А вот у нас, на молокозаводе...

«Мастер короткого рассказа».  Топ-10 по России. Семинар прозы писателя Романа Сенчина.  Екатеринбург. 2017.
Лит. конкурс «Юмор, который лечит». Москва. 2020.


               

          В нелёгкие 90-е работникам предприятий нашего небольшого городка два года не выдавали заработанные деньги. Вспоминаешь то время и удивляешься: как выживали? Не унывали как-то. Ещё и смеялись, и шутили друг над другом. Иногда, возможно,  чересчур, но так было.  Вот один невыдуманный случай…

        ... Ждали автобус. На остановке скопилось много народа: рабочие шахты, железнодорожного депо, обогатительной фабрики, садоводы. Разговоры велись о самом главном: уже год не дают зарплаты – экономический кризис,– в разгаре лето, закончились запасы с огородов, каждый день надо ломать голову, чем бы накормить семью.

         Железнодорожному цеху вчера выдали вместо зарплаты по мешку муки. Женщины делились нехитрым меню: кто и что напёк на сегодня. У кого-то был просто хлеб, у кого оладьи или печенье, чаще без сахара. Роптали, возмущались, ждали автобус, чтобы ехать на работу.

         Невысокий кудрявый парень, стоящий в толпе мужчин, слушал- слушал все эти пересуды и вдруг громко, чтоб слышали все, выдал:
         – Не понимаю, как вы живёте? Как можно? Вот у нас, на молокозаводе…
         Наступила тишина.
         Парень помолчал и продолжил:
         – Вот у нас, на молокозаводе! Не то, что у вас. Можно молока напиться, сколько хочешь. Намешаешь творога со сметаной – поешь. Приходишь домой сытый, да ещё и с собой чего прихватишь.

         Последние слова перебили недоверчивые возгласы:
         – Верится с трудом.  Но пусть везёт хоть вам, на молокозаводе. У нас дети молока не видят, не на что купить. Ладно, если по талонам в столовой останется.
         – Да, понимаю, – согласился парень. – У меня дети даже сметану не едят. Объелись. Не хотят.
         – Так вам и домой дают? – удивились вокруг.
         – Не-е, не выдают. Сами берём. У нас у каждого есть грелки такие, плоские. По-тихому набираем в них – и домой, – пояснил парень.
         – Не мели!– перебила его женщина с железнодорожного цеха. – Мой сосед работает у вас, так что-то не видно, чтоб сумки домой таскал.
         – Он дурак что ли, сумки таскать? У нас, на молокозаводе так нельзя. Если заметят, то можно и загреметь оттуда и безработным станешь. У нас у каждого специальные майки есть, растягивающиеся…

         Все притихли, прислушиваясь.
         – Мы грелку под эту майку, чтоб не видно было. Я вот худой, – парень хлопнул себя по животу, по бокам. – Мне вообще хорошо. Одну грелку со сметаной спереди, другую, с кефиром, – сзади. Футболку пошире надел – и через проходную легко: никто не увидит. Только дети сметану уже не едят. Тошнит их от неё. И жену тоже тошнит.
         Заговорили, перебивая друг друга женщины:
         – Ишь ты, тошнит их! Хоть бы молчал! У меня сын месяц сметаны не видел. Да на молоке и блины с оладьями не то, что на воде. Вот, бабоньки, где работать-то надо. И  сам сыт, и семья не голодная.

         Позавидовали работникам молокозавода, поругали Министерство чёрной металлургии, президента страны.

         Автобуса всё не было. Припекало солнце. Постепенно все успокоились.
         – А вот у нас, на молокозаводе, – начал громко парень, – сырки выпускают. С изюмом. Творожные. Сладкие. У нас у каждого есть футбольные гольфы, до колен. Набираем мы, значит, сырков штук по 10-15 в гольф входит. Сверху штаны пошире, и – через проходную. Даже незаметно. Принёс я вчера 22 сырка, до сих пор в холодильнике валяются. Объелись…

         Кто объелся: жена или дети, парень уточнить не успел, как его снова остановили:
         – И впрямь так кучеряво живёте? У меня муж шахтёр. Что на шахте возьмёшь? Ведро камней? Провались такая жизнь! Сколько ещё так будет? Детей жалко…
         Возмущались и ругались уже дольше. Досталось опять президенту и всем по рангу нижестоящим.

         – Да врёт он, – сказала неверующая железнодорожница, – мой сосед говорит, что на молокозаводе не воруют. Деньги им дают регулярно. Никто ведь не рискнёт из-за пакета молока с работы вылетать. А стыдобища-то будет, если поймают. Да врёт он!
         – Может, это на других заводах, – начал парень. – А вот у нас, на молокозаводе, всё не так. У нас же проходная прикормленная. Вот сидит тётка у дверей, что она домой принесёт? Она доступа к продукции не имеет. Ну, поймает она меня. Кому от этого лучше? Похвалят её – и всё! А так, она меня пропускает, не замечая, что у меня под растягивающейся майкой и в  футбольных гольфах, а я ей оттуда кое-что достану – и поделюсь. И нормалёк!

