Телеграф. Часть 3

ПОЕЗДКА В ЗАБУЛИСТАН


  3-е ноября. Прекрасный солнечный день. Выехали целой кавалькадой посмотреть на историческое место, о котором лишь сохранились легенды и некоторые указания в литературе.

  Забулистан занимает площадь в 300 квадратных верст.

  Он расположен в тальвеге, имеющем покатость к реке Адресканду и сливающийся с ее долиной у гор Хаиофана.

  Когда проезжаете Дашти-Ходжуриян, то не можете себе представить, что рядом с этой пустынной степью находится цветущая, населенная местность. От этой степи Забулистан отделен цепью небольших холмиков. От Сабзевара закрыт черными высокими холмами. И только с Кала-и-Духтар вы можете видеть эту большую площадь с многими кишлаками.

  Всю местность Забулистана пересекают вдоль две речки – Ходж-Уриян и Бартахт, впадающие в Адресканд у Кала-и-Духтар. Обе речки очень незначительные и в летнее время текут под землей. Для использования их воды жители Забулистана всю местность испещрили каризами. Пока мы ехали к Забулу, то пересекли восемь каризов. Всего каризов в Забулистане до 17 штук, общим протяжением до 250 верст.

  Местность хлебородная, богатая. Кишлаки большие и есть двухэтажные. Рядом с глиняными домами расположены черные палатки.

  Жители Забулистана занимаются возделыванием хлопка, риса, пшеницы. Есть фруктовые сады и виноградники. Имеются водяные и ветряные мельницы. Женщины ткут ковры. Жители черных палаток занимаются овце и верблюдоводством. Продукты скотоводства продают в Сабзеваре. Населяют Забулистан таджики и афганцы, из последних – очакзаи, боригзаи и ализаи. В каждой палатке имеются собаки породы укороченных ливреток. Здесь можно наблюдать переходную стадию от кочевого образа жизни к оседлому.

  По дороге к Забулу у деревни Харойман стоят развалины громадного ледника в диаметре 5 саженей и высотою до 5 саженей конической формы. Вся кладка ледника сделана из обожженного кирпича с зубчатыми поясками и пронизана чубами, которые от времени сгнили и в большинстве случаев остались только дыры.

  Тут же рядом находятся развалины старой крепостцы.

  Затем идут кишлаки до самого Забула.

  Забул когда-то имел большое значение, как центр населенного района и как оборонительный пункт, но в силу каких-то событий был разрушен и сейчас он имеет значение только как памятник минувших дней, вражды племен.

  До наших дней сохранилось кольцо стен имеющие форму окружности длиною в 345 саженей, в диаметре 110 саженей.

  Стены сделаны лессовые набивные и из сырца, кирпич которого имеет размеры 10 х 10 х 5 вершков. Очень редко встречается обожженный кирпич. Высота стен до 2-х саженей и толщина 3 – 4 саженей в основании. В стенах есть несколько узких и маленьких пещер. Имеются трое ворот – на юго-восток, юг и север. Юго-восточные ворота имеют выход на запад, в выступающей из окружности башни. Сохранившихся башен, несколько выступающих за пределы наружной линии стены, три. Но башни над стенами не доминируют и изнутри крепости их не видно, кроме юго-восточной.

  Внутри крепости имеется цитадель, тоже разрушенная.

Она была сделана отчасти из обожженного кирпича и отчасти из сырца. Цитадель была тоже круглая в диаметре 4 сажени, но нижнее основание ее имеет в окружности 40 саженей.

  Вся местность между стеной и цитаделью распахана.

  В крепости я нашел фрагменты посуды с голубой поливой и осколок посуды из порфира с выгравированным рисунком.

  Присутствие этих осколков указывает на одну и ту-же эпоху существования Забула, как и Кала-и-Бача, Кала-и-Духтар и развалины Сабзевара.

  Осмотрели, записали, сняли крепость, посмотрели на проходившую мимо свадьбу, полюбовались далями, посмотрели на очагзаев и поехали обратно.

  На запад от крепости люди искали воду, нарыли бугорков в разных направлениях – это кариз «Поиски».
  Туда на северо-запад – Ходж-Уриян. До него 12 верст.

