Ротуск

               
                I   


Наши сны, как много они значат? Ей, ему можно говорить о любви, верности, но один яркий сон и наступает понимание того, что гнал от себя, гнал как ужас с которым невозможно бороться. Подобные сны настолько отчётливы, что проходят годы они не стираются и не только не стираются, но возникают в памяти с новыми деталями, которые не могут быть без личного присутствия, без живого взгляда на картину увиденного. Проходят десятилетия, меняется понимание произошедшего и открывается: любовь быстро ушла, или её и не было, а был только возраст, требующий иных отношений, требующий исполнения установившихся норм.

На коленях перед ней стоял Кеша, её первая любовь. Понадобились годы, чтобы судьба соединила их. Они верили: данный шаг ничто не сможет изменить, они часть друг друга. Он будет жить для неё и Паля радовалась за свой выбор - ей будут завидовать. Вместе они будут счастливы.
Только время перевернуло страницу угара близости и оказалось: при ожидании радости от предстоящей встречи, она видела холод; он: погружённый в минуты совместного счастья и ожидающий повторения, спешил домой, но натыкался на обещанный неделей ранее террор. У них единства изначально не могло быть, и они могли сойтись только в оплату некого долга, или кредитом к будущему. Вместе, они могли копить только: разочарования, обиды, ненависть.  Отношения, на долгое десятилетие установились на уровне: встреча, мука разрыва, вновь встреча и вновь разрыв. Разрыв - терзания от глупости и мелочности проступков, от жестокости высказанных слов. Раскаяние  ищет встречи для объяснения но, встретившись и вернувшись в радость примирения, очень скоро возобновляется обоюдная неуступчивость, желание покорить и вновь обиды, зло за себя, за неё за безысходность судьбы. Попытки вырваться из замкнутого круга, через другие знакомства заканчивались ничем. Любопытство, радость открытия нового человека, но до их встречи, новой подруги и его жены -  посмотрят молча, без эмоций друг на друга, и через какое-то время закрутится перед ним -  это новое не более чем стремление к материальному благополучию, отметке в паспорте, то - есть к тому, что уже имелось. А имелось: встреча, разрыв, балкон с секундомером - камень летит до асфальта, а стрелка, словно останавливается.

 При остановившемся времени, его друг предложил путёвку в речной круиз по историческим местам Сибири. В далёкой глуши, в местах ссылок революционеров 1912 года, в той части Оби, где нет постоянных поселений, нет аэропортов и вокзалов, нет речных портов, среди ночи, ему, пристёгнутому к откидывающейся кровати,  приснилось. Нет, это не сон, это видение с деталями. Они, его жена и друг устроивший поездку, в одной постели. Всё многолетие мук, ненависть и привязанность, желание покончить с ней и с собой, в раз, по пробуждению, взбунтовало мозг. Закрыло часть с памятью невыносимости имеющегося ада, чтобы другая часть, с записью невозможности раздельного существования, вызвала полусонного капитана корабля с  требованием, немедленно остановить любое проходящее судно для экстренной доставки в ближайший аэропорт. Капитан, взглядом поняв невменяемость сего туриста, включив связь, или без связи,  в отключенный микрофон просил остановиться всё проходящее, одновременно убеждая, что всего через сутки, они будут в областном центре и оттуда не будет проблем добраться; сейчас же, согласно маршрута, он не имеет права отменить стоянку для дневного отдыха, с диким пляжем, удочками и развлечениями.
К вечеру, кипевший чайник остыл, вернулось сознание, вернулась способность к размышлению. Песок, который ещё утром, он готов был тоннелем рыть к той кровати, днём, теплом каждой песчинки, уносил десятилетнюю безысходность.  Драма уходила - ему всего тридцать семь.
 К вечеру: свежесть воды, беззаботность отдыхающих, вернули в радость окружающего мира, в красоту жизни. Весь берег, заполненный молодостью, ликовал и танцевал от переизбытка энергии. Берег звал присоединиться, звал стать частью радости Жизни. Он начинанал различать мир. Мир требовал его присутствия; он увидел красоту, вернулся в реальность, которую не замечал, не видел, пока не прокрутился секундный ролик, ролик, скальпелем оголивший истину. Кто его даровал, кто даровал освобождение, и почему только через десяток лет?

Много позднее, видение похорон не оставило волнений, хотя та же явь деталей - реального взгляда присутствия в том миге собственным сознанием: По двору на руках несут гроб, уходят почему-то за угол дома? Однако поездка, встреча с дочерью, её пояснение  «Проезд перегородили блоками, и потому несли на руках до машины – на вопрос где захоронена? Ответила – Там дядя Гриша. Он у кладбища каждый день. Он покажет». Вернувшись, Кеша открыл фотоальбом, собственная запись на её фото «Не даёшь думать не даёшь жить. Освободи»  перетрясла его внутренности - запись сделана за неделю до насечки на могиле.  Он хорошо помнил состояние времени написания: острота чувств вновь оставила без способности принимать решения. Он слышал её голос, её зов, который в очередной раз поработил, овладел им, и только сотни километров бездорожья, да обязательства накопленные десятилетиями, спасли от возобновления отношений. Она же, в очередной кризис, в ненависти, вынудила своего первого мужа закончить её страдания. Далее только он, всё оставшееся время, время восьми лет строгого режима, время брошенности в бездомность, аптечные настойки и тройной диколон, нёс свой груз, нёс, боясь минут просветления, бессонницы - в бессилии, прося и прося  Всевышнего остановить непосильность существования. Это она, Паля, рождённая в непокорность и не покорённая и после смерти, властвовала и возносила, мучила и казнила.
   
                *******

Написанное здесь для чего это? автору не ответить. Если сказать, что есть вера в свои силы способные изменить мир? нет у него подобных сил, и даже есть уверенность, что кто бы что не написал, не сказал, мир слышит и не верит, или не способен верить без собственного опыта, без собственных шишек? «Умный, учится на чужих ошибках» - правда ли это? Мир признаёт величие У. Шекспира, часть величия которого - убийство Меркуцио, который минуту назад издевался над беззащитной молочницей. Что изменилось? разве сегодня многие из нас не издеваются, не унижают слабых, беззащитных. Унижают и издеваются, при этом в гордости за себя. Прошло более четырёх веков, сменились десятки поколений, но перемен нет...
Далее автору не сказать где явь, где воображение, где сон. Всякий раз, перечитывая написанное, от части  эпизодов, от большей части мыслей, хочется отказаться, в другой раз, как раз данные участки кажутся лучшими, и увидится на кратчайший миг, что самый, самый каждый из нас меняет  мир, каким бы маленьким не считали его, или он себя, он меняет весь мир, и кто его знает? вдруг наперекор всему Вы найдёте что-то на этих страницах, что изменит вас, а Вы сделаете, чуть справедливее и счастливее остальной мир, или наоборот, сами станете счастливее принятием существующего.

                *******
            
Голова. Жар в голове. Мыслям тесно в черепной коробке. Сознание удерживается крайним напряжением. Нужно подняться, дойти до холодильника,  достать банку холодного напитка, запрокинуть голову чтобы влить в себя содержимое, только что это? Енокентий падает. Угол рассекает затылок. Физическая боль разорванной кожи, открывает калитку в безграничность. Сознание, оставив тело, несётся с новыми бесконечными возможностями то в прошлое, то в будущее. Несётся, а собственная судьба мчит не отставая, в круговерти с прочими судьбами и не разобрать, кто ведёт, кто ведомый; не разобрать, кто виноват и есть ли виноватые?
 
 Кешку призывают в армию,  вновь он перед своим капитаном, а Холгин спрашивает –  «Справедливость найти хочешь? Мир тебе не ндравится. Каждого счастливым видеть хошь? Помню тебя в твой первый призыв, и тогда ума не было –  Кешка лезет в бутылку – И сделал бы, только командиров много, а цели и у одного с моими не совпадают –  Капитан, будто не слыша, продолжил –  Приходите служить, а вместо службы сплошной бред. У тебя и того хуже, двоих за жизнь счастливыми не сделал потому, видно, весь мир осчастливить жилаете».
Офицеры противовоздушной ракетной части неделю в месяц  дежурили на пусковой площадке, остальное время жили во временном посёлке без тротуаров и асфальта. У них не было авто, дачи, лодки, а по прошествии лет, покажется –  у них кроме погон и чемодана совсем ничего не было. Его же капитан выпадал и из этого ряда: шинелька осталась одна –  парадная, в ней оборудование осматривает, в ней же, в День победы, поздравление принимает; на ногах солдатские юфтевые сапоги, каблук из ремонта - не подоспел новый призыв с 46 размером. Старшина, в данную роту отбирал пополнение по размеру ноги командира.
 О нём басни, анекдоты ли, доходили до солдат быстрее автобуса в котором он приезжал: На гауптвахте - сорвал Новогоднее поздравление генерала. Попытка утихомирить вызванным нарядом, перешла в рукопашную, с победой капитана. С учебных пусков вновь на губе: столичный майор, прикомандированный на время учений для отметки в послужном списке, во время застолья подковырнул его формой, но успел сбежать и закрыться в туалете, только капитанский супер тяжёлый вес двери вынес, а разбираясь с подоспевшими усмирителями –  разворотил и тамбур. По прибытию подведение итогов – цель поражена - все отмечены. И Холгин отмечен: за дебош, за ремонт вагона, лишён очередного звания; возвратился в компанию холостяков - жена оставила.  И его, Енокентия, вторично призывают под знакомую руку, ну нет – «Скажите  т. Капитан, как уйти в другой полк, часть, куда угодно только к командиру без вашего шарма? Нет желания в наряде, в вашем номере бутылки из-под «Дубка» выгребать –  Тебе...? в другую часть? Ты уже мог  в другой части оказаться - в дизбате, или за решёткой. Забыл, как вывел с боевого дежурства ракетную установку – затопив насосную, или тебе напомнить, как тебя всем полком искали прочёсывая лес, а ты спал в бойлерной, рядом с автоматом. Компрессор сжёг, на полгода оставив часть без системы пожаротушения. Не продули, трубы разморозили. Чего  замолчал то, или ещё и гражданку вспомнил?  Отдай тебя закону, тебе в тюремном морге десятилетия без похорон лежать чтобы судейское решение исполнить» Замолчал и он, посмотрел толи с жалостью, толи с болью, словно вновь докладывает старшина о провинностях, тянущих на 10 суток, а ему, нужно найти решение, которое воспринималось бы высшей справедливостью. Ему ошибиться нельзя. «Здесь, в этой канцелярии, мне дали право решать кого принимать, а кого назад, это тех, кто земные желания не исполнил, там не должно оставаться желаний. Потому, садись в «Папелац» выбирай точку в мире, устанавливай свою правду. Убедись сам, набрался ли ты разума за жизнь?» 
Кешка сел, стеклянный фонарь закрылся, перед ним ручка управления, экран. На экране глобус с зелёной точкой. Точка висит на окраине города над его домом. Он потянул ручку, «Папелац» устремился вверх, ручку вниз, в сторону, уже другая местность – невзрачный дом на веранде которого он помнил каждую доску, помнил, даже чувствовал шероховатость скамейки у калитки. Этот дом, во время учёбы в городе, останавливал мысли, сюда вели его дороги. Среди лета, в вечерних сумерках у открытого окна она губной помадой написала на его руке «Любаша» затем произнесла  «Меня так называл Папа». Что может означать для безусого мальчишки подобное? Он так и думал, ничего - впереди два года учёбы, три армии, и на три же, она его старше, только увезли на восток, самый дальний ранее, за год до окончания.
Если сказать, что позднее он желал вернуться в прошлое, извиниться и исправить, нет и даже более того, разум подсказывал – по-другому могло быть хуже. Уходящие служить ребята, провожающие девчонки, и вариант –  «Буду ждать - Жди, ты у меня одна» При этом сидит в подкорке - они  не дожидаются; сидит в подкорке - ребята возвращаются... иногда с жёнами. Может подкорка, или не соответствие налитому в стакан с наложенным в тарелку, только закончилось – «Возьми свои фото, верни мои».          
Армия служба в три года. Три года – «Людей здесь нет, одни солдаты»,  писали верно многие. Перерождение в солдата давило памятью прошлого: документальное кино со старухой без зубов - слёзы. Старая говорит о своём, а он видит морщины своих близких. Она, в полземли согнутая, стоит палкой подпёртая и он, в солдатской гимнастёрке видит себя пушинкой мира на памяти удерживающейся. Слёзы катились в темноте зрительного зала, висели сопли и ничего не утереть, страх сжимал внутренности –  включат свет и все увидят хлюпика, что сидит рядом с ними, которые с оружием поклялись верности, с ними, которые получили назначение - первым эшелоном занять траншей в очередном военном конфликте. Упирающееся детство навсегда расставалось с ним. Это оно накатывало слезы. Слёзы катились, из-за оторванности от привычного, которое не замечал, не ценил и не мог ценить будучи каждый день рядом.
Здесь, он стал называть её - Любаша, но письма написанные вечером, утром рвал - девчонки не ждут. Возвращаться? - ещё та примета. Ребятам приходили конверты от подружек, он не ждал, нет ждал, но ночи и иногда не ошибался - она была с ним и её фото лежало в блокноте. Просыпаясь, он проверял книжечку..., и всё равно день был особенный, счастливый день - она берегла его весь день, она заслоняла от грубости и злобы, берегла от собственного высокомерия, главного его врага в этом мире.

Увидел домик и забыл о своей цели, но голос капитана вернул к  намеченному - «Ты, до сей поры человека по сапогам оценивающий, над «Му-Му», да старухой плачущий, гусениц из-под ног на травку переселяющий, а близких, доверившихся тебе заживо съедающий, поторопись, пока вновь плешивым и без зубов не остался»  Действительно молодой и сильный мчал он в «Папелаце» над миром. Успеть, пусть в одном месте,  но установить свою правду, свою справедливость. Он верил: его справедливость, его суд, будет и действенней и праведней чем суд Всевышнего.
Ручку в сторону - виден океан, очертания островов, край Российской земли. Чуть вниз - видны идущие грузовые суда, промышляющие рыболовецкие, в стороне, раскачиваются два ошвартованные краболова. Экипажи торопятся: в аврале, с одного на другое добычу перегружают. Закончили, перешли в каюту и из сейфа хозяина судна, в грязноватый в рыбной чешуе мешок не пересчитывая перекочевали банкноты, с ним капитан вернулся на своё судёнышко, подошёл к рулевому  «Сын, разворачивайся к месту лова. Снасти соберите и в порт», затем спустился в кубрик, бросил мешок в угол, налил гранённый до краёв, выпил и лёг. Кешка вскипел: судно, государством построенное оказалось в собственности капитана и над морем, он тоже хозяин.  На глазах грабёж, в сознании верх несправедливости, сознание требует –  ручку в сторону, он рядом с судном, видны вмятины сбоку на носу, видна каюта с засыпающим капитаном. Рулевой держит курс поперёк волны. Кешкина мысль– «Держать по волне», усиленная «Папелацем», направляется на него. Повинуясь чужой воле судно меняет курс. Волна поднимает катерок и словно скорлупу опрокидывает, а следующая, накрывает сверху. Ещё миг и на воде палубный мусор. «С вами власти, толи борются, толи в доле состоят. На таком «Папелаце» за неделю на земле справедливость установлю»  подумалось Енокентию, нужно только побыстрее. Два касания к ручке и он на другом краю земли: внизу взрывы и смерти, разрушенные города, кровь, противогазы. На дорогах в пыли, жаре, толпы: женщины дети, жажда голод - бредут полуобморочные от своей ли власти, от тех ли, кто пришёл мир установить?
Они пришедшие, не пытаются переделать соседа живущего другими ценностями, при этом на противоположной стороне планеты, считают, что имеют право, имеют основания устанавливать свои нормы для целых народов. Они, жизнью не рискуя, представления не имеющие о чаяниях этих людей, устанавливают свой правильный порядок. Вдали от берега, в полной безопасности суда – оружием, электроникой перегруженные. На самолёты подвешивают боезапас и взлетают - мир устанавливают. Эмоции захлёстнули Кешку, он кричит – «Вы пришли с другой стороны земли воспользовавшись правом сильного, правом джунглей, потому машины стоп, полёты стоп – На мостике авианосца вздрогнули, головы подняли, отдают команды – Стоп. Взлёт отменить». Только, глянув друг на друга и не поняв, что с ними, щелкают по микрофону,  возвращаются в себя, в себя прежнего. Прежнего, со всей памятью своих задач: установления мира на этих территориях методом уничтожения несогласных. Словно не знают они: уничтожив врагов сегодня, завтра таковые же появятся и даже рядом, в своём окружении - часть соратников одержавших победу очень скоро увидит себя обделёнными, обманутыми - они объединятся, чтобы объявив бывших сподвижников врагами, постараться уничтожить их. Кешкино бешенство подсказывает - всех, вместе с кораблём на дно, чтобы неповадно было устанавливать за тысячи километров свои правила.
Из «Папелаца»  видны внутренности корабля, хранилища с ядерными зарядами, отсеки с боеприпасами. На палубе стартует самолёт, на подвеске бомба. Рука с травмированным указательным пальцем, узнаваемая рука Кешки, тянется к подвеске, ударяет по головке, самолёт спотыкается - взрыв, листы металла разрываются словно бумага. Пламя. В огне горят люди, напор пламени выжигает участки тела, обжигает и его собственную руку. Кешка дёргает ручку на себя, «Папелац» взмывает, корабль остаётся далеко внизу, однако он только кренится, он на плаву. Кешка в досаде хочет вернуться и довершить, «У них есть ядерное оружие, его мощью всех, всё соединение извести». Только что это? нет реакции, нет ответа на рукоятку. 

Только что это? кто-то хлещет по щекам, брызги холодной воды, свет. Кешка лежит мокрый,  в луже меж мойкой и холодильником, на груди стекло разбитой банки, голова кровоточит. Из пелены знакомый голос «Опять до чёртиков набрался  -  Хотел  попить - Знаем, твоё попить».
Утром к ТВ, за новостями. Новости есть: встречались главы - что-то подписали; предотвратили теракт;  по не установленной причине произошёл взрыв на авианосце принадлежащего сверхдержаве; на востоке  ищут исчезнувшее судно вместе с командой, показывают картинку - ржавый катерок, вмятины на носу. Енокентий, просмотрел и в город. В автобусе, впереди вполоборота сидел мужчина, он обернулся, и тело Кеши обмякло: лысина под шапкой, лоб, покрылись холодными каплями – он узнал капитана краболова. «Нет,  не он, нет, он» прозвучало в нём, при виде лежащего мешка рядом. Кешка вспомнил: волна переворачивает катерок, мешок в рыбной чешуе, пачки денег. Нет! Не может быть. Нет может, глаза остановились на руке, на опалённых волосах, по ноздрям ударил запах рыбы.  Его руки разрывают одежду. Руки откручивают собственную голову, с силой соскабливают небритость щетины. Сверху наваливаются, и сыплются как муравьи. Вырванная спинка сидения рассыпается  в руках, отбрасывается и само сидение и вдруг:  чернота, суставы хрустят, через мрак сознания - белизна халатов, шприцы забытьё.
 
Через месяцы спецсредств, опросов, уколов, его перевели в санаторное  отделение. Затем допустили в помощники на кухню, вскоре разрешили приготовление геркулесовой каши, назначили процедуру -  посещение аквариумной комнаты.
В одной из стен встроены два небольших аквариума, посредине, в нише между ними, икона с ликом целителя.  В аквариуме поселены: три оранжевые рыбки, одна мелкая светло-жёлтая и две средних размеров, серые. «У нас психическое здоровье пациента оценивается по его выбору рыбки для ужина, правильность выбора является основанием, для признания адекватности представления нашего мира –  сказал доктор, добавив –  Наблюдение за яркой тропической экзотикой, в течение двадцати сеансов по полчаса, успокаивает и восстанавливает. Красота закрепляет лечение».
При первом посещении, три оранжевые заняли место у лобового стекла, посредине их предводитель - толстый великан. Он замедленными движениями плавников демонстрировал себя на переднем плане, а большими на выкате глазами, казалось, следит и за залом тоже. С боков, его меньшие сородичи - одна вполовину его размера, другая в четверть. В левом дальнем углу, за водорослями, прилипнув к стеклу стоят две серенькие. Спереди, справа, протиснувшись за плоский камень, остановилась мелкая, жёлтая.
В другой раз картина поменялась. Спереди касаясь стекла, сложив плавники устроились серенькие.  Оранжевый великан проплывал мимо и вдруг, неуловимо быстро, сменив направление ударил носом в голову, казалось в безволии расслабившейся серенькой рыбки, однако она успела отпрянуть в сторону, чтобы сразу вернуться на место, и не будь звука удара по стеклу, момент остался бы не замеченным.
В его трудный день, день выбора рыбки на обед, серенькая осталась одна у дальней стенки, а на её месте в углу, вниз головой стояла средняя, оранжевая, при всяком приближении бывшей серенькой хозяйки, она бросалась на неё. Мелкая оранжевая, выискивала что-то у дна касаясь плавниками великана. Он парил над ней. Средняя, при попытке приблизиться к сформировавшейся паре, встречала отпор  мелкой, а если пыталась противостоять то подключался великан, и они вдвоём не успокаивались пока не загоняли её назад в угол, пока та не становилась головой вниз. Её попытки занять противоположную сторону, с воздухом от компрессора, вызывали моментальную реакцию пары, подключалась и мелкая, желтенькая. Она имитировала атаку на среднюю, и тогда они, трое оранжевых, разворачивались в сторону мелкой, но она успевала проскочить меж камней, а за ними, приняв вертикальное положение, вращала плавниками у глаз.
Его выбор, определился. Во всё блюдце лежал великан. Вкус не порадовал его – горьковатый, жёсткий, он не получил удовольствия от обеда, однако комиссия признала выздоровевшем. Выбор оказался верным. (Тюмень. Тараскуль. Холл лечебного корпуса. Левый аквариум 25.04. 2014)
               
 Вернувшись после излечивания, Енокентий остановился у зеркала: несколько усох, кожа побледнела, прибавилось белых волос, но остановиться не мог. «Где справедливость?» вопрос, который постоянно преследовал его. Он отказался от части новостных программ, другие вернулись в ежедневный распорядок.  Восстановил инет. Вместе с новостями, к своим мелочам, вернулись  внешние проблемы, вернулись головные боли. Скорее не боли: обруч давит, или жжет внутри, нет сил сосредоточится. Аморфность: ночь в картинках, сны или вновь беспамятство, день в той же неопределённости, сознание защемлено.
Вновь нужны доктора. Они обследуют, они найдут пережатые артерии, они восстановят кровообращение, они вернут способность разделять отдых и движение к цели. Доктора находят –  отвлечься, отказаться от новостных программам с насилием и преступностью, с беззаконием и избирательностью правосудия; настроиться на прогулки, думать о приятном. Думы о приятном, прогулка? Полка с книгами в полуподвальном магазинчике, казалось, совместят докторские предписания. Енокентий, заинтересовался трудами политических деятелей, запрокинул голову...  Вновь призывают служить. Вновь капитан Холгин. В этот раз машет руками – «Не ко мне. В крайний кабинет его». Привратник, внимательно посмотрев на Кешку, с  поклоном открыл дверь, он зашел и посветлело внутри, здесь помогут, здесь поймут. Сидит его первая учительница Тамала Павловна, при входе покрылась грустью, словно вновь он перед ней с провинностью, говорит «Проходи, садись как удобнее. Ко мне, знаешь, совсем безнадёжных отправляют, тех, кого в райские кущи не пустишь - нет у живущих о них светлого, и со сковородой людская мысль не согласна - для людей не жил, но и для себя, за счёт других не старался. На жизнь всё со стороны смотрел - смысл и формулу отношений, формулу успеха вывести намеревался – Кеша ответил –  Но не может мир здравствовать без равенства законов, без справедливости?  - Тебе давали «Папелац» а ты чего? людей потопил, едва успели ядерную катастрофу предотвратить. Вернули тебя к холодильнику –  Помолчала, ему есть чем ответить, да будут ли слушать? - Нельзя тебя к «Папелацу» подпускать. Если и есть на земле ум? то уж точно не у тебя –  Кешкино сознание  взбунтовалось, будто он опять перед ней пятиклассником, учителям в рот смотрящий – Всё вы обо мне знаете, но и в моей памяти не всегда сплошная дыра. При всём уважении к Вам, если ковырнуть год в который вы учили нас, много чего наковырять можно –  толи сказал, или только подумал он».

Область заканчивалась деревней в которой он жил, далее бесконечные болота Васюганья. Оттуда, из-за болот, среди зимы по промерзшим речкам, озёрам за покупками приезжали Остяки. Так называли здесь северные народы, приезжали на оленях, набирали чай, крупы, сахар. Сбрасывали в мешки не считая. Местные мальчишки стояли сзади, сложившись пятаками от несостоявшегося кина на пряники, шушукаясь о непривычности одежды, о маслянистых волосах, запахе.
С противоположной стороны, из области, приезжали специалисты, председатели, учителя. Приехавшая Тамала Павловна, его классная и преподаватель иностранного, покорила класс. Пятиклашки зачарованные ходили следом. Одежда, причёска! она учила держать вилку, она следила за наклоном тарелки за обеденным столом, подбирала книги в библиотеке, учила не съедать окончания, а жалобы на шалбаны да подножки от переростка, решила совсем без педагогики: подсказала восстановить справедливость - отбуцкав его, что они объединившись и сделали - ябедничать стало не на кого. 

Магия женской притягательности, есть ли способные, устоять перед ней? Обладающие ею женщины, оказавшись за одним столом и даже не за столом, а на расстоянии взгляда, завладевают мужским вниманием, они зовут к себе, и они (мужчины) забывают о рядом сидящей жене, подруге - они уже готовы служить ей. Подобные, внешне не заметные женщины, никак, ни с какой стороны не красавицы в признанном понимании, но вы почувствуете её в толпе, вам не справиться с собой чтобы не попытаться привлечь её внимание, и горе вам, если она взаимно заинтересуется. 
Его классная, должно быть, принадлежала к данной категории: к концу четверти стала кумиром мальчишек, школьными проблемами заболела мужская половина деревни. Районный представитель, с регулярными визитами, впился занозой в языки деревни, а подробности от хозяйки сдающей ей жильё, гуляли из ушей в уши.
Сидит она напротив его, несётся по закоулкам памяти тот школьный год, молчат оба, словно вновь оба виноваты: у одного стыд за невыученный урок, и она виновата - не убедила, что нужно учить. Неожиданно,  резко заговорила – «Чего наковырять хочешь? Орфографию забыл, а деревенские пересуды в себе носишь. Не грех то, что не одному в радость, что записывается в память без возможности стереть. Сам небось знаешь: глаза блестят, слов нет, времени нет и нет не только греха, но во всём мире никого нет и ничего нет –  Она остановилась, сменила тон до материнского, для несмышлёныша и продолжила – От добра, добра не ищут,  повспоминай, не искал ли сам спасения на чужих подушках? –  Замолчала, словно вновь она перед классом, перед всей деревней, она не знавшая лжи и морали, обходившаяся только своей совестью и ей, совестью, единственно совестью, вставала перед каждым пока не понимала его и он не  уходил с ответом на свой вопрос. А помолчав, продолжила совсем о другом – Ты не знал мальчишку из нищего квартала, который мечтал о замке. Он, зля учителей, рисовал его формы на уроках, на всех уроках. Они (учителя) своим жизненным опытом и линейкой по рукам, разъясняли, что ему никогда не жить в замке, но прошло время и он его построил, и его семья жила в одной комнате замка, так как не было средств отделывать остальные, но они жили в замке – Замок мне ни к чему, дявятиметровке в общаге рад был. Мне другое наследство досталось, но оно видно не для ваших зубов – Об тебя, что горох от стены, слышать ни кого не слышишь, сам с усам. Получишь ты своё желание. Иди, устанавливай свою справедливость».

Шум, звуки, боль в голове, боль по телу –  «Глаза открыть? нет, не открывать –  только слышен голос - Ожил, розовеет, ещё уколем и сам пойдёт –  В скорой, Енокентия привели в чувства –Запишешься к участковому доктору, ничего страшного,  у нас новый вызов». Они уехали и он домой, по пути вспомнилась учительница, подумалось «Если мир, действительно  контролируем и оберегаем то отчего не святыми? Или мы не понимаем святость?»   
Приехал,  звонок. «Ваш №8-912-394-08-96? К вам, представитель из Федеральной собственности прибудет в течение часа».  Действительно звонят, проходят к столу – «Имеете ли вы патент №-2089382 - С1 -  97г. регистрации? –  Не помню данных, но что-то храню – Мы решили купить его у вас –  В голове Енокентия пронеслось –  вот оно: квартира, нет, не дадут? машина? –  соглашусь на джипа – Мы решили взамен 4листов бумаги дать вам 40 квадратных км. суши, точнее остров за краем земли – Господа мне бы зубы вставить, а вы сушу – Зубы и так в очередь,  а на острове многие свой флаг поднять хотят. Отдать за так нельзя, отдай и всё уйдёт следом, а ты свой, за свою землю на словах горой, и мы не отдаём, а продаём. Да и вопрос решённый,  потому у тебя вариантов два - этот, или сам догадываешься, иногда ты догадлив - за ноги подвесить мало».

               
                ll               


Как рано к человеку приходит понимание принадлежности к своему полу? наступает ли время, когда человек безразличен к своей половой принадлежности? Девочка, ещё не говорящая, не способная ходить, уже совершенно отличается от мальчика, её ручки по особому тянутся к избранному, да, да, к своему избранному, из мужского круга. Он может быть отцом, братом, или прибывшим на каникулы родственником. Чем ребёнок руководствуется в своём выборе задолго до своего осознанного поведения? Малышка, только-то овладевшая мимикой, казалось, ничего не понимающая, но совсем по взрослому способная показать своё расположение к избраннику.
 Или другой возраст. Девочка, переходного возраста не имеющая жизненного опыта, способная пользоваться только природной интуицией - в картинной галерее. Она выбирает своего будущего мужа из двух предложенных портретов: на одном молодой мужчина на возвышенности –  расстёгнут, с лицом распахнутым миру, на другой –  у стола, в кресле, убелённый сединой метр, он в спокойствии и величии погрузил руку в шерсть рядом стоящей собаки. Кого из них выбирает девочка? Она выбирает седину. Объяснения, что у подобной седины нет будущего: у него осталась одна собака, которая и есть продолжение и окончание данной личности, не меняют её решения. Объяснение, что мужчина на пригорке ещё не спускался жить, что он с ней и для неё, способен создать целый мир, ничего не меняют. Она вновь приводит к портрету своего  выбора. Почему? Способен ли кто ответить?
 
                ******* 

 Стучат колёса: на восток, на восток. Енокентий, ехал принимать своё неожиданное богатство - остров, ехал устраивать высшую справедливость. А мысли уносились в прошлое: Этой дорогой, когда-то везли его к месту службы, этой же, спустя три года возвратился назад. Прибыл в райцентр к середине дня. Оставалось добраться до своей деревни, именно добраться, так-так регулярное сообщение отсутствовало, взамен, по делам в район –  рвать зуб, или подстричься, хозяйства выделяли служебные авто. Место стоянки определили у столовой. За три года установившееся не поменялось. В автобусе, из его посёлка, сидели две девочки, они и впустили внутрь.
Он, в бушлате с одной лычкой и хромовых сапогах маломерках, занял место. Они не проявили интереса, перешёптываясь о чём-то сзади. На вопрос «Когда поедем?» Одна из них знала: они жили в соседней деревне, в этом году заканчивают школу, по выходным ходят в кино. Вторая, совершенно отстранённая, толи глянув, или не заметив нового пассажира, может сказав что-либо, или не проронив слова, за время ожидания опеленала его сознание.  В следующую субботу к началу сеанса он был в зале, куда ходят в кино его новые знакомые. В последних рядах сидели они. Она вновь молчала, молчала и после кино, молчала и у калитки. Карие, раскосые с искринками глаза, смотрели то на пуговицу куртки, то вниз на замёршее озеро. «Будешь ли в клубе через неделю? – Будет фильм, мы придём», ответила она. 
В районе где жил Кешка  любят отслуживших, приглашают в каждый дом. Возможно, нужна причина чтобы спуститься в подпол? чтобы угостить летними заготовками, солёной рыбой, поговорить. Приглашение дочки одного из пап зайти, воспринялось как обычное. Папы не было, была она. Она и объяснила – «Мы родственники, приехала, а уехать не на чем». После проводов, на остаток отпуска он полюбил дорогу в соседнюю деревню. В день отъезда в город, вышел пораньше: она выбрала будущую профессию, хотела работать мороженщицей, но не знала, где учат. Ждала подсказки.  В доме у стола сидела бабушка, курила самосад, при его входе окликнула «Палина тебя спрашивают». Паля приболела, в школу не пошла. Она только встала. Она включила проигрыватель. «Благодарю тебя» – насыщенный баритон заполнил дом, или она в один миг, заполнила мир? Она, за две недели, заполнила собой Кешкин мир. Ей скоро пятнадцать и оканчивает не школу, а только седьмой класс. Бабушка курит самокрутку и зовёт к столу.
«Благодарю тебя». Стол. Подсказка по профессии. Проводы. Кешка опоздал на городской автобус. На попутках, к сумеркам,  доехал до следующего района. Остановился в гостинице. До той, к которой три года назад вели все дороги, оставалось час езды.  Переночевав, или перемучавшись в нерешительности, утром встал у дороги с решением «Если через полчаса подберут – еду, не подберут - в город, учиться». Подобрали.., к концу второго часа ожидания.
               
