Этюд в осенних тонах. часть 1

Он открыл глаза и увидел, что стоит на улице какого-то неизвестного города. Улица была пустынной, недлинной и заканчивалась тупиком. Крапал нудный и мелкий  дождь, который-то затихал, то налетал с порывами ветра.

Горели уличные фонари, и в их свете хорошо были видны мириады мелких капель дождя, отвесно падающие вниз.   

Блестел мокрый асфальт, стены зданий намокли от постоянного  дождя и стали серыми, блестели мокрые крыши нахохлившихся черных машин, сиротливо приткнувшихся возле тротуара. Похоже, их хозяева, не в силах переждать нудный мелкий дождь, позорно бежали, оставив своих верных лошадок медленно ржаветь под бесконечным осенним дожде

Хозяевам этих мокнувших машин можно было позавидовать, они попрятались в уютных теплых норах и гоняли бесконечные чаи, а то и что покрепче, с градусами,  вобравших в себя восхитительное тепло и негу далекого загадочного востока.
Ему оставалось только завидовать им, он был один одинешенек на пустынной улице, поля его фетровой шляпы набухли от влаги и опустились вниз, время от времени холодные струйки воды срывались на лицо; он морщился и протирал холодными пальцами крылья начинающего замерзать носа.

Длинное черное пальто отяжелело от дождя и давило на плечи, к ногам неприятно прилипали холодные мокрые штанины, и только ботинки еще мужественно сопротивлялись, в них было тепло и сухо. Он пошевелил пальцами ног и тяжело вздохнул.

В луже и под дождем даже самые крепкие ботинки то же скоро начнут протекать и будут противно хлюпать при ходьбе. Надо срочно искать укрытие от дождя. Он усмехнулся. Извечная тема: куда пойти, куда податься, чтобы приняли и обогрели, только бы при этом не ободрали как липку, не сняли последнюю рубашку и не спустили под воду кормить раков или закопали в землю на радость могильным червям. Однако нет смысла изображать из себя буриданова осла, бегство из лужи и от дождя – это не позорное отступление, а рациональный способ не промокнуть до нитки и заболеть.

Еще раз повторим. Для закрепления и прояснения ситуации.

Незнакомый город, незнакомая улица, незнакомые и ничего ему не говорящие названия на первых этажах зданий. Реклама какая-то скудная (денег, что ли пожалели и почему из одних электрических лампочек), что вспыхивала разноцветными огнями, зазывая к себе, маня ярким призрачным светом,  обещая усталому путнику сытную еду, теплую постель и долгий счастливый сон, куда ночным химерам вход воспрещен. Завтра, если оно наступит для него завтра, твердо пообещаешь себе, что будешь умным и предусмотрительным, хотя бы в том, что выходя из дома под ясное летнее  небо, обязательно возьмешь с собой зонтик и не промокнешь до нитки, когда из налетевших туч нежданно прольется холодный осенний дождь.

Проблема в том, что он даже не предоставлял себе, где может очутиться, когда поднимет веки, в какой стране и в каком времени.

Сейчас, конкретно, не очень повезло. Вечер, нудный осенний дождь, мокрый асфальт, мокрые машины, мокрые стены зданий. Он стоит посредине улицы в луже, и, повторимся, как буриданов осел, не знает, к какой копне сена, точнее, вывеске,  податься.

Конечно, могло быть и хуже, он мог казаться, к примеру, в пустыне Сахара, без капли воды и без надежды на выживание, поскольку бедуины обходили этот кусок пустыни стороной, обзывая эту часть пустыни мертвой землей, где на песке валялись выбеленные черепа верблюдов и хомо неразумных. До сих пор ему везло, и он надеялся, что удача не покинет его в этих путешествиях.
Такая у него была странная для обывателей особенность, закрыть глаза в одном месте и открыть в другом, новом, совершенно незнакомом месте, а потом прилагать неимоверные усилия вернуться назад. В детстве его нещадно пороли, когда он неожиданно исчезал, а потом плел, как считали родители, небылицы, чтобы оправдать свое отсутствие.

Детский психолог поставил диагноз: «склонность к бродяжничеству и фантазированию» и выразил осторожную уверенность, что с годами он перерастет свои девиации и станет обычным, без отклонений, как все нормальные скучные люди. Что поделать, врач был из мира взрослых, скучных людей, потерявший с года склонность к фантазиям и веру в них. Он рос, взрослел и  научился скрывать свою необычность. Его девиации остались при нем, и при случае мог бы рассказать большое количество историй, связанных с перемещениями, которые могли вылиться в хороший авантюрный роман, но благоразумно молчал. Хорошее правило «молчание – золото» оправдывало его странности. Поэтому не любил читать авантюрные фэнтезийные романы, слишком неправдоподобными и натужливыми были сюжеты, когда никчемные серые обыватели в обычной жизни, попав в незнакомые места, неожиданно превращались в великих героев, которым сказочно везло. Очевидно, авторы этих романов, худосочные утырки, сами страстно мечтали вырваться из серой повседневности будней и таким образом сублимировали свои несбыточные надежды.

Однако надо выбираться из лужи, что потихоньку превращалась в небольшое озерцо. Нет, Титаником он становиться не хочет, до пробоины в борту еще далеко, а поэтому, поэтому…

Он огляделся  по сторонам и, напрягшись, попытался прочитать названия вывесок. Названия вывесок были какие-то странные и ничего не говорили. Еще отметил, что  название вывесок он понимал с трудом, точнее с трудом читал. Куда же его занесло в этот раз?

Он тяжко вздохнул и направился к последней вывеске у тупика. Мог пройти и к другой вывеске, но это была самая ближняя и, соответственно, меньше луж было на пути. Под вывеской была резная дверь, покрытая темным потрескавшимся лаком, большое кольцо в виде ручки, и надпись, которую он смог с трудом разобрать: «У старого друга».