  Наблюдаемая нами свадьба была очень богата. Мужчины верхом на лошадях человек 50. Они гарцевали и показывали свою удаль. Часть мужчин шла пешком. На 25 верблюдах ехали женщины в разноцветных костюмах. Сзади них шла группа женщин с бубнами в руках и танцевали красивый пластический танец. Таким образом всех гостей было до 100 человек.

  Как только свадебная процессия поравнялась с нами, сипай сел на лошадь и поскакал к ним для добывания жаренного барана. По обычаю жених для свадебного путешествия берет с собой барана и быстро уезжает вперед от своих спутников. Гости, а также и посторонние, гонятся за женихом; кто первым его догонит, тот и получает барана, становясь полным его обладателем. При получении барана новый обладатель его разделяет между гостями, но он имеет право и взять себе всего барана. Так и сипай хотел получить себе право на барана, но... пришлось вернуться ни с чем.

  Наши спутники начали усиленно спешить домой.

  Снова пересекли каризы, сухие русла.

  Слева внизу приютилась Кала-и-Бача и гордо смотрит на Забулистан страж долины Адресканда Кала-и-Духтар. Прямо перед нами погибший город – развалины Сабзевара.

  Все эти крепости одной эпохи, на всех одна и та же печать истории народа, еще не пришедшего на арену культурной жизни и оставившего следы начинавшегося развития, стертого безжалостным завоевателем.


*  *  *



РАБАТ САНГИ В ПЕСНЯХ


  Рабат Санги – это вторая остановка после пограничного поста Чельдухторан. Поэтому каждому гражданину СССР, едущему в Герат, не часто приходится миновать его. Следовательно, тот кто был в Герате, он знает рабат Санги, знает его темную, но сравнительно убранную хане, предназначенную для проезжих и его угрюмого, гостеприимного, симпатичного арбаба, который заранее понимает что нужно для гостя – гражданина СССР: курица, яйца, молоко и т.д. И он вполне уверен в том, что русские не жадны к деньгам, посему придавая должную оценку на случай, старается возможно больше разрезать арбузов, дынь, отзываясь восторженно о каждом в отдельности: «ин хоб, ин хоб» - это хорошо, это хорошо.

  Таким образом, если мы имеем кое какие представления о современном рабате Санги, то мы совершенно не знаем о том рабате Санги, о котором говорит его название. Рабат Санги значит – каменный рабат. А между прочем современный рабат Санги абсолютно не соответствует своему названию, так как все постройки его, подобно другим таджикским, состоят из обыкновенного, необожженного кирпича и глины, а от настоящего рабат Санги остались лишь одни развалины, которые указывают на прикосновение когда-то более крепких рук, чем современных таджиков.

  История его нам неизвестна, мы знаем только о том, что в настоящее время в этом кишлаке имеется двадцать дворов, население которого является кипчако-тюркского происхождения. Причем известно нам также, что они живут в этом рабате примерно не более 40 лет. Кто жил до них и кто построил эти, судя по развалинам, не лишенные интереса каменные здания, мы не знаем, но тем не менее довольно часто приходится слышат из уст афганцев песню о рабат Санги, вернее касающуюся его, где воспевается о весьма характерных эпизодах, связанных с этим рабатом.

  Песня эта называется «Духтаре Диван», то есть буквально – дочь королевского двора, что соответствует царице. Я буду здесь иллюстрировать только более характерные отрывки.

  Начинается она так: О! духтаре диван, когда сделаешься мусульман? (следовательно она не правоверная).
  Приветствовал я индуса, о девушка, из-за тебя.
  Клялся я творцом, чтобы расцеловать твои губы.
  О, роза ты, царица!
  Четыре раза обошел я кругом крепости
  Нашел золотой ножной браслет.
  Чей этот браслет? С ее ног он, роза ты, царица...

  Затем в другом месте говорится:

  Пошел я в рабат Санги и видел ее в цепях.
  О, Мирза Шах Косым. Умоляю тебя всевышним
  Освободи ее мою святыню... и т.д.

  Как вы видите песня эта характерна не только в том отношении, что религиозно фанатичный афганец осмелился влюбиться в неправоверную девушку индуску и, приветствуя индуса, нарушить обычаи своего закона, но и в том отношении, что она наталкивает нас на весьма проблематичные мысли.

