Темнота

         Больше всего я боюсь темноту. Только она может окутывать воображение непроницаемой пеленой, в которой скрываются все наши страхи. Темнота таит в себе самые невообразимые и отвратительные создания из книг или фильмов, пробуждает ощущение паники после кошмарного сна.
         А самое страшное то, что темнота пугает меня каждый день.
          Иногда мы с папой идем в лес и задерживаемся там, возвращаясь обратно в вечерние сумерки. Тогда темнота медленно опускается на покрытое пушистым мхом болото. Сначала она проникает в гнилые пеньки, а потом расползается по всей опушке. Черные языки темноты облизывают спелую морошку и медленно ее проглатывают. Потом они доходят до корзинки с грибами, оставленной возле старой сосны, заставляя меня бежать к самой границе сумерек и вырывать свою добычу из объятий этого зловещего предвестника ночи. Приближаясь к дороге, я слепну от света фонарей проезжающих мимо машин, которые так легко перепутать с глазами страшных зверей и чудовищ, блуждающих в темноте.
          На берегу моря темнота приходит с горизонта, и за ее приближением можно следить по заходящему солнцу. Ей предшествуют кроваво-красные переливы на облаках и моя тень на песке, которая тянется до рыбацких лодок. После наступления темноты находиться на берегу не так страшно, потому что дача светиться как маяк, и в залитых светом окнах видны фигуры бабушки и мамы. Но даже с такой поддержкой в этом царстве непроглядной ночи в шуме волн, накатывающих на берег, слышны шаги неизвестных тварей. Они выходят почти беззвучно, но звук лопающихся водорослей заставляет меня побежать в сторону дома и не оборачиваться назад.
            Самое страшное, что может случиться перед сном – это поход в туалет. Когда я медленно открываю дверь и выглядываю на залитую тьмой улицу, слышен лишь шум моря и ветер, который шелестит одинокими деревьями. Но стоит мне только выйти на тропинку, и всё замолкает. Тогда я слышу каждый шорох, и любой скрип ветки кажется стоном заблудшего духа, который прячется в темноте. Я стараюсь смотреть только на тропинку, освящаемой моим тусклым фонариком, и не думать о том, что происходит вокруг меня. Даже в туалете не так просто спрятаться от темноты: ветки сосен хлещут по тонким деревянным стенам, как крылья летучих мышей, которые ждут меня снаружи и сверкают острыми клыками под лунным светом.
             Темнота достигает своего апогея, когда я остаюсь на даче один. Я держу фонарик под одеялом до тех пор, пока не почувствую скорое наступление сна. Тогда я отключаю фонарь и закрываю глаза, стараясь слушать только шум моря. Но малейшие шорохи в комнате все равно пробуждают во мне страх. Я представляю, что на сотни метров от дачи есть только темнота. Даже соседи, которые наверняка уже спят в своей избе, тоже окутаны темнотой. Копия картины «Всадница» Брюллова слегка пошатывается на стене, а лошадь смотрит на меня красными, налитыми кровью глазами. Заслонка печи медленно открывается со слегка уловимым скрипом, и там сидит домовой, черный от углей. Слипшиеся волосы полностью закрывают его лицо, из которого прямо к моей кровати тянутся длинные, прозрачные руки. Часы на полке тикают еще громче прежнего и в какой-то момент останавливаются, создавая вокруг напряженную тишину.
           Проснувшись утром с первыми лучами солнца, я радуюсь тому, что остался живой после этой жуткой ночи. Море ушло далеко за рыбацкие рюжи на отливе, но вернется обратно к берегу вечером, вместе с очередным наступлением темноты.