15. Террор и Добродетель

   С кухни доносился приятный запах специй, там суетилась Луиза Каброль,  еще в первые годы революции девушка была служанкой в семье де Жюссак, сейчас она оставалась с бывшей госпожой добровольно.

   Мари де Жюссак чувствовала себя спокойнее в ее присутствии и главное, мучительное одиночество слегка отступало.

   Мужскую работу по дому, что-нибудь приколотить, повесить, отремонтировать, делал появлявшийся время от времени Антуан Буайе.

  Санкюлот появлялся в квартире "гражданки Жюссак" уже не так часто, как раньше, справедливо опасаясь, как бы невеста не нафантазировала себе лишнего и из ревности не выдала Мари, как "аристократку".
 
  Да, якобинцев жестко подвинули от власти после 9 Термидора, многих репрессировали, но даже это еще не означает, что Революции конец, Республики больше нет, а "белые" и "синие" побратались...

  Луиза Каброль выросла в деревушке Фромансо в западном департаменте Мэн-и-Луара на границе с Вандеей.

  Как и большинство ее земляков-простолюдинов, она не по наслышке знала про грубые притеснения, барский произвол и бесправие  сельских жителей при старом режиме со стороны аристократов, но сторонницей революции от этого не стала, останься девушка в родных краях, наверняка стала бы помогать шуанам.

   На Антуана, в его неизменном красном колпаке, она косилась так, будто в квартиру вползла ядовитая черная мамба из африканских джунглей и Мари, пока Буайе этого не видел, осуждающе грозила ей пальцем и внушала бретонке после его ухода, впрочем, без особого успеха, что он, "хоть и санкюлот", но хороший человек и совсем не зверь и не "сентябрьский убийца".

  Приготовив нехитрый обед, Луиза с полотенцем в руках появилась на пороге комнаты, долго терла руки и хмуро сузив голубые глаза наблюдала за тем, как Мари де Жюссак делает раненому перевязку.

   Время от времени выразительно вздыхала и поднимала глаза к потолку, что означало: "Госпожа, зачем вы приютили этого революционера, разве мало вы пережили из-за них?"

- Как вы себя чувствуете? - тихо обратилась Мари к раненому, который представился ей, как Шарль Венсан Леонар  Данжу.

  Брюнет с трудом приоткрыл темные глаза, посеревшие губы чуть дернулись от боли, на смуглом лбу выступили крупные капли пота.

- Я... жив... и жизнью обязан вам... гражданка...

  Мари мягким движением вытерла пот с лица и шеи раненого, лоб его был весьма горячим.

- Луиза, сходи, пожалуйста, в ближайшую аптеку на углу, список нужных лекарств лежит на столике... Если тебе не трудно, быстрее...

  Девушка вздохнула, пригладила светлые волосы, еще раз выразительно подняла глаза к потолку, показывая всем видом, ну сдался же нам этот недобитый робеспьерист, но перечить бывшей госпоже не смела, чувство сословной субординации очень развитое у бретонцев и вандейцев было в ней очень глубоким.

- Как так вышло, что на вас напали? - не удержалась от вопроса "гражданка Жюссак".

  Гражданин Данжу помолчал несколько секунд, облизнул пересохшие губы и решил поделиться накипевшим:

- Реакция набирает обороты... скоро нашей кровью будут заборы красить...и всё под лживые вопли газет о том, что с террором покончено...

 МЫ были честнее, не отрицая Террор... да, таковы реалии гражданской войны... но ЭТИ утверждают, что с Террором покончено, в то время как гильотина на площади Революции не простаивает с самого 9 Термидора... и останавливать ее не собираются даже спустя несколько месяцев...

  При этом непонятно, жутко и больно... что простой обыватель    молчит и даже... наблюдает с удовлетворением... как нас убивают... 
 
   Посвятить всю энергию и самую жизнь народу... ничуть на этом не нажиться... и слышать радостные вопли этого самого народа вокруг эшафота 9 термидора...

  Мертвенно-бледная Мари выглядела грустной и строгой в своем черном платье, думая о чем-то своем, она смотрела в окно невидящим взглядом, но с бледных губ вдруг нервно сорвалось:

- Несправедливо... хотите сказать... а ВЫ как поступали, когда власть была В ВАШИХ руках?! Насилие всегда порождает насилие...это так банально, гражданин...