  Возлюбленный рассказывает нам во-первых о существовании крепости, которую он четыре раза обошел кругом, а во-вторых о каком-то властелине Мирза Шах Касыме, который осмелился держать его симпатию в кандалах. И наконец о том, что его возлюбленная была неправоверная – индуска.

  Таким образом все эти обстоятельства разрешают нам предполагать, что тот рабат Санги, о котором воспевается в песнях, был совершенно другой и не маловажный исторически. Этим самым возлагается на нас, то есть на тех, кто интересуется изучением Афганистана, новая задача – задача приложить усилия к тому, чтобы разрешить эту небольшую, но не маловажную проблему.


* * *



АФГАНИСТАН


Редкие долины,
Горы без конца,
Степи да пустыни –
Все без деревца.

Сотни верст без жизни.
Кое где стада.
Лишь в долинах нижних
Полная страда.

Серые картины,
Серая земля,
Серые долины,
Серые дома.

Серые и люди,
С сотнею племен
Цельными остались
Через ряд времен.

Здесь застыло время
На две тысячи лет.
Не разбудят племя,
Не проснется, нет.

Черные палатки
Бродят взад, вперед –
Здесь живет сегодня,
Завтра уж уйдет.

Рваный босоножка,
Грязный люд, худой,
Ест одну лепешку
Лишь запив водой.

Голые рабаты.
Всюду нищих стан.
Это – небогатый
Край Афганистан.

Он стоит поблеклый,
Сжатый силой стран.
Это – край далекий
Край Афганистан.


* * *



ИЗ ДНЕВНИКА

 
12/Х. День приключений.

  Утром по обыкновению встал в 6 часов, сделал распоряжение и наряд на работы. Все это наладилось, ни как раньше в первые дни, но все-таки отправился на работы и обычным порядком их повел. Налили первый столб, перенесли подмостки и начали приготовлять к наливке второго. В это время из кишлаков начала собираться публика – зрители. Собралось до 30 человек. Откуда не возьмись – сипай, и давай чесать публику по чему попало. В публике был один по-афгански хорошо одетый человек с тросточкой. Сипай подскочил к нему, выхватил у него тросточку и хотел его ударить ею, но работавшие у столба закричали как бешеные: «кутвали, мулла! Кутвали, мулла!»

  Я в это время наливал уже верхушку.

  Вдруг мигом подскочил Гулям рыбак, выхватил у кутвали тросточку и передал мулле. Взял муллу под руку, привел его и посадил около столба. Мулла любовался как мы наливали и подымали форму с арматурой.

  После этой сцены подходит к бойку какой-то молодой человек не из наших рабочих. Я смотрю, как вдруг тот же Гулям ударил его по голове грабелищами. Я даже испугался, думал, что убьет. Рабочие схватили Гуляма и начали его упрашивать, а этого человека отправили в палатку.

  Закончив наливку, поехал в тыл своих работ. Приезжаю – поливки нет. Я вернулся в свою палатку и спрашиваю авальдара, почему столбы не поливаются? Тот говорит: - я не знаю. Меня, конечно, взорвало, как бомбу. Я накинулся на авальдара почему он не знает. На помощь подошел Измаил и начал выяснять. Риш Сефид вызывает из палатки рабочего, которого он назначил на поливку, подзывает к себе, берет обе его руки, складывает их ладонью к ладони и отдает их держать сипаю, а сам давай нахлестывать по обеим его щекам.

  Я в это время подумал, что наверно Риш Сефид боится, чтобы рабочий в ярости не засветил самому и потому дал держать его руки сипаю. Вот чем кончился этот день.



13/Х.

  По обыкновению вышли на работы и начали работать. Сам я поехал показать как сеют песок и гальку, а Измаила послал как помощника раскружаливать. Когда я вернулся с реки, установил по створу столб и начал наливку, один из мешавших цемент вдруг падает на землю как сноп. Все бросились к нему, отнесли от бойка, положили на спину, подняли у него рубаху и началось лечение. Намочили в воде кончик чалмы и приложили его к пупку. Потом его посадили и пригнули голову к самой земле.

