Пиросмани прощает белым цветом

  Картина «Актриса Маргарита» достойна интереса уже потому, что сыграла значительную роль в жизни художника, наделившего ее высокой духовностью. Не меньшего внимания заслуживает и сам портрет с имеющейся символикой, достигаемой с помощью художественных знаковых средств: полевых цветов, птиц и цвета. Пташки, порхающие вокруг Маргариты, создают ощущение, словно сам Нико Пиросмани влюбленной птицей летает рядом с ней. Изображение птиц использовано художником  во многих работах. В зависимости от фона, они  бывают в контрастном ему цвете – то белые, то черные, то золотистые.
 
  Безусловно, у Нико Пиросмани часто можно встретить детали, которые имеют символическое значение. В сущности, белый цвет уже символ духовности. А в христианстве белый голубь является символом Святого Духа, – одной из трех ипостасей Господа. В большинстве случаев птицы оживляют своим полетом пространство: они кружат в небесной синеве среди красивых облаков в картинах с кутежами, в панорамных многосюжетных картинах, привлекающих широтой размаха. Своей естественной природной резвостью они придают динамичность людям, степенно сидящим, словно на фресках.

  Эти птицы словно мыслеформы и мыслеобразы художника. Они воспринимаются как знаки творческого полета и свободного безграничного пространства. К тому же, как-бы олицетворяют высвобождение от серости быта и всевозможных ограничивающих рамок, столь немилых автору. Остается впечатление, что вместе с птицами и сам художник летает в поднебесье над радующимся жизни кутящим, пирующим и празднующим  народом внизу: то в духанах, то на дороге, то в лесу, то у реки. Словно с высоты полета он разглядывает целый мир и все формы существования, чтобы затем объединить все происходящее воедино и обрисовать на своих больших работах в виде всевозможных сюжетов. А высокий горизонт, встречающийся во многих работах, раскрывает беспредельные просторы и еще больше подчеркивает насыщенность пространство, отчего пейзажи выглядят величественно.

  В разных картинах птицы несут различную смысловую нагрузку. Так в работе «Барашек, пасхальный стол и летящие ангелы» – ангелы парят подобно птицам. Какое же значение придавал автор птичкам, представленным в «Актрисе Маргарите»? Может кружащие вокруг Маргариты птицы – те же ангелы-хранители! Порой даже чудится, будто дух Пиросмани через них оберегает ее, и продолжает постигать глубину и суть своей безмерной Любви. Однако затронув эту картину, мы невольно прикоснулись к тому, к чему действительно необходимо относиться с особенной трепетностью, – это всё его внутренне сокровенное и душевное.

  Пожалуй, становится понятным, что с таким же немаловажным смыслом встречаются птицы и в серии работ «Ортачальская красавица». Однако занимательно и даже любопытно: как могла художнику прийти столь необычная в истории грузинской живописи идея изображать образы возлежащих женщин!? Думается, он был одним из первых! Преимущественно эту новую форму искусства, можно было позаимствовать разве что у зарубежных художников. Пиросмани какое-то время проживал в тбилисской состоятельной культурной армянской семье Калантаровых, имеющей богатую библиотеку. Там и представилась возможность увидеть всевозможные образцы живописи: грузинской, европейской, русской живописи, и даже персидской миниатюры. К тому же он явно мог ознакомиться и с французскими иллюстрированными журналами, так как в то время в обеспеченных семьях было модно выписывать их из Парижа.

  Это явно послужило расширению кругозора Пиросмани, и могло дать хотя бы некоторое представление о существовании различных форм изображения персонажей. Не удивительно, что внимание художника привлекли иллюстрации картин известных художников, изображавших лежащие обнаженные натуры: Рембрандта, Тициана, Гойя, Гогена, Курбе, Веласкеса, Мане, Модильяни. Пиросмани также позволил себе отображать модели лежащих фигур горожанок: «Женщина, лежащая на тахте», «Лежащая  женщина». И наконец, не будучи ограниченным предрассудками, он стал создавать портреты, натурой к которым служили тбилисские куртизанки (ортачальские красавицы из увеселительных домов).

