Голос

Начато когда - то, как "Менделеева, 20", продолжено 15.08.2021 "Голосом"


Сегодня похоронил Воробья.
Утром он прилетел на свою веточку, чирикая и удобряя пятачок земли под своим клёном, а днём
его не стало. Я вышел с лопатой, вырыл ямку, взял в руки мягкий и пушистый комок, уложил, обернув свежими
кленовыми листьями и засыпал землёй.
Повезло Воробью - он навсегда остался там, где, кажется, нашёл для себя что - то особое, недоступное
его собратьям, на своей второй родине. Как избранный.
Рассуждая обо всём, я вспоминаю "Солярис" Стани'слава Лема, его разумный океан, пытавшийся постичь
заглянувших "на огонёк" человеков. Точно так же, как и человеки пытались разгадать его самого.
Но мне не нужны твои секреты, океан! Я и сам узнаю всё, что мне нужно и тогда, когда смогу это
использовать, не опасаясь за будущее и всё же ... как хорошо знать, что ты не один.
Бедный, бедный Робин Крузо, я понимаю тебя!
Порой чувствую себя инженером Лосем, порою и Аэлитой, ловящей взгляд далёкого возлюбленного ...
впрочем, что я только ни чувствую, главное же, что есть ощущение чего - то, а скорее даже и кого - то.
И я продолжаю его чувствовать, как и он, наверное, меня.

Что есть сила?
О, вопрос почти философский. Смотря, что иметь ввиду.
Но можно уточнить и спросить - какая сила в зеркале?
И тоже можно ответить разно.
Например, одно, когда вы держите в руке осколок стекла и в нём отражается белая стена, т.е.
практически ничего. И сказать будет нечего.
Другое, когда на верхний, скажем на пятый, этаж под мышкой поднимается упаковка с приклеенной
бумажкой и надписью: "Вес нетто 9,5 кг". И вы почти сразу то и подумаете.
Когда вы поднимитесь, опустите зеркало на коврик у двери и станите шарить в карманах, щупая
ключ, то почувствуете дрожь в пальцах. Не от силы ли ?!
Вы откроете дверь, осторожно поставите зеркало (не дай бог уронить), разденетесь, возьмёте его
и, пройдя в гостинную, положите на ковёр, сядете на диван. Теперь можно отдохнуть, но нетерпение (тоже
сила) поднимет вас и заставит сделать всё, что нужно.
Отныне у вас появился ... кто?
Товарищ? Приятель? Может быть, друг ...
Ну, во всяком случае знакомый. И какая же у такого знакомства сила? Взгляд со стороны, молчаливый
совет. Всё, пожалуй?!
Но однажды, скорее зимой, когда рано темнеет, а дома вы одни, проснувшись и встав с постели, вы
пойдетё в туалет и вас что - то толкнёт обернуться к зеркалу. А то ещё и остановитесь, и начнёте
вглядываться ...
Вот вам ещё одна сила, непростая, пожалуй уже не из приятных. И вы почувствуете её.

Мне, немолодому, ведущему уединённый образ жизни, склонному к созерцанию и размышлениям человеку
подумалось о такой силе почти механически, когда в похожую ночь и не в первый уже раз вынырнув изо сна,
повернулся на правый бок и стал смотреть в окно.
Живя не один десяток лет в растущем вширь и к небу, а порою и под землю, Воронеже, на первом этаже
пятиэтажной хрущёвки в двух комнатах с кухней и туалетом, ночуя в гостинной у стенки напротив большого
окна, я часто смотрю в него, хотя видно там не много - бывший переулок, а ныне улица Цимлянская: асфальт и
фонари, за ними жёлтый двухэтажный дом послевоенной постройки.
Изредка проезжали машины, скользя фарами по стеклу и снова наступала тишина.
Я продолжал лежать, рассматривая через полупрозрачный тюль занавески контуры тёмных окон, освещённых
сбоку мерцающим неоновым фонарём. Иногда в окнах зажигался свет и спустя время тух.
Не спалось.
Было лето и открытая наружу форточка приятно охлаждала воздух, вместе со ночными светляками -
звёздами вызывая ощущение всеобщей космической гармонии ...
В какой - то момент свежести вдруг прибавилось - шевельнув занавеску, залетел ветерок, и не ветерок
даже, а некое колебание воздуха, туда - сюда. Посреди комнаты на столе зашелестело бумагой, потом стихло.
Я приподнялся на локте и стал вглядываться в фиолетовый сумрак комнаты и дальше, за окно.
Сон уполз совсем, как и тот ветерок, растворяясь где - то внизу, под полом. но что - то ... что - то и
осталось, словно с порывом ветра шмыгнул в комнату некто и затаился в темноте.
Я продолжал вглядываться.
Уже появилось и беспокойство, как в детстве, когда просыпался ночью один, без бабушки, потому что отец
и мама, взяв с собой годовалую мою сестрёнку, были далеко, и не в России даже, а в Германии, где служил отец,
а я жил в деревне вдвоём с бабушкой и она по утрам, вставая рано, уходила на двор, к скотине, оставляя меня
одного.
Тут и почувствовалась мне эта самая сила.
Приподнял себя на локте. Так и застыл, глядя вперёд, в окно ...
Заслезилось, навернулось что - то цветастое, исказив пространство и не прошло, когда потёр глазницы
ладонями, смахнул слезу, широко раскрыл глаза, даже и выпучил.
Батюшки мои (вот и здесь, не силою ли древней, могучей, языческой), что же это, может ли это быть -
в моё окно, колыхая прозрачным телом и переливаясь радугами в белом мёртвом свете фонаря вползала медуза.
Вползала ли?! Соткалась из воздуха, обращаясь на моих глазах в студнеобразное нечто!
Улежать ли тут было. Встал и, не включая свет, медленно двинулся к окну.
В метре от него ощутил чьё - то внимание, словно взгляд, не враждебный, изучающий, трогал меня
изнутри осторожными мягкими пальцами. Потом ощущение пропало, видение же осталось, но совсем не медузы, а
прозрачного и неподвижного, слегка тёплого, но уже остывающего, чего - то.
Тут я сомлел, опустился на пол и уснул.

