Воспоминания Шляпы

   Я никогда не любила вставать рано. Да и кто же любит? Нет, я не спорю, могут найтись и такие, что скажут: это полезно для здоровья, да и дел можно сделать больше за день. Так я вам скажу: моему хозяину, из-за которого и мне не удается поспать лишний часок, подъемы на заре не пошли на пользу. Да и как бы они могли пойти, если он всегда вскакивает, хватает меня за бок, прямо сминает и не дает даже опомниться и проснуться, потом нахлобучивает на нечесаную голову и давай бродить по сырым петербургским улицам. Хорошо еще, если утро ясное. А если дождь?
 
   Хозяин у меня странный. Я сколько времени уже за ним наблюдаю – года два как живу у него на полке в старой, неприбранной прихожей. Когда-то ведь я жила совсем по-другому. Помнить себя начала с того момента, как меня, готовую и отделанную, выставили на витрине магазина. Золотые деньки! Мне не страшен тогда был дождь - наоборот, мне нравилось слушать, как он стучит по стеклу моего домика. Да, у меня был свой отдельный дом, по соседству жили еще какие-то женские шляпки, но они не в счет. Я с ними не общалась - для меня они слишком легкомысленны. Я строгая, мужская шляпа.

   Но однажды пришел он… И купил меня. Мне он тогда показался милым – так бережно упаковал меня в пакет, принес домой, положил на чистую пустую полку. Это сейчас рядом со мной всякий сброд: перчатки старые, да еще непарные, шарф какой-то облезлый, и прочие подозрительные особы. А тогда я была одна, и мне это нравилось. И интересно было – а что же будет дальше?

   Я скоро привыкла к нему. Привыкла, что по утрам он, напившись ароматного кофе (мне очень понравился этот запах), усаживался в комнате - при этом никогда не закрывал дверь в прихожую, и печатал, печатал что-то на компьютере. Неожиданно вскакивал – я даже вздрагивала у себя на полке, и начинал нервно прохаживаться из угла в угол.  «Как же, как же это сказать?» - бормотал он себе под нос. Позже я узнала, что он пишет большой роман и заканчивает какой-то литературный институт.
 
   К нему приходили товарищи, и среди них была одна очень милая девушка – Катюша - она даже пыль у него вытирала, и с моей полки тоже, и даже с меня стряхивала. Вечером они собирались на кухне, пили чай, весело и шумно обсуждали всякие непонятные мне вещи: «сюжетосложение», «ткань повествования», и особенно горячо спорили об «идейности произведения» …

   Потом, где-то полгода назад, все вдруг изменилось. Друзья заходили редко, куда-то все спешили. Я слышала обрывки: «как пережить кризис», «где взять подработку» … Потом к хозяину – кстати, совсем забыла сказать, что его зовут Андрей, - стал приходить этот лысый дядька. По-моему, он очень действовал хозяину на нервы. Всегда, после его ухода, Андрей не мог садиться за работу, а начинал либо бродить по квартире, либо хватал меня и шел на улицу. Да, и стал плохо спать, вставать на заре и опять бродить. Похудел при этом страшно.

   А совсем недавно опять приходил лысый и долго говорил с хозяином. Я не все слышала, о чем они говорили (дверь была прикрыта), но кое-что долетело до меня приглушенно:

 - Одного таланта маловато будет, Андрюша, - ласково, но как-то неискренно говорил лысый. - Ты должен написать что-то совершенно необычное, что-то очень яркое, это должно производить впечатление, -  ну и не забывай, для кого ты пишешь.

- Я все помню, Петр Анатольевич.

- И не забудь о сроках. У тебя две недели.

- Я помню, - уже с раздражением, повышая голос, ответил Андрей. – Но творческий процесс, понимаете ли…

- Понимаю, - все так же ровно, спокойно перебил лысый, и перешел вдруг на вы: - но и вы поймите меня, молодой человек, ведь это вам в первую очередь нужно, а уж потом только мне. Я-то легко найду вам замену. Не так ли?

