Мои вершины Часть 5

    Уважаемый читатель!  Конец двадцатого столетия, особенно 1990 - 2000 годы и начало двадцать первого столетия в истории нашей страны далеко не располагают, чтобы об этом времени написать художественные произведения. Криминальный роман - пожалуйста. Но кто же его разрешит? А пока - только автобиографичные рассказы и то с оглядкой на то, что собираешься написать. Поэтому во всех частях рассказов "Мои вершины" на художественность не претендую. Кто с этим не согласен, тот может это не читать. Но, хочу сказать, что на этом промежутке времени я не раскрыл и одной сотой того, что происходило в этот период. Пусть это напишут после нас.

      Леониду Млечину повезло: он нашёл ниши во времени от пятидесяти лет назад и позже, и ему нечего бояться.
И моему уважаемому писателю и драматургу Эдварду Радзинскому тоже нечего бояться. Он - вообще о царствующих династиях, о они уже давно покоятся. А у них, особенно у Екатерины II, есть чему поучиться.

                А ну, как прежние вернуться времена!            


 1968 год. Дети ещё ходили в детский сад. В квартире уже была мебель и всё необходимое для жизни. Жизнь была налажена. Во дворе старушки всегда говорили между собой нам вслед, когда мы вчетвером шли домой: «Какая хорошая семья». С соседями по квартире ладили и Вера Афанасьевна – наша соседка устроила наших детей в свой комбинат. Она была очень доброй женщиной.

Мы налаживали свою жизнь. Я чаще возился на кухне, жена занималась с маленькой дочерью, стирала пелёнки.
Как –то Вера Афанасьевна предложила мне научить меня приготовлению различных блюд. Прошло полгода. С этих пор я стал готовить как настоящий повар. Это пригодилось на всю жизнь.
                ***
               
Ближе к осени пришёл человек с повесткой, давая мне расписаться. «Фамилия моя, имя, отчество – Согласно приказа Министра обороны… Вы призываетесь в кадры Советской Армии. Прошу прибыть в Ленинград – Срок прибытия два дня и указаны даты и место прибытия.
Наш институт был с военной кафедрой и очень серьёзной подготовкой. Заканчивали институт уже в офицерском звании.
                ***
Через два дня я прибыл в штаб шестой особой армии ПВО. Получил аттестаты, обмундирование и через два дня должен был прибыть в город Выборг.

 Поехал к тётке. Вставил звёздочки в погоны, пришил их к кителю и шинели. Вышел на Московский проспект в форме. Встречные патрули и солдаты отдавали мне честь. Я отвечал. Было странное новое ощущение себя в роли военного, ведь меня не брали служить срочную службу, а тут меня никто не спрашивал и даже не проходил комиссию. Офицер – езжай и служи.

Прибыл в Выборг. Меня ждал военный УАЗИК. Поехали. Доехали до границы Выборга, а там – погранзастава. На меня был выписан пропуск, подняли шлагбаум и поехали дальше. Это была дорога на Хельсинки. И нам встречались машины с финскими номерами. Кругом густой лес, и ни одного гражданского человека. Подъезжаем к табличке: Новинки. Странно. А с моста в Выборге видел примерно в этом месте огромные радары системы «Алтай» - слежение за низколетящими целями. Вот туда- то мы и приехали.

Ну а дальше штаб войсковой части, доклад командиру части полковнику Агапову, что лейтенант такой-то прибыл для прохождения службы в кадрах СА. Гостиница на два места. На одной из кроватей спал одетый лейтенант.  Когда он проснулся, мы оба обрадовались. Он был из нашего института, только курсом позже меня. Разговоров было много.
 На следующий день нас представили командиру роты связи. Андрею вручили взвод телефонистов, а мне - взвод радистов. Служба началась.

В те времена противостояние между нами и Америкой уже было налаженным делом. Они взлетали из аэродромов Норвегии и летели вдоль воздушной границы, не нарушая 150 километровой зоны и спускались по меридиану до Калининграда. И уже утром на КПП у нас выла сирена – готовность номер один.

