Сила кино

Глеб Картинных и Галерей Владимир, как члены союза кинематографистов присутствовали сегодня на заседании худсовета. Картинных, сидел в зале под правой стеной галереи, а Владимир, наоборот, по левую сторону, под картинами.  Другие члены, находясь в таких же картинных позах, в полудремоте, слушали докладчика. В галерее, переоборудованной под совещания, было тихо. И только отдельное, но не мешающее другим похрапывание иногда достигало картинных полотен, ещё висевших тут. Галерей этих образов, хватило бы на многие поколения, но они стали загадочно и систематически исчезать со стен. Картинных и Галерей теперь одновременно, сидя в разных местах, задумались об их незавидной судьбе.

- В настоящий момент – тягуче говорил отчитывающийся. - Производство картинных метров кино превзошло все мыслимые и немыслимые ожидания. И имеющихся галерей, для хранения плёнки катастрофически не хватает.

Картинных и Галерей одновременно вздрогнули и посмотрели друг на друга, не понимая спросонья, чем они – то провинились. Вроде спят тихо, как все, а будят во всеуслышание только их.

- Ведь таких галерей, как в Третьяковской нам никто и никогда не предоставит. И сколько бы картинных афиш мы не нарисовали, народ на фильм не пойдёт – отпил из стакана минералки набранной в галереях Кавказских Минеральных Вод докладчик. - И сколько бы картинных книксенов перед руководством мы не коленопреклонили, выручки как токовой не будет.

Глеб Картинных, засыпал и просыпался, как только с высокой трибуны доносилась его редкая фамилия: - «Картинно как говорит – то оратор, прям таки Заратустра». Но его трепетный сонный мозг продолжала раздирать мысль о исчезнувших картинах. - «Так и жизнь пройдёт, вся без остатка, а в квартирных квадратных метрах нет ни одного полотна, ни маслом, ни без масла».

- Вот Глеб Жеглов говорил – продолжал, как с полированной скамьи подсудимых оратор. – А Володя Шарапов картинно слушал, что в тёмной галерее под магазином можно устроить засаду. Только где нам – то читать газету «Искра», и в какой кулёк мы сложим все эти картинные метры плёнки, Шосткинского комбината. Можно конечно попросить московского мэра прорыть метро от галерей столицы до галерей Санкт – Петербурга, но общая картинная обстановка не изменится от этого.

- Протестую - привстал Владимир Галерей. – Я в метро не работаю. Вон картинные образы пропадают, а воз и нынче там. Поручите господину Картинных, у него сын следаком работает. Он эту картину мигом расгалереет. И ждать особенно не стоит, ибо наша галерея, останется с картинно голыми стенами совсем скоро. Как Шосткинский комбинат.

- Говорите по существу – в свою очередь картинно обиделся оратор. – И не вносите смуты…

…Нестор Картинных – Галерей проснулся нынче с тяжёлой головой. На вчерашней вечеринке в Следственном комитете было сильно перепито спиртного на душу населения. Это зелье, цвета разного и разной крепости, возникало вдруг из небытия, как только посудина – предшественница опустошалась в желудки участников гуляния. Обмывали ножки новорожденного сына Ивана Черемисина, следователя отдела краж произведений искусства. А потом вдруг оказалось, что обмывать – то пока нечего, не родился ещё наследник. И как гневно ругалась в трубку телефона евонная тёща: - «Хрен тебе, а не сына!». И когда в третьем уже часу ночи дошло до него, что горячо любимая тёща припрятала от него наследника, он вошёл в раж. Короче грозился все преступления раскрыть и передать найденные сокровища государству. А там уже государство, в лице чиновников, снова их должно разграбить и придётся Ивану утирая похмельный пот искать их заново.
Короче сегодня поутру жизнь Нестору была не мила. Впрочем, в который раз уже. Где – то в одной из ближайших квартир перфоратор рьяно буравил стену. Зазвонил домашний телефон.

- А? – выдавил из себя следователь.

- Ты на работу – то явишься? – рявкнула трубка голосом начальника отдела форточников. – Заодно объясни ясно и понятно, как я к Валентине Сидоровой попал? Просыпаюсь в одном ботинке, а она уже на кухне яичницу жарит. Говорит, всё у нас было. От и до. Кто кого жарил?

- Ерунда это всё, на постном масле – не проникся Нестор.

- Ничего себе, теперь весь следственный комитет прознает, она же нас мужиков враз сдаёт, без всякого стеснения – жалобился начальник.

- Не переживай, Антон Борисыч – почему – то зашептал Нестор. – Она взавтра новую пассию найдёт. Ну, посмеются над тобой денёк… Но могут быть и дети.

- Какие такие дети! О чём ты говоришь?