         Кто-то усмехнулся, кто-то удивился.  Не выдержали, вступили в разговор и почему-то молчавшие до сих пор шахтёры.
         – Всё, мужики, надо как-то перебираться на молокозавод. Что мы гниём в нашей дыре? Холод, вода, темень, риск какой – и ничего тебе! А тут пей молоко, сметану ешь – не хочу! Красота! Там к вам на работу не принимают? – поинтересовались у парня.
         – Не-е, трудно это, мужики. У нас ведь, на молокозаводе, текучки нет. Деньги дают, не то, что у вас. У нас чисто, тепло, еды вдоволь.
         –  Замолчи ты! Еды у них вдоволь. Фантазёр нашёлся. Не нервируй народ, – раздалось со всех сторон.
   
         Подошёл автобус. Народу набилось много. И так стояли вплотную друг к другу, а ещё толпа садоводов с вёдрами, рюкзаками и корзинами. Кое-как втиснулись.

         – А вот у нас, на молокозаводе, ну ни у кого садов нет, – начал парень. – Вот зачем мне сад? Вкалывай целое лето. То тебе дождь всё зальёт, то солнце высушит. Потом горбатиться урожай убирать. Конечно, если б я работал, как вы… А у нас и так еды хватает.

           Возмутились некоторые садоводы:
         – И мы не от хорошей жизни в сады гоняем. Сыну деньги не дают. Дочери тоже, внуков надо кормить.
         – А вот у нас, на молокозаводе, – сказал парень, но его тут же перебила бойкая железнодорожница:
         – Так и ехал бы на свой молокозавод. Сада у тебя нет, куда же ты с нами навострился?
         – Я слышал, что у вас муку давали под зарплату. Вот хочу договориться на обмен: мне муки, я – сметаны грелку-другую. Или молока, кому что надо. Ведь у нас, на молокозаводе…

         Пассажиры встрепенулись. Кое-кто стал уточнять условия бартера.
         Мужики с шахты решительно отсекли обогатителей, железнодорожников и садоводов.
         – Давай, парень, не отвлекайся. Едем  к нам, на шахту. Сейчас договоримся. Поменяем муку. Что там у тебя есть? Сколько на сколько? – посыпались конкретные  предложения.

         Парень переместился поближе к шахтёрам:
         – А вот у нас, на молокозаводе, есть ещё и масло. Мужики, масла надо? Мы день выносим в грелках сметану и кефир, в другой день накладываем под майку по несколько пачек масла. Только давайте договоримся на берегу: чтоб сразу встречали в кустах у молокозавода, а то масло-то холодное, пока несёшь – околеешь. Масло дороже будет, мужики. Я ведь простыть могу, рискую здоровьем.
         – Согласны! Согласны! – повеселели те. – За масло даём муки вдвое больше. Да, мужики?
         – Какой разговор? Конечно!

         Вышли на своих остановках садоводы, в автобусе стало заметно просторнее, но шума не убавилось.
         Досталось президенту, досталось директору рудника. Потому что дети рабочих не видят ни масла, ни молока. Потому что их родителям на работе вместо зарплаты выдали по три банки кильки в томатном соусе, в то время, как (вроде бы) своего дорогого сынка директор повёз в Италию посмотреть футбол. Скоро собирать детей в школу и не на что купить одежду, обувь и тетрадки…

         – А вот у нас, на молокозаводе, – не унимался парень, – ну всё не так. Как вы живёте? Вот у нас директор и деньги даёт, и…
         – Замолчишь ты или нет, наконец-то! – прикрикнула железнодорожница.

         И тут не выдержала молчавшая всю дорогу молодая девчонка:
         – Женщины, миленькие, успокойтесь вы. Не слушайте его. Он работает у нас, на шахте, электровозником. Посмотрите! – дёрнула парня за футболку, за штанину спортивных брюк. Под ними не оказалось ни футбольных гольф, наполненных сырками, ни грелок со сметаной, ни пачек масла.

          В автобусе наступила тишина. Кто-то смотрел на кудрявого парня молча, кто-то задумчиво, но большинство – весело, с улыбкой, оценив пусть и с привкусом горечи, но всё-таки юмор.

         – Бабочки, не сердитесь!  –  парень вывернул пустые карманы, поклонился.   – Ну не был я на молокозаводе. Не был. Никогда. Клянусь! С ними я, – кивнул на стоящих рядом коллег.
         – Так как же это? – расстроилась бойкая железнодорожница. – Милый! На работу и совсем без еды? Ну-ка, угощайтесь!  – распахнула сумку, в которой лежали несколько свежеиспечённых булочек.
         – Спасибо, не надо, – вежливо отказались мужчины.
   
          …им всем вскоре предстояло спуститься под землю на 7 часов.  В руках почти ни у кого не было обычных свёртков с едой – шахтёрских тормозков…
      Не было и грусти на лицах. Ведь шахтёрам не к лицу унывать.
 
                2015.