Он толкнул дверь. Дверь подалась нехотя, тяжело, словно раздумывала, стоит ли его пускать. Нет, это его глупые домыслы, дверь разбухла от постоянных дождей. В нос ударили застарелые запахи табака, пищи и пыли.  Хрипло, словно жалуясь на постоянную простуду, звякнул и испуганно замолчал колокольчик над дверью.
В дверном проеме нарисовалась лестница, ступеньки которой терялись в темноте, и  когда он наклонил голову, чтобы разглядеть, куда они ведут,  с полей шляпы на ботинки пролился дождевой водопад. Холодные капли просочились в ботинки. Он поморщился, видимо не судьба, точно промочит ноги, и стал правой ногой осторожно нащупывать ступеньки, а левой рукой ухватился поручень. Ступенек было пятнадцать, он оступился на четырнадцатой, споткнулся на пятнадцатой и упал, если бы не наткнулся какое-то препятствие впереди. Это оказалась спинка стула. Он отодвинул стул  в сторону и понял, что находится в подвальном помещении. Несмотря на темноту, помещение не давило на плечи, оно  показалось огромным. Он подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и увидел впереди светлое пятно. Он пошел к свету. По мере продвижения из темноты айсбергами выплывали пустые столики, на которых стояли стулья с перевернутыми вверх ножками, и вновь исчезали во тьме.
Светлое пятно превратилось в лампочку с белым абажуром на длинном шнуре, свисавшую над стойкой бара. Стойка была пустой, но едва он подошел, как в свете лампочки материализовались две мускулистых руки, и невидимый обладатель хриплого голоса спросил, что ему налить.

Он честно попытался сказать, что хочет бурбона, много бурбона, его любимый сорт - Maker’s Mark. Если промочил ноги, надо по горло погрузиться в золотистый дурман бурбона, и пить мелкими глотками, смакуя каждый глоток сладкой кукурузы, выращенной под солнцем Кентукки. Однако  язык отказывался повиноваться, и вместо ответа о спасительном бурбоне сумел издать неопределенный горловой звук. Так сказать, сдавался на милость бармена.

- Так что вам налить, - повторил невидимый обладатель хриплого голоса, и он просипел «доброго дядюшку бурбона с кукурузных зеленых полей Кентукки. Хочу согреться, уж больно сырая погода». Только сипение было слишком невнятным, чтобы постороннее ухо могло разобрать о добром дядюшке бурбоне, уж больно он продрог и никак не мог согреться.

Мускулистые руки взлетели вверх, выражая извечный знак вопроса, он утвердительно кивнул, и  руки на мгновение пропали из пятна света и вернулись на стойку бара с маленьким стаканчиком и темной бутылкой.

Из темной бутылки в стаканчик потянулась тягучая струйка, наполнила его ровно на треть, темная бутылка исчезла, а мускулистая рука толкнула в его сторону стаканчик. Он ловко поймал его, недоверчиво понюхал и стал медленно впитывать в себя содержимое стаканчика. Нет, это не был его любимый бурбон, но жидкость была приятной на вкус, и в ней ощущался аромат летних полевых трав, меда, горячее тепло яркого летнего солнца, неугомонного жужжания пчел над цветами и теплого летнего дождя.

Видел ли ты когда-нибудь летний дождь, летний дождь, яркий и искристый, как французское шампанское? Летний дождь  совсем не похож на тот мерзкий осенний дождичек, что сейчас полощет улицы незнакомого города, вгоняет в тоску. От него так  хочется навеки проклясть весь мир и залезть в петлю.
Летний дождь, теплый водопад, низвергающийся с небес, после него чудно пахнет озоном, а на небе появляется семицветный мост, только бы добраться до него, только бы добраться и постучаться в двери…

О, Джинни, милая Джинни,  спой мне про этот летний дождь, про семицветный мост, напомни мне о том, я почти забыл, как мы взбежали по нему, целовались взахлеб, и, раскинув руки в стороны и подняв головы вверх, ловили губами капли летнего дождя. Дверь в неведомое приветливо распахнулась, и мы доверчиво вошли…
Похоже на слова из какой-то песни. Он слышал эту песню целую вечность назад. Он стар или молод? Здесь нет зеркала, но и не факт, что узнал бы себя в зеркальном отражении… Куда он попал?

Хмельная жидкость протекла по пищеводу, согрела его иззябшее тело, голова мгновенно затуманилась, а на губах появилась тень робкой улыбки. На мгновение впал в прострацию, а когда очнулся, обнаружил, что сидит у стойки бара старого друга (нет, вправду у старого друга, что налил стаканчик и спас от осенней хандры и черной петли, и будет наливаться до тех пор, пока весь мир не утонет в призрачном тумане похмелья). Самый лучший способ скрасить нудный осенний вечер с холодным пронизывающим до костей дождем.

Он тряхнул головой, слова песни о лапушке Джинни медленно повторялись в голове. Видел ли ты когда-нибудь летний дождь, летний дождь, яркий и искристый, как французское шампанское? Эх, вспомнить бы, где и с кем пил французское шампанское…
Черт побери, он обнаружил себя в незнакомом городе, под нудным осенним дождем…  На его голове черная фетровая шляпа федора, на плечах длинное черное пальто, набухшее от влаги, мокрые брюки, неприятно прилипающие к  икрам ног, и тяжелые ботинки на шнурках. Он мог поклясться, что никогда не носил такую старомодно-странную одежду. В подобную погоду всегда надевал свитер, поверх которого куртка с капюшоном, джинсы и высокие кроссовки. Гораздо удобнее и практичнее. Он попытался представить свою прежнюю одежду и с удивлением понял, что не может. Черт с ней, с привычной одеждой, главное, он не голый, а что спрятано в его карманах? Есть ли у него деньги? Но это потом, потом, главное, наконец понял, что больше всего его мучает. Язык, на котором говорит бармен  и на котором он попытался ответить. Это точно не его родной язык, он сначала должен прочитать, услышать, перевести на родной язык, и только тогда может понять. Соответственно чтобы ответить, он должен подумать на родном языке (если бы только знать, какой язык для него родной), перевести на этот, на котором разговаривает бармен, язык и произнести слова на этом, чужом для него, языке. Надо заставить себя думать на этом языке, иначе дальше еще будет трудней.  Эх, сколько вопросов, на которые пока нет ответов, но глупо искать ответы у первого постороннего, опыт (откуда у него горький опыт?) приучил, что не надо привлекать к себе внимания. Опасно для жизни.