- Маленькие сопливые и ласковые детишечки, прям таки груднички, угукают ещё ночью – разошёлся Картинных – Галерей. – Папой будут звать.

- Забери свои слова обратно, очень тебя  прошу, без тебя тошно, хоть волком вой! И зачем меня мать на этот свет родила? И почему я маленький в соседской форточке не застрял, а ведь мог. Сам пролез, а заднее место осталось. Я визжу, а сосед подливой мясной задницу мою полил и кота подпустил. Кот сожрал мои шортики вместе с подливой и частью кожи на том месте.

Антон замолчал справедливо предполагая, что тут, по закону жанра должен был последовать дряблый, похмельный смешок. Но он и теперь ошибся.

- Ты чего звонишь – то? – сменил тему Нестор.

- Чего звоню?.. – задумался абонент. – Ах, да! Вчера из одного солидного заведения, заяву накатали, у них там картины стали пропадать. Причём при странных обстоятельствах, без рамы. То есть прямо из багета вырезают, причём неаккуратно и поминай как звали.

- Кого звали?

- Целых четыре штуки – не оценил его вопроса начальник отдела. – Двери самое главное закрыты, а их нету.

- Кого нету?

- Похмелился? – вопросом на вопрос ответил Антон Борисович.

- Да нечем – вздохнул Нестор. – Ты мне сон, что ли ночной рассказываешь?

- Так! Быстро собираться, зубы чистить и на казённую службу – не выдержал начальник. – И что б как стёклышко!

- Служу России! – ответил тот и отключился от аппарата.

А на другом конце огромного города, в грязном и зловонном подвале находились теперь двое. В помещении этом по ночам ходили и в зад, и вперёд огромные серые крысы. Впрочем до того добродушные, что старый рыжий кот Иннокентий однажды поймал одну и надругался над ней посредством откушения длинного хвоста. Теперь эта обиженная затаила на него такую лютую ненависть, что лучше эту тему не затрагивать.
Два парнишки ростом с ноготок, лет десяти – одиннадцати, щуплые и босые варили теперь в котелке картошку. С запотевших труб под потолком смачно и монотонно ударялись о бетон пола крупные капли неизвестного происхождения. Согласно законам физики капли могли происходить из конденсата, но они школу бросили после дебютного первого класса, а в первом классе физику, как известно не изучают. Сейчас они были артистами своего дела, как говаривал Жорж Милославский: - «Больших и малых театров». В том самом деле и приобрели они не трудно давшиеся навыки.
А специальности они приобрели наипервейшие. Один был специалистом по форточкам, ну а второй славным менеджером по продаже краденого. И разговор они вели солидный.

- Ты, Сизый, нюни не распускай, держи нос по ветру – втолковывал один второму, красиво размахивая руками, краем глаза определяя реакцию на его слова напарника. Иногда оглядываясь по - сторонам и не забывая подкладывать хлам
в костер под казаном. – Со мной не пропадёшь.

- Ты, Бурмистр, личность на районе известная, только вот, что с твоими картинками делать? На рынке не продашь – упорствовал второй. – Пустая трата времени.

- А это твоя забота, со мной ведь в форточку не протискиваешься с самого, что ни наесть мороза. Это жарким летом – потный и распаренный только так проскакиваешь, а зимой лафа не в масть, сапоги ещё.

- Хоть покажи свои открытки – то – зло почесал давно не мытую голову Сизый. – Можа там и смотреть не на что. Можа там баба какая голая, такие особливо трудно уходят. У них говорят не все параметры совпадают, вон даже отморозок ухо от бабёнки откусил. А ты говоришь стреляться. Продемонстрируй, говорю.

- Придёт время увидишь, вон картошка готова. Голыши это в огромных музеях, там витражи (здесь он задумался…) окон высокие, форточки высоко, не заберёшься. Да и стража крепкая. День и ночь муштруют себя, как собаки злющие, аж слюни текут. Друг друга готовы сожрать и не подавиться. Без гарнира…

В следственном комитете было ни звука. Нестор, стараясь не греметь по коридору каблуками, двинулся вперёд. Около двери отдела произведений искусства остановился. За створкой было тихо. Так тихо, что ползающая по полотну створки сколь жирная, столь и одурманенная муха не жужжала удалившись в нирвану. Чуть приоткрыл правой рукой скрипучую половину и заглянул внутрь. Вид ему открылся ужасный. За залитым чем – то красным столом покоилась всклокоченная голова Антона Борисовича Углева, начальника отдела и недавнего абонента Нестора. Пахло вчерашним застольем, а именно солёными огурцами, пистолетной смазкой и отчего – то презервативами. Верно оттого, что два красных и оттого надутых коллективным разумом вчерашних собутыльников изделия, мирно покачивались, привязанные хвостиками к колченогой вешалке. Пришедший хрипло – тоскливо выдохнул и шагнул внутрь. Треснувший экран монитора компьютера на столе тихо звякнул, оплакивая свою стеклянную и разбитую жизнь.