 Автобус с офицерами и Андреем, в том числе, выезжал на площадку, и их работа продолжалась под землёй на командном пункте. А я шёл пешком через лес почти десять километров. Меня никто не возил. Там у меня был большой радиоцентр.  И через мои передатчики вся информация шла в штаб армии. Моя задача была содержать в исправном состоянии два радиоцентра и на ежедневных занятиях обучать солдат технике, уставам несения службы и политзанятиям. У Андрея всё было также.
 
Жили пока в гостинице. Командир обещал в скором времени дать нам квартиру в военном городке, чтобы мы привезли туда свои семьи.

Нам, не служившим в армии, было не так уж и легко. Нужно было учить на плацу солдат строевой службе, преодолевать полосу препятствий, стрелять на специальном полигоне из оружия, бросать боевые гранаты, бегать в противогазах. Теоретически мы это знали, но, тем не менее справлялись и практически.

Нарушителями воздушной границы были в основном гражданские самолёты сопредельных сторон. Они часто сбивались с курса и заходили в наше воздушное пространство. Объявлялась боевая тревога, и с соседнего с нами аэродрома взлетали наши перехватчики и заставляли чужой самолёт сесть на наш аэродром. После выяснения всех обстоятельств они под охраной наших самолётов выводились на свой курс. Инцидентов с военными самолётами при нас не было.

Через некоторое время нам с Андреем предоставили трёхкомнатную квартиру: ему с женой и ребёнком – 1 комнату, мне с женой и двумя детьми – две комнаты. В Выборге в начале осени нам сшили парадные шинели.

Мне дали пять дней на перевоз семьи из Волгограда, Андрею – три дня из Ленинграда. На следующий день я уже летел в самолёте в Волгоград. Шёл по центру города в парадной шинели. Жёлтый ремень и золотые погоны заставляли женщин оборачиваться и смотреть мне в след. Приехал домой, обнимались, целовались, радовались, что будем теперь вместе. Мой сын надел фуражку и ремень, и целый день ходил в них. Грузили все в контейнеры. Вызвали брата жены. Он должен был жить в нашей квартире до нашего возвращения. Приказ о нашем увольнении в следующем году уже вышел. И мы уже точно знали, что были призваны на два года.

Разгружали контейнеры солдаты моего взвода. Снова квартира зажила своей жизнью. Жена устроилась на работу в Выборге, а детей она отвозила в круглосуточный детский сад. В среду мы их забирали мыться в бане. Иногда не на чем было доехать до части. Случалось, шли наши бронетранспортёры и подвозили нас. Жизнь входила в свои рамки.
                ***
Много всего произошло за неполные два года. В армии тогда была не очень приятная обстановка. Была дедовщина. В своих взводах мы с Андреем это пресекали и отправляли провинившихся на губу. Но солдаты нас уважали, мы всё делали честно, и не переходили за рамки. Солдаты любили наши занятия, грамотные и доходчивые. Повзводно несли гарнизонную и караульную службу.

Летом 1970 года прошли по всей стране ученья войск ПВО.
И мне и Андрею пришлось очень трудно. В самом начале учений разразилась страшная гроза. У Андрея грозой выбило командный кабель в штаб Армии, а у меня выбило соединительные линии с центром управления и несколько передатчиков, работавших на штаб армии.

Мне было приказано сделать хотя бы один. Ровно сутки я сидел с паяльником, заменяя части из сгоревших передатчиков на один. На утро он заработал.

А потом поступил приказ создать новый радиоцентр. Над лесом зависли вертолёты, спуская упакованную в ящики новую технику. Пришли несколько БТР и привезли три роты солдат – строителей. Я должен был ими руководить.
За десять дней мы развернули новый радиоцентр. Ученья закончились.

 Началось совещание у командира нашей части. Подняли нас с Андреем. Пришёл приказ о нашем награждении Грамотами Маршала Батицкого за боевые заслуги.
 Одновременно был зачитан приказ о нашем досрочном увольнении в запас с присвоением очередного звания.

 Мы были свободны от армии. Пришли контейнеры и начали грузиться.

И, когда войсковая часть провожала наш с Андреем отъезд, перед нами прошёл парадным маршем весь батальон.  Мы стояли рядом с командиром, отдавая честь проходящему батальону.
Это запомнилось на всю жизнь.