  Просто диву даешься, ведь по тем временам это была настоящая художественная смелость!.. Он рисовал их, то с кружкой пива, то с веером, то возлежащими. Пиросмани был глубоко религиозен, воспитывался в иной среде, в патриархальном духе. Он чтил национальные обычаи и существующие нравственные каноны, которые соблюдал, поэтому в отличие от европейских художников, представлял их не нагими, а одетыми. К месту добавить, что из всех грузинских художников он единственный изображал представительниц «древней» профессии, не скрывая их ремесла. То есть не прикрывался названием «модель», «натурщица», или  прочее, как многие художники. Серия этих работ на выставках экспонировалась с названиями: «Ортачальская красотка», «Лежащая красавица Ортачала», и даже «Ортачальская Венера». Интересен и диптих – зеркально отражающий лежащую женщину. Хоть эти особы и выглядят дородными, тем не менее, они хрупки и глубоко беззащитны. Словно Пиросмани бережно относился к их душам, щадил, не обнажая их так же, как и их тела.
           Замученная жизнью и плотскими грехами,
           – удел ей уготован! И на белой простыне
           Лежит девица трогательно с грустными глазами.
           Так смотрит, на сей мир и говорит, но не устами…
           Вот мученицу эту в белое Нико облёк.
           И основным было его радение –
           Ей белым цветом вымолить у Господа прощение.
  Внимательно приглядевшись – замечаешь полный грусти взгляд у этих несчастных женщин, смотрящих на зрителя и застенчиво тянущих белое покрывало, чтобы прикрыть им свое бесчестие. Пиросмани часто использовал белый цвет, считаемый символом духовности и цветом чистоты. Если вдуматься, внешне оставляя впечатление скрытности-закрытости, сам художник обладал хрупкой душой. Во всем чувствуется его великодушие и проявленное сочувствие. Как сам же и формулировал: «обелял-очищал». Окружая райскими птахами, словно заступался за погрязших в плотском грехе страдалиц. А главное, оберегал, «прощая» им подобный образ жизни.

  Видимо считая, что у этих женщин сохранилась «любовь к жизни», художник в изображение птиц явно вкладывал еще и значение любви. В итоге, оказывается, что птицы на картинах наполнены более глубоким смыслом. Помимо того, что они одновременно служат, и символом небесного начала, и символом очищения, они исполняют еще и предопределенную функцию – в них объединяющее начало земного с возвышенным.
  Такое же особое отношение проявлялось у Пиросмани и к цветовой символике: «Когда я пишу погибших ортачальских красавиц, я их помещаю на черном фоне жизни». Представленные персонажи не являются небесными созданиями, – вот он и очищал их порочность: «Я пишу их в белых простынях, я их жалею, белым цветом я прощаю их грехи…». В этом вскрывается и его бережное отношение к чему-то уязвимому и ранимому. Ведь в цепочке слов «черное-белое-прощение» осмысливается на удивление интересная связь цвета с этическими переживаниями автора. А использование белого цвета в этой серии «ортачальских красоток» уже следует воспринимать как важнейшее символическое действие – как одновременный акт, и прощения, и очищения «погибших» душ!..

  Слова «белым я прощаю» наводят и на другие догадки. Можно предположить, что белые цветы в руках у Маргариты, подпись у ее ног белого цвета. Если пойти дальше, открывается нечто занятное в этих деталях: может цветами и птицами белого цвета он и Маргарите прощает ее невнимание к его чувствам? В таком случае, и летающие вокруг нее птицы уже приобретают смысл очищения так же, как и птичка на плече у «Ортачальской красавицы». Получается, и птички, и цветы, в совокупности с белым цветом, как бы наравне взяли на себя пояснительную роль «изящной словесности», придав тем самым картинам многозначительность и поэтичность, присущую их автору.

  Во всем этом постигается особая сфера его человечной души, его высокие духовные качества. Будто посланный свыше и наделенный священными полномочиями, художник Пиросмани нес в себе нечто таинственное. Может, это и было «бремя Христово» – милосердно прощать им образ их жизни! Хоть и нет смысла наделять мастера вымышленными чертами, однако нет сомнения, что он с достойным благородством «обелил-простил» даже тех, кто незаслуженно обижал его высокий дух…