- Борисыч, спишь ты что ли? – потряс за плечо хозяина кабинета. – Это я твоя
совесть. Пришла к тебе, ведь ты меня дома неумытую забыл.

- Кто здесь? – поднял красную голову тот. – Почему без стука?

Нижняя часть расколотого экрана монитора слёзно вздохнула и не в силах держаться против силы притяжения от которой ещё в древности пострадал Ньютон, пала ниц прямо в разлитый по столу красный портвейн. Углев испуганно вздрогнул. А по коридору уже шёл Илья Ильич Ширшов, по прозвищу Штирлиц. Глава управления по связям с кадрами.

- Что надо – то ему? – горестно ухватился за виски Антон. – Не сидится в кабинете. Подождал бы до вечера, мы глядишь, и похмелились рассольчиком. Можно и исконно Русским, прозываемым спиртным. И стало бы нам тогда тепло внутри и приветливо снаружи. Что же так – то по коридорам слоняться.

- Ты как всегда прав. Только повелит он нам заниматься общественно – полезным трудом. Как пить дать прикажет. И пойдём мы с тобой, Антон Борисович, в места не столь отдалённые трудиться. Позванивая кандалами.

Тот ничего не ответил, так как дверь приоткрылась и Штирлиц не спеша продвинулся внутрь помещения. Был он в форме не киношной, а как полагается Российскому полковнику в нашей, что ни на есть сермяжной и исконно серой. Начищеные до перламутровой слезы ботинки излучали, однако, друг к другу явное недружелюбие.
Он вошёл и внутри стало неуютно, как бывает неуютно после ссоры с привычной женой. За окном, не желая ни кому плохого, простучал по пережившим свой срок годности рельсам раскрашенный рекламой вагон. А в трамвае том, безбилетными зайцами проследовали к месту назначения два пацана невзрачного вида. Лица от озабоченных пассажиров прятали.

- Чем это у вас пахнет – вместо приветствия выдохнул Илья Ильич. – Сейчас я так напугаю вас, что ни одни профсоюзы не помогут!

- Новорожденный же – попытался Антон.

- Быстро всё убрать, пол подмести, портвейн пролитый на стол посредством языка соскрести – слизать, подбородки до синевы выбрить – размечтался глава управления. – Монитор купить новый. Изделия спустить.

- Лучше бы я вчера умер – выдохнул Углев.

- Или хоть сегодня – поддержал того Картинных – Галерей. – Но так жить нельзя определённо. Так в жизни не бывает.

- Волноваться не надо – издевательски  спокойно  повернулся к  выходу ИльяИльич. – Сами поломали, сами и чините. И не удумать мне похмеляться, найду и покараю! Клянусь громом и молнией, уж я с вас шкуру спущу, так спущу, что чесаться не будет.

- Яки с царевны – лягушки – умудрился вставить слово Углев.

- Вот именно – расцвёл улыбкой Илья Ильич. – Вместе со скальпом. А где благоверный Черемисин?

Одна половина Нестора, та, что Картинных, призывала его сказать правду и только правду, но вторая, которая Галерей намекала эту правду утаить. Пока нет ребёнка, нет и правды.

- На встрече – соврал Нестор, - с прикормленным агентом.

- Ну – ну – кивнул Углев и раскрывая створки двери вышел в коридор.

И когда он вышел наши бравые следаки ещё долго прислушивались к тишине извне здания. Хотя трамвай деловито скрёб колёсами о истончённые рельсы. И поскрипывая тугой колёсной парой, двигался меж тем в заданном направлении. На редких остановках входили – выходили озабоченные квартирным вопросом и недостаточным количеством винных магазинов люди, битком заселившие этот юродивый город.
И тут пришёл Иван.
Если вот прямо сейчас смотреть на Север, то будет ясно видно, что там живут аборигены с узким разрезом глаз. А правее Севера будет Восток, там узкость выражена сильнее, с припухлостью. Так вот глаз Ивана не было видно совсем и непонятно становилось, как он перемещается по пространству.

- Привет страдальцам – с трудом выговорил Черемисин. – Живы – то хоть все? Пока патологоанатомы не звонили?

- Зато Штирлиц живее всех живых, хоть мавзолей ему строй – прохрипел в ответ Углев.

- Ага, Хадж – Махал – скривился в праведном гневе Нестор. – Мы ему что, рабы? Тогда где галера?

- Всё будет, дай срок – осчастливил Черемисин. – Если б меня избрали спикером Государственной Думы, уж я тогда издал закон – все форточки в окнах аннулировать, ходить только в двери, ноги вытирать.

