Моя башня

                МОЯ БАШНЯ  (CHATEAU D’EAU) 


 

    Когда покупали дом в деревне, башня сильно смущала своим видом. Местами полностью ржавая, местами с большими пятнами облупливавшейся алюминиевой краски, некрасивая, как большинство советских водонапорных башен, она сильно портила вид слева, если смотреть с фасада дома. А ведь было понятно сразу, что именно с той стороны мы построим террасу и устроим значительную часть нашего летнего быта. Как ни использовать такую красоту - перед нами метрах в восьмидесяти лежало небольшое озеро, за ним, на высоком берегу, поле и перелески из лиственных и хвойных деревьев – даже цвета у них разные – 100 оттенков зелёного. В ясный летний день вечером солнце падает прямо в эти ряды зелени, то светлые, то темноватые, то в совсем сумрачные очертания высоких елей. Но ещё темнее озеро, на него последние лучи света уже не могут упасть, – заслоняет высокая горка. И вот эта красота мгновенно улетучивалась, стоило только бросить взгляд чуть левее, где на фоне небольших домиков возвышался мрачный ржавый исполин.
    В городе Пскове в честь первых побед Красной Армии в конце шестидесятых годов установили памятник в форме красноармейского трёхгранного штыка, увеличенного в размерах в сто раз, – получилось 47 метров. В детстве мне нравилось – это был вид из моего окна, да и сейчас впечатляет, когда проезжаю мимо. Водонапорная башня в деревне немного походила на гранату, тоже примерно в 100 натуральных размеров. Но в отличие от устремлённого вверх, элегантного в чём-то, бетонного штыка, наш деревенский «памятник» грязно-рыжего цвета с вкраплениями серо-чёрного был похож на гигантский обрубок металлолома, и спорная с эстетической точки зрения ассоциация с гранатой её никак не спасала. К тому же такая ржавая конструкция имелась почти в каждой соседней деревне, то есть даже на оригинальность она претендовать не могла.
     Одну радость для души приносило сооружение – когда на его верхушке обосновывались в сезон аисты. Прилетал самец, отгонял конкурентов, бывало, дело доходило до настоящих воздушных боёв. Потом, после внимательного изучения окружающих посадочных площадок, совершала свой выбор и подсаживалась к нему самка. Пара устраивала гнездо из остатков прошлогоднего, собирала в округе недостающий материал, затем самка садилась высиживать яйца, лишь иногда покидая гнездо, а глава семьи таскал ей и птенцам еду в своём зобе. По аистам можно было проверять часы, во второй половине июля самец возвращался без пятнадцати одиннадцать, когда солнце уже село. Но время постепенно сдвигалось, следуя за солнцем, подрезавшим с каждым кругом дневное время на пару минут. Пропустить возвращение аиста сложно, подлетая, он начинает громко щёлкать клювом, извещая подругу о своём приближении. Та тоже несколько раз издаёт подобные звуки в ответ, выгибая длинную шею и запрокидывая клюв чуть ли не за спину. Затем самец садится, выдвигая вперёд и вниз свои растянутые на добрых полметра тонкие ноги, раньше примерно так самолёты, задирая нос, выпускали шасси перед посадкой. Происходившее параллельно щёлканье клювами может означать и радость встречи, и обмен новостями. Оно походило на стук двух деревяшек друг о друга – ну прям ансамбль ложкарей.
      Кроме аэродрома для аистов башня наша имела ещё одно немаловажное функциональное значение – являлась частью системы деревенского водоснабжения. Она давала напор в единственную сохранившуюся колонку и в три дома, куда в своё время хозяева не побоялись провести водопровод – лишняя влага в бревенчатых домах не всеми приветствуется. Возможно, система когда-то питала водой ферму, расположенную метрах в трёхстах от края деревни. Но ферму давно забросили, и к моменту нашего там появления стометровая скважина с насосом, водопровод, и башня высотой с трёх- четырехэтажный дом снабжали водой только десяток постоянных жителей Попадьино да ещё стольких же летних дачников.