Любаша, он видел её в шаге от себя. Любаша, Люба или Любовь Ефимовна? и она стояла, не зная куда деть тряпку которой мыла пол, не зная, что делать с полурастёгнутым халатом. Это была она, нет, это была чужая, не знакомая –  даже лицо другое. «Зачем приехал? - Я не приехал, меня притащила память вины трёхлетней давности - Нет не вина тебя притащила, помаду с руки смыть не смог» - казалось такой диалог пролетел меж ними, или не меж ними, а только две его части боролись за него, и он не знал к какой из них склониться. И совершенно неожиданно, верно для обоих, она заговорила, заговорила так, словно не было проводов, не было прошедшего времени  «Я знала, что ты придёшь. Не привёз ли и в этот раз с собой молоко?» Комната преобразилась, солнце  добралось до её окна. После вопроса о молоке она стала прежней, нет, она стала вновь неузнаваемой, только неузнаваемой с другой, с новой стороны. Она переоделась. Она блестела волосами, светилась лицом, искрилась глазами; она вела по улице в магазин, вспоминала о просьбах сидящих бабушках, вела на работу. «Наша Любаша дождалась»   звучало следом  за ними.
К вечеру, робость от повышенного внимания растаяла, к подошве увеличиваясь, прирастала платформа; упругость вернулась к волосам и на вечеринку к её знакомым хотя и тушуясь, но пришёл в самоуважении. Самоуважение, за столом обозначилось сомнением мужа хозяйки дома, «За тебя Любаша замуж не пойдёт – Мне это и не нужно» – Кто-то ответил за него.               
 А Любаша? она танцевала и звала его в круг, когда он отказывался, она в танце останавливалась около других,  танцевала с ними. Компанией пели застольные песни. Он же слышал её одну, слышал накопленную годами горечь, которую нельзя высказать, невозможно разделить с другими.  Много позднее, слушая исполнение признанных мастеров, он не находил и части выпетого ею. Весь вечер она то дразнила его, то жаловалась ему, весь вечер она находилась в двух крайностях. Много, много позднее, раз за разом, возвращалась и возвращалась к Енокентию фраза мужа хозяйки. Много, много позднее в поездке по тем местам, искал и не нашёл он случайного, на один раз соседа по столу, не нашёл и причины заставившей произнести его –  «За тебя Любаша замуж не пойдёт».
Вечеринка закончилась, они вернулись в её намытую комнату. «А ведь я, тебе вначале не понравилась – Спросила она? Нет, скорее пожелала услышать уверения в обратном, а ему, почему-то вспоминалась Паля. Она редко засыпала ранее полуночи. Вспомнилась секундой, вспомнилась и он, в оправдание что ли, сознался – Люба, родная, я три года жил тобой. Родная. Родная…» и далее не нашёл что сказать. Что она услышала в этих словах, что подумала? « Жил мной? Жил, разу не написав?» А может, и не вспоминала, а тоже оказалась в той секунде, в которую он улетел к другой, и поняла причину его нежелания ходить с ней по посёлку, поняла, отчего он войдя утром дёрнулся назад, словно ошибся дверью. Возможно, одной секундой, что было ранее перевернулось. Она, в один миг переродилась.  Рядом с ним стояла растерянность, прикрытая халатом, нет накрытая, но только не халатом. «Родная? – повторила она глухим, потухшим голосом, а помолчав отрезала – У тебя грубые руки» и села.
 Она не остановила его резкие сборы среди ночи, сидела молча, завесившись волосами. Она не шелохнулась, при его уходе, или не слышала уход. Выйдя в коридор, он назначил полчаса, те же полчаса, что сутки назад у дороги, а ушёл к утру, так и не услышав щелчка задвижки, ушёл не поняв случившегося, ушел, унося последние слова «У тебя грубые руки».

Енокентий, добрался до райцентра к открытию магазинов, потому в гостиницу пришёл загруженный. После первого стакана пришла ясность. Нет, не радость освобождения от возможных обязательств, не счастье, когда приходит понимание  причины произошедшего. Пришла и усилилась ясность своего униженного положения – «Грубые руки». В этот раз у него не было забытья, не было хмеля и похмелья, только тело, голова омертвели. Понять произошедшее он не мог? Попытки обдумать, упирались в «Грубые руки». Поделиться не с кем, как и  разделить тяжесть навалившегося. Вину за «Грубые руки» он увидел в ней. Своё понимание, с добавлением М. Горького из школьной программы, изложил на бумаге. Груз уместился на двух страницах и не перечитывая, свою тяжесть сбросил в почтовый ящик.
Через пару недель письмо вернулось назад: вскрытое, неумело заклеенное вторично, с надписью на конверте - «Адресат выбыл в Корск» Оно ему обожгло руки, потому сразу оказалось в печке. 
Вскоре пришло письмо и из деревни. Ровный каллиграфический почерк, также на двух страницах. «У нас не может быть далее отношений. Ты знаешь почему» - смысл полученных страниц. «Ты знаешь», писала его Палька? Нет, он не знал почему, получив письмо, не знал и оказавшись на диком пляже в среднем течении Оби, не узнал и ко времени перечитывания, десятилетия спустя.

Женщины! Сколько бы мужчины обид и несчастий не получили от них, это всегда будет только тысячная часть от заслуженного. Женщины: одно время, вас возносит, следующее, клеймит недостойностью. И даже в одно время,  в одних домах, странах возвеличивают Вас, и вы становитесь великими - вытаскивая следом дома, страны в величие, и в это же время в других домах, странах, вас представляют второсортными, похотливыми и продажными, и эти дома, страны становятся второсортными, похотливыми и продажными. 
               
                ********   
   
Перед отъездом на остров Енокентий, неспешно прогуливался погружённый в себя. Идущая навстречу молодая женщина, с ровным без эмоций лицом и спереди неё мальчик, остановили внимание. Он встретился взглядом с мальчишкой и не смог оторваться. На лице трагедия последнего дня. Глаза, полные слёз. Не размазанные, не катившиеся по щекам, а остановившиеся на нижнем веке. За  два  шага, он (мальчишка) глазами, успел обратиться со своей огромной  бедой к чужому дяде, и у дяди, после следующего шага ноги остановились, голова обернулась назад – ему показалось, в руке у Мамы хворостина, а может и была? Только её слова обращённые к ребёнку «Стыдно за тебя. Иди, иди» остановили попытку вмешаться.
Он не влез, пересилив себя. Среди ночи, трагедия мальчишки вновь встав перед глазами, выдернула из его памяти подобное состояние - тогда, за провинность он был наказан сверх справедливости, в своём понимании. Забравшись на полати, он давился слезами, доски ходили в такт приступам шестилетнего отчаяния, Мать не выдержала, отправила мыться. Другого случая отмены наказания в его доме, он не мог вспомнить.
Но в каждом доме свои правила, свои ценности. Должно быть не только в доме, но и в каждой деревне? В деревнях, принятые ценности ещё заметнее – в одной, будут уважать за умение срубить дом, поставить красивый стог сена, вырастить первыми огурцы. Здесь, с верой в свою власть, во власти страны, стремятся добиться признания от них. Отожествляют, зачастую власть, да и себя с истиной.               
 Деревни, где до перестройки, добивались знамён и орденов, где утро начиналось с интереса кто впереди, и можно ли к вечеру обогнать - рухнули. После перемен, в первой самостоятельности они ещё пытались произвести, продать и вновь стать лучшими, но обманутые лозунгами, ткнувшись в могущество российского чина, потеряли веру и вошли в состояние - час прожить а там, что будет. Они не могли быть вторыми, или третьими. Потеряв возможность стать первыми, они стали никакими. 

Его остров, с единственным поселком находившимся на нём, относился верно, к данному типу. Наклонившиеся дома с прогнутыми крышами, упавшие заборы, бурьяны. Гостиница, точнее дом для приезжих, в центре. Поселили в двухместный номер. Годы перестройки окончательно износили здание: обои пятнами, душ - ковшом из оцинкованного бачка заимствованного в прачечной. Столовую после 19°° переименовывают в ресторан. Было18°°. От знакомых по общепиту, красного супа и котлеты из сала в сухарях, пришлось отказаться. Отужинав  купленными батоном с яйцами и молоком, Енокентий отправился на кладбище. Ему шёл седьмой десяток. Не огороженное пространство, с холмиками, обелисками и крестами с нечитаемыми, или трудно просматриваемыми датами, служило местом для захоронений. Он был в два и не только в два раза, старше большей части занимавших участки. Осмотр прервала набросившаяся бродячая собака.
Вернувшись в гостиницу, попросил дежурную разбудить, она  согласилась и посмотрев в глаза, добавила, «Номер вам можно... оставить на одного  -  Нет, нет. Для меня приятны незнакомые соседи» Услышав ответ, потеряла интерес. Ложась ему вспомнилась беспричинная злость набросившейся собаки, однако он быстро развернул мысли на завтрашний день, но сосредоточиться не смог, да и на чём сосредотачиваться: кладбище, бурьяны, да дежурная. Усталость отяжелила веки и засыпал под собственное взбадривание «Полками командуют в семнадцать, а мне эвон. Чай получится?». Утром, несколько позднее намеченного, он отправился представляться в администрацию.

Около здания в два этажа, за рядами ухоженных елей стояли авто. Размеченные места вполовину пустовали, на других, последние модели мировых брендов блестели новизной покраски. Напротив за площадью, несколько в низине, красовалась позолотой куполов церковь.
Охранник, проверив документы, выписал пропуск на второй этаж в приёмную. Секретарь, вторично ознакомившись с документами в изумление ему, засияв каждой клеткой своей наружности показав на сейф, засверкала словами «Мы Вас ждём, мы вас ждём уже месяц. К нам трудно добираться, у нас так ветрено, кажется в следующую зиму нас заметёт совсем –  Она настолько обрадовалась, нет, она в него уже была влюблена, если не в первый  раз, то точно в последний. Перед ней стояло её счастье – В сейфе документы, отчёты за последние 25лет. Возьмите ключи. Завтра администрация острова вас примет». У него исчез возраст. Поверилось, она влюблённая в него задолго до прибытия. Она была первым секретарём, говорившей с ним в подобной радости. Её он решил оставить при себе. Она на своём месте! Знакомство с документами отложил.
По возвращению в гостиницу дежурная сообщила, что душ отремонтирован и освободилась комната равного класса, с видом на море. У него кольнуло внутри «Освободилась? –  Спросил –  Есть ли в посёлке другая столовая?» Столовой не было, однако во дворе разгружают грузовичок со свежими продуктами, а пока она может принести своего домашнего - мужу с сыном нравилась её кухня. Он согласился, говоря «Да, если можно, не рыбное». Вскоре дежурная, пригласила к обеду. Заканчивая котлету, он благодарил, признаваясь «Действительно, ехал долго –  она ответила – Мои тоже любили наесться досыта –  Женщина среднего возраста сидела перед ним. Чистая отглаженная одежда, может, чуть устаревшей модели? Подумалось - Желание быть нужной?  Остров, нет новых лиц, а кто есть слишком знакомы, – она заговорила – Мы приехали с мужем на сезон, заработать, да приросли. Квартиру, до больших перемен получить не успели. Муж с сыном арендовали катерок. В крабовый сезон, ушли и не вернулись. Он всё бросить хотел, не из-за ловли. Наловить то чего? –  Она замолчала и надолго. Когда он засобирался идти, она, словно забоявшись не успеть досказать, продолжила. Продолжила без акцентов и эмоций, словно заданный урок выученный наизусть, но без понимания смысла – Наловить то чего? сдать вот где полжизни, суточными ожиданиями проходят. Молодые, да смазливые жёнки, ох уж эти жжёнки, они умеют с промысла своего благоверного прямо к пирсу подвести –  Секундой замолчала, вздохнув, а затем ещё быстрее –  или те, кто гири от умельцев в весовой не замечают, они сдают сразу. Мой, ох мой, мой. Но нашёл тоже выход. Выход он всегда есть. Вошли ведь?  Эх, Мой. На нейтралке перегружали, перегружали в непогоду, за наличные. Квартиры нет, живём в вагончике. Стыдно пригласить кого, сказать кому; в телефон отвечаешь - у нас хорошо. Копили –  Она не замечала состояние накормленного ею. Она говорила и говорила –  Они себе особняков настроили, да вокруг мэрии заасфальтировали, а набережную щебёнкой засыпали и говорят, ох как всем посёлком говорят - за эту набережную каждый год отчитываются, каждый год её смывает и каждый год ревизоры ставят подписи.  Хотя было. Не поставила одна, так ей подсказали узнать где её предшественница?»
Она, также неожиданно как и начала говорить, замолчала. Сидела застывшая, казалось, остановив дыхание. Сидела, словно провалившаяся в болото, боясь голосом потревожить воздух, боясь за каждое движение, одно движение и удерживающая соломинка оборвётся. Он всё понял, он вспомнил гордость за свою справедливость - «Разворот, волна переворачивает катерок». Уйти, но как? Уехать. Не встретиться глазами» –  Не встретится глазами, подняло и повело к двери, на ходу обдумывая –  Нет, что-то нужно сделать. Она, кажется не поняла? Он неожиданно предложил, что он и далее хотел бы у неё обедать, она согласилась. Показалось, обрадовалась даже, словно она захлёбывающаяся тиной, увидела ни откуда взявшуюся руку и ей безразлично, чья та рука. Назначила половинную цену.
У него были скромные накопления, ему шёл эвон какой десяток и он не хотел обременять близких затратами на последний путь. Здесь же, на острове, в уплату принималась сорокаградусная, то-есть почти даром, ему было чем рассчитываться за обеды. Кладбище он уже осмотрел.
Отобедав и спросив в какой стороне библиотека, поднялся к себе, ключи от сейфа с документами, бросил в    тумбочку – как ненужные. В библиотеке нашёл справочник об острове. На карте: суша, протянувшаяся километров в 20 и шириной в два, напоминала подкову, внутри небольшая бухта. Посредине острова речка, питаемая большей частью бьющими ключами, хотя частые дожди также поддерживают уровень. 40кв/км, около 1500 жителей. Рыбная ловля. Консервный  завод. Об исправительной колонии не указано, но знают все, а кто-то и дорогу к ней. Просмотрел милицейскую хронику - можно ли по новой собственности гулять без бронежилета? - можно, но лучше засветло. Вернувшись, подумалось «Кого-то главой нужно ставить? самому не справиться, конец, по опыту печальный. Людям помогать нужно, убеждать, склонять на свою сторону, а он одни пороки в них видит. Обман не скрыть, не поверят –  С этим и лёг».

Утром, без опоздания и проверки документов, он стоял в кабинете главы посёлка, Вячеслава Климовича. Крепкий молодой мужчина лет в тридцать пять поднялся, вышел навстречу, Енокентий же, не мог оторвать примагниченный взгляд к столу. На столе, над золотом циферблата часов, изогнувшись телом в прыжке, застыл леопард, застыл, переливаясь чёрными и светлыми бриллиантами. Рядом, составляющий ансамбль с часами, письменный прибор.  Взгляд, прикованный к убранству стола, оторвал голос хозяина - «Опись имеющегося имущества тебе вчера передана секретарём».  Описывать было что: штучного изготовления мебель, в углу трибуна инкрустированная костью, в резных рамах картины. Позолота и позолота, и за окном, позолотой  сверкает купол церкви.
 Глава представил ряду сидящих подчинённых «Владелец острова» и засиял, словно не работы лишается, а награждается орденом «Андрея Первозванного». Другие оживлены и радостны не менее, словно и их от пожизненного милуют. А если и вправду, пожизненный себе подписали да спаслись? как каждый день видеть друг друга, видеть жителей, которые молчат, знают, но молчат? Все знают и все молчат - ещё тот пожизненный, в наследство уходящий.
Глава отчитывается «В этом году, половину бюджета освоили, набережную отсыпали. Вторая половина пришла, но на твоё имя? Нам же, служащим, предписано выезжать на материк, а также и тем кто пожелает, включая заключённых - остановился,  но не смог удержаться - Нам, всем выезжающим Родина компенсирует переезд годичным окладом, плюс обустройство. Вот моя рука – успеха». 

Вот рука, где взять успех?  Люди стояли на берегу, немощные сидели - смотрели на погрузку. Паром как живой переваливался с боку набок, словно сопротивлялся от части размещаемого груза. Автомобили, контейнеры, чемоданы и узлы двигались двухполосной дорогой на борт. Груз закреплялся в трюмах, на площадках. Груз накопившегося в каждом - его, где и как закрепить?
Енокентий, стоял в стороне, искал свою знакомую - из приёмной, её не было ни среди отъезжающих, ни в толпе остающихся. Проходящая мимо дежурная гостиницы Нина Васильевна остановилась, посмотрела на него, и словно внезначай «Вчера, как узнали о вашем прибытии, часть уехала. Олигарх, тот всех опередил, отчалил сразу и секретаршу, этокий, на людях без стыда повёз. Говорят от греха».
Паром, нагруженный выше ватерлинии, отчаливал. Стоящие на берегу, отплывающие на пароме, реденько перемахивались друг с другом. Они прожившие совместно десятилетия, каждый с каждым встретившись, не понимали должно быть? что им, большей части не суждено увидеться, не суждено ни сказать не сказанное спасибо, ни извиниться. У них не будет больше возможности убрать обиды накопленные временем. Не прощёные обиды, обиды, унесённые в мир иной, что может быть страшнее? Паром разворачивался, уходя в открытое море, люди двигались вдоль борта, усерднее жестикулируя в сторону берега. С мостика прозвучала команда «Не скапливаться у борта» Действительно, даже с берега был виден крен. Как дойдут до материка? Как погода? Весна, межсезонье? 

«Успеха вам»  - Последние слова главы поселения. На дворе весна. Люди стоят по склону, в каждом вопрос? «Может и плохо жили, но жили, а чего сейчас?»  Енокентий в стороне, один. Стоявшие вблизи пришли в движение, отодвигаясь и рассредоточиваясь по пригорку, пока не образовалось расстояние шагов в тридцать. Толпа за тысячу стояла перед ним. Сзади, в чёрных поношенных одеждах заключённые, бывшие заключённые; рядом в форменной одежде несколько оставшихся охранников. Он стоял понимая, что всё зависит от его первых слов и не знал с чего начать. Не знал к кому обратиться, с чем обратиться. Отыскивая в толпе лицо, которое поняло бы его, он остановился на молодой женщине. Она стояла на удалении, в котором не рассмотреть детали. Тёмные волосы, зелёная блузка свободного покроя, среднего роста. Его слова будут к ней. Только неразборчивые громкие голоса с противоположной стороны, подсказывали - говорить нужно не с тем, с кем хотелось бы.
 Группа, в несколько крепко сбитых мужчин, красными вздувшимися венами, готовилась выразить волю собравшихся. Один из них, отличавшийся  щупловатой внешностью, поднимал руку, требовал внимания.  Обстановка грозила стихийностью. Енокентий заговорил «Люди, островитяне, мне как новому хозяину». На этом его речь оборвалась. Гвалт, гул. Дальнейшее он плохо помнил: поднятые руки медленно приближались к нему, или отодвигались? а может, отступали собственные ноги, или они приросли к земле? А может его страх то приближал, то отдалял его от обезумевшей толпы. Никто не видел весну, не слышал щебет птиц, не чувствовал свежести морского воздуха. Страх и ненависть, встали разделённые тридцатью шагами и в какой стороне, чего больше, не рассмотреть. Четвёрка скандировала  «До коих пор? Натерпелись. Мы и без хозяев».  Тысяча человек, вдруг слилась в единодушии со скандировшими. Недосидевшие срок выстроились в линию, пригнули головы и неуверенно огибая толпу, двинулись в его сторону. Двое из кучки, владелец квадратной челюсти и бритоголовый, приняв настроение толпы за свой час, освирепели и в один миг, оказались вперёди осуждённых, повели за собой строй. Нет, двигались не уголовники, с пригорка спускались изломанные судьбы виновником которых, в их глазах, являлся новый хозяин. Остров, в единодушии мысли, накрыло возгласами «На вилы его».   
Остров его, а шагнуть некуда – всё, с чем остался Енокентий.  Он, не имеющий зрительной памяти, охватил взглядом пригорок, увидел каждого по отдельности и словно сфотографировал.  Никто не знал его, никто не знал с чем он приехал. Он ни кому не успел насолить, но лишь единицы, может десяток, не знали что делать. Взгляд выхватил зелёную блузку - на лице растерянность и беспомощность, толпа сдавила её, сдавила всех - остановись, затопчут. «Он сегодня выпил только кружку молока» - Голос Нины Васильевны, стоявшей меж ним и толпой, пересилил рёв. Она сумела на шаг опередить стихию, развернуться к наступающим и крикнуть.  Почему она крикнула о молоке? Почему?  Ни откуда взявшийся, боковой порыв ветра поднял на пирсе лист профнастила, с грохотом ударил его о бетон, вновь поднял вверх, закувыркал и без звука, торцом втолкнул в рябь воды. Головы интуитивно повернулись к морю. Минутой замолчала жизнь. На горизонте виднелись очертания судна. Енокентий не обрадовался, он уже согласился принять судьбу. Ему было безразлично, паром ли вернулся, чтобы забрать наследие своей деятельности - заключённых, или, после устроенной сцены олигарху, возвращалась секретарь
Был не паром и с борта катера спускалась не милейшая Любочка. По трапу, чеканя  шаг, с оружием спустились пограничники соседнего государства Панае. Офицер, в гордости за страну оценившего  его наградами и должностью, сошёл последним. На русском языке, с незначительным акцентом, потребовал старшего.  Толпа повернулась к хозяину острова. Часть лиц в радости «Хорошо, что не успели на вилы поднять. Без нас поднимут?». Енокентий подошел, подал бумагу. Он, вновь стоял не зная в какую сторону свернёт судьба – На бумаге печатей много, а шея одна и та голая и на всём острове, с его стороны одна кормилица.
«Енокентий Трифонович, у нас частная собственность превыше всего. Мы рады приветствовать нового собственника острова, готовы выделить кредиты, оказывать помощь. Взять под свою защиту. Заметив на берегу охранников лагеря, офицер продолжил - У вас четыре пистолета на сорок квадратных километров, но мы поможем –  К хозяину вернулась способность говорить – Согласно договорённостей, со стороны продавца  нам обещана годичная охрана и даже субсидирование жизнеобеспечения граждан –  Годичная охрана? год быстро проходит. Мы придём к окончанию срока, вот наш флаг. Надеюсь, следующим летом мы будем жить совместно, под ним».
Толпа за время разговора спустилась вниз, окружила. У офицера, потускнели награды, он перешёл на родной язык. Отдал команду. Солдаты также как и спустились –  ловко и быстро взлетели на катер. Делегация на катерок.., а толпа к нему. Нину Васильевну не отыскать. Впереди «Мы вас ждали. Мы вам верим». 
Он давно знал, знал твёрдо - власть не для него. Понимая, порой через полвека поступки людей, сказанное, он не мог быть лидером, он не мог возглавить двоих, не веря и одному, лесть же воспринимал за действительную составляющую своей особы. Усталость от стихии знакомства обессилила Енокентия. Уйти, закрыться, остаться одному на всю весну, но как останешься? Напротив четвёрка «Мы вам верим! –  Они быстро поняли: не будет его, будут оставившие флаг –  Спасибо. Осмотрюсь. Через неделю, за час до начала рабочего дня соберёмся, что успеем обсудим». Четвёрка ждала другого, остальным  безразлично. 
Енокентий вернулся в гостиницу, закрыл дверь на замок и щеколду. Напился и обессиленный упал на диван. В его отсутствии, комнату украсили картиной местной тематики: на косе, размытыми штрихами обозначен рыбак, слева, вверху полукруг - ни солнце, ни облако? Рыбак вдали, и не видит, что волна уже перекатывается через перемычку соединяющую землю с берегом.
Он смотря на картину, подсознанием размышлял  «Одинокий рыбак? Откуда взялась? о чём думал художник?  Картина из дешёвого салона - о чём могут думать подобные авторы? Мне не нужна власть. У меня осталась последняя цель - установить справедливость. Здесь мне не помешают». 
 
                *******

Кешка, оканчивая школу, имел представление о прошлом своей Родины, как череде бесконечных испытаний. Достижения страны отождествлялись с её последними Руководителями. Он видел, как народ выходивший из залов после выступления первых лиц, в восхищении обсуждал: умение, говорящих с трибуны, оценить лучших, осадить спесивых, опрокинуть противников. Он видел гордость людей за своих руководителей, готовность добиваться их благосклонности. Сама Тамала Павловна выбрала себе представителя из района. У него определилась цель - он должен стать с ними в один ряд, а затем и возглавить их.
По окончанию учёбы Кеша вернулся в свой район. Кадровик, осмотрев документы попросил подождать в коридоре, сам же удалился, и надолго – искали место куда втиснуть. Нашли три должности, одна из них -  главный специалист подразделения хозяйства. Его устраивала должность, он помнил о семнадцатилетних командирах полков, а ему двадцать три. Он готов возглавить.
В сплошь убыточных колхозах района, согласно высоких постановлений, обновляли специалистов. Надеялись - молодые и амбициозные вытащат отрасль. В хозяйстве, куда прибыл Енокентий, его подразделением занимались два не дипломированных специалиста, под пятьдесят. Их подвели под Кешкино руководство, представив «Наш Главный -  Енокентий Трифонович». Так он значился по документам. Зарплату, согласно штатного расписания, назначили на четверть выше стоявших перед ним.               
В своё первое рабочее утро, войдя в контору он споткнулся, услышав отборный мат. Первое лицо колхоза, воспитывало запивших доярок - коровы остались не доены. Зоотехник, молодой специалист, стояла рядом; за открытыми дверями уткнувшись в бумаги сидели конторские. Енокентий, в новеньком солдатском бушлате, ждал в прихожей окончания разноса. В деревне слышали о новом назначенце. Подошедший механизатор попросил посмотреть, «чем болен трактор?» Он знал, но не решился ставить диагноз, сославшись занятостью. Вернулся в контору, в кабинете стихло – председатель приглашал войти. Мат в отношении женщины, в присутствии женщины -  каждый ли способен понять такое? должно быть, данный вопрос прочитал на лице вошедшего председатель. Он поднялся, упёрся руками в стол и переводя взгляд с переносицы на модную стрижку и обратно на переносицу, в глаза, чётким голосом  произнёс « Язык это власть!... – ответил и на «болезнь трактора» –  ты прав, разбирать надо, а сейчас иди, принимай гараж».
В гараже, знакомый тракторист и кузнец грелись у разожжённого горна. Осведомившись, откуда он, продолжили свой разговор, не замечая его. Енокентий, постояв в неопределённости, заговорил вопросами: «Который теперь час, сколько стоит простой трактора, сколько им оплачивают за час?» Затем спросил кузнеца о его сегодняшних задачах и не получив ответа, в подтверждение своей значимости, потребовал ознакомить с состоянием и подготовкой техники к весеннему сезону. Кузнец нехотя вышел на холод двора, показал, походил за ним, пока он лазил по снегу и отправился, не ожидая окончания к теплу кузнечного горна. Тракторист, сославшись на отсутствие инструмента, ушёл домой.
Со временем, Енокентию удалось несколько изменить отношение к себе, но в первое время, никто не знал чем он должен заниматься, кем он должен руководить, а его, совершенно не обучали отношениям с подчинёнными. Он примерял, восхищение выходящих из залов, к себе - ожидая, поспешности подчинённых сделать то, что сам ещё не успел обдумать. Позднее отчёты, приписки, снабжение, стали как-бы его работой, а через год все поняли - у него, служебные дела если и были в голове по прибытию, то очень скоро вытеснились более важными. Деревня, в ответ посчитала своей обязанностью направить его деятельность в надлежащее русло, потому собирали: правление колхоза, расширенный партком, расширенный сельский совет, а собравшись, каждый считал своим долгом указать на упущения главного специалиста отрасли. У зоотехника:  в телятнике сломался трактор, пока его исправляли, часть телят пала – двигатель не заглушили; у агронома: сеялка из ремонта развалилась не доехав до поля; член партии, возмущался отсутствием запчастей.  Председатель, говорил о недопустимости распития с подчинёнными, а именно –  «Принял на грудь» с капитаном парома и отправил его отдыхать, встал к штурвалу и сел на мель. Парторг, отечески объяснял об обязательном участие его, как специалиста, при отладке техники и с подсказки квартирной хозяйки, возмущался причиной игнорирования данного правила - спал. Весь район обсуждал главного, который повёз комбайнера –  победителя района, к награждению орденом, но довёз только до нависшего над водой настила причала.

 Ночью перед поездкой, он весело провёл время. Катался с компанией на выданном ему глиссере, довёл до полного восторга девчонок своим умением останавливаться. Девчонки умеют восторгаться и он был в ударе: разогнавшись, летел к пристани, затем, переключался на задний ход, давал полный газ, и катерок зарываясь  в воду словно сброшенным якорем, останавливался у причала. Окружающие в восторге. В нём клокочет гордость. Утром, своё умение он решил продемонстрировать знатному комбайнеру. Указав, какую чалку тому следует накидывать, он всё сделал как делал не один десяток раз, но задний ход не зафиксировался, и глиссер вместо того чтобы зарыться в воду, полной скоростью полетел под выступающий настил причала: лобовое стекло в дребезги, комбайнер, в новеньком костюме сбит в грязь на днище катера. Комбайнер, успевший заслужить орден, не только не побил его, но поднявшись, выглядел виноватым – расстроился, что не успел отскочить. В деревнях видели  и не такое, терпели и Кешку. Его убрали совсем по мелочи.

Деревня, где работал Кешка располагалась по соседству с той, в которую он ходил после демобилизации. После письма Пали со словами «Ты знаешь почему» он, если и вспоминал её, то походя. Прошедшее время затёрло память и он слушая о ней в подробности не вдавался. Над ним нависло другое. После письма, вернувшегося с припиской «Адресат выбыл в Корск» в нём, что-то изменилось. Его сковывала робость при любых отношениях с противоположным полом, а при встрече с привлёкшей внимание охватывал страх. Охватывал тот страх, при котором мышцы деревенеют, язык набухает и становится чужим. Глупость, чушь полная и не полная, все, что ему удавалось выдавить из себя. После одной, двух встреч отношения прекращались. Иногда, девушки специально дразнили его своим расположением, чтобы затем посудачить в своём кругу.  Он их стал бояться.
Может по этой причине, или ещё почему, ему стала вспоминаться Палька –  Палька как лучшее время. И однажды, когда она вспомнилась особенно остро, он попросил водителя оставить ключ от машины, объясняя «Съездить нужно. Срочно. Нужно, чтобы не видели» - и в сумерках выехал. В клубе он не нашёл её, а знакомая пояснила «Она дружит. Они ушли». Кешка знал где искать ушедших и вскоре, в свете фар увидел её, впереди стоял парень. Остановившись, не выключая двигателя, фар, направился в их сторону. Она, словно ожидая его, представила «Мой друг Гриша - И следом - Гриша мне поговорить надо. Подожди меня здесь, я быстро». Они отошли. Погасли фары, заглох двигатель, наступила тишина, может и не тишина, но для него, после её первых слов, наступила абсолютная тишина «Гриша предлагает стать его женой. Он закончил военное училище, получил назначение в среднюю Азию, хочет приехать к месту со мной как со своей законной – Кешка, не знал что ответить, молчал и должно быть долго –  Мама говорит, что мне ещё зиму учится надо. Куда без специальности? Говорит что мне восемнадцати нет, а средняя Азия, как далеко она? Кеша ты не знаешь где это? –  Нет, я не был там, но военным сразу дают жильё –  Он уже прожил треть своих лет по общагам и на квартирах. Ему казалось, что судьбу можно отдать за отдельную комнату – Кеша пойдём назад. Ты не спросил учусь ли я на мороженщицу? так нет, не нашла такое училище. Учусь на кондитера – Пришли к её дому – Я пойду Кеша. Устала я сегодня». Пошёл и он. В темноте маячила машина, при подходе, из кабины вышел Гриша говоря, «Машина на пригорке, того и гляди скатится в озеро. Так я золотники выкрутил. Ночь, часть растерял, остальные вот».  На руке блестели две пружинки от шести колёс. Напротив, блестели глаза выпускника военного училища.
Енокентий Трифонович не успел вернуться к началу рабочего дня. Водителю пришлось сознаться, что машина не в угоне. В конце дня, посыльный требовал его на внеочередное заседание правления. «Устал я сегодня. Не пойду» - бросил он в безразличии. Заседание приняло решение перевести его в бригадиры. Не вынеся позора изгнания с должности, он написал заявление.
Во время увольнения его не оставлял вопрос – Зачем она ему говорила о Грише, о замужестве, о том, что с Гришкой они соседи? Говорила, что он не мог подтянуться разу и она смеялась над ним, а сейчас он подтягивается с висящим на ногах племяннике.
Получив расчет и возвращаясь в свою деревню, он заехал к Пале. Приехал с шампанским и совсем, вне своих обычаев, с выращенными в палисаднике цветами. Её Мать, посмотрев на цветы объяснила, что дочь уехала в город. Уехала за неделю до начала учёбы, в один день с Гришей.  Спускаясь к озеру, ему показалось, что он понял случившееся. У озера нашёл бьющий ключ, опустил в него бутылку с вином и лёг рядом на траву. Деревня растянулась наверху, по пригорку. Крайний дом у леса, стоял без забора и крыши, вернее с половиной крыши.