- Тогда твой отдел распустят, и будете вы, вместе с Валентиной Сидоровой пыль по коридорам гонять – через силу улыбнулся Антон Борисович. – А по – праздникам эти самые окна мыть, а к большим  датам ещё и заскорузлые унитазы. По – утрам искурите по папиросе и вперёд.

- Иди ты! – отмахнулся от него Иван.

Всё в этой жизни течёт, как вы знаете в заранее написанном ранее руководстве по эксплуатации. Куда бы ты не дёрнулся, куда бы не посмотрел, а всё уже известно и было когда – то. Вот теперь у Ивана Черемисина должен зазвонить треснутый мобильный (ежели он его не потерял и не дай Бог забыл у В. Сидоровой). И что вы думаете? Он зазвонил.

- Алло! – ответил Иван в изобретённый в двадцатом веке аппарат.

- Иван Игнатьевич Черемисин? – спросили оттуда.

- Да – да - совсем испугался глава отдела – Чем могу быть обязан?

- Это из роддома звонят, Ваша жена Клавдия Черемисина час назад родила мальчика, здорового и уравновешенного. Четыре триста вес и шестьдесят девять сантиметров по диагонали рост.

- А по вертикали? – спросил Черемисин и заплакал.

Но не успел он даже чуть – чуть поплакать как телефон зазвонил вновь. На этот раз абонентом была тёща:

- Ну что лишенец! Так и быть поздравляю. Как говориться всех благ, здоровья и крупных выигрышей. Клавушка молодец, вон какого богатыря родила, ни в один конверт не уместится, я уж давно купила, синенький. XL размером.

А пока ещё ничего толком не понявшего Черемисина в кабинете уже не было. Сработала смекалка. Он был на складе вещ. доков и не слушающейся рукой сочинял рапорт о выдаче ему, для следственного эксперимента, трёхлитровой канистры самогона. Старшина, зав. складом доказательств, долго и подозрительно на него косился, но выдал в полной мере.
Вечером, часов так думается в девять, подполковник Илья Ильич Ширшов по прозвищу Штирлиц, задумчиво двигался по коридору. Его обученный всякому нос, пока ничего предосудительного не чувствовал. Было тихо. Население большого города, поужинав, смотрело кто футбол, кто мелодраму. Но у знакомого нам с вами кабинета, нос Ширшова впал в прострацию.

- Опять! – только и произнёс он, легонько подталкивая дверь.

В недрах рабочего помещения было сумрачно. Густой запах свекольного самогона покачивался мягкими волнами. В девятнадцать ноль три (как после будет сказано в рапорте старшины) следователем И.Г. Черемисиным, для второй
части следственного эксперимента была получена ещё одна опломбированная трёхлитровая канистра самогона. В двадцать один час она была пуста, так как следственный эксперимент удался. Кого только в кабинете не было. Вплоть до младшего обслуживающего персонала. В. Сидорова подложив под голову папку с уголовным делом, с тоской похрапывала на подоконнике. Оголённая правая грудь подозрительно свешивалась из отомкнутой кофточки. Спали все.

- Подъём!!! – призвал олимпийских богов руководитель управления по связям с кадрами. Почему он вёл кадровые дела в этом заведении, не знал уже никто. Ведь и начальник отдела кадров есть, вернее кадровичка, Людмила Петровна Королькова. И работу свою посконную знает. И любовник у неё свой, доморощенный, из родного коллектива.

Никто не пошевелился. Только Черемисин вроде как услышал что то, встрепенулся, но тяжесть грехов урезонила его встрепенувшуюся голову. Склад вещественных доказательств, ввиду позднего времени был теперь закрыт.

Через день знакомый нам трамвай меж тем катил назад. В нём ехали разные люди. И по национальности, и так. Вон тощий вахлак симпатичную девчонку клеит, она видно из села вот – вот прибыла, не нахваталась ещё столичных штучек. Покраснела. А вон пенсионер, весь синий, таблетку в сумке ищет. Бабка его дремлет себе или вид кажет, что разморило. На переднем сидении развалился противный субъект, потягивал пиво из жестяной банки. Напитком пахло на весь салон. А ему что? Он самоутверждается так.

- Ты, Сизый, прекрати озираться – шипел на напарника Бурмистр. – Все на тебя оглядываются. Спалимся.

- Я потому, что без билета – огрызнулся тот и отвернулся носом к грязному окну. – Ты чего сам – то такой злой? Вроде всё чики – пуки прошло. Я даже испугаться не успел.

- Будешь в другом месте пуки, а я вон цельный кусок штанины в форточке оставит, поторопился чего – то. Жалко, сколько я на дело в них сходил. Зачикаешься считать.

На самом видном месте вельветовых штанов, на самой коленке, сияла рваная дыра. Видно было заскорузлую коленку, острую как затёсанный кол.