- Вам повторить? - он поднял голову, - Вам повторить, - спросил бармен.
Он кивнул головой и, справившись с конструкциями незнакомого языка, попросил чего-нибудь поесть.

Бармен пододвинул меню. Он беспомощно посмотрел на него, названия блюд ничего ему не говорили, и извиняющее сказал: мне бы чего-нибудь побольше, повкуснее, без особых изысков и все сразу.
Бармен кивнул, повернулся темной спиной, и спина  зажила отдельной жизнью от тела бармена. Она куда-то двигалась, пропадала и появлялась в круге света. Что-то позвякивало, пело тонкими голосами, быстро произносились длинные фразы, смысл которых не доходил до него, лилось тонкими струйками и низвергалось водопадами, шкворчало  и рассерженно шипело, как стая воинственных котов, и он чувствовал, как отплывает от платформы «реальность» на самом медленном поезде по имени сон.
Он стал клевать носом и был готов улечься на стойку бара, чтобы подремать, как над ухом раздалось вежливое: «гхм-гхм, ваш заказ, как и просили, много и вкусно».
Перед глазами появилась большая тарелка с аккуратно уложенными на ней слоями: белого хлеба, жареного, истекающего соком мяса, опять белый хлеб, желтоватый запеченный сыр, зеленые веточки и листочки, красные кружки помидоров и зеленого сладкого перца. От тарелки так вкусно пахло, что хотелось обратиться серой мышкой, влезть в середину этого великолепия, и есть и есть до тех пор, пока мышка не превратится в слона.

Рот заполнился слюной, и он потянулся к тарелке, но мускулистые руки вновь извлекли из тьмы заветную  бутылочку, и опять полилась в стаканчик тягучая струйка, наполнившая его ровно на треть, словно на стаканчике имелись невидимые деления, выше которых возбранялось наливать под страхом отлучения бармена от стойки.

На этот раз в круге света появилась плохо выбритая чрезмерно развитая нижняя челюсть, мясистые губы, что разомкнулись и показали желтые от табака крупные зубы. Бармен хриплым голосом вроде как небрежно поинтересовался его платежеспособностью:
- Уважаемый, я вам верю, но моя вера еще больше укрепится в том, что вы – уважаемый член нашего общества, когда увижу ваш бумажник и желательно не пустой.
Слишком длинная и витиеватая фраза, он бы выразился покороче и энергичнее, но бармена можно понять, ему не стоит ссориться с клиентом, но если клиент окажется безденежным… Не беда, у бармена мускулистые руки, в два счета вынесет из бара бедолагу и невежливо поддаст напоследок.

Услышав вопрос, он мелко закивал головой, да, да, сейчас, и его рука, которая тянулась к тарелке,  изменила траекторию движения и заученно нырнула вглубь за отворот пальто, потом еще куда-то глубже; что-то ухватила и вытащила на свет увесистое портмоне из темной тисненой кожи. Неужели он убил целого крокодила, чтобы обзавестись таким шикарным девайсом? Эх, вопрос, на который, как и на многое другое, ответа  не получит. Будем надеяться (что остается делать): наступит долгожданное время, когда ответов будет больше вопросов.

Еще он не переставал удивляться реакциям своего тела, которое действовало самостоятельно, без ведома его разума. Руки раскрыли пухлый кожаный прямоугольник, и на стойку бара выпала скрепленная зажимом пачка. Он мог поклясться, что никогда не видел таких купюр. Кажется, это были местные денежные ассигнации.

При виде выпавших денег губы бармена сложились в трубочку, и он присвистнул:
- Не желает обладатель сей пачки приобрести старого друга со всеми потрохами? Сразу, не раздумывая и немедленно, а бармен, не глядя и не пересчитывая пачку, к чему мелочиться, мы уже давно знакомы друг с другом с самой наилучшей стороны, заберет их себе, и они расстанутся, взаимно довольные друг другом.
Опять появилась темная бутылка, и в третий раз пролилась тягучая жидкость в стаканчик. Для закрепления отличной сделки.

Он сделал вид, что задумался, хотя грубая лесть бармена позабавила, а рука наконец-то дотянулась до сложной конструкции на тарелке, и зубы вонзились сразу в хлеб, мясо, сыр, овощи.  Он набил полный рот и стал медленно жевать. Как вкусно! Хм, предложение бармена купить старого друга не лишено здравого смысла, никогда не будет голоден, но покупка бара… нет, пожалуй, приобретение бара пока не входит в его планы. Он очень сожалеет, как-нибудь зайдет в другой раз и поговорит о выгодной сделке, а сейчас голоден и хочет просто поесть, выпить и посидеть в тепле.

Бармен кивнул головой, он явно не расстроился его отказом, и предложил налить еще. Кивок головой, и очередная порция хмельной жидкости ублажила его вкусовые рецепторы. Ему стало необыкновенно тепло, уютно, по внутренней поверхности черепа осторожно затюкали мягкие резиновые молоточки, требуя очередной порции необыкновенной хмельной жидкости.
Где ты, певунья Джинни,  почему бросила меня под холодным осенним дождем, мне так одиноко, хочется тепла и любви… Летний дождь, яркий и искристый, как французское шампанское, как брызги шампанского, а двери, двери в неведомое, почему закрылись и не пускаете его? Я стучу, отбил все кулаки, но двери не желают открываться…
Бармен, почувствовав его состояние, тут же оросил его пустой стаканчик живительной влагой, и он с наслаждением медленно выцедил его.

Как хорошо так бездумно сидеть, время течет между пальцами, и его ничуть не жаль, у него нет прошлого, настоящее – мираж, и ему не дано знать, будет ли у него будущее, надо просто войти в дзен, и будущее обязательно постучится к нему. Милая Дженни сверкнет белозубой улыбкой и протянет для поцелуя сладкие губы…
Возможно, его будущее – это часть тьмы за спиной, отделившаяся от общего мрака уютной берлоги старого друга.

