Северные ленты или Метель в сочельник Ч. 1, гл. 7

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СЕВЕРНЫЕ ЛЕНТЫ
 
Глава седьмая

На следующий день во время утреннего обхода Кривошеев вплотную занялся Верблюдинским, просил дотронуться до кончика носа, показать язык, затем велел сдвинуть вместе ноги, вытянуть вперёд руки и закрыть глаза. Всё это было исполнено, но далее задание было усложнено, Семёну пришлось поставить стопы ног в одну линию, прижав  пальцы одной  к пятке другой.

- Я горжусь тобой! – произнёс врач, наблюдая за ним -  А теперь будет самое сложное упражнение, посмотрим, как справишься!

По его команде больной поднял ногу, оставшись стоять на одной, при этом стопой дотронулся до колена.

Михаил Петрович остался очень доволен тем, что увидел, и оставив старшего пациента в покое,  переключился на младшего:

- Ну а как дела у нашего молодого человека? Что с аппетитом? Тошноты больше не ощущаешь?
- Никак нет, - по-армейски отвечал Ольгин.
- Мне уже доложили, что ты начал ходить по больнице. Это, конечно отрадно, но смотри, не переусердствуй, сочетай ходьбу с отдыхом. Теперь, значит так, пока ещё не покушал – дуй в лабораторию, сдай анализы, посмотрим, как работает твой организм. Завтра рано утром я улетаю в Москву на конференцию, отсутствовать буду дней пять,  максимум – неделю. Веди себя без меня хорошо. Ты не куришь?
- Не курю, - Ольгин отрицательно покачал головой.

И это было сущей правдой. Он действительно с момента нахождения в больнице не выкурил ни одной сигареты. К запаху табака у него появилось стойкое отвращение.

- Одобряю, так держать! – прозвучала похвала в его адрес, - Вот, с кого, Сёма тебе надо брать пример – с молодого поколения! Мне просто приятно смотреть на этого сорванца!
- Алёша у нас действительно сделал большие успехи за последние дни, но что насчёт меня? – поинтересовался Семён Аронович.
- А тебя, как только вернусь, выпишу отсюда на хрен. Твоё лечение подходит к концу, с чем тебя, собственно, и поздравляю! – Кривошеев разразился громким смехом, - До встречи, парни, счастливо оставаться!

Алексей засобирался было уходить вслед за ним, но  Верблюдинский попросил его немного задержаться, и когда тот присел с ним рядом, спросил:

- Скажи, мне откровенно, ты действительно так любишь песни Аркадия Северного?
- Могу лишь повторить сказанное Вам вчера, это один из самых любимых моих певцов.
- Я тут подумал, и решил отдать тебе всю блатную коллекцию Рышкова, которая мне от него досталась. В общей сложности это будет порядка 150 бобин. Получишь их  даром, и насовсем.

У Ольгина от удивления чуть не вылезли глаза из орбит, дрожащие руки поправили очки на носу.

- Вы шутите?! – это было всё, что у него нашлось сказать в ответ.
- Понимаю твоё удивление. Дело в том, что записи эти для меня, к большому сожалению, уже не актуальны, а вот, для тебя – напротив, очень важны. Кроме них возьмёшь два моих катушечника, это хорошие машины,  надеюсь, тебе они тоже пригодятся, а нет – всегда сможешь их продать в комиссионном магазине за хорошую цену. Ну, и в придачу к ним будет  фотоальбом Аркадия Северного, о котором я говорил.
- Но ваш сын…
- Молчи,  решение принято, и точка. Иди, сдавай свои анализы, а я подумаю, как тебе это хозяйство переправить.

Ольгин отправился в лабораторию. «Неужели Верблюдинский действительно решил отдать мне всё полученное  от Рышкова совершенно просто так? – носились мысли в его ещё незажившей голове, - Эти ленты, если, конечно, они действительно являются оригиналами, стоят огромных денег. Такие вещи  не дарят, это невозможно!»

Закончив все медицинские дела, он побрёл было назад, как вдруг позади себя, в коридоре  услышал голос Щукина:
- Доброе утро! Как самочувствие?

Следователь пребывал в хорошем расположении духа, руки были в карманах брюк, в глазах горел хитрый огонёк.

