Преров Гл. 20. У пограничников

                Приятно вспомнить невзгоды, когда они
                миновали.

                ЦИЦЕРОН Марк Туллий






20. У пограничников

Шипение радиостанции, работавшей на аккумуляторах, неожиданно прервалось, и ясно прорезался запрос с первого катера.

– Есть связь! – воскликнул механик (Марина всё переводила, как заведенная) и передал гарнитуру шефу, который, уперев руки в колени, сидел в раздумьях с потухшей трубкой в зубах.

Вызывал капитан первого катера. Он сообщил, что идёт к нам.

– Черт возьми! Очень своевременно! – пробурчал кэп.

– Они приближаются, – воскликнул Олег, вскочив на сиденье и всматриваясь в сторону берега.

– Сядь! – заорал на него Пирог.  –  Опять свалишься за борт!

Олег с перепугу плюхнулся на сиденье.

– К нам движется ещё какое-то судно, – сказала Марина, указывая рукой в сторону.

И в самом деле – к нам с другого направления быстро приближалось судно, явно покрупнее нашего катера. Широкий бурун, который оставляло оно за собой, заметен был издалека. Мы все смотрели в ту сторону.

– Это сторожевой катер пограничников, – сказал капитан, невозмутимо раскуривая трубку, – потащат нас к себе. Будем давать объяснения, а заодно и перекусим у них.

Все тут же почувствовали, как ужасно проголодались, сказался пережитый стресс.

Суда подошли почти одновременно и застопорили ход.

Увидев более молодого коллегу с первого катера, кэп не выдержал, и, не выпуская трубки изо рта, сначала указал ему на свою радиостанцию, а затем покрутил пальцем у виска, что надо было понимать как – «Ты что – придурок?»

– Почему не отвечал?! У нас пробоина, напоролись на топляк. Мы все могли здесь отдать концы!

Физиономия кэпа, и так малиновая, побагровела. Он сорвал с головы и с досадой швырнул под ноги фуражку.

 – Я потерял голос, черт возьми! – хрипел он. – Наверное, даже в Швеции слышали, как я ору в это чертово радио! – его живот при этом возмущенно вздрагивал под полосатым тельником.
 
– Аккумуляторы! – отвечал первый капитан, обескураженно разводя руками, – они сели.

– А ты не видел, что мы отстали?! – не выдержав, возмутился механик, доселе молчавший, как рыба, – или так спешил загрузить новых пассажиров, что и головы не поворачивал?

И тут все заговорили и закричали разом.

Ребята с первого катера кричали, выясняя, что случилось, им возбуждённо отвечал Пирог, размахивая руками, громко и сбивчиво рассказывая подробности.

Девчонки, опять прослезившись, в который раз с истерическими нотками в голосе громко рассказывали о том, как они вычерпывали воду вёдрами, возбужденно демонстрируя их публике:

– Мы думали, что катер вот-вот утонет! А как страшно было, мамочки!

Марина кричала, переводя с немецкого и одновременно громко отвечая на вопросы Гены, которыми тот засыпал нас.

Все хотели всё знать, и эмоции просто зашкаливали!

Кто кричал: «Что с Таней?», кто спрашивал, что собираемся делать. Пирог опять громко рассказывал, что «Китай – герой, всех спас!» Гвалт стоял невообразимый. Я сидел, обнимая укутанную Таню, и думал, когда и чем же всё это закончится.

Тут с борта пограничного катера, который возвышался над нами метра на три, металлическим голосом громко заговорил мегафон:

– Курт, старина! Мы получили ваш сигнал SOS. В чём дело? Что у вас стряслось?

Кэп ему безрадостно ответил:

– Генрих, оставь эту кричалку, я хоть и постарел, но пока ещё не оглох!

Человек с мегафоном и кэп, к нашему удивлению, оказались знакомцами.

Приглядевшись к моряку со сторожевика, я вскрикнул:

– Так это же тот самый пограничник, что привозил к нам выставку с оружием!

Все удивлённо переглянулись:

– Вот это да!

– Генрих, мы на прогулке с ребятами из лагеря наскочили на топляк, который пропорол мою посудину. Кое-как пробоину заделали парусиной. Двигатель заглох и не заводится. А еще у нас есть пострадавшие. Нужна твоя помощь!

