Судьба внука Пушкина

Печально сложилась судьба Леонтия Михайловича Дубельта, получившего имя в честь другого деда. Восемнадцатилетним юношей, оканчивавшим Пажеский корпус, он пытался покончить с собой. Архивные документы, касающиеся попытки самоубийства (протокол заседания дисциплинарного комитета Пажеского корпуса и скорбный лист*, составленный в клинике душевных болезней) позволяют пролить свет на обстоятельства, в каких рос мальчик.

Несчастья Леонтия начались еще до появления на свет. Мать, находясь на седьмом месяце беременности, выпала из экипажа на живот; при рождении мальчика на его голове был след планшетов от корсета. Обстановка, в которой проходило детство Леонтия, осложняли трудные семейные отношения. Восхищение светской жизнью, благосклонное внимание к многочисленным поклонникам, равнодушие к служебным неприятностям мужа, возникавшие на этой почве ссоры - все это не способствовало мирной семейной жизни. «Отец и мать в разводе. Он свидетель многого, что не должно  бы было быть ему известным» - говорится в скорбном листе. На вопрос заседания дисциплинарного комитета: «Не привела ли Дубельта в отчаяние мысль, что после удаления из корпуса… его отношения к семье… изменятся к худшему?» дан ответ: «На это можно только ответить, что, насколько известно, отношения его к родителям не могли уже ухудшиться, связь с семьею не могла сделаться слабее; каковы были эти отношения, к сожалению, лучше всех понимал сам Дубельт».

Ссоры в семействе Дубельтов происходили на глазах их детей, в частности сына  Леонтия, и не могли не сказаться на формировании его личности. Как следствие этого, когда юноше исполнилось восемнадцать, ко времени окончания Пажеского корпуса, у него впервые проявились припадки эпилепсии, продолжавшейся всю дальнейшую жизнь; тогда же он пытался покончить с собой. В медицинских документах комитета, старавшегося уяснить причины печального события, отмечалось: «Отец и мать в разводе. Он свидетель многого, что не должно бы было быть ему известным».

_____________________________________

*История болезни (устаревший медицинский термин)

 
 Зачисленный кандидатом в Пажеский корпус в 1862 году, Леонтий учился там с 1867 по 1874 годы. Усердием за время учебы не отличался, дважды оставался на второй год. Так, из оценок за годовой экзамен мы узнаем, что наивысшие оценки 12 (при двенадцатибалльной системе) он получил за черчение фортификации и французский язык (последний предмет он знал в совершенстве, видимо, благодаря тетке Александре Ивановне (урожденной Базилевской) - жене старшего брата отца Николая Леонтьевича Дубельта, в семье которых воспитывался. По теории русского языка и по русскому языку письменному он имел 8.

 Из-за  неуравновешенных отношений с одноклассниками нередко возникали ссоры. В результате одной из них Леонтий Дубельт пытался покончить с собой.

 О попытке его самоубийства рассказывается в воспоминаниях Елизаветы Николаевны Бибиковой - дочери сводной сестры Елизаветы Петровны Бибиковой, урожденной Ланской (в первом браке Араповой) - племянницы Наталии Александровны - они цитировались В.М. Русаковым в книге «Рассказы о потомках  А.С. Пушкина», неоднократно переиздававшейся:

 «Забыв о своих первых детях… она (Наталья Александровна) их оставила Ланскому. Старшего, Леонтия, отдали в Пажеский корпус, и там с ним случилось происшествие, которое испортило всю его жизнь. Учился он отлично и имел редкий каллиграфический почерк. Однажды он подал какую-то письменную работу, над которой долго трудился; его товарищ, завистливый, попросил показать ему чертежи и нечаянно или нарочно залил его работу чернилами. Леня имел необузданный характер матери и деда и, недолго думая, всадил перочинный нож в бок товарищу*. Тот поднял крик, началась суматоха, раненого отвезли в лазарет, а на Дубельта никто не обратил внимания. Тот, вообразив, что его расстреляют, вернулся домой, вошел в пустой кабинет деда П.П. Ланского, взял револьвер и выстрелил себе в грудь... Ему было 12 лет. Его вылечили, но пули извлечь не могли и вследствие этого ранения с ним сделалась  падучая болезнь - эпилепсия. Из Пажеского корпуса его уволили, и дед его устроил в морской корпус, который он окончил с отличием».