Тень приобрела черты грузной мужской фигуры, деликатно покашливающей и, наконец, робко вопрошающей, не может ли он уступить остатки его пиршества. Его девочка вот-вот упадет в голодный обморок, она не ела уже вторые сутки…
Тень двоилась в его глазах, и он молчал, ждал продолжения. Возможно, это игры его затуманенного хмельной жидкостью разума. Вместо ласковой Джинни подсунули какого-то нищего, клянчащего остатки его пиршества. Он не жадный, может легко поделиться, но каков хитрец, давит на жалость, ссылаясь на неведомую девочку. Где же она?
 
От общей тьмы отделилась еще часть, потом еще одна часть, видно много выпил, надо остановиться, иначе тьма распадется на множество частей, что будут клянчить его недоеденный бутерброд. Кому тогда его отдать? Он не Христос, чтобы пятью хлебами накормить толпу голодных попрошаек, и корзины рыбы с собой нет. Хорошо, что нет, сырую рыбу они, видите ли, брезгуют есть, им подавай только жареную…

Вторая часть тьмы присоединилась к первой и оказалась в круге света, превратившись в высокую худую фигурку в длинном, явно с чужого плеча пальто до самых пят, тяжелые лыжные ботинки, совсем не подходящие к такому пальто, а на голове – маленькая шляпка, из-под которой на воротнике пальто лежали сальные пряди светлых волос. Это была девочка  с бледным лицом, ее голодные глаза видели только тарелку с остатками хлеба, мяса, сыра и овощей. Как сомнамбула, она медленно села на табурет рядом с ним и протянула тонкую руку с полупрозрачными пальцами к тарелке. Он пододвинул к ней тарелку, если она не побрезгует, но девочка  только покачала головой, и ее белые зубы  вонзились в остатки пиршества. Что ж, его не обманули, голодная девочка присутствует, и он, как добрый самаритянин, поделился остатками своего ужина. Восхищения, аплодисменты, он сгибается в поклонах. Эта часть роли отыграна.

Чтобы не смущать жадно жующую девочку, он повернул голову к мужской фигуре и учтиво спросил, не желает ли тот выпить что-нибудь покрепче. У мужчины нездоровое отечное лицо, крупные губы, нос, глаза спрятались под кустистыми бровями.
Мужчина растерянно пробормотал:
- Да, да, пожалуй, не откажусь, с удовольствием, буду благодарен, буду благодарен.

Незнакомец снял и положил рядом с собой шляпу. Шляпа знала другие, гораздо лучшие времена, а сейчас муаровая коричневая лента, обвивавшая тулью, была засалена, поля шляпы истрепались, ее пора было выбросить и купить новую, но если денег не было, чтобы покормить девочку,  о новой шляпе не стоило мечтать.
Он кивнул бармену, и тот налил в очередной маленький стаканчик, ровно на треть, какой-то белой, остро пахнущей дешевым спиртным, жидкости из другой бутылки.

- Эти, - губы бармена презрительно скривились, -  пьют только самое дешевое пойло. Беда, заказывают редко, раз в месяц, когда умудряются получить пособие от какой-нибудь благотворительной организации. Поэтому и налил дешевого, чтобы вас не разорил.

- Благодарю, мой друг, но не стеснен в средствах.
Бармен только махнул рукой.

Мужская фигура пошатнулась и чтобы не упасть, оперлась на плечи девочки. Она уже съела бутерброд,  и теперь подбирала пальцами крошки с тарелки. Девочка подняла голову, что случилось,  papa (это слово она произнесла нараспев, и голос ее прозвучал как надтреснутый хрустальный колокольчик).

- Ничего, ничего, просто ногу судорогой свело, не обращай внимания, ты же знаешь, дорогая, у меня это часто бывает.

- Так выпейте, и станет легче, произнес он, и мужчина протянул худую руку к стаканчику.

- Еще хочешь, - обратился он к девочке, та кивнула головой,  и бармен поставил перед ней новую тарелку с огромным бутербродом.

- Кто они, - спросил он у бармена. Бармен покачал головой. -
- Беженцы, нищие беженцы, у них ни гроша за душой, как-то прознали, что моя жена родом из тех мест, откуда они  сбежали, вот и сидят у меня в тепле, закажут стакан воды  и пьют его сутками. Я их не выгоняю, сидят тихо; плохо, только выручки от них мало.

- Понятно, - задумчиво протянул он, может быть и он – такой же беженец.  Без роду, без племени, ничего не помнящий. Язык, на котором он разговаривает, ему точно не родной, но вот беда, он не помнит, свой родной язык и откуда родом. Одежда кажется чужой, ему явно не место  в этом дождливом мире, но он сидит у старого друга, пьет и наслаждается теплом, только певунья Джинни, милая вертихвостка, опять сбежала с очередным ухажером. Оставалась надежда, что деньги у очередного ухажера закончатся очень быстро, и Джинни вновь вернется к нему. Джинни, милая Джинни, что ты делаешь со мной?

Его раздумья прервала девочка. Она робко коснулась его рукой и вежливо попросила, не будет ли он возражать, чтобы ей подали горячий чай со сладкими булочками. Он посмотрел на девочку. Она покраснела и опустила глаза. У нее были густые длинные ресницы. Когда он вновь подняла глаза, ему показалось, что в них блеснули слезы. Он кивнул бармену. Горячий чай, сладкие булочки.  Подумал, и заказал еще  пирожных. Пожалуй, и он не откажется чашки горячего чая только без сахара. Крепкого юннамского.

После крепкого (как и заказывал) чая нестерпимо захотелось спать. Он спросил у бармена, где может остановиться на ночлег. Бармен почесал нос и задумчиво произнес, что с учетом  его финансов в двух кварталах отсюда есть неплохая гостиница. Только бы настоятельно советовал не показывать там сразу все свои денежки, а то, неровен час, хоть и места тут тихие, всякое может случиться.  Вдруг купит гостиницу, и тогда бармен будет безутешен до конца дней и клясть себя последними словами.

