Цветок по имени Монстр День 3

Сон всё-таки меня сморил, но рано утром разбудил Трофим, который пришёл измерять давление Марии Ивановне.
– Наташа, просыпайтесь. Скоро большая остановка и мы с вами выйдем на свежий воздух. Мария Ивановна, вам тоже надо пройтись. Вашим ногам надо устроить прогулку.
Пока Трофим читал лекцию своей новой пациентке, я успела привести себя в порядок и собраться на прогулку. Заставив нас с Марией Ивановной прогуляться вдоль вагонов, Трофим набрал у снующих продавцов горячей еды разной вкуснятины и объявил, что сегодня он угощает нас горячим обедом. Что было кстати.
Прогулка приободрила нас. А для меня привыкшей носится по городу и всё больше своими ногами, сидячий образ жизни в поезде немного притомил. Уложив вздремнуть разомлевшую от горячего супа и прогулки Марию Ивановну, мы с Трофимом решили пойти в вагон-ресторан и выпить горячего кофе.
К моему удивлению свободные места в ресторане были. Нам удалось выпить по чашечке пусть растворимого, но горячего напитка. Трофим купил несколько шоколадок, объяснив, что у Марии Ивановны низкое давление и ей шоколад сейчас необходим. А мне он необходим, по утрам, вместо растворимого кофе, который он советует вообще никогда не употреблять.
– Уж лучше выпить чашку какао или свежезаваренный зелёный чай. И никаких пакетиков с перетёртым мусором! А настоящим кофе, я вас угощу во Владивостоке. Я отлично варю кофе по-турецки и не только. У меня мастерски получается пока примерно двадцать рецептов заваривания чёрного кофе. И я вам их все продемонстрирую. Каждый день по одному рецепту. Вы согласны?
– Боюсь, что почти месяц я без своего города не выдержу. Я очень люблю свой город, дом и уже сейчас скучаю.
– Я тоже, – грустно произнёс Трофим.
– Тогда что заставило вас покинуть наш город и свой дом?
– Моя самоуверенность. Пойдёмте, расшевелим на откровенность Марию Ивановну. Мне кажется, ей надо рассказать свою историю до конца.
Я не стала настаивать на его откровении, хотя история Трофима меня волновала не меньше, чем продолжение истории жизни Марии Ивановны.
Когда мы вошли в купе, она уже сидела всё так же, как и раньше, правда смотрела уже не на свои руки, а в окно, в котором мелькали красивые пейзажи. Мы тихо сели напротив.
– Как красиво, – сказала Мария Ивановна, не отрывая взгляда от пролетающей мимо очередной станции, – везде люди живут, неужели у каждого в жизни что-то случается плохое, страшное? Неужели, как испокон веку говорят: в каждом дому, по кому? Почему так? Как так получается? Почему рожаешь ребёнка в любви, растишь его в заботе, в счастье, а вырастает не красивый цветок, а какой-то монстр с чёрной душой.

***

      –   Последний раз, начало весны это было, убежала Света и пропала надолго. Коля мой совсем белым стал, постарел, сник сразу.  Я за себя молчу, и к зеркалу не хотелось подходить. А тут Ниночка умерла. Не выдержало её сердце нашей беды. Войну вынесла, Колю на своих плечах вырастила, а Света наша подкосила её, как смерть с косой, да по сердцу. Тяжело нам с Колей тогда было. И дома тяжело и на улицу выйти невмоготу. Соседи по улице хотя и хорошие люди, помогали, чем могли, но было невыносимо видеть постоянно их сочувствующие взгляды, отвечать на их вопросы. Прошли и сорок дней, как ушла Ниночка, Света так и не появилась. А через некоторое время, когда мы уж думали, что всё, ушла она навсегда, вернулась.