В отдалённые сибирские места, присылали не только председателей, специалистов и учителей, но волей времени, ссылали тех, кого не посадишь - правонарушений не совершали и пользы в них из высоких кресел не видели. Их называли тунеядцами. С таким клеймом они прибывали к месту перевоспитания. Люди потерявшие цели, люди, цели которых власть не могла считать достойными человека, прибывали, распределялись по деревням, квартирам. Кто-то, единицы из них, находили спутниц и они становились местными. Казалось, что они счастливы, но ехали в отпуск и не возвращались.
На перевоспитание  ссылали самые разные категории: Сварщик, когда-то работающий с личным клеймом на судоверфях северной столицы, берёг своё клеймо дороже документов. Своё клеймо, за тысячи километров от предприятия выдавшего его, он вынимал из промасленной бумаги и показывал как высшую награду своей жизни. Тракторист, помнящий номера деталей по каталогу, не подходил к технике.  Модельщик, работавший на изготовлении оснастки для космической отрасли, сидел в гаражной котельной. Они, не вписывающиеся в нормы, всякой властью гнутые, однажды не выдержавшие, были осуждены и  высланы. Они в день получки надевали костюм, белую рубашку, галстук и шли получать зарплату, затем посошок на дорожку....
Первых, из высланных селили в дома принадлежащие хозяйствам, но оканчивалась зима и.. заборов нет, ворот нет. Местные, заготовленные дрова переносили во двор, ближе к собаке. Во второю зиму отапливались, сжигая крыльцо, сжигали часть полов в комнатах. Жгли и крыши: так люди, государевыми законами исправлялись ко второму году. Тунеядцы, вслед за властью говорили местные, подразумевая - что с таких возьмёшь.
Хотя как без исключений, они были. (М.М) Пенсионерку, пообещав помощь и поддержку, уговорили принять на постой тунеядку. Прибывшая, ни коей мерой не подходила под данный, сложившийся тип. Не злобливая, приятной наружности, обрадовала не только хозяйку квартиры. Её привезли к средине лета, огороды зрели, в речке не вылезая бултыхались подростки. С поселением новенькой, к следующему полудню речка опустела - мальчишки сидели по крышам вокруг её дома: посреди огорода, голышом, загорала сосланная.
Срочный созыв сельских активистов потребовал ответа и она ответила – «Мне не дали времени обдумать сборы, потому, приехала без купального костюма – Она оглядела присутствующих - В нижнем белье от фабрики «Большевичка» я не могу показаться на людях – И закончила, глядя на всех, толи рассердившись за непонятливость, толи в кокетстве –  Я не враг себе».  Сказав, крутнулась перед сидевшими, опустила глазки долу и села. Само целомудрие, выставив коленки, ждало понимания и её поняли. К концу недели у неё имелась пляжная пара, из дома, она перенесла спальные принадлежности в кладовку в сенях. А после выходных, пенсионерка требовала квартирантку выселить, двери восстановить. Двери не пришлось восстанавливать, они снятые с петель лежали в огороде. Они не открывались без стука и скрипа, а многие торопились с понимание, но боялись потревожить хозяйку.
За месяц поиска места для перевоспитуемой, у неё сложились отношения не только с жителями центральной усадьбы, потому после переселения в единственный дом, оставшийся от дальней деревни, она не знала трудностей одиночества. Её перевоспитывали, а дорога к ней расширялась и расширялась, и отбывать бы ей назначенный срок, не случись разборок между поклонниками, с применением подручных средств и судом. Поклонника, не способного потерять золотники от колёс, осудили, а её посчитали исправившейся, но описанное произошло позднее.
Пока же, Кешка лежал у ключа, тянул холодное Шампанское, смотрел вверх на единственную улицу, на дом с краю деревни без крыши, на дом Пали в средине улицы. Лёгкие облака плыли по бесконечности. Вокруг ни души, полная свобода. Нет председателя, правления, зоотехника. Нет квартирной хозяйки. Свобода. Счастье. Он освободил себя и от Пали. Он был никому, ни чем не обязан. Он  был счастлив целый день. К себе, в родительский дом, пришёл затемно, сделав крюк. Счастливый день закончился словами Матери «Ты уже был в отпуске. К утру обдумай, где тебя могут взять на работу. Ты молодой, за ночь успеешь обдумать. Езжай. Не страми меня. Завтра в 7, я тебя провожу». Он нужен был Матери, он слушал её и слушался. Он не мог её не слушаться, он ей был нужен.
 Позднее, ему передали письмо с каллиграфическим почерком от Пали – Она не среди песков в воинской части, она в городе. Ей скоро 17. Она учится последнюю зиму. В конце строчка стихотворения «А коль споткнёшься ты, тебе никто уж руку не подаст», стояла диссонансом к остальной части. 

                lll

Следующим утром, после ухода пограничников, Енокентий проснулся с остротой произошедшего на пригорке. Он вспомнил все лица, вспомнил и выражения тех лиц. В подобное невозможно поверить – как одним взглядом, запомнить толпу за тысячу, запомнить, словно находился с ними вечность?, только стресс, в некий миг, заставляет сознание использовать не малый процент мозга,  сознание задействует все миллиарды нейронов, фиксируя в памяти тысячу лиц словно на матрицу фотокамеры.  Стресс, способен из любого сделать чемпиона по прыжкам, стресс наделяет хрупкую женщину способностью поднять за колесо самосвал. Стресс же, оставляет после себя тело выжатым и обессиленным.
Катерок с пограничниками, ещё не отошёл, а Енокентия окружила четвёрка которая «Его ждала», спускалась толпа готовая ему служить, а он потерял силы, пожелал лечь и остаться один на день, месяц, остаток жизни. Не он, голос интуиции отложил решение насколько возможно, голос отложил сход на неделю.
 Неделю, он ходил по посёлку, по острову, видел мужчин женщин подростков стариков и он их всех знал - знал их сомнения и их чаяния. Его останавливали, спрашивали и он, должно быть отвечал то, чего от него ожидали, или не он, а обострившееся чувство самосохранения, оберегало его от возможного повторения стихии толпы?
За время до схода, он успел познакомиться с хозяйством острова, он успел со многими поздороваться за руку, поздороваться, с ответным пожатием. Ему поверили, в нём признали лидера? Нет, руку пожимало чувство вины тех, кто не смог устоять перед стихией толпы и мог нанести последний удар по безвинному.
Он понимал всех, он понимал и лидера четвёрки. Чистин, на следующий день сидел у него в номере и глядя на картину, говорил о слабости одного человека, говорил, что одному не устоять против малого, ниоткуда явившегося облака, а он Чистин, здесь рождённый, при всех администрациях востребованный и сейчас готов возглавить, или стать замом. У него есть надёжные организаторы знающие толк как в заводских цехах, так и в открытом море. Они умеют заполнять не только трюмы.
Обходя корпуса колонии, ощущалось отсутствие хозяина. Казалось, получив свободу осуждённые потеряли ориентиры, казалось они забыли, что сами могут принимать решения, или данную способность смогли убрать законами зоны? Енокентий, боковым зрением видел обладателя квадратной челюсти, видел и бритоголового, они стояли в стороне от основной массы, не приблизились и к нему, кося взглядом издали. К Енокентию подошёл бывший директор консервного завода Геннадий Николаевич со своим бухгалтером Карезовым. О директоре он слышал ранее: Геннадий Николаевич окончил что-то рыбоводное, работал в краевом журнале,  руководил подразделением треста,  пока не попал на остров. Здесь, имея способность ровно выстраивать отношения с подчинёнными, в меру управляемый сверху, к перестройке директорствовал на заводе. Только перестройка устанавливала свои правила, устанавливала новых собственников. К приезду будущего олигарха, завод сидел в кредитах, его подвели к банкротству, оставались директор с бухгалтером. Их убрали.
Енокентий, поговорил и с Тамарой Павловной, к ней тёмноволосой в зелёной блузке, он подбирал слова на пригорке и не ошибся. Она, после получения диплома, четвёртый год преподаёт иностранный. Правильная дикция с остановками на запятых, уверенность в излагаемом. К концу разговора он был в зависимости от неё. Она напоминала его классную.
Она напоминала? В той поездке по Оби, он путешествовал в двухместной каюте. Его сосед, повторял его давнего друга, ушедшего в тридцать: тонкий, подвижный нос, просвечивающаяся светлая кожа, манера говорить, характер, рост - всё настолько схожее, что можно подумать они двойники. После поездки, он его сосед, в свои тридцать попал в аварию. Сложили в областном центре. Авария произошла в городе со специализированной клиникой!  Енокентий  считал, что и он повторяет чью-то судьбу, только найдётся ли тот, кто убережёт его, или сложит, в случае большой аварии?


В назначенный день, жители потянулись на пригорок. К началу схода, уже не толпа, группы стояли в полукруге, ожидая хозяина острова.  Енокентий, имел время обдумать о чём говорить и встав на возвышенность уверенно заговорил «Я здесь человек новый и не могу знать ваши заботы. Вам нужен свой, кто понимает вас, кому вы смогли бы доверить своих близких, своё будущее». После его слов не было длинных  выступлений, люди ещё не проснулись, или не проснулись и не пришли способные говорить часами. Несколько групп предложили бывшего директора Геннадия Николаевича. Поднятые руки не нужно было считать. Енокентию подумалось: присутствующие, по-прежнему ничего не хотят решать, они, по-прежнему не  хотят брать ответственность за свою судьбу, или не верят, что их  допустят к решению вопросов в посёлке. Ему даже подумалось – большинство устраивает сложившееся положение, когда во всём можно винить власть.
Избранный глава, обратил к сходу с вопросом устройства в администрацию хозяина острова говоря «Он здесь владелец –  От одной из групп предложили, должно быть в насмешку? – Коли владелец, пусть охраняет. С России 300 лет брали ясак 10%. Может и он, не раскатывая губу, за стоко же будет беречь  свою собственность?»  Нельзя, подобное принимать серьёзно, так увиделось и Енокентию, но потребовали ответить. Он нашёл Тамару Павловну, к ней и обратился «Я хозяин? – Он начал с вопроса – Я считал волосы мои, а они выпали. Я даже не всегда хозяин своих мыслей. Остров, земля в собственности? Земля не гребешок, хотя охранником, да с 10%, в любом случае отказаться нельзя». Соглашаясь, он рассчитывал – охранник острова что-то близкое с охраной новостройки в городе. Предложенных 10% ему хватит.
Экономист засомневалась о возможности уложиться в десять процентов, так-так налоги в государствах, зачастую за половину от доходов. Налоги и их расходование, для населения острова было более далёкое, чем устройство жизни в других мирах, но согласились, что если там, где-то за половину, то они согласны помимо охраны отчислять ещё десять, на общественные нужды из собственной зарплаты. Заговорив о зарплате, каждый пожелал высказаться. Вновь срывалось к гвалту с тысячами мнений. Геннадий Николаевич долго стоял с поднятой рукой, шум только усиливался. Время подходило к началу рабочего дня, то-есть ко времени написания постановления, а постановления отошли далее, чем после избрания главы. Но шум также резко прекратился, как и начался. Из посёлка спускалась четвёрка. Впереди, не спеша в начищенных ботинках с металлическими союзками на носках, покручивая срезанным лопухом на плече, двигался Чистин. Они прибыли в удобное для себя время. Они знали здесь каждого присутствующего, они знали - гвалт на острове - их время. Они пришли вовремя. Но что-то пошло не так. При приближении, бывшие заключённые окружили их и замкнулись в несколько рядов. Толпа замолчала.
Экономист, воспользовавшись тишиной, не замечая происходящего, требовала внимания к себе. Она говорила о соотношении зарплат верха и низкооплачиваемых, говорила о разнице у чиновников и на производстве. Лишь небольшая группа слушала её и пожелала ознакомиться с её полными выкладками на бумаге. В дополнение,  они просили обнародовать суммы субсидирования острова и их расходования. Большая же часть, должно быть устала: шум  нарастал, цифры ни кого не интересовали. В это время четвёрка  с Чистиным, выбралась и заняла место сбоку. Глава, надеясь вернуть внимание, предложил высказаться Чистину. Он, потерял лопух, но не потерял чувства своей значимости и отказался от слова, сославшись на неподготовленность по данной теме. К несколько примолкнувшей толпе, обратился один из бывших заключённых: Он приговорённый выездным судом на три года за хулиганство с посягательством на жизнь, просил пересмотреть своё дело. Из поданного листка, зачитанного Геннадием Николаевичем следовало: Суд проходил в красном уголке завода, заполненного молодыми людьми освобождёнными от работы. Первой дали слово потерпевшей «Он, явившись в стельку потребовал, чтобы его кормили. Я заметила ему, тем ли он тоном говорит в её доме?! Он в ответ, сев за стол требовал щей. Моя дочь ему подала миску. Я б ему подала! Во время еды, я продолжала объяснять чего его матерщинник, то-есть отец, не удосужился втолковать в его набитую мякиной голову? Он же схватил вилку и кинул в меня, в самую шею. Но я знаю чего ждать от таких и всё равно не увернулась. Есть медэкспертиза. Ссадина на плече. Есть свидетель - моя дочь». Дочь, глядя то на мать то на мужа, говорила, что живут они даже хорошо, что он ей всю зарплату отдаёт и она ему не забывает давать на обеды, они с мамой ему дают и на сигареты, но они, на работе откуда-то берут порой неизвестно чего и пьют. Вот он и приходит не такой какой надо – Прокурор задала вопрос – Видели ли вы как муж бросал вилку? – Мать, привскочив, опередила – Она видела, она всё видела, она видела как он целился мне прямо в шею. Судья попросила подсудимого объяснить свои поступки. Подсудимый от слова отказался, сославшись – Пьян был. Не помню. Вину признаю. Раскаиваюсь. Надеюсь на снисхождение – Како тебе снисхождение паршивец ты этакой. Дочь вместе со мной облапошил, теперь суд облапошить хошь. Только здесь не дураки сидят» –  не сдерживаясь, в гневе на весь зал, произнесла вместо него последнее слово тёща. 
Должно быть, глава зачитывал долго, или озвученное не интересовало собравшихся, только они отвлеклись, переговариваясь меж собой. На вопрос, что будем делать с одним из своих сограждан? сход смолчал. Сход молчал, а рядом с главой уже стоял второй –  бритоголовый, из четвёрки Чистина и пытался сказать своё «Моя фамилия Олдин - затем, повысив голос, повторил - Моя фамилия Олдин –  но его никто не слышал – Выбежала Тамара Павловна, в раздражении на сход, или ещё на кого, заговорила – Нам нужно выслушать всех и принять решение. С другой стороны, кто мы чтобы судить или миловать?»  Вопрос, присутствующих застал врасплох, однако решили что нужно избрать ещё и судью. С юридическим образованием если и были, то промолчали не выразив желания судить, да и как судить, законов нет.
Глава предложил Тамаре Павловне проконсультироваться по данному вопросу и на следующем собрании выступить с предложением, а по процентам, озвученными экономистом и о распределении полученной субсидии на следующее полугодие, напечатать разъяснение для каждого желающего, а завтра собраться и окончательно решить, но люди не согласились  «Ознакомиться со страницей цифр? Понять, что значит соотношение зарплат между верхом и низом – 4/1, где-то и 45/1, у нас. За неделю бы разобраться» говорили они, на этом и закончили.   

Обдумывая сход,  Енокентию Трифоновичу не показалось странным желание разобраться в деталях по процентам; не показалось странным и близкое принятие судьбы отдельного человека школьным учителем, Тамарой Павловной. Он не мог понять, что произошло с Чистиным и его тремя подручными? Избранный глава обрисовал произошедшее: Многие, бывшие на зоне являлись невидимой частью правил установленных на острове. Они, стоящие на нижнем краю иерархии созданной или управляемой Чистиным, первыми же становились публичными виновниками, они становились первыми жертвами сдаваемыми в показательные суды. Они, согласившись стать частью общака, стали мхом укрывающем камень который время от времени сжигали, показывая видимость борьбы. Жестокость подобных образований с публичностью и фикцией справедливости внутри, делали их силой. Понимание, где они оказались приходит много позднее, когда обратно возвращаться поздно. В данном случае, многие выехали на пароме, потому часть попытался вырваться, чтобы перейти в видимую часть общества и полусотней, пусть на время, но заставили считаться с собой четвёрых, даже не четверых, а созданную систему.   

Лист, с содержанием доклада экономиста и дела о пересмотре приговора, раздали жителям посёлка. Делами заключённых Енокентий, попросил заняться Тамару Павловну. Она согласилась. К концу недели, её и Чистина он пригласил к себе в номер –  обсудить вопросы связанные с данным контингентом.               
Когда они подошли, их встретила Нина Васильевна с извинениями, что Енокентий сейчас занят, освободится через пару часов, но он просил проводить их в свободную комнату, где они смогут у ТВ выпить чашку кофе. Енокентий повторял запомнившееся, давнее – Они, два часа должны находиться в одном помещении; замкнутость пространства вынудит искать общие интересы и не считаясь с собственной волей, они проникнут друг в друга. Енокентий, рассчитывал на способность Тамары Павловной увлечь Чистина и перетянуть его на свою сторону. 
 «Освободившись», Енокентий первой пригласил Тамару Павловну. Она сверкнув глазами открыла папку с документами: Чистин являлся свидетелем у десятка осуждённых, на него многократно заводились дела, но кроме - набить волосы репьём, ему ничего инкриминировать не могли. Он, тем кто не признавал его право заправлять, делал на голове неразделяемую шишку из колючек и волос, жители шишку называли колтун. Так он демонстрировал свою власть, для чего, в своей теплице растил не овощи, он круглый год растил репей. Чистин, в любое время года при появлении любого вызова, выходил с лопухом на плече. Он и в комнату к Енокентию зашёл с лопухом на плече, без намёка к сближению с ним. В Тамаре Павловне не замечал женщину. Енокентию показалось, что он и к себе был безразличен - глядел на мир, из-за  ширины листьев выращиваемой культуры.
Говорить, оказалось не о чем. Тамара Павловна, глянув на вошедшего Чистина, подвинула папку на средину стола и сказав, что опаздывает, резко развернувшись направилась к выходу, но в шаге от двери остановилась, зло обернулась, выдернула торчащий из замочной скважины ключ и на выходе, после щелчка запираемой двери, они услышали «Через два часа я освобожусь, затем освобожу и вас».  Щелчок замка двери и её слова Енокентий с Чистиным выслушали стоя, одновременно глядя на дверь и друг на друга, в растерянности пережёвывая  ситуацию. Енокентий, как старший по возрасту, вынужден был говорить, он, переведя взгляд от двери на папку спросил  «Что делать будем?» Чистин пожал плечами. Енокентий, не готовый к подобной ситуации, предложил стандартное для знакомого посетителя - рюмку и включил телевизор. После новостей, которые они просмотрели молча, начался фильм «Джельтмены удачи». После фильма, оказалось, что они его смотрят в сотый раз и не устали. Они в единодушии согласились, что один воспитатель детсада способен сделать для людей больше, чем государством налаженная система правосудия, вместе с системой наказания.
Найдя точку соприкосновения, Енокентий вторично вернулся к своему вопросу «На тебя, в этой папке, дел больше чем на всех осуждённых. Что будем делать?  Избранный глава предлагает твою тройку отправить на материк, обучать профессии массажиста. На острове некому лечить остеохондрозы и один согласен, Одиз с Олдиным отказываются… пока. Может и тебе пройти курсы… менеджмента? – Чистин, в возмущении ответил –  У меня семь классов, какой менеджемент? В конце третьей четверти Мать застукал у соседа. Нас распустили из-за аварии. Не вовремя зашёл к другу. Она объяснила, что они с Отцом уже развелись бы, да из-за меня живут вместе. Я у них один. В тот день, она мне объяснила. До этого же, они наперебой с Отцом твердили - вера, да верность – Затем оттаивая, в стеснении, для одного себя, заканчивал как молитву –  Отец талдычил - нет веры в Мать, тебе больше верить не во что. Тебе больше верить некому. Тебе время умереть, ты в этом мире всё своё сделал. Мать то, что нельзя потерять. Мать для мужчины выше Бога».

Енокентий считал, что в своём возрасте освободился от женской зависимости, что он может размышлять свободно, сторонним наблюдателем, по данной теме. Задолго до дня, когда он готов был рыть тоннель к той кровати, в своём мужском кругу он любил заводить разговоры на данную тему. Вопросы, касающиеся мужских похождений и женских увлечений и их последствий, доходили в споре до повышенных тонов, а иногда и далее. Енокентий начинал подтравливая «Если ты любишь её, если ты утверждаешь что для неё готов на всё, то отчего ты не радуешься когда она ждёт встречи не с тобой? Если она тебе так дорога, то почему ты готов растерзать её за то, к чему у неё кроме любопытства возможно и нет ничего? Если ты действительно  настолько силён, в тебе энергии на троих, почему ты боишься, что она узнав другого, разочаруется в тебе, а не наоборот?  –  Противная сторона, имела доводы не менее убедительные, от - «Женщина сосуд утлый» до, женщина не способна остановиться выбирая и порой, успокаивается когда теряет интерес для мужчин в силу своего возраста, и лучше её остановить любым способом, чем ждать времени потери интереса к ней».

Мужчины говорят: Нельзя понять женщину, верно оправдывая своё право на неё - у неё нет логики, она не способна принять обдуманное решение и он, мужчина, обязан управлять своей избранницей. Он, признающий, что не имеющий права на свои волосы, считает, что имеет право на другого человека, абсурд, но попробуйте говорить об этом с мужем любящим свою жену. Попробуйте говорить об этом, с женой любящей мужа, хотя здесь вы быстрее найдёте понимание. Мужчины же вам скажут, что у них на 10% больше мозгов, при этом, своими большими мозгами они не способны убедить, они склоняются в споре к большим кулакам.
Женщины, они многое пытаются разъяснить, они порой объясняются с сыновьями, мужьями о том, к чему не имеют право подпускать противоположный пол. Женщина, в силу высоты своего положения - продолжателя рода, положения, определяющего направление движения общества, не имеет права объясняться по поводу своих поступков. Поступков, частью основанных на интуиции. Женщина, пытается оправдаться там где имеет право только обвинять, обвинять за большие мозги которые не хотят думать там, где в первую очередь и должны бы искать выход без кулаков. Обязаны думать, если цель этих мозгов, благополучие хозяина?               
Мужчины, узнав – «Земфира не верна» сразу забывают, что они каждодневно подталкивали свою, некогда любимую женщину, к тяжести принятия решения –  найти того, кто будет ценить и понимать её. Любимая женщина! Женщина, тысячекратно острее чувствующая отношение к себе, способна ли она к измене без внутреннего согласия своего мужчины?

Енокентий с Чистиным находились вдвоём в номере: один, потерявший силу кулаков, другой, в создавшемся положении только смотрел на принесённый лопух, на металлические накладки на носках ботинок. Они не могли придти к единству, но в сложившемся, слышали друг друга и признали, что не могут быть врагами: у них близкое понимание событий представленных новостными программами, они едины в понимании кино, и только, мелькнувшая в рекламе «Мона Лиза», их чуть разобщила. По мнению Чистина, художник написал автопортрет в виде женщины, а Енокентий оспаривал, что изображена именно Мона, или любая другая женщина, которая влечёт  робеющего мальчика, поощряя улыбкой. Она, доброта и мудрость, говорит с полотна «Мальчик, тебе не обойти женщину. Она дорастит тебя до Мужчины, а позднее, когда узнаешь её руки, и пойдёшь далее у тебя будет весь задний план: дороги и скалы, мосты и реки».    Картина не разобщила их, она открыла нечто потаённое в восприятии мира.
 
  Двое, совершенно не сопоставимые в физическом отношении, в жизненном опыте, находясь под замком были вынуждены воспользоваться разумом. После ухода Чистина, Енокентий выбросил принесённый лопух, и лёг не раздеваясь. Волнения дня унесли сон  «Зачем всё это, за что всё это? «На вилы его» - думал он.  Затем мысли развернулись ко времени не знающего ночных размышлений, не знающего длинных разговоров с оппонентами. В те времена, он принимал решения в один миг.

                ********   

После изгнания Кешки с должности в первом колхозе, на следующее утро, Мать проводила его на «Ракету». Отчалив, судно развернулось и набирая скорость, двинулось вверх по реке. Деревня уменьшалась, детали растворялись в расстоянии, Мать оставалась неизменной. Она стояла на берегу с хворостиной, которой  прогнала корову на пастбище. Корову вечером ждали свежая трава и  хлеб - так приучали её к дому,  Кешке же, возвращаться было некуда. В кармане лежал остаток от расчёта, в голове привет Дяде, который жил в двухстах километрах.
Дядя встретил в своей обычной приветливости, посоветовал идти в Сельхозуправление, говоря «Мать пока тебя учила, одной обновы не справила! Попробуй ещё раз. Вдруг возьмут? Хотя двести км. не расстояние для твоих «подвигов».
 В управлении предложили места в двух посёлках на окраине района «Завтра, к ним едет наш завотделом, с ним можешь добраться» - предложил кадровик. В первом поселке располагалось училище, Енокентия попросили написать автобиографию в страничку. Директор до конца не дочитал «Мы принимаем преподавателей, мастеров. Они должны знать орфографию. Вы, нам не подойдёте».
Вторая деревня начиналась с зернотока. На территории тока, у разобранной сушилки, несколько человек наблюдали за ремонтом. Завотделом присоединился к группе.  Кешка, посидев в одиночестве пошёл следом: ремонтировали систему нагрева воздуха, на подобной модели во время учёбы он проходил практику. Подойдя и поняв причину, в минуту, извлёк деталь которая являлась причиной неисправности, с которой не могли справиться с начала смены. Затем, понаблюдав в безразличии за работающими, сел в машину. Вернувшийся завотделом отправив Кешку в контору, к председателю. Им оказался один из наблюдавших за ремонтом сушилки. Встретил словами «Я не могу один без правления принять тебя на работу. Утром с 6 до 7часов у нас планёрка, не опаздывай. Переночуешь в доме, где у нас останавливаются. Там у нас, как-бы гостиница с хозяйкой – И совсем без формы, в полуулыбке как-бы нехотя, исполняя обязанность закончил – Я осведомился о тебе. Смотри у меня. Подзатыльник быстро схлопочешь –  Кешке терять было нечего. Его проводили с хворостиной. Он качнулся навстречу и переводя взгляд с переносицы на седину волос и обратно в глаза, чётким голосом  произнёс – Меня отец не трогал».  Много, много спустя, он не забыл его полуулыбку, стеснённость и необходимость сказать. Енокентий не исправил свою резкость, он не нашёл последнее пристанище своего Председателя.

Хозяйка дома, определила Кешку в маленькую почти отдельную комнату с печкой, радиолой, столиком и койкой. В углу расположилась этажерка с книгами. Утром, картошка приготовленной на яйцах в поджаристой сметанной корочке и гусятина, стояли на столе. К шести, Кешка прибыл в кабинет. Когда правление собралось, глава хозяйства представил «Енокентий. Желает у нас работать, у него специальное образование –  затем, переведя взгляд на крепкого мужчину,  продолжил –  Иванович давно написал заявление о переводе в трактористы, а вчера позвонили - есть новый трактор. Если присутствующие будут не против, давайте отдадим его ему. Ивановичу исполнилось тридцать три, пусть будет подарком от колхоза и если присутствующие будут не против, давайте возьмём Енокентия на освободившуюся должность, заведующим МТМ».
 Кешке должно быть показалось, что правление известие восприняло если не вздохом облегчения, то явно они были не против. Затем председатель, обращаясь к Ивановичу, попросил его ввести в курс молодого специалиста, съездить с ним в Сельхозтехнику, познакомить. Бухгалтера попросил выписать документы на получение трактора на Енокентия, а десятку, для знакомства в Сельхозтехнике в подотчёт на Ивановича.
               
Деревня, где Кешку приняли на работу, находилась всего в двухстах километрах от той, из которой его изгнали, одновременно она находилась на две жизни в стороне от неё. Он устроился в такой же колхоз, который как и большинство колхозов имел все атрибуты подобных хозяйств: Доярки бывали в загуле, механизмы ломались и так же как и везде, своё стояло впереди колхозного. Сюда, как и в другие хозяйства присылали больших и маленьких начальников, регулярно слали контролёров и проверяющих, но жители деревни относились к установленным сверху правилам как к неизбежности – нужно терпеть, приспосабливаться, чтобы от них, от начальников иметь минимальные неудобства. Деревня и после перестройки не рухнула: Фермерское хозяйство с собственником, но разговаривая с ним видится не собственник, а часть деревни, на котором хлопот побольше. В подобной деревне нет и быть не может развалившихся домов, упавших заборов, нет бурьянов. Деревня всегда жила не для власти, а для себя, жила как   могла: отправляла сыновей в армию, на войну, она всегда была частью большой Родины но, не становясь в показное сопротивление, свои интересы ставила в равные с требованиями верхов.
 Позднее, с каждым годом всё более и более Енокентий удивлялся  способности здесь живущих подводить прибывших под понимание своих устоев. Большая часть, волей судьбы оказавшихся в посёлке, становились его частью. Здесь жили сосланные латыши и тунеядцы, алкозависимые, сюда возвращались те, кто искал счастья в дальних краях. Когда говорят «Сердце России» почему-то встаёт перед глазами Кешки эта небольшая деревня, хотя и здесь случались исключения.

Иванович ознакомил Енокентия с мастерской. Главный инженер привёл в комнатушку, показал полку с набором справочной литературы, объяснил обязанности. Енокентия ввели в коллектив. В нём, он проработал более четырёх лет. Если кто-то подумает что он, в потрясении от изгнания, перевернулся с головы на ноги, то нет, он остался точно таким же: У него, также как и в предыдущем колхозе не вовремя ломалась техника, он не отказывался принять участие в компаниях без закуски, среди дня его находили спящим. Он пропадал из деревни. Его точно также, вызывали на правление колхоза, расширенный партком, сельский совет и на первых собраниях, каждый считал своим долгом указать на упущения заведующего МТМ.
У зоотехника: неисправный кормораздатчик среди зимы снёс ворота - телята, дохнув мороза, передохли. В ответ Енокентий спрашивал «Отчего ворота, снесённые утром заинтересовали его, зоотехника, через сутки? а вторые двери, образующие тамбур висят на одной петле, без возможности  закрыть? и зоотехник молчал. Молчал на всех последующих собраниях.
У агронома, дальнее поле осталось не обработанное - сломался трактор. В ответ Енокентий, глядя в глаза спрашивал «Вы в своё время воспротивились покупке копеечного тестера? а без него, диагностика электрики не возможна; В данном же случае, все знают распутицу и бездорожье здешних мест, и по его, Енокентия мнению, данное поле следует обрабатывать первым, пока не затопило дорогу».
 Правление, выделило ему мотоцикл. Его мощность Кешка опробовал на свежезасеенном поле, оставив восьмёрки, а затем освоил и демонстрировал своё умение разворачиваться. Он разгонялся, а перед забором, одновременно:  поворот, тормоз переднего колеса, полный газ и мотоцикл подняв клубы пыли у рядом стоящего забора, вылетает из неё, из пыли в обратную сторону, под всеобщее изумление.
Своё умение он решил продемонстрировать зоотехнику. Мысль, удивить своими способностями пришла мгновенно, перед движущимся навстречу стадом коров. Кешка сделал так, как делал десяток раз, но не учёл - люлька пригружена пассажиром и вместо того чтобы развернуться на одном колесе, мотоцикл перевернулся через коляску. Кешку выкинуло далее зоотехника. Выкинуло во время, когда завихрения заведующего, воспринимались болезнями роста: деревня пошушукалась, в районе пожурили, в конторе повесили приказ с выговором.

