Веста. Женщина дождя

По улицам маленького городка Энница струились узкие потоки воды. Над городом стояло мутно-серое небо, небо извергало крупные холодные дождевые капли, которые падая на брущатку, сливались с околобордюрными потоками.Крупные капли становились мелкими и моросящий дождь завыл заунывную мелодию затяжного дождя.

На окраине г.Энница пожилая семейная пара с внуком сдавала внаем небольшую комнату с верандой. Жилище представляло собой вид обыкновенного дачного домика с множественным соседством точно таких же домиков, по левую сторону от дома был лес, по правую-дорога к центру города. За домом рос небольшой сад, в котором развесистая ива занимала большую часть площади. Под ивой стояла скамейка с навесом. Ивовые ветви окутывали скамейку до земли. Так что с первого раза ее не сразу было приметно. По правую сторону сада кусты шиповника чередовались с жасмином. В окружении шиповника и жасмина росла береза, вокруг которой цвели густо посаженные желтые лилии. Природные краски не совсем точно передавали яркость цветов, дождливая погода слизала весь Энницкий пейзаж.

Ровно в полдень по городскому времени на второй этаж дома в комнату с верандой взошла молодая особа в черном кашемировом платье ниже колен с легкой терракотовой косынкой на голове, под котОрой была заметена копна чуть вьющихся пепельных волос. Небольшой рыжий кожаный чемодан и такого же цвета сумочка заканчивали ее туалет.

Судя по виду и гостеприимности хозяев ее здесь уже ждали. Вслед за горячим липовым чаем и небольшой учтивой беседой хозяева спустились к  себе на первый этаж, оставив девушку в мокрых туфлях и с усталой благодарной улыбкой одну…

Описание прожитой жизни девушки начнем с ее рождения. Мать ее Анна Николаевна Созерцалова вела курс лекций по культурологии в местном университете и слыла за специалиста  хорошего, но крайне не приспособленного к реальной жизни и несколько мечтательной.  Отца своего девушка не знала, он кажется не присутствовал при ее рождении. Вероятно Анна Николаевна встретила его во время особенно высоких мечтаний, по крайней мере никто из родных и знакомых его не знал.

«У Анечки иначе и быть не могло» - говорили то ли сочувственно то ли язвительно близкие. Тем не менее девочка родилась здоровая и очень не похожая н на мать ни на других, даже очень дальних родственников.

«Стало быть похожа на отца, а следовательно он реально существовал» - привели к заключению родственники. Анна Николаевна в выборе имени ребенка проявила не присущую ей природную твердость и нарекла девочку Вестой, в честь олимпийской богини семейного очага. Чем вызвала резкое негодование близких и друзей. Но мало помалу все привыкли и не наче как Веста окликали девочку.

Мать вела воспитание Весты исключительно эстетически. Внешнй вид Весты, ее туалет, манеры,  речь достойны были бы лучших похвал от преподавателей института благородных девиц.

К сожалению, крайне не ценимое умение в наше время! Она производила впечатление чудачки среди сверстников. Родители детей говорили о ней: «Вся в мать. Даже к небесам глаза обращены». Но к величайшему сожалению, как и мать, Веста совсем не знала и не понимала обманчивых, жестоких законов жизни.
 
Семнадцати лет Веста по настоянию заботливых сестер матери, но вопреки просьбам Анны Николаевны, не желавшим расстаться с единственным близким существом, уехала учиться в столицу. Присматривать за ней было поручено зятю старшей сестры Анна Николаевны, Льву Кирилловичу Меньшову.  Лев, без церемоний на ты просил он называть себя Весту, был хорошо сложенный мужчина сорока лет.  Вид зрелости ему придавали очки в прозрачной оправе на носу  и строгая угловатая форма военного служащего. Будь он без очков и, скажем, в более простой или домашней одежде, его вполне можно было принять за тридцатилетнего.

Новая жизнь сразу, не давая остановиться и осмыслить что-то, отдышаться, вихрем захватила и закружила Весту. Девушки удивленно смотрели и слушали ее, добавляя в конце беседы: «Ну, оригинал!» Парни же умилялись ее простотой, где не было и тени кокетства, только вежливое обращение и учтивость.

Нужно отметить, что к семнадцати годам Весту без преувеличений можно было бы отнести к красавицам, хотя ей решительно не хватало уверенности в своей красоте и осознанности оригинальности. Грация ее движений – это была природность, не наигранность и даже не мастерское умение.

