Часть 1. Глава 12. Она спасала детей!

Я пошла в школу в 1972 году и до второго класса была беспроблемным, ребёнком. Во втором классе я освоилась в школе и поведение мое стало не таким хорошим, каким оно обычно бывает у отличниц. Маму часто вызывали "на ковёр", где она держала ответ за мои грехи, а дома меня ждали разборки. Угол был моим любимым местом в классе, хотя нужно отдать должное, я испытывала стыд, но угол, всё же,  был меньшим злом чем "Фельдман, выйди вон из класса!" Тогда детей можно было выгонять и ставить в угол. Сейчас родители могут просто написать заявление в полицию за ущемление прав ребёнка. Я категорически против публичного наказания детей, хотя и сама грешила, чего уж там скрывать. Все мы имеем обыкновение срываться, но с тех пор, как я поняла, что есть другая педагогика, я перестала выгонять детей из класса. И оказалось, что с шалунами можно и нужно договариваться! 

 «Бейте тревогу, если ребенок не балуется! Полюбите шалунов!" - говорит Шалва Амонашвили. И мой возраст, мой большой педагогический опыт показал, что этот постулт оправдан самой жизнью. Когда я встречаю своих шалунов, давно окончивших школу, когда они бросаются меня обнимать и рассказывают, как преуспели в жизни, я понимаю, что немного в этом есть и моей заслуги. Именно шалуны и являются точилками нашей педагогической мудрости и нашего профессионализма.

Меня наказывали довольно часто, но когда я понимала, что это "за дело",  - принимала наказание, как должное. Но когда я чувствовала, что меня не любят, что наказывают, потому что я неудобна, мне становилось нестерпимо больно. И один случай я запомнила на всю жизнь...

Как-то раз, в конце второго класса, весной, нас с девочками после последнего урока физкультуры совершенно случайно заперли в раздевалке спортзала. Немного покричав и поплакав, мы стали думать, что предпринять. На наше счастье, открытым оказалось небольшое окошко в этой раздевалке и мы стали дружно решать, кто пойдет искать помощь. Для этого нужно было всего-ничего: пролезть в это небольшое окошко, расположенное почти под  потолком. Дело в том, что раздевалки спортзала располагались в пристройке и потолки в них были низкие. Даже гадать не нужно – выбрали меня. Вернее, я сама выбралась. Если нужно было кого-то спасать – я была первой: хлебом не корми – дай спасти человечество! 

Окошко в раздевалке спортзала было небольшим, а я была довольно пухлой девочкой. Меня подсадили и кое-как протолкнули в это окошко. В красивом, коричневом школьном платье я выпала из окна и свалилась прямо на пыльную землю. Но что там пыль и грязь на моём платьице - ерунда! И ушибленная коленка - тоже ничего страшного! Я же почти совершила подвиг, понимаете? Я же была почти героем! Потирая ногу, прихрамывая, я потащилась в школу, чтобы позвать кого-нибудь на помощь. Техничка, увидев меня, грязнущую и с торчащими в разные стороны волосами, погладила меня по голове и открыла раздевалку. Мы благополучно выбрались и застыли: нам навстречу шла наша Марьвасильна (имя выдуманное, классика). Сказать, что она была зла - не сказать ничего. Обеспокоенная нашим отсутствием, а мы не забрали портфели из кабинета, она отправилась искать нас по школе и, выглянула из окна третьего этажа именно в тот момент, когда я свалилась в пыль. Конечно, она за меня испугалась, а, испугавшись, ужасно разозлилась. Это я понимаю уже сейчас. А тогда я этого не понимала и мне казалось, что учительница должна броситься мне на шею и сказать всему классу: 

«Дети! Посмотрите на Фельдман Майю! Не побоялась, еле пролезла в форточку и все же спасла народ! Собой жертвовала наша Фельдман Майя и совершила подвиг! Настоящий октябрёнок наша Майя!» 

Так думала я, но Марьвасильна думала иначе. Посмотрев на меня, грязную и счастливую, она произнесла одну единственную фразу, но таким тоном, от которого мои буйные волосы вообще встали дыбом: 

«А с тобой, Фельдман, мы еще поговорим на тему, как должна себя вести и как должна выглядеть настоящая девочка! Завтра же, на классном собрании, при всём классе!»

 А весь класс, как вы понимаете, и мальчики тоже. Девчонки стали наперебой кричать, что я не специально это сделала, что хотела найти кого-то из взрослых, что нас заперли, но она сказала обычное «Цыц!», и все замолчали. 
                                
