Салам, бача. Глава 14. Новое задание

Генка проснулся. В казарме жарко, до такой степени, что воздух казалось, был похож на мокрый и липкий целлофан, который касался всего твоего тела. Простынь, которой укрывался, мокрая, будто ее только вытащили из теплой мыльной воды, и с легкостью выжали. И более того, когда ее откинул от себя, дав подышать телу, ткань тут же начала терять тепло и охлаждаться, и уже через минуту перестала липнуть к коже. Запах пота кислый, простыни мокрые и холодные, ощущение от прикосновения к ним мерзкое.

Отвлекла Геннадия Дашкова внимание от этих неприятных ощущений песня Высоцкого «Охота на волков», звучавшая из магнитофона. Она была одной из любимых у многих ребят из разведроты, в которой еще недавно он служил. Выходит, и здесь, во взводе снайперов, ее слушают.      

«…Из-за елей хлопочут двустволки -
Там охотники прячутся в тень, -
На снегу кувыркаются волки,
Превратившись в живую мишень.
Идет охота на волков,
Идет охота —
На серых хищников
Матерых и щенков!
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,
Кровь на снегу — и пятна красные флажков...»

Забыв о неприятных ощущениях, Геннадий закрыв глаза, попытался расслабиться и отдаться впечатлениям, которые вызывали слова Высоцкого:

«Не на равных играют с волками
Егеря, но не дрогнет рука:
Оградив нам свободу флажками,
Бьют уверенно, наверняка.
Волк не может нарушить традиций —
Видно, в детстве, слепые щенки,
Мы, волчата, сосали волчицу
И всосали: нельзя за флажки!
И вот — охота на волков,
Идет охота —
На серых хищников
Матерых и щенков!
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,
Кровь на снегу — и пятна красные флажков…»

«Все почти как здесь, только кто волки, а кто егеря? – задумался Геннадий. – С одной стороны мы – егеря. Нет, нет, это глупо. И афганцы не егеря и не волки, они простые люди, как овцы, собрались отарами на пастбище и щиплют мелкую травку. Но чуть что, опустив головы, сбиваются в плотный круг, давя друг друга с испугу насмерть. А волки это душманы. И душманы не простые, а вожаки бандитских отрядов, присланные из Пакистана, для которых война - это жизнь, это деньги, это власть».
Вспомнилось, как несколько месяцев назад они взяли в плен узкоглазых ребят, не знавших ни фарси, ни пушту. Наемники, кажется лаосцы, так кто-то сказал… Может и лаосцы, а может и камбождцы, а может и китайцы? Кто их знает... Но, что самое интересное, они хорошо знали некоторые английские выражения, на которые, как обученные собаки, тут же откликались: «Встать, бегом, лечь, стрелять».   

Старший лейтенант, после допроса пленных, махнул рукой и впал в замешательство. На вопрос, что случилось, ответил: «ЦРУ, видно, уже некого набирать для войны с нами, как этих, своих боевиков из джунглей. Конец! Но, ребята, знайте, что это опытные бойцы!»

«Наши ноги и челюсти быстры –
Почему же - вожак, дай ответ –

Мы затравленно мчимся на выстрел
И не пробуем через запрет?! - сдержанный голос Высоцкого набирал прорывающуюся, через натянутые струны гитары, силу, и вырывался наружу, через гортань, мощными залпами:

Волк не может, не должен иначе.
Вот кончается время мое:
Тот, которому я предназначен,
Улыбнулся и поднял ружье.

Идет охота на волков,
Идет охота -
На серых хищников
Матерых и щенков!
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,
Кровь на снегу — и пятна красные флажков.

Невольно поддаваясь быстрому чеканному темпу музыки и песни, Геннадий стучал пальцами правой руки по простыни, отбивая барабанную дробь.

Я из повиновения вышел:
За флажки - жажда жизни сильней!
Только - сзади я радостно слышал
Удивленные крики людей.

Рвусь из сил - и из всех сухожилий,
Но сегодня - не так, как вчера:
Обложили меня, обложили -
Но остались ни с чем егеря!