 Воспоминания, записанные в середине ХХ века, когда их автор Е.Н. Бибикова была весьма почтенного возраста, не лишены неточностей. Хотя в 2004 году в «Военно-историческом журнале» была обстоятельная публикация сотрудника Российского военно-исторического архива Н.Н. Шабановой «Судьба внука А.С. Пушкина - Л.М. Дубельта», основанная на архивных материалах, тем не менее после этого ошибочные сведения о попытке самоубийства Л.М. Дубельта не только не были уточнены, но и получили распространение в Интернете.

 Сведения, почерпнутые из публикации Н.Н. Шабановой и дополненные при изучении материалов РГВИА автором этих строк, позволяют восстановить подлинную картину попытки самоубийства внука Пушкина. Это событие в Пажеском корпусе действительно имело место, но произошло оно, когда Леонтию Дубельту было не двенадцать, а восемнадцать лет - следовательно, он был совершеннолетним, отвечающим за свои поступки человеком**.

Обратимся к рапорту ротного офицера штабс-капитана Н.А. Хрусталева, написанному 18 мая 1875 года:

«12 сего мая часу в 9 утра пажи младшего спец. класса Дубельт и Сумбатов, сидя в классе, поссорились между собой. Причиною ссоры был отказ Сумбатова дать Дубельту  фортификационные задачи. Началась обоюдная перебранка, последствием которой было то, что Сумбатов, выведенный из терпения, ударил Дубельта два или три раза по шее. Дубельт продолжал ругаться; тогда Сумбатов снова встал и подошел к Дубельту с намерением его ударить, но Дубельт схватил со стола чертежный треугольник и ударил им Сумбатова так сильно по голове, что сделал ему рану с левой стороны лба повыше виска. Сумбатов тотчас же отправлен был в лазарет, а Дубельт получил от дежурного офицера подпоручика Данилевского идти с ротою в церковь. Здесь, сознавая, что единственное взыскание, которого он может ожидать за его поступок с Сумбатовым в связи  со многими предыдущими проступками – это исключение из корпуса, он ужаснулся; мысль до такой степени пугала его, что он предпочел лучше покончить самоубийством».


*Невольно удивляет  поведение Леонтия Дубельта - в восемнадцать лет он вел себя  как мальчишка: вместо вызова к барьеру, как поступил бы в этом возрасте Александр Сергеевич, он, получив несколько ударов «по шее», ударил обидчика чертежным треугольником по голове.

 Однако дальнейшая биография Леонтия Михайловича свидетельствует о том, что ему также пришлось драться на дуэли (правда, это произойдет позднее - в  ноябре 1881 года).

 
 Юноша попытался попрощаться с кем-нибудь из знакомых пажей, но те, не желая понять его переживания, вдуматься, что означало «Прощай», с которым он обращался к ним, только отмахивались от него. 

 Покинув корпус, он приобрел в оружейном магазине карманный револьвер системы Лефоше калибром 7 миллиметров*** (на револьвер большого калибра у него не хватило денег) и снял в гостинице Вольфа на Невском проспекте номер. Вряд ли он знал, что за тридцать семь лет до этого его дед А.С. Пушкин перед роковой дуэлью ожидал здесь своего секунданта К.К. Данзаса. Запершись в номере и расстегнув мундир и рубашку, он прицелился и выстрелил в левую часть груди, как ему казалось, прямо в сердце. Не почувствовав ожидаемого результата, он выстрелил вновь - в середину груди.
__________________________

* Из записи в скорбном листе явствует, что рассказанный в воспоминаниях Е.Н. Бибиковой случай действительно имел место: «…в мае 1873 года ударил товарища ножом». Однако это произошло годом ранее попытки самоубийства.

** Точный возраст Л.М. Дубельта в момент попытки самоубийства – 18 лет 8 месяцев.

*** О револьвере системы Лефоше упоминается в юмористическом рассказе А.П. Чехова «Мститель», написанном в 1887 году: «Застрелиться или убить жену из Лефоше считается теперь знаком дурного тона».