Он утешил бармена, заявив, что в случае покупки гостиницы каждый вечер будет приходить к старому другу и оставлять четверть дневной выручки за гостиницу.
- Ловлю вас на слове, мой нежданный друг, - в мускулистых руках вновь очутилась заветная бутылка, что наклонившись, ровна на треть заполнила его стаканчик.
Он поднял стаканчик, полюбовался игрой света в жидкости и залпом опрокинул его.
- Простите, вы  русский? – огорошил вопросом бармен.

Он надолго задумался, чтобы такого соврать. Надо отдать должное – врать он умел вдохновенно, да так, что потом верил своему вранью. Потом пожал плечами: у меня американский паспорт (потом понял, что  угадал), а кто я по национальности? Мать – литовская полячка с датскими корнями, отец – остзейский барон, служивший Российской империи, но волею судеб задолго до Октябрьского переворота оказался за океаном. Там и родился ваш покорный слуга. Поэтому он не знает, к какой нации себя причислять. Поэтому считайте меня американцем.

- Простите, если невольно обидел вас, - прочувственно сказал бармен. – Сам я галл и свою belle France ни на что не поменяю.

Значит, я во Франции, сделал он вывод и произнес:
- Есть хороший тост выпить за родные места, где родились, крестились и никогда им не изменим! Предлагаю выпить со мной, - он кивнул бармену на грузного мужчину рядом со ним. – Налейте и ему, только что-нибудь получше.

Мужчина с хрипом прочистил голос:
- Не надо мне получше, незачем дразнить меня. Лучше того, пойла для беженцев, чтобы ни о чем не забывал.

Бармен пожал плечами, налил ему, себе и грузному беженцу. Они выпили. Он почувствовал, что ему выпивки достаточно и попросил счет. Бармен что-то царапнул на бумажке, он посмотрел и в очередной раз понял, что не знает реалий этого мира.
Было непонятно, сколько он должен бармену; подумав, он вытащил из зажима несколько купюр и пододвинул бармену с кривой ухмылкой, мол, выпил много, в глазах двоится, и предложил  выбрать из них самую для него подходящую.
Бармен ногтем ловко вытащил одну купюру и смахнул ее под стойку. Остальные вернулись к нему.  Он положил пачку денег в кожаный прямоугольник, сунул его в неведомые недра своего одеяния и встал, чтобы уйти, но его за рукав ухватил мужчина, которого он угостил выпивкой: «вы забыли про девочку».

- Какую девочку? - удивился он.

- Ту, которую вы угостили бутербродами и чаем со сладкими булочками и пирожными. Теперь вы обязаны заботиться о ней.

Он растерянно посмотрел на бармена, но тот только вздохнул и стал протирать стаканы. Тогда он посмотрел на девочку. Помимо двух (точнее, полутора) бутербродов она умяла горку сладких булочек, корзинку с пирожными и напилась сладкого чая. Теперь сидела с раскрасневшимися щеками, осоловелым взглядом и, кажется, была готова уснуть за стойкой бара. Он восхитился: какой у девочки хороший аппетит и не боится за фигуру, что растолстеет и станет некрасивой. Но увольте, - заботиться о ней не хотелось.

Он попытался встать, но незнакомец не пускал его и повторил, как заклинание фразу: «ту, которую вы угостили бутербродами и чаем со сладкими булочками и пирожными. Теперь вы обязаны заботиться о ней».

Мужчина повернулся к девочке, словно ища у нее поддержки: разве я не прав, дорогая;  девочка кивнула головой, ты всегда прав, pаpа, и неожиданно прижалась лицом к его пальто и крепко схватила его за руку. Сквозь пальто он ощутил, как дрожит девочка.

Бармен огорченно махнул рукой, не думал, что этот фокус опять у меня проделают. У беженцев появился такой идиотский обычай: сидят и ждут, когда появится незнакомый посетитель, как вы, просят покормить своего голодного ребенка, а потом силой навязывают его этому посетителю. Одному ребенку здорово повезло, он оказался у бездетной пары, которая теперь считает его своим. Вот и верят истово в незнакомцев, что спасут их детей. Эх, просил же не делать больше таких фокусов, теперь точно всех выгоню, иначе они мне всех клиентов распугают. Пусть ищут себе другое место!

- Для чего, - удивился он, а бармен тихо ответил: они все голодные сидят; надеются, что их детям больше повезет, вот и везет, только девчонки оказываются на панели, а мальчишки сбиваются в банды.

Они не любил и страшился нежданных подарков. Слишком дорого потом приходилось платить за них. Сделаем первый вывод: он во Франции, год непонятный, но судя по одежде, пятидесятые – шестидесятые годы. Но белых беженцев тогда там не было. Во Франции было много беженцев после гражданской войны в России и после прихода Гитлера к власти в Германии, когда оттуда побежали евреи и несогласные с его политикой. Выходит, надо откинуть еще двадцать-тридцать лет. Ох, и занесло его! Но раз попал, - почему бы здесь не пожить, завести интрижку с француженкой, говорят, они прекрасны и искусны в любви, а потом, когда надоест, выбираться отсюда. Деньги есть, и по прошлым разам, когда попадал в такие ситуации, деньги не переводились у него. Потом будем думать, как выбираться отсюда. Но довесок ему точно не нужен. Куда потом девать эту девицу?

Он стал отрывать пальцы мужчины от рукава пальто, но мужчина еще крепче вцепился в рукав и почти повис на нем; чтобы не упасть, он вынужден был опереться на стойку бара.

- Одумайтесь, стал убеждать он мужчину, - вы отдаете дочь незнакомцу за кусок хлеб, я  могу выйти из бара, придушить вашу дочь или надругаюсь над ней. Что тогда скажет ваша совесть?

- Неправда, неправда, - горячечно бормотал мужчина, - вы хороший, хороший, у вас честные глаза порядочного человека, вы будете заботиться о моей дочери, я слишком плохой отец, вы замените ей отца, вы ей, вы ей, - у мужчины началась истерика, он заплакал, затрясся и стал сползать к его ногам.

Он всегда ненавидел мелодраматические сцены и уже напряг мускулы, чтобы оттолкнуть мужчину, но тут в дело вмешалась девочка, она шепнула ему на ухо: не обижайте  моего papa, что вам стоит, скажите «да», мы только выйдем отсюда вместе, а там идите своей дорогой, я не буду вам обузой.
Подумав, он согласился:
- Уговорили, я забираю вашу девчонку, только прекратите истерику.