Идет охота на волков,
Идет охота -
На серых хищников
Матерых и щенков!
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,
Кровь на снегу - и пятна красные флажков».

И, после нескольких последних аккордов, в казарме растворилась тишина.
Вытерев пот со лба, упершись на локти, Геннадий приподнялся и осмотрелся. Дневальный сидел около тумбочки и что-то записывал в тетрадь. За столом, посередине казармы, к нему спиной сидел Андриенко. Стоявший около него магнитофон был выключен, и Сашка тоже что-то записывал в свою толстую общую тетрадь.
Генка уже не раз наблюдал за ним в такие моменты. Что он писал, не известно.
Скорее всего, письма кому-то. Но вчера эту мысль поправил, так как из толстой тетради не было вырвано ни одного листа. Значит, он вел свой дневник. Но Брюс Ли, так во взводе звали Ивана Колосова, ему на ушко сегодня утром сказал, что Андриенко пишет стихи.

«Стихи, как Пушкин? – невольно удивился он.

Иван тут же, сдавил с такой силой Генкин мизинец, со словами «Не кричи!», что Дашков вскрикнул от боли.

«Высоцкий – поэт, и что? Это стыдно?» - глаза Брюс Ли смотрели Генку. Они были большими, колдовскими. И силы духа, выдержать этот гипнотический взгляд у Дашкова не хватило.

«Да нет!» - ища что-то под ногами, собравшись с мыслями, прошептал Генка.
С Иваном, вернувшимся из длительного рейда, он еще лично не был знаком. Слышал несколько раз от других ребят его имя, фамилию, что он каратист, знает некоторые приемы из боевого самбо, имеет первый разряд по дзюдо и боксу. А да, и что его отец тренер по дзюдо. Все.

А теперь, зайдя в солдатскую кладовую за Брюс Ли, желая о чем-то спросить у него, остановился, невольно открыв рот от удивления, когда Иван, что доставал из своего парадного кителя, кажется документы. О том, что Иван орденоносец, никто ему не говорил. Блеклый отсвет с бордовых красок ордена «Красной звезды», звон от медалей «За отвагу» и «За боевые заслуги», плюс сержантские погоны, перекрыли дыхание. И с трудом глотнув слюну, остановился и смотрел на Брюс Ли.

- Иван, - посторонившись в кладовой, протянул он сухую, всю в мозолях, ладонь Геннадию. – Новенький? Из разведроты? Наслышан. Позже познакомимся. Совет один, только не торопись жить! – и вышел из комнатки.

За ним тут же вошел в кладовую Андриенко:

- Гена, - обратился он к Дашкову, - нас срочно вызывают в штаб полка. Быстренько, быстренько давай, умойся, одевайся, на все две минуты, я тебя жду, - и, встав на табурет, Александр Андриенко потянулся на верхний стеллаж, на котором стояли чемоданы.

Общая тетрадь, которую он держал под мышкой левой руки, выпала на пол.
Генка, сразу же бросился к ней, поднял ее, и мельком посмотрев на листы с короткими, исчерканными ручкой записями, подал ее Андриенко.

Да, теперь он узнал об увлечении своего наставника. И так хотелось узнать, о чем Андриенко пишет стихи. И тут же невольно вспомнился стих, опубликованный в недавнем номере многотиражной газеты их части – «Гвардейская доблесть» с запомнившимися строчками:

«Я тебя заберу, украду безрассудный,
От тех чувств ошалелый, сошедший с ума.
Одуревший, гляжу я на образ твой чудный,
В том, что стал я таким, виновата сама».
И имя автора их, да, да, Андриенко. Точно!

