Улетевшие амуры

У каждого дома своя изюминка. Отличительная черта. В одном - крыша, в другом – окна, в третьем – цвет стен…
У этого дома были амуры. Самые настоящие. Сам дом ничего особенного. Дом как дом. Два этажа, внутренний двор, арка, ворота деревянные с калиткой. А над воротами – амуры. Толстенькие, пухлощекие, с крылышками за спиной, и тугими завитками кудрей над выпуклым лбом. Два. Порхали себе в арке, шаловливо поглядывали на прохожих.
Крепко держа лук в одной руке и стрелу в другой, они весело целились в грудь мимо проходящих граждан. И что интересно. Где бы человек ни стоял, кончик стрелы одного из амуров направлен был точнёхонько в левую половину груди. Точнее сказать, в сердце. Амуры держали под прицелом всех стоящих на доступной им части тротуара. И, говорят, всегда попадали, куда целились.
Лика из седьмого дома уверяла, что один из этих крылатых малышей выстрелил, когда она с москвичом Юриком домой шла. И пальчиком наманикюренным на малюсенький просвет в белой батистовой блузке указывала. Может, конечно, привирает девчонка. Чтоб мать не ругала. Такую дырочку и сигаретой прожечь можно. Только москвичу до сих пор каждый день пишет. Видать стрела прочно застряла.
Историй таких слушать – не переслушаешь. Влюблённые около этого дома первое свидание назначали. Так и говорили:
- У амуров.
Единственное место, куда девушки не опаздывали. Амур персонаж шаловливый и своенравный. Пустит стрелу не в то сердце, пока ты опаздываешь. И достанется твой жених другой. Хотя…разное бывало. Купидоны эти иначе людей видели. Некоторые пары на свой лад соединяли.
Петру так невесту «подстрелили». Пётр в этом доме и жил. Вон, на втором этаже три окошка. Его комната была. Столяр был - всем столярам столяр. Двери, окна, горки, бюро, подставки под цветы фасонистые – всё мог сделать. Дерево любил, на ощупь мог определить любое. Никогда не ошибался. Мастерская у него здесь же, во дворе была. Как раз напротив входа. Чтоб заказчики не плутали. Дверь всегда настежь, улица хорошо просматривается, людей видно.
Работает не спеша Пётр, насвистывает тихонько Кальмана.  Очень он оперетту любил. Театр музкомедии тогда популярен был, билетов на премьеры не достать. Пётр каждый спектакль раз по пять смотрел, наизусть знал. Насвистывает он, значит, Кальмана весенним первомайским деньком. Из «Принцессы цирка» между прочим. Народ аккурат с демонстрации весело возвращается. Цветы, шарики, смех, песни. Никто никуда не спешит.
И проходит по улице группа девушек. Человек пять. Тоже с цветами, шариками и смехом. Одна из этих пяти звонче всех смеётся. Глаза серые, кудри светлые. Ветер теребит белую газовую косынку на шее, развязать пытается. Идут девчата не замечают, что весь тротуар заняли. Позади них дедок, всё пытается обогнать. Только просвет появится, дедок скорость наберёт, а девчата уже дислокацию сменили. Крякнет он и снова удобного случая ждёт. Кашлянул пару раз, в надежде, что пропустят его. А девчата за своими звонкими голосами не слышат ничего.
Заинтересовался Пётр, чем дело закончится. Вышел из мастерской, у ворот встал, чтоб лучше видеть. Вот тут его стрела амура и догнала. Он от неожиданности даже на мотив из «Принцессы» спел:
- Амур мой, Амур мой!
Голос у него был глубокий, красивый. А тут ещё и слова про амура. Девушка со светлыми кудряшками и звонким смехом обернулась. Тут ветер, наконец, косынку с её шеи сорвал. И полетел газовый лоскут прямо Петру в руки. Поймал он невесомый комочек, стоит, на девушку смотрит. Та руку за косынкой протянула. Тут её стрела второго амура и пронзила.
- Почему амур?
Спрашивает.
- У Кальмана «кумир».
- Вы на амурчика похожи. Но «кумир» тоже хорошо. Мне нравится.
Так и познакомились Пётр с Клавдией. Через год свадьбу сыграли. Самой красивой парой в ЗАГСе были. Клава даже в простом светлом платье, с ниткой жемчуга на шее купидона напоминала. От Петра спички зажигать можно было, так светился от любви и счастья.
- Ни дать, ни взять амурчики.
Это сотрудница, которая их расписывала, так сказала.
В доме с амурами жили. Сами, как амурчики: светлые, добрые, любовью светятся. Близкие их часто так кликали.
- Амуры, выходите во двор.
- Кто сегодня к Амурам пришёл?
- Амуры, чаем богаты?
Без малого пятьдесят лет прожили. Дочку вырастили. Золотую свадьбу собирались справлять. Если бы не жилец с первого этажа, справили бы всем кварталом. Ему, видишь ли, втемяшилось ремонт капитальный сделать. Выкупил весь первый этаж. И всё заново решил обустроить. До последнего гвоздя. Чтоб всё новое. Окна-двери тоже.
Вот из-за окон Пётр до золотой своей свадьбы и не дожил. Приехала спозаранку бригада. Новые окна ставить. Из пластика. Теперь мало кто деревянные ставит. Кому охота каждый год переплёты красить, штапики менять, зимой проклеивать? Пластиковое окно поставил, и всё. Живи спокойно.
Ясное дело, чтоб новые окна поставить, старые выломать нужно. Вы когда-нибудь слышали, как рамы деревянные ломают? Как испуганно звенит стекло, стонет дерево, шуршит высыпающийся из щелей раствор?
Пётр как раз с буханкой горячего хлеба в арку вошёл. И замер. На его глазах деревянные рамы варварски ломали и корёжили, вырывая из проёмов. Это с его чувствительностью к дереву. Прислонился он к стеночке. Сполз по ней тихонько.
Клавдия на похоронах молча плакала. Завтрак на следующий день на могилку отвезла. На мастерскую замок повесила. А через полгода комнату продала. Всем домом уговаривали погодить: время лечит, привыкнешь.
Но баба Клава упёрлась:
- Жить здесь не могу. Пускать чужих не хочу. Пустой комнате стоять негоже. Решила я уже.  К дочери, в Саратов поеду.
Цену ломить не стала, продала быстро.
Провожали её субботним вечером всем двором. Вышла за ворота в вечерние сумерки. Обняла каждого, вышла на середину тротуара, поклонилась в ноги:
- Не поминайте лихом.
И пошла к остановке. Ни разу не обернулась. А когда стих трамвайный звонок, послышался шум крыльев.
- Для голубей поздно, какие птицы пролетели?
Это кто-то из ребятни спросил. Отвечать не стали. Говорить никому не хотелось. Так молча по домам и разошлись.
Только на следующее утро увидели: нет амуров над воротами.