Волосы цвета темного пепла, длинные, до пояса, обрамляли ее немного зауженное к побородку лицо, чистое, без намеков на веснушки. Только небольшой родинкой на щеке отметила ее природа. Голубые глаза были так бледны, почти прозрачны. Русалочьи глаза невольно создавали видимость загадочной, не без греха души. Смуглая кожа придавала ей экзотичности,  развитой стан напоминал стебель, отяжеленный спелостью зерен.  Как было не обратить на нее внимания.

И обратили! И не кто иной, как некровный родственник, Лев Кириллович Меньшов.  Следует отметить, что Лева, так его называли родные, постоянством не отличался, сказать даже точнее имел слабость к женскому полу. Однако женщин отмечал не всех,  а только красивых. Расскажем небольшой интимный секрет: «Он вел, так сказать,  реестр покоренных женских сердец поименно и в хронологическом порядке. В минуты тоски Лева любил доставать тщательно спрятанный документ и любовался каждой записью, отдельно вспоминая сопуствующие записи и ощущения. Список свой он хранил ни перед кем не выхваляясь и никому не показывая, даже жене! Может кто-то из читателей хочет осудить его? Но напрасно, кто-то коллекционирует монеты,  марки, спичечные коробки, а Льва Кирилловича поразила страсть к коллекционированию женских душ…

Тем не менее в семейной жизни Лева был менее страстен, и домашнюю супружескую жизнь вел аккуратно и преданно, дабы не огорчать Татьяны Александровны или Таты, как дома все ее называли, включая двоих малолетних детей, Линочки и Левы младшего. Красоты в супружеской жизни Льву Кирилловичу остро не хватало. Потому он без угрызений совести, вполне закономерно испивал красоты на стороне.
 
Наверно не стоит даже разъяснять, что такая свежая невинная красавица, как Веста, поразила нашего героя в самое сердце, хотя уже и порядочно изрезанное. В то же время Лева сильно озадачился: какую же тактику обольщения к ней применить? Каких у него на вооружении было ровно шесть. Вот в чем задача! Но вскоре успокоился и решил, что так как девушка невинна, а следовательно в любовных оригинальностях не искушена, стало быть изобретать лишнего не стоит – будем брать романтикой. У него были отработаны некоторые приемы,  а также заучены наизусть с десяток стихов о любви неизвестных авторов, которые он нагло выдавал за свои, стыдливо краснея от приписанного лжеталанта. По приезду Весты Лев Кириллович выдержал некоторую паузу, дал девушке время освоиться на новом месте и приступил…

Лева взял на себя роль заботливого отца, которого у Весты никогда не было. Все свое к ней внимание он объяснял жене отеческой заботой к несмышленому, юному существу. И Тата всячески поощряла такие его ухаживания.

Веста охотно принимала внимание своего благодетеля, по наивности своей не замечая в какую тонкую паутину он ее окутывал. Ей было очень лестно знать, что хоть кто-то,  а тем более такой незаурядный, талантливый мужчина заботится о ней и почти каждый вечер беспокоится о том, чем бы занять ее.  Целуя при встрече Весту в лоб, Лева почти незаметно каждый раз уклонял свой поцелуй в сторону, так что в один из вечеров поцеловал ее возле уха, а там и до красивой смуглой шеи недалеко. Он очень часто рассказывал амурные истории, приэтом искуссно описывая ей любовные сцены и переживания, чтобы воображение рисовало их и чувства проникали через нее искушая и проникали через нее искушая и навевая интересные мысли. Однажды решив, что работа проделана не малая, он, провожая Весту домой, обнял ее, притянул к себе и хотел уже поцеловать, но Веста отпрянула и с недоумением  посмотрела на Леву.

- Что, что такое? – в изумлении спросил смутившийся Лев. Но смущение его длилось мгновения и он тут же сменил его на недоумение. – Что случилось? Веста?

- Ты как-то странно себя ведешь, Лев… - сконфузившись ответила Веста, уже стыдясь за свое поведение и опасаясь как бы Лев не оскорбился, потому что та мысль, что пронзила на мгновение ее мозг… Да, нет, этого и быть не могло. Стыдно, стыдно стало Весте.

- Неужели ты подумала, что..? О, Боже, Веста, да как ты могла?  - Лев все таки оскорбился. - Наверно, я сам, сам дал повод так думать.