Геннадий подбежал к своей тумбочке, открыл ее, но газеты внутри не было. Она лежала на кровати Александра. Схватив ее, посмотрел на четвертую страницу с большим заголовком:

«Я люблю тебя жизнь» под рубрикой: «Солдатское творчество»
Стихотворение гвардии ефрейтора Александра Андриенко было расположено под клишированным рисунком девичьего лица. Под заголовком «Любимой» было написано:

«Это как же себя, нужно мне ненавидеть,
Чтоб тебя так наивно, так чисто любить.
И кого, мне так нужно вдруг было обидеть,
Чтобы в чувствах, беспечно так боготворить.
Да с какой же напасти вдруг все приключилось,
Что не видя, не слыша, не чувствуя впредь.
Мне ответьте, скажите со мной что случилось,
О других не хочу даже слышать я ведь.
Это кто нашептал мне на ухо сторонний,
Кто сказал, что лишь ты, мне не надо другой.
Кто соврал то вранье, но целую ладони,
Нежный шепот берез в тишине надо мной.
Надо мною смеялась порой безразлично,
Не хотев даже доброго слова сказать.
Не с улыбкой, с ухмылкою даже цинично,
Но глядя на тебя, я хотел бы забрать.
Я тебя заберу, украду безрассудный,
От тех чувств ошалелый, сошедший с ума.
Одуревший, гляжу я на образ твой чудный,
В том, что стал я таким, виновата сама.
Это как же себя, обмануть нужно было,
Но опять, вновь и вновь в тот я верю обман.
И за что же меня, ты в себя так влюбила,
И за что я тобою, так преданно пьян».

- Гена, ты, где находишься? – громкие слова Андриенко отвлекли его внимание.

- Как где? – не понял Дашков.

- Тебе дано две минуты! – в голосе Мужика появились железные ноты.

- А, извини! – наконец понял, что от него хочет Андриенко и, отдав ему газету, начал быстро натягивать на себя форму. – Здорово написал. Саша, это классно! Прямо как этот, ну, как Пушкин, как, ну, - и как, назло ища в памяти еще одного знакомого ему поэта, чуть не выругался. – Ой, извини. Во, вспомнил, как Есенин.

- Ты, о чем? – сделал вид, что, не поняв, о чем ему хочет сказать напарник, Андриенко посмотрел на Дашкова.

- Так о твоих стихах.

- Ты поэт? – поинтересовался Мужик, подавая ему панаму.

- Не, не, у нас в школе были уроки открытые, посвященные писателям и поэтам разным. Ну, русским. И мне очень понравились стихи Есенина. Читал? Как у тебя прямо…

- Ты, это, - и взяв за ворот куртки и с силой придвинув к себе лицо Дашкова, на ушко ему громко шепнул, - забудь. Это мое личное, понял.
Если бы не наш командир, залезший ко мне в тетрадь, то все было бы шито-крыто. А то, сразу же раззвонил об этом на весь белый свет. И ты – узнал, но прошу, помалкивай. Договорились?

- А че, так сразу драться? – оторвав руку Мужика от ворота, спросил Дашков.

- Личное это мое. Личное. Я же не выпытываю у тебя твои секреты и не кричу о них всем. Так?

- А, понял. Хорошо, договорились. Молчу.

- 2 –

Подготовка к выполнению нового задания. Два афганских офицера, сидевшие напротив них, не спускали своих глаз с Александра и Геннадия, изучающих карту.

- Вот здесь войдете, - сказал майор Беленков, указывая карандашом, остановив его грифель посередине карты.

Этого майора Дашков не раз видел вместе со своим бывшим командиром, и знал его должность – начальник разведки. Ну, а если он вызвал их к себе и ставит перед ними задачу, то дело, которое им предстоит выполнить, достаточно серьезное.

- Товарищ гвардии майор, можно вопрос? – спросил Андриенко. – Но здесь нет, ни дорог, ни, ну, ничего, скала на скале. Я даже не пойму, как понять, чтобы разобраться, куда дальше лезть.

- А очень просто, ефрейтор. Вас приведет на это место, вот этот товарищ, его зовут Абдулахад, - майор Беленков указал подбородком на тощего афганца.
Все лицо у него было покрыто старыми рубцами от осп, и редкими черными волосиками, прорастающими после бритья бороды.

- Меня зовут Малик, - протянул тот руку Адриенко.

- Саша, - приподнявшись, представился Мужик.

- Я приведу вас туда, дорогой, и все покажу вам, - сказал он.

- Это хорошо, уважаемый, но не нужно, - вздохнул Андриенко и, посмотрев на Геннадия, сказав ему. – Вот этого, чтобы приводили на место, никогда в будущем не допускай.

