Поворот винта или Укрощение строптивой?

     Даже если вы совсем-совсем не знаете английского языка, то сравнивая внешний облик названий «Turning of the Screw» и «Taming of the Shrew», вы не сможете не заметить их разительного сходства. Вот здесь, как говорится, собака и зарыта. Или, по выражению всё тех же, охочих до фразеологии англичан, вот где жмёт туфля.


     Оказалась я как-то на вечернем спектакле в Кировском (читай, Мариинском) театре — благо, жила на той же улице, да и попасть на этот спектакль оказалось не проблема — уж больно не по-оперному звучало название — «Поворот винта». Ну ладно, если бы это было названием раздела инструкции по ремонту автомобиля или что-то в этом роде — понять можно и вполне уместно, но на название оперы совсем не тянет. И всё же именно такую оперу сотворил Бенджамин Бриттен, великий английский композитор, почти наш современник, а Лондонский Королевский оперный театр привёз этот спектакль к нам.


     В театр прибежала в последнюю минуту: программку, естественно, не купила; сижу, слушаю. К стыду своему, ну ничего не понимаю из происходящего. В те времена не бежала текстовая строка на русском языке под часами. Интернета не было, чтобы почитать, подготовиться к предстоящему. А будь Интернет, я бы быстренько узнала, что Бриттен написал эту непростую, и не только по названию, оперу на основе мистического романа американо-английского писателя конца девятнадцатого века Генри Джеймса. Сюжет весьма запутанный, но смысловую нить я бы, наверное, смогла уловить.


     Не помню, досидела ли я оперу до конца, но один эпизод запомнился. Дело в том, что мне очень хотелось узнать название этой оперы по-английски, а спросить было можно, только пристав с этим вопросом к какому-нибудь иностранцу, которого, как правило, можно вычислить в российской массе. Выбранный мною объект на сто процентов отвечал требованиям. Это была дама лет шестидесяти, судя по глубоким морщинам на лице, из жаркой Калифорнии, где солнце нещадно палит 337 дней в году, согласно данным. Всклокоченные крашеные волосы, побрякушки, бренчавшие везде,где только можно было их прицепить, яркая косметика — вот она, американка, с радостью подумала я и бросилась к ней в объятья. Мой в лоб заданный вопрос на какое-то мгновение её озадачил, но быстро преодолев неуверенность, она твёрдо произнесла «Taming of the Shrew», что по-нашему «Укрощение строптивой» товарища Шекспира и ну никак не тянет, при всей фантазии, на «Поворот винта». Моя скептическая физиономия, видимо, её тоже озадачила, и она не на шутку задумалась. А мой игральный автомат, или голова, с бешеной скоростью прокручивал варианты и, наконец, выбросил:«Может, Turning of the Screw», — робко предложила я. Что тут было! С ликующим видом она бросилась меня обнимать, мы обе хохотали до слёз под удивлённые взгляды зрителей, которые с трудом пробирались мимо нас, заливающихся смехом в проходе. Мы обе смеялись схожести названий, а к моему смеху подмешивалась радость за ум и сообразительность, которыми, оказывается, отличается не только птица Говорун. Помните знаменитый мультфильм «Тайна третьей планеты»? Вот, вот…


     Потом я стала искать виновника этого сюжета. То ли Генри Джеймс хотел поиграть с Шекспиром, правда, с небольшим изменением; то ли Бриттена увлекло это звучащее сходство? Ясно одно, что это у них неспроста получилось. Может, как раз для того, чтобы нас позабавить. Тогда, в Мариинке…