Когда проснулся, не сразу понял в чём дело, почему я лежу на своём старом, истёртом многими годами
ежедневной зарядки, коврике, У окна?
Утро было раннее - солнце уже подкрасило небо, но над крышей соседнего дома ещё висела Венера.
В рассеянном свете комнаты перед окном серебрилась пыль, как бы покрывая невидимую поверхность чего - то,
похожего на мыльный пузырь.
Я встал и включил свет.
Сумрак исчез. Но пыль не исчезла, продолжая оставаться там же, добавив серебру оранжевый оттенок от
электрической лампочки.
Подошёл к окну, протянул руку. От лёгкого колебания воздуха пыль стала осыпаться, заметно клубясь, но не
проникая за невидимую границу, рука же моя свободно, без всяких усилий, прошла дальше и коснулась подоконника.
Глядя в окно и, через улицу, на крышу дома напротив, заметил ещё странность - метрах в пяти над землёй
между нашими домами недвижно висели сухие прошлогодние листья и клочок бумаги.
Подул ветер, листья и бумага, как и в комнате - будто заскользив по невидимой поверхности, шурша и
вращаясь опустились на асфальт и легли, образовав окружность метров семи - восьми диаметром.
Я застыл у окна и простоял так минут пять, пока с правой стороны улицы не зашумело и по асфальту не
потянулись лучи от фар приближающейся машины.
Показалась и сама машина. Шла она с небольшой скоростью и это, можно сказать, её здорово выручило, потому
что следом послышался скрежет металла и звон бьющегося стекла. Свет фар потух и опять стало тихо.
Из кабины вылез водитель с фонариком в руке. Светлое пятно, скользнув по погнутому бамперу, забегало по
земле в поисках причин такой оказии. Ничего не найдя, в замешательстве человек попытался пройти вперёд ... и опять
ничего не вышло. Было видно, как он, делая шаг, второй сделать уже не смог - нога упёрлась в невидимую преграду и
скользнув с неё, как с ледяной горки, опустилась на асфальт.
Водитель заметил свет из моего окна и меня, глядящего то него, то на повреждённую машину. Растерянный
вид водителя вряд ли сильно отличался от моего.
Минут через пятнадцать сзади к легковушке подьехал фургон ГАИ, вылезли двое полицейских, а затем и третий.
Стали ходить, смотреть - что, да как, недолго впрочем, ибо скоро стало ясно, что ничего не только не ясно, но в
ближайшее время и не прояснится.
Меж домов в двух местах на колышках поперёк дороги натянули полосатые ленты, поставили предупреждающие
знаки, на том и уехали.
Позже, часов уже около десяти, в дверь позвонили и ко мне, извиняясь за визит, зашли двое: лейтенант в
форме - один из тех, что были на месте аварии и штатский, похоже "из конторских".
Лейтенанта интересовала только авария, о которой я ему честно выложил то немногое, что видел сам. Всё
записав, он, поблагодарив и предупредив, что, возможно, меня ещё вызовут, ушёл.
Штатский остался, попросил осмотреть квартиру. Осмотривая гостинную, подошёл к окну и потрогал пыль,
оставляя следы на невидимой поверхности. Дальше рука уже не пролезала. Постояв ещё, оглядев всё под разными
углами, произнёс: "Хм", после чего оба сели к столу и он достал блокнот и шариковую ручку.
Разговор начался не сразу. С минуту посидели молча. Я, было, уже и напрягся, но после ловко и непринуждённо
брошенной незнакомцем шутки, расслабился ...
Когда, спеша по делам, на Цимлянской стали появляться люди, они, по привычке огибать препятствия,
обходили, конечно, и эти, а вот далее случалось разное: кто шёл по прямой, так и шёл - подходил к ленте, огибал её
и шёл себе дальше, а кто отклонялся, вёл себя каждый по - своему, но было и общее, по которому и разделил я их всех
на три группы:
Одна, например, женщина, задев сумкой шар, оглянулась и, ничего не найдя, пошла дальше, продолжая глядеть
под ноги и думая своё.
Другая же, ведя за руку ребёнка, задела шар боком, испуганно отскочила в сторону, потянув малыша за собой,
увеличила скорость, а дойдя до конца дома, оглянулась, успокоилась и оба скрылись за углом.
Подошли ребята, пролезли под лентой, было пошли, но ... хорошо шар был мягкий, слегка упругий - крики,
общее изумление, интерес - ощупывание, обнюхивание, обстукивание, хождение вдоль невидимой границы и разговоров,
думаю, не на один день.
Следующая неделя - это такой калейдоскоп событий, от которого чувствовал я себя рыбой, вытащенной из воды,
которой, тем не менее, не дают умереть, даже наоборот - проявляя к ней живейший интерес, отнюдь не гастрономичес -
кого свойства.
Давно известно, что нам, живущим по большей части спокойной и размеренной жизнью, кроме необходимого для оной
"хлеба", для душевного в ней комфорта весьма желательно и пищи иного рода, так сказать "зрелищной". И шар был для
этого не просто кстати, а как изюминка, не кушанная ещё никем, в самой середине праздничного торта. И можно было
ожидать, что на Земле появилось очередное для того чудо света, привлекающее внимание ...
Однако продолжалось всё это недолго. Хотя и закончилось не сразу, исчезая постепенно, как бы растворяясь
в воздухе ранним утренним туманом. Уходя на второй, затем на третий план из разговоров, а потом и из памяти
обывателя.
Опишу всё это вкратце, потому что главное сказано, а деталей, хотя и много, но в них ли суть?!
Для начала скажу, что в то самое утра, когда появился шар, а был это именно шар, конторскому я рассказал
не всё, а только с момента, когда увидел в окне свет машины. О появлении же шара и о том, что шар сразу позволил
мне свободный в него ход и ещё кое о чём, не узнает, пожалуй, уже никто.
Общественный нюх заработал тогда быстро и вскоре возле шара стали собираться люди. Стояли, смотрели, щупали,
обсуждали.
Налетела тучка и окропила всё дождём. И полилось по шару струями так, что заахали все. А когда осветило
солнцем, то и охнули разом, и замолчали все вдруг от красоты радуг и прихотливости рисунка.
Но была видна и сушь - как бы тень внутри залитого водой круга, частью заходя в стену моего дома, в мою
квартиру.
И вот стала та тень на глазах у всех размываться. Зашелестела внутри трава, заблестела от капель дождя
и полилось уже и по стене моей квартиры. Садящиеся на шар сверху, попить водички, воробьи вдруг разом провалились
внутрь и, чирикая от страха, разлетелись во все стороны. Всё почти выровнялось, как бы и не было шара.
Вот уже и смотреть стало нечего, но несколько ещё дней и приходили, и приезжали, и снимали, искали очевидцев
и брали у них интервью.

Добавлю к сказанному только одно - в то утро внутри шара заметил я сидящего на веточке воробья, вытянувшего
шею куда - то вверх и как - то по особому чирикающего. Пух на его голове был частью выщипан, а на правой лапке сломан
коготь. Я назвал его Воробъём и не раз наблюдал за ним, сидящим на одной и той же веточке клёна, когда - то при жизни
посаженного моей мамой и растущего с тех пор за окном.
И ещё.
Зачем бы это всё, если бы Разум был только у нас, если бы не искал Некто себе подобных?
Да, большинству хватает того, что есть - и у нас, местных аборигенов, и у них, живущих далеко.
А чего нет ... на то есть физика, химия, биология наконец, вполне способные удовлетворить и самый "извращённый"
вкус.
Но не всех!
И кроме меня, похоже, есть немало чудаков, и здесь и там, не мыслящих свет без чего - нибудь эдакого.
Здесь уже да, нету. Пропало.
Но ведь было, было ...