Двенадцать месяцев - от февраля до февраля. 1-9

                Часть первая

                Глава девятая. 7 ноября 1973 года

     Проснулся я от того, что мне показалось, будто в воде барахтаюсь, но никак из неё выбраться не могу. Голову от подушки оторвал, а они и голова, и подушка обе мокрые, а простыня такая, как будто её в речку окунули, да так, не выжимая, на полку и бросили. Ничего себе, это я оказывается, вспотел так. В купе, как в парилке, только, что пара не видно. Темно, но у меня глаза зелёные, может я от этого в темноте ориентироваться более или менее способен, не знаю, но сумел рассмотреть, что все спокойно спят и никто, ещё раз повторяю, ни один человек не храпит. Вот, думаю, повезло, а то бывает, попадётся один храпун на большую компанию и никому спать не даст. Как с такими в семьях справляются, не понимаю.
 
     С трудом я из купе выбрался, закрыли его так, как будто оборону от врагов решили пересидеть: и на замок, и на цепочку. Вышел в коридор, а там благодать. Все окна открыты, по коридору ветерок весьма ощутимый гуляет, всю духоту, которую вагон за жаркий солнечный день накопил, он оттуда вытянул, да на простор отправил. Прошёлся по коридору туда-сюда, смотрю, все до одного купе приоткрыты. Везде люди, спящие виднеются, кое откуда храп доносится, ненавязчивый такой, стуком колёсным забиваемый, но всё же храп. Из одного купе такое амбре донеслось, что чуть ли не нос пришлось заткнуть. Терпеть не могу запаха пота, что мужского, но он ещё потерпимей, а вот женский встречается такой, что, чтобы его терпеть, сил надо столько иметь, сколько, думается, мало, кто имеет, я так точно не из их числа. Я бы от такой вонючки сбежал, и в этом уверен, хотя любовь такая странная штука, что иногда заставляет мириться совсем уж с непотребными делами, и это я тоже точно знаю. Ещё раз порадовался, что у меня попутчики нормальными оказались. Нет, я их конечно не знаю совсем, может у них другие недостатки имеются, но то, что не храпят - это точно, и потом от них, даже в таком состоянии в каком мы оказались в этой раскалённой и задохнувшейся коморке, купе я имею в виду, всё равно не пахнет.

      Стою у окошка, лишь сверху приоткрывающегося, вот думаю, какую люди умные грамотную конструкцию изобрели, дует лишь вдоль стены, а на народ, там находящийся, лишь сквознячок, лёгонький по коридору гуляющий, попадает. На часы глянул, о, уже пять с лишним. Знаю, больше не засну, мне всегда четырёх часов для сна хватало, а сегодня я более пяти проспал, ну, а поскольку вчера ни в одном глазу не было, значит, накануне устал очень. Долго я так один стоял, думал неизвестно, о чём, поскольку от тех дум ничего в голове не осталось. Достоялся до тех пор, пока из других купе люди не начали выходить. Тут уж мне пришлось к стенке поприжиматься, чтобы по вагону народ мог передвигаться. Проводница по купе пробежала, предупредила, что состав вот-вот к какой-то узловой станции прибудет, а там санитарная зона, поэтому все туалеты она закроет. Тут народ резко оживился и в обоих концах вагона выросли очереди с полотенцами в руках.

     Проснулись все и в нашем купе. Я туда даже заходить не стал, оттуда всю духоту и сырость выдуть ещё не успело.

     - Слушай, Ваня, - обратился ко мне Вадим, - ты не знаешь, у нас, что крыша протекает? Почему у меня вся постель мокрая?

     - Так это кто-то запечатал купе и нас в нём, как килек в томатном соусе. Там и без нас жарко, да душно было, а тут ещё мы надышали. Вот и вспотели все до такого состояния, что выжимать простыни с наволочками надо. Я еле-еле в себя начал приходить, а ведь уже два с лишним часа у открытого окна проветриваюсь.

     Пока я всё это ему говорил, на пороге купе появился Виталий Петрович. Он нам улыбнулся, головой кивнул в знак приветствия, да в сторону ближайшего туалета направился.