Деревня, район, перенесли аварию, перенесли и прогулы начала зимы последнего года работы. К этому времени, его боязнь противоположного пола нельзя было скрыть. Случайные отношения давали только временное успокоение. Любаша? её он отправил в дальний угол памяти. Паля, она занимала постоянное место, но без серьёзности намерений. Он простился с ней шампанским у ключа, и острота чувств не тревожила. Осенью кольнуло на коротко, но ехать помешал ледостав на реке, он поехал по установившейся дороге - в конторе объяснил, за запчастями. Приехав в деревню, узнал: Паля с Гришей поженились. Перед женитьбой, перевезли родителей в район, за двести км. Они сейчас живут в Райцентре. В нём Кешка бывает не по разу в неделю.
Назад ехал, не всегда следя за дорогой –  оказалось, она ему не безразлична. Он давно не видел её, а в памяти вспыхивало, она спрашивает его «Азия, как далеко она, Кеша?» Уйдя в прошлое, не понимал где он, куда жмёт педаль скорости, пока не въехал в кювет, не разбил лобовое стекло. На работу позвонил на второй день «Восстанавливаю машину после аварии. Приеду завтра».
 Его не выгнали, сделали вид, что поверили. К этому времени, Енокентий понял, да нет, конечно не понял, его подтолкнули к принятию правил которые должны лежать в основе его работы. Ко времени поездки, данные правила он считал своими, выстраданными в набитых шишках. Он вынужден был понять и выполнять их. Получив первое направление на работу и унёсшись в эйфории «Это первое назначение, из череды следующих, заканчивающихся в Министерстве и он не должен наживать врагов». На первых заседаниях, он верил, что критикующие относится к нему с желанием помочь. Он не понимал: выступающие, только красовались друг перед другом и перед ним –  умением видеть промахи, способностью публично показать свою значимость. Они демонстрировали – «Язык это власть». Благополучие критикующих  не зависело ни от работы Кешки, ни от собственной, их положение зависело только от умения представить себя вышестоящему. Они зависели только от назначивших их.               
На окраине другого района, ему изгнанному с работы, из дома, стало не до должностей, ему нужно было выжить –  сзади, на обрыве берега стояла Мать с хворостиной. Свою голову, он обязан заставить думать за собственное благополучие, даже не за благополучие, а хотя бы удержаться.
«Удержаться во чтобы-то ни стало», управляло Кешкой. Урок, изгнания из первого колхоза он усвоил по своему считая, что его задача не руководить - каждый знает свою работу лучше его. Его задача убедить подчинённых, что он имеет право принимать решения за них. Его задача, время от времени напоминать, что он у них главный - диктовать свою волю. Диктовать, даже если им поставленные задачи идут вразрез здравому смыслу, во вред производству, во вред всем и каждому, он обязан диктовать свою волю тому сегменту, который ему отдала вышестоящая власть.
Он считал –  его задача убрать сомнение в своём превосходстве, не считаясь с опытом, возрастом, не считаясь с занимаемыми должностями. Потому, когда его начальник, главный инженер, не согласился с его доводами на требуемое время ремонта - ещё смену и объяснил простоту выполнения в течении часа, а следующим утром, на планёрке, потребовал отчёта за сорванного задание, Енокентий отчитался «Нужно ещё полторы смены.  Сделано согласно вашим указаниям, и работать не будет. Нужно полностью переделывать выполненные работы». Можно подумать, Главный не понял проблему? вовсе нет, он не посчитал нужным объяснять мелочь, которая видима для всех. Мелочь, видимую для всех, Енокентий отбросил. Сделали только то,  на что указывал главный - ремонт следовало начинать сначала.
Его могли, думали убрать, но пришлют другого, из Кешки же надеялись сделать помощника под свои нужды, и со временем деревня его несколько притёрла, и даже частью зауважала, а после окончания противостояния между ним и бывшим заведующим – Ивановичем, его заметил и район.

Ивановичем, его называли с третьего десятка - при Енокентие, скорее по привычке, а кто-то и с ехидцей. Крепкий, длиннорукий, с земли закидывающий на плечо любой мешок, при Кешке он, почти в одиночку заканчивал дом - оставалась внутренняя отделка. Дом, всей высотой красовался на основании из трёх рядов лиственницы, с листвяными же воротами рядом.
Он переехал из соседней деревни к своей избраннице. Работал на тракторе только один, не подпускал ни деревенских сменщиков, ни присланных из города. Работал сезонами без выходных, от темна до темна, на ходу обедал, на ходу отдыхал - в длинной загонке устроившись вдоль сиденья. Он и зарабатывал по две зарплаты, что свыше подрезали. Подрезали, отправляя на неудобные поля с одними углами, отправляя на низкооплачиваемые работы; поле им обработанное оказывалось меньше, этого же поля обработанного передовиком год назад. «Заросло» не моргая, отвечал учётчик.
На собраниях, не подбирая слов, он требовал справедливости, указывал бригадиру, механикам, не только на отношение к себе, но и на их упущения в делах колхоза. При районных представителях возмущался отношением к работе, требовал принятия мер к виновным и однажды его вызвали в контору, предложили должность заведующего МТМ. Он согласился.
Его наследство, в виде родословной, не могло терпеть приспособленчества, не терпело половинчатости, он рассчитывал своей силой, своим трудом добиться достатка и уважения. Собственным хозяйством занимался урывками – до работы копал картошку, а на день давал задание домочадцам собрать; по вечерней темноте перетаскивал собранное в погреб.
Став маленьким начальником у него времени  не прибавилось, а количество врагов учетверилось: отправленный грузовик стоял за кустами, водитель спал. В конце смены Иванович спрашивал «Отчего сделал всего рейс? –  тот, глядя в глаза,  отвечал – На базе очередь, простоял, вторым рейсом не успел». На собрании делался вывод. На собраниях им делались выводы по всему хозяйству. Против него ополчился колхоз. И когда Кешка принимал дела, действительно, видел среди присутствующих облегчение, видел спасение от правдолюбца. 
Первая неприязнь пролетела меж ними во время субботника. Кешку, Ивановича и местного передовика Мовригина, определили в одну бригаду. Кешка, не просто считал себя в унизительном положении, работая  вместе с рабочими, он видел ещё и свою второсортность: Иванович откручивал три гайки, Мовригин две, он торопясь, справлялся с одной. Иванович пожалел его и его сбитые руки, показал где держать палец - Кешка сравнялся с передовиком, но ухмылку с его стороны запомнил. 

Когда говорят «Гений», обычно, относят к известному человеку: изобретателю, художнику, музыканту. Только не гениален ли спортсмен? с тремя победами на одной Олимпиаде. Он, в замедленных движениях уходит в каждом шаге на миллиметр от соперника. Он на голову выше лучших мира. Думается подобное - гениальность. От точности в его движениях нельзя оторваться, как нельзя без усилия воли, отойти от картины, как нельзя не изумиться  некому  решению в технике, электронике. 
Около работающего Ивановича нельзя было не остановиться, не засмотреться, его работа завораживала, забывалось куда шёл. Иваныч, не сердился на любопытствующих, охотно разъяснял если спрашивали, но становясь рядом никто, никогда не мог сравняться с ним. Он каждое движение, каждый поворот обдумал перед тем как заснуть. Он, если не гений то точно из первого ряда, и он знает это и требует к себе должного отношения. Кешка во время посевной, по забывчивости не привёз ему запчасть и не найдя ничего лучшего, сослался на отсутствие на складе. Иванович, привёл его к телефону, позвонил, по памяти продиктовал номер детали и потребовал доставить до конца дня.
 Его резкости, ухмылки, подтолкнули и Кешку встать на сторону большинства: рвач, хоть зубы обламывай своё возьмёт, ни с кем не считается, у него каждый враг. После случая раскрытого обмана и Иванович заподозрил в Енокентие противника.
               
Готовились к уборочной. Иванович ремонтировал комбайн. Мовригин настраивал новый. Они в один день начали работу, в один и закончили. В день получки, расписавшись за сумму вполовину от полученной передовиком, Иванович не выдержал, попытался успокоить себя «чекушкой», но потерял контроль.
Кешка стоял у склада, когда он обезумев от злости, схватил вилы и с криком «Вот ты где. Я тебя сейчас насажу»  двинулся в его сторону. Кешу спасло время ремонта. Гараж был полон и механизаторы отстояли заведующего. Прибывший участковый составил протокол, отвёз дебошира на ночь в КПЗ.
Для Кешки нужны были основания в начислении. Он не допустил бы подобной ошибки в отношении Ивановича, но когда сдал наряды подошёл передовик: он ознакомился с начислениями и не нашёл части сделанного. Кешке пришлось писать дополнительный наряд. Мовригин утверждал, что потратил много времени и Кешка, будучи в хорошем настроении, написал сколько просили. На дописанное «сколько просили», требовалось обоснование, требовалось к утренней планёрке.  К этому времени, он знал куда и по какому вопросу обращаться. В Сельхозтехнике, в бухгалтерии, расчётчица подсказала выход из ситуации.               
 На планёрке, в присутствии членов правления, выпущенного Ивановича, Кешка стоял с нормами настройки новой техники. Нормы перекрывали его начисление. Он, оправдался. Вскоре, ему предложили вступить в партию.

Десятка, выписанная на подотчёт Ивановичу при Кешкином вступлении в должность, являлась обыденным явлением, являлась частью установившихся правил ведения хозяйства. Специалисты хозяйств старались поддерживать особые отношения с поставщиками, обычно выстраивая их через винный отдел. Проще, достать из-за пазухи и получить ГСМ, запчасти, чем добиваться приёма к директору, к районным управителям да и ходоков не любят - руки жмут способным самостоятельно решать вопросы.
 Ивановича, в должности заведующего МТМ сложившееся не беспокоило, он получал десятку и привозил требуемое, в дополнение, рюмка за ужином помогала в снятии стрессов явившихся с новой должностью. Вернувшись на трактор и работая не считаясь со временем, узнал - найденное средство помогает и при накапливающейся, постоянной усталости. Правда, накапливалось порой столько, что за один день не всегда справлялся. Эти дни отмечали прогулами. На одном из собраний подняли вопрос дисциплины. Отъявленным оказался Иванович. Он был другим. В деревне он был чужим. Его ненавистники требовали оформить тунеядство. И жить бы Кешке без гвоздя, но что-то не соответствовало? - куда отправлять то далее? После, выхваченных вил, их отношения вышли на районный уровень.
Пахали зябь. Кешка стоял на краю поля. Около него остановился Уазик. Вышли председатель, и секретарь райкома. Поздоровавшись за руку, секретарь заговорил с нажимом «Мне сообщили о деле вашего тракториста с упоминанием тебя –  Долгий взгляд и продолжение - Он делает две нормы. Он один из лучших. Можешь ли объяснить? – Енокентию терять было нечего, ему и идти было некуда – Лучший? Видите в сотне метров трактор, это его трактор. Вот линейка. Он пашет глубиной менее требуемой нормы. Вы его заставьте перепахать, а я привезу ему пол-литра. После того, как он перепашет поле и выпьет водку, а он ее перепахав непременно выпьет и Вы сможете уйти от него?...  У вас  не будет вопросов». Секретарь, более не спрашивал, хотя и знал, что норму делают все, не считаясь с линейкой.

Закончилась та осень не только зимой. По окончанию уборочной, из района пришло извещение: Колхозу выделен кирпич на строительство конторы. Для помощи в выполнении заказа, необходимо направить одного человека. При кирпичном заводе работает ЛТП, потому направлять следует алкозависимых.
Собрание колхоза по кандидату на кирпичный завод, обошлось парой выступлений. Голосование закончило противостояние. Енокентий вздохнул с облегчением. Он выходил из зала прокручивая не останавливаясь –  «Не заменимых у нас нет». В ночь, перед отправкой Ивановича, сгорел его недостроенный дом.

Закончилась та осень не только зимой. Обдумывание Кешкой вступление в партию затягивалось. Его вызвали в райком. Он подошёл к назначенному времени и ожидал вызова. Напротив сидела девушка с зелёным томиком. Кешка иногда заходил в библиотеку, у данного автора он находил созвучие с собственными мыслями. Вышедшая секретарь, извинившись за занятость шефа, предложила ожидающим приёма пройти в комнату отдыха, где можно выпить кофе. Прошли в комнату. Её голос ему показался знакомым –  Да, она работает в газете. Иногда перед публикациями обзванивает, уточняет материалы. К ним звонит чаще. Ехать далеко.

«Брак крепость. Кто вне, желает войти, кто внутри - выйти» Правда ли это?  Когда говорят, «Русская красавица», это и об Альбине, и это правда.  С ней Енокентий ожидал приёма у секретаря райкома. Мужчины, если бы у них голова беспокоилась о своём счастье, выбирали бы подобных, но у них другие цели, они не хотят себе счастья.  Енокентий, так же не хотел счастья, однако, ожидая вдвоём в небольшой комнате трудно остаться наедине.
Через два часа пригласили. Секретарь спросил не о вступлении в партию, он спросил о намерении учиться в институте, говоря «В районе будет работать выездная приёмная комиссия. Я считаю, ты Енокентий поступишь». Затем вызвал Альбину и обоим дал задание, написать статью в полосу. Статью они не написали,  встречи же стали регулярными и однажды Кешка сделал предложение. Она приняла, но с публичной помолвкой. Кешка с Дядей, при всех его военных орденах и её родственники, объявили о скором бракосочетании. Райцентр одобрил выбор Кеши, посёлок небольшой, её знали.
Непредвиденная женитьба, для Кешки поставила не решаемые вопросы. Воспользоваться, орёл - решка не подходило. Отменить нельзя - вновь, каждая встреча с родственниками, знакомыми будут начинаться  и заканчиваться «Ну как? Когда? Время уж! Застоится». Он и сам, находясь вне крепости желал войти в неё, но страх остаться наедине с любой девушкой привлёкшей внимание, не оставлял шансов на решении вопроса. И он уговорил себя – «Это судьба» – а, уговорив, успокоился. Его больше не спрашивали «Когда он надумает и не застоялось ли у него?» В выходной, он готовился ехать к невесте, неожиданно пригласили к телефону «Кеша, я приехала и хочу видеть тебя. Приезжай сегодня»  Приглашала Паля. Будет ждать по адресу. В домике запустенья, пыли и тенёт они встретились. В нём, началась их семейная жизнь. Утром он знал - она беременна. Уехала от Гриши. Тётя, у которой она жила в городе во время учёбы, зовёт её к себе. Тётя одна, будет рада.
Следующим днём, встретившись с Альбиной и проходя мимо дома Палиных родителей, он спросил «Отчего не спрашиваешь, почему не приехал вчера? - она ответила - Я знаю. Мне всегда казалось, что наши отношения только до некого часа. Возможно и к лучшему?»   
Она жила на одной улице с Палей. Вечером он был у неё, у Пали. Накрыли стол. По окончанию ужина, опустившись на колено, он сделал предложение. Она согласилась. И он согласился уволиться, согласился переезжать в город.
В деревне, Председатель колхоза лежал в госпитале замещал Зоотехник. В заявлении на увольнение, поставил дату двумя неделями позднее. Рассчитали этим же числом «Подарок молодому» объяснил и.о. Кешу отправили на Уазике. Вечером он сидел за столом у Матери. Мать кормила дранками, самодельным вяленым мясом и радовалась за сына: кое-как женится и уволили за час, без отработки.
Через две недели они с Палей жили в городе у Тёти. До турпоездки, к месту ссылки И.В.С. оставалось десятилетие. 
 
    
                IV        

Молодость, миг несущийся c огромной скоростью при которой не рассмотреть детали,  миг, когда нет и расстояния с которого увиделось бы данное время в полном объёме. Верно, и о времени можно сказать «Лицом к лицу, лица не увидать». Но идут годы и однажды, ещё не проснувшись, ещё не войдя в новый день, сознание не зависимо от воли, выхватит некий случай из той поры, закрутит его и вбросит в проснувшегося с новым значением. Новое значение произошедшего, овладевает мыслями как некая истина, как истина другого человека, чужого человека и этот чужой человек, день за днём вытесняет того, бывшего. Новая, народившееся личность,  вынимает из памяти случай за случаем, поступок за поступком, вынимает и изменяет его  значение. То, что представлялось позором, что гнало от свидетелей своей слабости,  предстаёт в противоположном виде, а то чем гордился, бахвалился – возникает тёмной стороной.
Тёмная сторона, тёмные страницы прошлого? Так ли это? Молодость миг, миг устремлений, миг невозможных задач требующих  личного  присутствия в нескольких местах, в нескольких городах. Заполнить собой наибольшее пространство, не есть ли главная цель данного времени: неосмысленная, интуитивная цель - она не даёт времени обернуться назад, не даёт времени обдумать, увидеть происходящее c разных сторон. Нет времени, да и нельзя остановиться, отдаться осмыслению происходящего.
Остановись, и собственные мысли обязательно подведут к некой черте. Христианство,  другие религии, жёстко становятся против добровольного ухода из мира, и это мудрость, накопленная историей народов, пришедшая к человечеству одновременно с его сознанием, на основе которой мир обязан сохраняться в некой первозданной чистоте. Каждый человек, обязан уйти в мир иной в той же чистоте в которой и явился. Он обязан уйти чистым, независимо, что успел, кем его запомнил этот мир, он обязан муками переосмысления очистится от своих тёмных страниц,  оправдаться перед собой за проступки.
«Человек первую половину жизни грешит, а вторую искупает грехи» – услышишь порой от убелённого сединой, услышишь от скованного болезнью – услышишь как истину от возраста не способного физически к грехам. Или, люди говорят так потому, что хотят считать себя способными понимать  правила мира? Понимать, без способности убедить в своём понимании входящих в него.

                ******

Енокентий прибыл на остров далеко на второй половине жизни, на той половине когда некуда спешить. Он, верно, прибыл с переоценкой прошлого, или две недели пути с однообразием стука колёс настучали ему: «Адресат. Адресат выбыл в Корск. Корск»
Как-то получилось, что он добирался на свой остров через Корск и как-то получилось - во время стоянки теплохода он успел зайти в адресный стол, но не зная фамилии Любаши после регистрации брака, ему только посожалели. Однако перестройка не только разрушала и в частном агентстве, с улыбкой оформили заказ. Возможности электроники, или профессионализм фирмы, только пришёл список проживающих в крае с близкими данными. После уточнения, в изумление Кешке на одной из фото была она. Он обратился с дополнительными, уточняющими вопросами: Она никогда не была в Корске, она жила в посёлке, затем переехала в Краевой центр, в настоящее время находится на длительном лечении в Диспансере. Она вдова у неё четверо детей. Двое далеко, за Уралом, а дочь с сыном в городе. Сын - владелец фирмы специализирующейся на строительстве. Основное направление - рубленные жилые дома. Согласно рекламе: они единственные, не пользуясь современными технологиями, на дома срубленными в чашу, дают гарантию - сто лет. Получив данные сведения и боясь встречи co своим прошлым, Енокентий, решил вначале познакомиться с её сыном. Не найдя ничего лучшего, он оформил заявку на строительство дома, с просьбой о личной встрече с главой фирмы.
Проценты, выделенных ему на охрану острова, должны гарантированно обеспечить кредит в банке. Место для дома присмотрел в устье речки, в стороне от посёлка. На возвышенности соток в пятьдесят, окруженной низиной, стояло полуразрушенное производственное здание, частью демонтированное. Оставалось дождаться собрания и заручиться согласием жителей. Так посоветовал глава посёлка. Нерешительность Геннадия Николаевича, Енокентий объяснил сменившемся отношением островитян к себе: ему казалось - он для них стал менее значим. Нет, они здоровались, говорили с ним, но он не видел угодливости возникшей после посещения пограничников и даже более того, казалось экономист оттеснила и избранного главу. Её останавливали, её приглашали на предприятия, и снова и снова допытывались - отчего сумма зарплат, мало о чём говорит. И она повторяла и повторяла: стабильность, благополучие большинства, определяется разницей в доходах между верхом и низом, а успехи экономики - в равенстве закона для всех участников и налогах. Она утверждала: страна должна принадлежать производству и власть обязана работать на бизнес, власть должна укладываться в получаемое от налогов, от минимальных налогов. В государстве, которое стремится в лидеры, чиновники не могут иметь в разы более производственников.

В выходной, к назначенному времени, пригорок вновь был полон, дети и старики стояли здесь же. На время схода остановили производства, закрыли магазины, в порт вернулись суда. Люди расположились двумя  частями, разделённые невидимой чертой и выделявшимися малыми группами. Глава спросил, не пора ли начинать? Одобрение, в виде своеобразного гула, быстро прекратилось. С обеих сторон, выступившие несколько вперёд представители, просили слова. Желали высказаться и из малых групп. Когда закончили говорить, выявилась новая действительность - требовали переизбрания главы, их не устраивал Геннадий Николаевич - мягок; они были против 10% отчисления охраннику – во многих странах на оборону, то-есть на охрану до 5%. Они требовали установления норм близких к европейским странам; они требовали избрания главой острова экономиста - Александру Александровну. Другая сторона настаивала на сохранении действующего главы - его помнили директором и не видели другого на его месте.
Енокентий?, увидел себя с другой стороны на седьмом десятке, островитяне, после выступлений экономиста, увидели себя со стороны на седьмой день. Они на седьмой день, не требовали поднять на вилы хозяина острова, они слушали всех. К ним, за семь дней вернулась способность думать самостоятельно и своей самостоятельностью они требовали отмены, ими же утверждённого неделей  ранее. С перевыборами, хотя они и не входили в повестку, согласился Геннадий Николаевич, следом и Енокентий, для него: справедливость, Он, остров - должны стать синонимами. Кешка, в гордости от своей дальновидности стоял в стороне - неделей ранее смог отказаться возглавить и повести, возглавь и сегодня, всего через неделю, его могли требовать убрать.
Голосование вопрос не решило, экономист и Геннадий Николаевич, набрали одинаковое число голосов. Александра Александровна, спросила, «Нет ли воздержавшихся, и если есть, то не хотят ли они высказаться?» Воздержавшиеся, та же десятка которая не знала что делать на первом собрании и сегодня не могли выбрать к какой стороне примкнуть. Они говорили «Бизнес экономика закон,  основа любого общества –  Затем, глянув на другую половину собравшихся, продолжали –  Но бизнес экономика, это жёсткость при которой могут стать вторым планом:  человечность, помощь, порядочность. Заканчивали вопросом  - что, для нас живущих на острове более важно?» Повторное голосование, с перевесом в несколько голосов, оставило главой острова Геннадия Николаевича.
 Вопросы, поставленные экономистом: соотношение зарплат высших руководителей и нижнего звена, зарплаты чиновников и занятых в производстве, налоги, стало вторым вопросом занимавшем присутствующих.  Соотношения зарплаты чиновников и производственников,  утвердили равным, а между высокооплачиваемыми и с низкой зарплатой как пять к одному. Собрание согласилось: все зарплаты на острове, нужно привязать к зарплатам нижнего уровня и чем обеспеченней будет низ общества, тем более зажиточными  будут их руководители, пусть в разы, но ограниченного рамками закона.
Затем, глава предложил  утвердить отчисления на охрану острова, и озвучил, просьбу Енокентия о выделении участка под строительство. Если,  выделение участка не вызвало вопросов, то вымогательство, так считала экономист, 10% на охрану, совершенно не приемлемым. Енокентию пришлось согласиться дополнительно, взять ответственность за исполнение внутренней безопасности и чуть уменьшить аппетит, затем, утвердили сохранение бесплатного здравоохранения, образования.
После принятия основных решений, собравшиеся оживились, словно на дворе не обычный выходной день, а сам Первомай, с открытой калиткой к всеобщему процветанию. Но найдётся кто ложку дёгтя поднесёт - слова просила Тамара Павловна. За перевыборами, решением основных вопросов, забыли о порученном ей судебном деле  - «покушения на жизнь». Она объявила, что среди собравшихся не видит не только Чистина, но нет и Олдина. Мальчишки, отправленные за ними, вернулись ни с чем. Она считает, что они должны присутствовать в обсуждении. Глава, предложил начать без них, в надежде что подойдут, и попросил желающих высказаться по данному вопросу. Праздничность настроения, ни как не совпадала с решением судьбы отдельного человека. Предлагали пару развести, предлагали на те же три года поместить под стражу тёщу, предлагали под стражу отправить и судью. Слова главы, что судья только исполнял закон на настроение толпы не подействовало. Вновь, судьба отдельного человека была безразлична для большинства - подобное их не может касаться. Их хата с краю.
Тамара Павловна, как на уроке пыталась донести своё понимание: она говорила, что если один сомневается в справедливости своего наказания, то каждый может оказаться осуждённым… и по прихоти. Она же считает, что в данном случае обвиняемый должен быть оправдан; в подобных случаях необходимо расселять, чтобы убрать причину конфликта. Она считает, что общество для своего благополучия, после третьего однотипного случая, обязано находить и убирать причину. Присутствующие примолкли и окончание – рекомендацию от Тамары Павловны, о предоставлении отдельного жилья осуждённому, приняли как собственное волеизъявление. О чём и предъявили своё требование к администрации острова, то-есть к главе и охраннику «Вы обязаны предоставить жильё». Решение, по мнению собрания находилось на поверхности - после отъезда владельцев коттеджей, квартир, на острове есть свободное жильё - в некоторых домах свет в одном окне не горит. Люди они только люди, они помнят случившееся, виденное ранее и предлагают подобное, как наиболее возможное.

Как-то, в начале перестройки, Кешка примкнув  велосипед к ограде у общежития, поднялся к себе. В окно глянул, когда мальчишки-дошколята пытались отцепить. Пришлось возвращаться, подойдя заявил, что  велосипед его. Детки, в ответ подняв голову объявили, что в следующий раз он не успеет спуститься и они угонят его. Видя перед собой большого дядьку, они потащили за верёвочки машинки. Кешка наступил на верёвочку машинки крупного мальчишки. Тот, уставившись на него, взглядом сказал «Чего вдруг пристал?– Машинка твоя? –  Да моя – Но я сильнее тебя. Сегодня я могу отнять её у тебя –  Мальчишка заморгал –  А почему ты хотел взять мой велосипед?» После произошедшего мальчишки, оставили его транспортное средство.
Данный случай Енокентий рассказал толпе за тысячу, от дошколят до дедов и добавил, что в валяющейся  банкноте, самого крупного достоинства, пришито столько же и несчастья потерявшего её, или того хуже: брошенной кем-либо в разладе с самим собой, с окружением, с мыслью «Горите вы все пропадом вместе с вашими деньгами».  И подобравший, не своровавший, то-есть не переступивший через закон, совесть, а только подобравший, не может ли он, вместе c радость непредвиденного приобретения положить к себе за пазуху несчастья бросившего банкноту, или переживания потерявшего? Собравшиеся молчали. Что, они вновь увидели в нём хозяина? Или от того молчали, что поняли - надеяться  нужно только на себя.    
 Последующие вопросы решились, как бы сами собой. Избрали судью. Здесь для возможных правонарушителей не было лучшего защитника, чем Тамара Павловна. Её утвердили, без выдвижения других кандидатов. Затем, приняли решение по занятости:  проголосовав за предложение экономиста - продать стоящее рефрижераторное судно и купить  малые рыболовецкие, для желающих арендовать их. По её подсчётам, рыбная ловля и переработка, должны обеспечить работой население острова, в дополнение она предложила - установить ещё одну линию консервации взамен запланированной отсыпки набережной. После согласия с её предложениями, Александру Александровну включили в администрацию посёлка. Люди помнили: через год к ним придут те, кто оставил свой флаг и им нужно жить самостоятельно. Они обязаны жить тем, что зарабатывают и видели - экономист, поможет им в этом.

К середине лета, суета улеглась, собраний более не собирали. Выполняя задуманное, продали рефрижератор, взамен у пирса встали несколько новеньких рыболовецких судов, стояли в ожидании окончания приёма заявок на аренду. Соседи, из государства Панае монтировали линию консервирования, ежедневно курсируя к своим берегам. У главы, появились свидетельства незаконной ловли в своих  территориальных водах, но доказательств, кроме видео не было, а видео к координатам не пришпилишь.
 Енокентий строил себе дом. Если о чём и говорил весь посёлок и то недолго, то о найденных Чистине и Олдине. Их нашли после собрания: Тамара Павловна организовала школьников, глава обратился к жителям. Нашли в течении часа. На выделенном под строительство Енокентию участке, в здании под снос, внизу лежало тело Олдина. На втором этаже, свернувшись клубком, без сознания, обнаружили Чистина. У него, вызванный доктор, определила внутреннее кровотечение и его спецбортом отправили в краевой госпиталь, на материк.
 Один из охранников лагеря, согласился расследовать произошедшее. На втором этаже, на подоконнике, обнаружили ножи принадлежащие потерпевшим, без признаков их использования и документы. Смерть Олдина наступила от удара головой о выступ фундамента станка, в результате падения с верхнего этажа. Расследование, с дополнением своих догадок, проходило в каждом доме. И через день остров говорил: Олдин, не без участия Чистина оказался на зоне. Отбывая наказание, он считал себя вовлечённым и обманутым - при сменившихся обстоятельствах обязан был отомстить и даже более - он, считал себя способным заменить Чистина. Он считал, свою бритую голову способной побеждать и вести за собой и не видел препятствий в осуществлении задуманного. Но, не получилось – порванная селезенка соперника закружила его и он, забыв о части снятых плит перекрытия, рухнул.
 Они поднялись наверх на восходе, в день проведения собрания. Осмотрелись до горизонта. Согласились –  вдвоём тесно. Олдин предложил - без холодного и горячего. Согласились – выложили на подоконник. Олдина похоронили в сумерках, того же дня. После похорон, какое-то время жители посёлка обсуждали строительство жилого дома на данном участке после случившегося, но у Енокентия не было времени думать о плохом.
Он, получив кредит и забыв обо всём, отдался воплощению своей мечты – строительству дома. Прибывший глава фирмы, осмотрев место под строительство, предложил несколько вариантов типовых проектов, но Енокентию они не подошли. Заказали индивидуальный: в три комнаты и кухней-столовой. Одна из комнат, по его указанию, должна была копировать бывший кабинет главы администрации острова. Для воплощения задуманного, Мебель из кабинета и остальное, до сломанных погрызенных карандашей, должны занять точное место в спроектированной комнате. Енокентий самолично произвёл многочисленные снимки, в том числе и вида из окон: он настаивал – вид с места его знакомства с администрацией, должен соответствовать виду в его законченной комнате. Енокентий ознакомил со своими планами всех участников. По посёлку пошла молва: Все повторяют. Наш не исключение. В том же кресле, с теми же карандашами сидеть хотцет. Он же, погрузившись в своё заветное – Дом собственного проекта –  ничего не видел вокруг. Мысли о  доме преобразили его: он сбросил несколько десятков –  вернулась активность, ложился затемно и просыпался с рассветом. Он, лишь иногда возвращался в прошлое. Ежедневные заботы, планы будущего, захватили его, сравняв его возраст с исполнителями задуманного – он стал равным им, он стал частью их, да и они, заразившись поглотившей его целью, стали его частью.

