25 января 1837 г

Никита как раз закончил убирать остатки пушкинского завтрака, когда в передней послышался голос Тургенева. Пушкин сам вышел к нему.
- Здравствуйте Александр Иванович! Рад вас видеть!
Прошли в кабинет, сели к столу.
- Какое-нибудь дело, Александр Иванович?
Тургенев засмеялся.
- Конечно! Подумал вдруг, что две недели уже у тебя не был. А на этих вечерах и обедах толком и не поговоришь. Вчера у Мещерских и парой слов не перекинулись.
- И то правда. А я вплотную занялся «Современником». Вот…
Часть стола была занята аккуратно сложенными стопками бумаг.
- Четвертая книжка получилась какая-то слишком беллетристическая. Хочу, чтобы пятая была похожа скорее на третью. Жду, что князь Козловский пришлет обещанную статью о паровых машинах, а тогда в пару к ней пойдет статья Волкова о железных дорогах. Она у меня еще с лета лежит. Я ее придержал, а сейчас, когда весь Петербург катается по Царскосельской железной дороге, она будет к месту. Волков там хорошо отделал Атрешкова с его глупостями, и вообще статья очень разумная.
- А что за Волков?
- Из корпуса инженеров путей сообщения. Спасибо Одоевскому. Благодаря ему эта статья появилась. Хочу еще, чтобы переводное что-нибудь достойное было, - Пушкин засмеялся: - А то пока только и был перевод одного отрывка из Ченстоновой трагикомедии. Хочу поместить драматические очерки Барри Корнуолла. Плетнев очень рекомендует Ишимову, говорит, что она хорошо переведет. Конечно, ваша «Хроника русского» и другие ваши письма. Спасибо вам! Без них я уже «Современник» не представляю. Моё кое-что, что вы уже знаете. Стихи – само собой. Надеюсь, что должна получиться неплохая книжка.
Как всегда, за разговором забыли о времени. Когда Тургенев посмотрел на часы, был уже полдень.
- Пожалуй, пойду. Хочу съездить в Лавру, на могилу отца, пока светло.

Проводив Тургенева, Пушкин вернулся к столу и, взяв лист почтовой бумаги, написал:

           «Милостивая государыня Александра Осиповна,
На днях имел я честь быть у Вас и крайне жалею, что не застал Вас дома. Я надеялся поговорить с Вами о деле. Петр Александрович обнадежил меня, что Вам угодно будет принять участие в издании Современника. Заранее соглашаюсь на все Ваши условия и спешу воспользоваться Вашим благорасположением: мне хотелось бы познакомить русскую публику с произведениями Barry Cornwall. Не согласитесь ли Вы перевести несколько из его Драматических очерков? В таком случае буду иметь честь препроводить к Вам его книгу.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть
 
25  янв.
  1837.                Милостивая  Государыня
                Вашим  покорнейшим  слугою
                А.  Пушкин».

Постучав, зашел Никита.
- Лександр Сергеич, письмо.
Положил на стол и вышел.
Пушкин разорвал конверт и просмотрел письмо. Анонимное. Прочел несколько строк. Да, опять какой-то благожелатель «открывал ему глаза». Вышел в переднюю, приоткрыл дверцу топившейся печи и бросил скомканное письмо в огонь. Никита посмотрел на него, но ничего не сказал.
Вернувшись к себе, сел за стол, пробежал письмо к Ишимовой, сложил его и надписал адрес:
                «Ее  Высокоблагородию
                Милостивой  Государыне
                Александре  Осиповне
                Ишимовой
                В  Фурштатской № 53 дом  Ельтикова».

Долго сидел, ничего не делая, уставившись взглядом в стол. Потом резко выдвинул ящик стола, перебрал лежавшие в нем бумаги, нашел нужную - ноябрьское неотосланное письмо Геккерну. Зло усмехнулся: «Пора послать!»
Перечитал его. «Нет, уже не так».
Беря из ноябрьского письма какие-то куски и тут же редактируя их, начал писать.

