Глава 2 Детство Часть 12 Дневник бабуси 1943 год

 БОРИС, ЛЮДМИЛА  И  ИРАИДА  СТЕПАНОВЫ
 
ЧАСТЬ 12

ДНЕВНИК  БАБУСИ
 1943  год               

                ДНЕВНИК  БАБУСИ
               
                1943 год

(Сокращённо…)

24.01.43. Суровые морозы.  Ветер. Страшно за Идку. Бужу её 20 минут 7-го.  Сорок минут вожусь с ней. Иногда всласть придётся и наругаться.
Не было случая, чтобы у неё не пропало что-нибудь: или валенок или ещё чего-нибудь. Ничего не могу поделать с её неряшеством.  В данном  случае надо следить за каждым её шагом,  а что я могу сделать, когда к вечеру я уже даже говорить не могу от слабости.
В 7 часов она уходит. Когда её маленькая закутанная фигурка потонет в предрассветном сумраке, я захлопываю дверь, предварительно напутствуя её, чтобы она осторожно переходила дорогу и уже не перестаю  волноваться до тех пор,  пока её замороженный носик не  покажется  в  дверь.
 На новый год у них в школе была ёлка. Ида взяла Борю с собой.  Очень были довольны:  - "Нам дали вот такую булку!  С  вареньем!"  -  "Скушали?" - "Мы её разделили пополам.  Очень вкусно". Перед этим им  4 дня не давали завтрак:  копили к празднику. Боря разводит широко руки, чтобы показать – какой большой была булка…
Приехал Воля  привёз за счёт пайка -масла, сметаны, селёдки, колбасы, сушек, конфет. Всё это, конечно, в минимальных порциях, но целых 4 дня мы отдыхали от ... Пили  вкусный кофе мокко с молоком и сахаром.
Только к празднику я привела комнаты в надлежащий вид. Дети нарадоваться не могли,  когда были повешены занавеси,  панно. Даже Милка  покачивала в ту и другую сторону головой,  что означало:  - "Ах, как  хорошо!
Канун я была уже одна до утра праздника: и Нина и Воля сутки  дежурили. Все семьи по очереди несли  дежурство по городу, улицам и на крышах…
Я встала в  5 утра, и к их приходу было все готово: тепло,  уютно, празднично накрыт стол и празднично одеты дети.  Я  им  обоим  сшила из коричневой бумазейки платье и блузу.  А брючки Боре сделала  из брюк Воли.
Ида, оказывается  только  притворялась  спящей и следила за мной,  как я готовила в 11 часов ночи платочки с гостинцами. Утром восторгу  не было конца.  Просила завернуть опять,  чтобы показать папе.  Увы!  Показывать было нечего - все прикончили.
Ёлку за 50 руб.  купили на редкость стройную. Ида пригласила свою  подругу, а Боря - Эдика.  Славили ёлочку.  Танцевали.
На Идино день  рождение  - (на крещение) опять зажигали ёлочку. Воля нарядился медведем,  чем изрядно напугал Милку и даже " героя - мужчину".  Воля "гадал" по руке  и  Иде и Боре,  чем привёл в большое смущение Борю,  как это папа узнал  по руке, что Боря щиплется. На другой день Боря спрашивает: - "Бабуся, а почему у меня на руке линия не стала короче?  Я, ведь, совсем  не щипался целю ночь!" –
"А ты подожди ещё.  Это не так скоро будет!  Вот папа посмотрит и тогда он узнает".  - "А ты,  бабуся, умеешь гадать по руке?" - "Нет,  только папа".  - "А откуда он  научился?"  -  "Его научил дедушка Вася. Не велел никому секрет открывать. Когда ты  вырастишь большой, папа тебе расскажет, и ты будешь тоже всё узнавать  по руке".  - "А правда папа узнал,  что мы поедем на дачу?" - "Правда". - "Эх, Ида, давай говорить про дачу!" ... И рассказам их и мечтам не  было  конца!  Тут  и  огород,  и  речка и купанье,  свинка и  цыплятки...
Ида на  ёлке  была  очаровательна!  Я  ей сшила из чёрного своего  крепдешинового шарфа платье, чуть тронутого из красного шёлка строчкой, красный бант в волосах...  А Боря - в дядюшкином белом атласном  костюме (выудили из того же сундука - берегла памятные для меня вещи). Что за прелестная мордочка!   
Ида, прочитав  в газете (в которую была обёрнута какая-то книга),  понравившееся ей стихотворение, выучила его мне, конечно, вполне самостоятельно  и  по  собственной инициативе переписала его.  Надпись  трогательная: обещание слушаться и не расстраивать меня. Адресовано:  милой,  дорогой,  золотой,  серебряной, медной бабусе. Вот я от души  хохотала последнему эпитету.  А Боря спрашивает между прочим:  -  "А  Нина Васильевна скоро к нам придёт?" - "Не знаю,  а что?" - "О,  она  добрая - предобрая, пригожая моя, золотая, серебряная... (смотрит на  стол,  на котором капуста),  капустная... шоколадная... Я люблю её и крепко поцелую".  Это сослуживица Воли и красивая  женщина,  имеющая  много поклонников. Всегда очень внимательна к моему внуку.

 29.04.43. Сегодня 5-ый день праздника – Пасха. Какой убогий! Перед праздниками на одну карточку взяли муки,  на один кирпичик хлеба выменяли  масла, за  1/2 к.  - молока,  и так трудно пришлось с хлебом - беда!  Испекли из просеянной муки куличик,  пирожок с саго.  Сделали сырник  (сотни ухлопали!).  Сколько  детям было радости!  Как они ждали того  момента, когда можно было сесть за завтрак!
И тому и другому сшила новые платья… День был тёплый и можно было одеть весеннее пальто. Ребята нагулялись вдоволь.
Числа 15-го бросила топить печку.  Вчера первый раз открыли дверь  во двор на целый день. Волга вскрылась. Открылась навигация.
На фронте уже давно нет существенных изменений.

