Падать вверх

Написано на конкурс      http://proza.ru/avtor/speech1

Спасибо за помощь в редактуре Свете Малышевой    http://proza.ru/avtor/shumane


Мне иногда кажется, что я футуристическая картина Экстер или Поповой. Безмолвная картина. Но внутри неё таится неизведанное. Белый лист, нет не белый, немного бежеватый, рыхлый. И старый-старый, с потёртыми краями, может даже слегка порванный – с уголка. На нём линии: прямые, пересекающиеся и параллельные, углы, полукружия.  И гуашью светлой от этих линий расходятся серые, охристые, голубоватые прокрасы, растворяющиеся и переходящие постепенно в рыхлую бумагу.  А в самых тёмных местах немного коричневого. Все эти молчащие линии могут взорваться, и вылететь из листа, и тогда они попадут в одну точку, чёрную дыру. Имя ей – «Чёрный квадрат» Малевича. Я могу долго смотреть в середину «Чёрного квадрата» и тонуть в нём. Он затягивает меня в свои глубины, омуты.

Раньше я тонула в Диминых зрачках. Это было давно.

Мы совсем разные. Он с таким азартом занимается обычными делами, а я от них прихожу в ужас. Противоположности притягиваются. А потом… потом начинают отталкиваться.

Дима очень правильный. Ему нужно менять мир к лучшему, а я – часть этого несовершенного мира. Он хочет меня сделать более стойкой, более взрослой, наверное. Чтобы меньше волноваться, что я могу задуматься, переходя улицу, и попасть под машину. Его тоже можно понять. Но всё же… Помню, мой дедушка говорил: «Лучшее – враг хорошего».
 
Я закрываю глаза. Мне легко переместиться из проблем повседневности на зелёный луг. Небо большое и высокое, просторное. А на лугу журчит родник. Блестящие камушки. Ива. Длинные гибкие ветви. Беспокойные блики переливаются в ручье. Запах трав. Я иду босиком по влажной земле. Цветы цепляются за лодыжки. Пальцы рук касаются нежных, тёплых от солнца колокольчиков. В ветвях деревьев – гнёзда птиц. Поёт варакушка. Почему мне пришлось родиться человеком, а не птицей, к примеру? Ведь человек из меня получился никудышный, совсем не приспособленный для жизни.

Ещё в утробе матери я не собиралась особо задерживаться. Хотела выскользнуть из этого мира. Но мама легла на сохранение и не оставила мне выбора.
 
- Послушай, будь добра не перекручивай шланг в душе!

Я открываю глаза. Говорю себе: «Не дёргайся. Надо спокойней как-то. Терпения, наберись терпения. Он всегда прав, он всегда делает как лучше. И потом, он так занят всё время. Нечеловечески занят. А я перекручиваю шланг».

За окном осень. Я люблю стоять у окна. Верхушки деревьев уже немного пожелтели. Такие поджаристые, апельсиновые. Птицы собрались улетать. Мне иногда кажется, что внутри меня живёт птица. И она очень хочет вырваться наружу. Так голубь залетит порой в комнату и не может вылететь. Бьётся в стекло, думает - там пусто. А там - твёрдо. И хочется ему простора, света, воли, но перед ним стекло.

Я как клетка, стеклянная коробка для своей птицы.
 
Может просто надо выйти из дома и идти на юг, идти, и будь что будет? Но нет, я не выйду. Так не пойдёт, как же я брошу Диму? Он придёт с работы, а меня нет. Это так грустно.

Дима очень талантлив. Он добрый. И лучше всех. Почему же мне всё трудней с ним? Мне спокойнее, когда я одна. Дело наверняка не в нём, а во мне. Или я хочу убедить себя в этом? Из малодушия и нежелания что-то менять?

- Послушай, ты бы закрывала ящики комода, в них же пыль летит.

Я отхожу от окна. Да, пыль. Пыль – это плохо. Надо делать всё, что положено, не витать в облаках, а закрывать ящики комода. Дима вот говорит: «Опять ты витаешь в облаках». Не надо уходить в себя. Что там в сущности делать? В себе?