Летом 1970 года мы вернулись в Волгоград Сын пошёл в первый класс, дочь пошла годом позже. Жизнь продолжалась, но армия надолго отпечаталась не только в моей памяти, но и в памяти жены.

*Примечание автора. Три части Рассказов «Войсковая часть» - здесь на прозе.

                ***
Прошло несколько лет, дети учились хорошо, жена работала на любимой работе и проблем особых не было. Ежегодно в наш отпуск мы возили детей на море. Жили в частном секторе, ездили на экскурсии, хорошо питались. Раньше всё было лучше, чем теперь.
Когда от отпуска оставалась неделя, по согласованию с женой я улетал в Грузию и далее ехал в Бакуриани на горнолыжную базу.
                ***

В Бакуриани было здорово. Конечно всё выглядело в те времена бедно: гостиница, кафе, подъёмники бюгельные, и вся наша горнолыжная одежда. Но я был уже здесь второй раз после семьдесят третьего года. Поднявшись на подъёмнике до самых облаков, я с парнями из нашей комнаты бросался вниз. Скорость доходила до ста километров в час. Всё то, что накопилось в армии, разряжалось здесь во время этих, захватывающих дух спусках.
Хорошая тогда была молодёжь: непринуждённо общались, танцевали, вместе ходили в шашлычную, вырубленную в скале, ели шашлыки и пили Саэро – сухое кислое грузинское вино. Девушки с нашей высоты не катались и выбирали спуски поскромнее. И никаких романов: дома ждала любимая жена и дети. Через несколько дней я уже летел в Волгоград.
                ***
Школа, занятия с детьми, математика, английский.
Почти до окончания обоих детей средней школы мы ездили с ними на море, в Киев в Печорскую лавру, в Харьков к матери отца, в Северодвинск к моей двоюродной сестре – учительнице и её детям.

Заболела моя жена. И врачи предложили ей родить ещё одного ребёнка.  Ей было уже тридцать девять лет. На работе горела путёвка. Она сказала, что хочет поехать в Эстонию. Я не возражал. К тому времени я прекрасно готовил любую еду и выпечку- заслуга нашей соседки.
 
Через двадцать дней жена вернулась из поездки и её было не узнать. Уже к этому времени она под всяческими предлогами отказывалась от близости, а тут словно её подменили. Неделю она атаковала меня, и я её не узнавал. Но в ней было заложено желание родить ребёнка, а я был лично против.

 Это откатило бы нас в раннюю молодость, когда стирка пелёнок не отягощала быт. Но её упорство было непреклонным. Я не описываю её болезнь, но тем не менее она забеременела. И эта беременность потом ей показалась как небо с овчинку. К концу второго месяца ребёнок попросился наружу. Её положили в стационар для сохранения беременности. Были тогда специальные больницы, и следующие семь месяцев она провела там. Я с двумя детьми ежедневно приходил к ней и приносил ей приготовленную мной еду – семь месяцев подряд.

 Потом её перевели в роддом, где она родила мальчика, который не хотел кричать и плакать. Его стукали по попе долго и, наконец он заплакал тоненьким голосом.
 Выписали из роддома: та беда прошла, но пришла другая, оставшаяся с ней навсегда. Мы не могли быть больше мужчиной и женщиной в физиологическом смысле этого слова. Много позже врачи найдут эту причину, но нужно было ехать в Германию.
 Её карьера, как инженера, сломалась, и семь лет подряд она работала в детском саду, чистила овощи, а я сидел по ночам с этим ребёнком. Мы прошли ад за эти годы.
 Она предлагала мне завести другую семью, или завести любовницу (чтобы она не знала), но я не сделал ни того ни другого. Мы его поднимали с трудом и с безденежьем.

 В нашей стране наступали сложные времена. Пропадали продукты, появились талоны. Жена стояла с ним уже шестилетним в очередях за пачкой пельменей и десятком котлет.
Как - то летом на седьмом году его жизни у него вдруг воспалились глаза. Они были кровавого цвета.
 Врач сама перепугалась и предложила нам переехать к морю. Нам бы просто поехать на юг и пожить там месяц, а мы повесили объявление по обмену. Ничего не попадалось. И вдруг увидел Шяуляй – Литовская ССР. (я правильно пишу через «я», он так пишется). И мы согласились на обмен.

