На изнанке жизни
— Дедушка, давай сходим на кладбище. Сегодня год, как умерла Надя, — сказала Люба.
Она была младше Фёдора на 25 лет и звала его дедушкой. Он не оставался в долгу и называл её тётей. Нет, родней ему она не приходилась, зато была родной тёткой Надежды. Значительная разница в возрасте совсем не мешала их дружбе. Сближало тётю и племянницу пристрастие к алкоголю. Бывало, изрядно хлебнув, они честили друг друга на чём свет стоит.
«Зечка ты х…ва!» — черноротилась Надька на свою тётушку. Та в долгу не оставалась: «А ты ****ь конченная! В Москве на панели стояла». И пошло-поехало... Взаимные оскорбления летели, как крышки c пивных бутылок. Захмелев и накричавшись вволю, они расходились непримиримыми врагами. А протрезвев, встречались вновь, как ни в чём не бывало. Губы расползались в слащавой улыбке, а лица источали елей.
Вот так они дружили, если вообще такие отношения можно назвать дружбой. Трезвый держит свои эмоции на узде, у пьяного они срываются с языка. Хмельное словцо в таких случаях — камертон истинных отношений. «Ты право, пьяное чудовище! Я знаю: истина в вине», — сказал поэт.
— Боже мой, уже год пролетел! А вроде совсем недавно она заходила ко мне, просила денег на туфли. Соседка недорого предложила, почти новые.
— Интересно, а как бы она вернула тебе должок? Её нигде на работу не брали, когда узнавали, что сидела. И ты дал?
—Не отказал по старой памяти. За три с половиной года обида на неё улеглась. Только просил, чтобы вновь на иглу не села. Если узнаю, на порог не пушу. Хватит того, что было...
— Какой ты наивный, дедушка! Зечке и наркоманке поверил.
— Зачем так о ней, тётя? Мы с тобой тоже зону хлебали.
— Я — это совсем другое дело... А она сама кололась и других травкой снабжала.
— Ладно, не обижайся!.. Сказала, что отработает.
— И ты, старый кобель, повёлся.
— А почему бы и нет? Не впервой...
— Это уж точно! Москва её научила, как должок у мужиков отрабатывать, — намекнула тётя на московскую жизнь племянницы.
Фёдор вспомнил как впервые увидел Надю. Под утро его разбудили настойчивые звонки в дверь, чертыхаясь, он нехотя поднялся с дивана и долго ковырялся ключом в замочной скважине. А когда, наконец, открыл дверь, увидел Верку с подругой и особенно не удивился (не первый раз, только раньше Верка приходила одна). Он молча посторонился и впустил. Девки, хмельно улыбаясь, бесцеремонно ввалились в квартиру. Фёдор пытался приструнить полуночниц за поздний визит, но, видя, что толку никакого не будет, только махнул рукой и отправился на свой диван.
Они же, продолжая болтать, быстро разделись и, кое-как побросав одёжку на стул, без всякого стеснения завалились к нему на диван. Одна под правый бок, другая — под левый. И тут же крепко уснули. А Фёдор совсем лишился сна. Всё ворочался между двумя подругами, толком не зная, которую из них приголубить.
Уставшие после бурных ночных похождений, подружки крепко спали. Они совсем не реагировали на бесстыжие мужские руки, касавшиеся самых укромных девичьих мест. Или их так вымотала дискотека, или откровенные мужские ласки уже давно стали для них самым привычным делом.
От такого нежданного соседства — подумать только, спать сразу с двумя девками! — у Фёдора перехватило дыхание и взыграла плоть. В голове забродили плотоядные мысли. В похоти и растерянности провёл он остаток ночи.
Когда утром Фёдор с Веркой пили кофе на кухне, он, вконец обалдевший от пережитого, набросился на неё с упрёками.
— Я же тебя предупреждал, чтобы никого не приводила! А ты…
— Гордиться тебе нужно, папулечка, а не скулить. Сразу с двумя молодицами спал.
— Мне и одной достаточно…
— Не млей, папуля! И Надюху не обижай! Мне пора уходить, а она пусть ещё немного поспит.
— Куда ж теперь её гнать? Пусть спит. Мне спешить некуда.
— Вот и хорошо. Ещё спасибо мне скажешь, папочка!
