Олег Покровский. Ловля на живца по-турецки
В тысяча девятьсот десятом году греческому правительству было предложено по сходной цене приобрести новейший броненосный крейсер итальянской постройки типа "Амальфи-Генуя". Однако треть суммы требовалось внести сразу, а бюджет страны такую покупку не предусматривал. Выручили наследники миллионера Георгиоса Аверофа, в честь которого крейсер и назвали. С имиджевой точки зрения вложение оказалось весьма выгодным, и потраченные на него деньги крейсер вполне отработал.
Греция, получившая независимость в тысяча восемьсот двадцать девятом году благодаря победам русского оружия, развивалась хотя и не очень спокойно, но к концу девятнадцатого века в целом выглядела не хуже большинства своих балканских соседей.
Становление греческой государственности сопровождалось развитием национального самосознания, или, если угодно, ростом шовинистических настроений, которые выразились в виде энозиса - объединения всех исторически населённых греками земель с матерью-родиной. В общем, ничего оригинального по сравнению с разыгрываемыми в эту же эпоху картами "Великой Румынии", "Великой Сербии", "Великой Болгарии", "Великой Албании", если бы не тот факт, что древняя Эллада являлась колыбелью европейской цивилизации, что выводило игру на другой уровень.
Первым серьёзным шагом к энозису стала предпринятая в тысяча восемьсот девяносто седьмом году попытка отбить у бывшей метрополии Крит. Войну греки с треском проиграли, выплатили контрибуцию и уступили туркам стратегически важные горные проходы. Но вмешавшиеся в конфликт великие державы оформили над Критом международный протекторат, так что уплывший от Османской империи остров всё-таки начал дрейф в сторону Греции.
Грянувшая в тысяча девятьсот восьмом году "Младотурецкая революция", преследовавшая цель модернизировать Османскую империю, скорее способствовала её упадку, хотя и придала внешней политике опасной задиристости. Войну с Италией тысяча девятьсот одиннадцатого - тысяча девятьсот двенадцатого годов турки проиграли, расплатившись потерей Ливии.
Следующими бить усыхающую на глазах империю явились её бывшие христианские "колонии" - Болгария, Сербия, Черногория, Греция.
Поскольку армия амбициозной, но крохотной Черногории застряла под Шкодером (Скутари), главная тяжесть боёв на суше легла на болгар и сербов. Что касается греков, то исторически сухопутные сражения они туркам проигрывали, зато довольно удачно действовали на море.
Впрочем, в этот раз для греков всё начиналось вообще прекрасно. Без особых проблем они заняли большую часть Македонии, включая столицу края Салоники. Поспевших к шапочному разбору болгар попросили не беспокоиться, после чего задействовали флот для переброски войск в Эпир, нависавший над греческими тылами.
Но главной задачей флота стало занятие островов Эгейского моря, которые, хотя и находились ближе к Малой Азии, чем к "матери-родине", были населены в основном греками. Операциями руководил бывший капитан "Аверофа" контр-адмирал Павлос Кунтуриотис, сделавший крейсер своим флагманом.
Практически без сопротивления были заняты Тасос, Имброс, Тенедос, Псара, Лесбос, Самотраки. Главную базу оперативных сил оборудовали на самом крупном из расположенных ближе других к Дарданеллам острове Лемнос.
Турецкие адмиралы этому не мешали, поскольку главные их силы находились в Чёрном море, поддерживая приморский фланг наземных войск на Чаталджинских позициях. Но пятнадцатого декабря Болгария и Сербия подписали с турками перемирие. Греки же присоединяться к перемирию отказались, сочтя выдвинутое противником условие - очистить занятые острова - неприемлемым. Решение было логичным, поскольку имевшая игрушечный (шесть миноносцев и учебный крейсер) фот Болгария и не имевшая флота вовсе Сербия в боях на море оказать грекам помощь всё равно были не в силах (хотя они и не рвались это делать).
Однако теперь схватка в Эгейском море стала неизбежной. Примириться с тем, что греки фактически закупорили проход в Дарданеллы, султанское правительство не могло ни при каких обстоятельствах.
Количественно и качественно турецкий флот хотя и превосходил греческий, но не сильно.