Пришла. Да не одна, а с солдатиком молоденьким. Оказывается, какими уж путями, но оказалась она в Ростове. Там на окраине стадион строили. А на строительные работы, солдат привозили. Она на задворках и пристроилась. Солдаты ей целое лежбище устроили.  Молодые …. Да я их не виню. А этот солдатик мало того, что шум поднял, всех разогнал, да угораздило его влюбиться в нашу Свету.
          Как  уж он уговорил её домой вернуться, одному ему известно. Получил увольнительную и к нам приехал просить её замуж отдать.
– Вы, говорит, не думайте, я Свету очень полюбил. Не обижу её. И без работы никогда не буду. Я люблю работать. Ей со мной хорошо будет.
– Ей может хорошо и будет, – остановил его пыл Коля, – а вот какого тебе с ней будет? Да и малолетка она ещё. А тебе дослужить надо нормально.
Он, когда узнал, что ей шестнадцать только будет, так ему чуть плохо не стало.
– Ну, что, – говорит, – заявляйте на меня, я вроде к вам сам пришёл. Скрываться не буду.
Как же нам стало жалко парнишку.
– Какой там заявляй, – чуть не плача Коля ответил ему, – мы же не изверги какие.
             А Светка в слёзы, на колени упала перед нами, стала просить, чтобы разрешили пожениться с ним. О любви вспомнила. Мы подумали, слова инспекторши вспомнили, может так и лучше.
              Успокоили мы Илюшу, так солдатика звали, поверили опять дочери. Не знал он, да по Светлане не скажешь, что она ещё несовершеннолетняя. А она клятвы нам дала и Илье, что дождётся его. И что в школе экзамены сдаст. А Илюше недолго служить осталось.
           Стал Илюша к нам на увольнительные приезжать. Так он мне Колю напоминал. Хороший парень. Всё у него в руках горело. Приедет к нам, дорога не близкая, часть его под Ростовом стояла, так нет, чтобы отдохнуть, он первым делом у Николая спросит, чем помочь, а вечером назад, чтобы в часть не опоздать. И Светка приструнилась. Сама подготовилась к экзаменам за восьмилетку. Мы и с директрисой, дай Бог ей здоровья, такая женщина хорошая, договорились, приняли у Светки экзамены, получила она «Свидетельство» и решили, что поступит в вечернюю школу, пообещала директриса посодействовать.
                И стали мы бегать справки разные собирать, чтобы разрешение нам выдали на бракосочетание.  Только сколько натерпелись в это время.  К нам в дом,  как на работу,  стали ходить! И из детской комнаты милиции, и из комиссии по делам несовершеннолетних, да откуда только не приходили. Когда мы бегали, помощь просили, только руками разводили. Значит, когда со всеми подряд жила, да, по притонам бегала, то ничего, разбирайтесь сами родители. А когда дома, под присмотром родительским, да с хорошим парнем живёт, выходит плохо.  Да, я не осуждаю, видать работа у них такая.
Но ничего, мы всё выдержали. А Илюша хорошим человеком оказался. А уж любил её как! Он сам детдомовский, так мы к нему, как к собственному сыну. Хотел он в свой город вернуться и Светку забрать после регистрации, да мы посоветовали не делать этого. Боялись, если честно не за неё, а за него. Но как бы там не было, время побежало.
                Закончилась у Илюши служба. Устроился он водителем работать. Свадьбу играть не играли, а расписались молодые, всё честь по чести. Посидели по-домашнему с ближним кругом. И зажили мы. Все прежние муки забывать стали. Света вечернюю школу окончила, в медицинское училище поступила. Всё наладилось.


***
– Вам чайку принести? – в купе заглянула проводница.
Мы и не заметили, как за окном стало темно.
– А я смотрю, все отчаёвничали, а вас нет и нет, – щебетала словоохотливая проводница, наблюдая, как Трофим измеряет давление Марии Ивановне.
– Сегодня намного лучше, как вы себя чувствуете, Мария Ивановна, – спросил он её.