- Верно, - невольно усмехнулся майор. – Верно, говоришь, ефрейтор. Но здесь складывается другая ситуация.

- Товарищ майор. Ой, извините, товарищ гвардии майор, - поправился Андриенко. – Вот с этой стороны аэропорт, так (?), сюда выходит его взлетка. Так? Так зачем нам лезть сюда с этой же стороны? Вот в чем вопрос. Здесь же все напичкано наблюдательными постами душманов, и, скорее всего, минными ловушками.

- Как и нашими, - добавил майор.

- Вы, товарищ гвардии майор, хотите, чтобы они, ну, душманы, нас пасли все время и убрали, когда им заблагорассудится? - Мужик наблюдал, как губы майора в эти секунды сильно сжались. – Или мы их, душманов, должны отвлечь от чего-то?

- В том числе да? – через несколько секунд ответил Беленков. – Но так, чтобы они заголосили.

- В смысле?

- То вы есть, вроде бы, а присмотришься, вас и нет. Это редко, кто так умеет работать, - поднял глаза на Андриенко майор и усмехнулся. – Шучу. Так сказать, нервотрепку им устроить.
Вот смотрите, Андриенко и... – замешкавшись майор смотрит на Геннадия.

- Дашков, - напомнил начальнику разведки свою фамилию Геннадий.

- Да, да. Вас сюда приведет отделение этого капитана, - указал он подбородком на второго афганца. – Он останется с вами и будет делать вид, что пытается скрытно вас вести в горы к одному из уже открытых душманами наших тайников. Понятно? В этом участке, - он показал на какую-то точку, - пещера. Они вас туда и должны пропустить, и так же без стрельбы отпустить.

- Игра разведок, – невольно вставил свое слово Дашков.

- Верно, - согласился с ним майор Беленков. – И при этом, психологически, к вам теряется их интерес. Уточню, не к вам именно, а в общем к этой группе, которая тут же вернется назад.

А ваша задача - выбрать место, где удобно остаться и быть незаметными, и следом за теми душманами, которые спустятся к тайнику, подниметесь за ними. Участок, с одной стороны, опасный, с другой, нет, будете подниматься как по ступенькам. Ваша задача выдвинуться к самой высоте и по ней передвинуться вправо на пятьсот-семьсот метров, и – все.

Ваша задача – это наблюдать за тем, что происходит за горкой внизу. По последним данным там душманами сформирован новый склад. Нужно его найти и определить его местоположение.

Но и это не все. На месте дадут вам фотографии полевых командиров. Есть информация, что один из них, чья банда находится в провинции Пули Хумри, находится здесь в гостях. Посмотрите. По его зачистке пока решение не принято. Это, - майор посмотрел на часы, - вопрос времени. Понятно, почему? Если у склада уберем полевого командира, то значит, и местоположение склада нам известно и его стоит срочно менять.

И так, повторюсь, пять дней даю вам на выполнение этой задачи. Сейчас в этот район движется караван с ПЗРК – с английским переносным зенитным ракетным комплексом. И они, душманы, по нашим расчетам, должны его перенести сюда, в склады, и устроить его торговлю.

- А если в течение пяти дней этого не произойдет? – спросил Андриенко.

- Тогда у нас новая головная боль, - развел руки майор Беленков. – Но, чтобы ее не было, это уже должны узнать другие люди. Через семь дней возвращайтесь.

- Минуточку, - не понял Андриенко. – Так через, сколько дней мы должны покинуть этот участок?

- Если через три-пять дней не принесут сюда ничего, то день еще задержитесь и начнете возвращаться следующей ночью, чтобы вас не заметили душманские посты наблюдения. Когда рассветет, остановитесь, и следующей ночью продолжите путь сюда.

Понятно? Тогда так, через три часа на выход. Боевой отряд пропаганды и агитации пойдет в сторону Дехсабза и по дороге, вас в указанном районе, выгрузит. Там вас будет ждать его группа, - указал на афганца.

- Все так просто? – удивился ефрейтор Андриенко.

