Душа России. топология бездорожья. Гл. 1 продолж2

***
   Беда России - в распутице. Не той, конечно, про которую сказал Высоцкий «вязнут лошади по стремена», а распутице мысли, когда она теряет нить и сама теряется перед множеством путей, запутывается в их паутине. Пути, сливаясь до неразличимости в зыбкой топи, образуют путы. И тянут на дно.
   И вот здесь важно нащупать твердь! Здесь понимаем важность прокладывания пути - прямого пути, чем и занимался Илья Муромец. Да, он проложил путь, разбил силы Тьмы, пленил стража границы между царствами жизни и смерти, Соловья-Разбойника1, но нам-то какое до этого дело? Нам-то от этого не легче. А, между тем, нас это затрагивает самым непосредственным образом и вот почему. Дело в том, что как показали новейшие метафизические изыскания XX века, аберрация времени и пространства позволяет нам стать участниками тех событий или отстраниться от них. На самом деле, Илья не совершил, а совершает эти подвиги. Это вечно длящееся действо, которое либо живет, либо мертво для нас в зависимости от нашего личного к нему отношения. Если внимательно перечесть наши былины, бросится в глаза повторяющийся мотив «прямоезжей дорожки». Без употребления она зарастает травою, «муравеет», заваливается валежником, упавшими деревьями - «колодеет», так что ни пешему не пройти, ни конному не проехать, птице не пролететь.
   Конечно, можно понять и в лоб: да, глухие леса, да, дебри, не пройти-не проехать. Стратегическое значение спрямления объездных путей в условиях необъятных просторов Земли русской прекрасно показал Ключевский. До XII века между Ростовско-Суздальским краем, включавшим в себя Муром, и Киевом просто не существовало прямого пути. Эти города разделяли непроходимые леса вятичей, тянувшиеся сплошной дремучей полосой между верхней Окой и Десной от Карачева до Козельска. Собственно, отсюда и название города Брянск (Дебрянск-дебри), потому и Суздальскую землю называли в старину Залесской. Один из вариантов объезда шел через реку Тьму, левый приток Волги, далее через Смоленск, а затем вниз по Днепру можно было спуститься к Киеву2.
   Однако, бывает, колодеет и беспросветно зарастает не только дорога, но и совесть человеческая. Какие дороги расчищает Илья Муромец, Бог весть. Думается, все-таки и те, и другие. 
   С другой стороны, в народном сознании лес изначально ассоциировался с опасностью, со смертью. Там обитали волки, разбойники и нечистая сила. Чистое поле же не только рождало живительный хлебушек, но и было чистым от нечисти. В этом смысле, если вдуматься, огромные территории земли нашей, занятые лесами, представляли собой враждебную стихию, мир смерти. Вот почему прокладывание Ильей Муромцем прямых путей являлось еще и оживлением неживого пространства, его трансформацией. Бесформенное обретало форму. Конечно, оно норовило (и, заметим, всегда норовит) затянуть обратно в свою чмокающую бездну, в свои ненасытные чавкающие недра и новорожденное чадо, и богатыря с поляницею, и старика со старухою. Только держись! Без подвига не обойтись, уж извините. «Кто рулит, и весла бросит, тех нелегкая заносит» - так водится не только у нас, но и по всей поднебесной.
   Топь, хлябь, хлипь, грязь - все это черты хаоса, омута, мутной воды, одним словом, женской стихии. Помните: «И Дух Божий носился над водою» и, с другой стороны: «И назвал Бог твердь небом» (Быт. I, 2, 8). Одним словом, нюни распускать нельзя, господа. Засасывает. При том мгновенно. Ибо нюни - это бабство. Женская бы душа ладно - только не бабья, Боже упаси! А то ведь и мужики бабятся, превращаясь, по тонкому наблюдению Гоголя, в фетюков. А все от расползания формы, от недержания, если хотите. И вот она (Форма) прёт, напирает, трещит по швам, границы лопаются, становятся зыбкими, и - кисель. Да-да, «кисельные берега» это именно об этом. А отсюда и до рабства недалеко. Вместе с тем, не будем вслед за Бердяевым, заклеймившим «бабье мление перед силой», совсем уж отказываться от женской природы. Прислушаемся к Лао Цзы, предупреждающему о недопустимости недооценки женского начала.

  Дух долины вовсе не мертв.
  Говорят, что начало он женское, начало мистическое.
  А еще говорят, что врата его
  подпирают Небо и Землю.

  Началу мужскому внимай в себе,
  Но следуй началу женскому…
Дао дэ цзин, §6, 28

   Строго говоря, какую душу назовем женской? Очевидно, переменчивую, податливую, порывистую, норовистую, капризную. Но и обожающую своего господина, старающуюся угадать его прихоти, подстроиться под настроение хозяина. Муж - властелин, полноправный владыка такой женщины. Она трепещет перед ним в минуты гнева и разделяет счастье его в минуты блаженства.
Но вся тонкость в том, что женский характер может встречаться и у мужчин, как впрочем, и мужской - у женщин. А ведь известно: слабая женщина подчиняется сильному мужчине и покоряет его. А слабый мужчина, подчиняясь сильной, волевой женщине, лишь вызывает у нее презрение.
   Вспомним в этой связи, какие духовные опасности выделяло русское народное самосознание. Пленение смертью, пленение женскими чарами, пленение богатством - перечислено в последовательности от большего зла к меньшему. Именно таков внутренний смысл преград, которые расчищает Илья Муромец, оказавшись на розстани трех дорог перед камнем с надписью: «По одной поедешь - убитым быть, по второй - женатым быть, по третьей - богатым быть». На то, что это именно опасности, указывает ритуал, совершаемый героем по прохождении каждого из путей, и по сей день встающими перед многими добрыми молодцами на Руси: он возвращается к камню и выбивает на нем новую надпись «расчищена дорожка прямоезжая» (былина «Три поездки Ильи Муромца»).
   Разумеется, русский богатырь начинает с самого опасного пути. Сорок тысяч разбойников, встречающиеся на нем Илье и, без сомнения, разгромленные им, могут иносказательно указывать на опасность голой силы (силы как насилия или силы, применяемой без меры - ведь, «сорок тысяч» по тем временам соответствовало сегодняшнему «немеряно»). Тем из читателей, кому подобная трактовка покажется натянутой, предлагаю иную версию: разбойник - «лихой человек», т.е. это персонификация «лиха», сил зла без маски, во всей их откровенности и неприкрытости. 
   На втором из путей зло принимает прекрасный и обольстительный образ девы-богатырки, или «поляницы», как говорили тогда. По неписанным законам того времени богатырки, встретив богатыря, бросали ему вызов, предлагая честный бой во чистом поле. Лишь проиграв схватку, могла поляница отдаться богатырю1. Однако в описываемой истории дева сразу зовет Илью пройти в терем и расположиться на постели. Не удивительно, что богатырь отвергает это несуразное предложение и освобождает из заточения добрых молодцев, попавшихся ранее на эту удочку и томящихся теперь в темнице. На этом примере различие между женским и бабьим проявляется особенно рельефно.

   (продолжение следует)