  Когда я спросил в чем дело, они мне ответили: ничего «кам, кам наджур». С горем пополам я добился у них ответа, и так как было недалеко от палатки, то сел на лошадь и поскакал на сколько только она могла бежать. Взял руководящую тетрадку доктора и долго искал чем ему помочь и наконец остановился: опиум и боткина капли. Привез, дал ему выпить и сказал, чтобы он лежал и не вставал пока не станет лучше. Через полчаса рабочий стал работать.



26/Х. Видимость Дарваджи.

  Вернулся с работы в 4 часа вечера, по обыкновению выпил стакан чаю и сел обедать. Пообедал и вышел на двор для проверки цемента. Слышу, на другом дворе ужасные крики. Я посмотрел через проломанную дверь и вижу там моих рабочих, авальдара и каракешей и около 20 человек других афганцев, затем 4 человека связанных и лежащего зарезанного барана.

  Не понимаю в чем дело.

  Мальдар кидается с ножом на связанного человека, по виду это был арбаб. Его держат 3 человека. А связанные в свою очередь кричат.

  Конечно, я ничего не понимаю.

  Подходит ко мне мой каракеш и начинает мне говорить по-афгански и по-русски. Тут я понял в чем дело. Оказалось следующее: ехали 4 сипая и по дороге подхватили барана, привезли в рабат и перерезали ножом горло. Мальдары приехали за ними в рабат и связали сипаев, не смотря на то, что тут было около 50 человек рабочих. И получился скандал. Через некоторое время после спора, около лежавшего барана образовался из пяти человек президиум, в который вошли 2 моих авальдара и 3 мальдара. В течении десяти минут кончился суд и развязали сипаев.

  Я спросил в чем дело и мне было передано, что сипаи согласились заплатить за барана 27 кран, которые были переданы моему сипаю для мальдаров.


*  *  *



ЧУГУННОЕ ПРОИЗВОДСТВО


Сабзевар.

  На базаре при въезде с правой стороны я увидел толпу народа и заинтересовался. В этой толпе, увидав своего рабочего, спросил, что тут делается. Он ответил, что отливают здесь чугун (отливают наконечники для сох). Тут же мне предложили сесть на наковальню.

  Я сел и заинтересовался, сколько же времени они отливают. Началась закладка угля в 1 ч. 40 мин. и затем наверх наложили чугунные осколки. Через 6 минут литейщик берет в щипцы деревянную палочку и начинает помешивать. Без 13 минут в 2 часа чугун вытаскивает и заливает. Я первый раз не просмотрел как они закладывают стенки. Стенки обыкновенно слеплены из глины. Глина высохшая из четырех составных частей и в одной провернута дыра, для вкладывания фурмы ручных двойных афганских мехов.

  Когда положен уголь и на него чугун, то меха раздувает двумя руками один рабочий. Тут же вырыта яма, засыпанная угловатым кварцевым песком. Литейщик делает здесь форму хорошим лемехом и заливает ее, а в этот залив вставляет ломанный лемех и заваривает. Тут же отбирает руками с песком края вылитого чугуна и через ; мин. вытаскивает готовое изделие.

  Дал 2 рупии на чай – он был очень благодарен и предложил остаться до следующей отливки.

  Он же отливает для ткацкого станка гребень вместо берда за 4 крана. Еще отливает землечерпательные арычные лопаты. За наварку берет 6 кран.


* * *



ТОМАША


  Мы пришли на базар. Тот-час за нами образовался хвост любопытных. Как будто мы те слоны, которых водили на показ. Однако, не смущаясь этим хвостом, мы осматривали кустарное производство, товары и толпу.

  На конце базара я увидел токаря по дереву, точившего вальцы к гузоломке. Мы подошли к нему. Сели около него на корточки и со вниманием смотрели на его работу.

  Нас окружили таким плотным кольцом, что некоторые даже задыхались от давки. Народ все прибывал и прибывал.

- Что там такое?

- Русские смотрят на работу токаря.

  Вот уже земляной изгороди не видно из-за облепивших ее мальчишек. Все разглядывают нас – посторонних пришельцев. Молчат. Слышим только шорох ног, тихий шепот и звуки летящих стружек.