Люди должны верить в свою исключительность: когда каждый уверен, что именно он, главный в этом месте, не заменимый в этом месте, только тогда возможно рождение шедевра, только тогда возможно рождение гениального. Так думал, или так ошибался Енокентий. Его Дом, а далее и остров, должны стать творениями. Мир должен усомниться в выражении: «Все пути ведут в Рим»
Стены дома поднимались, вдоль берега речки закладывался фундамент надворных построек. Гараж, бокс с электрогенератором, столярная мастерская, баня –  должны встать в один ряд, под одной крышей. Ввязавшись в строительство, дела посёлка для Енокентия отодвинулись до второстепенных. Геннадий Николаевич, для решения неких вопросов сам заходил к нему на участок; больной темой становились  свидетельства браконьерства соседей.  «Они, тоже только люди. Им самим не остановиться пока флаг не поставят. Ты охранник, это твоя работа» – Говорил он, в ответ, Енокентий выдал ксерокс договора покупки острова. Согласно договора –  охрана, в течение года, обязанность продавца. То-есть он, Геннадий Николаевич как  Глава, обязан обеспечить выполнение договорённостей на вверенной ему территории.
У Енокентия же, дневная радость воплощения заветного, вечерами сменялась не  меньшей радостью общения с Алексеем  Алевтиновичем – главой фирмы. Строительство дома, бесконечные видимые перспективы их сблизили и объединили. Они жили в соседних комнатах и должно быть, испытывали взаимный интерес. Нина Васильевна согласилась готовить для обоих. Долгие ужины, с обсуждением сделанного, обсуждением задач на новый день переходили к личному. Алексей мало говорил о жене, почти не упоминал о детях, Мать же, словно присутствовала невидимо рядом с ним, казалось, что он не способен говорить о ней, не вдохнув полной грудью. Енокентий не был хорошим слушателем, здесь же, сказанное впитывал губкой мальчишки - каждодневно, вновь и вновь подводя разговор к своей прошлой боли.  Как-то они засиделись особенно долго. Оставшись один, он решил – «Нужно ехать, нужно встретиться». Любаша вернулась в него.
Перед отъездом, он попросил Алексея изменить проект. Долгие вечерние разговоры изменили его планы - он решил выстроить дом в два этажа. «Наш такой, как и все. Ещё не достроил начатое, а этажа уже не хватает»,  неслось из дома в дом. Енокентий пересуды не слышал. Строительство заставляло торопиться и откладывать встречу он тоже не мог, потому, думая быстрее вернуться к своим делам решил лететь самолётом, с соседнего острова. За час до вылета, он сидел в зале ожидания. Объявили о задержке рейса - сменилась погода.
Небольшой зал, единственная касса. Пассажиры, частью находились в зале, частью гуляли вокруг здания аэропорта. Задержка? Не возвращаться же теперь? Он торопил время, он был молод и силён, ему вновь не было тридцати. Вся жизнь виделась впереди.

                *******

Когда ему действительно не было тридцати, он с чемоданом и ещё не разведённой чужой женой, тоже самолётом, летел в неизвестность, в большой город. Палина, совершенно притихшая, сидела рядом. Они были только двое в аэропорту, они принадлежали только друг другу, они ждали задержавшийся рейс. У них вся жизнь была впереди.
Их встретила Тётя и повезла в старый район города, застроенный пятиэтажками. Её двухкомнатная квартира находилась на верхнем этаже. Тётя, определила для приехавших, дальнюю  комнату: передав им в пользование - два шкафа для одежды, пуфик и журнальный столик. После чего, они объединились за приготовлением обеда. Тётя доставала заготовленное, Палина рассортировывала по тарелкам, Кешка относил на стол. Некалендарный праздник, начавшийся встречей в аэропорту продолжился раскупориванием бутылки шампанского, а вместе с шампанским, за столом обрекли очертания бесконечные перспективы.
Видя отношение Тёти, к Палине к себе, Кешка сидел счастливый. Он совершенно очаровался своей будущей женой, он радовался и своей новой родне - Тёте. Она, подкладывала в тарелки, подносила приготовленные вкусности, она помолодела от молодости сидящих за столом: не чувствовала участившегося дыхания, своего возраста, лишнего веса.
Устроившись с жильём, Кешка попытался найти работу по специальности и его брали. На вопрос «Как часто выдаются премии и в размере скольких окладов? – Кадровик ответила, подведя к окну – У нас нет премий, у нас контингент особый». За окном, территорию опоясывала колючка. Он, соблазнившись повышенным окладом, попал в ИТК. В других местах соотношения зарплат ИТР и рабочих, определили выбор. Семья, оплачивать проживание и не в деревне - с грядки на обед не нащипаешь.
Заводы, да и весь город приглашали вакансиями. Устроившись, и неплохо устроившись, Кешка радовался необычной свободе. Если по приезду зимой, с наступлением вечера, город светился окнами и автострадами, неоном вывесок, то с приходом лета, внизу, освещённый двор с качелями и детворой, с бабушками и дедушками, мамами, казалось, не зная забот, казалось, не зная зла, радовался каждому вновь прибывшему, радовался каждому присутствующему: счастье светилось из окон, из миллионов, из десятков миллионов окон. Счастьем заполнился и их дом. Вечером, в его деревне, можно сказать только начинался рабочий день: хозяйство, огород, вода – коромысло и протоптанная дорога до полной темноты. Здесь же  телевизор, ещё не в каждом доме, но с дивана смотрели кино.
Палина, тоже осуществила свою мечту, устроившись в цех по производству мороженного. Большую часть домашних хлопот взяла на себя Тётя. Палину с Кешкой  не отвлекал быт, мысли о работе также оставались за проходной. Они принадлежали только друг другу. Палина, каждый день видела перед собой Кешку, видела того из-за которого она в один миг, получив письмо от Матери с известием о его женитьбе, отбросила сложившееся. Так она считала. 

                *******

 За время нахождения в военном городке, она привыкла к мужским симпатиям. Устоявшийся быт поддерживали старшие офицеры. В компаниях, Гриша не привлекал к себе внимания, Палину же определили  равной с другими жёнами и даже, интерес к ней заслонял остальных. Гришу, подобное отношение к его половине со стороны сослуживцев, несколько раздражало, но мужское внимание развлекало жену, а она делилась с ним шепотками в своё ушко. Не видя возможности изменить, он смирился, а её открытость успокаивала. Когда не мог справиться с собой, отыгрывался на солдатах: за сбившийся шаг в строю при её приближении, назначал дополнительные занятия в личное время. Её подружки, ах какие подружки, со смехом завидовали рассказывая причину задержек её мужа на плацу со своим взводом.
Прочитанное письмо, словно свет фар неожиданно подъехавшего Кешки, выхватило их троих из того времени. А  вечером у зам по тылу, она вновь находилась в центре внимания. Отмечали приказ о переводе майора в округ и годовщину его освобождения от оков вторичного брака. Через открытое окно воздух южной зимы, не успевал освежать присутствующих. Палина подошла, подняла руки вверх и словно уронив что-то, упала на подоконник. Гриша встал рядом.  Мужское тело. Её вдруг обожгло активное мужское тело. Устроитель вечера, пытаясь заглянуть через неё, спрашивал «Вы увидели подсматривающих за нашим праздником? – Вспыхнувшее лицо жены, её растерянные глаза, искали помощи у Гриши. Он, видевший произошедшее боковым зрением не находил, что предпринять в возникшем положении, а майор, резко развернувшись пригласил к столу и произнёс тост –  По полной. За освобождение – Затем оглядев присутствующих, и остановившись на Палине, закончил – И за оковы. Ура –  Гриша сквозь «Ура» услышал у своего уха – «Тряпка». У него ушло сознание, а рука выплеснула налитую водку в лицо своей беременной жены, ноги привели домой и бросили не раздетое тело на кровать.
Она не пошла следом. Подошедший майор, узнав её положение, предложил хорошего доктора. Он уверял в безопасности и безболезненности операции под наркозом. Они переедут в округ к месту его назначения, там им никто не будет мешать. Утром её подруга, прибежавшая к Грише, сообщила «Палина ночевала у меня. Палина подаёт на развод и уезжает. Она попросила собрать свои вещи». 

                ******      

Жена офицера! Сколько девушек хотели бы оказаться на данном месте? Сколько их, оказавшихся женами офицеров,  генералов, жёнами императоров, однажды неизбежно увидят себя несчастными; сколько жён, услышавших чужой разговор ненароком долетевший до ушей, скорее вовсе и «ненароком», возникает сомнение в имеющемся счастье. Женщина, назначенная природой продолжательницей жизни, что она способна изменить? Продолжение жизни? Любовь, должно быть только неотделимая,  малая часть её главного предназначения. Мы мужчины порицаем женщин забывших мужей, забывших порой и Родину - добровольно став пособниками врагов-захватчиков, при этом мы же и оставили их на территориях отданных врагу.
 Мужчины легко определяют врагов,  зачастую по причине, мешающей обладать женщиной. Измену, или вынужденную измену, считают личным оскорблением. Они принимают за оскорбление закон природы то, что приходит в человека вместе с его рождением – гены, тысячелетиями укрощаемые сознанием. Женщина, оказавшись в обществе, не способна отказаться от симпатий к более сильному –  она не способна противостоять своим генам, «космическому уму» требующему гарантированного продолжения жизни с наиболее сильным. Требование продолжения жизни, отметают признанные правила поведения, устои морали, о подобном говорят – Страсть! Страсть? нет, требование ген заложенных с возникновением человечества, захватывает её сознание – выжить с сильнейшим и продолжить род!  Женщина, это настолько просто, что они и сами этого не понимают.


                ******   

У Тёти,  Кешка с Палиной ждали пополнения. И однажды, придя домой, его встретило известие «Палина в роддоме, – а затем –  По случаю рождения дочери накрывай стол» – потребовали на работе. Нет, его не обрадовало новое положение, его не обрадовало мелкое сморщенное личико, белёсые волосики и должно быть взаимно: тельце, оказавшись у него в руках, запротивилось не только попыткой выбраться из пелёнок, но и громким, Кешке показалось, не детским криком. Он, в испуге передал тельце Тёте. Палина сделала шаг следом но, встретившись взглядом с Кешкой остановилась, опёрлась на его. Она, не успела восстановиться после родов,  была слаба и он, впервые почувствовал тяжесть женской руки.
Она, рассказывала о своих трёхдневных родовых схватках, говорила, что прожила за эти дни свою жизнь на несколько раз «За три дня, прожить более двадцати лет, и не один раз – это много. Ещё как много» –  размышлял про себя  Енокентий. Через месяц, или более, он несколько привык к дочери. Она смотрела на него с любопытством, при попытке взять на руки противилась, если вопреки её воле оказывалась у него, возмущалась всем тельцем, всем голосом. Дети, верно, чувствуют слишком много.
С возвращением Палины после родов, отношения в доме изменились. Тётя не имела детей, быстро привязалась к их дочери, называла её внучкой. Она взяла обязанности по её уходу: локотком мерила температуру воды для купания, контролировала свежесть продуктов, руководила домом своей внучки. «Моя внучка плачет –  Начинала и заканчивала – Моя внучка простудится, закройте форточку». Тётушка следила и за порядком в доме, распределяла места и обязанности в квартире «Палиночка, ты бы села с другой стороны телевизора, оттуда тебе будет удобнее смотреть за дочкой. Кеша, хорошо, что ты сегодня пришёл рано, успеешь сходить в аптеку. У внучки покраснел лобик». Но беспокоило Кешку другое: в его отношениях с Палиной что-то изменилось. Изменилось и в нём, словно надломилось что-то – приходил домой позднее, пристрастившись к картам; да и Палину будто подменили: могла промолчать вечер, могла и утром не заговорить. А однажды, среди ночи,  чужой голос известил «У меня нет семьи». В тот день он пришёл позднее обычного, но не за полночь. Она сделала вид, что спит. Он лёг на раскладушку рядом. Он и совсем не хотел приходить - ему казалось, он чужд этому дому, чужд всем обитателям. Он, лежал и  слышал среди тишины дома – она тоже не спит. Молчали оба. После полуночи она отчеканила «Мы чужие». Он согласился. 
На стройке, по месту работы, ему после  нескольких ночёвок в бытовке, выделили койко-место в общежитии. Он долго не поднимался со своего койко-места, а когда стал вставать, совсем нежданно дверь отворилась, в дверях стояла Она. Она стояла в той же свежести, в той же радости, что и в день их встречи в районе, в домике тенёт и запустенья. К ним вернулось счастье, они едины, они нашли причину ссор – Тётя. После обращения в управление стройки, выделили комнату. Комната? Да нет, у них появилась печка и проход боком к кровати. Маломерное жильё давали быстро – дали и им.  И они стали смотреть телевизор с любой стороны, стали мыть дочь и умываться той водой из крана какая текла. Их устраивала всякая, их устраивала и ржавая, устраивало и когда совсем отключали. Их устраивало всё… целый месяц.

«Дочь хочет, чтобы мы вместе проводили её в первый класс» сообщила Енокентию пришедшая Палина. Не смогли они быть вместе, не смогли и разойтись. Отдельное жильё ненадолго поддержало отношения. Палина вернулась к Тёте. Кешка остался один, нет не один, она не отпустила его. Они за десяток лет, успели надеть друг другу кольца, успели и снять их; успели сотню раз заречься –  больше ни шагу, чтобы после некого случая встать на пороге у другого, встать и увидеть –  её, его, здесь давно ждут.
Паля понимала каждый его взгляд, каждое движение, слышала каждое движение его души, чувствовала любое его недовольство собой.  Она упрашивала себя «Придёт с работы. Ах, в каком настроении? и всё равно он увидит мою радость». Он приходил, и у них, у обоих менялось задуманное, менялось до противоположного, менялось до хлопка дверью.

 Он сидел на ступенях нижнего этажа, жильцы обходили вокруг, жильцы кивали понимающе, его слёзы не размазанные, не катившиеся по щекам, слёзы заполнившие нижнее веко не позволяли поднять глаза, его остановившееся сознание не знало в какую сторону направить ноги. Он сидел часами за дверью на ступенях. Она слышала каждую его мысль и пока он не справлялся с собой, она не могла подойти к нему. Но только он приводил себя в порядок, только он становился способным поднимать глаза, она уже не могла без него. Неделю, редко более и она рядом с ним. После первых ссор, придя к нему, в первую секунду она сомневалась в своей воле над ним, но лишь после первых ссор и в первую секунду, а затем, не сомневаясь, приходила и уходила когда хотела: месяцами мучая и мучаясь сложившимся положением. Близкие, друзья знали выход, знали все, кроме самой пары. Палина не хотела, не видела вариантов, она боялась вариантов. Мужчины? ей казалось, все мужчины готовы неожиданно обжечь, чтобы здесь же предложить доктора.
Как-то, на ступенях лестницы, Кешку застал друг - узнали на работе. Подкаблучник и позор слились в нём требуя решения «Уволиться нельзя. Где жить? Реабилитироваться, но  как?». Простота соображения, привела к простоте решения – завести подружку.
 Подружка! Кто и как не бахвалился своими успехами «Мне нужны деньги! У меня и у второй двое детей! Потому и пашу без перекуров! Я и праздники по расписанию провожу!» Мысль, доминирующая над неким кругом порабощает, мысль требует встать равным с лидером круга. Кто способен противостоять сложившемуся кругу. Против идти трудно, нужен характер, принимать же устоявшееся просто и считается похвальным. Принимающие, отмечаются, награждаются, для противников клеймо, противникам расправа.

Кешка, внешне, обустроился в городе. Комната, друзья, два раза в год турпоездки. Он изменился и внешне: сменил гардероб на следующий размер, отпустил усы, в парикмахерской подстригал бороду. Готовился покупать авто. Помимо Палины, поддавшись настроениям пытался завести подружку. Завести? Нет, подружка, Кешка и его скованность с ними, были несовместимы, а когда всё-же случалось –  вскоре он говорил своей новой знакомой «Извини, я больше не смогу придти» говорил, после встречи с женой, а чаще подобное говорили ему. Но кто ищет, тот не захочет да найдёт. В день своего 36-летия, раскладывая на столе бытовки принесённый в газете шашлык - под заметкой, на последней странице, увидел знакомый псевдоним по работе в Районе. По окончанию «празднования», возвращаясь позвонил в редакцию. Дежурный подтвердил «Да Альбина, имя ведущей колонку». «Встретились два одиночества» и начались регулярные встречи. Реабилитировавшись в своём круге, наедине стало ещё хуже. После встречи, следующая становилась желаннее и продолжительнее. Очень скоро, все трое, не поняв как, оказались в крайности.
Когда, слёзы у всех троих, а больше всего у Кешки, начинались со встречей, и ими же заканчивались, когда круг замкнулся и он, согласен был на любой выход, до его ушей донесли «Палину видели с другим –  Вечером она подтвердила, добавив – Ты, уже второй год на два дома живёшь –  Кешка не поверил – Хочет поставить на колени. Хочет ревностью довести до безумства». Миллионный город опустел, в миллионе душ остались всего три. Вокруг пустота. В выходной, в Альбинин день, её душа просила посетить Енокентия училище искусств «У них П.И.Чайковский. «Времена года», а у меня накладка и без абзаца в колонке не обойтись. Ты справишься? Ну, общие настроения».
 «Май. Гроза» Объявила конферансье. Если, при исполнении первых пьес, он слышал только струны рояля, то после «Грозы» он ничего не слышал ничего не понимал. Он, внешне здоровый, внешне успешный, видел свой последний день. Гроза, гром, накрыли его. Крушение звучало в нём. Из зала, он вышел отделённый от тела. Сознание вернулось на крыше последнего этажа строящейся высотки. Некая сила, против его воли, не воли, а остатка чувства самосохранения, подталкивала сзади, приподнимала и толкала к краю. Незнакомый женский голос, кого-то напоминающий голос, возник в нём, пробился к сознанию. Мышцы обмякли, он сел у края. Сидел долго, не замечая шума улицы, не замечая наступавшего вечера. Затем, достал железный рублёвик, пошевелил губами, посмотрел на секундную стрелку и в момент начала нового круга бросил вниз. Монета кувыркаясь, летела вниз бесконечно долго, отскочила, и потерялась в сумерках. Он глянул на часы, стрелка, не успевшая отделиться от центра, дрогнула и побежала по кругу, побежала с прежней скоростью. Он поднялся, медленно обошёл крышу дома и лёг в средине, на кучу утеплителя, над ним, стрела крана разделила небосвод на двое. Появившиеся звёзды двигались, доходили до стрелы и моргнув, исчезали за ней, затем появлялись с другой стороны - он узнавал их, они вновь подмигивали и ни сколько не заторопившись, уходили, а новые, скрывались под стрелой. Незаметно рассвело. С восходом, вернувшись домой  достал календарик, обвёл наступивший день и на обратной стороне написал «Никогда» и положил в карман. Календарик он назначил талисманом.

Много позднее, найдя диск произведений П.И.Чайковского и не единожды прослушав, он не услышал Грозы – потрясения не было, был только гром. В училище искусств, кто-то заменил «Белые ночи» «Грозой», а кто-то другой, его впервые услышавшего рояль, заставил сосредоточиться?
Надписав в календаре «Никогда» он следом, написал заявление на отпуск без содержания, отвёз его в контору и уехал в Райцентр. Остановился в гостинице, в которой после гранёного стакана, выплеснул своё зло на две страницы. За время отпуска Кешка на автобусах, а большей частью попутками объехал район, побывал и в соседних –  он искал Любашу, искал общих знакомых. Те, кто знал её молчали, или говорили «Здесь вышла замуж и сразу уехала. Нет, больше не видели. Нет, не писала и не пишет». Говорили не глядя в глаза.
Отпуск заканчивался. Перед возвращением в город, в попытке оказаться во времени единства с самим собой, он вернулся в деревню к «невзрачному  домику». От него, через лес прошёл к речке, к ложку, где в стороне от людских глаз купались они с Любой. Лёд, прибывающей водой оторвало от берегов и он, не успев растаять, повторяя изгибы русла речки темнел меж деревьев. Енокентий разделся, развесил одежду, бельё, осторожно зашёл в воду, нырнув, достиг противоположного берега и развернувшись вернулся назад, выскочил, спешно оделся и бегом, толи изгоняя озноб, или спеша к чему-то обозначившемуся в нём, заторопился назад, в город.
Придя на работу, поделился  желанием оказаться на краю земли - уехать во тьму тараканью. Через какое-то время, друг предложил плыть по Оби, посетовав на состояние Палины «Допрыгаешься – в ответ – Готов и сегодня – Она многим интересна – Буду рад». Осознал же своё «Рад» после увиденных складок на одеяле. Осознал после увиденных под тем одеялом его, своего друга и жены.
Через сутки после видения, Енокентий, отказавшись от второй половины путешествия, сошёл в областном центре. Он решил возвращаться поездом. Нет, он не спешил расследовать, не думал и меры принимать. Если к вечеру после увиденного, он был в эйфории от свободы, от радости жизни, то возвратился в город, более  уставшим, чем уезжал – аморфность и безразличие овладели им. По окончанию отпуска, он работал ещё какое-то время на старом месте, но к нему сменилось отношение - в нём видели безнадёжно больного, которого скоро, возможно, уже завтра не станет рядом с ними. Его боялись задеть словом. Он встретился и со своим другом, но стоял перед ним другой человек: он похлопал по плечу, спросил и сам же ответил «Всё будет хорошо» ответил, ускользая от прямого взгляда, ответил тому, которого можно бы и не заметить, но прежние отношения обязывали.
Енокентий, после посещения зала Училища искусств позвонил Альбине сказав, что уезжает и просит понять его, он не встретился и с Палиной. Сила, неимоверная сила, которая неизменно возвращала их друг к другу, забыла их.  Он подал заявление на увольнение, сдал комнату. Им обоим был известен каждый шаг друг друга, но в этот раз, они не сделали малого движения чтобы встретиться и даже, столкнувшись однажды в толпе не остановились. Не остановились, боясь вернуться друг к другу. Боясь, они оставили город - Палина с дочерью уехала в район, к матери; Кешка, собрав чемодан, перебрался в северный город не сообщив родным и знакомым. Он боялся любых разговоров о себе о своей жене, он бежал ото всех не оставив адреса. Бежал в день получения документов и расчёта.
 В другом городе, его отношения с противоположным полом, изменились ровно до наоборот. Они, имеющие женскую притягательность звонили ему, приглашали; полюбили говорить с ним. Он видел к себе их внимание, интерес; имеющие положение, предлагали возможности своего круга. Если раньше он не понимал их из-за собственного страха, то с переездом, он знал намерения каждой до первых слов, а стоило заметить своё невольное внимание к любой из них, пересаживался, уходил. Он высаживался не доехав из автобусов, требовал перевода в другой вагон, в котором нет лиц  вызывающих его аллергию. Он заперся на висячий замок, сказал себе «До восьмого десятка – нет, нет и нет», сказал в надежде – к тому времени, проблема уйдёт сама собой.   

                *******

Самолёт приземлился в краевом центре. Посёлок, где проходила лечение Любовь Ефимовна, располагался в часе езды, за городом. Енокентий, утомлённый всплывшим в памяти прошлым, не смог поехать сразу. Он не поехал, чтобы ещё раз обдумать или одуматься и если ехать, то завтра, но на весь день. Остановился в городе, должно быть в дорогой гостинице. На просьбу найти что-либо скромнее, администратор предложила номер … в старой тюрьме говоря «Там с питанием вдвое дешевле нашего». Мы умеем шутить.               
Утром, в диспансере, выписали многоразовый пропуск и назвали номер палаты. В просторной палате стояло три койки, небольшой столик, на столике три пластиковых стакана. При входе, в его сторону, нехотя повернули головы больные. Среди них не было Любови Ефимовны. Он уже извинялся за свою ошибку, когда до него донёсся приглушённый, голос «Кеша? – Голос с кровати у входа повторил –  Кеша, я знала, что ты найдёшь меня».  Женщина, нет глубокая старость, называла его по имени в психоневрологической палате. Она села «Ты не узнал меня Кеша?»  Узнавание приходило медленнее, чем осознание того, что перед ним его Любаша. И вдруг, он, потеряв контроль, упал перед ней, он обнял её ноги, затем поднялся и не в силах оторваться стал целовать. Целовал, а слёзы катились ручьём. Когда, он смог остановиться, она смотрела на него тем же безучастным взглядом, что и в их ночь, ночь последней встречи, только волосы, изреженные временем, упавшие на лицо не могли скрыть увлажнившиеся глаза. Она смотрела и молчала. Он намеревался пробыть с ней весь день, она же, через час попросила уехать, сказав, что завтра будет ждать его.
Озадаченный, или скорее принявший как должное подобное отношение к себе, Енокентий, на  следующий день сдал вещи в камеру хранения и рассчитался за номер, чтобы выполнив обещанное ехать назад. «О чём говорить? Говорить не о чем – сказал он себе». Только в удивление, Люба, неузнаваемая Люба в полуулыбке ждала его у проходной, щеки, словно занятые на один день, заметно выделялись румянцем. Она заговорила о себе, о своих мужьях, детях. За день, она сказала о своей судьбе столько, что кажется нельзя не только прожить, но, прожив, нельзя помнить детали произошедшего. Она и его спрашивала о каждом его шаге, и чем больше, чем откровеннее он говорил о себе, тем заметнее  менялось её настроение и к возвращению выглядела уставшей, щёки вновь побледнели: словно, она вместе с ним была участницей его крайностей – казалось, она слушая его, тратит свои силы, а истратив, попросила проводить в палату. Устал и Енокентий.   
У входа, его остановили окриком «Одень сменку –  Он не успел ни о чём подумать, Люба скинула свои тапочки, осталась босая на уличном выщербленном бетоне –  Возьми мои Кешенька. Возьми они разношенные. Я до палаты дойду так». Слёзы душили его, в палате он вновь потерял контроль «Родная. Родная…– повторял он как много лет назад, и вновь не смог продолжить. Повторял,  впервые понимая значение слова. Она села. Что-то произошло. Её сухие глаза блеснув, упёрлись в него –  Ты прости меня Кеша. Я боялась, что ты придёшь, боюсь и сейчас. Больше не приходи». Лицо изменилось, сжатые, даже скошенные губы заставили отвести взгляд. Вошедший доктор просил покинуть палату. На проходной забрали пропуск, пояснив «Больная переведена в блок интенсивного лечения. У неё рецессия. Лечащий врач ограничил общение. Близкие могут, но в его присутствии – И добавили – При острой необходимости».

Енокентий вернулся в гостиницу, за вещами. Администратор, конечно же желая пошутить, вторично предложила дешёвый номер. Енокентий, в удивление ей, да и себе, согласился на одиночную камеру.
Он, в бессилии что либо исправить, или не желающий ничего исправлять хотел  бежать от жестокости мира; он и сам часть жестокости, оставляющий жестокость после себя, хотел укрыться в одиночке. Заточив себя, как некий монах в келье на воде и хлебе, надеялся избавиться от части себя - найти выход. Он, оказывается, одного человека не любил. Во всех его отношениях, лежала воля другого человека, внутренняя сила другого, порой чужого человека; не  чувствовал чужую боль, не воспринимал её и не мог облегчить. В диспансере, для него впервые другой человек стал дороже самого себя. Ему подумалось, что и для неё, он когда-то был, а возможно и остался дороже собственной жизни.
Его заперли. В потрясении от открытия, он забыл остров, дом, забыл и справедливость. Он ни о чём не хотел вспоминать и его словно забыли. Запертый щеколдой, охраняемый лабиринтом дверей и коридоров, он сидел затаившись: не мог стукнуть в дверь, не мог потревожить воздух голосом –  не мог выйти в мир. Его должны забыть. Его и забыли, но не совсем. Дверь открылась, просили на выход. У стола сидела Нина Васильевна.  Администратор, словно избавляясь от обузы, добродушно предложила ей «Забирайте. Ваш ещё ничего. У нас не такие бывают. Месяцами сидят. Не обойтись им без одиночки, чтоль?» 
Нина Васильевна, думает арендовать гостиницу. В городе третий день. Обговаривала условия поставки мебели, и выпалила  «Да тебя вот нашла. Там на острове, тебя в первый день не подняли на вилы, а сейчас будь там, не уберёгся бы от собственных похорон. Соседи, забрали наш бот прямо от пирса. Требуют возмещения за ремонт. Крутят видик:  бот, таранит борт их шхуны. Посёлок на ушах». После услышанного, по-видимому непонятого им, он покорно пошёл следом. Она купила билет и не отходила от него весь путь.  Она, твердила ему – Нельзя сворачивать начатое, нельзя обманывать людей. Там, на острове ещё остались те, кто верит в тебя, ты не можешь их бросить, ты не имеешь права остановиться. У тебя там строится дом. «У тебя там дом» вернуло его к способности понимать, вернуло к цели. Он, остров и справедливость не разделимы –  медленно  возвращалось в него. 

                v               
    
Прозвучавшие слова Нины Васильевны, «Виден остров», окончательно вернули Енокентия в реалии происходящего. Он поднялся в рубку капитана, в бинокль, внимательно осмотрел берег. Он боялся возвращения, боялся повторения необузданности толпы, повторения бунта. Признаков – «Посёлок на ушах» он не нашёл. Солнце клонилось к закату, по улицам изредка проходили жители, на пирсе стояли готовящейся к посадке, несколько встречающих. Енокентия ожидал посыльный, с просьбой зайти в Администрацию. 
В зале заседаний сидело не более десятка человек. Глава, повторил изложенное Ниной Васильевной об уведённом боте, и добавил «Через час назначено расширенное заседание, с представителями общественности». Собравшиеся, вовсе не собирались зажарить Енокентия на вертеле. Говорили вполголоса, украдкой смотрели в его сторону. Когда зал заполнился, глава попросил высказаться, внести предложения. Предложений не было. Никто не знал что делать: вернуть бывший статус, значит вернуть и ежегодную отсыпку набережной, вернуть в колонию узников. Безвыходностью - одни открыто возмущались, другие мимикой, да себе под нос и все соглашались, что будучи частью большого государства, в оплату за содранную краску их суда от пирса не уводили. Окончательное единодушие установилось с переходом на личности. Для собравшихся, из личностей в зале оказался один хозяин, в него и упёрлись «За охрану ясак берёшь. Дом второй этаж перекрываешь. Не выгоняем, но ты забыл свои обязанности – И в конце, с просьбой, как к единственной надежде – Ты должен, ты сможешь, тебе нужно найти выход».
Енокентий, выходил из административного здания в поисках способов решения задачи. Отворив дверь, он невольно отступил: перед ним, насколько видно, до гостиницы, в несколько рядов стояли люди. Люди, с обеих сторон телами, образовали ограждение. Пройти он мог только коридором, ни свернуть, ни вернуться назад –  за ним закрыли дверь. Он шёл, чувствуя за собой  движение смыкающихся, закрывающих отступление людей. В гостинице, поднялся в номер и здесь, за ним закрыли дверь. В дополнение и он изнутри повернул ключ. «Ты должен найти выход» - звучало в нём голосами выступающих. «Ты должен» повторялось тысячей взглядов живого коридора. У Енокентия, страх сменился виной. Он прибыл на остров с последним желанием - установления справедливости и главную цель, сменил на постройку дома. Сменил он, который смеялся над всемогущими, направляющими большую часть энергии на обеспечения собственного комфорта и сгинувшим из памяти, в отличие от Диогена. «Диоген смог», отдавалось у него за ухом пульсирующей артерией, один смог, сможет и второй, но в продолжение, звучало: «Наши суда от пирса не уводили»  Он искал выход и не находил. На подсознании, зная как спрятаться от неразрешимого, подошёл к холодильнику, достал распечатанную, раскрутил, запрокинул голову и готовый влить, остановился. Люба. Он вспомнил письмо, написанное после гранёного, вспомнил много правильных решений после гранёного и не закупоривая, бросил бутылку в угол за диван. После чего и сам, словно всё-таки вливший в себя раскрученное, свалился, уйдя в некую ирреальность, но быстро поднялся и в состоянии некоего транса, не чувствуя физического тела, для чего-то  включил комп и должно быть не понимая где он, для чего он, словно искусный пианист, десятью пальцами, стучал до рассвета по клавиатуре.
Очнулся у компа. Три стопки бумаг - с адресами, номерами банковских счетов, гарантийными обязательствами, высились на столе. Чертежи, сборочные чертежи, технологические карты по деталям и узлам, подписанные им лежали упорядоченные по кодам заказов. Факс не останавливаясь выдавал ответные сообщения. Банки подтверждали открытие кредитов на выполнение заказов. Фирмы подтверждали принятие заказов на изготовление, монтаж и наладку оборудования в полном объёме, в течение месяца. Одновременно, в неком порыве деятельности, Енокентий связался с погранслужбой материка и обрисовав крайность состояния проживающих на острове, просил выделения пограничных катеров. Просил, присутствия в своих водах их флага, для подтверждения наличия сильного хозяина на данных территориях. Затем связался с правительством островного государства Панае, пытаясь договориться о встрече для урегулирования инцидента. Его отказались принять, сославшись «Нужен не ты, а капитан таранивший наше судно. Капитан обязан снять ободранную краску и нанести новое покрытие –  в дополнение утверждали – Ваш рыбоперерабатывающий завод, сбрасывает не очищенные стоки, которые наносят нашей фауне значительные убытки, вам следует их компенсировать».
Раздосадованный Енокентий, просил вновь собраться Администрацию вместе с общественностью. На заседании, капитана, как он и ожидал, сдавать никто не подумал, добавляя «Им ещё и завод убытки наносит. Мы правы!  Сунь палец, руки лишишься. Если лишаться то всего и сразу –  обещание, помощи с  материка, восприняли отговоркой – Они меняли границу не извещая нас. Отдавали наши воды для создания «моста дружбы» между народами. Теперь и подавно мы им не нужны». Объявление Енокентия, о заказе погрансредств и монтаже их в течении месяца, восприняли также без энтузиазма. Собственных же предложений по-прежнему никто не вносил, потому после отказа Енокентия брать проценты за охрану, до закрытия границ, собравшиеся восприняли своей победой. Скорее, признали его согласным плыть с ними в одной лодке и соглашались ждать. А после его объявления о замораживании строительства своего дома, ему показалось, собравшиеся намерены и грести в той лодке.               