 
О дальнейших событиях говорят документы архивного дела:

 «Военного и Полицейского телеграфов в С. Петербурге

                Экстренно

                В Пажеский корпус

В кафе Вольф паж Леонтий Дубельт выстрелил в себя из револьвера два раза.

Подано на т. Адмирал. 12 мая 1874 г. 11ч. 55м.
Получено 11 ч. 57 м.»

 «1874 года мая 12 дня в 11 часов утра полицею 1 участка Адмиралтейской части составлен настоящий протокол по следующему случаю. Из ресторана Вольфа дано [было] знать, что зашедший туда воспитанник Пажеского корпуса Леонтий Дубельт застрелился, вследствие чего я, нижеподписавшийся, прибыв на место, нашел, что в одной из комнат на диване сидел полураздетый, в одной рубахе Дубельт, с окровавленной рубахой, объяснил, что он имел намерение застрелиться, сделал два выстрела, но не застрелился, причины, побудившей его на самоубийство, не объяснил, просил отправить его обратно в корпус. Швейцар ресторана, крестьянин Курляндской губернии Иван Зирле, объяснил, что Дубельт, зайдя в ресторан, и когда он, Зирле, раздел его, т.е. снял с него пальто, то он потребовал чаю, после того через минут 20 Дубельт вышел в коридор окровавленный и кричал, чтобы его отвезли в Пажеский корпус и объявил, что он хотел застрелиться, но после двух выстрелов остался жив; вслед за тем вышли швейцарский гражданин Александр Францович Ромальд, жительствующий в Большой Конюшенной, в д. № 15й в кв. № 18, и швейцарский гражданин Иван Егорович Линд (управляющий рестораном), взяли и отвели обратно в комнату, посадили на диван и отобрали револьвер, затем дали знать в Управление участка и послали за доктором. Пояснения швейцар, Рональд и Линде во всем подтвердили. По осмотре отобранного у Дубельта револьвера таковой оказался малого размера шести выстрелов системы Лефоше, в барабане, где обыкновенно находятся пули, оказалось пять штук  гильз без пуль, пули же ни одной не было. Прибывший городской частный врач оказал Дубельту медицинское пособие, но заключения состояния здоровья его дать пока не мог, а нашел, что можно отправить для излечения. Вследствие чего Дубельт вместе с доктором в экипаже отправлен в Пажеский корпус».

(л. 28 и об.)

 
«Директору Пажеского Е.И.В. Корпуса

Старшего врача Юргенсона

Сего числа в 12м часу дня привезен был доктором Русселем и полицейским офицером в Корпусной лазарет младшего специального класса паж Дубельт, нанесший себе в гостинице Вольфа револьвером две огнестрельные раны в грудь. Одна из них находится посреди грудной кости против прикреплению 4 ребра и в ней прощупывается возвышение по-видимому крепко засевшей в кости пули; другая рана в левой стороне груди , соотвествующая промежутку между 6 и 7м ребром на 11/2 дюйма.

Как видно из начинающегося в окружности раны воспаления легкого и до сих пор продолжающегося кровохаркания, вторая пуля пробила ткань левого легкого и осталась в грудной полости. Больной жалуется на боль в груди и в подвздошной стороне живота, пульс слаб и замедлен. Призванный еще на помощь профессор Склифосовский* извлек у больного под действием хлороформа пулю, при сем препровождаемую, из раны под грудною костью лежащую, другую пришлось оставить в грудной полости**.

Состояние больного, конечно, в высшей степени опасно для жизни, хотя и были примеры выздоровления в подобных случаях.

Подлинный подписал старший Врач Статский Советник Доктор Медицины Юргенсон».

О состоянии здоровья юноши Юргенсон ежедневно с 20 по 26 мая отправлял сообщения в Главное управление военно-учебных заведений.

________________________________

*Склифосовский Николай Васильевич (1836–1904) – знаменитый хирург, профессор Медико-хирургической академии.