- Товарищ гвардии ефрейтор, я же вами сказал, это игра в дурака. Переодеваться в афганскую одежду будете в том районе, - и, пожав снайперам руку, перекрестил их.
– Удачи вам.

- То есть, если сложится какая-то опасная ситуация, то стрелять все равно будет нельзя. – Глушители возьмете с собою, и будете действовать по ситуации. Но, это в крайнем случае, и – аккуратно. Он вам все объяснит.

- 3-

У курилки саперного взвода стояли два парня, повернутые спинами к Дашкову и Андриенко, о чем-то, размахивая руками, громко разговаривая между собою. Проходя мимо них, предчувствие Дашкова, что приближается к нему какая-то неприятность, не подвела. Правда, не сразу. Пропустив Мужика вперед, Геннадий еще шире открыл дверь, чтобы войти за ним в казарму и самому. Но не успел, его громко окликнул Иваков.

- Эй, Бычок, салам бача. Я смотрю что-то ты стал совсем смелым, да? На своего командира и внимания не обращаешь? 

- Некогда, когда вернусь, и поговорим, - в ответ сказал Дашков.

И хотел было уже зайти в казарму, но Иваков к нему снова обратился:

- Эй, черпак, кто тебе разрешал уйти, а? А ну бегом сюда, - и двинулся к солдату.
Присмотревшись, Геннадия успокоило то, что рядом с Иваковым стоял не второй его враг - замкомвзвода разведроты сержант Спелов. Вторым был новый знакомый Дашкова, сегодня утром вернувшийся из командировки, снайпер сержант Иван Колосов, по кличке Брюс Ли.

«И этот такой же заносчивый дембель? Только этого еще мне не хватало, - с дрожью подумал Геннадий, - из огня да в полымя попал».

- Ну, что Бычок, так я за тобой пришел, принес вот, - и показал стальное кольцо от гранаты, - в переносицу сейчас тебе воткну его, а то бычок, а без кольца. Так дело не пойдет. Ну, на коленки становись, сейчас я тебе его вставлю в переносицу.

- Вы чего? – с силой оттолкнул от себя руку младшего сержанта, тянущуюся к его лицу, - вы не имеете права.

- Это тебе, кто такое сказал, тюфтя? Я с тобой еще за Панджшерские выходки твои не рассчитался. Хотел меня пристрелить там? Хотел! А вот он я. Сейчас и рассчитаемся за все, - и как всегда неожиданно, без взмаха, нанес ефрейтору серию сильных ударов в челюсть, в нос и в лоб.

Потеряв равновесие, Геннадий осел на подкосившиеся ноги.

От удара ноги в плечо и в голову, Геннадий уже не мог даже попытаться найти равновесие тела, а наоборот, потеряв его, завалился на спину, ударившись о дверь, открывая ее тяжестью своего тела.

А за этим что-то тяжелое навалилось на его лицо, не давая возможности Дашкову сделать вздох. Но, к счастью это состояние было не долгим. Через несколько секунд эта тяжесть, в виде тела Ивакова, была поднята над ним и отброшена в сторону.
Приходя в себя, моргая от яркого солнца, Дашков напрягся и посмотрел на своего спасителя. Им был Брюс Ли, схвативший Геннадия за подмышки и помогший встать ему на ноги.
- Извини, братан, сначала не осознал, что это так серьезно у вас с этим психом. Извини, - и резко развернувшись, ударил ногой в грудь, подбегавшего и, размахивая руками что-то истошно кричавшего, сержанта Спелова.

То, что это был второй псих - дембель, друг Ивакова, который вот-вот должен подойти к взводу снайперов, он догадался сразу. И, услышав крики и топот приближающихся к нему ног, встретил его четким, останавливающим ударом ноги в область солнечного сплетения.

Сил подняться с земли не было ни у Ивакова, ни у Спелова. Дембеля не ожидали, что их лютый враг, черпак Генка Дашков по кличке Бычок, получит такую мощную защиту. С Брюс Ли, на прошедших соревнованиях по боевому самбо, равных в их воинской части не было. За три-пять секунд разделывался с каждым своим противником.