- Лоскут – то на форточке остался? – с умным видом спросил Сизый, - любой следак его к делу пришьёт. К бабке не ходи.

- Не каркай! – взбеленился форточник. – Штанцы сховаем.

- Лучше сжечь, во всех случаях от шмона защитимся – прищурил глаз друг. -Дело тебе говорю

- Деловой – сплюнул Бурмистр.- Может вернуться и как – то прихватить материальчик. Всё полезней будет.

- Там теперь уже снова менты собачатся, нигде ещё, на самом «Мосфильме» лапы греем.

Меж тем к городу неотвратимо подкрадывалась ночь. Уже и звёзды кое - где через вуаль неба просвечивали, уже ди-джеи настраивали свою громкоговорящую аппаратуру на танцплощадках, уже вышли на улицы всякие мелкие бандюги. Из – за хилых растений новомодного парка наплывала на город синюшная туча. Неподконтрольная никому. Как вдарит через пол часика спелым дождём, так и успевай уворачиваться. А шалый ветер будет назло тебе вырывать из скользких рук видавший на своё веку немало дождей зонтик. И ему дождю без разницы три слона или китайская подделка.
На реке прохрипела испитым гудком старая и ржавая баржа битком набитая металлоломом. С выносного моста ей в след весело помахали руками, а одна новобрачная уронила вниз недолговечную фату. Молодой муж хотел уже прыгать, но его всё же заставили одуматься. Бог с ней, с фатою. В один день стать вдовою не хочется никому
Зажглись фонари.
Нестор с закрытыми глазами смотрел понравившуюся ему одному мелодраму, когда ренктоном давно забытой песни зазвонил мобильный. Глаз открывать не хотелось. Пересилил.

- Алло – сказала трубка голосом Углева. – Спишь что ли?

- Да нет, рано ещё.

- Тогда собирайся, я за тобой машину послал. На «Мосфильме» знакомый почерк, на форточном гвозде лоскут ткани от верхней одежды. Там тебя сильно ждут – ужесточил голос начальник.

- Нарушаете родную Конституцию, рабочий день закончился – попытался выскользнуть Картинных – Галерей, подспудно понимая, что конституция тут ему не помощница. И работникам киностудии, по - видимому, тоже.

- Ну, это не ко мне – уклонился от ответа начальник. Это в Конституционный суд. Там иск примут, рассмотрят со всех сторон, может даже чуть помнут, а после отправят ко мне, копию в отдел личной безопасности.

- Аааа – почесался Нестор. – Я готов.

- Ну,  счастливо.  Опроси там всех,  лоскут в пакетик упакуй, завтра сдашь на экспертизу, не мне тебя учить.

- Нет уж, их тоже вызывай, я сегодня хочу сдать.

- Пошути мне!

У проходной знаменитой киностудии было шумно. В соседней «фанерке» взрывались гранаты, стонали раненые и сколь огромная, столь и обезумевшая собака, вздрагивала возле входа от этой пиротехники. Пережив очередной взрыв, она заплакала как человек и огромные собачьи слёзы потекли по её впалым щекам.

- С кем имею честь? – устало покосившись на неё, спросила высокая дамочка в сиреневых туфлях при шпильках, на носках которых красовались такие же сиреневые банты.

- Следователь Нестор Картинных – Галерей - представился тот.

- Ого – удивилась мадам на каблуках. – Ну, если так, идёмте. Нам в угловое здание у самого что ни на есть забора. Там дыру проделали и теперь всякий ходит в неё без зазрения совести.

- Вас - то как величают?

- Марлен Дитрих – улыбнулась та. – В простонародье Мария.

Пролом в бетонном заборе издалека был не столь величавен, как при близком рассмотрении. В некоторых местах поработали ломиком, если даже не отбойным молотком. Левая сторона дыры была стыдливо прикрыта хворостом, бывшем когда – то ветвями деревьев. Там же слева росла пышная крапива, очень жгучая на вид.

- Тут же давным - давно не ступала нога человека – отмахнувшись от сумерек произнёс Нестор.

- Никто и не говорит, что здесь вторглись – насупилась спец. представитель «Мосфильма». – Дверь в павильон была закрыта, а вон в ту форточку и проникли. Первый этаж низкий. В шаговой доступности.

-Что взяли?

- Две картины вырезали из рамок, мы там девятнадцатый век снимаем, богатые покои, естественно дорогая мебель, хрусталь, канделябры, картины изысканные – со знанием дела перечисляла Мария, не забывая поглядывать на сиреневые туфельки. – Теперь рамы висят как всегда на стене, а содержимое всё
отсутствует напрочь.

- Дорогие картины?

- Багет дорогой, а холст наш художник - самоучка с интернетовских фоток переписывает – проясняла обстановку обладательница туфель с бантиками. – У него это здоровски получается. Прям таки ас.