Лицо его открыто выражало страдание. Он не смотрел ей в глаза. Веста торопливо и сбивчиво стала доказывать обратное, но выходило как-то не складно. Тут Лев резко оборвал ее, холодно попрощался и ушел, даже не поцеловав ее в лоб, как обычно…
Веста осталась одна возле дома, где жили студенты, было темно и Веста почувствовала что, что-то эта темнота отняла у нее. А ведь она сама в этом виновата. Она долго пыталась осмыслить что произошло. Покопавшись в себе Весте открылась ужасная причина. Она ужаснулась себе и застыдилась обнаженной истины. Но это была правда. Это она, Веста, хотела чтобы случившееся произошло.

- О Господи! – вырвалось у Весты из груди. Она обхватила лицо ладонями, пытаясь унять жар на щеках. Жаром стыда покрылось все ее тело. И она принялась быстро идти, затем бежать. Веста бежала от чего-то, со страхом оглядываясь, как-будто ее уже уличили в преступлении, которого она всем своим существом хотела избежать.

Прошло два дня, два мучительных, изматывающих дня.  Лев Кириллович не давал о себе знать, стало быть он обиделся – и привычные отношения навсегда разрушены. Чувство вины не только не оставляло Весту, но с каждым часом увеличивалось. Ах, еслибы был кто-нибудь, ну хоть кто-нибудь с кем бы она могла поделиться, кто бы разъяснил ей как быть, возможно трагедии бы не случилось! Но…
Занятия тянулись очень медленно, а ей так нетерпелось уйти. Остановилось время, но минута за минутой дни проходят и наконец она свободна.

Веста спешила, какая же длинная дорога, когда же она кончится!
Лев Кириллович с супругой жили в небольшом, красивом, светлом доме в семь комнат. Достаток у семьи был довольно приличный, чтобы жить ни в чем себе отказывая, но без излишков. Двор встретил Весту ухоженным газоном по правую и левую сторону, дорожка от  забора до двери была выбелена по краям белилами. Все чисто и аккуратно без претензии  на индивидуальность. Комнаты были выдержаны в стиле ампир, барокко, винтаж, рококо, английском стиле и стиле хай тек. Все идеально, ни к чему не придраться, как в журналах.

- По журналам и проекты делали – с достоинсвом говорила Татьяна Алексеевна Весте, ознакамливая ее с домом, что было ее гордостью, как и дети, как и муж. - Лева тебе книгу обещал? Но я, право, не знаю есть ли у нас такая. Скоро Лева прийдет, он сам тебе покажет.

Тата никогда не вмешивалась в дела своего мужа, она ровно ничего не смыслила в литературе и в его служебных делах. Все что ни делал Лева его критике не подвергалось. Она была уверена, что лучше, чем муж, ей, Тате, никогда ничего не предпринять.

В гостинной Весту уже ждал красиво сервированный стол для чаепития. Ажурная воздушная скатерть покрывала стол, стол украшал сервиз  красивого голубого в белую крапинку фарфора, белоснежные салфетки, завернутые в причудливую форму и букет из бело-желтой композии роз завершал образ чайного столика. Тата усадила гостью за стол и принялась потчевать родственницу различными кушаньями: восточные сладости, пахлава, сушенные фрукты, варенья, свежие сливки, печенья, два вида чая: индийский и английский…

Хозяйка исполнила полный ритуал гостеприимства, говорили ни очем и о чем только не говорили. Веста слушала, ела, пила, говорила машинально, плохо отдавая себе отчет в словах и действиях. Ее мысли были далеки, очень далеки и вряд ли бы они вызвали у хозяйки такой покровительственный вид и радушие, которые она изучала теперь.

Но настала долгожданная минута, послышался шум в прихожей и через несколько секунд  на пороге гостинной показался Лев Кириллович Меньшов. Лева ничем не выразил смущения при виде гостьи, выражение лица его говорило о приятном удивлении и он как обычно по-отечески поцеловал Весту в лоб.
За чаепитием последовал тщательно продуманный Татой обед и закончился восклицанием Таты: «Лева, покажи Весточке наш сад – и уже обращаясь к Весте добавила – мы каждую неделю приглашаем садовника подправить кое-что.»
Итак Лев с Вестой очутились в саду. Вечерние сумерки уже начали подбираться и постепенно окутывали сад, развесистые деревья, Весту, Льва Кирилловича.
Молчание длилось до середины сада и тут Веста не выдержала: Я, Лев, хотела извиниться перед тобой за тот случай. Как я уже поняла, ты ни  в чем не виновен,  это я исказила. – Веста запнулась - извратила все … - и опустила голову,  не смея взглянуть Льву в глаза.