**Знаки ранения в виде двух рубцов сохранялись на груди Дубельта и позднее.

 
«26 мая дело Леонтия Дубельта было рассмотрено на заседании дисциплинарного комитета Пажеского корпуса. Членов комитета интересовал вопрос: «Могла ли мысль об исключении из корпуса заставить такого юношу, как Дубельт, решиться на самоубийство при предположении, что паж этот находится в здравом уме?» Они пришли к заключению: «Дубельт - вообще юноша неглупый; всегда учитывал свои права, всегда умел блюсти свои выгоды. Зная свои права пажа-кандидата, оканчивая хорошо экзамен, зная, что может быть офицером даже по удалении из корпуса чрез каких-нибудь два или три месяца, едва ли он представлял положение свое настолько отчаянным, что только вследствие одной мысли об этом положении мог решиться на самоубийство. Можно сказать довольно утвердительно, что молодой человек такого склада, как Дубельт, находясь в здравом уме, не мог прийти в такое ненормальное состояние, чтобы решиться на преступление даже и при мысли об исключении из корпуса».

По решению дисциплинарного комитета Пажеского корпуса 6 июня младший врач Н.У. Зенкевич и адъютант корпуса М.А. Энден с согласия отца доставили Леонтия Дубельта в клинику душевных болезней Главного клинического корпуса с диагнозом «сильное расстройство нервной системы». «Повод: анормальные черты характера, ряд проступков и покушение на самоубийство» – записано в скорбном листе*

 

Министерство                Директору Пажеского

Военное                Его Императорского         

Главное управление                Величества Корпуса

Военно-учебных заведений

                14 Августа 1874 года

 Высочайше повелено воспитанника вверенного Вашему Превосходительству Корпуса Пажа Леонтия Дубельта уволить по болезни из означенного заведения с оставлением в звании Пажа Высочайшего Двора и с представлением всех прав, присвоенным Пажам, находящихся на воспитании у родственников.

О таковом Высочайшем повелении сообщенном вместе с сим отцу упомянутого воспитанника будет объявлено в приказах по военно-учебным заведениям.

Помощник Главного Начальника

Военно-учебных заведений

Генерал-Лейтенант            (подпись)

Начальник Отделения

Генерал-Майор                (подпись)

 

«Министерство

Военное

С.-Петербургский                В Пажеский Е.И.В. Корпус

клинический

военный госпиталь

                Августа 23 дня 1874 года

 Находившийся в сем Госпитале в Клинике Душевных болезней для пользования Паж оного корпуса Дубельт 22 Августа из Клиники выписан и отдан на попечение его отца.

Смотритель Госпиталя                Майор  (подпись)»

 

 Поскольку для карьеры в гвардии путь был закрыт, Леонтий Дубельт перешел во флот. Однако вопреки утверждению Е.Н. Бибиковой, он вовсе не учился в Морском корпусе, который будто бы окончил с отличием, а начал морскую службу в 1875 году юнкером в восьмом флотском экипаже Балтийского флота. Год спустя он сделался гардемарином, еще через год получил первый офицерский чин - мичмана. Поскольку из-за попытки самоубийства молодой человек не смог окончить Пажеский корпус и стать офицером, то соответствующие экзамены он сдал только через два года службы на флоте. Также отсутствуют сведения о его учебе на минных курсах в Кронштадте.

 Л.М. Дубельт служил в Балтийском флоте, Архангельской и Сибирской флотилиях на различных судах - в послужном списке перечислены: винтовая лодка «Хват», пароход «Великий князь Владимир», фрегат «Петропавловск», корвет «Варяг», фрегаты «Генерал-адмирал» и «Севастополь», пароход «Ладога», винтовая шхуна «Бакан», клипер  «Абрек». Невольно удивляет большое число судов, которые пришлось переменить ему за время службы. Думается, это можно объяснить тем, что внук Пушкина был вспыльчивым и горячим по натуре. Скандальные происшествия словно преследовали его. Об этом говорят скупые записи в послужном списке. Так, за «самоуправство и нарушение порядка и благочиния в публичном доме» он провел пять суток под арестом в каюте, к которой был приставлен часовой. За нарушение правил дисциплины получил строгий выговор. На следующий год провел две недели на гауптвахте. Затем снова пробыл две недели под арестом за «оскорбление действием» итальянского подданного Агрести. 