– Сейчас дам пару спецов, они посмотрят двигатель, а в первую очередь подавайте пассажиров к нам на борт, доставим на базу. Тебе тоже надо к нам, там есть все условия для ремонта, ты же в курсе, – офицер, перевешиваясь с борта, говорил уже без мегафона, – если двигатель не удастся завести, то отбуксируем.

– Добро! А что с первым катером?

– Пассажиров – тоже к нам на борт, а сам пусть возвращается. Все переночуете у нас, а завтра ребят отправим в лагерь автобусом. Лишние приключения ни к чему. Выполняйте!

Эти слова офицера вызвали оживление и вздох облегчения одновременно. Уже начинало вечереть. Все продрогли на ветру, а на нашем катере ещё и промокли.

Вскоре по трапу все поочередно поднялись к пограничникам. Таню подняли на борт специальной брезентовой люлькой, похожей на гамак.

– Вы знаете этого офицера? – удивилась Марина.

– Я отставной пограничник, долго служил в отряде. Мне там всё знакомо. Три года назад меня проводили на пенсию, Генриха знаю давно – толковый моряк и товарищ хороший.

– Вот оно что! – удивилась и обрадовалась Марина, – Тогда мы как за каменной стеной.

Вскоре все ребята поднялись на борт патрульного судна, с интересом осматриваясь. Пацаны уважительно смотрели на орудийную башню, из которой грозно торчал ствол скорострельного орудия. Таню разместили в каюте. Присмотреть за ней пошла и Марина.

– Что там у вас, Курт? – через борт спросил офицер кэпа.

– Всё с твоими парнями осмотрели, двигатель в порядке, только на гребной винт намоталась сеть, сейчас высвободим, дайте только нам пластырь, надо дополнительно заделать пробоину и сможем двигаться своим ходом. Связь будем поддерживать.

– Добро!

Моряки действовали слаженно и без лишних разговоров. Через некоторое время снизу последовал доклад о готовности к движению, и оба судна направились в сторону берега. Пограничники впереди, оживший катер – в кильватере. С борта сторожевика он теперь казался жалкой лодчонкой. И как мы не побоялись на таком выйти в открытое море?

Меня к Тане не пустили, там Марина отжимала её одежду, растирала и укутывала в одеяла. Офицер попросил называть его по имени – Генрих – и приказал подготовить носилки для Тани. По радио связавшись с берегом, он отдавал отрывистые распоряжения на немецком языке. Я уловил по отдельным фразам, что он приказал готовить ужин и спальные места, сообщив, сколько нас. Также он приказал быть в готовности медику для оказания помощи Тане.

Ребята разместились в кубрике судна. Нам с Саней и Олегом тоже дали одеяла, и мы сидели, укутавшись в них.  Одежду отнесли для просушки к мощному калориферу, гнавшему горячий воздух. Кок разносил всем обжигающий чай с лимоном. 

Мы шли к базе пограничников примерно час. На душе стало спокойнее и даже клонило в сон от усталости и перенапряжения. Наступала темнота.

Вскоре мы вошли в базу и при свете прожекторов пришвартовались к причалу в небольшой бухте, уже на служебной территории, огороженной забором с колючей проволокой.

Одежда к тому времени высохла, и мы переоделись. Пограничники, будучи в курсе происшествия, нас тепло встречали: одобрительные возгласы, рукопожатия.

Несмотря на царящее оживление и сгустившуюся вокруг темень, отчетливо ощущалась близость моря, которое в темноте сонно вздыхало слабым прибоем. Море, которое дало понять, что иногда с ним шутки плохи.

Таню, которая уже очнулась, сразу на носилках отправили в лазарет в сопровождении Марины и молодой женщины-врача.

– Где мы? – Таня пыталась привстать, но ей не позволили.

– Не волнуйся, мы на берегу у пограничников! – ответила Марина.

– А где Олег и…

– Мы все тут, не волнуйся, Таня, – успокаивала её вожатая.

Офицер проследил, чтобы все его распоряжения были исполнены, и пригласил нас на ужин. В небольшой офицерской столовой нас ждали накрытые накрахмаленными скатертями, сервированные с немецкой тщательностью столы, каждый на четыре персоны.