- Как? – удивился следователь. – Из всемирной паутины?

- Оттуда – уже открывала дверь Мария.

В просторном павильоне расположилась роскошь. Нестор открыл было рот, что бы спросить, да так с открытым и остался. Огромное красное фортепиано, прямо по центру зала, особенно его поразило. Такого он в своей пока ещё короткой жизни не видел. Мария видя его замешательство тоже молчала. Она – то знала, что семьдесят процентов этого великолепия бутафорское. Снимут кино и что – то перекочует в другой фильм, что – то разберут, что – то будет храниться в запасниках. На фортепиано, правда, выстроилась неплохая очередь.

- Так где та форточка? – с трудом закрыв всё же изумлённый рот спросил Картинных – Галерей. – Хотелось бы посмотреть на неё.

- Да вон она – порхнула пальцем Мария. – И предмет одежды болтается возле неё. Когда про Гражданскую снимали, Василий Иванович на него саблю свою вешал. Сам молотком и забивал. А этот маленький лазутчик теперь об него штаны порвал.

- Почему маленький?

- А Вы думаете Моргунов в неё пропихнётся?

- Ну да конечно.

Нестор осторожно, за уголочки освободил клочок ткани с гвоздя и уложил его в прозрачный пакет. Хоть не надёжная, но всё же улика. На подоконнике и самом окне видимых отпечатков его глаза не обнаружили. Впрочем, в одном месте толстый слой пыли был подвержен внешнему воздействию. Снял отпечаток и результат так же аккуратно вложил во второй пакет. Мария с интересом смотрела на него.

- Артисты всё так же как Вы делают, только понарошку – негромко сказала она обернувшись к Нестору.

- Насмотрелись детективов, вот и важничают,  но всё не так просто, сценариярасследования никто не писал – и без всякого на то перехода добавил. – Чем занимаетесь сегодня вечером?

Следующим утром Нестор Картинных – Галерей проснулся рано, бодрый, но не выспавшийся. Проснулся оттого, что на кухне с грохотом упала на пол вилка и кто – то неизведанный на неё мягко заругался. Нестор огляделся одним глазом вокруг и сразу же обратил внимание на сиреневые туфли при шпильке, которые стеснительно обнаружили себя под потрёпанным стулом. Запахло яичницей, следом за запахом явилась Марлен Дитрих, собственной персоной.

- Доброе утро – сказала она. – Не опоздаешь?

- Доброе – хрипло ответил тот. – Который час?

- Половина девятого, завтракать будешь?

И тут Нестор явственно представил, как по коридору родной конторы медленно идёт Штирлиц, и горе тому, кто опоздал в этот трагический час на службу. Испарина липко покрыла лоб.

- Нет. На службе кофе попью. Опаздываю.

- Тогда я тебе яичницу заверну в целлофановый пакет.

- Уговорила – откликнулся Нестор, бурным темпом одеваясь – Если хочешь, можешь переезжать ко мне.

- Да ты что! Я же замужем! Он поезда водит на Дальний Восток. Теперь уж назад тащится. Я как морячка.

- Про мужа ты мне вчера не говорила.

- Не успела – улыбнулась Мария. Под таким напором.

- Ключи бросишь в почтовый ящик, я его не закрываю.

А у Бурмистра утром, в подвале, было на душе неспокойно. Кусок вельветовой ткани оставшийся вчера на форточке не шёл из головы. Да и в ближайший магазин за новыми штанами идти не в чем. Волей – неволей придётся рискнуть. Риск – благородное дело, но не всегда. Дверь в подвал скрипнула и довольный Сизый протиснулся внутрь.

- Ну, что я тебе говорил, нашёл покупателя, через час у кино «Высота».

- Через  какой час –  огрызнулся напарник. –  У меня  штанов – то  запасных вгардеробе нет. На рынок надо. Хотя и на рынке могут перехватить. Так что придётся тебе в магазин.

- Один раз можно и в этих. Полицаи все ещё спят. Слямзим деньжата, тогда и затихнем. Будут тебе и брюки, будет и пиджак.

- В полоску поперёк.

Трамвай повидавший на своём веку множество людей, не заинтересовался двумя пацанами не предъявившими проездной билет. Шкеты они и есть шкеты. У одного под мышкой торчала плотно скрученная трубочка завёрнутая в газету «Спорт – экспресс». У другого на штанине недоставало изрядного куска ткани. На самом видном месте.

- Голодранцы – заворчала на них толстая губастая старуха в сбитых босоножках. – Дзержинского на вас нету. Уж он бы голубчиков пристроил в республику Шкид. Беломорканал рыть.

- Да уж – поддакнул ей старик – приспособленец сидевший на сидении чуть впереди, по ходу. – И лопату им поболи! И лопату!