Девочка наклонилась к сползшему на полу отцу, что-то ему шепнула и помогла подняться.

Чтобы сгладить неприятную сцену, попросил бармену им налить в очередной раз. 

Реакция бармена поразила его:
- Посетителей с малолетними проститутками не обслуживаю! – потом помялся и тихо шепнул. – Полицейские штрафуют, а среди беженцев найдутся желающие заработать, едва я вас обслужу. Поэтому уходите, но лучше устройте скандал, чтобы меня точно не обвинили в сводничестве.

Удивленно хмыкнув, он повернулся к девочке:
- Разве ты проститутка?

Ни единый мускул не дрогнул на лице девочки, она одарила бармена невинным взглядом и воскликнула ангельским голоском:
- У дядечки грязные мыслишки в голове, я девочка невинная, а вы – мой настоящий отец, я сейчас только вас узнала. Этот – она указала на родного папашу, что стоял,  качаясь, рядом, - просто случайный пассажир, который помог мне перебраться сюда.

Девочка прижалась к нему и вновь погладила по рукаву пальто.
У бармена отвисла челюсть, и он застыл, а когда очнулся, подмигнул и молча налил четыре стаканчика, а девочке –  минеральной воды.

- За счастливое воссоединение любящего отца и пропавшей дочери! – произнес тост бармен.

Он положил еще одну купюру на стойку и потянул девочку к выходу. Она послушно сползла с табуретки, сделала шаг, другой и, вдруг порывисто повернувшись, звенящим голосом сказала бармену: «давай сюда сдачу, грязный дядька».
Бармен кинул на стойку смятые бумажки и какие-то монеты.

- Еще, - с  нажимом произнесла девочка, и, бармен, на удивление,  послушно положил на стойку еще купюры и монеты.

Девочка сгребла со стойки купюры, высокомерно кивнув: «мелочь оставь себе», и стала заталкивать смятые купюры в боковой карман пальто бывшего отца, который, нечаянно пристроив дочь, превратился в вешалку для своего пальто. Купюры стали падать на пол, но мужчина не шелохнулся, было видно, что он ушел в себя, был где-то далеко, его губы шевелились, глаза закрыты. Девочка поцеловала отца в щеку и потянула его к выходу.

За спиной раздались томительные звуки скрипки. Он повернулся. Бывший отец девчонки снял шляпу: «вы заплатили, и я должен сыграть напоследок».

- Так играй, музыкант, чего тянешь!

Мужчина поелозил смычком по струнам, раздалось несколько визгливых звуков,  и полилась скачущая мелодия, такая неуместная в этом темном подвале.
Он вернулся, снял шляпу, которую швырнул на стол и расстегнул пальто. Потом заложил большие пальцы рук за лацканы и сделал несколько медленно - воображаемых ударов по мячу, попеременно, то правой, то левой ногой. Это были простейшие па одного известного на востоке и в Европе танца.

- Браво! – захлопал бармен. – Браво. Не ожидал, что мой случайный знакомый еще умелый танцор!

Он шутовски поклонился и протянул руку за шляпой.

Улица встретила порывами нудного осеннего дождичка. Он зябко поежился. Девочка ткнулась головой ему в грудь и застыла. Он неловко погладил  ее по спине. Девочка подняла голову, в глазах стояли слезы.

- Пойдем отсюда, - сказал он, - иначе промокнем до нитки.

Срывающимся голосом девочка произнесла:
- Я обещала, я не буду обузой, только давайте отойдем от бара

- Пойдем,- глухо  повторил он и взял холодную ладошку.
Уличные фонари, устав бороться с непогодой, погасали один за другим. На улице была кромешная тьма.

Приткнувшиеся возле тротуара автомобили превратились в угрюмых чудовищ, таивших в себе скрытую угрозу, и только редкие освещенные окна выплескивали на улицу жидкие полосы света, в которых было видно, как продолжал сеять нудный дождь.

Они прошли уже один квартал, и он искоса посмотрел на девочку, надеясь, что та вспомнит о своем обещании и оставит его в покое, но девочка послушно брела за ним, опустив голову. Вздохнув, он пошел дальше. С полей шляпы опять стали срываться на лицо холодные капли, а к ногам неприятно прилипли мокрые штанины. Девочка нахохлилась и он, поддавшись неожиданному порыву, обнял ее за плечи. Та порывисто вздохнула и стала тихонько подвывать. Он почувствовал себя мерзкой скотиной, что готов был бросить эту незнакомую девчонку.

Бармен не обманул, в двух кварталах от «Старого друга» была гостиница.
У дверей гостиницы он задумался, что делать дальше, как поступить с этим нежданным хвостом, что плелся за ним, а сейчас неподвижно застыл рядом. Эх, если бы девчонка сама ушла, он дал бы ей денег и тут же забыл о ней, но прогнать ее самому в дождливую тьму было выше его сил. Проклиная себя за бесхарактерность, он толкнул дверь гостиницы и вошел в холл. Завтра, подумал он, завтра я обязательно расстанусь с девчонкой.

Гостиница встретила их долгожданным теплом и ярким светом. Холл гостиницы производил впечатление своим кричащим великолепием: но, присмотревшись, можно было определить, что гостиница знала гораздо лучшие времена. Бархат потрепан, позолота облезла, стеклянные колпаки люстр давно не чищены от пыли и погибших не своей смертью ночных бабочек.

Морщинистый портье, когда он попросил номер на двоих на сутки, внимательно осмотрел их и вдруг неожиданно и коротко сказал: вам – да, с ней – нет.

- Почему? - удивился он.

Портье тяжело вздохнул:
- Посетителей с малолетними проститутками не обслуживаем.

Черт, он недавно слышал это от бармена «Старого друга». Надо срочно искать выход. До другой гостиницы они точно не доплывут, утонут в лужах.

- Дорогая, - сказал он девчонке, - разве ты проститутка?