   Разве декрет Прериаля не нарушал нормальную законность? Разве под его страшный пресс не попадали даже далекие от политики жители... обыватели, те самые... которые сейчас наблюдают, не имея желания вмешиваться... как нападают на вас... именно НА ВАС, оживившиеся роялисты?

  Имеет ли смысл взывать к соблюдению законности тем, кто её сам нарушал из каких-то своих немыслимых принципов?!

  Народ? Что вы знаете о народе... ГРАЖДАНЕ? Санкюлоты Парижа, рабочие и ремесленники городов это далеко еще не весь народ... а крестьяне...

  Сами знаете, что происходит в Бретани...в Вандее... эти люди живут своими общинами и приходами, замкнуто и патриархально, вашей Республики и демократии не понимают...и не принимают...

   А то, что многие сельские жители подчинились... так они веками приучены подчиняться сильной жесткой власти...либо их подкупили ваши лозунги о том, что они смогут получить в собственность землю.

 ВЫ вручили власть  вандалам, которые учинили кровавую бойню в Нанте и в Лионе, ВЫ приняли Прериальский декрет... и теперь... несете за это заслуженное наказание!

   Данжу попытался приподняться. На побледневшем лице резко обозначились скулы.
   Взгляд его темных глаз с покрасневшими белками был больным, растерянным и жестоким одновременно, гнев и возмущение придали раненому  энергии:

- МЫ все для вас политические преступники, чьё место в общей яме с известью? Не понимаю... зачем вообще вы тогда спасли меня и спрятали  в своем доме, ведь из выкриков мюскаденов под окном, знали, что я - якобинец!... Захотелось поиграть в христианку первых веков?! Хотелось утереть нос варвару своим "милосердием"?!

    В показном милосердии я не нуждаюсь! Спасли физически и оскорбляете, убиваете морально... 

   Поступите же честно, в соответствии с тем, что сейчас высказали: сообщите обо мне... куда следует... и меня... уберут, а ваше понятие о справедливом возмездии будет удовлетворено. Ну, что же вы?!
 
  Если вы ТАКОГО мнения... мне нет здесь места... - с огромным трудом гражданин Данжу сел на постели, посидел с минуту, прикрыв от сильнейшей слабости глаза, медленно поднялся и как сомнамбула, пошатываясь, медленно и неуверенно дошел до выхода из комнаты. 

   Но тут новый прилив слабости накрыл волной,  он пошатнулся и ухватился за косяк. Пот выступил на посеревшем лбу и затек из под длинных черных волос за воротник.

  Молодая женщина быстрым и нервным движением поднялась и преградила ему путь:

- Простите... если мои слова прозвучали жестоко...  вы не можете знать, что пережила я в эти месяцы... но...я не отпускаю вас в таком состоянии... вернитесь в постель... пожалуйста...

  Он положил руки ей на плечи, пытаясь подвинуть ее в сторону и освободить проход, но  Мари не поддавалась, голос ее прозвучал мягко, но решительно:

- Не надо так... вы же не дикарь... не отшвырнете женщину... я уверена... Нет у меня ненависти к вам... Ну же... возвращайтесь в постель... я помогу...

  Вдруг Мари закрыла лицо руками, плечи ее нервно задрожали, смахивая платком градом брызнувшие слезы, она с большим трудом взяла себя в руки:

- Нет... я не считаю, что ВСЕ ВЫ политические преступники... некоторым из ВАС я обязана свободой... и жизнью... Альбер погиб... 29 июля... то есть 11 Термидора по новому стилю...а 1 августа я вышла из тюрьмы... Альбер... он... так и не стал моим мужем... мы не успели пожениться...

   То самое политическое событие, что спасло и освободило меня... убило его... с тех пор я не знаю... как мне относиться К ВАМ и к тому, что произошло...

  Во взгляде Данжу метнулся невысказанный вопрос. Как же так... если переворот 9 Термидора освободил ее из тюрьмы... но при этом убил ее жениха...

 - Кто же вы... гражданка Жюссак и что с вами произошло?... - недоумение и растерянность отразились в покрасневших темных глазах.