  Токарь выточил один валец, вырезал винтовые борозды для зацепления с таким же червяком, смазал мылом с салом и начал собирать гузоломку.

  Тогда я решил купить и гузоломку и весь его инструмент.

- Сколько стоит все гамазом? – спросил его Абгаров, указывая на инструмент, на табуретку и гузоломку.

- Пятьдесят кран.

  Все застыли в ожидании – что будет?

- Неужели купят? Зачем им?

- У них в стране нет таких.

  Рты разинуты.

  Токарь думает что шутка и выкладывает весь инструмент.

  Абгаров вынимает деньги и начинает отсчитывать.

  Постепенно подымается среди народа шум и хохот. Посыпались шутки. Но все очень добродушно и весело. Токарю вдруг сделалось жаль топора и он его отложил обратно.

- А топор?

- О, он один стоит 20 кран!

  Ну, хорошо, мы топора не берем. Смотрим... и табуретка потянулась обратно.

- Стой, куда!?

- Это стоит 6 кран.

- Давай.

  Смех, шум, веселье.

  Вот, где настоящая тамаша. Мы начали забирать инструменты, когда дело дошло до гузоломки, то поднялся страшный шум и хохот, оказалось, что гузоломка принадлежит другому лицу, привезшему токарю для починки.

  Наконец, купили ее.

  Забрали все и когда пошли, то оказалось, что за нами шагает весь базар. А мы, нагруженные вещами, шли как будто с обыска с выемкой.

  Шум и улыбки не прекращались все время.

  Бывший хозяин производства, продав свои орудия, уже не принимал заказы, а стоял улыбаясь, довольный удачной продажей.
  Когда кончится базар, разбредутся все по своим кишлакам и будут смеясь рассказывать всем как русские купили весь завод у токаря.

  В этой тоскливой стране даже такой эпизод создал разнообразие, влил некоторую долю веселья.


*  *  *



ЛЕГЕНДЫ


II. БЭНДИ ЭМИР – плотина эмира

  Плотина эта находится в афганском Туркестане, от города Балха в 10 фарсахах на юго-восток. Иначе называют ее «Банди Зулфукар» - могущественная шашка. Эта шашка принадлежит Алию – зять пророка магомета, четвертый халифа, который признается шиитами как пророк. «Эмер» - тоже в данном случае его прозвище.

  Некий бедный старик пришел к Магомету и стал просить его о помощи. «О, милостивый пророк аллах! Ты единственный защитник бедных, освободил много рабов, освободи же и меня от беды. Я старик и калека, нет у меня источника пропитания, старуха слепая, два сына служат рабами у шаха Шамса в городе Балхе. Молись твоему богу, чтобы он освободил моих сыновей – мы примем твою веру и все четверо станем рабами твоего аллаха!»

  При этом присутствовал и Али. «Закрой, - сказал Магомет – свои глаза если ты веришь единому аллаху и пророку его».

  Когда старик открыл свои глаза, нашел себя в совершенно незнакомом ему месте вблизи города Балха, там где ныне находится плотина. Рядом с собой он увидел молодого человека, здорового с сияющим лицом и внушительным видом.

  «Не удивляйся старик» - сказал молодой человек – «я послан к тебе на помощь, я осведомлен в твоих делах, только слушай меня и не возражай. Иди к этому шаху и скажи, что я старик бедный нуждаюсь в золоте. У меня есть один раб, который сильнее всех твоих рабов вместе взятых. Хочу его продать. Купи его и дай ему какую хочешь работу он исполнит. А взамен дай мне золота сколько тебе заблагорассудится. Иди, а я подожду тебя здесь».

  Он указал старику дорогу и старик отправился.

  Вернулся старик в горе, со слезами в глазах рассказал ему следующее: «погибли мы с тобою, сынок, он задал такие задания, которые ты никогда не сможешь исполнить. У него есть три врага: один из них Дракон, который живет на горе и никого не пропускает, другой – вот эта река, которая берет свое начало из той горы, где живет этот Дракон. Она причиняет большие беды населению этого города, в ней ежегодно тонет много людей и скота; все боятся, что в один прекрасный день может затопить весь город и население его окрестности. И третий враг его – какой-то богатырь по имени Али, который проповедует религию Магомета и есть слухи, что намеревается занять этот город и предложить нам ислам – религию Магомета. Кто не примет, против того он обещает дать волю своему зулфукару (могущественная шашка). И вот он предлагает тебе, чтобы ты первым долгом убил этого дракона, затем чтобы в течении нескольких дней сделал плотину и наконец поймал-бы этого Али заживо и передал его этому шаху Шамс. За него он предлагает золота столько, сколько ты весишь. А если... если ты не сделаешь, то он отрубит голову и тебе и мне».

