи  помоги!
Ведь, меня уверяла  доля -
Верить в свои маяки!
Только б сил на пути  хватило
К ним догрести, доплыть.
Чтобы душа не остыла,
Как бы  камнем вниз не уйти…»
              Мы все в этой жизни живем, как на подводной лодке. Только наша «автономка», не 90 дней, а вся наша жизнь  от первого своего крика и до последнего дыхания. Не выжить в ней, если думать только о себе. Дает жизнь «течь», одному не заделать пробоину, не поставить заглушку и раздвижной упор. Я почти никогда не слышала от Пети слово «я». Было слово «мы»! Наша команда, наше море, наш флот, наш город, наша страна. Сначала над этим не задумываешься, но в подсознании, медленно откладывается энергия этих слов. И вдруг однажды, начинаешь понимать: что же они значили. А значили – надежность, осознание того, что рядом будет всегда тот, кто всегда подставит свое плечо, кто придет на помощь, кто не оставит без ответа письмо, потому, что всегда найдет нужные и важные для тебя слова.
            Трагическая гибель  подводной лодки  всколыхнуло тогда всю страну и дало понять всем, что тонет не только она, а и все мы.
            Петя…
            Самый верный и лучший мой друг. Ты всегда был рядом. Я всегда чувствовала тебя, даже если нас разделяли тысячи и километров и  морская бездна.
            Петя был во втором отсеке. Он погиб разу после первого взрыва в течение нескольких секунд.
            Сколько сегодня отчетных документов о том, что случилось? 35 тома! Но все они  в один миг сжимаются в одно маленькое предложение:
            «Совокупность многих обстоятельств».
            Позже, занимаясь уже серьезно психологией, я часто стала задумываться над одним интересным фактом. Есть один очень стандартный тип поведения у некоторых людей – уход в собственную «зону отчуждения» и молчание. Таким образом, они отстраняют себя от возникшей проблемы. Но неразрешенная проблема  порождает «домыслие», которое только уводит от истинных причин.
            Надо иметь  смелость  говорить правду. Сказать  о своей обиде или недовольстве - это не смелость, смелость – это признать собственную вину. Ведь самая реальная правда не та, которую мы говорим другим, а та, которую мы говорим сами себе, потому, что она не предвзята, она объективна.
            Я обыкновенная женщина,  любящая свою страну, за которую в годы Великой Отечественной войны отдавали свои жизни родные и близкие. И на моих глазах ее предавали и растаскивали в разные стороны те, для которых нет ничего святого кроме денег и дороже собственной шкуры.
           Сто восемнадцать ребят погибали, предотвращая ядерную катастрофу.
            Как-то несколько лет назад, я была на Серфимовском кладбище. Осенний ветер просто пронизывал  до самых костей. Никого нет. Тишина. Я стояла   молча, у одинаковых могил. У матроса и командира – одинаковые они, как и судьба, которую они разделили.  И в один момент, рядом оказалась пожилая женщина в старой, потасканной одежде. Она подошла и тихо мне сказала: «Таких ребят не было и не будет больше никогда». Сказала и исчезла. Стало сразу как-то жутко от этих слов. Я сжала пальцы в кулак, чтобы ощутить силу руки. И в этот момент, только чрез много  лет после произошедшего.         
             В одной из записок, которая была обнаружена при поднятии на поверхность остатков лодки, были такие слова: «Нас убили?».
             Гибель этих отважных моряков, объединила ожесточившуюся страну, дошедшая до последнего края непонимания и «домыслия»: что будет со всеми нами?
             После случившегося, я надолго ушла в себя. Мир отделился от меня. Если ко мне обращались, я слышала, но не реагировала. Все понимала, но мне казалось, что  слышу только голоса, а самих людей нет. Все исчезло. Все. Помню только, когда врач обратился ко мне: «Ну, хорошо, не хочешь говорить – не говори. Но захоти хоть что-то!».
            Вот только тогда, я подняла на него уже осмысленные глаза и сказала: «Я хочу летать на маленьком самолете». В это время, доктор взял в руку трубку телефона, и я услышала, как он обратился к кому-то: «Витя, здесь такой случай. Надо поднять в небо человека. Да не просто поднять, а «провертеть» его в нем. Понимаешь? Надо!».
            Там, в небе, я впервые за все время расплакалась. Сидевший рядом инструктор ничего не спрашивал.
- Ну что, «кадушку»? – спросил он меня, когда я немного успокоилась.
-  Да, - ответила, утирая рукой слезы.
            В это самое мгновение, у меня промелькнул один эпизод из детства.
            Я стою в углу. Папа расспрашивает маму, почему я там, а она отвечает, что сил со мной больше нет. Отец подходит ко мне и протягивает книгу.
- Читай, атомный взрыв, а не девочка. Что зря время терять.
            Я беру книгу и читаю ее название – Анатолий Маркуша «33 ступеньки в небо». Открываю ее и тут же читаю строки: «Небо не «ничего», умеючи и на него можно опираться…».
- Па, как же на небо опираться можно? Там же нет ничего?- продолжаю хохотать стоя в углу.
- Подрастешь – поймешь, - отвечает папа, - а пока читай.
           Не знаю, это трудно объяснить словами, это надо ощутить. Бывают такие моменты, когда именно небо становится опорой в жизни. Наверное, это когда приобретаешь за спиной крылья и чувствуешь в них невероятную силу, способную дать осмысление, что небо не «ничего», а  ВСЕ, что у тебя есть! Именно в эти моменты, ты начинаешь жить как-то по-другому, отдаляясь от земной суеты и неразберихи. Небо дает ясность всему происходящему, потому, что на земле слишком много ненужной «поддержки», которая расслабляет и делает человека беспомощным и растерянным. Небо возвышает, делает мысли, поступки и мечты благородными, гордыми и дерзкими.
            Может Бог и дал нам этот Пятый Океан в поддержку?
            Пятый Океан....
Пишу письмо без адресата.
К утру я запечатаю конверт.
На нем не будет штемпель с датой.
Не будет штемпеля в ответ.
Не будет:" Милая, родная!
Соскучился! Сил больше нет!
Ты, у причала, ожидая,
С надеждой мне пошли ответ.
Ты пишешь мне стихи, как прежде?
И я, как прежде - смелый Грей?
И в алой, мой корабль, "одежде",
На всех ветрах спешит быстрей!".
Спешил....
                Замкнулись волны,
Над мачтой сломаной твоей.
А я пишу - слова бездонны
В глубинах памяти моей.
Пишу письмо. Строка измята.
От слез, к утру, размыт конверт.
На нем видна одна лишь дата,
И фраза: " Адресата нет".