– А вы правы были, как-то немного отлегло, толи от моих откровений, то ли от ваших таблеток.
– И от того и от другого. Завтра лечение продолжим. А сейчас ужинаем, и спать, – тихо командовал Трофим, пока я с проводницей ходила за чаем.
– Пейте горячий чаёк, я вам покрепче заварила, хотите бараночки, булочки? – предложила она.
– Спасибо, садитесь, давайте и вам измерю давление, –  улыбаясь, Трофим пригласил её присесть.
– Ой, доктор, спасибо вам, а мне неудобно было попросить вас. И вот знаете, у меня вот тут иногда, как зайдёт, аж искры из глаз сыплются.
– Искры, говорите, но давление у вас в норме, а ваши искры, давайте проверим у вас в купе.
– Хороший Трофим человек, очень хороший, – сказала Мария Ивановна, сжимая горячий стакан с чаем, – и вы, Наташенька ему нравитесь.
– Ну, что вы, мы совсем не знакомы. То есть, познакомились, только здесь, – ответила я, заметив, что меня смутил этот разговор и предательский румянец покрыл мои щёки.
– Не важно, сколько вы знакомы, важно, чтобы вы не потерялись по жизни. Вы оба хорошие люди и должны быть счастливы. Я вот иногда думаю, а если бы мы с Колей моим не встретились, как бы сложилась моя жизнь? Нам вдвоём было очень хорошо. Мы с полуслова понимали друг друга. И скучать нам не приходилось. Может быть, не давал нам Бог своих детей, значит, нужно было или жить, как жилось или взять из детского дома деток, как хотели? Может, спасли бы безвинную душу. Сделали бы мальчика счастливым, а может, ещё и девочку взяли бы и счастье им подарили бы. А они оценили бы наши старания добрым отношением. Не подумайте, я не о благодарности говорю, а об отношении к жизни, к семье. Вот Илюша детдомовский, он понимал нас, ценил, уважал, как самый родной сын к нам относился, а родная дочь… Я видела, да и Коля видел, что у неё в сердце какая-то ненависть к нам. Хотя она и вида не подавала. А ко мне, она как к пустому месту, как к служанке обращалась. А когда мы противились, так посмотрит, казалось, убить готова.  И никакие слова, ни какая доброта её не трогала. Бывало, сидит она. А я подойду, обниму её голову, прижму к себе, поцелую, – а она меня слегка, но оттолкнёт, отстранится, как чужая, – Мария Ивановна, приложила носовой платок к глазам.
               Я растерялась, не зная, как себя повести, чтобы все старания Трофима не оказались напрасными.
– Мария Ивановна, зря вы так расстраиваетесь. Всё изменится, всё у вас будет хорошо. Отключитесь, сейчас, не думайте о плохом.
– Что такое? Кто здесь режим нарушает? Мария Ивановна, откуда слёзы? – в купе вошёл Трофим и опять измерил ей давление.
– Да, вот думы покоя не дают, – тихо оправдывалась она.
Но доброму доктору, удалось её успокоить и без дополнительных лекарств. И мы, уже по обыкновению, вышли из купе, дав самой уснуть бедной женщине, пережившей, наверняка какую-то страшную трагедию.
– Хотя, что может быть страшнее того, что она рассказала нам? – спросила я Трофима.
– Всё можно пережить, кроме собственной смерти. Но смерть ребёнка… только смерть ребёнка может ускорить и твою собственную смерть. Или сделать твою жизнь такой невыносимой, что она станет хуже смерти.
– Трофим, может, поделишься?
– У нас впереди ещё будет возможность пооткровенничать наедине, – ответил он, стараясь улыбнуться, но было заметно, что эти откровения, если они и случатся, ему обойдутся очень дорого.
– Загадочно, но дорога длинная, ловлю на слове.
             Пожелав ему меньше курить на ночь, а особенно ночью, а так же хороших снов, я закрылась в своём купе.