  С трудом старик докончил свою речь, опустил голову, закрыл обеими руками глаза и тотчас же упал на землю без сознания.

  Сколько он лежал, «известно только одному аллаху». Но когда он пришел в себя и открыл глаза, то он увидел законченную плотину и невдалеке разрубленного Дракона, а около него молящегося знакомого ему молодого человека.

  Вскочил старик на ноги, побежал к нему, обнял его и сказал: «научи меня молиться твоему богу, скажи мне разрешает ли твоя религия, чтобы я пожертвовал собой за Алия-проповедника твоей религии?»

  «Нет старик» - возразил тот – «моя религия не разрешает этого. Ты должен доставить заживо и мы это сделаем. Не печалься, старик, иди, докладывай ему, что Дракон кбит, плотина сделана. Попроси его чтобы он дал тебе золота весом только одной моей ноги и затем, чтобы приготовил такие цепи, которые могли бы выдержать такую силу, которой обладают его рабы вместе взятые».

  После того как Шамс шах убедился в том, что убит Дракон и сделана плотина, то не сомневался и в том что раб может доставить Али заживо. Согласился дат старику просимое золото. Но когда приготовили весы и раб положил свою ногу на другой конец весов, то золота, находящегося на весах оказалось недостаточно. Прибавили еще, но весы остались на месте. Прибавили еще – все было мало. Перетаскали все золото, находящееся в распоряжении шаха Шамса, но весы упорно держались на одном месте. Наконец шах предложил старику взамен золота положить то, что он пожелает. Старик сказал, что он желает несколько из его рабов. Шах был удивлен его скромным желанием. Посадили одного, на которого указал старик, весы немного приподнялись. Посадили другого – весы поравнялись. Эти два раба были его сыновья. Тот вынул свою ногу, встал и сказал: «наденьте цепи на мои ноги, руки и на шею – хочу попробовать выдержат ли они силу Али». После сего он отошел немного назад и одним взмахом разорвал цепи; затем вынул шашку, которая была спрятана, поднял ее и произнес: «нет бога, кроме бога и пророк его Магомет!» А на шашке была золотая надпись: Алиуль-Зуль-Фукар, то есть могущественная шашка Али.

  Когда шах Шамс увидел эту надпись, повторил произнесенные Алием слова сначала про себя, затем в слух: «нет бога, кроме бога Мухаммед его пророк!» А за ним весь город.


*  *  *



АЛЛАКЕДАР


 Переехав границу Гератско- и Феррахской областей, изыскательская партия очутилась под высоким покровительством Аллакадара (должность на один чин ниже хакима) Мамед Юсуф Хана. Сам он высокого роста, средних лет, хитрый и льстивый. При первой встрече давал обещание оказывать в работе содействия, заявив что Эмир любит русских, а потому и он их любит.

  Район власти Аллакадара распространяется на рабаты Джиджи, Хус, Хушкабад и Садж, таким образом в окружности радиусом около 70 верст. Являясь районным начальником, он успокоил нас в том, что опасности никакой нет и что разбойники нас иностранцев не будут трогать. Алакадар сам малограмотен, всю переписку его ведет секретарь мирза (мальчик из Ферраха лет семнадцати), а печать у него – кольцо с розовым камнем, на котором сделана соответствующая надпись по фарси. Живет он в 6 верстах от рабата Джиджи в черных палатках, расположенных по долине реки Адресканд. Семья его состоит из одной жены и двух детей, которые также содержатся и воспитываются, как и дети прочих афганцев. Будучи нурзаем, весьма набожен, гостеприимен и сам любил бывать у нас в гостях со всей своей свитой.