    Сложная и затратная инфраструктура для такого малого числа потребителей. Давно выработавший ресурс насос постоянно ломается, из положенных в восемьдесят седьмом году с нарушениями всех технологий старых, проржавевших труб вода просачивается в землю, а то и вовсе прорывает металл. Когда дырочка образовывается небольшая, напора из огромной башни хватает для того, чтобы из колонки шла тонкая струйка. Только включать старый уставший насос приходиться каждый день. Место прорыва легко находят по небольшой луже на земле, не исчезающей даже в сухие жаркие дни.  Хуже, если выходит из строя насос, тогда надо ждать пока «управляющая компания» в лице жалкого подобия когда-то крупного колхоза привезёт электрика и запчасти. Иногда ждали по несколько недель, а то и месяцев. Держалась лишь одна башня, но и её постепенно «съедала» ржавчина.
    Если вода не текла из колонки, жители деревни ходили за ней в родник к озеру, потом тащили на себе в гору тяжеленные вёдра. Мы тоже думали подключиться к этому чуду деревенской цивилизации, но кто-то вовремя отговорил, в итоге теперь в отсутствие воды местные могут брать её у нас, правда, стесняются нарушать наш дачный покой, и тут никакие уговоры не помогают.
      Идея покрасить башню пришла как-то неожиданно. Всякому делу – свой черёд. Два года нам ремонтировали старый дом, подводили тепло и воду, расширяли дачу так, чтобы хватило места всей семье (а это семь человек в максимальной комплектации). Кроме того, подумали и о гостях, их тоже надо уложить спать в комфортных условиях.  Конечно, работу делали другие люди, но наши нервы и время тоже тратились без счёта. Одних только деревянных обрезков я собрал или откопал столько, что хватило бы на полный кузов маленького грузовика. А ведь с ними ещё нужно было что-то сделать - сжечь не нужные, сложить куда-нибудь пригодные для дела. Короче, после долгожданного ухода строителей целое лето приводили в порядок участок и дом.
     И вот однажды, разбирая прошлогодние фотографии в компьютере, я подумал, а почему бы не покрасить башню, ну хотя бы нижнюю часть, уж больно страшно она выглядит. Всё вокруг такое живописное, даже старые деревенские сараи с продавленными и зияющими дырами крышами вполне вписывались в наш пейзаж, придавая ему особый колорит. И только ржавая башня-обрубок нелепо торчит среди пасторального окружения. Идея показалась заманчивой, пусть и вряд ли осуществимой в полном размере. «Ну, покрашу низ, хуже-то не будет», - решил я.
    Наступило лето, а с ним и дачный сезон, в последних числах июня приехали в деревню. Башня красивей не стала за прошедшую зиму. Только семья аистов, как и положено, украшала верхушку. Дело предстояло нелёгкое – даже если красить лишь нижнюю секцию, нужно шкуркой пройтись по старой краске, снимая её там, где она отваливалась, потом только красить в два слоя. Хорошо, в наше время можно найти краску, которая одновременно и грунтовка, и против ржавчины, и собственно цветное покрытие. Конечно, в районном центре выбор колера оказался небольшим, радовало, что сама краска по металлу три в одном имелась по местным меркам в неограниченном количестве, то есть на башню хватало с лихвой. Иначе бы пришлось ездить в южную столицу Псковской области – город Великие Луки, причём все три-четыре раза – именно столько докупал я краску. Ведь у каждого красильщика свой расход сырья. А извечное стремление к совершенству методом подкрашивания? Тут надо добавить краски, тут третьим слоем пройтись, а тут вообще не планировали, но надо, вот так и ушло несколько вёдер краски (женщины, вам это ничего не напоминает?).
