Эти разные, разные маски...

Нине Говорковой  довелось жить во времена великих людей и мелких душ, быстрой прибыли и трудных взаимоотношений, роста числа разводов, красивых домов и разрушенных домашних очагов. Это  время коротких расстояний, масок, скрывающих подлинные лица, одноразовых подгузников, забытой морали, связей на одну ночь,  лишнего веса и таблеток, которые делают все: возбуждают, успокаивают, убивают…

Что-то нужно менять:  маски или время? Или… маски вообще отменить?

Городок, где она  жила,   маленький, выйти некуда.   Подумала-подумала Нина   и решила выйти… замуж за первого, кто позвал. Зачем-то  экстренно сказала избраннику сокровенное «люблю» и  скоро поняла, что  жизнь измеряется не числом вдохов-выдохов, а моментами, когда захватывает дух. Нет, не от восторга, а от негодования.

Ночь. Глубокая ночь. Она не обещала ничего хорошего.  Чтобы не расстраивать  Нину,  остановились часы. Время замерло, замерла и она в ожидании непредсказуемых событий. Наконец  в  прихожей что-то загремело,  и раздался соответствующий моменту набор фразеологических оборотов. В дверях  единственной комнаты появился муж, Денис, в обиходе – Диня.

Проигнорировав Нину, притворно сопящую, он прошёл на  кухню, видимо, желая отужинать. И тут началось! «Чёрт, побери! Как она тут открывается?»– негодовал он, видимо,  адресуя вопрос   жене. Оказывается, это она  должна  открыть  Дине кастрюлю со щами. Помощь со стороны не пришла,  и,  не справившись с ситуацией,  он швырнул кастрюлю на пол, поскользнулся на разлитых щах, упал и отключился.

Утро по традиции началось с содержательного разговора.

- Не понимаю, как ты можешь спать, получая копейки? – это Нина с актуальным на сей день вопросом.

- Причём здесь я? – это  Диня явно невпопад, пытаясь смахнуть  с одежды остатки щей.

- Почему не следишь за собой?  - это опять жена.

 – А я себя ни в чём не подозреваю,  - парировал муж.

- Денис, погладь себе рубашку, не роняй мой авторитет перед людьми,  - с последней надеждой на контакт смягчила требования Нина.

- А он у тебя был? Чего не помню, того и не было…. И не надо на меня смотреть и разговаривать… Не видишь,  я псих! Исчезни…

На плите кастрюля без воды уже давно жарила рожки и недовольно ворчала. Объятия и  поцелуи  могли наладить отношения, если бы  в этом была потребность сердца. Увы…

Зеркало в прихожей отразило  скорбное лицо Нины - типичной  жертвы: уголки губ опущены, тусклый взгляд, морщинистый лоб. Одежда в стиле «Хай так» вполне соответствовала позиции равнодушия,  беспомощности и обиды.  Надо признать,  Нина ждала жизненных  перемен, но  не знала, с чего начать. Кто-то должен  за неё это сделать или помочь, поддержать, спасти, приласкать.  Но на помощь никто не спешил. В таком настроении Нина  бесшумно выскользнула за дверь.

Денис облегчённо вздохнул,  распрямил плечи: «Исчезла… Лучше бы навсегда!» Ему хотелось сейчас же подняться на небывалую высоту и там остаться до конца своих дней. Всё для этого у него есть. Ведь любили же его в школе одноклассники, да и  учителя ставили «пятёрки»… А теперь? Хотя, надо заметить,   он всегда держался особняком и чувствовал себя победителем в любой ситуации. По крайней мере, ему так казалось. Да, он судит других очень строго.  Этим  нехитрым способом  оказывает давление на людей, принуждает к чему-то. Он указывает на ошибки другим и радуется, когда  обиженные  страдают. Чужая боль  для него – радость.

Достойно оценив себя, Денис в обуви и грязной одежде упал  на диван.

Распахнувшись, дверь подъезда  открыла для Нины другой мир, яркий, солнечный. Вспомнилось пушкинское, «там зелень чище изумруда…» Солнечные лучи,  насколько смогли,  приподняли  настроение Нины.

У подъезда шумели местные вороны. Беспрерывно каркая, широкими шагами они ходили по земле, изображая хозяев жизни. Вороны -  птицы, которые создают семьи навсегда.  Ворона-мать, готовила завтрак для воронят, размачивая в луже кусочек чёрствого хлеба. Ворон-отец со всей ответственностью присматривал  за малышами. И всё-таки один из них сделал несколько неуверенных подскоков и  оказался у ног Нины. Вороны подняли гвалт. На помощь родителям прилетели все родственники. Они кружили над головой Нины, стараясь клюнуть, сбить очки. Нина, беспомощно опустив руки, ждала финала.