 Помимо этого, Леонтий Дубельт участвовал в дуэли. В ноябре 1881 года он, будучи мичманом, имел столкновение в театре-буфф с незнакомым молодым человеком. Последний был пьян и при выходе из театра бросился на Дубельта и ударил его по голове. В ответ Леонтий Михайлович нанес обидчику удар кортиком. Противников задержали - Дубельт был препровожден в Петербургское комендантское управление, а напавший на него драчун - в полицейский участок. Там выяснилось, что им оказался  юнкер Николаевского кавалерийского училища барон Г.Э.-И. Бер, который, переодевшись в штатское, проник в театр-буфф незаконно (юнкерам запрещалось посещать увеселительные заведения), и поэтому он был доставлен в то же комендантское управление.

 Узнав о скандале, учиненном бароном фон Бером, начальство Николаевского кавалерийского училища поспешило «задним числом» отчислить позорящего учебное заведение смутьяна, который «согласно его желанию был исключен из списков училища и перечислен обратно в запас». Высланный в 24 часа из Петербурга, он уехал в Москву.

 Как единственный выход из создавшейся ситуации Дубельту предстояла дуэль, о чем объявил ему управляющий морским министерством контр-адмирал А.А. Пещуров. Молодому мичману сочувствовали многие - и сам Пещуров (который был родным сыном знакомого А.С. Пушкина, являвшегося в 1820-е годы опочецким уездным предводителем дворянства, благожелательно относившимся к опальному поэту), и санкт-петербургский обер-полицмейстер А.А. Козлов, вручивший ему адрес находившегося в Москве барона Бера, и экипаж-капитан первого ранга Скрыпалев, считавший, что «честь обязывает ехать», и содействовавший освобождению Дубельта из-под ареста, под который тот был заключен. Поединок состоялся в Москве.

 15 января 1882 года дело о дуэли рассматривалось общим собранием суда флагманов и капитанов, на котором Дубельт большинством голосов (57 голосов против 18) был оправдан. По совету контр-адмирала Пещурова он взял одиннадцатимесячный отпуск и уехал за границу, чтобы дело о дуэли забылось.

 16 октября 1884 года итальянский подданный Гаэтано Агрести пришел в экипажную канцелярию и вручил помощнику экипажного командира капитан-лейтенанту Рыкову    свою просьбу - денежный иск на мичмана Дубельта. «Охота вам говорить с мошенником», - сказал Рыкову бывший тут же Дубельт. Агрести ответил, что он честнее Дубельта, который в ответ ударил итальянца два раза по лицу - как сказано в протоколе, «нанес ему оскорбление действием». Свидетелями этого были пять офицеров, находившиеся в канцелярии, и писаря. В результате конфликта Дубельт был заключен под арест.

 В 1880 году Леонтий Дубельт виделся с матерью – Наталия Александровна приезжала в Россию на торжества, посвященные открытию памятника Пушкина, где встречалась с братьями и сестрой. Сообщая о появлении дочери поэта вместе с сыном - морским офицером, также принимавшим участие в праздничных торжествах, журналисты отмечали, что тот поразительно похож на своего легендарного деда, каким тот был в молодые годы. Так, в статье «Пушкинский праздник в Москве», напечатанной в журнале «Живописное обозрение», отмечалось: «Между прочим, один из членов этой семьи, молодой моряк, удивительно напоминает чертами лица покойного поэта: те же крупные губы, тот же нос, даже взгляд такой же, как на лучших портретах Пушкина».

 Луи Леже, французский писатель и ученый, профессор славянских языков и литератур Сорбонны, основоположник славистики во Франции, вспоминал: «По окончании моего выступления Тургенев сообщил мне, что в зале находятся две дочери Пушкина и что они хотели бы меня поблагодарить. Я не стал отказываться от этой чести. Одна из них, графиня Мереенбах (Меренберг) жила обычно в Германии. На своего знаменитого отца она нисколько не походила: элегантная и величественная, она скорее напоминала свою мать Наталью Гончарову, красота которой была гордостью и бедой поэта. С ней был один из племянников, морской офицер, странным образом напоминающий экзотический образ Пушкина». Разумеется, имелся в виду Леонтий Михайлович Дубельт, сын Наталии Александровны от первого брака, внук поэта. 