- Да, Петр Анатольевич.

- Итак, я жду. На следующей недельке навещу  навещу вас, проверю, как продвигается дело. И мы посмотрим, что еще нужно выбросить – у вас там много всякой чепухи, мне она не нравится, и подумаем, чем эти куски заменить, чтоб вышло свежее. – это лысый говорил уже в коридоре, надевая шляпу, которая, кстати, лежала все это время рядом со мной и вела себя очень высокомерно – ни слова не сказала мне и даже не посмотрела в мою сторону.

- До свидания, - с натугой в голосе произнес мой бедный Андрей – мне так жалко стало его в ту минуту, он явно был очень расстроен.

   Когда лысый ушел, Андрей зачем-то бросился в комнату. Я не видела, что там происходит, но раздался какой-то грохот – кажется, попадали книги, потом услышала, что он рвет что-то с ожесточением. Потом он выскочил назад в прихожую, накинул пальто, я думала, схватит сейчас меня - но он выбежал из квартиры, совершенно обо мне позабыв.

   Его не было долго, до самого вечера. Он пришел совсем мокрый – на улице шел дождь, а он даже зонта с собой не взял. Я видела, как он, не раздеваясь, только скинув пальто и ботинки, бросился на диван в комнате. Он лежал неподвижно, и я думала, он заснул. Но где-то через полчаса он начал ворочаться и даже постанывать. И так всю ночь, только под утро заснул. Мне, с моими крепкими фетровыми нервами, было вообще не до сна. Ведь я действительно тревожусь за хозяина.

   А утром пришла Катюша. Андрей не сразу смог встать и открыть ей дверь – у него поднялась температура, что неудивительно после вчерашней прогулки под дождем.

- Андрей, - сказала Катюша, грустно и заботливо глядя на него, - так больше нельзя. Я и раньше знала, что ты не сможешь, что это не для тебя, но ты ведь не хотел меня слушать!

- Но я не могу теперь бросить, Катюша, ты это понимаешь? Он сейчас меня не отпустит! Он ведь выдал мне аванс. И нам так нужны деньги, если мы хотим пожениться. – Андрей закашлялся, голос изменил ему.

- Но ты ведь можешь доделать эту работу и расстаться с ним?

- А что я тогда буду делать? В эту редакцию мне будет закрыт вход навсегда. А в других… кому я нужен, у меня нет больше никаких знакомств, а Петр Анатольевич может…

- Петр Анатольевич может?! – гневно воскликнула Катя. – Да что он может? Это он – никто, а не ты. Он даже написать что-то свое не может. У него только деньги.
- Но ведь это самое главное.

- Нет, Андрей, тут ты не прав, - уже мягко заговорила она, - деньги конечно, нужны, но не такой ценой. Я же вижу, как ты несчастлив, как измучил себя. Если бы ты был другой, как Витька, например, - он спокойно к этому литературному рабству относится, ему писать не своим языком не тошно. Но ты же не можешь! И за это я тебя очень уважаю. 

Андрей грустно улыбнулся.

- Понимаешь, Андрей, нужно потерпеть, подождать. Лучше быть свободным, делать что хочешь, что любишь, чем сейчас получать эти деньги. Ты будешь еще писать, будешь потихоньку издаваться, постепенно придет признание. А работать пока можно и в институте, там сейчас вакансия ассистента преподавателя открылась. Тебя все там хорошо знают, возьмут.

- Да, Катюша, конечно, ты права. Взялся я не за свое дело. Свобода важнее денег. Сдам Петру последнюю книгу, если можно ее так назвать – я вчера из отвращения почти все черновики порвал, - и распрощаюсь с ним.

   Они стояли в коридоре, прямо рядом с моей полкой, он – красный, больной, исхудавший, и она, бледная, грустная, но прекрасная в своей тревоге за него. И мне было так больно и страшно за них, и я поняла, что и у меня, у шляпы, оказывается, есть сердце.