Девчонка воинственно вздернула подбородок: вы меня оскорбляете, я – не проститутка!

- Кто же она тогда, - цепкие глаза портье впились ему в лицо.
Влип, пронеслось у него в голове, и он уже пожалел, что не расстался с девчонкой еще у дверей гостиницы, но  сейчас надо было что-то срочно ответить, чтобы усыпить подозрение портье.  Беда была в том, что он еще не знал, как его зовут по паспорту, как он выглядит и сколько ему лет, к примеру, двадцать или сорок, но сейчас надо было складно соврать, чтобы усыпить подозрительность портье.
Так и не решив, что же ответить портье, он обратился за помощью к девчонке, надеясь, что она сможет выкрутиться из щекотливой ситуации. Девчонка его не подвела.

- Дорогая, - сказал  девчонке, - скажи этому недоверчивому дяде, кем ты мне доводишься.

Девочка потупила глазки. - Это мой папа, посмотрите, разве я не похожа на него?
Это была блистательная ложь, но и она почти убедила портье, который, однако,  решил не сдаваться и потребовал от него документы.

Какие еще документы, взмолился он, уже поздно, идет дождь, мы промокли, устали, хотим спать. У вас, наверное,  нет сердца, моя дочь еле держится на ногах, сейчас упадет, завтра мы вам дадим наши документы…

- А где ваш багаж? – портье, похоже, вошел в раж.

- Там же, где наши документы, - отрезал он и со злостью сказал, или вы даете нам номер, или мы уходим от вас.

 Последний довод, наверное, убедил портье больше всего. Он швырнул ключ и назвал цену номера.

Ему было все равно, он ничего не понимал в реалиях этого мира, в котором очутился, а поэтому полез за портмоне. Но тут девчонка его сильно удивила.
До этого она всем своим видом показывала, как она сильно устала, что готова упасть на пол и уснуть на нем, а тут вдруг ее глаза широко раскрылись, и она зловеще произнесла: сколько вы с нас просите за наш паршивый номер?
Ничего не подозревающий портье повторил.

Дальше была немая сцена, он открыл рот и стоял с глупым видом, а девчонка неожиданно подпрыгнула и схватила портье за уши.

- Больно, - пискнул ошарашенный портье.

- Будет еще больнее, - хладнокровным тоном заявила девчонка, - повтори, сколько ты просишь за номер.

Портье с мученическим видом повторил, и цена была на порядок меньше той, которую только что он называл.

- Я что-то не расслышала, - заявила девчонка, - повторите, я вас очень прошу, повторите, сколько стоит номер.

Сдавленным голосом портье попросил, чтобы он убрал эту чертовку от его ушей, иначе останется без них.

Он пожал плечами, не обижайте девочку, она так устала, что сильно нервничает, а когда нервничает, теряет над собой контроль и обрывает уши незнакомцам.
Портье дрожащим голосом назвал третью цену и стал расхваливать номер, в котором большая супружеская кровать, ванная комната с горячей водой, телефон.
Девчонка с победоносным видом отпустила уши, и одновременно умудрилась выхватить у портье ключ от номера, у него – портмоне, мигом расплатилась и вихрем понеслась вверх по лестнице на третий этаж, а он решил кое-что уточнить у портье.

= Почему только одна кровать? Вы хотите уложить меня в одну кровать с дочерью, чтобы обвинить в педофилии и вызвать полицейских? – удивился он.

- Нет, нет, что вы, - портье стал рассыпаться в извинениях, - я забыл, там еще есть диванчик, на котором может расположиться ваша дочь. Просто им не повезло, все хорошие номера заняты, поэтому портье предоставил им лучший из имеющихся. Потом – это солидная гостиница, которая дорожит репутацией, в ней всегда останавливались в оные времена русские князья. – Портье мечтательно закатил глаза, вспоминая о прошлых временах.

Он решил осадить портье,  и спустить его на землю,  сварливо уточнив:
- Разве в стоимость номера не включен завтрак?

Ответом были выпученные глаза портье.

- Там, - убийственно-вежливым тоном сообщил он, - откуда я приехал, в стоимость номера включается завтрак. – Это было вранье, но какое вдохновенное!

Портье пискнул:
- Простите,  вы откуда прибыли?

- Из Америки, - небрежно бросил он и стал подниматься по лестнице.

Портье что-то прошипел ругательное ему вслед. Он остановился и внимательно осмотрел морщинистого  и авторитетно заявил:
- Вам без ушей явно будет лучше. Я сейчас позову дочку.

Портье испуганно пискнул и присел за стойкой.

Номер оказался небольшой комнатушкой, большую часть которой занимала кровать, с одного бока к кровати стоял крохотный диванчик, с другого - узкий проход, и еще одна дверь. Там была крохотная ванная.В номере было жарко.

Вот и верь этому морщинистому соловью, усмехнулся. Жаль, что девчонка ему уши не оборвала.Он с облегчением снял набухшее от влаги пальто и повесил на вешалку. Под пальто он обнаружил на себе темный в полоску двубортный костюм, широкий и короткий черный галстук и белую рубашку. Одежда была необычная на ощупь, вся измятая, лацканы загнулись и отстали от пиджака, словно в ткани не было синтетических волокон. Мокрые брюки были короткими, до щиколотки, тогда как он привык носить брюки с напуском на туфли. Привыкай к здешней моде, усмехнулся он. Поля шляпы от дождя уныло опустились вниз, он попробовал придать им прежнюю форму, но набухший фетр никак не хотел принимать нужную форму, и тогда бросил шляпу на прикроватную тумбочку, надеясь, что до утра высохнет.

Девчонка то же скинула длинное пальто, под ним была серая бесформенная кофта  и длинная черная юбка. Когда она сняла шляпку, водопад длинных светлых волос обрушился на воротник кофты. Было видно, что волосы давно не мыты, а от одежды девчонки неприятно попахивало.

- Что ты так вызверилась на бедного портье?

Девчонка махнула рукой:
- Знаю этого мерзавца. Когда приехали сюда и были деньги, жили здесь. Он сильно нервы трепал моему отцу, вечно придирался по каким-то пустякам. Я Францию ненавижу, а французов еще больше, они мерзкие, меркантильные, и у них нет полета души.