Через десять дней мы уже выходили на станции Шяуляй. Ночь. Незнакомые силуэты домов, чужая речь. Но квартира была в центре города на самой центральной и уже пешеходной улице. Всё было сказочно красиво. В магазинах не было только птичьего молока. И это после десятка котлет и пачки пельменей в России!

                ***
Армия была одной из следующих моих вершин, а Литва стала самой выдающейся из них.
 
Я понял, что без языка мы здесь не проживём. И я её сравниваю, по меньшей мере, с Монбланом, к которому давно готовился, изучая до мелочей все детали восхождения на него. А, что касается Эвереста, то я надеялся, что он ещё будет в моей жизни. И, если он будет не сам физически, то это будет явление в моей жизни, которое ещё произойдёт и будет равное Эвересту по своей значимости. Почему -то в это я верил, так как понимал, что самого важного в жизни я ещё не достиг.
                ***
Жену я перевёл переводом на телефонную станцию и её очень дружелюбно приняли. Директором станции оказался её однокурсник по институту.
Я узнал, где находится телевизионный завод и поехал туда. Там ещё оказалось конструкторское бюро по телевизионной технике. А моей последней работой в Волгограде было конструкторское бюро по лазерной технике, и я был конструктором первой категории.

Но когда начальство посмотрело мою трудовую книжку, то увидели несколько лет работы на телецентре и должность начальника лаборатории цветного телевидения   меня с удовольствием приняли. КБ было закрытым и была подписка, как и в Волгограде.

На третий день я уже купил учебник литовского языка и записался на вечерние курсы в университет. Вскоре я был уже лучшим «студентом» и учителя мне уделяли много внимания. Постановка речи и письма быстро продвигались.

 Дома до поздней ночи работали два магнитофона. Один читал мне литовский текст, другой с замедлением читал русский текст. На работе я попросил всех сотрудников говорить со мной только по-литовски. Они с удивлением согласились. Прошёл год. И бытовой язык уже прочно сидел в моей голове. Появились знакомые продавщицы магазинов, аптек, которые с удовольствием поправляли меня, и никто не смеялся надо мной.

Постепенно начал осваивать литовские переводы по спецтехнике, чтобы общаться с другими конструкторами и на заводе. Они меня приняли настороженно.
Первое, что меня спросили при знакомстве, что я знаю про Пакт Молотова и Риббентропа. Я честно признался, что подобного я ещё не слышал в России. Мне поверили. Постепенно наши отношения теплели.

 И когда на совещании я сказал переводчику, что он мне больше не нужен, то он об этом сказал директору НИИ. Тот встал и сказал: «Друзья, я много за свою жизнь видел русских, которые за тридцать лет научились говорить здравствуйте и до свидания и всё. А этот человек менее, чем за два года освоил наш сложный язык, и уже свободно говорит на нём. Вы можете спорить со мной, но я ему увеличиваю оклад в два раза и делаю его представителем в военно – морском ведомстве в России. Все технические условия можно отдавать ему на контроль перевода с литовского на русский».

Зал дружно аплодировал.

А в нашем отделе был мужчина, ему было за пятьдесят. Я так и не узнал, чем он занимался в отделе. Но ко мне он очень тепло относился и стал меня учить диалектам литовского языка. Этих диалектов было пять – в разных частях Литвы говорили на своих диалектах. Ещё через год я освоил эти диалекты и уже жил в этой стране, как рыба в воде. Это открывало передо мной любые возможности. Никто уже меня не принимал за русского. А диалекты прочно установили для других людей, что я происхожу из Верхней Литвы. Я не отрицал.

 Это была победа, это была взятая вершина! Это был мой Монблан. Но я точно знал, что реальный Монблан будет взят. В моём паспорте стояла Шенгенская виза – директор помог.

 И это была самая яркая страница из всей моей предыдущей жизни.