Но отчего мне иногда кажется, что в Диминой большой руке моя маленькая птичка? Он поглаживает её ласково. Мягкие пёрышки, тёплое тельце и тревожно бьющееся невидимое сердечко. Неловкие пальцы гладят и гладят птичку. Она дышит незаметно. Дима гладит её всё сильней, она так нравится ему. Он не в силах сдержаться. Бедная птичка. Мне кажется, я перестаю дышать.

За окном уже зима. Хлопья снега падают вниз. Порой они летят вверх, и это особенно приятно. Обычно осадки падают вниз, но могут вот так вот взять и падать вверх. Это вдохновляет. Надо подумать что-нибудь наоборот. Или сделать. Так лучше. Нельзя всё делать правильно. Нужно почаще делать и думать наоборот. Я уверена, что никаких границ на самом деле нет. Они все придуманы такими, как Дима. Дима не понимает, что за чушь «Чёрный квадрат». А я понимаю. Это как встать вниз головой, падать вверх или думать наоборот. Это прекрасно. Жаль, что я никогда не нарисую так. Не придумаю «Чёрный квадрат». Его можно было придумать только один раз. Но я наверняка сделаю что-то невозможное, невероятное. Пока не знаю – что.

- Послушай, что ж ты картошку-то так рано слила. Она ведь не доварена.

Так, хватит. Картошка. И ещё куча дел. Не знаешь за что взяться, с какого конца подойти.
 
Протягиваю руки, а дела разбегаются, как маленькие бурые мышки. Не понятно, какую хватать. Но это всё не то, не то.

Вот-вот наступит весна. Сегодня я снова наблюдаю за снежинками, которые падают вверх. Они как полотно Поллока. И вдруг я отчётливо вижу в просветах между ними, снежинками, что именно здесь-то и есть реальность. Так, смотришь на стереокартинку, вдруг хоп – и всё складывается. То видишь и слышишь белый шум какой-то, неуправляемый поток, а когда сфокусируешь взгляд, возникает чёткое изображение. И теперь я вижу ясно. Птицы и небо – реальность. А перекрученный шланг, незакрытый шкаф и недоваренная картошка – это просто дурной сон, белый шум. Нужно немедленно проснуться. Именно сейчас я и смогу сделать то самое, невероятное. Я точно знаю, что вот-вот откроется дверь, и тогда уже будет поздно. Надо поторопиться.

Голова начинает кружится и к горлу подступает ком. Я даже не могу стоять и обессиленно сажусь в кресло. Кажется, я сейчас потеряю сознание. Моей руке становится отчего-то очень горячо. Невыносимо горячо. Я разжимаю пальцы. В руке маленькая птичка с голубоватой грудкой. Её чёрный глазок смотрит на меня так осмысленно… И тут я понимаю, что я теперь – это она.

Дима заходит в комнату, замечает меня, ворчит и открывает форточку. Я вылетаю в прохладные сумерки двора. Сажусь на ветку. Моя шея такая непривычно гибкая, а тело почти невесомое. Я заглядываю в квадрат-фонарик окна, что был мне клеткой. Две серые тени двигаются там. Но всё это сон. Странный сон. Реальность – это прекрасные гладкие перья на крыльях, цепкие лапки, свежий влажный воздух, напитанный весной, лёгкость, свобода, умение летать, которое я ощущаю так остро.

Ночью снег прекратился и тучи рассеялись.
 
Взошло солнце. Утро наполнилось запахами и звуками. Слышно, как лопаются почки. С тихим нежным хлопком. Пак-пак. Крыльям не терпится в полёт, а сердце наполняется прозрачностью небес, свежестью проклюнувшихся листьев и радостью. Всё это выплёскивается из горла переливчатой трелью. Трир-тити-трр-пиньпинь-варак-арак-тррр-акуш-варакушка. Я расправляю крылья и падаю. Падаю вверх, к солнцу.