Он не удержался и заржал:
- Все, кто приезжают сюда, восхищаются прекрасной Францией. Но вам не повезло вы беженцы, за душой ни шиша, поэтому Франция повернулась к вам задом. Этакая belle France Callipigia (прекрасная Франция прекраснозадая). Как истинная женщина, Франция любит только тех, кто с деньгами.

- Я знаю  о скульптуре Venus Callipigia, - вздернула подбородок девчонка. К французам у меня личные счеты. Во Фландрии убили моего отца, капитана, командира роты N-полка.

Он удивленно поднял бровь:
- Тогда я третий по списку в очереди отцов. Кто же тебя тогда провожал в Старом друге? Я помню, как ты там называла его отцом.

Девчонка раздраженно махнула рукой?
- Я как-нибудь расскажу о моем прекрасном семействе. Поверь, моя история моего появления на свет тянет на целый роман, который, жаль, что не написал Фейхтвангер.

- С Фейхтвангером, к сожалению, лично не знаком, а поэтому не могу подсказать ему сюжет для нового романа о твоем непростом семействе, - он снял пиджак и бросил его на кровать,  - а сейчас брысь в ванную. Я тоже хочу искупаться.

- А где я буду спать? – спросила девчонка.

- Вот на этом диванчике, а я – на кровати.

Девчонка фыркнула:
- Может это я на кровати, а ты на диванчике?

Ух, ты, - удивился он, - прямо как по пословице: пустите меня погреться, пожалуйста... А то так есть хочу, что переночевать негде?

- Я такой пословицы не знаю.

- Конечно, это русская пословица.

- Я немка и не должна знать русские пословицы!

- Конечно, ты настоящая немка, без примесей семитских кровей, раз бежишь из Гейрмании.

- Эти идиоты из НСДАП не понимают, что творят, - на глазах девчонки появились слезы.

- Хватит дискуссий, - подвел он черту. – иначе выставлю за дверь. Мне помнится, кто-то недавно говорил, что проводит меня до порога «Старого друга» и покинет меня.

Девчонка встрепенулась:
- Все, иду в ванную. Но ты не ответил, где я буду спать? – и с хитрецой посмотрела на него.

- Повторяю, я – на кровати, а ты на диванчике, а если не устроит, половина этой огромной кровати свободна. Ночью, во сне, я веду себя как агнец божий, не ругаюсь, не кусаюсь и ни к кому не пристаю.

Девчонка исчезла за дверью ванной. Через тонкую перегородку он услышал шорох снимаемой одежды, стук сброшенных с ног тяжелых лыжных ботинок, скрип поворачиваемых водопроводных кранов и шум воды, наполняющей ванную.

Он снял пиджак, ослабил узел галстука и упал на постель. Он давно ощущал, что левое запястье руки что-то стягивает, но все было недосуг посмотреть. Запястье  крепко обхватывал кожаный ремешок больших наручных часов марки Citizen.  Как завороженный, он засмотрелся на стрелки часов; как же давно не видел механических часов! На циферблате вместо привычных арабских цифр были нанесены римские цифры. Сначала не понял, сколько времени, и только потом сообразил, что уже одиннадцатый час ночи. Неостановочный бег секундной стрелки заворожил его, и через несколько секунд он провалился в сон. Милая Джинни присела рядом и положила теплую ладошку на его лицо. Джинни, пробормотал он, Джинни,  ты все-таки вернулась, я так соскучился по тебе… Джинни грустно улыбнулась, ах, мой милый мальчик, только во сне мы можем встречаться. Мы так далеки друг от друга, а ты еще какую-то несносную девчонку себе подцепил. Смотри, все усы тебе выщиплю. Да она же соплюшка, стал он оправдываться, на неё без слез смотреть нельзя,  худющая и страшненькая. Джинни насмешливо улыбнулась. Соплюшка… все гадкие утята мечтают превратиться в прекрасных лебедей. Твоя не исключение. Её только накорми и переодень. Но я же ей как отец! Ага, третий в списке претендентов на эту вакантное место, но самый перспективный. Подожди, она запустит в тебя свои острые коготочки и попытается улечься к тебе под бочок. Но она еще соплюшка, попытался он сопротивляться, не верю, что такая развращенная. Эх, ты, пентюх, посмотришь, она сегодня будет спать рядом с тобой. Диванчик слишком маленький, попробовал он возразить. Джинни возмущенно всплеснула руками. Много чести для соплюшки! Я ставлю тебе условие – завтра расстаешься с этой соплюшкой, иначе больше не буду приходить к тебе по ночам, иначе больше меня никогда не найдешь. Хорошо, хорошо, пробормотал он. Завтра, завтра.

Острый девчоночный нос появился из открытой двери ванной. Она увидела своего третьего по счету папашку, лежавшего на постели и вышла, закутанная в большое полотенце. Спать на диванчике ей решительно не хотелось, но этот разлегся посредине кровати, не оставив ей места. Девчонка попыталась его перекатить, но он был слишком тяжел для нее. Тогда, причитая, она сняла с него ботинки, что было для неё делом не трудным,  рара, когда водились деньжата, частенько напивался, и приходилось его раздевать. Поднатужившись, она сумела закинуть ноги третьего папаши на кровать, а потом удалось перекатить верхнюю часть туловища и вытащить из-под него одеяло. Тот даже не проснулся, только всхрапнул, как лошадь. Её обуяла злость к этому бесчувственному бревну, она несколько раз лягнула, бесполезно, только ногу отбила.  Тогда закуталась в одеяло и прикорнула рядом. Ох, как хорошо, наконец-то вымыться, и свежей лечь в чистую постель! Через несколько мгновений она уже спала, прижавшись к третьему претенденту на все еще вакантную должность отца.

Уважаемые читатели! Если есть желание - поделитесь мыслями по поводу продолжения сюжета. Только сразу предупреждаю - никаких любовных отношений между двумя (пока) персонажами автором не предусмотрено! Автор видит дальнейшее продолжение сюжета в авантюрно-приключенческом жанре.