Здесь же за отдельным столом ужинал и Генрих, пригласив кэпа-Курта, механика и вожатых. Он рассказывал нашим на русском и иногда переходил для своих знакомых моряков на немецкий язык:

– Мы уже имели информацию о том, что с баржи с лесом, которая много лет назад затонула в этом квадрате, начал подниматься тяжёлый топляк. Что на это повлияло, неизвестно. То ли сильные подводные течения, которых здесь много, то ли перегнившие крепления на барже. Но суда уже здесь сталкивались с топляком. Скажу больше, до сих пор сохраняется минная опасность с войны. Нас неоднократно оповещали об этом, и нам приходилось расстреливать такие находки.

Подали жареный картофель с сосисками и чай с печеньем. Немерено намазывая горчицу на сосиски, уплетали, будто не ели вечность, но одним ухом слушали, что рассказывает Генрих.

– Так что, друзья, вы поступили опрометчиво, не поставив нас в известность о своей прогулке. Всё могло очень плохо закончиться. Хорошо, что наши связисты поймали сигнал SOS с катера. Но, как вы же мне рассказали, ваши пассажиры повели себя мужественно и не дали случиться беде. – Генрих повернулся в нашу сторону, – особенно наш юный друг и его подруга. Кстати, врач сказал, что завтра она уже будет в норме и поедет в лагерь с вами. Поаплодируем им, друзья!

И он встал и захлопал в ладоши. Все поднялись и аплодисментами поддержали его. Я, смущенный и красный, как рак, тоже встал.

– Большое спасибо, Генрих! – сказал я, – все из нас поступили бы так же. Я рад, что всё закончилось, а вы нас спасли, и мы здесь… Вы настоящие друзья. И гостеприимство. Я этого никогда не забуду!

Теперь уже наши аплодировали немцам.

Ферзь умоляюще посмотрел на полную официантку и попросил добавки. Та не сразу поняла его, а когда Марина, смущаясь, перевела, удивленно вскинула брови и, всплеснув руками, умчалась за ещё одной порцией. Марина с укоризной воскликнула:

– Купцов! Ты что, умираешь с голоду?!

– А, может, я и вправду – умираю!

– О, боже! – закатила Марина глаза.

Не в силах сдержаться, все, включая и немцев, громко рассмеялись.

Вскоре мы спали без задних ног, разместившись в помещении учебного класса, куда пограничники занесли койки, убрав в коридор столы и стулья. Всё, что делалось, поражало организованностью.

Утром нас ожидал сюрприз.

Встреченные Генрихом, через пропускной пункт базы прошагали два человека в форме. Один в морской – не кто иной, как Константин Иванович, Танин дядя, а второй, постарше – загорелый до черноты наш офицер в полевой форме, подполковник. Оба с озабоченными лицами, примерно одного роста, похожие друг на друга. Генрих что-то на ходу им рассказывал, те внимательно слушали.

В это время мы уже проснулись, позавтракали и сидели на скамейках в уютном скверике, ожидая автобус из лагеря и обмениваясь впечатлениями прошедших суток.

Я сразу понял, что подполковник – Танин отец. Так они были похожи с капитаном «Атлантика»!

– Папка! – вдруг  воскликнул Олег и со всех ног понёсся навстречу отцу. Они крепко обнялись.

– Папа! – раздался еще один возглас. – Мы все повернулись. И Татьяна бежала от крыльца лазарета навстречу отцу. На крыльце осталась стоять врачиха, которая растроганно наблюдала эту картину.

Таня повисла на отце, крепко обняв его за шею. Прижавшись к ним, обоих обнимал Олег. Потом также сердечно они обнялись с Константином Ивановичем, а Генрих призывно махнул врачу – мол, давай тоже сюда, и всех повёл к себе.

– Да-а, ну и история! –  произнёс Артём, долго до этого молчавший.

– Зато, будет что вспомнить, – прокомментировал Ферзь, закидывая из пакетика в рот леденец за леденцом.

Когда гости, видимо, получив исчерпывающую информацию от Генриха и врача, вышли от него, то остановились, и посмотрели в нашу сторону. А Таня подбежала к нам и сказала:

– Всем здравствуйте!

Мы оживлённо отвечали ей. Таня схватила меня за руку:

– Пошли, Витя! Я тебя познакомлю с отцом, он очень хочет видеть тебя!

– Тань! Неловко как-то…

– Китай! Перестань, пошли!

Она не выпускала мою руку, и мы так и пошли: я в чрезвычайном смущении, Таня с лучезарной улыбкой. 

– Виктор, – представился я, – здравствуйте!

– Сергей Иванович! – представился подполковник.