Чуть заметная улыбка, всего на секунду пробежала по его лицу.  Улыбка эта выражалась не сколько движением губ, сколько глазами. Будь Веста поуверенее и глядя Льву в глаза при своем  признании, она непременно уловила бы ее, не умом, а чувственностью. Но слепота стыдливости запеленала Вестины глаза и разум.

- Я  должна, я обязана объяснить… - начала Веста, но тут почувствовала цепкое горячее объятие и Лев уверенным, резким движением притянул ее к себе и страстный, жадный поцелуй обезоружил Весту, сметая все мысли на своем пути и не давая опомниться…

С этого дня жизнь Весты изменила свой ориентир. Всепоглощающая страсть сменялась муками раскаяния. Ничто не могло отвлечь ее от внутренней эмоциональной перегрузки. Новая жизненная, неожиданная тайна сменила полярность ее сознания. Веста знала, что прежней ей уже не стать. Нервное напряжение давало о себе знать: она стала раздражительна,  обидчива, слезлива. Любое  слово однокурсниц по отношению к Весте внушало ей какой-то двойной смысл, и смысл скорее обидный и обличающий ее в безнравственных поступках. Мнительность ее доходила до болезненности  - она терялась, покрывалась багровыми пятнами, в горле выростал комок и голос начинал дрожать. Ночь превращалась для Весты в мучение, она долго не могла заснуть,  а засыпая через час/два просыпалась, спасаясь от ужасных навязчивых сновидений.

Подолгу глядя в темноту ее воспаленное воображение рисовало страшные причудливые образы. Сегодня на лекциях Веста изучала творчество Гойи, а ночью ее уже мучили видения Сатурна, пожирающего своего сына. В комнате у Весты стояли две большие иконы, одну из них подарила ей мать перед отъездом, другую коллега матери, преподаватель истории Мария Павловна, которая очень любила Весту, хотя и не очень близко общалась с ее матерью. Так вот, когда наступали сумерки Веста без страха не могла смотреть на иконные лики, ей казалось, что лица злятся на нее.  Мурашки страха покрывали ее тело, металлический холод щипцами сдавливал сердце. Она стала избегать людей и обществ. Ей невыносимы были пустые разговоры при таком душевному упадке и возбужденности чувств. Но отшельничество еще более усугубляло ее сотояние. Нелюдимость сменилась пугливостью . Она не находила себе места.
И все это длилось ровно до того часа, когда Веста спускалась к низу города, на окраину, где ее ждал счастливый уверенный в себе, беззаботный Лев Кириллович.
Он не клялся ей в любви, ничего определенного не обещал, но «Веста – ты мое счастье.» - звучало как заклинание и как молитва одновременно на его устах. Да, он не врал, он ее любил сейчас. Веста была для него, как чистый лист, и он мог вложить в нее какие ему угодно убеждения.

Он в несколько словесных оборотов менял ее настроение, он объяснял ей ценность ее существования рядом с ним. Но возвращаясь к себе Веста заново распалялась! И с каждым днем становилось все мучительнее…

А Лев Кириллович возвращаясь домой, все также обедал, пил чай, слушал скучные однообразные монотонные отчеты жены и хозяйстве и городских сплетнях. И напившись чаю читал на ночь Макиавелли и засыпал ровно и ходил на службу все также аккуратно.

Неизвестно сколько еще бы длилось спокойствие Левы, еслибы в один из дней Веста не заметила неминуемые последствия своей связи. Но существо, жившее в ней не ощущало никаких импульсов любви и радости от своего зарождения. В этой новой жизни Веста чувствовала фатальность и наказание за свою пятимесячную тайную связь с ним. Развязка была неизбежна, но чем же все это закончится? Ведь пострадавшие непременно будут, даже при самом благоприятном для Весты решении событий.

