Обыкновенная история

   Сосед мой- Степаныч сдавать стал в прошлом году сильно.
Еще в позапрошлом крепкий мужичина был, ядреный, как лось пятилетка. Треть гектара под картошку шутя по весне с лопатой проходил, а это вам, кстати, не полторы грядки шпината прополоть.
Но в начале прошлого скис. Походка стала у него какой-то вялой, ссутулился весь, заскучал, плечи нет-нет, да и сотрясутся от надсадного, утробного лая, поднимающего в воздух стаю прикорнувших на березе грачей. Откашлявшись Степаныч от души чертыхался и посылал недокуренный больше чем наполовину бычок Примы четко в профиль сомлевшей на мартовском солнцепеке кошки.

  Со временем конвульсии у Степаныча становились все сильнее, а поступь слабела. Да и не выходил он уже никуда особо. Как-то все больше на крыльце сидел, укутанный в цветастый пуховый палантин, на солнце весеннее щурился, сонно смотрел на покосившийся забор, на тридцать соток пашни, подернутые молодой снытью и одуванчиками.
Самое прискорбное, что и пособить-то с хозяйством ему было некому.
Не осталось у него из родни никого на этом свете, кроме племянника- то ли троюродного, то ли двоюродного, черт его разберет. Поговаривали, что тот, вроде, как в областном центре неплохо обосновался. За прошедшие десять лет однажды только и появился на селе проездом. А тут, после Великого поста вдруг- «Здрасьте вам, кого не видели». Как раз на Светлое Воскресенье. Почему запомнил, мы тогда еще всей слободкой внедорожник его под Пасхальный трезвон из тракторной колеи доставали.
Интересно, чем они чувствуют, родственнички эти дальние, момент, когда самое время начинать связи родственные налаживать?

   Семейная встреча их, впрочем, в теплой и дружественной обстановке прошла.
- Как там ваше здоровье, дядюшка? – перво-наперво поинтересовался у Степаныча новоявленный родич, едва показавшись из своего авто.
- Ох, нечем мне тебя порадовать, племяш. Доктор сказал, что на снимке в легких у меня то ли затемнение, то ли затмение, то ли знамение какое-то нашли. Короче, до зимы …кхе...кхе… посоветовал свои вопросы земные порешать – на потом не откладывать.
- А точно ль грустно так все? -недоверчиво покачал головой племянник, - Может у них ошибка врачебная вышла? Сейчас она диагностика такая, грош ей цена…
- Нее, я бы и рад усомниться…кхе…кхе, да вот только даже сам уже чувствую - финита. Тут болит, тут и тут, - тыкал Степаныч в различные части тела, не на шутку возбудившись от такого внимания к своей скромной персоне, - А еще в голове стреляет и кружится. Ноги, те вообще не свои, особенно, когда по утрам с постели встаешь, и в паху, смотри…, - начал было расстегивать ремень он.
- Да ладно уж, ладно, верю я, - замахал руками гость и поспешно направился к избе, - Пойдемте, дядя, другое хозяйство свое покажете, что ли.
Прогулявшись по дядиным владеньям, племянник посмотрел внимательно на угасающего родственника, поколупал ногтем облупившуюся краску на поседевшем от времени дядином пятистенке, прикинул что-то в уме, посчитал и изрек:
- Не мешало бы вам, дядя, крышу себе перекрыть, а то прохудилась совсем. Плесень вон на обоях с палец уже толщиной. Так ведь и от дома скоро ничего не останется. В том смысле, что для легких ваших это вредно очень.
- Надо-то может оно и надо, кхе…кхе, только на какие шиши прикажешь мне этим делом заниматься, паря? Из всех доходов у меня только пенсия нынче в распоряжении, которая не персональная вовсе, да и та на Либексин уходит целиком.
- Это не ваша забота, дядя, позвольте данный вопрос я сам как-нибудь порешаю.

   Вскоре после этого разговора во дворе у Степаныча застучали молотки, зажужжали пилы, и к «Петру с Павлом» на его избу, предварительно подняв стены венцов на пять, нахлобучили новенькую металлочерепицу. Внутри споро провели капитальный ремонт – евровагонка, итальянская сантехника, стеклопакеты, все это великолепие под конец обили снаружи сайдингом.
Дом подрос на этаж и заиграл новыми красками. Там, где встала мансарда, появились бильярдная, библиотека и детская.
- Да на кой ляд это все мне, кхе...- слабым голосом жаловался племяннику Степаныч, - я не то что на бильярде, в шашки-то сто лет не играл.
- Не гневите Бога, дядя, -натореете, поживете как человек остаток дней, - поучал его энергичный родственник.
-Делай, что знаешь, мне уж все едино, - смиренно вздыхал в ответ Степаныч и крестился на образа.
А племянник, между тем, никак не хотел униматься. В его голове рождались все новые и новые замыслы, один грандиознее другого.
- Баньку бы поставить надо, - сказал он как-то дяде, окинув хозяйским взглядом участок. Чего тянуть. В следующем году, узнавал, дороже будет. Материалы- Ого, не подступись! Сейчас начинать самое время. Вот въеду, в смысле, приеду сюда зимой, а тут уже банька готова – красота. Это я в том смысле, что будет нам с вами, папаша, где по зиме вениками друг друга похлестать.
- Какой же ты все-таки человечище, племяш, - стряхнул слезу с кончика носа Степаныч, - заботливый, душевный, об одном жалею только, что раньше с тобой мы довольно редко виделись – один раз всего, а теперь поздно уже упущенное навёрстывать, все, амба…
- Будет вам руки заламывать, дядя, главное, что я сейчас здесь и оставлять все это, вас в смысле, не намерен. А насчет заботы, так ведь ничего ж удивительного, наследник я, тьфу, родственник ваш я единственный, хоть и не по прямой, то есть, дальний…, да вы пейте коньячок-то.

