Я обиделся!

Как-то моя сестра рассказала мне одну занимательную историю. У них на занятиях в культпросветучилище преподаватель заявил студентам:

- Я не знаю, отчего это зависит, но разные люди помнят себя с разного возраста: кто-то с пяти, кто-то с четырех лет, а кто-то и еще раньше. Но вот Лев Толстой, например, утверждал, что запомнил себя еще в утробе матери.

И тут же одна бойкая студентка задала вопрос:

- А Лев Толстой не запомнил, как он туда попал?

Но, впрочем, ближе к делу. Есть у меня одна детская фотография: я стою на первом плане, обиженно надув губы и прижав руки к груди, а сзади на скамейке сидят другие дети. И некоторые из них ехидно смеются.

Сколько лет мне тогда было? Года четыре, быть может. Но я отлично помню, как был сделан этот снимок.

К нам в детский сад приехал фотограф. Редкий случай по тем временам. Я почему-то пришел поздно, и все места на скамейке уже были заняты. Ну, положим, и не все, но с одной стороны сидели девчонки, а с другой – сопливая малышня. Разве может гордый человек сидеть с ними рядом? Гордый человек должен сидеть в самом центре!

Но в самом центре уже расположились мальчишки постарше меня, и втиснуться между ними я не смог – они не позволили. И я обиделся!

Я не видел, как фотограф щелкнул своей кнопкой. Но когда оглянулся, его уже не было. Я уже был готов сесть где угодно, лишь бы попасть на фотографию. Но воспитательница мне сказала, что фотограф уже все сделал и ушел.

Я чуть не расплакался: а как же я? Но воспитательница меня успокоила: я там буду самым главным!..

Разумеется, у меня есть и другие детские воспоминания, но я не знаю, к какому возрасту они относятся. Но вдруг вот это, с фотографией самое первое?

Я вот теперь и думаю: а что, если наши воспоминания начинаются с какого-нибудь детского потрясения или большой обиды? Многого и не надо: в детстве все обиды кажутся очень большими…

Но вот одна мысль не дает мне покоя: а на что обиделся Лев Толстой в утробе матери?



Та самая фотография