«Monsieur le Baron!
Permettez-moi de faire le r;sum; de ce qui vient de se passer. La conduite de Monsieur votre fils m’;tait connue depuis longtemps…

  Барон!
Позвольте мне подвести итог тому, что произошло недавно. Поведение вашего сына было мне известно уже давно и не могло быть для меня безразличным. Я довольствовался ролью наблюдателя, готовый вмешаться, когда сочту это своевременным. Случай, который во всякое другое время был бы мне крайне неприятен, весьма кстати вывел меня из затруднения: я получил анонимные письма. Я увидел, что время пришло, и воспользовался этим. Остальное вы знаете: я заставил вашего сына играть роль столь жалкую, что моя жена, удивленная такой трусостью и пошлостью, не могла удержаться от смеха, и то чувство, которое, быть может, и вызывала в ней эта великая и возвышенная страсть, угасло в презрении самом спокойном и отвращении вполне заслуженном.
Я вынужден признать, барон, что ваша собственная роль была не совсем прилична. Вы, представитель коронованной особы, вы отечески сводничали вашему сыну. Повидимому всем его поведением (впрочем, в достаточной степени неловким) руководили вы. Это вы, вероятно, диктовали ему пошлости, которые он отпускал, и нелепости, которые он осмеливался писать. Подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о любви вашего незаконорожденного или так называемого сына; а когда, заболев сифилисом, он должен был сидеть дома, вы говорили, что он умирает от любви к ней; вы бормотали ей: верните мне моего сына.
Вы хорошо понимаете, барон, что после всего этого я не могу терпеть, чтобы моя семья имела какие бы то ни было сношения с вашей. Только на этом условии согласился я не давать хода этому грязному делу и не обесчестить вас в глазах дворов нашего и вашего, к чему я имел и возможность и намерение. Я не желаю, чтобы моя жена выслушивала впредь ваши отеческие увещания. Я не могу позволить, чтобы ваш сын, после своего мерзкого поведения, смел разговаривать с моей женой, и еще того менее — чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры и разыгрывал преданность и несчастную любовь, тогда как он просто плут и подлец. Итак, я вынужден обратиться к вам, чтобы просить вас положить конец всем этим проискам, если вы хотите избежать нового скандала, перед которым, конечно, я не остановлюсь.
        Имею честь быть, барон, ваш нижайший и покорнейший слуга.
                Александр  Пушкин.
 25 января 1837.

… Je suis donc oblig; de m’adresser ; vous, pour vous prier de mettre fin ; tout ce man;ge, si vous tenez ; ;viter un nouveau scandale devant lequel certes je ne reculerai pas.
                J’ai l’honneur d’;tre, Monsieur le Baron
 
  25  Janvier 1837.   Votre  tr;s  humble et  tr;s  ob;issant  serviteur.
                Alexandre  Pouchkine».

Перечитал. «Так!».
Переписал начисто, сложил, запечатал и надписал адрес:
                «Барону Геккерну
             На Невском проспекте №51 дом Влодека».

Ноябрьское письмо разорвал и бросил в корзинку.

Да, больше сейчас делать уже ничего не получится. Договаривались с Вревской утром, может быть, съездить в Эрмитаж. Тургенев задержал. Теперь, конечно, об Эрмитаже речи нет, но заехать к ней надо. Обещал.

Услышал в детской голос Наташи. Вошел туда. Дети толпились около нее. Увидев отца, подбежали к нему. Притопал и Гриша. Потрепал их всех по голове. Потом поднимал каждого и целовал в лоб.

- Душа моя, я сейчас ненадолго уйду. Обещал навестить Вревскую.
Засмеялся:
- Не ревнуй, не ревнуй! Куда ей до тебя! Просто обещал у нее быть. Но не задержусь, к обеду вернусь. А вечером едем к Вяземским?
- Хорошо, но не задерживайся.
Поцеловал ей руку и вернулся в кабинет. Взял со стола оба письма – и к Ишимовой, и к Геккерну – и вышел в переднюю. Никита надел на него бекешь. Положил письма в карман, взял шляпу и сбежал по лестнице.

Было пасмурно и дул сильный ветер. Застегнул бекешь на все пуговицы и плотнее надвинул шляпу.

Дошел до певческой капеллы, через временный мост вышел на Дворцовую и через арку Главного штаба прошел до Невского. Перейдя его, тут же, на углу Большой Морской, зашел в мелочную лавку в доме Косиковского. В лавке было приемное место городской почты. Отдал сидельцу сорок копеек за два письма и опустил письма в ящик.

Выйдя из лавки, остановил первого же свободного извозчика и велел везти себя на восьмую линию Васильевского острова.

2021 г.