Михаилу Б. Барклаю-де-Толли

 и его супруге Елене Ивановне

Увы, все в нашем мире тленно,
А вечна только лишь любовь,
Неповторимая Елена
Перед которой на колени
Встал Михаил Барклай без слов.

Что красота? Когда друг верный
И, понимающий тебя,
Одарит нежностью безмерной,
И добротой души примерной
Пронижет, искренне любя.

Барклай-де-Толли – полководец,
Красив и строен, дух силен,
Родясь под Рижским небосводом
Шотландец, немец ли, в народе
Он иностранцем был клеймен.

- Он нежен, кроток, как ягненок, -
Твердила страстная жена,-
Он в чувствах и сужденьях тонок,
Галантен и учтив с пеленок,
Я потому ему верна.

Когда лишь в возрасте Христовом
Ему жениться суждено,
То верность - главная основа,
В его роду она не новость,
Судьбою всё предрешено.

Когда в округе сослуживцев
Измены заполняли дни,
Он не был ветреным ревнивцем,
С людьми отъявленным спесивцем,
К досужим сплетням был ленив.

Где б ни служил, во Пскове, в Польше,
Иль в Праге, в Турции, везде
Он нес достойно службы ношу,
Куда бы ни был ей заброшен,
Был верен лишь своей звезде.

Сын бургомистра, дед – священник,
Порядочность у них в крови,
Военной службы верный пленник,
Он не предатель, не изменник,
Жизнь положил к ногам любви

Своей чудеснейшей Отчизны,
И чтобы кто не говорил,
Любил страну до самой тризны,
Он армию хранил при жизни,
И сам историю творил.

Финляндский полк. Дрались все вместе,
Упорно бились до конца,
А он писал своей невесте,
Что трус здесь  прямо неуместен,
Что клятве верен до конца

В войне со шведами сражаясь,
Друг, умирая,  шпагу дал,
Просил хранить, как меч Державы,
Там слезы с горечью смешались,
А принц о вечности мечтал.

Барклай со шпагой не расстался,
Всю жизнь хранил ее, как честь,
Лишь в Петербурге он признался,
Когда  руки жены касался,
Что значит доблесть, верность, честь

Своих друзей в Тобольске, Праге,
В Аустерлице, где б не был,
И в нежных письмах на бумаге
Писал о славе и отваге,
Что в сердце пламенном хранил.

Как редки были дома встречи,
Походы армии трудны,
Своей Елене каждый вечер
Израненную кисть на плечи
Он клал – герой родной страны.

Недели, месяцы лечила,
Спасала мужу руку, жизнь,
Рука в осколках, кровь  сочилась,
Супруге сердце боль точила,
Шепча ночами:- Удержись!

Врачей из разных стран возила,
Была при муже день за днем,
Своей заботой излечила,
И письма в Петербург строчила
О детях, думая о нем.

Он времени не тратил даром,
Над картой несся карандаш,
И, утверждая планы с жаром,
В каком-нибудь домишке старом,
С друзьями шел на абордаж.

Он - генерал, министр в Сенате,
Разведка, Тактика, Устав,
Границы, Провиант, и кстати,
Он думал лишь о русской рати,
Утехи бренные поправ.

Наборы рекрутов в Томбове,
Дивизию ввел в Ярославль,
И был Воронеж наготове,
Снабдив вооруженьем новым
Он  в Кострому войска послал.

И огнестрельное оружье
Копилось в Киеве, Твери,
Бюджет был многократный нужен,
Хоть и рассудком был остужен,
С Багратионом говорил.

Не береглась в России нашей
Солдата жизнь, как не крути,
Считал себя он виноватым,
И планы, составляя свято,
Был осторожен он в пути.

Кому важна одна лишь слава,
Царя награды для себя,
Хвала столицы златоглавой,
А не могилы в синих травах,
Не плачет, горестно  скорбя.

Барклай совсем иного нрава,
Не предавал своей страны,
И армию любил по-праву,
Тщеславьем не был он отравлен
На гребне царственной волны.

По трупам не придешь к причастью,
В Филях он честно все сказал,
Без Армии стране нет счастья,
Хоть разрывалась плоть на части,
Он на себя позор весь взял.

И вот досужие потомки,
Забыв заслуги многих лет,
В свои дырявые котомки,
Идя по самой ложной кромке,
Кладут Барклая добрый след.

Менять любовниц, как перчатки,
Он не любил, жену ценил,
И смело дрался в каждой схватке,
На теле оставляя латки,
Всех сплетен света не любил.

Он удивлял всех красотою,
И был отважен и умен,
Своей душевной простотою,
И необычной чистотою,
До самой смерти наделен

Предать любимую иль друга,
Он не стремился никогда,
Буран, огонь, метель и вьюга,
Сужденье ложное  ли круга
Ломались твердостью всегда.

Кому-то нравились дуэли,
Кого-то злая ревность жгла,
А для него хлебами спели
Наделы, что солдата грели,
Раз отслужил бог ремесла.

Пусть вольный хлебопашец знает,
Потомки  знают все его,
Что гордо реет правды знамя,
Что никакая сила злая
Уж не исправит ничего.

Закон его правдив и верен,
Порядочность не на показ,
Души его открыты двери,
Какие ж надругались звери
Над светом помертвевших глаз?

Был саркофаг его ограблен,
и ордена, и сам мундир,
ни шпаги там, ни верной сабли,
подверженный при жизни травлей
Боец, отважный командир.

А что в Эстонии осталось,
И что в России помним мы,
Кому закралась в сердце жалость,
Во всем царит одна усталость,
Все души, вдруг, затемнены.

Простите, Михаил Богданыч,
Иль  Михаэль Андрэас, все ж?
Мы, не читаем всех приданий,
Нам много не хватает знаний,
Будь раб ты или сын вельмож.

Мы дети все нелегкой доли,
В нас подавили гордый нрав.
Спасибо вам, Барклай-де-Толли,
За всю любовь к российской воле,
За пуд ее прогорклой соли,
В  чем был ты бесконечно прав!