Лев Криллович новостью был ошарашен. Прежняя маска галантности и мужетсвенности была снята и до конца событий уже не украшала его. Былая беззаботность и аккуратность семейной жизни оказалась под вопросом. Мозг его работал во множество направлений, какие только фантастические планы не бурлили в его голове, хотя, кажется, Лев никогда не читал женских романов. Он раскаивался во многом: и в беспечности своей, и в том, что не предпринял должных мер предосторожности, и в том, что родственность так близка и большая опасность оглашения секрета, но только не в изначальном поступке своем. Это глупо, по крайней мере. Никто из мужчин не отказался бы. Закон природы прежде всего. – размышлял он. Хотя именно закон природы надорвал такое приятное времяпрепровождение двоих любовников.
«Выдаст или не выдаст – думал Лев о Весте.
– Да, нет не посмеет. Ведь семья, все же семья. Я прав, это без сомнения, да и никто бы не поступили наче. Нужно решить все незамедлительно. Для нее так тоже будет лучше. Такая молодая, вся жизнь впереди. Но переживет ли? Чувствительна больно… - задумался Лев, но мысль обличающая совесть, быстро пришла на помощь. – Определенную сумму соберу!  Для нее же, для облегчения страдания. Составив план действий и немного успокоившись Лев вышел к обеденному столу (дабы не нарушать привычного поведения и не сеять волнений в привычном кругу), а после отправился на условленной свидание к Весте.
 
Веста жила в полуреальном мире, грань действительности для нее стала очень условна и исчезала с каждым днем. Слушать лекции у нее не было сил, оставаться одной в комнате было невыносимо. Веста блуждала в окресностях города, сотни лиц мелькали перед глазами, ни одного из них не запомнилось , но частица каждого встречного лица отпечатывалась в сознании, а ночью страшные совокупления глаз, слов, волос, носов, губ, мужчин, женщин и обрывки разговоров рисовали в возбужденном мозгу безсвязные картины.

Многие люди, находясь среди других людей, в людных местах, просто на улице, включают полнейшее безразличие ко всему происходящему вокруг.
Кажется, уже никакое из ряда вон выходящее событие не нарушит их безразличия. Но встречаются и в наше окаменелое время живые души, которые могут заметить беду у ближнего, даже пусть это будет случайный прохожий. И вот в один из дней, наполненных беспорядочным блужданиями, Веста зашла во двор заброшенного дома.
Двор был тихий, безлюдный. Плохо ухоженный садик густо разросся, деревья сплетались ветками с другими деревьями, сквозь высокие сорняки выглядывали головки красных и синих цветов. Небольшую скамейку под бордовым густым плющем заметила Веста, немного углубившись в сад. Небо собирало темные тучи, маленькие редкие капли начинали кружить в воздухе. Плющ плотным ковром закрывал скамейку, над плющем нависал клен – место было надежно защищено от дождя. Поэтому Веста решила переждать непогоду здесь. Она присела, облокотилась на спинку – и сразу почувствовала расслабление в членах, утомленных долгой ходьбой.  Множество мыслей витало в голове, перебивая одна другую, так что остановиться на одной из них Весте никак не удавалось. Она пыталась мысленно отгородиться о тяжелых дум. Тяжело, глубоко вздохнула, закрыла глаза и откинула маленькую темную головку на скамью. Тишина и ненавязчивый, легкий шум колышушихся растений подействовали на заблудшее юное существо умиротворяюще.

Хлынул дождь, раскаты грома пробудили Весту. Она открыла глаза – за считанные секунды небо потемнело, извилистые молнии, словно жилистые вены, разрезали небесную кутерьму туч.

- Какая страшная монументальная красота, тихий высокий голос заставил Весту не без страха обернуться в сторону.

Высокая сухощавая женщина с ровной горделивой осанкой, вся в черном одеянии и в черной шляпе с широкими полями сидела  чуть поодаль Весты. Стан ее был тонок, она сидела не касаясь скамьи спиной, аккуртно сложив тонкие бледные кисти на коленях. Веста внутренне съежилась от пронизывающего жуткого чувства. Она готова была побиться об заклад, что минуту назад таинственной женщины здесь не было.
 
- Вы затаились, дитя? – спросила черная женщина и не дожидаясь ответа продолжила. –  В такие минуты, как у вас – и она указала длинной кистью на Весту в область ее груди. Я наведываюсь сюда.

- Вы здесь живете? – спросила Веста, выдавая свое волнение прерывистым дыханием. – Одна?

- И здесь тоже и вообще… - неопределенно ответила черная женщина, рисуя в воздухе что-то наподобие облака.