- Здравствуйте, Владимир Юрьевич! – отозвался Алексей, - Самочувствие нормальное,  вот, видите, уже хожу потихоньку.
 - Я проезжал мимо и решил заглянуть к Вам ненадолго, сообщить интересные новости. Человек, поднявший на Вас руку, задержан, это Кондратьев!
- Неужели?!
- Да. Он уже во всём признался и сейчас находится в следственном изоляторе. Преступление им было совершено на почве зависти, ведь Вы заняли место комсомольского руководителя завода, которое раньше принадлежало ему. Пётр рассчитывал направить следствие по ложному пути, нанеся Вам удар по голове металлическим прутком, и забрав часы с кошельком, создав тем самым видимость разбойного нападения совершённого какой-то приезжей шпаной, но просчитался. Пруток с отпечатками его пальцев у нас, это очень серьёзное вещественное доказательство.
- Вот это да! Спасибо Вам за проделанную работу, за то, что нашли время, приехали, и обо всём рассказали. Мне наверно, придётся теперь выступать на суде в качестве потерпевшего?
- Не беспокойтесь, это будет ещё не скоро, а пока Ваш обидчик посидит в камере с настоящими уголовниками. Уж, прошу поверить, там ему придётся очень несладко. Случай с Вами - лишь один эпизод, из того, что ему будет предъявлено, этот тип много чем ещё промышлял, фарцовкой, махинациями с валютой, вот и получит теперь по заслугам!
- Кто бы мог подумать: комсомольский лидер, уважаемый человек на нашем заводе и занимается такими вещами! – Алексей попытался изобразить недоумение в голосе.

«Теперь тебе конец, – мысленно обратился он к Петру – Заплатишь ты за мою разбитую голову, заживо сгниёшь в тюряге, мразь!»

- К сожалению, так часто бывает, - философским тоном ответил ему Щукин, - вроде как с виду человек очень приличный, а чуть копнёшь его нутро, – такое дерьмо всплывает, просто мама не горюй…

Следователь выдержал небольшую паузу, затем продолжил:

- Итак, всё, что нужно было сказать – я сказал. Выздоравливайте, обретайте физическую и душевную гармонию. Потом, как буду свободнее – обязательно навещу Вашу семью, хочу переписать себе что-нибудь новенькое из мира музыки, Вы ведь поможете мне с этим, да? А значки, или монеты случайно не собираете?
- Нет, значки это не моё, а с музыкой, конечно же, помогу.
- Значит, замётано, всего Вам хорошего, передавайте от меня привет  отцу!

Когда Ольгин снова оказался в палате, то застал там  вместе с Семёном Ароновичем его супругу, снова доставившую ему полные сумки еды и литературы.

- Это просто прекрасно, Сёмушка, что доктор, наконец, решил тебя выписать, - говорила она, - Я сегодня уезжаю на дачу, надо там навести порядок. Может быть, как вернёшься сразу ко мне поедешь? У нас на речке уже щука клюёт.
- Если Кривошеев, выпишет, конечно, поеду, и на рыбалку схожу и по дому тебе помогу, - соглашался Семён.
- Буду ждать, а пока, смотри, вот твоя любимая курочка с чесноком!

Антонина Ивановна продолжала вынимать свёртки, но увидев того, кто вернулся, Верблюдинский резко остановил её, взял за руку и произнёс:

- Вот что Тоня, я решил передать все бобины Коли Рышкова Алексею, он очень любит Аркадия Северного, воспитан и глубоко порядочен.
- Наверно так и надо поступить, пусть они найдут достойного хозяина. Ты никогда не ошибаешься в людях.
- Ещё бы, дорогая. Тебя ведь Фрол повезёт на машине?
- Да, милый.
- А у тебя, Алёша,  кто-нибудь дома сегодня будет?
- Мать должна  прийти с работы приблизительно в час дня.
- Прекрасно! Тоня, тогда поедешь с Фролом после двух, скажешь, чтобы забрал у нас  коробки с бобинами, и мои магнитофоны, завезёте  их алёшиной маме.
- Может быть, сделаем это потом? – предложила Антонина, - к чему такая спешка?
- Нет, сегодня! – голос Верблюдинского стал жёстким и требовательным, - Я ясно выражаю свою мысль?
- Да, конечно, сделаю, как говоришь, – заверила  жена.
- Ну и хорошо, а теперь иди скорее домой, а то Фрол не дай Бог уедет без тебя. И ещё, пожалуйста, посмотри в нашей комнате, фотоальбом Аркадия, он должен быть в серванте, возьми его тоже!
- Уже пошла! – Антонина Ивановна забрала пустые сумки, бумагу с адресом Ольгина и покинула палату.
- Мне очень повезло с женой, – сказал Верблюдинский, глядя ей вслед, - эта женщина много для меня сделала, на её плечах всё наше домашнее хозяйство, и дача. Она меня ни разу не подводила, так что будь уверен, бобины и  магнитофоны приедут к  тебе на квартиру в целости и сохранности. Фрол – наш сосед, тоже очень ответственный человек, на него можно положиться.
- А Ваш сын, - решился задать вопрос Алексей, - почему он к вам сюда в больницу не приходит? И неужели музыка совсем перестала его интересовать?
- Сын больше не живёт с нами, а теперь извини, меня кажется, где-то просквозило, я пожалуй, немного посплю.

С этими словами Верблюдинский лёг и повернулся лицом к стене. Ольгин не стал ему ничего говорить, все его мысли продолжали занимать бобины с магнитофонами, которые теперь вот-вот должны были перейти к нему в собственность. Решив не тревожить Семёна, он отправился прогуляться по больнице, не спеша обошёл все этажи, почитал стенную газету, посмотрел из окна на улицу. В Саратов пришёл апрель, снег   почернел, и ему уже недолго оставалось напоминать горожанам о минувших морозах. На ветках тополя, раскинувшегося рядом с окном, было  птичье гнездо. Огромная ворона принесла к нему в своём клюве свежую веточку, положила её и снова улетела.