На заседании, особенно трудно, Енокентию далось обещание остановить строительство. Возвращаясь с Алексеем Алевтиновичем, он захотел зайти на стройку. Перед домом, красавцем домом стояла бочка. Рабочие, словно ожидая их прихода, пошли следом, в гордости показывая сделанное. Обойдя строящееся и вернувшись к бочке, Енокентий обрисовал своё положение «На счетах пусто, сегодня мне не рассчитаться с задолжностью по зарплате». После сказанного, часть рабочих попросила расчёт. За ужином, в присутствии Нины Васильевны, Енокентий с Алексеем погружённые в неопределённость начатого, говорили мало. Нина Васильевна напротив, ровным голосом, не замечая мрачности за столом, рассказывала о своих подвижках в начатом «Мне, под залог здания гостиницы устанавливают импортную мебель, обещают сделать ремонт - а закончила, глядя в тарелку - У нас не уходят сотрудники и даже есть резерв из желающих».
 Об этом она говорила. Она не касалась главного - все поставки согласованы с главой острова, на всех документах стоит подпись Геннадия Николаевича. Каждый, прибывший в посёлок должен найти ночлег – гостиница, часть работы избранного главы - не захочешь, да подпишешь.  Дом же - частная стройка?  Гарантий нет? Однако настроение за столом сменилось. Алексей, совсем неожиданно, предложил составить залоговый договор - по договору строительство продолжится в кредит, под стоимость отстроенного. Отстроенное радовало глаз: первый этаж перекрыт, в ряду надворных построек дошли до гаража. Материалы завезены. Живые деньги нужны только на зарплату.  Следующим утром, в разговоре с не успевшими уехать строителями, Алексей Алевтинович объявил о своей готовности месяц - три работать в долг. Он хотел видеть дом  законченным, он не хотел уезжать. Осталась и часть рабочих.
Енокентий как и все, не верил в действенность стопки бумаг, обнаруженных утром на столе, не верил и факсам с подписанными договорами. Но надежда не умерла, с ней он вернулся в номер. Иссушенный работой электроники воздух, воздух настоянный на разлитой водке, ударил по носу. В углу валялась полупустая бутылка. Любаша. Пары разлитого вернули Енокентия к встрече в больнице.

                *******

Письмо  она получила на третий день после ухода Кеши. Прочитала, как записку из прошлого, хотела выбросить исписанный лист в помойное ведро, но заклеила и отправила назад. Письмо отправила, только содержание осталось в памяти, вновь и вновь возвращая в тот день, в ту ночь. Она возвращалась и словно чувствуя, некогда своего единственного в своих руках, перетирала и перетирала его не в силах остановиться. Истирала вплоть до полуночи майской ночи, в которую, разбуженная кошмаром с Кешкой у края высотки не смогла уснуть. В ночь, после ухода Кешки, она тоже не уснула до утра, а затем безразличие и опустошённость овладели ею. В посёлке шёпотки о ней скоро смолкли. Деревня обсуждала открыто, доброхоты подсказывали, домысливали и подвели к следующей бессонной ночи. Нет не бессонной, она легла, забылась на какое-то время и встала с осознанием того, что утром их речка пересохнет. Утром воды в деревне не будет. Воды не будет нигде. Она спокойно оделась, взяла коромысло и до утра носила воду – заполнив: бачки банки чайник. Затем вспомнила о соседях, пошла к ним и кого разбудила посоветовала запастись водой, или хотя бы напиться. «Завтра воды нигде не будет», повторяла она.
Проснулась в обычное время. Проснулась, не желая вставать, не желая выходить «Кешка? А могла быть счастливой» с этой мыслью и поднялась. Она и ложилась с этой мыслью. На столе стояли полные стаканы воды. Она вспомнила ночь, вспомнила разбуженных соседей. Быстро приведя себя в порядок, не завтракая, повесив на медпункт объявление «Сдаю отчёт» поехала в райцентр. Поехала с одной целью - отобедать в районной столовой. Заняв дальний столик она ждала. Когда выстроилась очередь из подошедшей бригады шабашников, кивнула в ответ на приветствие одного из них. Алевтин подсел к ней. Он работал у них на уборочной, во время армейской службы и лечил у неё насморк, но подхватил сердешную болезнь, а излечиться не смог. После демобилизации, устроившись в районе к строителям пытался продолжить лечение, но болезнь не поддавалась и он ждал окончания работ, чтобы уехать. Он и подсел без надежды, однако к концу обеда обещал в выходной приехать. А приехав, он и раньше знал, знал с первого взгляда что она, или ни кого.
 В следующий приезд, его уличили в опоздании. Ему говорили, что у них ничего не может быть, а он, сам не зная что с ним, заплакал и со слезами сделал предложение. Ей нужно подумать, а обдумав, согласилась с условием переезда. Алевтину было куда везти свою судьбу. В далёком посёлке, среди лесов и озёр у него стоял большой связной дом - дедово наследство. В доме, в полумраке от заколоченных окон, под слоем многолетней пыли просматривались  - широкие толстые лавки вдоль стен, из такого же дерева стол, две скамейки. Треть комнаты занимала русская печь. Во второй комнате – горнице деревянная кровать, круглый стол, два стула. Четырнадцатилетним мальчишкой, единственным оставшимся от семьи, он унаследовал нажитое родом.
Внутри дома быстро навели порядок. Подъёмных хватило на самое необходимое. Устроились на работу. Место для Любы по специальности оказалось занятым и она попросилась в садик - она всегда должна быть рядом со своими будущими детьми. Алевтина определили на общие работы. Трудности быта в виде одной сковороды, прочие мелочи, мало занимали Любу, её беспокоили устои сложившиеся в этой далёкой деревне. Сотню километров в посёлок ехали до сумерек. Река, паром, колеи лесной дороги, а доехав она словно попала в другой мир: электричество подведено, но по лампочке в доме, розетки не у каждого, у некоторых висели ещё радио-тарелки – хрипя победами в новостях. По прибытию, близкие Алевтина устроили встречу. За столом, их соседка её ровесница, её новая родня - красавица, напела частушку «Коля Коля Николай сиди дома не гуляй». Закончила. Муж  бросил взгляд. Его, выдавленное сквозь зубы, «Погодь, чуток. Придешь домой» повисло над примолкнувшим столом. На следующий день соседка зашла закутанной платком. Она не могла ходить с открытым лицом. К Любе её отправил муж, Николай, отправил, верно для ознакомления с обычаями и нравами их рода.
 В другой раз, за столом заговорили о силе и ловкости в их фамилии, Алевтин, с сидящей рядом молодой женой, сказал и о своих победах, что и он – ну очень их роду. Родственники потребовали подтверждения. Закончилось разбитой головой. От крови своего мужа оттирала она и дверь, и порог, и стол, а по возвращению домой, её битый муж, позор свой решил выместить на жене. Но её ноги, скорые ноги, успели найти убежище. Утром, придя за вещами, она нашла своего избранника пьющим рассол. Он поставил банку и твёрдо сказал  «Больше не трону. Завербуюсь на год. Заработаю, найдём место. Прости!  Ты у меня одна. Сын будет, назови Алексеем – старшего, погибшего брата так звали». Завербовался на сезон, а вернулся к концу второго года. Уезжал за сотню километров, а вернулся с приполярья.

 В деревне, на Родине Алевтина, в стороне от цивилизации знали и знают цену слова. После его обещания, её дом стал для неё крепостью. Позднее, Люба усмирила его гнев и на сына, заслонив его собой, а словами «Бей меня. Меня бей. Его не тронь» привела в чувства и смогла стать равной ему - детей вырастили без шалобанов и подзатыльников. В её присутствии, мужики  молчали о своих победах в кулачных стенках с соседями, а её сыновья, ох сыновья - теряли контроль, но в виде исключения.
К возвращению мужа с заработков, многое успела Люба. Успела родить Лёшку, успела привыкнуть к жителям деревни. У неё сменилось отношение к родственникам: в первую зиму сгорело мужнино наследство, успела только сына унести, но не бросили, а летом поставили новый домик из амбара - одностопку, необходимое на первое время натащили. К возвращению Алевтина, она докрашивала сени, а в комнате пытался ходить Лёшка. «В середине лета, в сенокос год исполнился –  как-бы смутившись, сказала она своему мужу, а затем рассмеялась и продолжила – на копне, на подстилке и родила». Заработать он заработал, только отговорила она его от переезда «Там каково будет не известно, а здесь не дадут пропасть». Её, после строительства дома посёлок принял: строители пришли, вбили колышки под сваи, а к утру, она ямы выкопала, разу без обеда не оставила, когда спала, никто не знал. Местные, смеялись видимо, требуя для своих сыновей выписать невест из её мест.
  Алевтин, унаследовал от деда не только дом. Перекатывая амбар, под верхним венцом, нашли стопку старых бумажных денег и несколько золотых. От деда пошла фамилия, а вместе с фамилией и вера - они сила, они лучшие. Сменившееся время не поменяло веру, не меняли и обстоятельства. Оказавшись в заполярье, в шахте, Алевтина, с его желанием заработать, с его смекалкой и сноровистостью, быстро заметили, назначили бригадиром, обещали комнату, когда вернётся из отпуска. Он и хотел вернуться, только Люба воспротивившаяся приполярью, да и сын умерили решительность. Алевтин, внук того, чьё слово многое решало, сумевший за год заработать не только сберкнижку, пришёл в контору хозяйства. «Я готов остаться, но как в заполярье – бригадиром» объявил Алевтин в присутствии правления.
В дальнюю деревню, состоящую из выселенцев, его и назначили, напутствуя «Там у нас бригадир не справляется. Ты, полстраны объехавший, осилишь их. Принимай». Алевтин принял, только вскоре сдал и долго не требовал должностей. Работал на разных работах, работал через силу. Отдушиной стало своё хозяйство, которое расширял по примеру деда. Построил баню, огородил огород столбами в обхват прихватив пустыря. Намечали и домом заняться, копеечку к копеечке откладывали. У них сын и.. будет второй. Люба с возвращением мужа расцвела, житейское счастье шло по пятам. Бабы деревенские, её ровесницы завидовали, по-разному завидовали. Жизнь налаживалась, хлеба досыта, не ставила она свежеиспечённые булки по окнам, чтобы прохожие видели и так знали – не голодают. Она и сама налилась женской красотой, всегда чистая и причёсанная, старающаяся никого не обидеть, была желанна в любом доме. Старшего проводила в школу, когда у соседки-красавицы погиб муж Николай и показалось ей, нет, конечно показалось – её Алевтин, уж больно охотно помогать ей соглашается, а после придёт, да и стоит у окна. 
В посёлке, по заведённому обычаю от Нового года до следующего нового, отмечали три христианских праздника. Деревня, далеко не набожная, заведённое не оспаривала. В праздники ходили друг к другу в гости. Старались приготовиться - чтобы хуже, чем у других не было. От них приглашения ждали - насоленное, напеченное, рыбные пироги. Праздновали Николу-зимнего, Люба постаралась. Стол звал румянцем выпечки, расставленными закусками, рюмками. Любаша, её радушие не обошло никого, не обошло и соседку-красавицу, она попросила сесть её рядом с мужем, с собой усадила Петьку. А рассадив, забыв мужа, детей, соседку, осталась единственной  для всех, единственной для каждого. У неё, как когда-то по возвращению Кешки, не было равных: она пела и у мужиков наворачивались слёзы, она брала за руку своего соседа Петьку, выходила в круг и другие хотели пройтись с ней - пол гудел от ритма пляшущих. К окончанию вечера гости забыли про Алевтина, забыли и о красавице-вдове. За столом они остались вдвоём. Алевтин же, смотрел не отрываясь на свою жену. Когда гости расходились и он оделся, пошёл провожать. Долго не возвращался. Люба осталась одна. Она не прибирала со стола, не укладывала детей. Муж вернулся в снегу, молча, а утром, из района прибыла милиция. Его увезли. Она не вышла проводить, не ответила на его слова.               
 Тяжёлые побои, повлекшие вред Петькиному здоровью, потянули на год. После суда, Любовь Ефимовна замкнулась: ни к кому не ходила, никого не звала к себе – За их столом были только родные, они же выступали и свидетелями. Выступали свидетелями потомки бежавших от старой власти, вместе корчевавшие лес, строившие помочами дома друг другу. Невод и тот тащили всей деревней, деревней и шишку били, чтобы всем поровну.
Вернулся Алевтин по амнистии, отбывал наказание расконвоированным. Рассказывал, что килограмм шоколадных конфет за раз не съесть. Об остальном «Там полно. Тоже люди» и уходил к своему другу Петьке. Петька, жил с Матерью. Ему за тридцать, а он с матерью – смеялась над ним деревня. Его на работу отправляли с бабами, они и сами его требовали. Петька подними, передвинь, наточи, а сядут, разоткровенничаются о своём, словно и нет его рядом. В другой раз, будто взбеленится которая, потеряет платок, да и требует с него. Не поверит, ух подлюка, сама обыщет враз в обоих карманах, да и объявит «Чего-то есть, а платка и вправду нету» посмеются вместе с Петькой, а через сколько-то и другая потеряет чего, остальные на Петьку кажут. 
К нему первому и пришёл Алевтин. Его Мать, более других требовавшая от суда наказания, встретила. Собирая на стол, удивлялась переменам в амнистированном. «Тюрьма ещё та машина, перемелет, сам себя не узнаешь –  думала она, оставляя их вдвоём –  Долго ли хворал после…? – А я и не хворал. А синяк он быстро прошёл – Ты прости меня Петро – продолжил Алевтин, затем достал из сумки одну из купленных поделок на зоне – Прими, будь другом –  Придя, домой, извинился и перед женой – Умом знаю. Годами дома не был. А с чего такое сделалось не пойму?» – Не было у них лучшего дня. У обоих не было лучшего дня, чем  день его возвращения. Вечером, под объяснение Алевтина о соседе по нарам, повесили на стену ковёр его работы –  Гонят собаки сохатого, а у того на голове корона из прожитых лет,  впереди лес. Впереди чащА. 

Последними, у них родилась двойня. Хозяйство строило жильё им дали большой панельный дом, скорее не дали а убедили переселяться, Алевтин не хотел переезжать, не хотел оставлять дедово место, оставлять настроенное, но после обещания помощи материалами, людьми, они согласились. Люба занималась детьми, домашними делами. Алевтин, где-то с помощью, а большей частью один, застраивал двор. Последней поставил мастерскую, на стену повесил привезённый ковёр – другого места не нашлось, разонравился он домашним. Поглядывая на ковёр, смастерил на коленке кресло, а затем и верстак. Сделанное, своей основательностью не уступало полученному в наследство.  В хозяйстве же, до положения деда было ох как далеко. Новое время назначило новые ценности. Алевтин и хотел бы стать в ногу, но не мог, не мог всем виденным и впитанным с босых пяток: Хозяин не подвесит корову на верёвки от бескормицы, не запашет полёгший хлеб, не сдаст мёд, молоко, закрыв глаза на развитие рахита у ребёнка матери одиночки. 
У него, по возвращению с зоны, сменилось отношение к происходящему, он обособился, лишь иногда не выдержав бросит пару слов и уйдёт. В средине лета прислали нового председателя. После очередной реплики в его присутствии, Алевтина вызвали в контору и назначили звеньевым. В это время Люба легла в больницу, но вскоре попросила выписать. Дома без работы сидел муж. Его звено определили перегонять свиней из одного конца деревни на другую. Алевтин отказался  «Я не мальчик, мне тридцать семь, и за поросятами перед окнами у деревни не побегу –  Он отказался и бригадир походя бросил –  Не выдержал ты экзамен. Мы думали ты понял нашу Жизь». Звеньевым назначили другого, а о нём забыли - не стали направлять на работы.
 На семью напал педикулёз, Люба и из больницы выписалась по боязни, могли заметить, - гребень начёсывался полон. Дома семейство чесали, втирали мази, мыли настоями – ничего не помогало и в какой-то вечер борьбы с напастью, Алевтин, при всех, произнёс «Немного осталось. Уйду и вшей заберу». Он сидел дома, терял интерес к домашнему хозяйству, к семье –  дрова колол на одну топку. Любовь Ефимовна пошла выручать. «Я человек новый, но помочь постараюсь»  ответили в кабинете. Помогли - бригадир назначил водовозом. Скважина работала, основное подключили, но без бочки не обойтись. В его обязанности входило - чистка прорубей, доставка воды по заявкам, одиноким. «Работа на ветру, у воды, потому водовоз и почернел лицом» судачили по домам. Он написал заявление на увольнение «Ты знаешь, что за последние три года, мы никого не отпустили из колхоза, да и до следующего ежегодного общего собрания рассматривать заявления не будем» ответили в конторе. Написать написал, а как ехать с семьёй? куда ехать? под какого начальника попадёшь? Здесь оставаться? Дом колхозный, не дадут житья!  Вопросы не оставляли. Жена и совсем не хотела  «У нас четверо. Здесь, не хуже чем у людей – Помолчит, да среди ночи, среди житейского - Алевтин, может летом? Если, совсем не выдержать?»
 На Новый год, на тот Новый год, их пригласила соседка-красавица. К их приходу, несколько семейных пар сидели за столом. «Я должна изменить сегодня их отношение к мужу» решила Люба, раскланиваясь. Алевтин увидев компанию, быстро глянул на жену, что-то хотел сказать, но их уже усаживали рядом с женой бригадира. Он сидел не поддерживая разговора, сидел отчуждённо. Люба подкладывала в его тарелку. Когда, разговор перешёл к состоянию дел в хозяйстве, он не вытерпел и не согласился с бригадиром. Бригадирша одёрнула, жена, под столом наступила на ногу и уводя от конфликта, не дожидаясь гармошки начала «Кого ждала, кого любила я, уж не догонишь, не вернёшь» Стол поддержал. Вступил и Алевтин. После первого куплета, выделился голос дочери хозяйки «Неправильно вы дядя Алевт поёте». Допевали без него.
               
Ему не было тридцати восьми, он лежал в своей мастерской на верстаке, накрывшись ковром, привезённым с зоны. Лежал, обкрутив шею и не дышал когда его нашёл сын. Алексей, почему-то рано вернулся со своего вечера, вернулся, когда ещё  не заметили отсутствия одного из гостей. Он побежал в мастерскую, увидел тело и не коснувшись, забаррикадировал вход. Когда выломали дверь, Алексей сидел рядом с Отцом, не в силах что-либо объяснить.
Люба не поехала на кладбище, осталась одна. Когда вернулись –  в дыму комнаты, над открытой плитой она вычёсывала волосы, бормоча «Гори, гори ясно, чтобы не погасло». Жуть тона, жуть чужого, не её голоса, остановила вошедших. Пламя касалось рук, кончиков волос. Алексей, со словами  «Мама, Мама»  бросился к ней. У неё выпал гребень. Вспышка, воспламенившегося казеина, сдвинула остальных. Её  оттащить от плиты. «Мне холодно. Я замерзаю  – всё чего смогли добиться от неё а, утром, она наотрез отказалась ехать в больницу –  У меня их четверо. Какая больница? У меня младшие начальную школу не закончили. Силком не увезёте!»   

У каждого, верно бывает время, когда видится, что следующий день может принести только более худшее?  В это время невозможно вырваться из круга собственных мыслей, которые круглосуточно, неделю за неделей твердят о безвыходности, о собственной бесполезности, подталкивают уйти. Мысли делают круг и вновь упираются в глухую, нависшую, непреодолимую стену. Стена отделяет от реальности, темень одолевает сознание. Человека нет, на земле остаётся его тень, это она, тень, что-то делает, отвечает на вопросы, бредёт в мире до некоего дня.
В тот день, он измотанный и обессиленный собственным сознанием, не раздеваясь, в обуви, уснёт невесть где, нет, не уснёт, нельзя назвать сном, когда он провалится в забытьи чтобы, проснувшись и вовсе не проснувшись, а среди ночи оказавшись в полнейшей тишине, это может быть и не тишина, но сознание настолько отделено от мира, что не слышны шаги, не слышен лай собак, сознание погружено в собственный мир. Сознание сконцентрированное в себе, настолько отделено от остального мира, что в следующий час, каждой клеткой мозга, оно, сознание, стучит в темя – трагедии нет, не только трагедии, но даже и беды нет, а есть только мелочи, которые не стоят раздумий. Достаточно принять решение, достаточно посмотреть со стороны на свои несчастья, на свою безвыходность и она  исчезнет.
Безысходность, при первом появлении собственного, свободного разума, словно ночной мотылёк от первых лучей солнца, падает на воду, кружит, не в силах оторваться, силы быстро заканчиваются и он тонет. На поверхности от мотылька, от собственной безвыходности, остаётся  полупрозрачная оболочка. Полупрозрачная оболочка? как из-под неё выйти? Сколько нас не успевают выйти, не успевают отодвинуться, чтобы увидеть себя со стороны. Нужна совсем крупица, нужно дождаться утра, дождаться первого луча солнца, ждать проблеска собственной мысли или чьей либо помощи. «Посёлок на ушах. Будь там, не уберёгся бы ты от собственных похорон» Страх расширяет артерии, выталкивает дремлющие по закуткам нейроны бездельники, и они, наотдыхавшиеся, своей свежестью возрождают Человека. Он, возрождённый, становится равным навалившимся обстоятельствам, становится сильнее навалившихся обстоятельств. 
 
                *******   

Енокентий, после встречи с Любой, после прохода живым коридором, изменил свой распорядок. Он присутствовал на всех планёрках у главы острова, учувствовал в решении вопросов. Соседи бот не вернули, но с помощью материкового государства, задержали несколько браконьерских лодок. Задержания не изменили общего положения: ежедневно возвращающиеся рыбаки свидетельствовали об обнаружении чужих орудий лова, свидетельствовали об уходящих в нейтральные воды судах и судёнышках.
Заключенные договора на поставку погрансредств, лежали на столе, желающие перечитывали, хмыкали, комментариев не оставляли. Енокентий, как и остальные, смотрел на бумаги, на напечатанные номера телефонов, как на нечто не относящееся к нему, не относящееся к реальности. Однако, месяц ещё не закончился, а с пришвартовавшегося судна снимали предназначавшийся груз. Место для хранения, многотонному, внушительных размеров цилиндру определили за домом Енокентия в углу. Сопроводительная документация  указывала на его уникальность и высокую производительность при строительстве подземных тоннелей. Енокентий, да и весь остров, осматривали, постукивали по корпусу, не представляя о предназначении, не представляя с какой стороны и под чьим управлением устроитель тоннелей будет стеречь их границы.
Следующий груз, под названием «Станция», прибыл со спецтехникой и рабочими.  Монтаж требовал подготовительных работ. Установка работала на проточной воде. Согласно проектной документации, подходил недостроенный гараж, с добавлением подсобного помещения. Под подсобку приспособили  мастерскую. Для обеспечения  водой, речку перегородили плотиной, водовод подвели к гаражу и пристыковали к установке. Смонтированная станция, выпирала большей частью своей высоты над стенами недостроенного гаража. Среди ночи, её многогранная, вытянутая вверх поверхность, искрилась отражённым светом: чёрное покрытие, каким-то чудом притягивало свет, преобразовывая  в фиолетово-синие тона. Среди ночи, призрачное свечение производило на посёлок тягостное впечатление.
Последним из заказанного, доставили деревянный контейнер с надписью «Кинарх. Погрансрредства. Жизнеобеспечение».  Представитель фирмы, сопровождающий груз, потребовал для монтажа отдельное, отапливаемое помещение. Енокентию, после посещения диспансера второй этаж стал лишним, его он и предложил. Представитель согласился, с условием скорейшего завершения строительства. Он говорил  «Помещение, и всё здание после запуска оборудования нельзя будет изменить. Вы не сможете в наружную стену вбить гвоздь. Вы не сможете ни разбить, ни вставить стекло в окне. Вам нужно закончить строительство. Фирма может запустить оборудование по охране границы, только в окончательно готовом помещении. В дальнейшем, при желании, для реализации полного спектра возможностей «Кинарха», вы можете заключить договор на поставку нашей фирмой электроники, домашних электроприборов» отвечал он на задаваемые вопросы. Закончить строительство? Начать можно, но закончить? Закончить, когда выведены только стены?  Енокентий, просил главу острова обратиться к жителям с просьбой помочь достроить его дом, при этом объяснял  «Платить нечем. Сбережения закончились».

 После доставки последнего контейнера, ещё не зная возможностей «Погрансредств» у Кешки появилась вера в реализацию своей мечты –  создание независимого, справедливого государства. Его ли вера, или прибывающие грузы, сменили настроение и жителей острова – они действительно готовы были грести в одной лодке. Жители, распределившись по сменам, по видам работ, круглосуточно вели строительство дома для Енокентия. 
Деревянный контейнер с погрансредствами, установили на втором этаже, после чего этаж перекрыли, и приступили к монтажу крыши, одновременно устанавливали оконные блоки, вели внутреннюю отделку.  Материалы таяли на глазах, на глазах же, дом обретал формы. По окончанию отделки второго этажа, прибывшие специалисты приступили к монтажу и наладке. Помощники из местных, наводили порядок. Помещение, занимающее второй этаж, преобразилось - заблестело чистотой, приобрело окончательный вид. Кондиционированный, очищенный  воздух бесшумно поступал в зал. В зале, посредине на столе –  монитор, клавиатура мышь, на стене большой экран. С обеих сторон экрана шкафы с предметами личной безопасности: на полках, змейки на запястья рук, в коробках чипы.  Для безопасности хозяина, фирма изготовила браслет, для его же безопасности предназначался нижний отдел в шкафу, который не смогли открыть и оставили до более свободных времён.
На калитке, воротах, дверях установили ручки-замки из комплекта с прибывшим контейнером. После чего, ответственный за настройки, объявил –  Кинарх готов к запуску. В помещении может остаться только заказчик оборудования и только он может в дальнейшем находиться здесь, он же, имеет возможность передать свои полномочия другому. Енокентий с сожалением посмотрел на присутствующих, взглядом говоря  «Мне не  изменить данное требование, мне не изменить правила единоличного  доступа, единоличной ответственности». Вслух же попросил отложить запуск до утра. Он намеревался ещё раз осмотреть выполнение наружных работ, ещё раз желал выслушать мнения Администрации, активистов. Он, должен обсудить своё новое положение со ставшими для него близкими Алексеем и Ниной Васильевной, заручиться их поддержкой.   

На заседании Администрации, Енокентий огласил всем известное, что с завтрашнего дня запускается пограноборудование о технических возможностях которого он не имеет чёткого представления, но считает, что имея собственные охраняемые границы, они имеют право на создании независимого государства. Геннадий Николаевич поддержал, настаивала и экономист - Александра Александровна. Собравшиеся, большей частью давно готовые к самостоятельному плаванию, подтвердили голосованием. Название в первый день не определили, однако согласились, что их государство должно называться одним коротким словом. Выступившая Тамара Павловна, прежде создания государства, предложила принять необходимые законы для нарушителей границы, сказав «Нам нужны законы, соответствующие мировой практике». Присутствующие согласились, предложив ей и сделать наброски.
Вечером, за ужином с Алексеем Алевтиновичем и Ниной Васильевной, обсуждение продолжилось. Алексей предложил название «Ротуск». На вопрос «Что за странность – ответил –  Я знал о существовании посёлка «Ротуск», в нём жили люди  которые не знали оттенков, которые работали с песней и считали себя счастливыми». Нина Васильевна не согласилась с названием от некоего посёлка, в котором жили не знающие оттенков, и даже почему-то, просто вдруг, воспротивилась независимости. Она, вдруг, захотела вернуть паспорт своего бывшего большого государства.
Разошлись поздно. Оставшись одни, ни Алексей, ни Енокентий, не могли понять, что с их Ниной Васильевной. Её, большое государство поселило жить в вагончик и она жила в нём с мужем, при взрослом сыне. Они десять лет стояли в очереди на квартиру, приспосабливаясь к каждому новому начальнику и его ставленникам, пока однажды не объявили «Вам платили 4% от сметы. Мы организуем, кооператив и десятикратно увеличим зарплату». Они увеличили, а через год исчезли распродав имущество. Они назначенные государством, по схемам установленным государством присвоили имеющееся. Они, удерживая людей на минимальной зарплате, выдавая её от случая к случаю, за год оставили их ни с чем. Они за год успели продать даже свалки с нержавейкой, титаном и металлоломом и отбыли за рубеж а, истратившись верно, вернулись и … «избрались» в высшую законодательную власть - утверждать законы, по которым будет жить большая страна. 
Не смогли Енокентий с Алексеем найти крупицы здравого смысла у своей кормилицы, потому развели руками « Женщина, чего с неё возьмешь? У неё и логики нет. Её мышление плитой заканчивается». Признали, осерчав на неё. Енокентий, надеялся со следующего дня переселиться из гостиницы в собственную постройку. Дом ждал его, готова была и комната-копия кабинета бывшего главы острова: вдоль стен стулья с позолотой, на столе телефоны, письменный прибор, над часами  блестя бриллиантами застыл леопард. В окнах - муляжах сверкали золотом купола церкви. Дом, не мог не радовать Енокентия, в радости за сбывающиеся мечты, он на следующем заседание поддержал предложение Алексея. Появилось новое государство – Ротуск.

Утром, Кешка стоял на окраине посёлка, вниз спускалась накатанная дорога упирающаяся в широкие закрытые ворота его усадьбы. В доме, ждал настройщик охраны границ и жизнеобеспечения. «Станцию», также подготовили к запуску: выпирающую часть закрыли куполом, верх украсили шпилем, небольшое водохранилище заполнилось, излишки стекали по оборудованным желобам, но пуск откладывали, выполняя рекомендации изготовителя - ждали проверки погрансредств.               
Войдя в дом, из окна Енокентий рассматривал лежащую во дворе трубчатою конструкцию, в виде эллипса. Его любопытство удовлетворил настройщик, поясняя, что это внешняя часть «Кинарха», имеющая небывалые характеристики и перейдя к столу с монитором, предложил выбрать один из вариантов запуска: первый - охрана территории до центра земли на протяжении трёхсот лет; второй -  глубиной до километра, в этом случае заложенная энергия закончится через тысячу лет. По голове Кешки помчалась школьная программа: триста лет трона, триста лет ига, за черепную коробку выпрыгивало– тысячелетний рейх. Тысячелетний рейх и решил его выбор «Были только мечты. Возможно, на малой территории, с благими намерениями, их удастся воплотить? –  Замешкавшись, он озвучил своё решение, добавив комментарий – Пусть будет тысяча лет. С глубины в километр к нам чай, не заберутся».
На стене засветился экран, на столе ожил дисплей, перед окнами, оторвавшись от земли вверх пополз эллипс, вскоре исчезли из вида его линзы видео камер, излучатели, а затем, он и сам растворился словно мираж.  Дисплей выдал надпись, озадачившую обоих. Категоричность крупного шрифта не могла не смутить «Кинарх продолжит работу, когда в операторской останется один хозяин. До окончания настройки, он не сможет покинуть помещение». 
У уха, настройщик  жаловался на заказ «Фирма, изготовив блоки, не была посвящена в принципы работы всего комплекса. Фирма не имела описания программного обеспечения». И Енокентию было на что жаловаться: в помещении отсутствовало  жизненно необходимое и неизвестно как сложится? Сколько потребуется времени? Но думать поздно. Он, проводив настройщика, сел к столу.
После первого «ОК» после, установки последующих десятка флажков-галочек, категоричность экрана закончилась. Он установил четыре зоны для охраняемых объектов. К первой, автоматически относилась операторская: единоличный вход с тестами – радужная глаза, отпечатки пальцев. Ко второй, отнёс  дом и станцию, с входом по отпечаткам, как и к третьей зоне к которой относилась территория его застроек. Первые три зоны, как свидетельствовал экран, способны существовать в любых земных условиях в течение установленного времени, то-есть в течение тысячи лет. Настройку четвёртой зоны, следовало продолжить после снятия биологических тестов. По окончанию сканирования, экран высветился дружелюбным позволением – Дальнейшие настройки можно закончить в любое время – чем Енокентий и воспользовался. Нет, он торопился запустить всё смонтированное, но желание выйти из созданных зон и вернуться, главное вернуться, пересилили.
 Он поспешил в гостиницу. Алексей, Нина Васильевна не успели уйти. Им он, где сбивчиво, частью жестами и рассказал о сделанном, приглашая опробовать, приглашая посмотреть чего получилось. Они втроём вернулись к калитке усадьбы. На попытку открыть её Алексеем, Ниной Васильевной ручка не двигалась, но стоило взяться  Енокентию калитка отворялась, предлагая предоставить право входа  и его спутникам. Система охраны добавила в свою память Алексея. Нина Васильевна отказалась, она отказалась и от доступа в дом, на станцию. Во время осмотра держалась несколько в стороне, своей необычной сдержанностью наводя на мысль, недопонимая значимости произошедшего. 
 