Я не спала всю ночь, еле досидела до классного часа, а потом... Потом для меня был «выключен свет»: мудрая, добрая, любимая некогда Марьвасильна поставила меня перед всем классом и рассказала всем, как я, будто колобок из сказки, вывалилась из окна в пыль.  И добавила: "какие умницы другие девочки, ведь они остались ждать её, учителя, в раздевалке!" Потом она предложила детям проголосовать за то, чтобы поведение в третьем триместре у меня, отличницы, было неудовлетворительное. Я стояла перед классом и плакала от обиды и безысходности. Да что там плакала: я, практически, не могла дышать. Все дети нехотя подняли руки, и даже те, кого я спасала. Подняли не потому, что меня не любили в классе, а потому, что авторитет учителя был велик, и противостоять ему никто из детей не мог. Руку не поднял один мальчик, мой друг и сосед по лестничной клетке, Коля Сеин. Учительница подошла к нему и спросила:

"А ты, октябрёнок Коля, почему это руку не поднял?" 

«Она не виновата. Она спасала людей!» – нерешительно ответил мальчик. Я запомнила эту фразу на всю жизнь, но тогда у меня возник вопрос: почему людей? Я же спасала детей, а дети же не люди пока!

Это потом, спустя много лет, Шалва подарил фразу: "Дети - это народ, действующий в истине... Плохому они учатся у нас, взрослых. Это мы отошли от истины." Как это понять? Попробую объяснить. Дети обнаруживают в нас, взрослых то, что мы в себе не замечаем. Они видят нас истинных, настоящих. Для них нет слова "потом": они взрослеют здесь и сейчас. Они не терпят лжи и лицемерия, хотя сами могут и лгать, и лицемерить. Это мы, взрослые, желая их улучшить, усовершенствовать, допрыгнуть до поставленной нами планки, заставляем их лгать и изворачиваться. А они в нас ищут правду, истину. Без этого они жить не могут.


«От кого?» – строго спросила тогда Марьвасильна.
«От вас…» – растерявшись, ответил пацан... 

 Не помню, что имел в виду мой друг детства, но я до сих пор я благодарна этому замечательному парню, моему другу за то, что не предал, не испугался, и за то, что руки в классе начали потихоньку опускаться. Это был детский бунт и класс победил: Марьвасильна нехотя поставила мне по поведению «удовлетворительно», а я стояла перед классом и продолжала горько плакать от стыда и непонимания происходящего. 

Кстати, о поведении. Примерное поведение мне поставили в конце десятого класса только лишь потому, что мама пошла и долго просила каждого учителя не портить девочке аттестат. Об этом просила учителей и моя любимая Берта Михайловна Петрик, наш классный руководитель и учитель истории. И педсовет пошёл навстречу: абитуриентка Майя Фельдман вышла из стен школы с примерным поведением и чудной характеристикой. В далёком 1980-м году были такие требования: к аттестату прикладывалась характеристика, где и указывалась отметка по поведению.

Будучи  неусидчивой, слишком эмоциональной девочкой, часто порицаемой за плохое поведение, меня спасало то, что я очень хорошо училась. Если бы вы знали, как тяжело в школе шустрым и шумным детям, которые просто не в силах совладать со своей неуемной природой! И как сложно учителю, который не обладает соответствующим темпераментом... Не совпадают, порой, эмоционально учителя и дети, и возникает конфликт.

Не принимают учителя шалунов и я не исключение - их трудно принять, когда сидит в классе 32 ученика, а за каждым стоят родители и все ждут, что ты, учитель, научишь каждого.  Я понимаю природу неусидчивых детей, ибо их неуемная природа, помноженная на страсть к познанию, делает свое дело: урок может быть сорван на "раз-два". А как бывает жаль родителей таких детей: приходят в школу и не знают, куда деть глаза, выслушивая от всех учителей претензии к воспитанию. Понимаю учителей, через руки которых проходит до ста двадцати детей в день и каждому нужно подарить частичку себя, а где их брать, эти частички, когда сам, порой рассыпаешься на части? 
                                
Выход из такой ситуации, безусловно, есть. К моему великому сожалению, в программу педагогических ВУЗов не входят предметы под названием «как успокоить ребенка» или «педагогика для сложных детей». Эти знания приходят с опытом, либо не приходят вообще. Я составила для себя свод негласных правил, которые помогают в работе с такими ребятами. Делюсь ими с вами, дорогие мои коллеги! Их можно дополнить, поправить, исправить, но в чем я уверена абсолютно, так это в том, что такие правила должны быть в арсенале каждого учителя.


Продолжение: http://proza.ru/2021/08/14/659