Веста внимательно всматривалась в лицо. Глаза у нее были странные: бледные, широкие с чуть заметной водянистой голубизной. Взгляд был глубок и влажен, создавая видимость «глаз на мокром месте». Легкий дух ладана исходил от нее.  И Весте вспомнилась песня в исполнении Вертинского «Ваши руки пахнут ладаном», которую очень любила мама. Может быть струна детских воспоминаний была затронута,  потому что Веста почувствовала к черной незнакомке симпатию, внезапную и ничем не объяснимую:

Ваши руки пахнут ладаном
А в душе горит печаль
Ничего теперь не надо вам
Никого теперь не жаль – запела высоким голосом черная женщина.  Веста от удивления смотрела на нее во весь распах своих бледно-голубых глаз. Она открыла рот, чтобы вымолвить: «Как?» , но черная незнакомка улыбнулась и опередила ее:
- Да, да, я вижу, знаю все, что у тебя там – и опять указала на Весту в область груди.

- Вы кто? – спросила Веста, и не получив ответа снова воскликнула  - Да, кто же вы?
- Ты заблудилась, деточка милая. Ты ищешь путь не там, ты не туда свернула, не на ту тропку. Не свою жизнь живешь. Тяжело маленьким чистым созданьям не оступиться. На чистых и светлых соблазны сильнее наступают. Чем больше соблазна, тем у души начало родственнее чистоте. Осмотрись, не пускай их к себе. Они все слабости твои видят – и закрыла глаза, спрятав их водную гладь.
Веста слушала изумленно, жадно, как в первый раз слушают проповедь.

- Скажите, не томите, откуда вы знаете, кто вы?
- Я? – рассеяно спросила черная женщина, потом посмотрев дождливое небо и указав на него обоими руками, ответила: Я –женщина дождя.
Веста устремила взгляд вслед за движением рук черной незнакомки. Обернувшись к ней, Веста обнаружила, что на скамье никого нет. Еще несколько секунд она оторопело смотрела на место, где сидела черная женщина. Страх гнал Весту  от странного места, от необычной втречи, которая граничила с чем-то мистическим, что испугало Весту не на шутку. Всю дорогу обратно к дому, а от дома к Льву Кирилловичу, черная женщина или женщина дождя, как назвала она себя, не выходила у Весты из головы.

«Что такое , эта женщина дождя? Уж не злую шутку ли сыграла со мной моя болезнь?» - думала Веста.
 
Лев Кириллович ждал в назначенном месте. До прихода Весты он был полон решительности покончить немедленно по приходу Весты.
Но только она переступила порог и он увидел ее лицо, которое само по себе говорило о внутреннем состоянии, убеждение его понемногу исчезало.

Непрошенная жалость закрадывалась в душу, вытесняя весь план невидимых действий. А Лев Кириллович человек был очень очень жалостливый. Он жалел бездомных котят, жалел проигравшегося игрока, жалел сирот, жалел неудачно приготовленного соуса, так портящего вкус блюда, жалел сослуживцев, не поднимающихся по служебной лестнице, да и много чего. Сердце Льва было очень чувствительно к различным, даже на первый взгляд незначительным потрясениям духовной и бытовой жизни.
Веста зашла и села на край стула в прихожей. Она ни о чем не спрашивала, все молчала. Лев очень неуверенно прервал молчание каким-то неуместным вопросом, мерзкая стыдливая улыбка не покидала его лица. Веста ничего не слушала, она смотрела на своего избранника.

Нет, она не винила себя в том, что обманулась. Она винила жизнь-лицемерку, двуличную, двугранную. Почему она не показала другую сторону медали. Почему, чтобы осознать жизнь, нужно обязательно об нее разбиться, рассыпаться на кусочки. А собрать потом себя, не растерев безвозвратно осколки чувств, без которых будущее существование  неполноценно? Мы платим судьбе частицами своей души за жизнь, которую нам подарили, казалось бы, безвозмездно. Выходит сохранить душу и тело невредимым невозможно. Донести себя цельного не расплескав по дороге, к тому главному в своей жизни. А доходишь изменившийся, изменивший себе, другой, от точки начала до точки конец. Из пункта А в пункт Б, как в дестком учебном задачнике.

Веста думала и глядела на Льва уже почти брезгливо. Приподняв возмущенно верхнюю губу, алую, припухшую от душевной боли, она сказала:

- Я родить от тебя не хочу!

Лев бросил свои маневры увиливания от глаз Весты, посмотрев на нее серьезно и пристально. Он, конечно, внутренне радовался легко решенной проблеме, так мучившей его вот уже сколько времени не переставая. Но Лев был не глуп, он понял ясно и определенно, что для Весты он уже больше ничего не значит. Он даже не нуль, он число со знаком минус! И так стало ему жаль себя, что слезы жалости потекли одна за другой,  только текла она внутрь.

2012Г.