Енокентию, пока нечем было рассчитаться с Алексеем и его людьми, но они оба начинали осознавать, что написанное в бумагах, перечитываемое всеми, подтверждалось. Три рубежа охраны работали: на стене не оставалось следов от  молотка; попытки повредить покрытия на металле, дереве не приносили результатов. Енокентий, ранее читал или слышал о подобном и сейчас не мог поверить, фантастика реализовалась – инструмент тупился, ломался, не оставляя царапин.   
Енокентий видел, что и  Алексей считая себя причастным к свершившемуся, с трудом удерживает в себе мальчишеские чувства. К ним пришла уверенность, что запуск четвёртого уровня защиты обезопасит границы и администрация острова обязана будет перечислять проценты: Енокентий выберется из должников, а у фирмы Алексея появятся возможности, которые трудно переоценить. Население острова они обязаны переселить из вагончиков, времянок, полуподвалов. Они наметили цель, оставалось запустить охрану границы. 
Проводив гостей, даже не проводив, а сославшись на срочность запуска второй очереди, Енокентий поднялся в операторскую. После первого клика, на дисплее появилось приглашение - настроить четвёртый уровень охраны, отметить границы территории. Пунктирная линия на дисплее, повторяла контуры владений. Для устранения возможных недоразумений, Енокентий уменьшил охраняемую территорию на десяток метров. В следующем окне с три-Д моделью острова, выпавшее окно требовало установить высоту охраняемой зоны, с умолчанием в один км. После ок,  куполообразная модель  покрылась сеткой, сетка же пронизывала глубину океана, пронизывала конусом и землю, на первоначально установленную глубину, в тот же километр.  В окончательных настройках Енокентий определил: водную границу, внутрь могут пересекать все желающие –  люди и корабли, вплоть до 10 – 50 метров от берега, а с пересечением данного рубежа нарушители должны изолироваться от внешнего мира, с отключением связи и любых источников электропитания.
Надпись на мониторе предлагала осмотреть собственную территорию на большом экране. Экран отобразил остров среди безбрежности водного пространства. В водах множество судов и судёнышек: часть, пересекающая территориальные воды для сокращения расстояния, другие - прогулочные, большая же часть – рыболовецкие, принадлежащие соседнему государству. Ближе к берегу, промышляли суда со знакомыми очертаниями, суда жителей острова. Дисплей предлагал меры воздействия для браконьеров: сделать устное предупреждение, или с добавлением СМС-сообщения для каждого. Енокентий выбрал второе, однако на судах паники не возникло. Ничего не поменялось. Повторное предупреждение, что команды судов, не компенсирующие в течение суток нанесённые убытки, будут отвечать согласно законов, также не возымели действия. Капитаны привыкли отдавать команду «Стоп», либо перед патрульным судном, либо перед направленными стволами зависшего вертолёта. На СМС, голос, никто не реагировал. «У них на острове четыре пистолета. У нас, у некоторых, на одном борту больше»  наполнился эфир радиообменом меж судами.
На экране картина не изменилась, дисплей не выдавал рекомендаций. Енокентий остался не у дел. Решив обсудить возможные решения нажал – «Выход», выплыло окно с позволением покинуть помещение. Внизу, в комнате-кухне сидел Алексей он, после увиденного, не мог оставаться один. Енокентий объявил о запуске охраны границы «Работает. Они внутри. Их много. Нарушителей очень много – И продолжил – После запуска охраны границы, рекомендовано запустить Станцию».
 В гараже смонтированный цилиндр светился фиолетово-синим цветом. После запуска, помещение наполнилось лёгким шумом, свечение исчезло. Дисплей, предлагал распечатать инструкцию по эксплуатации. Прочитав, Енокентий и Алексей заговорили не сразу. Прошу удалить меня из списка доступа к данному объекту –  сказал Алексей, тоном не допускающим обсуждения. Енокентий не услышал его, он едва справлялся с собой – умножая и перемножая трёхзначные цифры на наделю, год, на курсы рынка. Описание свидетельствовало, что запущенная станция, способна извлекать из воды растворённое в ней золото. Их речка, в которой ловилась рыбка с позолотой на чешуе, уже унесла в океан золота многократно более чем накоплено в хранилищах всех банков мира. Характеристика станции утверждала о способности многократного увеличения  выпуска металла, если использовать только воду из подземных источников. Для выхода на полную мощность, в речку не должны попадать атмосферные осадки и прочие стоки. Монитор предлагал вид получаемого металла: слитки - в виде двухпудовых гирь, слитки классического образца, или выдавать золотые монеты, в этом случае следовало заложить вариант дизайна и соотношения между достоинством монет. Енокентий не мог пользоваться дизайнерскими программами и попросил выполнить первоначально необходимое Алексея. После окончания они прошли в подсобку. В металлические контейнеры по наклонным желобам скользили монеты: на лицевой стороне, по краю надпись «Ротуск» В центре номинал стоимости. На обратной стороне рыбка, летящая над рябью волн. Очень не понятное…, но до пробы на зуб. Выходя, Алексей вторично отказался от доступа к «Монетному двору». 
Рабочий день заканчивался, Енокентий ещё раз поднялся в операторскую: на экране несколько судов пытались покинуть территориальные воды, но упирались в невидимую преграду. Суда разворачивались, набирали максимальную скорость и останавливались, отброшенные необъяснимой силой. Нарушители не могли самостоятельно покинуть территорию. Эфир затих, бравада сменилась растерянностью. Енокентий, окончательно убедился - установленная  охрана границ работает согласно установленных правил.

Взбудораженный невиданными возможностями с запуском «Кинарха» и «Станции»,  Енокентий минуя административное здание шёл в школу к Тамаре Павловне. Ему нужна была рабочая сила, много рабочей силы. «Станция» работала в десятую часть мощности – речку нужно перекрыть сверху - она должна нести только ключевые воды. Он шел, неся в голове проект бетонного панциря по всему руслу, вновь прокручивая трёхзначные цифры добываемого, просчитывая возможный  уровень жизни доверившихся ему жителей. Для скорейшего претворения планов нужны люди, нужны срочно. «Возможно десятикратное увеличение….?»  Мысли путались, запас нейронов в голове у Кешки закончился, закончились не только нейроны, он не замечал происходящее вокруг – он не заметил и идущего навстречу Алексея Алевтиновича.
Школьная суматоха, накануне нового учебного года, отвлекла его. Сторонясь от переносимых парт, стульев, он несколько приостыл, привёл себя в порядок и в кабинете у Тамары Павловны выглядел адекватным. Свой визит объяснил интересом к подготовке проектов законов, но она, должно быть занятая ремонтом, заговорила о предложенной помощи со стороны Алексея Алевтиновича, у Енокентия, ремонт не являлся целью визита, он вновь вернулся к законам. Тамара Павловна поднялась, медленно обошла вокруг стола и заговорила о практике борьбы с браконьерами, нелегалами, высказала своё понимание борьбы с незаконным промыслом в их водах. Согласно её доводов, нужно не наказывать, нет  наказывать но, ежедневными лекциями о необходимости соблюдения законов. Люди, она считает, должны понимать что власть назначается только для того, чтобы на территории действовали единые законы и именно действовали. Власть, обязана обеспечить выполнение принятых законов равно всеми находящимися на данной территории. Она выступит на заседании с предложением - после ознакомления нарушителей с нашими законами, отпустить всех впервые задержанных. Енокентий неопределённо кивнул и заговорил о «Кинархе», о запущенной охране границ, о начале выпуска собственных золотых монет. Рассказал о своих планах преобразить остров. Он говорил «Имея десятую часть от возможных доходов нам потребуются десятилетия, а имея рабочие руки в течение осени мы успеем перекрыть речку, а значит, решить финансовый вопрос. Заставив браконьеров компенсировать убытки своим трудом, мы откроем новую страницу нашего государства. Нам нужна всего одна осень. Мы станем недосягаемыми для остального мира – закончил повторив –  Своими силами, нам потребуются десятилетия».
 Во время разговора она отстаивала свою позицию. Она утверждала, что жёсткостью мы наживём непримиримых врагов. «Есть ли потомки рабов, которые через поколения не стали бы правителями и не вернули бы зло наследникам своих властителей? – спрашивала она и забыв что перед ней не ученик, продолжала – Они, порой рвутся к власти лишь затем, чтобы компенсировать собственные унижения. Рвутся не понимая, что сами, только пылинки замкнутого круга». Енокентий, не понимая к чему рабы, к чему пылинки круга, ответил, что ему не нужна власть, что он противник принудительного труда, что он сам будет следить за согласием каждого в участии строительства панциря. Говорил ровным голосом, как некую истину, как собственный стержень, пока у Тамары Павловны не появились признаки доверия и соучастия к задуманному. От неё, он вышел со словами «Мы с каждым подпишем контракт, выгодный контракт, чтобы все имели интерес к работе, а кто не согласится, пусть время наказания гуляет по острову». Он говорил, но в головокружении явившихся планов, речка казалась и мелкой и узкой.      
Не уверенный, что Тамара Павловна предложит законы которые помогут намеченному, Енокентий решил обратиться к администрации. В кабинет главы пригласили экономиста. Коротко изложив новую реальность, Енокентий поинтересовался об имеющихся безработных и возможности переориентировать часть занятых. С интересом выслушав его, они не согласились останавливать производство. «Строительство панциря займёт месяцы. Сорвётся путина. Что будем делать далее?»  и выдали список с десятком безработных. Десяток Енокентия не устраивал - при его жизни «Станция» не успеет выйти на полную мощность. О чём и посожалел вслух но, не потеряв надежды просил собрать  всеобщий сход.
Сход вновь назначили за час до работы. «Государство, атрибутика? Законы? Отчёт владельца острова» значилось в приглашениях. Утром, перед собранием Енокентий поднялся в операторскую. Экран отобразил бухту. В стороне, под флагами соседних государств стояли суда - они, убедившись в тщетности самостоятельно пересечь границу, обратились в Администрацию с просьбой покинуть территориальные воды. Стояли и рыболовецкие. Среди маломерных судов, выделялась шхуна. Капитаны, избавившись от улова, снастей, надеялись на скорое освобождение не прибегая к крайним мерам. «Кинарх» отобразил на экране список обратившихся, их технические характеристики, владельцев, а также прегрешения со времени вступления хозяина острова в свои права. Большая часть имела систематические нарушения, указывались и убытки, указывались рекомендуемые штрафы. Лист с данной информацией, Енокентий распечатал и добавил к отчёту.   

В небольших посёлках сарафанное радио опережает официальные новости, Енокентий ещё обдумывал, как преподнесёт запуск «Станции», задержание судов, а у жителей начинался праздник. В бухте стояли нарушители, стояли те, кто делал им ручкой не спеша уходя с места лова. В бухте стояла шхуна, которую они в своём бессилии таранили, ободрали краску и лишились бота. Ко времени отчёта хозяина, по пригорку, усиливаясь от группы к группе, перекатывалось «У нас есть собственные золотые монеты. Браконьеров мы прищучили! Это наша победа! –  Взгляды обращались в сторону Енокентия.  Эти люди, весной в единодушии готовые поднять его на вилы, к осени, они же, проводили его с трибуны криком –  Ура, Ура, Ура. Они вновь видели одного достойнейшего. Должно быть «Ура» повлияло и на вариант предложенных законов Тамарой Павловной для браконьеров: строгих законов, особенно за умышленное пересечение границы с оружием на борту, с личным оружием. «На территории нашего государства нет места любым средствам уничтожения людей» закончила она, под дальнейшее ликование собравшихся.
Александра Александровна, пыталась образумить собравшихся, но в унисон не попала, да и как попадёшь - в праздник не говорят, что у палки всегда два конца и вместо ликования нужно бы подумать о возможных последствиях устрашающих законов. И вдруг, не удержав в себе, вытолкнула «У нас на острове появились золотые «Рыбки»? – Не заработанное медленный яд. Не заработанное губительно для любого. Мы останемся у корыта»,  и остановилась, её не слышали. Обведя толпу невидящим взглядом, она сошла с трибуны.
Поднявшегося Алексей Алевтинович, с обращением к Енокентию Трифоновичу о предоставления гражданства, услышали. В приливе энтузиазма, собравшиеся в восторге приняли его просьбу и предложили предоставить право решения вопросов гражданства Енокентию Трифоновичу. Прокатившееся одобрение «Он охраняет, пусть и гражданством занимается» узаконили, едва он успел кивнуть, а Алексей заговорил о Гербе, Флаге. Следом, даже не следом а, согнав его с трибуны, что-то пыталась добавить Нина Васильевна о «Рыбках», но её не слушали. Она привлекая внимание, сорвала платок и замахала над собой. «У нас есть флаг»  выкрикнул кто-то, выхватывая платок и пришпиливая к подобию древка, а затем поднял его над головами. На ветру веяло полотнище: по жёлто-золотистому полю растительный орнамент, с  выделяющимися яркими красными цветами в центре, мелкими цветами и каймой, по краям.
«У нас есть знамя. Под ним  не пойдёшь с винтовкой наперевес, не посеешь страх у неприятеля, но под нашим флагом каждый будет родным сыном, родной дочерью нашей земли – Говорил один - Под флагом, олицетворяющем дом, очаг любовь, мы обеспечим себе процветание на следующее тысячелетие» подхватывал следующий. Снятые кепки, вещи  взлетали  над собравшимися – Ура.Ура. Ура –  уносилось в океан.
Поддавшись общему настроению, Енокентий вновь попросил слова и зачитав отпечатанный лист с нарушителями, предложил отпустить транзитные суда, прогулочные и высказаться желающих по задержанным рыболовным. Слова просили все. Все требовали досмотра браконьерских судов. Капитаны, подавшие прошение на освобождение не ожидали подобного, они в растерянности от осведомлённости, в растерянности от требуемых сумм, выведенные перед толпой согласились участвовать в комиссиях по осмотру собственных судов. При досмотре, обнаружили личное оружие, а на шхуне, в  сейфе хранилось автоматическое. Сход требовал немедленного суда. Тамара Павловна, огласив приговор согласно принятых законов, обратилась к островитянам, к администрации, о возможности помилования осуждённых, но толпа помня отношение к себе, требовала строгости. Главу острова, с его утверждением  «Сила и милосердие неразделимы –  Нину Васильевну с её –  Наш флаг, означающий - Дом, очаг, любовь и сроки для сдавшихся» не воспринимались. Толпа видела спасителя в одном, а он  молчал - настроение большинства совпадало с его планами.
Задуманное Енокентием осуществлялось. Нарушившие границы получали сроки, на руки надевали змейки. К правительствам, задержанных граждан направлялись факсы о содеянном, об убытках. Правительствам предлагалось взять содержание осуждённых на себя: обеспечить питанием, одеждой, местом для проживания, в противном случае, расходы на своё содержание нарушители обязаны будут возмещать. Ответов на предложения не поступило. Осуждённые для возмещения убытков, подписали контракты на выполнение работ, с оплатой близкой к оплате строителей на их родине и возможным досрочным освобождением.
Остров Справедливость и Енокентий воплощались в созданном государстве – Ротуск.  «Сколько верёвочке не виться» по этой пословице задержанные начинали учить язык острова. Учили язык, укрывали речку, поверх бетона насыпали грунт, рассаживали деревца.  Зарплата, сокращение сроков, стимулировала выполнение заданий. Они получали в «Рыбках» получали не менее чем у себя на Родине. Получали, звонили домой и требовали освободить...   

Люди, должно быть часто поступают так, как ожидают от них: Они едут на чужбину, на заработки, живут в производственных помещениях, бытовках не всегда с простынями, живут на концентратах и  вы не поверите - они звонят домой и говорят в восторге о зарплате, об отношениях с работодателями, местными. Они говорят слова, которые ждут где-то, чтобы им там, не было стыдно за себя что видят мужей отцов по месяцу в году. Мужья, отцы приезжают домой, садятся за стол и продолжают утверждать о своей везучести.
Или совсем другое. Он перестрелявший более полсотни безвинных, осуждён. У него три комнаты, меню, ежедневные карманные сравнимые с заработком, а он требует улучшения, грозит голодовкой. Он считает себя страдальцем. Можно подумать что он действительно на пороге психического расстройства, скорее нет нет и нет, его рука выводит слова, которые ждут от него сторонники, ждут близкие; рука выводит то, чего ожидает его бывшее окружение.  Наш мозг, верно, только часть некого мыслительного пространства и не каждый готов противостоять сложившимся ожиданиям окружения. 
Енокентий, та же крупица  мыслительного пространства,  считая что сам определяет будущее, зависел от окружения не менее чем любой из этого мира. Срочно закрыть речку? Позднее, под толщей воды у него было время подумать о срочности, о справедливости наказания. Пока же он, как и любой из большинства, не мог противостоять свалившемуся преклонению, обману, которому участники желают верить. Чего проще, назначить некоего в великие, обустроиться вокруг него, дойти до тупика, объявить великого ничтожеством, и..  объявить следующего «великим». Обман. Обман диктуемый верхами.

Бетонный панцирь заканчивали в осенние шторма, со слякотью и промозглостью. Строители не могли остановить работы. Своевременная сдача определяла премиальные, определяла и сокращение сроков наказания. Кто-то не выдерживал, и отказывался от подписанных соглашений. Эти кто-то, а более некому, произвели видеозаписи и переправили в СМИ на Родину. Если ранее, звучащие с экранов отрывки из писем не производили особого впечатления, то появившиеся ролики вывели людей на улицу. Минутный просмотр, требовал обсуждения, личного соучастия к согражданам. Увидевшие измождённых  беспрерывным графиком соотечественников, в ненастье вяжущих арматуру, принимали картину как личную беду. Промокшая одежда, грязь, падающие в грязь, построили людей в колонны. Демонстранты с плакатами «Наших граждан эксплуатируют» «Мы содержим армию, которая не способна защитить нас» «Их всего тысяча. Мы должны утопить их в той речке» - определило устремления государства, а «Их всего тысяча» подтолкнуло правительство к принятию решения.
 Началась срочная подготовка. В строжайшей тайне отбирались добровольцы, формировались команды, к имеющемуся флоту добавляли десантные корабли. Под всеобщее: в бетон в речку, на корм рыбам - флотилия взяла курс.   

При запуске погрансредств, надетый на руку браслет оказался несъёмным, к нему Енокентию пришлось привыкать. Осуществление задуманного, необходимость участия в жизни посёлка, не оставляли времени для изучения полученного оборудования, он не знал и назначение браслета, пока среди ночи его не разбудила болезненная сдавливающая вибрация с требованием занять место у пульта управления «Кинарха». Экран отображал двигающиеся к острову военные суда - большей частью десантные корабли, следом шли вспомогательные. При приближении к границе, Енокентий посредством направленных динамиков, посредством СМС сообщений, предупредил личный состав о последствиях в случае незаконного пересечения границы с оружием на борту. Командование, признав своё обнаружение, отдало приказ «Увеличить скорость и убрать маскировочные сетки. Мы вооружены, мы многократно превосходим по численности, мы не имеем права не освободить наших граждан, наших близких – Передавалось от верха до низа и возвращалось – Мы правы. Мы победим. Их только тысяча» с этим и пересекли границу.
Корабли, не произведя одного выстрела, приближались к устью речки. Енокентий, стоя у окна видел направленные орудия, уже различал лица готовых к высадке десантников, когда сработала система охраны – корабли затормозились - по инерции, беспорядочно сгрудившись вокруг флагманского судна. Экран отображал происходящее: суда упёрлись в сетку, сетка вытянулась, приобрела вид трала, затем  замкнулась по периметру, сомкнулась над ними и ушла вниз, под воду. До закрытия сеткой эфир был полон команд, переговоров «Берег виден, берег рядом, рядом пустой берег. Десант в минутной готовности к высадке - и  следом – Наши корабли маломощны. Они остановлены в десятке метров, в одном броске от дома хозяина острова». И.. эфир смолк. Сетка, повисшая над остановленным флотом, не пропускала радиоволн. Под воздействием излучателей отключилась электроника, отключились источники электроэнергии. Остановленные корабли выглядели грудой металла с единственной  связью - через Енокентия. Он вторично оповестил личный состав о совершённом ими преступлении, о законах, с которыми им необходимо согласиться в течении суток. Командование обесточенных судов, к окончанию срока приняло предложенные условия, в надежде что они смогут и без оружия, своей подготовленностью, своим количеством выполнить поставленные перед отплытием задачи. А в операторской, на экране крупный красный шрифт рекомендовал «Обезопасить задержанных». 
 СМИ острова, проинформировали население о принятии командованием флотилии предложенных условий. Шлюпку, с прибывшими на суд командирами, встречали большой группой. Среди офицеров, опознали капитана пограничного катера оставившего флаг, который оказался в руках у одного из бывшей четвёрки Чистина, у Одиза. Тот, в патриотическом угаре, перегородив дорогу, сорвал с офицера погоны и потребовал сжечь полотнище. Пленённый, держа поданную зажигалку, обернулся в сторону подчинённых.. и отказался. Отказался и оказался сбитым наземь, выплёвывающим вместе с кровью собственные зубы. Соотечественники сжались, закрыли его собой и полубоком, опасаясь новых нападений, проследовали в здание Администрации. После оглашения приговора с надеванием змеек, после подписания контрактов, после гарантий администрации в  безопасности, они вернулись на суда.  К концу дня и остальные нарушители получили змейки, подписали контракты.
Подписывая контракты, осуждённые требовали наказания для напавшего на их офицера. Администрация уверила о скорой передаче дела следователям. Однако суда не состоялось. «Не им нам указывать»  заканчивались любые попытки обсуждения инцидента. Администрация, для смягчения вопроса, направила факсы правительству нарушителей: предлагали пленённого командующего, офицеров, обменять на инженеров-строителей; предлагали обсудить участь любого задержанного в течении недели. В дополнение, известили о готовности обменять военные суда на  плавучие гостиницы, строительную технику, материалы. Ответа в установленное время не последовало. В своём кругу, у пленённых главенствовало мнение «Вы не можете предлагать нам условия. Выйдем на работу, и вы увидите». 

Перед осуждёнными поставили задачу –  за посёлком, выровнять часть острова под нивелир и построить многоквартирные дома. Данное решение приняла Администрация, посчитав первостепенной необходимостью обеспечение население острова современным жильём. Способ воплощения намеченного, возмутил заинтересованные страны: уже после вынесения первых приговоров перед г. «Ротуск» появились и первые вопросы, а через неделю, самый ленивый считал свом долгом указать на не соответствие законов на острове с мировой практикой. Обращения, с требованием выдать без каких либо условий задержанных для исполнения наказания на Родине, ложились ежедневно на столы в Администрацию. Подобными документами заполнялись папки и у Енокентия. Иностранные правительства, конечно искренне, приводили примеры правильного разрешения подобных случаев. Среди, вновь задержанных оказались инструкторы могущественной страны мира, которые, объяснив не преднамеренное пересечение границы, требовали немедленной встречи с представителем своего государства. Они отказались от подписи контрактов, отказывались и от змеек, и только уверение, единства закона на острове, принудили их согласиться. Они согласились, а в поступивших следом факсах от сверхдержавы изменился тон «Мы не можем оставить безнаказанным подобное отношение к нашим гражданам. Вы ответите».               
«Вы ответите. Вы будете наказаны» Кому не приходилось слышать подобного? Они, стоящие на вершине власти, обладая силой, любуясь собственной силой, не желая обдумывать причины произошедшего, видят простоту в решений любых вопросов с позиции принуждения. В нашем мире, получивший государственное образование воспитатель детского сада, не требует пересесть на своё место наиболее сильного мальчишку, занявшего понравившееся место слабого. Ребёнка, присвоившего чужую игрушку, отнявшего игрушку у другого, не ставят к столбу позора и не только не ставят, а стараются не заметить, оберегая деток от психологической травмы. Оберегают и получают общество, где нет и одного человека у которого каждая клетка кричала бы, что сила проявленная за столом детсада, отнятая игрушка, становится в дальнейшем правом сильного.
В подобном обществе – демократическое оно, или авторитарное, из каменного века, или из века искусственного интеллекта,  не увидятся ли признаки правил поддерживаемых крупным самцом в аквариуме? не увидятся ли правила, устанавливаемые в стае? «Вы ответите. Вы будете наказаны» Подобное высказывание, не следствие ли  возможности в детском садике занять понравившееся место? И не они ли, отнимавшие безнаказанно игрушку, затем отправляют армады на другой конец земли устанавливать свои нормы. И не они ли, иногда не рассчитав силы проигрывают и получают правила, вернувшиеся в их государство вместе с пришедшей силой? 
               
Вновь осуждённые, многократно превосходящие количество проживающих на острове, вызывали тревогу, как у местных жителей, так и у  Енокентия. За поддержанием  стабильности он следил из операторской. Экран отображал настроения находящихся на острове точками. Каждая точка принадлежала конкретному человеку, а её цвет от зелёного до красного информировал о психологическом состоянии. Мир с собой, с  окружающими, поддержание курса Енокентия, отображался зелёным цветом. В случае если некто, готов к крайним мерам, к открытым выступлениям, готов преступить закон, его точка окрашивалась красным цветом. Точка любого недовольного человека, неудовлетворённого человека окрашивалась в красный цвет, а в крайних случаях в красно – фиолетовый. При заинтересованности причин недовольства, возможных последствий, на каждого человека выдавалась уточняющая информация, не оставляя секретов.
Предупреждённый, шрифтом «Обезопасить задержанных», Енокентий просмотрел информацию о намерениях вновь осуждённых и наблюдал за началом первого рабочего дня из операторской. Команды судов, в военной форме, со знаками различия, получили инструмент - кирки, ломы, носилки, построились. Старший поднял руку, строй разделился на две колонны – одна двинулись в сторону дома Енокентия, другая под некие возгласы, устремились в посёлок, к зданию Администрации. Экран, светился налитой краснотой, экран требовал остановить бунт, предлагая одно слово - ОК. После согласия, змейки, обеспечивающие сохранение  жизни осуждённых активировались.  Боль от запястья, распространяясь и усиливаясь по всему телу, разрушила строй – люди теряли сознание, падали. Боль уходила, а с прояснением в голове звучало «Вы на острове. Вы осуждены. У нас нет не исполняющих законы –  затем, личное обращение к каждому – Вам следует выполнить подписанные соглашения».

Ощутив силу законов, вновь осуждённые приступили к подготовке площадки под строительство жилья, они начинали, а первая партия задержанных заканчивала перекрытие речки. Монеты, десятикратно увеличившимся потоком, стучали в контейнеры. Панцирь, плотину, Енокентий решил добавить ко второй зоне, к «Станции» и дому, кликнув на экране «Кинарха» - охраняемые объекты, появилось окно с ранее проведёнными настройками, он произвёл изменения. Выпавшее окно известило «Использована вторичная перенастройка. Возможно ещё одно, последнее изменение конфигурации охраняемых объектов». Надпись не обеспокоила Енокентия: следующее тысячелетие, ничто не помешает стабильности экономического положения в его владениях. Золотая жила уносила его за горизонт, но минуты блаженства коротки. Факсы, поступившие с материка, напоминали о платежах за поставленное и запущенное оборудование. Значительные суммы требовали в оплату за многотонный устроитель тоннелей, но каждодневные вопросы не оставляли времени, даже на изучение документации данного устройства.
 Ширина речки обеспечивала оплату по кредитам, обеспечивало и оплату за производимые работы. В дополнение к оплате, в радости десятикратно увеличившегося выпуска монет, строителям панциря выдали премию, часть помиловали. Они вернулись на Родину, встали перед камерами и объявили… о своём худшем времени. Они, все вместе и каждый в отдельности, говорили о выбитых зубах, утверждали об издевательствах «Выравниваем остров? Не остановить, они Гималаи заставят равнять.  Их остров под нивелир, лопатами перекапывают граждане могущественной державы, а мы, у себя держим их военные базы».
Следом, по меридианам закружилось подобное, вместе с новостными программами. Ролики закрутились и на оппозиционных каналах Сверхдержавы - Их граждане, при погонах, кирками долбят камень.  Руководство страны приняло решение. От стен правительства, по стране поползло «Не перевернём остров, перевернут нас. Наши «Друзья» готовы признать Ротуск. Либо мы на острове, либо накопленный груз мирового лидерства, раздавит нас». Военные утверждали, что мощи флота хватит столкнуть остров в море, а не только пройти десяток метров, непреодолённые при последней  попытке союзниками.
Приступили к подготовке военной операции. СМИ тиражировали проходы парадным строем военных соединений; высадки десанта для обезвреживания условного противника. Однако, для возможного мирного урегулирования, на остров прибыла делегация. Они пытались убедить  «Мы просим вас, освободить наших граждан, или готовьтесь через месяц, встречать наш объединённый военный флот. Мы против силового решения, но данный случай не оставляет других способов. Вам нужно пойти на компромисс – освободите наших граждан, и стройтесь – закончились переговоры в другом тоне –  Мы не можем иначе. Просим понять нас».
На заседании, Администрация,  жители острова, тоже просили понять их. «Мы не можем отменить принятые законы. Мы не можем отступать. Шаг назад, может оказаться шагом в пропасть». 