                ***
А у жены ничего не получалось с языком. Она плакала и ничего не могла запомнить, а уж спряжение глаголов по лицам и временам вовсе вселяли в ней ужас. Но у неё был другой менталитет. И это не каждому дано. Главное, что языком владел я, и где бы мы не находились вместе, говорил всегда я, и всегда успешно.
                ***
Всё было хорошо. Глаза у сына прошли сами по себе, но мы не жалели, что оказались здесь. Но приближались девяностые годы. Воздух Литвы наполнялся грядущей свободой. Появились и зазвучали песни о свободной Литве. И на работе у жены появилось напряжение.
 Если вчера подруги весело обсуждали что- то на русском, то с каждым днём всё больше переходили на литовский. И директор ей вежливо напоминал, что пора бы уже переходить на литовский, так как настройка междугородных каналов связи велась только на литовском. Дома она плакала и не знала, что ей делать. Позже начала заводить разговоры, чтобы уехать в Россию обратно. А куда? Никто уже не менялся на Литву. А ехать в никуда нам не хотелось…
                ***

Я чувствовал, что моя Литва заканчивалась, которой я отдал столько сил, в которую я вошёл полноправным жителем. Этого, кроме меня и моих сослуживцев никто не понимал. И всё это нужно было бросить. Позднее я пойму, что правильно сделал невероятные усилия в том, что покинул эту страну.

 В марте 1990 года Литва первая из прибалтийских республик объявила о своей независимости в марте 1990 года, а окончательно вышла из состава СССР в сентябре 1991 года. Были танки в Вильнюсе, были войска, но эти усилия Горбачёва ни к чему не привели. Литва стала свободной.
                ***
Однажды поехал в командировку в тот город, в котором я сейчас живу. Там был НИИ, с которым мы совместно работали для ВПК.

 Мне сказали, что меня хочет видеть Генеральный директор радиозавода. Я вошёл в его кабинет, пригласил сесть. И тихим голосом заговорил со мной о переезде в их город, занять место начальника отдела комплектации. Гарантировали квартиру через полгода. Дали гарантийное письмо. Я подумал и согласился. Это был шанс вернуться в Россию.

Жена долго обнимала меня, говоря, что я самый любимый и самый умный. Она больше не плакала.

 Через несколько дней в середине июня 1990 года я прощался со своим отделом, с отделом конструкторов, и со своим игрушечным городом. Так я с любовью называл свой Шяуляй.

 На последнем году жизни в Шяуляе я поступил в экскурсионное бюро, возил экскурсантов Ригу и Таллин. Туда рассказывал на русском, обратно – на литовском. И всё это уходило в никуда.
 
Если бы я знал, куда я ехал и сколько физических и нравственных страданий выпадет на мою голову. Как я выжил в своем уже российском городе, который тонул в грязи в те времена и который я сегодня люблю.

 Но Шяуляй остаётся самым любимым моим городом после Ленинграда, где я родился, жил и учился.
 Я уехал один и через полгода приехали жена и сын. Дали общежитие на девятом этаже.
 Начальник отдела снабжения, с которым мы шли после совещаний всегда говорил: «Валерий, ты – фантаст! Куда тебя принесло? Ты приехал из рая и попал в самый ад!».
Мы шли пешком, ботннки засасывала грязь, здесь нужны были резиновые сапоги. В городе ходил один автобус один раз в час. Меня душили слёзы. Я и правда жил в раю там в Литве и сам поменял его на ад.
                ***
Квартиру мне дали в начале 1991 года и даже привезли мне диван. Первые четыре года работы на заводе и жизни в нашем городе вспоминаю, как страшный сон. Как будто я провалился в ледяную расселину там на Тянь- Шане. Только из неё никто меня не вытаскивал!
                ***
Благодаря руководству завода, благодаря господину Чубайсу и Гайдару, благодаря многим другим наш завод начал разваливаться.

 В то же самое время Минский завод «Горизонт» продолжал работать, и я его отследил через много лет – он работал. Здесь не место описывать всевозможные манипуляции с заводом, так как это происходило по всей стране.