 Леонтий Михайлович подарил матери свою фотографию в морской форме, сделав на обороте надпись на французском языке: «Моей матери, горячо любимой своим сыном. Л. Дубельт  22 мая 1880. Санкт-Петербург». Без малого год спустя он напечатал в журнале «Нива» портрет матери в молодости, гравированный Б. Пуцем по рисунку П. Лебедева, с оригинала И.К. Макарова. (журнал «Нива», 1881 год, № 5)

 

 Эпилепсия, впервые проявившаяся у Дубельта незадолго перед попыткой самоубийства, продолжалась и в дальнейшем. Хотя, как утверждал он сам, после продолжительного лечения приступы болезни сделались гораздо реже и стали протекать значительно легче, припадки все же продолжались, причем они начинались неожиданно и часто сопровождались полной потерей памяти. За семь месяцев 1884 года у него было четыре приступа болезни, как на улице, «так и при исполнении служебных обязанностей на судне и по экипажу». 23 ноября 1884 года комиссия пришла к выводу, что вследствие болезни он «не может нести служебные обязанности на судах».

 Командир Сибирского флотского экипажа капитан первого ранга В. Палеолог 21 мая 1886 года так оценил познания, способности и прилежание по службе лейтенанта Дубельта: «Молодой человек с хорошим образованием, а потому мог быть бы весьма полезным морским офицером, но болезненное состояние, действуя на его умственные и душевные способности, в неблагоприятном виде решает судьбу Дубельта. Если болезнь его излечима, то будет годен для службы. Если нет, то, кроме вреда, себе и службе, он ничего создать не сможет. Поведения прекрасного. Понятия о чести оригинальные; раздражителен до забвения - словом, вполне больной человек, возбуждающий сочувствие и полное снисхождение в своих поступках».

 Хотя молодой офицер хотел остаться на службе во флоте, однако, ссылаясь на  медицинское заключение 1884 года, ему было предложено подать в отставку, представив свидетельство о болезни для назначения пенсии. «Будучи страшно поражен такого рода предложением и усматривая в службе все свои надежды и мечты, я ответил, что сам ни за что в отставку не подам, а в пенсии не нуждаюсь». Оскорбленный Дубельт «предпочел быть исключенным из службы без всякого пенсиона», и 2 ноября 1887 года был уволен в чине капитана второго ранга без пенсии.

 
«Его Превосходительству Г. Управляющему Морским Министерством К.А. Пещурову.

Отставного Капитана 2го ранга Дубельт

                Прошение               

Будучи уволен Высочайшим приказом по Флоту от 2-го ноября 1887 года за № 571 на основании примечания к ст. 33 о морском цензе от службы, позволю себе обратиться в настоящее время к Вашему Превосходительству с следующими ходатайствами:

1) Дорожа прежде всего Царскою службою, и тяготясь тою бездеятельностью, которойя ныне обречен, я и решаюсь просить Ваше Превосходительство о принятии меня на службу в Морское Министерство. Вполне сознавая, что плавание на судах для меня трудно, вследствие (хотя в настоящее время слабых и редких) совершающихся со мною припадков, но обладая во всех других отношениях железным здоровьем, я вполне способен занять какое-нибудь береговое место; готов я поступить на службу куда угодно, на каких угодно условиях, лишь бы только иметь дело; при этом я прибавлю, что владею совершенно свободно иностранными языками.