*  *  *



ОТРЫВОК


  Приходят афганцы: у одного пендинка, а у другого что-то другое. Взяли цемент и засыпают язвы. Сняли чалму и насыпали в нее. Я спросил, что вы делаете? – «мы засыпаем для того, чтобы не было течи, чтобы все покрылось коркой, которая будет крепка как ваши столбы». Я сказал, что это не годится, так как будет гнить под коркой, а чтобы они шли к доктору. Они сказали, что к доктору их не пускают афганцы, а просят пайсы. Один из них говорит, что доктор на базаре, тогда другой из толпы сказал, что доктор вернулся в рабат.

  Я предложил им закурить папироску. Один на это сказал, что русские папиросы курить нельзя – с вами будет война. И так он папиросу не взял, сказав, что лучше покурит чилим. Но тут же авальдар подошел, взял у меня папиросу и улыбнулся. Я сказал, что ничего не будет, но переубедить его не удалось. Я спросил почему с русскими будет война, он сказал что вообще будет война, а папиросу все-же не взял.

  Я поехал на речку осматривать риг (песок). Там была рыба. Я спросил, едят ли они рыбу, они сказали – нет, так как рано будет зима. «А зимой вы едите?»
«Да, зимой едим».


*  *  *



ДЖУМА В РАБАТЕ ДЖИ-ДЖИ И ПОЕЗДКА В ЧЕРНЫЕ ПАЛАТКИ


  Полная тишина царствовала в рабате Джиджи. Горячее солнце высоко светило над нами, освещая лучами цепи мрачных гор. Лишь редкие порывы северного ветра, вырвавшись из ущелья, поднимали облака пыли и заволакивали на миг горизонт. Сегодня джума. Рабочие все выбрались за пределы рабата и каждый занят своим личным делом: кто стирает белье на арыке, кто промывает пшеницу, а кто, просто растянувшись на солнце, отдыхает, мурлыча про себя заунывный мотив афганской песенки. Мы тоже собираемся подводить итоги нашей работы за неделю. Митин вытащил свой стол в сарайчу и стал чертить, а я собирался заняться канцелярией. Много надежд возлагали мы на этот день. Но увы! Мечты и остались мечтами.

  Не успели приступить к работе, как в рабате послышался шум. Как будто из-под земли выросли новые люди и с криками: «ялла, ялла», подбадриваемые каким то стариком афганцем, потащили на крышу рабата кто ветки кустарника, а кто глину в подоле своей рубашки.

  Через несколько минут выяснилось, что приехал Мамат Юсуф Хан, он же аалакадар (местный администратор, за хакимом следующая должность по нисходящей ступени) с рабочими ремонтировать рабат для «марказа».

  Это известие убило нас окончательно. Вместо работы опять: «джур», «бахейр», «таяр», «бисьяр хоб» и т.д., а в результате пропал день, да вероятно, и продукты опять поднимутся в цене, как это имело место после его двух визитов и любезно обещанного содействия доставить все через своего человека.

  Подошедший переводчик Шариф передал нам, что ааллакдар саиб справляется о нашем здоровье, а через несколько минут пришел сам аалакдар в сопровождении полной свиты.

  После обмена приветствиями один из пришедших извлек из недр своего чапана 5 штук морковок и преподнес нам от имени аалакадара.

  Подали чай. Все афганцы, пришедшие на работу, забыли о ней и усевшись на корочки на крыше сарайчи, наблюдали за нами, тихо перешептываясь между собой, и изредка подавали реплики аалакадару.

  Наступившую тишину на рабате нарушил конский топот въехавшего всадника во всем пестром голубом костюме, с лихо заломленной панамой на голове и брезентовой сумкой через плечо. Мы готовы были принять пришельца за клоуна, но аалакадар выручил нас сообщением, что это его «мирза».

  Все поданное к чаю сладкое было быстро уничтожено афганцами, не разбираясь кем и на чем это приготовлено. Остатки пастилы и мармелада забрал в карман старый арбаб угостить свою жену.

  За чаем аалакадар пригласил нас к себе в гости в черные палатки. Получив наше согласие, он послал нарочного в кишлак и сам заторопился с отъездом.