       Башня состоит из трёх секций, каждая высотой не меньше метров двух с половиной, последняя, утолщённая, где и находится, собственно, резервуар с водой, ещё выше. Принялись за низ, помогал десятилетний сын, но я позвал из соседней деревни Витю-алкаша, пусть лучше человек заработает на водку, чем покупает палево по дешёвке. Витя в советское время в колхозе работал на бензовозе, зашибал хорошую деньгу, и халтурой, наверное, обижен не был, тогда, видимо, и начал спиваться. В эпоху покраски башни в колхозе оставалось только несколько тракторов и машин, какие тут бензовозы. Витя перебивался случайными заработками – тому сена поможет накосить, той – дров наколет, плюс своя картошка. Подхалтурит – выпьет, на следующий день приходил, слёзно умолял налить, «иначе мне хана», - кричал. Один раз чуть под колеса не попал, пытаясь на ходу выпросить у меня полтинник. Но когда трезвел, был вполне нормальным человеком, работу выполнял тщательно, не сачковал. Вот с ним и договорились, на следующий день – как штык, стоит под окном. Готов к бою.
     Правда, Витя оказался робким на высоте. Самый низ шкурить и красить – ничего, а вот на лестнице стоять боится, то лестница ему не та, то башня слишком круглая. Я плюнул и, когда Витя попросил третью по счёту штормтрап, а красилась всего лишь нижняя часть, полез сам. Витёк, как ушёл довольный своим дневным заработком, так я его больше и не видел на объекте. Видать страх бывает сильнее желания промочить горло. Низ сделали быстро, только второй слой остался на следующее утро, нетрудное дело совсем оказалось.
      Теперь нижняя часть башни сияла багрово-коричневым цветом. Он неплохо гармонировал со ржавчиной, если мы именно такого результата стремились добиться, то можно было считать цель достигнутой. Только это почему-то не радовало. На фоне равномерно покрашенной нижней секции, разномастная, с неровными пятнами окиси железа на фоне маленьких островков серого цвета, поверхность остальной конструкции выглядела ещё более страшно, чем раньше. «Не знаю, хватит ли меня на самый верх, но середину я покрашу», -  сказал я жене и самому себе, в первую очередь.
     Середину красить, конечно, значительно труднее. Высокая лестница шаталась и норовила упасть, увлекая маляра вместе с собой. Никакие подложенные кирпичи не помогали добиться ровного, твёрдого основания под лестницей – башня сама «вырастала» из маленькой насыпной горки. Верх лестницы скользил по металлу обшивки при малейшем крене, норовя уехать в сторону и в низ. Пару раз приходилось спрыгивать с падающей лестницы. Самое плохое – высоты не хватало, даже вставая на предпоследнюю ступеньку, с огромным трудом удерживая равновесие и рискуя завалиться с трёхметровой высоты, я по-прежнему не доставал до утолщения башни. Пришлось сооружать две конструкции из длинных палок - одну для шкурки, на другую насадил валик. Валик на длинной жердине было крайне неудобно раскатывать в стандартной ванночке для краски, а каждый раз снимать и плотно надевать его оказалось нереально, съёмность «проект» удлинителя рук не предусматривал. К счастью, в сарае у соседа Михаила Ильича нашёл большую металлическую ёмкость в виде половины разрезанного вдоль цилиндра с достаточно пологими краями, на которых легко размазывалась краска валиком. У ёмкости имелось отверстие для слива, но я его залепил пластилином. Большая и удобная ванночка была готова – ванночка Ильича, назвал я её.
    Стоя на хлипкой конструкции с длинной палкой-копьём качественно ржавчину не ошкуришь, валики и кисточки на шершавой поверхности выходили из строя с неимоверной скоростью. Хорошо, они продавались в магазине за соседней деревней. «Вы что там, все старые сараи решили покрасить?» - спрашивала удивлённая продавщица. Не помогала и погода, каждое утро после обязательного заплыва в озере я шёл на башню, как на работу, но её прерывал малейший дождик и не только он. Когда соседка где-то за деревней включала насос и сооружение наполнялось холодной водой из скважины, оно покрывалась конденсатом, не проходившим за полдня даже на жаре.
