Относительность геройства

         
                Геройство — понятие искусственное,
                ведь смелость относительна.
                Фрэнсис Бэкон




       Знакомый дипломат (ныне в отставке) рассказал историю:

    — Как-то, за границей, меня пригласили на церемонию открытия памятнику бойцу одного из отрядов Движения народно-освободительного сопротивления.

       Стоял солнечный и безоблачный летний день. Окраина небольшой деревни. Официальная часть:  ученики читали патриотические стихи и исполняли соответствующие случаю песни. Выступления председателя сельской управы, представителей правительства, дипломатов, возложение венков, минута молчания, салют холостыми патронами... Затем — угощение: столики с закусками и напитками на лужайке перед новым памятником.

       Я, следуя известной рекомендации Чичерина, беседовал с местными жителями. Мне не давал покоя тот факт, что подвиг вышеупомянутого бойца заключался лишь в том, что он, несколько десятков лет тому назад, погиб неподалеку от того места, где мы находились на момент моего повествования. Насколько мне позволяло знание языка данной страны, в стихах, песнях и тексте выступления председателя сельской управы и, тем паче, представителей правительства не упоминалось — а что именно совершил боец, как он прославился и как умер?

       Невольно вспомнились слова Бальзака о том, что "есть две истории: официальная, лживая история, и история тайная, раскрывающая истинные причины событий".

       Тут меня познакомили со священником. Он производил впечатление серьезного и уравновешенного человека; я деликатно осведомился у него о конкретных причинах чествования героического бойца.

        Священник сделал несколько шагов в сторону, я последовал за ним.

 — Вы обратились по адресу, — сказал он мне неожиданно смущенным тоном, — как будто я был полицейским, заставшим его на месте преступления.

          И он поведал мне следующее:

         — ...Отряд Движения народно-освободительного сопротивления, — человек пятьдесят — после нескольких дерзких и удачных боев, был загнан в лес, находящийся в нескольких километрах от нашей деревни. Противник принялся за поиски наших ребят. В отряде имелся тяжелораненый солдат — да, да, тот самый, перед чьим памятником мы с Вами сейчас стоим. Рана его была безнадежна, он метался, бредил, впадал в забытье. Потом начинал громко стонать. Временами стон переходил на крик, по которому отряд был бы обнаружен достаточно быстро.
       Но не смерть беспокоила членов отряда — они были смелыми парнями, а то, что в их руках находились важные карты и документы, захваченные во время одного из последних боев. Важность этих трофеев была значительна, они должны были быть доставлены командованию как можно скорее.
      Оставить тяжелораненого в деревне командир отряда не решался — не доверял идейной стойкости крестьян, за войну успел навидаться предателей всех мастей. Брать его с собой означало задержать движение отряда. Помощник командира, худой и юркий мужчина среднего возраста с недобрым взглядом, взял на себя грех: заколол раненого — всадил штык в яремную ямку у основания шеи.

      Наскоро похоронив товарища, отряд двинулся на прорыв и выбрался из леса туманным, дождливым вечером — без потерь. А через пару недель в деревню вошла наша армия... Солдаты прочесали лес, была обнаружена свежая могила. Тело героя перезахоронили на окраине деревни. Прошли годы... Несколько лет назад мы решили почтить его память и заодно привлечь к себе внимание — наша деревня редко когда появляется в сводках новостей. Заказали эскиз памятника, нашли соответствующих специалистов, рабочих.

      — А откуда Вам известны подробности происшедшего в лесу? — спросил я священника.

      — Один из бойцов отряда был моим двоюродным братом. После войны он вернулся домой и рассказал нам о судьбе своего несчастного товарища. Эта история тут известна многим, но, как я уже говорил, наша деревня редко появляется в сводках новостей...