  В интересах дела мы решили, что я поеду с аалакадаром, а Митин приедет позже. При выходе из сарайчи мне была подведена лошадь аалакадара, а как только выехали из рабата, впереди меня был выслан бегунец, который, тряся своими длинными волосами, бежал не останавливаясь всю дорогу. О значении последнего аалакадар попросил переводчика Шарифа объяснить мне. По дороге аалакадар старался поддерживать разговор и всячески проявлял свое внимание. То старался держаться сзади меня, то уверял в безопасности, а при въезде в кишлак вслух отдал распоряжение арбабу, чтобы послали нарочного в Хус и предупредили население о предстоящем нашем приезде.

  Кишлак расположен подковообразно из 50 палаток одиноко среди гор, в пойме реки Адресканда ниже рабата 6 верст. Населяют его нурзаи, занимающиеся частью хлебопашеством в размере личного потребления, а главное их занятие это – скотоводство.

  Посредине кишлака были разостланы паласы и кошмы, а на них положены перины и подушки под спину.

  В кишлаке заметна суета.

  Мужчины вереницами потянулись из палаток к месту нашей остановки, а женщины группами высовывались из хайме, стараясь разглядеть приезжих.

  Я еще не успел расположиться поудобнее на предложенном мне месте, как мы были уже оцеплены любопытными афганцами. Старые располагались в первых рядах, а молодежь позади. Со всех сторон посыпались приветствия, и взаимный мой ответ по фарси приводил в восторг их настолько, что у угрюмых афганцев и у тех заскользила детская улыбка и стали разглаживаться на бронзовом лбу сомкнутые морщины и они становились словоохотливей.

  Пользуясь их словоохотливостью, я вступил с ними в разговор о погоде, охоте и пр. Самый оживленный разговор был об охоте. Среди сидящих нашлись бывалые охотники на леопардов. Рассказывали об охоте облавой и о результатах ее. На птиц афганцы не охотятся, считая что стоимость дичи не оправдывает заряда.

  Подали чай. За чаем я немало был поражен бесцеремонностью моего соседа мирзы, который не желая стеснять себя парадным костюмом здесь же переоделся и под самым лицом у меня вытряс свои брюки.

  Приехал Митин. Аллакадар, желая видимо угодить нам, в то же время не зная как нас угощать, обратился за помощью к нашему авальдару и просил его приготовить нам чай и обед.

  Перед обедом нам подали вымыть руки. На обед была приготовлена яичница на бараньем сале и с сахаром. Все было настолько грязно и тошнотворно, что мы с трудом, насилуя себя, проглатывали закатанные в хлеб куски яичницы, учитывая возможность обиды.

  Обед был закончен преподнесением подарков в виде двух курджумов. После обеда, осмотрев ковровое производство, мы отправились в рабат в сопровождении аллакадара.

  При приближении нашем к хайме, полотна паласев опускались как по команде и женщины в последний раз старались заглянуть на пришельцев.

  Дома засыпая мы не могли опомнится от угощений.


*  *  *



ТАНЕЦ В ЗАБУЛИСТАНЕ


Шесть черных смуглянок,
С открытой чадрою,
Осенней порою,
Шесть черных афганок
Танцуют.

Кружат, увлекаясь.
Улыбчаты личики.
Змейки – косичики,
Чуть выставляясь,
Чаруют.

Под черным покровом
Шальвары краснеют,
Белеют, чернеют;
И в туфле ковровом
Ножки сверкают.

Музыка – бубны.
Шесть тоненьких ручек
Бьют в бубны трескучи,
Звенящи и нудны...
Играют.

Плавны движенья...
Разделены по три...
Сходятся, смотрят –
Сулят наслажденья
И счастья.

Пластичным движеньем
Руки оттесняют...
Но стан наклоняют
С немым выраженьем
Участья.

И сходятся снова,
И снова отлынут...
Бубен подымут –
Опустят без слова
И кружат...

Но вот все афганки
Идут друг за другом
Разомкнутым кругом,
Как будто смуглянки
Не дружат.

Опять разделились,
Опять по три вместе...
И счастье невесте,
Кружась, веселившись
Сулили.

Размерным, не диким
Танцем лишь томным,
Пластическим, стройным,
Красивым и гибким
Невесту дарили.


Сабзевар, 16 ноября.


*  *  *




(продолжение следует)