Когда Генеральный директор вызвал меня к себе в последний раз и спросил стоит ли брать сборку иностранных телевизоров за один доллар. Я ему сказал, что стоит. Но, видимо, элита завода, окружавшая его, убедила, что это очень дёшево. И Генеральный отказался.

 Через несколько дней мы узнали, что Китай взялся за эту же сборку за семьдесят центов. И Китай сегодня вон где, а мы вон где.

Вся наша беда, что мы отстали от всего мира в технологиях везде и во всём и перестали выходить на внешний рынок. Более того из-за тех же технологий остановился крупнейший в нашем городе завод по производству микросхем и транзисторов. А в Прибалтике нами были построены заводы именно на нашей электронике. Вскоре остановились и они. Безграмотность была во всём, даже в том каким курсом будет развиваться страна.

Мне пришлось уволиться по собственному желанию.  Я недолго был без работы.

 Жена упросила начальницу нашего узла связи, принять меня на должность инженера по охране труда. И я приступил к этой работе.

Я тогда забыл обо всём на свете. О политике, о том, кто там был у власти, о карточках, о поездках в Москву по карточкам за продуктами. Для меня всё это было ерундой. Я увлечённо работал. Нами руководил из области Главный инженер по охране труда. Мой низкий поклон ему. Очень многое было сделано. И наша работа долго не зависела от событий, происходящих в стране. Работа узла связи - это большие риски с подземными коммуникациями, где проходят кабели связи. Там мог быть газ метан. При малейшей искре это могло привести к взрывам и гибели людей. Но у нас и во всей области всё было налажено исключительно по всем законам охраны труда, и ни одного случая за десять лет у меня не было.

Позже кому-то понадобилось ломать систему связи, налаженную в стране за десятилетия. Это было в высшей степени неправильно. Тем не менее ушла начальница, на её место пришёл временный управляющий и начал увольнять всю нашу администрацию узла связи одного за другим. Я уволился сам. Связь в городе была последним оплотом умной системы, но кому-то всё это нужно было сломать. И сломали. Сломали не только связь, сломали всё, что было в городе.

В последние дни моего пребывания на заводе подъехала машина и к нам в отдел вошёл хорошо одетый мужчина и назвал мою фамилию, где ему найти меня. Я встал и пошёл ему навстречу. Он представился и попросил пройти вместе с ним. Мы сели в машину и уехали. Приехали к нему в автопарк. Это был индивидуальный предприниматель, который создал в городе хорошо налаженную систему городского автобусного сообщения. Предложил мне должность инженера по охране труда и дал большой оклад. На другой день я уволился и устроился к нему.

 Это был последний виток и последний поворот в моей рабочей биографии. И это тоже была одной из моих вершин.
                ***               
И уже в завершении моего рассказа хочу добавить некоторые свои мысли об образовании, о том, что даёт хорошее образование.

Когда человек конструктор, да ещё владеющий знаниями электротехники, то он может работать везде и не скажет работодателю, что я чего-то не умею
Я начинал с разработки лазерных систем в Волгограде. Продолжил заниматься мониторами для подводных лодок в Литве и далее везде, где я только не работал, конструкторское мышление всегда выручало меня.

Водители автобусов того автопарка до сих пор помнят, как я изменил их автопарк, построив там всё самое передовое для ремонта автобусов, хранения горюче- смазочных материалов, специальную комнату для обучения водителей безопасным условиям труда, нормальную комнату для приёма пищи и медицинский пункт.
                ***
Я проработал в автобусном парке четыре года.  И после этого работал только дома, создавая Проекты по охране труда различным организациям. Всего их было создано пятнадцать, каждый из которых содержал более десятка томов.
                ***
Чтобы рассказать о моих горных походах за это время, мне потребуется ещё одна часть – шестая. Она будет интереснее, так как я там помещу много приложений о своих восхождениях на несколько вершин.

Среди них будет обязательно Монблан. Я к нему готовился во всех деталях.
Мечты о реальном Эвересте таяли сами собой.  Но наступит время и Эверест в моей жизни заменит женщина. Она и станет моим Эверестом уже навсегда.

Сам Эверест останется мечтой.

На фото я разместил реальный Эверест, на который подняться было не суждено

14 августа 2021 года.

Продолжение следует.