 Птиц Ольгин не любил с раннего детства, после того, как одна из них случайно сделала отметку на его новенькой курточке. Мать, тогда смеясь, вытирала эту какашку, а маленький Алеша громко ревел, чувствуя себя униженным и оскорблённым. Став постарше, он принялся изготавливать рогатки и охотиться за пернатыми, пытаясь таким образом, отомстить им за свою обиду. Увы, камни, всегда пролетали мимо цели, стаи воробьёв, синиц, голубей, и ворон с шумом улетали, оставляя неудачливого стрелка наедине со своей злостью.

Чтобы отогнать нахлынувшие воспоминания Алексей вернулся в холл и уселся напротив работающего телевизора. Первая программа транслировала «Новости», диктор говорил о только что состоявшемся Пленуме ЦК КПСС и о том, что с докладом на нём выступил новый генеральный секретарь  - Михаил Сергеевич Горбачёв. Слух резали непривычные слова – «ускорение», «перестройка», «гласность».

- Что-то не нравится мне этот меченый Михаил! Чувствую нутром, хлебнём мы с ним горя!
- Да нет, смотри, какой он молодой и энергичный, такой как раз нам сейчас и нужен!

Это двое пожилых из соседней палаты обсуждали то, что им показывал агитпроп. Не желая их слушать, Ольгин отправился на первый этаж, к гардеробу для посетителей, где располагался телефонный автомат и отыскав в кармане две копейки, позвонил домой. Мать сразу же взяла трубку.

- Мама, тебе ничего не привозили для меня? – таков был первый заданный им вопрос.
- Да, Алёша, только что какой-то мужчина средних лет, привёз три коробки, и два магнитофона, сказал, что это тебе от Семёна Верблюдинского из больницы. Что всё это значит, сынок?
- Не волнуйся, мне это подарили, я потом тебе обо всём расскажу.

Алексей прервал разговор, довольный тем, что Антонина Ивановна поступила так, как ей было сказано.

Когда он вернулся, уже проснувшийся Семён Аронович читал «Науку и жизнь», и узнав о том, что всё доехало, как было запланировано, изобразил на лице радость, немного поговорил на отвлечённые темы и снова лёг спать.Разочарованному Ольгину, ожидавшему новых рассказов об Аркадии Северном ничего не оставалось, как вернуться к телевизору и провести вечер за просмотром приключенческого фильма о  Гражданской войне.

Ночью его разбудил сдавленный стон. Руки нащупали кнопку выключателя, вспыхнул  свет и перед ним предстал распростёртый на койке Верблюдинский. Его лицо было искажено, глаза сверкали ужасом, он задыхался, было очевидно, что если сейчас же ничего не предпринять, с ним может случиться непоправимое.
 
- Моему соседу плохо, сделайте что-нибудь! – в панике прокричал Алексей, выскочив из палаты.

Дежурный, молодой парень, недавний выпускник медицинского училища,  вскочил как ужаленный, схватил врачебную сумку и бросился на зов.

- Боль в левой части груди, – выдавил из себя Семён видя, что помощь уже подоспела,  -  почему-то она отдаёт в руку и шею!

Врач действовал расторопно: широко открыл форточку, впустив в помещение больше свежего воздуха, проверил пульс больного, расстегнул ворот рубашки, измерил давление, дал  какую-то таблетку.

- Я могу чем-то помочь? – спросил у него Ольгин.
- Будьте рядом, никуда не уходите, - последовал ответ, - присмотрите за ним, пока я не приведу бригаду из кардиологического отделения, если станет хуже, пусть он выпьет  вот эти две пилюли, и ни в коем случае не позволяйте ему ходить и лежать, только сидеть!

Алексей остался вместе со своим другом, тот несколько раз порывался встать, и пришлось приложить немало усилий для того, чтобы этого не случилось. Каждая минута в ожидании длилась, как вечность.

 Наконец, дежурный вернулся вместе с двумя санитарами, медсестрой и ещё одним врачом – суровой женщиной в очках, начальником бригады. Ей достаточно было одного беглого взгляда для того, что бы понять, что к чему.

- В реанимацию несите, немедленно! – распорядилась она.
- Алёша, сообщи обо всём Тоне! – подал голос Семён, будучи уже на носилках.
- Вы действительно можете связаться с кем-то из родных этого больного? – спросила начальница, Алексея, когда Верблюдинского унесли.
- Боюсь, что нет. Его жена сегодня уехала на дачу, там скорее всего нет телефона, а  дома у них больше никто не живёт.
- Тогда пусть наш заведующий отделением сам занимается этим вопросом. Извините, задерживаться здесь с Вами я не могу.

Ольгин остался один. Остаток ночи он провёл без сна.