Роковое признание Баллода

По телевизору часто показывают передачи, где сидящие в зале зрители с благородным гневом накидываются на какого-нибудь алкоголика-дебошира, тиранящего свою семью, или на непутевую мамашку, которая не заботится о ребенке… Словом, не важно, кто в тот или иной вечер олицетворяет какой-нибудь позорный человеческий порок. Каждый вечер толпа ярых защитников добродетели только и ждет отмашки ведущего, чтобы со страстью отощавшей от голода шакальей стаи остервенело впиться в зловонную, сочную плоть очередного представителя зла, переводя дух во время рекламных пауз.
В этой бескомпромиссной борьбе добра со злом, зажатым в угол, меня пугает слепая страсть, опьяняющий азарт, стремление возвыситься, вскочив на поверженную ниц, униженную жертву. Однако жизнь очень часто требует от нас не осуждающего крика, не готового приговора, а чуткого, напряженного понимания, той тревожной, вопрошающей тишины, когда мы слышим голос и чужой, и своей совести. 
 В начале весны 1862 во многих магазинах Санкт-Петербурга появилась странная брошюра, написанная неким бароном Шедо-Ферроти. Каждое слово в брошюре просто сочилось ненавистью к Александру Герцену, яростному обличителю царизма.  Известный публицист и литературный критик Дмитрий Писарев решил ответить Шадо-Ферроти и написал статью. Однако цензура запретила публиковать ответ Писарева. Отказ, естественно, возмутил критика. Где свобода слова? Почему одним позволено печатать гнусную клевету, а другие должны молчать?! Ясно, что кричать, биться в истерике, метать словесные молнии, воздевать к небесам руки бесполезно! Писарев решил опубликовать свою статью в тайной типографии П. Д. Баллода.
Баллод, студент естественного факультета Санкт-Петербургского университета, устроил так называемую «карманную» типографию для печатания революционных прокламаций. Он с готовностью взял статью Писарева. Но всевидящее око полиции не смыкалось ни на минуту. Полицейские ищейки разнюхали, где находится тайная типография. Ранним утром 15 июля Баллода арестовали, в его квартире нашли типографские принадлежности, прокламации самого радикального содержания и, конечно, рукописный текст писаревской статьи.
«Кто автор этой статьи?» - полицейский кладет на стол исписанные листочки. Что же делать Баллоду? Слукавить? Сказать, что автор текста владельцу типографии неизвестен? Тогда полицейские поймут, что Баллод пытается скрыть  имя того, кто написал статью, потому что считает сочинителя своим сообщником. Узнать по почерку автора статьи – дело совсем не трудное. Значит, таиться не только бесполезно, но и опасно для Писарева: ведь, по логике полиции, «честный» человек, не имеющий злых намерений, не будет скрывать себя. После короткого раздумья Баллод произносит имя автора.
Поступок Баллода был продиктован самыми благими намерениями: он самоотверженно принимал на себя удар полицейских репрессий и делал всё от него зависящее, чтобы спасти от кары Писарева. Но благородство не всегда трезво оценивается реальностью. Очень часто подлость и коварство одеваются в респектабельные одежды порядочности, умеют дружелюбно улыбаться и говорить красивые слова. Как только Баллод назвал имя критика, все заверения полиции, что никто, кроме организатора типографии, не пострадает, были забыты – Писарева тут же арестовали, заточили в Петропавловскую крепость.
Возникает вопрос: мог ли несчастный студент Баллод действовать по-другому? Был ли какой-то другой выход в том положении, в каком он оказался? Или порою случается так, что человек становится беспомощной жертвой обстоятельств, когда от его воли, ума, благородства уже ничего не зависит? Согласитесь,  вопросы сложные! Над ними надо подумать! Надо подумать в тишине, взвешивая возможности человека, обреченного действовать в условиях, когда он не знает и не может знать всех последствий своих действий!
Вот если этот случай бросить, как несчастного мышонка, в клетку, где сидит голодный крокодил общественного правосудия, у которого есть ответы на все вопросы, который мнит себя мудрецом, способным одним махом разрубить гордиев узел любых, самых сложных жизненных  противоречий, то найдем ли мы верное, справедливое, по-человечески честное решение?! Очень сомневаюсь!