2) В 1881 году со мною случилось весьма неприятное обстоятельство. В театре-буфф начал ко мне придираться и приставать совершенно незнакомый мне молодой человек, одетый в статское платье, прибывший туда с компанией большинства мне знакомых офицеров, он был не совсем в трезвом виде и наконец при выходе из театра бросился на меня и ударил по голове, я хватил его кортиком, нас арестовали и повезли меня в Комендантское Управление, а его в участок, где он отрезвившись сознался, что он переодетый и удравший из Николаевского Кавалерийского Училища юнкер барон Бэр, вследствие чего его препроводили в то же управление. На другой день утром меня отправили к Управляющему Морским Министерством, а его в Училище. Из всей компании, бывших с ним офицеров никто не знал, кроме одного преображенца поручика Огрызко, что он переодетый юнкер и он же познакомил его со всеми другими, ничего об этом не сказав, после совершившегося скандала он немедленно поехал в Училище, где сообщил начальству о случившемся, а оно, чтобы смыть с себя пятно, успело исключить его вечерним приказом из Училища за совершенно другой поступок, так что мне пришлось иметь дело не с нижним чином, а с вольным человеком. Г. Управляющий Морским Министерством, в то время контр-адмирал Пещуров, по докладу об этом Высшему Начальству, сказал мне, что мне предстоит один исход - это дуэль, и что место, где находится высланный в 24 часа из Петербурга барон Бэр, будет мне указано Обер-Полицеймейстером, что и было сделано. Поручик Огрызко был за эту историю исключен из Преображенского полка, я же отдан под суд посредников. Когда настало время ехать в Москву стреляться, посредники, боясь ответственности, меня обманным образом арестовали, но мой экипажный командир, ныне в отставке, Контр-Адмирал Скрылев считая, что я должен непременно ехать, выдал мне свидетельство о личности. В Москве состоялась дуэль, о подробности которой составили протокол, а по моем возвращении посредники, рассердившись, что я от них удрал, предложили мне выйти в отставку, но дело перешло на суд Флагманов и Капитанов, весьма понятно, что ни одной из этих подробностей я сказать на суде не мог, но несмотря на это я был оправдан из 76-ти голосов против меня было только 18. Суд состоялся 15-го января, потому я не был произведен 1-го в в следующий мне чин лейтенатра и Управляющий Морским Министерством о\обещался мне, что я буду произведен со старшинством на будущий год, но на его место был назначен ныне умерший адмирал Шестаков, который ничего не знал из подробностей касавшегося меня дела, перевел в Архангельск, а затем во Владивосток и три года на давал мне чина. Наконец, мне удалось к нему явиться, объяснить и показать все имеющиеся и ныне документы по этому делу, он тогда ко мне мгновенно переменился, произвел в лейтенанты  и до конца жизни высказывал мне свое расположение. В настоящее время, если мне удастся поступить на Государственную службу, для меня будет иметь громадное значение число лет пребывания моего в чине лейтенанта, почему я и решил просить Ваше Превосходительство о возвращении мне этого трехлетнего старшинства. 

3)Перед моим увольнением в отставку начальство отнеслось ко мне с предложением подать самому прошение об оном и представить свидетельство о болезни для назначения мне пенсии. Будучи страшно поражен такого рода предложением и усматривая в службе все свои надежды и мечты, я ответил, что сам ни за что в отставку не подам, а в пенсии не нуждаюсь, меня уволили на основании примечания к ст. 33 о морском цензе. В настоящее время мое материальное положение сильно изменилось, а потому я и решаюсь просить о назначении следуемой мне пенсии, так как там прямо говорится, что увольняемые по болезни пользуются правами увольняемых по предельному возрасту.


 В марте 1889 года Дубельт  писал: «В настоящее время мое материальное положение с тех пор сильно изменилось, а потому я и решаюсь просить о назначении следуемой мне  пенсии, так как там прямо говорится, что увольняемые по болезни пользуются правами увольняемых по предельному возрасту».

В прошении на имя вице-адмирала И.А. Шестакова Дубельт отмечал, что из-за дуэли он три года не производился в следующий чин. Между тем при поступлении на гражданскую службу потерянные годы старшинства имели для него большое значение. Лишь 14 января 1891 года был отдан долгожданный приказ по морскому ведомству: «Уволенному от службы с награждением чином капитана 2 ранга Дубельту отдается старшинство в чине лейтенанта с 1 января 1882 года» .

 Если бы Леонтий Михайлович остался бы служить на флоте, не приходится сомневаться, что он бы принял участие в русско-японской войне, развернувшейся на Дальнем Востоке, где прослужил не один год и плавал на различных судах. Когда там начались военные действия, ему было бы 49 лет. Однако болезнь и преждевременная смерть воспрепятствовали этому.

Леонтий Михайлович Дубельт был женат на княжне Агриппине Оболенской. Он умер 24 сентября 1894 года, не дожив двух недель до сорока лет, был похоронен на Смоленском кладбище, где уже покоились другие Дубельты - дед Леонтий Васильевич, в честь которого получил свое имя, бабка и дядя. На его могильном памятнике, помимо обычных надписей: чина, дат рождения и смерти, выбита еще одна: «внук поэта А.С. Пушкина». Отец как бы уступил место на Смоленском кладбище ранее ушедшему из жизни сыну. Скончавшийся шесть лет спустя Михаил Леонтьевич был погребен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры рядом со свойственниками – Базилевскими и  Кондыревыми.