Главным козырем Кунтуриотиса был, конечно же, "Авероф", превосходивший со скоростью в двадцать два с половиной узла любого противника и не уступавший никому из них по броневой защите. Артиллерия тоже смотрелась солидно - четыре двухсоттрёхмиллиметровых и восемь стадевяностомиллиметровых орудий. Но и на греческом флоте это был не самый крупный калибр. Устаревшие броненосцы береговой обороны "Идра", "Псара" и "Спеце" при скорости семнадцать узлов имели по три двухсотсемидесятичетырёхмиллиметровых и пять стасорокадевятимиллиметровых орудий. Зато очевидным выглядело превосходство над врагом по эсминцам - четырнадцать новых кораблей, включая более соответствовавшие понятию минные крейсера "Аэтос", "Иэракс", "Пантир" и "Леон", способные развивать скорость в тридцать два узла и располагавшие каждый четырьмя стамиллиметровыми орудиями. Кроме того, у Тенедоса расположились пять старых миноносцев и разведывательная субмарина.
Принявший командование турецким флотом Рамзи-бей держал флаг на устаревшем броненосце германской постройки "Хайреддин Барбаросса". Напарником и собратом флагмана был однотипный "Торгут Рейс", названный в честь соратника легендарного алжирского пирата.
Каждый из этих броненосцев не тянул более пятнадцати узлов, зато имел по шесть двухсотвосьмидесятимиллиметровх и шесть стамиллиметровых орудий: то есть, сблизившись на расстояние артиллерийской дуэли, мог расправиться с любым из греческих оппонентов.
Классом пониже были бронепалубные крейсера "Меджидие" и "Хамидие" американской постройки, со скоростью двадцать два узла, имевшие по двадцать два орудия малого и среднего калибра, а также по два торпедных аппарата на каждом. "Хамидие" к указанному времени завершил ремонт после подрыва торпедой, выпущенного с болгарского миноносца "Дерзкий".
Ещё ниже в иерархии кораблей находились броненосные крейсера "Мессудие" и "Ассари Тевфик", переделанные из старых броненосных фрегатов, воевавших тридцать пять лет назад против русских. Если семнадцатиузловая скорость "Мессудие" выглядела для крейсера терпимой, то двенадцать узлов "Ассари Тевфика" смотрелись скорее потешно. Артиллерия, впрочем, на двух кораблях была достойной - в общей сложности двадцать четыре орудия калибра от четырёх целых семи десятых дюйма до девяти дюймов (сто двадцать миллиметров - двести двадцать восемь миллиметров).
Что касается эсминцев, то их у турок было только восемь, правда сравнительно новых, французских (причём однотипных с болгарскими). Довеском шли пять старых миноносецв.
Показательно, что как только начались переговоры о перемирии, турецкое командование сосредоточило свои корабли в Мраморном море, где они с толком проводили время, занимаясь маневрированием и учебными стрельбами.
А на бой с греками они вышли уже на следующий день после того, как перемирие было подписано. Кунтуриотис, впрочем, нападения ожидал, с четырнадцатого декабря курсируя у входа в Дарданеллы, хотя и на расстоянии, недоступном для береговых батарей противника.
Начавшийся бой у Элли вёлся идущими параллельными курсами эскадрами, пока греческий флотоводец не сломал эту схему, выйдя на "Аверофе" вперёд, наперерез курсу противника.
Вклинившись между турецкой эскадрой и берегом, "Авероф" оказался в пределах огня вражеских береговых батарей, что не помешало ему энергично атаковать "Хайреддина Барбароссу". Оба флагмана получили серьёзные повреждения, но туркам досталось больше, а когда "Хайреддин" с трудом увернулся от выпущенной противником торпеды, Рамзи-бей решил, что с него хватит.
Турецкая эскадра ретировалась в Дарданеллы, потеряв пять матросов убитыми и двадцать одного ранеными. У греков убит был только один человек и шесть ранено. Естественно, в Греции отпраздновали победу, но и турки, благодаря "правильному" освещению событий, считали, что баталию они выиграли.
Правда, конкретными результатами это не подтверждалось, поскольку Дарданеллы оставались заблокированными, но Рамзи-бею, во всяком случае, дали ещё один шанс выиграть сражение - теперь уже по-настоящему.
План Рамзи-бея представлял собой классическую ловлю на живца.
Отремонтированный "Хамидие" (который, кстати, в бою у Элли не участвовал), как самый быстроходный из турецких кораблей, должен был, проскочив через вражескую блокаду, отправиться в рейд к берегам Греции. Командование этим кораблём доверили лучшему из турецких капитанов Рауф-бею (будущему премьер-министру).
Правда, дальнейшая судьба турецкого крейсера выглядела незавидной. "Авероф", по логике турок, должен был покинуть Мудросскую гавань острова Лемнос и устремиться в погоню за турецким рейдером, которая с вероятностью девять из десяти закончилась бы для "Хамидие" летальным исходом. Однако главные турецкие силы, пользуясь превосходством в броненосных кораблях, получали шанс ликвидировать лишившуюся флагмана греческую эскадру. Но это, конечно, в теории.