       Наконец и второй ярус башни был покрашен в два-три слоя, жёлтая краска, выбранная для него, требовала больше усилий – ржавчина просвечивала сквозь неё. Благодаря недетскому количеству израсходованной краски и ценой жизни десятка валиков удалось даже скрыть огрехи ошкуривания. «Может, хватит?» - спросил я сам себя. Действительно, башня, окрашенная на две трети, выглядела уже куда презентабельнее, нежели раньше. Красно-коричневый низ синей полоской отделялся от весёленькой, жёлтого цвета середины. Ярко-жёлтые тона её притягивали взгляд и отвлекали от ржавой вершины. Но неужели я мучился, балансируя на лестнице, ради того, чтобы лицезреть незаконченную работу, чтобы бросить всё в ту минуту, когда окончание трудов уже выглядывало из-за горизонта? Нет, было затрачено столько усилий, что просто не представлялось возможным оставить так, как есть, требовалось завершить работу. Но как? Ни одна лестница в деревне не доставала и до середины башни. Можно сколотить сложную конструкцию, рискуя рухнуть с неё и сломать себе, в лучшем случае, ногу или руку. Или построить настоящие строительные леса, а это материал и время. Проще оказалось вызвать из райцентра автовышку и, стоя в её люльке, доделать работу. Недешёвое удовольствие – тысяча рублей в час, но отступать было поздно, позади почти две недели эпопеи и любопытные глаза двух деревень. Наверное, ещё чуть-чуть и начали бы делать ставки – докрасит - не докрасит.
    Решение принято, но надо предварительно обследовать подступы к башне. Посмотрел – машина может подъехать с любой стороны. В назначенный день, в девять утра появилась автовышка. Шофёр вышел, посмотрел, мысленно покрутил пальцем возле виска – совсем сдурели городские, и начал поднимать вышку. Специально выбирали день без дождя, работа спорилось. Только махать рукой, перевешиваясь корпусом из люльки, 5-6 часов подряд без остановки – занятие довольно тяжёлое. Платить лишние деньги за простой техники тоже не хотелось, поэтому заблаговременно договорился с соседом-дачником, чтобы на часок подменил меня в должности красильщика-высотника. Он не подвёл, более того, другой сосед, осознав ситуацию, тоже предложил помощь. Но я не стал делиться славой со всеми, башня – это моя страда, мой трудовой фронт, значит, и горбиться мне.
    А она на глазах приобретала другой вид, вот уже полностью покрашена с фасадной стороны, вот – со стороны дороги, дело двигалось. Настроение приподнятое. Нервничали только аисты. Мало того, что у них уже столько дней воняло чем-то отвратительным, так ещё теперь у самого гнезда копошатся. Наверное, мне повезло – у них в тот год не было птенцов, то ли Бог не дал, то ли вороны склевали яйца, пока мама отлучалась в полевой французский ресторан с лягушками от Господа-Бога. При наличии молодой длинноклювой смены конец эпопеи с покраской мог бы стать менее жизнеутверждающим. А так всё прошло как в кино со счастливым концом – водонапорная конструкция окончательно окрасилась в красно-жёлто-синие тона. Я, усталый, но удовлетворённый плодом своих трудов, вылез из люльки, рассчитался с водителем и пошёл в дом, обедать. За обедом пропустил два раза по сто – заслужил.  До сих пор доволен тем, что довёл покраску до конца, то есть до самого верха. Совсем как в одном известном фильме: «Не скажу, что это подвиг, но что-то героическое в этом есть».
     Французы называют водонапорные башни шато до (chateau d’eau), водяной замок, замок воды. В этих словах чувствуется уважение к сооружению. Они имеют самые разные формы, и иногда похожи или на грибы с плоской сверху шляпкой или на межпланетные станции (в зависимости от предпочтений). Наша башня повторяет самую стандартную советскую типовую конфигурацию, но тем не менее только у нас в деревне башня такая необычная, поэтому для меня теперь она тоже ch;teau d’eau, замок воды. Когда-то топорное сооружение приобрело совершенно другой вид, даже формы его стали более привлекательными. Как относительно просто, оказывается, сделать из убогой конструкции что-то радующее глаз, нужно только немного воображения и немного труда, пропорционально размерам объекта, конечно. Так недостаток превращается в преимущество, раньше это называли диалектикой.

P.S. А свои длинные палки-насадки я не выкинул, авось, ещё пригодятся.
 Рассказ из сборника "Месть ласточек. Деревенские рассказы". Его можно найти на платформе "Литрес".