Верка чмокнула Фёдора в щёку, быстро засобиралась и ушла. А подруга ещё долго спала, изредка бормоча что-то во сне. А когда проснулась, явилась на кухню к Фёдору, бесстыдно представ перед ним в одних трусиках. Тёмные соски на маленьких белых грудях зазывно и аппетитно поглядывали на него. «Мда-а-а!» — сомлел мужик. — «Явление приблудной на кухне!»
— Верка что, уже дёрнула? Вот сучка! — Надюха окинула его откровенным взглядом. — А ты, дядечка Фёдечка, мужчинка ещё ничего, совсем не старый. Наговорила Верка мне про тебя... Голова побаливает, может, плеснёшь?
— Оделась хотя бы для начала, — заметил Фёдор. — И потом, малолеткам не наливаю!
— Ишь скромник, думаешь, я не слышала, как ночью лапал? Сил не было препираться с тобой… И по Верке обо мне не суди! Мне уже 18.
— Совершеннолетняя, значит. Ну, налью, а потом что?
— А потом, дядечька Фёдечька, суп с котом!
Спиртное упрощает общение между полами, нивелирует разницу в возрасте. После пропущенной рюмки быстро находится общий язык, минуту назад совсем незнакомые люди уже на «ты». Беседа льётся вольно и откровенно, эмоции растормаживаются.
Захмелевшая женщина жалуется на свою неудачную жизнь, что её на работе не понимают, а дома муж — козёл с маленькой зарплатой, терпеть такого уже нет сил. Денег не хватает на самое необходимое, а чтобы подзаработать, так диван для него дороже семьи. Только и знает, что пролеживать на нём свои бока и смотреть телевизор.
А если у неё мужа нет, жалуется, что в молодости поверила негодяю, он обещал жениться да обманул. Все мужики — сволочи. Но ты — человек хороший, понимаешь женскую душу. А «хороший», сам уже навеселе, поддакивает захмелевшей подруге и не забывает наполнять рюмку. Она жеманится, выпивает и пьяно смеётся. И вот уже его рука на её коленке, он её гладит, а потом лезет с обнимками.
Она деланно отстраняется, мол, она не такая, как он о ней думает. «Ну, конечно, вы не такая, а ждёте трамвая», — шутит он пьяно. И продолжает настойчиво обнимать, пытается поймать её губы.
И ещё минуту назад неприступная крепость сдаётся. "А сколько той жизни, почему нельзя позволить себе маленькую радость?" — шепчет она себе. — "Сила женщины в её слабости…"
Верх берут инстинкты, что прячутся ниже пояса. Всё дальнейшее происходит на уровне физиологии, по естественному закону природы, однако в неестественном состоянии его и её.
Захмелевший Фёдор обнимал сидевшую у него на коленях Надюху, тискал и целовал её маленькие груди. Она же только лениво отмахивалась.
— Да отстань ты, ишь, какой шустрый! С первого разу — и в дамки? Сказку вот лучше послушай. О любви!
— Ты смотри, какие вы творческие с Веркой личности. Та стишками меня задолбала, а ты сказкой хочешь добить. Да ещё про любовь, а что ты вообще про неё знаешь? От горшка — два вершка!
— Молодая — не значит, что дура. Теперь любовь, что картошка ранняя. Быстро созревает и быстро отходит. И красивая только в сказках. Вот как у Золушки. Сидела себе в грязи, а принц её высмотрел. В нашей жизни так не бывает.
— Что, уже успела обжечься? Толком ещё жизни не видела, а уже на любовь жалуешься.
— Думала, что люблю, а у него на уме было только одно — потрахаться. Вот и дотрахалась. «Зачем нам ребёнок, с ним много мороки, а мы ещё толком жизни не видели, давай поживём в своё удовольствие». Послушалась его и сделала аборт.
А его в армию забрали, поначалу я часто писала, а потом надоело, переписка наша заглохла, и мы быстро позабылись. Возле меня новый ухажёр закрутился: слова хорошие говорил, на подарки не скуп. Поверила такому галантному, а как оказалось, ему от меня тоже только одно было нужно…
— А ты что думала? Мужчина — самец, по своей природе похотливый и агрессивный. Ему принадлежит инициатива «потрахаться». Если женщина это понимает, не поведётся на «любовь до гроба» и не станет сексуальной игрушкой, на которой самец оттачивает своё сексуальное мастерство.