То ли в силу природной проницательности, то ли благодаря разведке, Кунтуриотис турецкий план раскусил и выставил у Тенедоса (на предполагаемом маршруте рейдера) минное заграждение, вблизи которого несли патрульную службу по несколько миноносцев и субмарина.
Тем не менее в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое января тысяча девятьсот тринадцатого года "Хамидие" успешно выбрался из Дарданелл, рванув не к заботливо выставленным минам, а в центр Эгейского моря к острову Сирос и его главному порту Эрмуполису.
В половине одиннадцатого утра рейдер сделал несколько выстрелов по городу, но основной огонь обрушил на переоборудованный во вспомогательный крейсер пароход "Македония". Как только корабль загорелся, капитан приказал открыть кингстоны.
Через десять минут "Хамидие" с чувством исполненного долга удалился, а в Афины по телеграфу пошло сообщение о случившемся. При обстреле погиб один человек. "Македонию" через несколько дней подняли и снова сделали пассажирским пароходом. В общем, ничего особо трагичного не случилось.
Но береговая оборона Афин была поднята по тревоге, а к Кунтуриотису ушла телеграмма с требованием немедленно отправляться на "Аверофе" в погоню за вражеским рейдером.
Кунтуриотис приказ проигнорировал, а "Хамидие" решил больше судьбу не испытывать, ретировавшись к берегам дружественного Египта.
Между тем вечером семнадцатого января "Меджидие" выбрался к Тенедосу, и по возвращнии его капитан доложил, что среди патрулировавших там кораблей "Авероф" не обнаружен. Разумеется, греческий флагман находился на Лемносе, но лезть туда "Меджидие" не рискнул, а Рамзи-бей предпочёл поверить, что его план ловли на живца действительно сработал.
Расположившись на "Торгут Рейсе", турецкий адмирал в девять утра восемнадцатого января вывел свой флот из Дарданелл. Убедившись, насколько "Ассари Тевфик" отстаёт от товарищей, его предпочли оставить у входа.
Миновав Тенедос и Имброс и не доходя около десяти миль до северо-восточной оконечности Лемноса, около одиннадцати утра Рамзи-бей увидел выдвигавшегося из Мудросской гавани неприятеля. Впереди двигался "Авероф". Сигнальные флаги, поднятые над греческим флагманом, складывались в призыв: "Деритесь как львы! Будущность дорогой нам Греции зависит от этого боя!".
Сражение снова велось в кильватерных колоннах и по большому счёту повторяло сценарий того, что происходило у Элли.
Первыми в одиннадцать часов двадцать пять минут артиллерийскую дуэль начали труки, чьи оруия в целом были крупнее и били дальше. Греки начали отвечать через девять минут, когда расстояние между колоннами сократилось с двенадцати до восьми с половиной километров.
И почти сразу выяснилось, что греки стреляют намного точнее. Стена огня не давала турецким эсминцам и миноносцам приблизиться на расстояние торпедного залпа, а безответно сыпавшиеся снаряды вынуждали эти корабли один за другим вываливаться из строя на безопасное расстояние.
Из крупных кораблей первым вывалился из колонны "Меджидие", который, получив соответствующее разрешение Рамзи-бея, возглавил отход миноносного отряда к Дарданеллам.
Затем греческие броненосцы "Идра" и "Псара" сосредоточили огонь на "Мессудие". Через несколько минут один из посланных ими снарядов произвёл сильный взрыв в артиллерийском каземате.
Этот момент Кунтуриотис счёл подходящим для повторения своего уже ставшего знаменитым манёвра. "Авероф" резко пошёл на сближение с противником с очевидным намерением прорвать вражескую кильватерную колонну и, как бы перегородив туркам путь к Дарданеллам, взять их в "два огня".
Когда до турецкой эскадры греческому флагману оставалось чуть более четырёх километров, артиллерийская дуэль достигла особого ожесточения. "Авероф" и поддерживавший его "Спеце" получили несколько попаданий, не слишком, впрочем, серьёзных. Зато на "Хайреддине Барбароссе" взорвалась средняя башня главного калибра, а на другой башне вышла из строя система подачи снарядов. Корабль лишился трубы и мачты. Трижды на нём вспыхивали пожары. Шрапнель с "Аверофа" косила турецких матросов.
Турецкому флагману досталось поменьше, но одна из башен с двумя двухсотвосьмидесятимиллиметровыми орудиями вышла из строя. Пожар затушили.