     - Ты видел? – спросил Вадим, - он же совершенно сухой, для него, наверное, духота с жарой самое то, что организму его требуется. Вот он нас и запечатал. Слушай, если это и на корабле будет, я помру. Жару и духоте совсем не переношу.

     - Переносишь ты всё, не волнуйся. Вон спал как. Ровно восемь часов продрых, а не разбудила бы проводница, так и продолжал бы спать. А я в пять встал, поскольку спать в таких условиях никак не мог.

     Мы ещё, наверное, стоя у открытого окошка спорили бы, кто больше жару не переносит, но тут Виктор свою голову с верхней полки прямо в коридор высунул:

     - О чём спор? Хотите, руки разобью за половину выигрыша?

     - Лежи уж. Всё равно всё вокруг оккупировано. Некуда тебе сходить, чтобы избавиться от продуктов человеческой жизнедеятельности, а сейчас проводница все места общего пользования закроет. Вон она с ключом у туалета стоит, ждёт, когда оттуда наш сосед появится, и к другому помчится, чтобы его тоже на крепкий замок закрыть. Сосед успел, а ты нет. Вот и дрыхни дальше.

     - Спасибо, что предупредил. Подскажи, как она обратно пойдёт, тогда я и встану. Знаешь же, как передо мной все двери нараспашку сами открываются, - и голова его опять в глубине купе скрылась.

     - Балабол, ты Витька. Когда-нибудь твои чары не подействуют. Что тогда ты делать будешь? – всё это Вадим громко говорил, чтобы Виктор услышать смог, а затем ко мне обернулся и тихонько так закончил, - и ведь откроет она ему туалет, даже сопротивляться не будет. Умеет Витька баб на что хочешь уговорить, а уж туалет открыть, это просто плёвое дело. 

      Проводница дверь в дальний туалет заперла и в нашу сторону направилась, а по дороге в каждое купе заглядывала, да, что-то на листочке бумажном записывала. Когда до нашего купе всего два осталось, Вадим Виктора окликнул и тот моментально в дверях возник. У меня даже сомнение закралось, что он не с верхней полки спрыгнул. Через секунду он преградил проводнице дорогу, что-то буквально прошептал, она засмеялась и пошла вперёд, уже никуда не заглядывая, а Виктору только рукой махнула, чтобы он за ней шёл.

     - Ну, вот, - с завистью в голосе произнёс Вадим, - сам увидишь, что он какую-нибудь красивую и, что обязательно, замужнюю даму снимет, и весь круиз они как влюбленная парочка ворковать будут.

     - Ну, ты-то уже успел, - вставил я в его речь, свою шпильку.

     - Это ты Наташку, что ли имеешь в виду? – и, заметив мой кивок, продолжил, - не знаю, не знаю, не понял я её пока. Может она просто дешёвка, тогда я пас. Ну, а если нормальная, без всяческих выкрутасов, как моя, может и получится у нас с ней любовь, но это только время покажет.

     Тут к нам Дима подошёл. Он ехал в седьмом купе и вид у него был не очень довольным.

    - Ребята, сейчас будет Узловая, там местные картошкой отварной очень вкусной торгуют и рыбкой жареной или отварной, кому, что нравится. Цены божеские. Я здесь уже не единожды покупал. Всегда доволен был. Нет, если рыбу не хотите, то, конечно, курицу можно взять, - поспешно добавил он, увидев, что Вадим поморщился.

     - Честно? – спросил Вадим, - не люблю я эту привокзальную торговлю. Побаиваюсь я её, мало ли, что там купить можно. Я уж в ресторан намылился, но ты так это сказал и вид у тебя был, как у кота нашкодившего, который у хозяев со стола, что-то вкусное слямзил, что давай уж пойдём к твоим бабкам.

     - Ребята, давайте только я в одиночку на закупку провианта схожу, а затем к вам приду, и мы все вместе позавтракаем, а то в моём купе парень какой-то не вполне нормальный, по-видимому, строить нас принялся. Говорит, что он Пушкин, а зовут его Владимир Ильич и он нас заставит Родину любить.

      Я аж встрепенулся:

     - Что? У вас в купе Вовка Пушкин едет. Это же мой приятель, - и ринулся к седьмому купе. 

