Мама

( Из романа Вирус бесконечности)
 
«Даже если рая не существует, мамы всё равно превращаются в ангелов»
 
Весь зал медленно вращался и было невозможно объяснить, как и почему такое происходит. Уже исчезли официантки с хорошенькими детскими личиками, убрали длинный стол (где вместо подноса лежало обнажённое женское тело с расставленными на нём вазочками, наполненными азиатскими деликатесами). Казалось, белые журавли на голубых стенах тоже уже расправили крылья для полёта.
Михаил Семёнович не чувствовал никаких запахов – только медленное движение и удивительную лёгкость во всех частях тела. А ещё неизъяснимую радость, что как вечерний прилив то накрывала его с головой, то отступала, принося лёгкую приятную дрожь… И когда казалось: ещё мгновение, и он ощутит абсолютное блаженство от той свободы, которую ощущало сознание – вдруг откуда-то из тьмы появилось знакомое милое лицо. Михаил виновато улыбнулся – тёплая слеза потекла по щеке, давно позабывшей, что это такое.

– Мама… – прошептали его губы. Лицо, обращённое к нему, продолжало неотрывно смотреть ласковыми молчаливыми глазами. Казалось, томительное мгновение не закончится никогда!
Но потом он вдруг ощутил лёгкое потряхивание и острую боль – то же самое лицо, что ещё мгновение назад выглядело молодым и ласковым, превратилось в искорёженную смертью маску незнакомой старой женщины.
Журавли на стенах исчезли – на их месте по стенам зала поползли тёмные отсветы теней безобразных животных. Казалось, они вылезают из-под земли и, противно извиваясь, подползают всё ближе и ближе к тому месту, где Михаил продолжал кружиться, словно космонавт в лётном костюме – в полной невесомости странного отсека, летящего в бездонную чёрную пустоту космического корабля. А может – уже и не он, а какой-то совсем другой человек…

Он заплакал от нахлынувшего страха, от ощущения хрупкости собственной жизни, что не ощущалась им уже много лет. И которая, казалось, покинула его навсегда, безвозвратно растворившись в глубинах подсознания. Ведь за много лет сытой жизни почти удалось стать сильным, забыв унизительное детство: полностью стереть его изо всех уголков памяти! Но вот сейчас оно вдруг явилось к нему снова. Как и тем днём, когда хоронили маму на стареньком городском кладбище. И на её похороны не пришёл не один их знакомый… И вот он, мальчик-подросток, мокнет под проливным дождём над свежевырытой могилой – совершенно один, дрожа от холода и щемящей душевной боли.
Ещё мгновенье и двое полупьяных мужчин нервно заколотят ржавыми гвоздями крышку и практически скинут гроб в яму, почти на четверть заполненную водой. А потом, матюкаясь, поспешно направятся к сторожке в углу городского кладбища.

«Почему за такое большое количество лет я ни разу не навестил её могилу?» – спрашивает он сам себя. Может того места уже и не существует вовсе? Или он долгие годы чего-то всё время боялся?
Того, что она сильно пила в последний год перед смертью, а потому он сильно стыдился её? Или того, что все узнают, что он – сын поломойки и неизвестного мужика, что бросил случайную подругу, как ненужную вещь, с маленьким ребёнком в грязном бараке?
Неужели он так боится этого – тот, кто владеет заводами и пароходами? На которого работают тысячи людей… Чего именно: сковывающего душу унижения? Или рвущего душу на части одиночества? Или того, что станет таким же слабым и незащищённым – как тогда, под пронизывающим осенним дождём?

– Мама… – прошептал он и постарался протянуть руку, но не почувствовал тела. Казалось, оно больше не принадлежало ему! Лишь только странная темнота накрыла с головой и отозвалась хаотичной игрой серых теней – на стенах всё также вращающегося помещения.
– Прости, мама – я стану другим!..

Но только мрак и холод. Вращение замедлилось: он вдруг почувствовал, что пустота полностью растворяет его в мрачной бесконечности…
– Я просто умер! – пульсировала слабеющая мысль, но и она через несколько секунд угасла. И Михаила больше не стало на белом свете…
В зале окончательно наступил полный мрак. Белый лебедь отделился от стены и, сделав круг, плавно сел возле изголовья.
Михаил из последних сил открыл глаза и увидел, что над ним склонился не лебедь, а белый ангел с милым лицом его ещё молодой и красивой мамы… На миг показалось, что он ощущает даже тёплую ладонь на щеке.
– Мама, прости! – шептали губы. – Я всегда любил тебя! А ты оставила меня одного – в пугающе огромном и страшном мире!..

Продолжение следует..