Про моего деда

Дед у меня был обыкновенный и в тоже время особенный. Он был убежденным коммунистом до последнего дня действия КПСС, а потом, без лишних эмоций, отнёс свой партийный билет в районный комитет партии, расположенный во Дворце металлургов.

Он мало уделял нам с братом внимания, особенно, когда умер наш отец и нам требовалось мужское воспитание, но самозабвенно помогал нам строить дом на даче.

Сказать, что мы его боялись - не сказать ничего. Мы трепетали, когда были у него с бабушкой в гостях, ожидая его с работы и думая в каком настроении он вернётся домой. Будет приветлив или рявкнет на нас потому что кто-то в очередной раз сломал его баян.

Он был бравый военный-фронтовик, но всего три дня был в пекле боевых действий, когда воевал с японскими милитаристами, защищая Дальний восток.

До семидесяти лет он был неприступной крепостью, через стены которой не могли даже прошмыгнуть ни наши, ни его эмоции.

- Дед пришёл с ночной смены и спит, не будите его. - Часто говорила нам бабушка, когда мы приходили к ним в гости. И мы ходили на цыпочках, опасаясь потревожить сон этого страшного и уважаемого человека.

Когда мой брат ушёл в армию, а я в двенадцать лет остался совсем без мужского влияния, мой дед стал совершенно другим человеком. Возможно, на это повлияло осознание им преклонности возраста, а может какие другие моменты нашей быстротечной жизни.

Его доброта и внимание ко мне - его самому младшему из внуков проявлялась в нашем с ним доверительном и дружеском общении.

Он накупил тогда для меня рыболовного снаряжения. Пара новых и хороших спиннингов, несколько бамбуковых удилищ и удочка телескопичка - лишь немногое из того перечня роскоши, ставшей доступной мне, благодаря любви и вниманию человека, заменившего мне рано ушедшего отца и временно отсутствующего старшего брата.

- Дед, расскажи, как ты воевал с японцами? - я с затаённым дыханием ждал увлекательных историй про его боевую молодость, когда мы сидели на берегу и следили за неподвижными поплавками.

- Пух, пух! - Говорил дед, прикладывая удилище к плечу и прицеливаясь, как-будто в его руках была винтовка.

Я смотрел ему в лицо и мы вместе смеялись.

Он рассказывал мне про японских солдат, которых император посылал в бой в обуви без задников. Если такой воин возвращался босиком, было ясно, что он отступал и с ним свои поступали жестоко.

Волосы на моей голове шевелились от ужаса, когда я слушал про японцев смертников, сидевших на деревьях с ножом в ожидании своей жертвы. Один самурай, один нож, один противник. Этим же ножом японец даже после удачной охоты при любом раскладе делал себе харакири. Такой у них был настрой.

- Дед, а много их там было? - почти шепотом выяснял я у него про японцев.

- До хе*ра. - Устав отвечать на мои вопросы, говорил дед, дёргая удилище при очередной поклёвке и доставая из реки окуня...

Деда не стало холодной февральской ночью 1999 года. Я часто вспоминаю его с благодарностью за всё то, что он мне передал: свой жизненный опыт, свои знания, своё чувство юмора.

Мне на ум часто приходят мысли, что я давно прошёл тот возраст, в который он и его сверстники защищали Родину от врага.

Я понимаю, что он тоже был молодой, хотя я его впервые увидел, когда ему было за шестьдесят.

Спасибо, дед тебе за всё. Покойся с миром!