Продолжение сражения в таком ритме не сулило туркам ничего хорошего, а прорыв их линии "Аверофом" вообще мог привести к катастрофе. И через два с половиной часа артиллерийской дуэли Рамзи-бей приказал начать отход к Дарданеллам.
Греки преследовали противника, так что у входа в пролив на выручку своему потрёпанному флагману бросился "Ассари Тевфик". Ему тоже досталось.
И лишь когда хвост турецкой эскадры начал втягиваться в Дарданеллы, сражение прекратилось.
В целом накал битвы не совсем соответствовал тому грохоту, с которым она воспевалась в греческой и турецкой прессе. Турки потеряли убитыми тридцать одного моряка и восемьдесят два ранеными. Греческие потери, по официальным данным, ограничивались всего одним раненым.
Тем не менее триумф греческого флота был очевиден, и хотя турки тоже шумели о победе, неутешительные итоги битвы привели к правительственному кризису со сменой премьера. Желание высовываться из Дарданелл в Эгейское море до конца войны у турок пропало.
***
"Авероф" участвовал в Первой мировой войне и греко-турецкой войне тысяча девятьсот девятнадцатого - тысяча девятьсот двадцать второго годов. В тысяча девятьсот тридцать пятом году крейсер присоединился к монархическому мятежу, сражался с верными правительству кораблями и авиацией, но потом сдался властям под гарантии помилования экипажа.
После оккупации в тысяча девятьсот сорок первом году Греции "Авероф" ушёл к англичанам. Участвовал в боевых действиях в Средиземном море и Индийском океане.
В октябре тысяча девятьсот сорок четвёртого года в освобождённую Грецию на "Аверофе" вернулось королевское правительство, причём командовал кораблём сын прославленного адмирала Теодорос Кунтуриотис.
В настоящее время крейсер является музеем.
Примечание "ЭФЫ"
Данный рассказ освещает всего лишь одну историю из бесчисленной вереницы доказательств почти кровной неприязни турецкого народа к православным странам - Греции и России. Не забудем также про уничтоженную ныне Византию, столица которой - Константинополь - всё ещё оккупирована врагом.
Отсюда у меня вопрос к гражданам туристам из России: даёте ли вы себе отчёт в том, кому вы везёте свои деньги, кого укрепляете ими? На фоне пандемии официальные лица Турции (светские и духовные) позволили себе обвинить во всех бедах страны туристов из России, а турецкий народ охотно принял эту точку зрения и начал скалиться на русских. Учитывая турецкую импульсивность, ситуация сложилась опасная. Диктатор страны сложил с себя ответственность за неё, напустив туману: "Мои министры такие вопросы не решают, а вы продолжайте ехать к нам - нам нужны ваши деньги!". Когда ничего не решающие министры - официальные лица - позволяют себе подобные высказывания, не согласный с ними верховный правитель должен был либо наказать их либо, учитывая возможные тяжёлые последствия таких заявлений, вообще уволить. Министры не уволены, а, значит, имеем дело с банальной схемой "плохой полицейский/хороший полицейский".
Ко всему сказанному хочется добавить, что Греция обладает куда более богатым и интересным культурным наследием, чем Турция, и тоже нуждается в деньгах, если это должно что-то значить для иностранцев (диктатор Турции, как видим, считает, что это кого-то интересует).
Наконец, огромное количество достопримечательностей есть в нашей России, наряду с памятниками природы. Путешествуя по стране, можно узнать самые мельчайшие подробности о её истории, собрать собственный альбом с миниатюрами к ней, познакомиться с входящими в состав страны народами, их бытом и кухней. Разве это неинтересно?! Если уж на то пошло, жители провинций могут приехать в Москву или Петербург и убедиться в том, что если это - города родной страны, это не значит автоматически, что мы всё о них знаем.
Быть может, в сложившейся ситуации со внутренним туризмом виноваты наши турагентства и местные гиды, виноваты торгаши. Например, если любители полежать на берегу реки или переплыть с одного её берега на другой приедут к нам в Ульяновск, то, к сожалению, увидят тут сползающие склоны, шумные плохо обустроенные пляжи с пошлым шаблонным песком, рядом с которыми гремит реклама торговых центров. В центре города гид с натянутой усталой торжественностью покажет вам дом Гончарова и музей Ленина. А ведь настоящий город начинается именно за приевшимися шаблонами, там, где "родина Ленина" - Ульяновск - вновь становится древним русским городом Симбирском, до сих пор пядь за пядью отнимающим у враждебной дикой природы землю и превращающим её в уютный городок.
Может быть, я чего-то не понимаю в этой жизни, но на вражескую, извините, помойку вроде Турции или Египта не сунулся бы и даром!
Свидетельство о публикации №221081000364