Мужчины крепко пожали мне руку. Первым это сделал Константин Иванович, сказав брату:

– Мы-то уже знакомы с Виктором. Я тебе, Сергей, говорил.

– Дорогой Виктор! – сказал Сергей Иванович, не выпустив мою руку после рукопожатия. – Мне всё рассказали, дай-ка я тебя обниму за твой поступок, ты спас Таню и Олега! И он крепко меня обнял и одобрительно похлопал по спине тяжелой ладонью.

Потом продолжил:

– И выразить не могу, как мы тебе благодарны. Ты повёл себя как мужчина. Я рад, что у моих детей такие друзья! Огромное тебе спасибо. Я обязательно свяжусь с твоими родителями, а возможно, и приеду к ним поблагодарить за твое воспитание. Где служит отец?

Я назвал.

– Знаю вашу часть и позывной тоже. Думаю, особой проблемы не будет. – Он назвал позывной своего хозяйства, как принято было называть воинские части. – Дашь связистам, они быстро найдут, а там уже спросишь Дорофеева.

– Спасибо, Сергей Иванович! Это здорово. А с Таней мы сможем общаться?

– Сможете, Витя, сможете!

В моей голове крутились вихри мыслей, которые я в эту минуту не мог свести к определённому выводу. А чувства… а разыгравшиеся чувства-то и мешали мыслям!

– Ура! – громко прошептала Таня, – и мужчины переглянулись, подняв брови.

– Что я тебе говорил? – сказал Константин Иванович брату и кашлянул.

– Ну, дядя Костя! – с укоризной посмотрела на него Таня.

Генрих стоял рядом и улыбался разговору. 

– А вот и ваш автобус, – сказал он.

Действительно – к пропускному пункту подкатил и сигналил наш автобус из лагеря.

Марина сказала всем прощаться и занимать места. Но сама почему-то осталась.

Гена с ребятами пошли к КПП. Пирог поглядывал на свои спортивные тапки, в которые был обут вместо сандалет, оставшихся на дне Балтики. Тапки подарили пограничники.

Мы с Таней попрощались с её отцом и дядей и направились к катеру, который стоял возле причала на подпорках. Из-под него летели яркие искры сварки. Кэп с механиком в робах занимались ремонтом. Увидев нас, они подняли сварочные маски и радушно улыбнулись.

Мы попрощались с ними, пожав руки. Я махнул в сторону пропускного пункта, мол, пора ехать. Потом похлопал по корпусу катера и спросил:

– Alles ist gut? (всё хорошо?)

– Ja! Gut! Das ist unsere Mowe! (да, хорошо! Это наша Чайка!) – закивали моряки головами.

При этом кэп снял с себя и подарил Тане серебряный медальон на серебряной же цепочке. Медальон – крест, якорь и сердечко – вера, надежда, любовь. Он приложил руку к сердцу и жестами показал, что подарок надо принять обязательно. Пальцем он энергично показал сначала на меня, потом на Таню, а затем на медальон, и крепко сцепил руки над головой. Мол, символ касается вас обоих!

– Данке шён, комараден! – сказали мы в один голос с благодарностью.  – Чус! –  и мы ушли.


И что мы видим?! Марина стоит в сторонке с Константином Ивановичем. Тот что-то горячо ей говорит, взяв за руки, а она, опустив голову, с лицом, залившимся краской, молча слушает его. Классическая картина из кинофильмов про любовь!

Я тронул Таню локтем – мол, гляди! Таня даже замедлила движение.

– Мамочки! Да ладно! Только не это!

– Ага! – сказал я со значением.

 Увидев, что мы приближаемся, Марина поспешно высвободила свои руки.

– А вы почему ещё здесь?

– Мы прощались с кэпом и механиком.

– Бегом в автобус!

На «газике» Сергея Ивановича, братья, попрощавшись ещё раз с нами, уехали в Штральзунд, чтобы завезти капитана на его судно. Оттуда отец Тани возвращался на полигон.

А наш путь – в Преров, балтийский городок, который мы уже завтра покидаем. Смена завершилась!

Таня ещё ощущала слабость. В автобусе она с прикрытыми глазами не выпускала мою руку из своей. И никто не обращал на это внимания.




  Начало здесь: http://proza.ru/2021/08/10/1260

  Продолжение: http://proza.ru/2021/08/15/1011 - Эпилог, окончание
  повести.

  Фото из инета, спасибо автору!