     Но, пока шёл, сбавлял и сбавлял темп. Я лихорадочно размышлял. Весь вагон занимает наша группа, значит, я должен был его увидеть ещё на инструктаже. Но там не было никого даже отдаленно похожего на Вовку Пушкина. Это с одной стороны, а с другой, мы с ним столкнулись совсем недавно в райкоме, постояли, поболтали на какие-то общие темы, и он ни словом не обмолвился, что идёт в тот же круиз, когда я рассказал о своих ближайших планах. Значит это двойник, или вернее полный тёзка и однофамилец? Наверное, так оно и есть, но удостовериться в этом всё равно необходимо. Вот с такой последней мыслью я и заглянул в приоткрытое седьмое купе. Ничего общего с моим приятелем мужик в тельняшке, конечно, не имел. Я успокоился и, развернувшись, поспешил мимо нашего купе на выход. Поезд замедлил ход, почти остановился, дёрнулся, продвинулся ещё на полметра не больше и окончательно замер. Около двери уже стояла плотная группа, среди которой я заметил и нашу троицу: Вадима, Виктора и Диму. Проводница только успела дверь приоткрыть, как послышались призывные голоса десятка торговок:

     - А, вот, кому картошечка разваристая, да маслицем коровьим умасленная, да с рыбкой жареной, а кому не нравится, то с курочкой в печке запечённой.

     А рядом женщина платком цветастым укутанная вторит:

     - Пирожки печёные с картошкой, мясом, рыбой, капустой. Кому пирожки печёные.
   
     Спустились по ступенькам, а к нам уже бегут со всех сторон. Дима быстро куда-то в направлении паровоза рванул, а Вадим к проводнице повернулся:

     - Подскажите, сколько мы здесь стоять будем?

     Она ответить даже не успела, как радио привокзальное заговорило:

     - На первый перрон прибыл скорый поезд номер 23 сообщением Москва-Одесса. Стоянка поезда двадцать пять минут.

     - Спасибо, - сказал в пространство Вадим, а проводница засмеялась:

     - Видите, как оперативно мы работаем.

     Толпа на нас вначале навалилась, да почти сразу и отхлынула. Никто никакой заинтересованности к их товарам не проявил, что около нас толкаться? У других вагонов вон пассажиры по карманам своим шарят, денежки достать собираются. Толпа отхлынула, а прямо передо мной небольшая такая старушка одна осталась. Стояла, одной рукой на клюку опираясь, на меня просительно смотрела, а в другой маленькую вязаночку с сушёными грибами держала. Грибы белые, шляпки прямо вместе с ножками засушены, вроде чистые, не червивые. Взял я эту вязаночку, смотрю, парочку подберезовиков бабка туда в разнобой добавила. Жалко её стало. Спрашиваю:

     - Бабуля, что ты за грибочки спрашиваешь?

     - Да сколько сынок не жалко, за столько и спасибо скажу.

     Я в карман залез, десятку достал и ей отдал. Но не как милостыню, её, как мне показалось, бабка бы не взяла, а именно как плату за грибы. Бабушка мне спасибо сказала, здоровья долгого пожелала, денежку перекрестила, да, на палочку опираясь, дальше пошла.

     Подошёл я поближе к нашей группе, смотрю, Наталья присоединилась, что-то они активно обсуждают. Переспрашивать не стал, решил потом разберусь. Стоял, о бабке думал. Одинокая, небось, много ли она грибов то насушить может, а пенсия совсем, наверное, никакая. Решил я её найти, да ещё денег добавить. Может, возьмёт, если поймёт, что от чистого сердца. Да побоялся, что ушла, наверное, что ей на платформе делать, грибы-то я у неё купил. Не успел и пару шагов сделать, смотрю, вон она бабуля у соседнего вагона женщине какой-то точно такую же вязаночку грибов передаёт. Далее тот же ритуал последовал – и спасибо с пожеланием долгого здоровья, и перекрещиванием денежки, на этот раз трех рублёвой купюры, а бабка дальше заковыляла. Откуда-то сбоку к ней девчушка малолетняя подскочила с сумкой в руке. Из сумки очередная вязаночка в бабкину руку перекочевала, да та, на палочку опираясь и грибами потрясая, к очередной группе пассажиров пошла. Обидно мне стало, чуть ли не до слёз. Надо же бабка, хитрюгой, какой оказалась. И жалость тоже, откуда ни возьмись, скрестись начала. Не червонец мне было жалко, хотя он считанным у меня был, и без него мне когда-то позже туго может прийтись, но более всего жалко было вот ту мою доверчивость и сочувствие к чужим бедам и болям, которые сильно уменьшились после этой встречи на вокзальном перроне. А тут ещё Дима, откуда-то возвращаясь с полной сумкой, связку с грибами в моей руке увидел, и свою капельку к моей жалости добавил:    
 