- На сухари.

Пацаны в спор не ввязались. Да и чего? Кто такой Беломорканал? За грязными окнами машины для перевозки пассажиров, на электрической тяге, было спокойно. Входили – выходили люди, некоторые даже парами, драли билеты, показывали на общее обозрение проездные. Через две остановки вышла бабка, ещё через одну старик. Ещё через три показалось кино «Высота». У нас же всё героическое, то победа, то высота, то передовик. Так и живём.
У серого здания кинотеатра прохаживался куцый мужик с дипломатом, в застиранной рубахе и обшарпанном пиджаке. Подозрительно оглядывался по сторонам и ловко бросал взгляд на дальнюю скамью, где сидел мордатый амбал в кепке – шестиклинке. Сизый уверенно направился к нему.

- Привёз? – подозрительно спросил дядя, оглянувшись через плечо на человека в кепке.

- Фирма веников не вяжет – сплюнул через губу пацан. – Бурмистр скажи, что мы не левые.

- Деньги при себе? – набычился партнёр.

- Всё тут – выставил на обозрение дипломат мужик, на скамье заволновались.

- Посмотреть бы, тута  мне рассказывали, как одному товарищу подделку на
все деньги впарили – заканючил пиджак. – Нежелательно это, а желательно посмотреть поближе. Так сказать пощупать со всех сторон. Подержать в руках, пригреть. Багет прикинуть.

- Деньги счёт тоже любят – осёк его Бурмистр. – И мы щупать любим.

- Ещё как – поддакнул Сизый.

Дипломат большой, а денег – то в нём, я бы сказал -  кот наплакал. Да и купюры какие – то все замызганные, мятые, уголки загнуты, перевязанные аптечными резинками. Такие даже в руки брать не совсем логично и приятно. Но если ты живёшь в подвале, занимаешься преступным промыслом и имеешь одни рваные брюки на все случаи жизни, то и такие сойдут и приятными будут. Закончился сеанс и праздная публика, пахнущая попкорном вывалилась наружу. Мужик портфельчик мигом запахнул и на скамеечку к соратнику присел. Только когда последняя пара прошествовала мимо, сделка возобновилась. Мужик щупал, закатывая глаза, представлял массивную раму, как она будет висеть в чулане прикрытая от посторонних глаз пыльной мешковиной. Рядно уже припас. Пацаны напрягая неучёные лбы, типа считали. Сизый даже чуть вспотел от напряжения, кипятился.
Минут через пятнадцать дядя с трубочкой в газете отвалил в одну сторону, а пацаны с набитыми карманами в другую. Товарищ, сидевший на скамейке в третью. Все были сказочно довольны.

- Заживём на полгода – радостно зашептал Сизый. – Не трусь. Ещё пара таких ходок и квартиру в малосемейке прикупим. Лярв будем водить, аттестаты зрелости, придёт время, купим.

- Мне бы штаны купить – настаивал Бурмистр. – Чем быстрее, тем лучше. Поддувает.

- Ну, заедем, какие наши годы! – согласился приятель. – Вон и траивай наш.

- Может, в такси прошвырнёмся, в честь выгоревшего дела?

- Ага, таксист тебя монтировкой погладит по темечку, деньжата из карманов отковырнёт и будь здоров – не согласился Сизый, который редко в чём был солидарен с форточником.

Губастая старуха в стоптанных босоножках восседала в середине салона как живая. Только теперь рядом с ней возвышалась огромная сумка с просроченными продуктами, что – то заветно булькало.

- Вас, милки, уже ж выпустили? – прищурила она один глаз. – Аль сбежали?
Надысь по телевизору сказали, что тюрьмы переполнены.

- Тьфу на тебя, карга – в два голоса откликнулись пацаны.

Трамвай тормознул и остановился на остановке. Двери дружно зашипели и раскрыли свои проёмы. Чуть - чуть вальяжно в салон поднялись Нестор Картинных – Галерей и Иван Черемисин одновременно возвращавшиеся со встречи с агентами. Опытный взгляд Нестора сразу выхватил из общего, знакомый материал штанов и дырку на колене. Остальное, как говорится, было делом техники.

- Ой! – возмутилась было бабка, но Иван настоятельно приложил палец к губам и отрицательно покачал убедительной головой.

- А мне выходить на следующей остановке – вмиг успокоилась та.

Общественный транспорт, разбрызгивая огненные искры на стыках рельсов, задумчиво проследовал дальше. От остановки до остановки до самого вечера. Потом его ласково загонят в депо, помоют помятые за день бока и оставят до следующего дня.
А ещё через день, утром, по коридору Следственного комитета медленно шёл Штирлиц, собственной персоной Илья Ильич Ширшов. Верные люди доложили, что вчера тут обмывали успешно закрытое уголовное дело. А навстречу ему, покачиваясь и стеная шла Валентина Сидорова. Скверно наложенный макияж, туфли на босу ногу. А ещё чуть поодаль, соблюдая достойную дистанцию, шла высокая мадам в сиреневых туфлях. Илья Ильич не знал такую особу.