Как важно, чтобы в такой момент появился человек, способный переложить твои проблемы на себя. Спасительница с авоськой в руке вышла из булочной.  Выхватив французскую булку из сумки, как саблю из ножен,  отважно размахивая  ею, она бросилась на обидчиков. Вороны с криками разлетелись в разные стороны. Бабуля  была очень довольна собой и явно рассчитывала на благодарность. Надо бы найти время поблагодарить старушку, пообщаться с ней, но Нина торопилась на работу.
 
Разъярённый начальник отдела уже три раза нажимал на звонок вызова секретарши.
Он кипел, как чайник, который забыли выключить.

Наскоро приклеив на губы скороспелую улыбку, Нина предстала перед возмущённым взором  Ивана Грозного. Нет, это не имя и фамилия венценосной особы,  а  кличка начальника отдела.  Коллеги  выбирали её целый месяц. Предложения были разные: вампир, агрессор, деспот, скунс, зверь.  Но благодаря силе коллективного разума, выбрали кличку «Иван Грозный». Во-первых, потому, что зовут начальника Иван Васильевич, во-вторых, замечено  полное соответствие его характера нраву  исторической личности. Сошлись на мнении, что самая крутая кличка та, о которой её носитель не подозревает. Начальник не подозревал. Коллеги согласились, что отныне они становятся «опричниками», т.е. исполнителями воли «царя».

«Иван Грозный» перестал разминать в кресле своё рыхлое тело, пронзил коротким взглядом секретаршу и, наконец, изрёк: «Помни, Говоркова, незаменяемых работников нет -  есть не заменённые! – Так, во что ты сегодня одета? О! Настоящий винегрет!»

 Съёжилась Нина, сморщилось лицо, ещё ниже  опустились уголки губ, дрожащие руки  протянули начальнику  бумаги «на подпись».

«Не буду подписывать! Что ты подаёшь бумаги, как Челобитную царю? – капризничал «царь». – А мой кофе? Кофе где? – продолжил он на  медленном английском, мгновенно исчерпав свой словарный запас. -  Ты  не умеешь читать мои мысли! – упрекнул он уже по-русски. -  Стоять!- командным голосом он остановил Нину, спешившую выполнить приказ.

Начальник продолжал разговор. Ему не нужен собеседник. Он упивался властью, унижал, уничтожал…

- Посмотри, как лежат бумаги на моём столе? А карандаши совсем «отупели»…-  продолжал он  терзать словами. - Я не вижу мыслей на твоей роже! – кажется, теперь он был удивлён.

А мысли  были, правда, сокровенные, их не проговорить вслух: «Как жаль, что тупость не приносит боль её носителю…»

«Может, они задержались в твоих мозгах? - догадался «царь».  – Проверим, - последовала пауза, видимо, начальник собирал в кучу свои разбежавшиеся мысли. – Скажи,   ты знаешь, какое стихотворение Пушкин посвятил Великой Октябрьской социалистической революции? -  Молчишь? Чему тебя в школе учили? Бездарь! Вот оно, слушай: «Октябрь уж наступил!»
 
 А последнее слово он произнёс на резком немецком: «Вон!»

Жизнь – это командная игра. У каждого человека своя маска, которую он периодически меняет. «Опричники» встретили коллегу громким хохотом. Сочувствия – ноль! Спасителя среди них не было. Нина ощутила себя кошкой, бегающей за бумажкой на верёвочке. Даже в фильме про свою жизнь она играла бы роль второго плана.

 Так жить нельзя! Всё просто: длинные волосы подстричь -  стрижка экономический индикатор!  Стиль одежды сменить!  Себя в обиду не давать! Остроумной и сексуальной быть не только в Интернете! Испытания нужны, чтобы узнать цену себе. Преодолеть! Пусть от зависти удавится судьба.

Вот так отныне Нина пойдёт по коридору жизни. По дороге домой она проигрывала сцену встречи с Диней.

Однако диван  пуст. На столе - записка: «Я исчез. Ушёл к любимой женщине.  Взял утюг, чтобы ходить в глаженых рубашках».

Нелегко дался Нине год одиночества. Одиноким не дано счастье. Во многом она обвиняла себя.

Через год она нашла на столе ещё одну записку: «Я забрал стиральную машину. У нас – ребёнок. Не будем же мы стирать пелёнки на доске…»

«Резонно…» - подумала Нина.

Ещё через год она увидела Дениса  на своём диване всё в той же позе.

«Ты ужинал?» – спросила она.

Кажется,  они сменили маски. Нет? Или отказались от них вообще?