  В начале осени рядом с налившейся яблочной спелостью антоновкой встала красавица баня, на фоне которой даже основательно облагороженный дом Степаныча потерялся, поблек. Видно было, что не пожалел племяша денег на досуг дядюшки, не поскупился, будто для себя выстроил.
Как-то в один из вечеров заметил я, что Степаныч с трудом волочит ноги в сторону своего новостроя.
- Схожу что ль попарюсь напоследок, - сказал он мне едва дыша, - Все равно Богу душу отдавать не сегодня -завтра, а так хоть грехи свои омою тяжкие.
Преодолев кряхтя и охая три ступеньки, ведущие в предбанник, он минут пять переводил дух, обнявши обеими руками резную балясину. Наконец его подрагивающие плечи исчезли из моего вида в облаке густого, как двадцатипроцентная сметана, пара.
- Бог тебе в помощь, сердечный..., - осенил я его крестным знамением.
Долго горел свет у него в маленьком окошке тогда, мне не по себе стало даже, если честно.
- Как бы не помер он там, - думаю, - во грехах, раньше срока-то.
Но нет, обошлось. Вышел он в часу одиннадцатом, шаг ровный, спина прямая и даже не слышно его обычного «кхе- кхе».
А еще спустя неделю показалось мне, будто тащит он на животе в сторону бани тяжелючее что-то, не-то чурбак здоровый, не-то пень какой.
- Надумал тут дровишек подколоть для баньки, - с виноватой улыбкой сказал он, увидев меня с приоткрытым ртом, - А что? В любой момент ведь уйти могу. Слишком уж хочется перед Господом предстать в чистом виде.
И так, мало по малу, зарядил старый в баню. Иной раз даже через день дым из трубы виден был. Очень он, видно, боялся Суда Страшного.

  Время шло, племянник продолжал благоустраиваться, дядя продолжал готовиться к вечности. Вот только костлявая, видать, совсем про него забыла. Мало того, стали замечать все вокруг- порозовел лицом мужик, помолодел лет на десять, кушать стал с удовольствием. Жить, одним словом, человек захотел. Было даже дело, в магазине Клавдию- продавщицу нашу за одно место чуть пониже пояса ущипнул.
   А тут, накануне Крещенья, выскочили они с племяшом из парной в сугробах поваляться.
- Баста, рассосалось у меня в груди, – сказал ему тогда Степаныч радостно посыпая себя снегом, – Был третьего дня в нашей районной богадельне. Доктор снимок вертит, глаза трет и сам себе не верит: " Беру слова свои назад», - говорит, - «Те, про зиму которые. По моим новым прогнозам, лет двадцать еще протянете, любезный, если только кирпич на голову не упадет. Слышал я тут, вы в баню захаживать стали?
- Есть дело такое,» - отвечаю, -«А что, нельзя разве?
- Что значит нельзя? Можно. Даже больше вам скажу- нужно, короче, продолжайте в том же духе. Вот уж, воистину…"– Тут Степаныч на секунду задумался потом на одном выдохе выпалил, - Hygiena am;ca valetudinis*. Представляешь? Вот так прямо и сказал.

   Здесь, как полагается, возрадоваться бы родственникам, к небесам молитву благодарственную вознести, да только загрустил что-то один из них, даже с лица спал. Обиделся, наверное, на то, что форменное безобразие с медицинской диагностикой в стране происходит, а может и на себя-дурака, на свою поспешность и неосмотрительность.
Вернулись они в баньку, похлебали, отдуваясь, отвара из антоновки. Правда молча, потому, что племянник с того самого момента, как про радостную новость-то узнал, в дядькину сторону и не взглянул даже ни разу.
Допил он нехотя отвар, сел в свой джип и рванул так, что только снежные брызги на всю улицу разлетелись.
   Два месяца уже с тех пор прошло – покамест не появлялся. Зато Клавка- продавщица к Степанычу каждый день теперь шастает, в биллиард учатся играть, наверное. Хотя, чем черт не шутит, может еще и детская пригодится.

* Гигиена – подруга здоровья