Любовь и секс — это разные вещи. Женщина мечтает о необыкновенных, романтических отношениях, ей хочется большой и крепкой, одним словом, — настоящей любви! А мужчина более будничный, что ли… Ему не романтичные отношения подавай, а быстрое чики-чики... У мужиков это всегда на первом плане. Недаром среди них гуляет присловье, что «наше дело не рожать, сунул-вынул и бежать…»
У человека разумного есть в голове «думающие» извилины. Думай, Думай, ДумАй! Прежде чем прыгать в постель. Тогда не будет разочарования в своём избраннике и любви. И жизнь не покажется жестокой. Хорошо сказано: «Мы сваливать не вправе судьбу свою на жизнь. Кто едет, тот и правит. Поехал, так держись!» В том, что с тобой случилось, малышка, вини только самую себя!
— Тоже мне, моралист нашёлся. В интернате нравоучители задолбали… Лучше налей и сказку мою послушай.
— На морали мы насрали. Пей и вешай мне на уши свою сказку!
— Уши у тебя, дядечка Фёдечька, что лопухи, — только слушай. Да не лапай! Ишь, какой нетерпеливый, ещё успеется!
Накатив рюмку, Надюха прикрыла глаза, немного помолчала и сбивчиво начала свою сказку. В ней кружила такая же пьяная логика, как и в её голове. Фёдор, тоже изрядно поддатый, как ни напрягался, всё никак не мог уловить хоть какой-то смысл в этой белиберде.
— Волчица-мамочка решила погулять. Поймала в лесу зайчика и разорвала, подумала, вот деткам своим принесу покушать. Но он остался жив, чуть-чуть. И убежал в нору к барсуку. За ним прибежали мама с папой: «Где наш любимый сынок?» А барсук отвечает: «Ко мне прибежал, забирайте его, лишний жилец мне обуза!» Забрали сынка родители и стали ругать: «Сыночек, родной, как ты мог убежать от нас? Мы за тебя так переживали». А зайчик им отвечает: «А мне пох...! Как пришли, так и угнали! Вы мне не нужны!» Вот и сказки конец. Если усёк её, так молодец!
— А что усекать? Чушь твоя сказка! Сочинить нормальную ума не хватило?
— Тупой ты, дядечка Фёдечка! Родители зайчика пофигистами были, таким и сынка воспитали.
— С чего ты взяла, что они пофигисты? Любимым сынком называли, беспокоились о нём, искать пошли.
— Раньше надо было беспокоиться! Не смотрели за ним, гулял, где хотел. Вот и попался волчице.
— Это ты, наверное, о себе рассказала?
— Мои старики тоже такими были. Водку жрали, а меня в интернат спровадили. А там жизнь по расписанию: подъём — учёба — отбой! Учиться я не хотела, любила оторваться в компании. В 13 лет стала встречаться с мальчиком, забеременела и аборт сделала.
— Дела… А что воспитатели?
— Боялись скандала, потому шума не поднимали. Поругали для вида, на том воспитание и закончилось.
— В интернате ты отучилась, а дальше что?
— На работу устроили, комнату на четверых в общежитии дали.
— Для начала совсем неплохо. Вот видишь, интернат беспокоился о тебе.
—Устроили на камвольный комбинат, ученицей ткачихи. За ткацким станком стояла. Всё крутится-вертится. Шум, грохот в цеху, ничего не слышно — кричать нужно.
После смены ног не чувствовала. Пришла в общежитие и сразу бух на постель! А хотелось на дискотеку. Такая работа была не по мне. Решила уйти... Дядечка Федечка, ты непротив, если иногда у тебя заночую?
— Что, с общаги выгнали?
— Сказали освободить комнату, когда с комбината ушла.
— Можешь иногда ночевать. А на каких условиях, ты догадываешься?
— Знаю твои условия, дядечка Фёдечка, Верка сказала. Меня они не смущают.
Надюха крепко прижалась к Фёдору и страстно чмокнула его в небритую щеку.
— Голова от вас кругом идёт. Ну что же, договорились! Можешь иногда заруливать на ночёвку.
Дядечка Федечка сгрёб захмелевшую Надюху в охапку и потянул на диван. Она не упиралась, а лишь пьяно пробормотала, что если у него нет презерватива, пусть возьмёт в её сумочке.
Продолжение будет.
Свидетельство о публикации №221081001051