- Дежурный!!! – зыкнул он тогда и оглянулся по сторонам.

- Лейтенант Лазоренко – как из – под земли возник офицер с повязкой на рукаве.

- Почему посторонние в Комитете? – взревел главный по связям с  кадрами.

- Так у неё настоящая повестка, Картинных – Галерей подписал – вытянулся в безупречную струнку дежурный.  – К десяти часам.

- У нас бывают ненастоящие?

- Никак нет!

- Значит так! Весь личный состав вверенных мне кадров на инструктаж по технике безопасности. К десяти. И эту – он указал указательным пальцем в сторону Сидоровой. – Пусть прихватят между делом. А у этой, пропуск отобрать, строго – настрого приказать, что б дорогу сюда забыла. – Добавил он в сторону
дамы в сиреневых туфлях. – Выполнять!

- Есть! – подчинился дежурный.

После десяти у двери кабинета с золотистой табличкой, на которой было начертано калиброванными буквами: полковник И.И. Ширшов стало очень шумно. И там пахло как – то, перекисшей брагой что ли? Или это так пахнет взбучка? Или так пахнет великое чувство безысходности?
Первым ступил на путь раскаяния Антон Борисович Углев начальник отдела форточников. И был он за дверью недолго, минут семь – десять, кто замечал? Но вышел гражданин оттуда другим человеком. Челюсть его обвисла и висела теперь за подбородком как совершенно ненужная. Левое плечо опустилось до пояса и подрагивало мелко – мелко. Но самое главное – изменился цвет лица, оно стало пурпурным с прозеленью.
Шагнувший в чистилище вторым Нестор Картинных – Галерей снова внутри раздвоился, только теперь правду готов был говорить Нестор Галерей, А Нестор Картинных решил её утаить. Но оба вернулись на свободу как огурчики, только с горькой жопкой, готовые говорить правду, только правду, и одну только правду. И тихо присели в уголочке.
Иван Черемисин ночью был изгнан женой из дома, оттого шагнул на плаху, когда кроме собственных цепей терять уже было нечего.
Валентина Сидорова вошла бледно и …не вернулась. Минут через десять в кабинет прошмыгнула прибежавшая на зов Ширшова престарелая Комитетская медсестра.
Дальше было спокойнее, Илья Ильич убавил напор. Но еще до самого обеда гуляла пыль по коридору, и нервно курили в курилке мужики...

Глеб Картинных и Владимир Галерей видели одновременно теперь один и тот же сон. В наступившей повсеместно и кругом в этом грешном мире эре Kovid – 19 никто толком не знал, что это такое, но каждый считал себя умнее других и порол горячку. Многое, конечно, зависело от близости к денежным потокам, доступности к рычагам давления. Но самым главным критерием была близость к свету очей наших. Один приехавший в стольный город гражданин, даже заблокировал пенсионерам бесплатный доступ к средствам передвижения. Никто его на место не поставил, так как этим самым пенсионерам ехать никуда не надо стало, ведь же ихней, заработанной трудом и пОтом пенсии стало не хватать на сахар и подсолнечное масло. Надели на всех маски. В метро самого большого столичного поселения так и объявляли: «Проезд в метро возможен только в масках и перчатках». Но ни этот гражданин, ни президент, ни того, ни другого не надевали. А народ что? Народ же Конституцию под себя изменил и рад этому. Под маской, гримасы безысходности не видно. И вот стало вокруг тихо, так тихо, что картины перестали воровать, а в некоторых местах и возвращать умыкнутое. А в столице одной маленькой республики губернатор ихний за картины и поплатился, ему бы запрятать их до лучших времён, ан нету. Ему бы притаиться, залечь на дно и так со дна и прикарманивать народные богатства, которые никогда до народа не доходили. Гонор и блажь подвели. В лесах хорошо, там болезни нету

- И вот теперь – благоговейно продолжал докладчик. – Когда галереи все сплошь приватизировали, а картины в свою очередь нет, как прикажете быть нам, которые на хозяйстве?..

И тут зазвонил звонок будильника.

- Ерунда какая – то снится, каждую ночь, с продолжением – проснулся на рассвете Ширшов, покряхтывая встал, сходил, шлёпая по полу босыми ногами в туалет. Возвращаясь, заглянул за штору. По мокрой улице позёвывая, шуршал первый троллейбус. Огромный голубь расхаживал по балкону, ждал голубку.
Вставало солнце.

Москва. 2021 г.