     - Ну, что Ваня, и ты купился при виде убогой этой. Постоянные пассажиры её все хорошо знают, а местные так очень даже не любят. Да и есть за что. Она у всей округи грибы по дешёвке скупает, люди зубами скрипят от злости, а ей вынуждено продают, куда их ещё деть-то. Ну, а она этим пользуется, а затем таким жалостливым, как ты, их втюхивает. Говорят, такой домище отгрохала, закачаешься. Её долго прокуратура пасла. Всё пытались за незаконное предпринимательство привлечь, но она адвокатов хороших нашла, и те от доводов прокурора камня на камне не оставили. Тот утверждал, что она торгует в особо крупных размерах, а все свидетели, которых с полстраны сюда на суд привезли, говорили, как заученное. "Ничего она нам не продавала, мы сами ей деньги в качестве пожертвования давали, а она нам в благодарность за это грибы сушёные, ей самой собранные, подарила". Ей прокурор пытался инкриминировать незаконное приобретение стройматериалов, а она кучу кассовых чеков и накладных на стол судейский вывалила. Так и отстали от неё. Я почему всё это так хорошо знаю. Как-то застрял здесь почти на неделю, делегацию одну ждал, а она всё не ехала, да не ехала. Я потом уже, когда в Москву вернулся, узнал, что они уже на второй день моего ожидания из Союза свалили. Просто про меня все в суматохе забыли. Честно говоря, я сам так тоже думал, но не стал о себе напоминать, а захотел немного передохнуть. Места здесь красивые, рыбалка отменная, а я это дело люблю. Вот с раннего утра, пока прихода поездов не бывает, я и сидел на берегу речки. А затем шёл на единственную местную развлекуху – вокзал с его прибытием и отправлением поездов. Всегда любил я за народом наблюдать, когда он этого не видит. Такие типы встречаются и обхохочешься и всплакнуть можно. Вот тут я на бабку эту и налюбовался всласть, да всё мне про неё рассказали.

     Паровоз свистнул, проводники начали нас к себе призывать, скоро отправление. Забились мы все в купе, шесть человек, это уже для такого маленького пространства практически максимум. Дима из сумки кулёчки различные достал, а там и картошка горячая ещё, парок от неё такой ароматный поднимался, что слюнки сами по себе во рту копиться стали, ещё немного и на пол закапали бы. За картошечкой рыбка, жареная последовала. Дима нам сказал, что это налим, чуть ли не единственная почти бескостная пресноводная рыба, и при этом всё вынимал и вынимал: судочек с котлетками домашними, очень даже симпатично выглядящими, курочку отваренную, а напоследок, то, что довольное бурчание всех присутствующих, включая Виталия Петровича, вызвало – бутылку с мутноватой жидкостью, явно не с лимонадом домашнего приготовления.

     - Дима, где ты всё это богатство раздобыл? – вопрос Вадима выразил общее мнение.

     - Места надо знать, - посмеиваясь, ответил Дима, а затем уже серьёзно продолжил:

    - Давайте так, вы ешьте, что кому глянется, я уже на бегу перекусить успел, а вы, пока подкрепляться будете, меня заодно послушаете. Хорошо?

     Ну, мы кочевряжиться не стали, а каждый, что хотел, с тем себе на коленки тарелку и поставил. Тарелки-то Виктор наш женский обольститель, как его Вадим обозвал, от проводницы принёс. Он — это то ли в шутку, то ли всерьёз сказал, я даже понять не смог. Виктор обижаться не стал, а, наоборот, с гордостью на нас посмотрел, вот мол я какой, можете завидовать.

                Продолжение следует