22.12.43. Совсем забросила дневник.  У меня трясётся сильно рука.  Последнее время - шум в голове. Ничто не располагает к письму...
Война идет своим чередом... Как-то уж и не мечтаем о конце! Скоро  ли? А как дети ждут! 

ДОПОЛНЯЮ…
( Мне очень  хорошо  запомнилось,  как мы с классом ходили в госпиталь. Мы рассказывали стихи,  пели песенки для  раненых.  Потом  нас  всех из столовой,  где мы "давали" концерт,  развели по палатам, где  лежали тяжело раненые солдаты. 
Меня проводили в палату,  где  лежал  офицер с забинтованной головой. Я начала рассказывать стихотворение,  пардон, декламировать,  но раненый застонал.  К нему быстро  позвали  врача, который сказал, что лучше всем из палаты уйти. То ли раненому  стало хуже,  то ли ещё чего,  только мне так и не пришлось перед ним  выступить...
Но сколько волнения и переживаний вызвал у меня, да и у  остальных детей этот наш концертный поход. В госпиталь мы ходили ещё  не раз, но этот первый поход оставил особое впечатление.

Зима 43-го  года  была  особенно голодной не только для нашей  семьи, но и для всех советских людей.  У  нас  наверху,  с  железной  внешней лестницы - двери вели в три разные квартиры,  в которых жили  еврейские семьи.  Помню -  однажды бабуся дала мне штучки три  склизкой  синей картошки  и велела отнести на второй этаж в одну из этих квартир. Я вошла в незапертую дверь.  Посреди комнаты стоял стол. На нём  лежала женщина.  Рядом сидела на стуле - другая.  Та,  что лежала на  столе - умерла от голода.  В этой же семье жил старый еврей. Он каждый день сидел посредине моста и просил милостыню.  Вскоре умер и он и тоже от голода.
К кому-то  из  нашего дома привезли девочку,  чудом вывезенную из  осаждённого Ленинграда.  Тётя этой девочки не зная,  что нельзя  при  истощении переедать,  стала от души пичкать её едой.  У девочки случился заворот кишок. Её еле спасли...

Помню, однажды,  когда  бабусе  совсем нечего было готовить,  она  достала с книжного шкафа запрятанный мешочек с горсткой гороха. И, о  ужас! В место гороха в мешочке были одни жучки. Бабуся сварила из них  суп. Когда она нас кормила этим супом,  свет не зажигала,  а, может  быть, не было света?... Жучки на зубах хрустели. Мы спрашивали - почему суп хрустит? Бабуся что-то нам наплела, а сама в темноте плакала. А мы уговаривали её, что мы весь суп не съедим и оставим и ей.

В эту зиму ради любопытства я попробовала из  комодного  верхнего  ящика воровать деньги. Первый раз я стащила красную тридцатку. Долго  не знала что с ней делать. Я  подумала,  что обратно положить  незаметно - не получиться. И тогда я решила от неё избавиться. По дороге  в школу, проходя по мосту мимо нищего еврея из нашего дома, я кинула  в его шапку, лежавшую около его ног, - эту тридцатку и убежала, боясь,  как бы кто меня не увидел и не спросил - откуда у меня эти деньги.

Второй раз я опять сперла такую же денежку.  На этот раз я купила  мороженое. Дома обнаружили пропажу,  естественно, "раскололи" меня и  устроили взбучку такую,  что долгое время я на такие подвиги  не решалась.

В жизни случаются такие поступки,  за которые бывает потом стыдно  всю жизнь.  Мне,  почему-то не стыдно за  украденную  тридцатку,  за  детский эгоизм,  за ложь... Это все было "пробой пера"... А вот первый поступок в жизни, за который мне стыдно до сих пор - следующий.

Я шла из школы. Как сейчас помню, на углу улицы стояла женщина. В  руках она вертела какую-то штучку.  Я подошла к ней и спросила -  "А  что это у Вас?" Женщина ответила, что это щипчики для колки  сахара.  - "А зачем Вы их всем показываете?" - "Я их хочу выменять  на какую-нибудь еду. У меня дома такая же девочка, как ты. Она умирает с голода". - "Так Вы,  если не выменяете,  приходите к нам домой. У меня  добрая бабуся. Она Вам что-нибудь даст". Я назвала домашний адрес. На  этом мы распрощались.

Когда я пришла домой,  я бабусе не рассказала про эту встречу, но  расспросила, что у нас есть из еды.  Бабуся сказала, что есть только  варёная картошка... Через какое-то время в дверь постучали. За порогом стояла эта женщина.  Она рассказала о том, как встретилась с девочкой, которая дала этот адрес... Бабуся позвала меня и я, не дожидаясь вопросов, стала горячо уверять эту женщину, что она, наверное,  перепутала адрес и, что у нас во дворе, действительно живет девочка,  похожая по  описанию  и что её надо искать в другом доме нашего двора... Женщина ушла...  Тогда мне не было стыдно, мне было стыдно потом, на протяжении всей жизни...

Много лет спустя,  я рассказала об этом бабусе. Она сказала, что,  если бы она знала правду, она обязательно поделилась бы с той женщиной нашей варёной картошкой... Тогда мне было восемь лет.

ПРОДОЛЖЕНИЕ  СЛЕДУЕТ