Год, пребывания Енокентия на острове, заканчивался ультиматумом « Вы ответите. Вы будете наказаны»  почти, как и начинался - «Остров его, а ступить некуда». Он, ежедневно, осматривал на экране собственные территории, ежедневно сверял свои действия с настроениями проживающих. Красные точки местных жителей, иглами впивались в его сознание нарушая непоколебимость своих намерений. Наибольшее беспокойство у Енокентия вызывала неудовлетворённость близких ему людей. Тамара Павловна, после осуждения первых нарушителей, после осмотра условий их работ,  обратилась в администрацию с заявлением об освобождении от должности. И только, многочисленные выступления в местных СМИ о важности её работы, обращений к ней с просьбой рекомендации кандидатуры для её замены, несколько успокоили её, а точка на экране, приобрела оранжевый цвет, цвет нейтральной позиции.
Александру Александровну, Енокентий не считал близким человеком, но хотя и редкое отображение её настроения красным цветом, вызывало у него неудовлетворённость. Она, видя резкую смену отношения проживающих к Енокентию, пыталась отрезвить, говоря «Поклонение некой личности, затормаживает развитие общества уровнем данной личности. Поклонение, затмевает его вторую, худшую половину, которая неминуемо имеется. Худшая половина, при поклонении беспрепятственно развивается до неограниченных размеров, что непременно приведёт в тупик, к катастрофе. Настоящая большая личность, способна взрасти только в борьбе с равнозначимыми - в каждодневном отстаивании своего места. Равнины, способны поднять не более холмов, а горные хребты, плато - возносят вершины, «Джомолунгму».
Она говорила, количество её сторонников уменьшалось, пока не докатилось до неё «Сама Джомолунгмой стать хочет». Они уже забыли, что с её подачи у них нет безработных, есть вторая линия переработки. Жители смотрели на готовящих площадку под жильё для них, и видели на вершине одного.
А ему, одному, казалось что он  теряет и свою спасительницу, своего первого друга – Нину Васильевну. Она своей отстранённостью, не желанием говорить, занозой сидела в нём. Цвет её точки от оранжевой, зачастую переходил в красную. Её не стали слушать на последнем собрании, она отказалась от предложения высказаться на местном ТВ, не раскрывалась и в частных беседах. Без объяснений, отказалась от аренды гостиницы. Что-то победило её?  Енокентий, в ответ на неприятие его планов и сам отдалился от неё. Алексей остался единственным связующим звеном, он же, оставался его основной поддержкой в задуманном: его зелёная точка полная устремлений, помогала удерживаться Енокентию в признании собственной правоты происходящего.
В своей правоте, он ждал окончания срока ультиматума и к концу месяца, мощь объединённого флота взяла курс к их берегам. Факс, подписанный Президентом Сверхдержавы, информировал о времени начала операции – в день прибытия Енокентия на остров. «Кинарх» информировал о возможных сбоях, при подобной мощи нападающих и необходимости принятия дополнительных мер предосторожности. «Дополнительные меры, при четырёх пистолетах?» - На этом обсуждение в Администрации закончилось, хотя нет, ещё оповестили жителей.
Как и год назад, день звенел весной и также, на том же пригорке, весь посёлок смотрел за горизонт. Прошлой весной провожали паром, в тревоге поглядывая на нового хозяина, ожидая его слов. Сегодня его не было, он смотрел на экран и не верил изменениям, считал отображаемое глюком, вирусом, чем угодно только не фактическим настроением находящихся на острове. У нескольких высших офицеров штаба, разработчиков операции атаки на остров, отображаемые точки, позеленели, они, в оправдание проигрыша, желал своим союзникам, своим возможным освободителям, поражения. Поменяли цвет и часть точек жителей посёлка – их точки налились краснотой, они ждали пришельцев.
Глава острова стоя на валуне, готовился сказать что-то сокровенное, но пауза затягивалась. Сбоку, верно более других чувствующая возможную катастрофу, забыв о отношении островитян к себе, заговорила Нина Васильевна. Год назад, она своим, «Он выпил сегодня только банку молока» остановила преступление. В этот раз она сказала, нет не сказала, она озвучила то с чем каждый стоял на пригорке - «Во времена беззакония, Геннадий  Николаевич оценил свою подпись выше стоимости жизни - сидел в одиночке и не сдавался. У нас было время убедиться, что он с нами в одном ряду. Мы все в одном ряду». Она взяла двоих рядом стоящих под руки, следом соединились остальные собравшиеся. Соединились не только руками, соединились и мыслями, усилились мыслями рядом стоящих –  не стало детей, немощных, слабых: Объединенная мысль проникла до средины земли, до её ядра, ввинтилась буравом в него и кучка налилась силой способной остановить солнце, а не только показавшиеся из-за горизонта корабли. Под флагом, рядом стояли Алексей Алевтинович и Тамара Павловна. В эту минуту никто не думала о милосердии. При появлении кораблей среди жителей не осталось красных точек. Главенствующая мысль – «Они пришли по наши души» –  заставила и недовольных слиться с большинством.
 Флот приближался к границе, Енокентий  сделал предупреждение, но лишь один авианосец с отремонтированной палубой остановился, дал задний ход. Капитану, команде, услышанное напомнило последствия - «Взлёт. Взрыв», они поняли. Но окружённые судами, связанные присягой, выровнялись в строю -  капитан отдал приказ «Десантной группе готовится к высадке».
А на острове, на вершине трепещет флаг - женский цветастый платок, под которым не пойдёшь в атаку, под которым нет места убийствам. Закрыв его собой, сжавшись плечами стоят жители, защищая телами свой выбор и кажется им, не остров нужен армаде, а только втоптать их полотнище, втоптать и повесить своё со своими правилами.

Корабли приближались, перестраиваясь и смыкаясь. К берегу двигалось громадное единение металла. Внизу, уже не флот и не они двигаются к острову, а жители вместе с пригорком и полуразвалившимися хибарами ползут под их выдвинутые, нависшие над волной форштевни. Ещё миг и кажется островок скроется под водой.
 Корабли, не достигнув установленного настройками «Кинарха» минимума, в 10-50 метров от берега, коснулись днищем грунта. Автоматика не срабатывала, изолирующая сетка не опускалась. Первые дессантирующиеся, не дожидаясь команды, бросились в воду, устремились к берегу.
Енокентий, не готовый к подобному развитию, метался мышкой по экрану. На судах, видя перед собой крохотный клочок суши, обезумев от близости триумфа, решили действительно спихнуть остров и дали полные обороты судовым винтам. Вода, отбрасываемая сотнями тысяч лошадиных сил откатилась от берега, оголила суда, рубки подлодок, линия берега сместилась до настроек «Кинарха». Опустилась сетка. Под обесточенный, потерявший управление флот, назад понёсся вал отброшенной воды поднимая строй и сжимая его. Когда волна успокоилась, беспорядочно сгрудившиеся корабли образовали бесформенный, металлический плавучий остров.
Со стороны моря, со стороны кораблей, не доносилось звуков и на берегу люди стояли в оцепенении – локти сомкнуты, взгляды на нацеленное в их сторону оружие. Они боялись заговорить, разомкнуть ряды. Они боялись «проснуться». А на судах звучало в ушах каждого «Вам следует сдаться. Вы будете осуждены и получите «Змейку охраны» на запястье. После заключения контрактов мы восстановим связь. Восстановим и жизненно-необходимое электрообеспечение. Срок принятия решения –  неделя».               
Мировые новостные ленты получили ролики атаки флота и последствий. Корабли мирового лидера сгрудившись в беспорядке, стоят с внешней стороны острова. На берег выбирается один офицер,  останавливается, садится, достаёт фляжку и опорожнив отбрасывает, подносит пистолет к груди, заваливается на спину, руки распахиваются. Он один, из высадившихся десантников смог успеть достичь  берега прежде, чем опустилась сетка; она опустилась за ним, отрезав его от товарищей, от флота.               
Яркое солнце стояло в зените, когда к островитянам вернулась способность двигаться, разжать руки. Они расселись по пригорку не желая расходиться, или не имея сил идти, смотрели на кромку воды, на застрелившегося в шаге от кромки воды. «Мы должны его похоронить как истинного героя»  выразил настроение сидевших Геннадий Николаевич. Несколько человек пошли вниз, следом спускалась и Нина Васильевна. Хоронить оказалось некого. При приближении «застрелившийся», качнувшись поднялся, бросил полный песка и грязи пистолет в их сторону, а на команду поднять руки вновь сел. Подобранное и наставленное на него оружие, не изменило позы. Попытка скрутить, с возгласами «Мы тебе покажем ту мать» привела к обратному: на песке лежали нападавшие, стояла одна Нина Васильевна. Перед ней боком, откинув голову стояла не покорённая сила, сила способная заворожить любого, но он повернулся и она отпрянула. На другой стороне, лица не было: сложенные хирургом, сросшиеся ткани своим неестественным цветом, своими неровностями, заставили её от неожиданности закрыть глаза. Он без звука зашевелил губами «Это мой последний поход. Я страшен, я горел».
 На помощь поверженным, бежали сверху. Спустился и глава острова со словами «Мы его хотели хоронить с почестями? Мы не имеем права менять своё отношение оттого, что он остался жив. Мы обязаны обеспечить ему достойные условия».  Мнение главы совпадало, должно быть, с общим настроем. На суде не настаивала ни Тамара Павловна, а позднее и Енокентий. Александра Александровна со своим иным пониманием, вновь, осталась в одиночестве. Капитана армии неприятеля поселили в номер гостиницы, где ранее проживал хозяин острова.
В этот раз жители не праздновали победу, долго не расходились и по домам - они находились в плену неопределённости. Каждый просто ни откуда, но знал – в этот раз у них нет победы. «Нас всего тысяча. Мы не победили, мы перешли границу»  Говорила Александра Александровна

 Ролик, с захлебнувшейся атакой, просмотрело руководство сверхдержавы. Командующий, вызванный к трибуне, отчитался «У нас нет победы, но нет и поражения. Флот, живая сила сохранены. Один офицер на острове. Сегодня,  в подобном положении, мы обязаны использовать любые средства, любые виды оружия». Совещание закончилось принятием предложения военных, решили  «В бухту сбросить два термозаряда с дистанционным управлением. Не согласятся на наши условия, набираем код, первый взрыв выплеснет воду из бухты, второй, щебёнкой, песком, пеплом, рассеет и сушу. Соседние острова, наш флот, не понесут потери. Взрывная волна погасится в подкове».

Предупреждения от сверхдержавы о подготовленной ядерной атаке, о времени её выполнения, в этот раз на остров не поступало. Предупреждение пришло от «Кинарха»  На экране, вверху, обозначились два ярких мигающих силуэта. Текст информировал: о характеристиках, курсе, программе полёта и выбор из двух вариантов – немедленное уничтожение, или перепрограммирование задач. Енокентий выбрал второе –  сменил координаты сброса изделий и ввёл свои коды на их применение.
 Самолёты, ещё не приземлились в порту приписки, а на столах отдавших приказ: в правительстве, у командования, лежали факсы - «В настоящее время, вы имеете в центрах столицы и крупнейшего мегаполиса по устройству, готовому по нашей команде стереть данные города. Вы приняли решение уничтожить нас. Взамен, вам следует на нашем острове построить один дом. Дом во весь остров». На столах лежали и предложения по обмену нарушителей, кораблей. Исключение составляли дополнительные  рекомендации – Вам следует, до окончания постройки дома, ограничить использования ВМФ в пределах своих территориальных вод. Одновременно, Администрация государства Ротуск, на сайты архитектурных фирм направила приглашения принять участие в конкурсе, на проект дома в сотню этажей, с наружной конфигурацией соответствующей их острову.
 Для Енокентия, рекомендующего мощнейшей стране свои условия и довольствоваться переселением нуждающихся в квартиры, не соответствовало новым возможностям. Возможности?  Он уже видел – Все дороги ведут не в Рим. Препятствий не могло быть. Ширина речки позволит реализовать задуманное; хватит и рабочих рук.   


                VI   


Поезд. Плацкартный вагон. В нём, нет важности  купе, нет и скоротечности кресла самолёта. Когда не нужно спешить, в вагонах, не в книгах, не в кино и не у батюшки храма, а у пассажиров плацкартных вагонов вы найдёте понимание, а порой и ответы на неразрешимые вопросы. Мудрость, в  неспешности движется со стуком колёс из одного края земли в другой, пересекаясь и множась числом занявших места, числом сошедших на станциях. Порой одна поездка, один попутчик и меняется мир, меняются цели. В поезде, только затем чтобы скоротать время, возникает тема и на конечной станции, когда вагон остаётся пустым, кажется стены оставляют в себе доводы сторон, чтобы на обратном пути продолжить начатое, а спускающиеся на перрон уносят с собой частицу каждого попутчика, чтобы  раз, за разом возвращаться к услышанному.

Северная столица осталась позади. В ней, после серии внутриполостных операций, Чистин находился на долечивании, когда новости с острова взбудоражили мир. Он, опасаясь авиаперелётов отправлялся с ЖД вокзала, надеясь до окончания ультиматума быть на острове. Год больничных коек, наркозов, изменил его не только внешне. Ответ, на чудо своего возвращения в мир он искал у Имама, Раввина, а провожал Батюшка часовенки. Всякий раз оставшись наедине, не находя ответов на причины случившегося, он вновь и вновь возвращался к прошлому, возвращался ко дню перевернувшему уклад острова.
Прибывший хозяин, эвакуация администрации, иначе не назовёшь, внесла в их сложившийся уклад раздрай и разброд. Попытка договориться в гостинице могла быть успешной но, оказавшись запертыми, предложенная рюмка от пенсионера и разборка с использованием лопуха не срастались с его понятиями. На общей сходке, вечером перед собранием так считали не все. Олдин, после услышанного схватил кусок арматуры и показал, что должен был сделать стоящий над ними – он загнул поднятый кусок на шее, затем резко двинулся навстречу Чистину и также неожиданно остановился, содрогая воздух словами «Ты или исчезнешь  до утра, или утром я тебя искручу и выпотрошу как этот кусок железа». 
Он искрутит и выпотрошит? Чистин бросил школу, в последней четверти седьмого класса. Родители разводились, разводились не замечая его поздних возвращений, «веря» в отмену уроков. В первые отменённые уроки он нашёл себе новых друзей. Новые друзья грубовато смеялись над школой –  у них, в правильном взрослом мире не имелось авторитетов, а для знающего «феню», не был авторитетом и отец Чистина. С ним, с первым и держал свой экзамен Витёк. Он, падая и поднимаясь, поднимаясь и падая, шел выставив кулачки, пока его не оттащили неузнаваемым.  Его неузнаваемого, узнали с этого дня, а к прибытию хозяина, он при своей незавидной внешности, казнил и миловал, награждал и изгонял. После первых синяков Витёк, в подсобном строении семейного хозяйства развесил мешки с опилками на уровне своей головы и каждый день, раскачав их пробегал от стены к стене, пока его тело, шея не обрели реакцию насторожившейся, летящей мухи. Со временем опил, заменил металлическими шариками – любая несобранность могла дорого обойтись – на свою дистанцию, он не всегда выходил в шлеме. Реальность угрозы, присутствовала в каждой его тренировке.
В утро, когда напротив него стоял Олдин, он прокрутил каждое движение: он идёт навстречу, в шаге с видом готовым на бегство и со словами  «Сегодня? Нет!»  резко поворачивается, бросает вверх зажатую связку ключей, одновременно: наклон до уровня живота, поворот, подсечка руками и удар головой. Пока тот падает, он проворачивается и заносит кованый ботинок для завершающего удара. Он сделал всё, как многократно ранее, но солнце. Утреннее солнце поднялось чуть ранее, а он оказался напротив.  Его первый луч, через оконной проём, попал в зрачок. Чистину, не хватило тысячной доли секунды. Олдин подставил руку.

Он видел бескрайние зелёные поляны; неестественные, от своих правильных форм холмы уходили в бесконечность; зеленя в вершок, цвета озимых хлебов, словно нарисованные открывались перед ним. Среди  благодати видений к Чистину, сквозь пелену проникли голоса. Он на операционном столе присоединённый к аппаратуре не мог пошевелить руками, ногами. Его оперировали: обрезали травмированное, пришили оборванное, оперировали так долго, что он начал просыпаться, услышал суету над собой. Новые порции от анестезиологов усыпили вновь, сознание вернулось на вторые сутки, в палате.  Вместе с сознанием пришли нестерпимые боли. Вкалывали морфий, возвращались видения, возвращались холмы, бескрайность, пока стремительно развившийся пиратонит, поднявшаяся температура, не остановили время – погасло желание жить, желание бороться. Доктора готовились к худшему. Требовалось известить близких. В сопроводительных документах значилась одна Мать. Она вошла, он бредил отдельными не связанными словами, она села рядом.
После родов, его поднесли к ней, она рассмотрела мелкую коричневую точку внизу левой щеки. Годы стёрли память о метке по которой она узнавала своего сына. Глядя на родинку она кормила его. В реанимационной палате он лежал бледный, с вытянувшимся носом, бормотавший чего-то, а она видела одно пятнышко на левой скуле, пятнышко унесло её ко времени его рождения. Она спохватилась, когда с соска вынутой груди, упала капля молока.
Последний раз он был у неё зимой. Ещё несколько знакомых сидели за столом. Они возвратились с кладбища после  похорон её второго мужа. Муж болел так долго, что с ним не о чем стало говорить. Временем своего ухода, он успел отяготить каждого,  даже случайно зашедшего. Когда приехал сын, над круглым столом висел не ушедший груз. Виктору пришлось присоединиться.
Раскаяние, от произошедшего за столом, преследовало его. Уйти нельзя, замкнутое, одного настроя пространство овладело и им. Он поднялся и в грубой форме, не в силах остановиться, прокричал невысказанное подростком, прокричал, что носил в себе со времени когда впервые увидел своего будущего отчима. Мать смотрела поблекшими глазами, смотрела с жалостью и остановила словами «Эх сынок, сынок».
Утром он уезжал не завтракая. Мать, собирая в дорогу положила свёрток, он развернул его – помимо продуктов лежал кухонный нож. На попытку отказаться, она уверила, что этот нож его, забытый им в прошлый приезд и хотя он впервые видел его, но из-за подобной мелочи, боясь вновь сорваться, не захотел объясняться.
Мать очнулась перед лежачим сыном, после беззвучно упавшей капли молока со своей груди. У сына согнулся палец, дрогнуло веко. Под дрогнувшим веком, он рассматривал незнакомую, очень молодую женщину, напоминавшую дорогого человека. Бледная девушка, пытавшаяся улыбнуться ему, протягивала навстречу руки и он, лежащий грудкой на чужой ладони, поддерживаемый сверху второй рукой, хотел, чтобы его взяла эта ослабленная муками родов женщина, но его отдалили от неё и кричащего в первом горе, в первом бессилии, уложили на стол.
 К Чистину возвращалось сознание, он открыл глаза - перед ним, вместо молоденькой, лежащей девушки, сидела его мать. Она плакала. Плакала беззвучно, опустив плечи, непрерывно шевеля губами. Перед ней лежала её кровинушка. Перед ним сидел сгусток воли, страшащийся потерять его. Его Мать молила Всевышнего забрать её, взамен сына. На следующий день, к её приходу, в остатках на складе случайно обнаружили антибиотик, который остановил болезнь. Доктора советовали продолжить лечение в специализированных клиниках. Его отправили на другой конец земли, там он окреп до способности ходить.
В долгой дороге плацкартного поезда, на верхней полке, после  выхода очередного пассажира ему приснилась его Мать. Она в хлеву готовит ему ложе. На высоких неотёсанных круглых кольях, устроен настил. С кольев, досок свисают куски коры, сверху солома. Она уложив его, выходи за калитку, калитка висит на одной верёвке, болтается. Мать выходит на средину улицы останавливается, а он, с устроенного ложе смотрит на неё.
                *******

Чистин, прибыл в краевой центр с намерением немедленно отправиться на остров, только любые предложения заканчивались отказом.  Мир, окунувшийся в отношения вырвавшиеся из-за  кулис на просторы прессы,  ждал дня Х, ждал и опасался. В странах, областях, находящихся в непосредственной близости от государства Ротуск, жизнь замерла. Если до предъявления ультиматума в водах непрерывно сновали суда, то задолго до назначенного дня, движение остановилось: рыбаки не выходили в море, отменили рейсы паромов, аэропорт закрылся на экстренный ремонт. Старожилы, глядя из окон пересчитывали чаек на прибрежных валунах и утверждали, что их число уменьшается изо дня в день.
В день атаки  флота на остров, рейтинги новостных программ, сайтов зашкаливали. Люди не в силах оторваться от экранов ТВ, смартфонов, забывали о производстве, останавливались автомобили, сбивалось расписание поездов, Люди в любопытстве и страхе следили за происходящим, а когда  экраны отобразили мощнейший флот сгрудившимся и обесточенным –  мир замер в ожидании продолжения. Ждали реванша.

Боезаряды в центре столицы и в крупнейшем мегаполисе стали ушатом, охолонувшем принявших силовое решение и сменили мнение с –  «Мощи нашего флота хватит столкнуть остров в море» на «Требуют не много, всего один дом. Нужно договариваться». 
Парламентёры прибывшие на остров, соглашались на большую часть выдвинутых условий: энергообеспечение, строительство дома и полное обеспечение всех находящихся на острове, не вызывали противоречий, они не соглашались с требованием использования возвращённого флота, только в собственных территориальных водах. Они убеждали «Мы мощнейшая экономика мира, вам не найти точки на карте где нет наших производств, инвестиций. Государство обязано защищать бизнес, вложения своих граждан. Мир, люди, зачастую считают слабостью отсутствие военной мощи при неоспоримом превосходстве экономики. Мы не можем не следовать установившемуся порядку».
 Во время перерыва, участвующая в переговорах Александра Александровна предложила согласиться с их просьбой, сказав «Им нужно уступить, и не от того, что кто-то так считает. Нам нужно сгладить унижение их государства от военного проигрыша. Вернув свободное использование флота, мы поднимем их как в собственных глазах, так и в мире и мы получим больше, чем настояв на своём, да и переговорщики будут считать себя обязанными нам»
Вернувшись после перерыва, делегация «Ротуск» объявила о согласии снять ограничения на использование флота, взамен, администрация острова отменила возможность замены осужденных - все приговорённые матросы, офицеры, могут вернуться на Родину только по окончанию строительства. Администрация вынужденно отменила – на острове говорили и требовали «Им нужен был наш флаг. Пусть каждый увидит его на четырёх, собственноручно построенных башнях по углам дома, на полукилометровой высоте. Мир должен видеть последствия применения военной мощи».
 После достигнутых соглашений, пленённый флот принял условия капитуляции. Во избежание инцидентов, суд расположили в палатке на берегу. В помощники к судье назначили Алексея Алевтиновича, по его просьбе. «Я хочу  видеть будущих строителей», так он объяснил.
Шлюпки непрерывной каруселью причаливали и отходили от берега. Суд начинался словами «Получили ли Вы СМС о наказаниях для нарушителей границ с оружием?» после ответа, судья, должно быть не вышедшая из оцепенения сомкнутого локтями строя перед надвигающейся армадой, произносила приговор представшему, произносила боясь замешкаться, боясь, что перед ней вновь окажется не фигура со склонённой головой, а матрос, офицер, готовые броситься с борта в атаку на неё, безоружную, на них безоружных. Тамара Павловна назначала самые суровые наказания, на самые длительные сроки, а встретившись взглядом с матросом первогодком, говорила себе «Ты окажись победителем, вы окажись победителями, своё бельё заставили бы меня, заставили бы нас стирать» и не дрогнув, озвучивала каждому заготовленное и каждому, следом на запястье надевали змейку.
В палатке шёл суд, а в Администрации, на расширенном совете рассматривали заявки на проект дома. Выбирать было из чего: архитекторы определяющие моду соперничали с не окончившими вузы; буйство юношеских фантазий соседствовало с опытом и профессионализмом известных фирм. Из представленного, комиссия отобрала проект дома в 100 этажей. В зависимости от назначения, часть этажей предполагалось объединить в секции, высотой в 8-10 этажный дом: в них, естественными должны выглядеть как деревья, так и футбольные трибуны, театральные декорации. Потолки по всему зданию разработчики предлагали выполнить в виде панелей с индивидуальной настройкой.  В театре, в квартире ли, в одном помещении или комнате мог быть солнечный день с плывущими облаками, а рядом, ночь и звёзды отображают часть неба. Панелями же покрывались стены, с отображением в них выбранных сюжетов.
 По всему дому предусматривалась автоматизированная транспортная система: при нажатии кнопки вызова, подавалась капсула на 2-4-8 человек, двигающаяся в толще стены, при наборе кода конечной остановки через минуты, капсула останавливалась у места назначения. В стенах же, проходили линии доставки продуктов, готовых обедов, товаров. Система светопроводов обеспечивала натуральный солнечный свет в любом уголке дома, в любом подсобном помещении, а вентиляционное оборудование поддерживало установленный микроклимат, как в жилых комнатах, так и в производственных цехах – внутри здания предполагались производственные площади.
На решение Администрации повлияло и обеспечение досуга, отдыха проживающих. Для этих целей предназначались цельные этажи с поддержанием определённого климата: так, один этаж отводился под южное побережье - оборудованный пляж с зонтиками и лежаками на берегу бескрайнего моря, должен быть не отличим от пляжа устроенного природой – водная рябь заканчивалась стеновыми панелями с имитацией волны построенной компьютерной графикой.  На другом этаже, проектировщики предлагали поддерживать сибирский климат, повторяющий погоду и фауну таёжной зоны Западной Сибири. Любой житель, вызвав капсулу и набрав конечную остановку «Сибирь»  попадал на этаж, который начинался сосновым лесом, переходил в цветущие луга и заканчивался речкой, а с приходом зимы,  речка покрывалась льдом, устраивались катки, корты, по лугу в лес уходила лыжня.
В здании, для стремящихся испытать себя в неких экстремальных условиях, также планировалось выделить этаж. Желающие, могли подать заявку с критериями, и её, заявку, ставили в очередь. При достаточном количестве готовых проверить себя на выживаемость, этаж превращался в арктическое побережье с торосами и пронизывающим ветром, или дышал раскалённым зноем центральной Африки. Проектом предусматривались этажи для массового занятия спортом, проведения соревнований. В одном из торцов здания планировались разместить театры различных направлений, а в другом, предполагали открыть художественные, музыкальные студии, а также Дома моды, проектные организации.
Дополнительным элементом в выборе проекта послужили внешние очертания дома. Чертежи удивительно напоминали московский кремль, с башнями и часами, толстыми стенами со щелями-бойницами по верху. Высокие  стены, заканчивающиеся зубцами, должны стать защитой в случае сбоя «Кинарха». Ни один человек не должен попасть в дом без приглашения, ни с пистолетом, ни с фляжкой коньяка. Проект приняли за основу.  Дом, напоминающий Кремль, должен встать среди океана. Кремль, олицетворяющий тысячелетнюю Русь, должен стоять следующее тысячелетие в продолжение Руси и  началом эры отказа от оружия.

По завершению суда, в Администрацию одновременно пригласили командование кораблей, как государства Панае, так и вновь осужденных и поставили совместную задачу: первоначально остров выровнять, а затем построить дом, под ключ. Для обеспечения бесперебойной разгрузки прибывающих грузов, следовало построить порт, способный обрабатывать большегрузные суда с максимально существующей осадкой. Для порта определили внешний периметр острова.  Во внутренней гавани острова подковы, на время строительства предположили заякорить - плавучие дома для жителей острова, гостиницы, а у пирса, поставить суда приспособленные для Административных нужд. Спроектированный дом занимал весь остров, кроме низины в устье речки. На данном участке, планировалось разместить частные дома, не пожелавших переселяться в квартиры строящегося дома.

Порой, две росписи на листе бумаги изменяют время, перебрасывая страну через столетия; всего две росписи на соглашении и люди, из века тяжёлого ручного труда с грязью, носилками и кирками, переносятся в новый век, век главенства механизмов и автоматики. Так случилось на острове после достигнутых соглашений со Сверхдержавой. Делегация, подписав бумаги и отправив результаты в правительство, находилась ещё в фуршетном зале, то-есть в буфете администрации, а в ответ, пришли уточняющие вопросы по первой очереди намеченных работ. Столица спешила: боезаряды за окном, готовые уничтожить город, способствовали консолидации мнений и в добавление, от «Станции», банковские хранилища ожидали потока золотых монет. Банки ожидали золото но, наливая бокалы, говорили о другом. В тостах, представителей сверхдержавы звучало «Мы подтвердим наше лидерство. Мы поднимемся вместе с постройкой дома на новую высоту. Мы заставим преклоняться перед возможностями нашей страны, пред нашими людьми». 
Слова за столом, подтвердились в комплекте  доставленной техники, подтвердились и в способности организовать работы. По внешнему периметру острова бурились и устанавливались сваи для пирса и для волноотражателей за ним; скальные породы измельчались взрывами, следом, скреперами, бульдозерами перемещались выравнивая участок за участком. С берега, не останавливаясь минутой, по свайному полю до намеченной глубины заливалась плита –  готовился пирс. К началу лета, построенный пирс увеличил и изменил очертания острова, суда без очереди, с рейда, вставали под разгрузку. Увеличившиеся объёмы поступающих грузов позволяли начинать полномасштабное строительство.   

Работы с применением техники, кардинально изменили уклад жителей острова, и даже не изменили, а разрушили и перетрясли. Перетрясли в буквальном смысле.  Ко времени окончания строительства пирса, большую часть острова подготовили под заливку фундамента, оставался участок занятый посёлком. Если при начале работ, ТВ непрерывно крутило близкое будущее с невиданным комфортом проживания и жители, как и Енокентий, находились в ликовании и эйфории, то с приближением строителей к посёлку, настроение людей сменилось. От мощности работающей техники дробившей скальные породы, дрожал грунт, а при взрывных работах,  вибрировали стёкла в домах, звенела посуда. Часть жителей охватила растерянность. В дополнение, плавучие дома, гостиницы поступали с задержками, многие отказывались жить на воде, отказывались и от хлопот переселения к устью речки. Десятки семей оставили государство Ротуск. 
Об их отъезде, Енокентий говорил пословицей «Лес рубят…» Он наблюдал из своего окна за строительством: вокруг дома засыпали низину до уровня его построек и перевозили дома тех, кто согласился переехать. Соседом, совершенно неожиданно для него, стал Чистин, он установил свой дом, вместе с постройками, напротив дома Енокентия. Одновременно, в удивление всему посёлку, перевозили свой сдвоенный коттедж бывший глава острова Вячеслав Климович и его зам Кроев.
Новые соседи Енокентия, сошли с первого причалившего корабля после восстановления сообщения с материком. Казалось, чернила не успели высохнуть под подписанными соглашениями, а данное судно уже швартовалось, швартовалось без свободных мест: Администрация известила о выкупе оставленной недвижимости – многие торопились избавиться от ненужного, другие, в обмен просили квартиры в будущем доме – они желали вернуться, стать гражданами нового государства и писали заявления. Писали заявления, покинувшие остров год назад и выжившие при крушении парома. Они вспоминали, как в открытом море, в штиль и безоблачность движения судна, на минуты налетел порыв ветра, налетел ровно настолько, чтобы успеть подать сигнал бедствия, надеть жилеты, спустить шлюпки и на вновь успокоенной воде, проследить за воронкой от исчезнувшего парома.
На первом же корабле, часть мест занимали репортёры – новостные агентства хотели освещать события проверенными глазами. Освещать было что, и особенно ночью: возникший плавучий город не экономил на электроэнергии, в дополнение на берегу –  фары работающей техники, сотни прожекторов – остров пылал. Для Енокентия, вид вечернего  острова заменял ТВ, книги, музыку – он поднимался наверх и часами смотрел в окно, смотрел растворённый в огнях осуществляющейся мечты. С началом большого строительства, он большей частью, находился в своём доме. Вопросы обустройства, обеспечения жителей решались Администрацией. Обеспечение не доставляло хлопот –  необходимое поставлялось кораблями Сверхдержавы. За ходом строительства и решением возникающих вопросов следил Алексей Алевтинович. Когда техника вплотную подошла к посёлку, и выкупленные постройки готовы были разрушить, по его настоянию,  добротные дома, коттеджи, а также церковь, перевезли в низину.  В одном из перевезённых домов поселился и сам Алексей. Его уговорил Енокентий. Они встречались ежедневно, через него, своего верного помощника, Енокентий осуществлял своё влияние на строительство, через него же имел полное представление о происходящем на острове. Иногда к ним присоединялся Геннадий Николаевич. Вопросов требующих решения не убавилось: консервный завод демонтировали, остановился вылов – безделье породило время псевдоактивности. Глава острова, глядя на Енокентия говорил, «Жители не довольны  отношением части работающих к поставленным задачам. Особенно много нареканий на заключённых государства Панае. Жители предлагают назначить помощника к Алексею Алевтиновичу который следил бы непосредственно за ними. Они предлагают Одиза, они уверены, что он способен добавить ума осуждённым, а в целом – ускорить и улучшить» Енокентий из-за знакомой фамилии, или в сомнении, как-бы и остальные жители не стали предлагать себя «Следить и добавлять ума» отмалчивался по данной теме, как и многим другим, но иногда, ему приходилось непосредственно заниматься решением вопросов.               

Он лез на холм, даже не на холм, а некий пик, на вершине которого стоял вагончик. Лез, после того как Алексей объявил о застопорившихся работах из-за Нины Васильевны которая не покидает своё жильё. Он пояснял, что она соглашается, подписывает бумаги, но на этом и останавливается. Не находя выхода в отчаянии спрашивал «Не судиться же с ней?» Нина Васильевна и суд? Судиться с Ниной Васильевной вариант невозможный для Енокентия, хотя он занятый масштабностью последних событий и потерял с ней отношения. Алексей Алевтинович, объявлением об  упрямстве Нины Васильевны принудил Енокентия идти к ней. Он думал «Уровень строящегося мирового эталона, не может затормозиться одним человеком. Один человек, не может разрушить его цель – водворить мечту в бетон».
 Её вагончик, действительно остался один на возвышенности – вокруг, ровный укатанный щебень занимал весь остров; ровный щебень, от одного края острова до другого, от пирса с наружной стороны, до берега бухты с другой стороны. А в бухте раскинулся плавучий город. Венеция? нет, конечно не Венеция, но для Енокентия, сотни судов, плавучие дома, радовали глаз, учащали сердцебиение и вызывали вопрос «И сюда она не хочет переезжать… из вагончика?»  С этим вопросом, он и взобрался к двум ступенькам крыльца её жилища. Нину Васильевну Енокентий едва узнал, ожидая встретить упрямство до глупости, увидел девочку готовую кружиться в танце. Она рада его приходу. Она приглашала его внутрь, к завтраку.
 В вагончике… треть комнаты и половину стола занимал Холкин. Енокентий с Ниной Васильевной устроились на оставшейся части. Холкин имел корни с жителями острова и радуясь что-ли, похохатывая говорил в подтверждение «Если б я вначале думал, то не добраться бы мне до берега – и, посмотрев на Нину Васильевну, повернув голову так что оголённые узлы лицевых мышц остановили дыхание у Енокентия, закончил – Но, слава Богу, иногда помимо моей воли, что-то происходит». 

Холкин, одной ночи не провёл в гостинице. Он остался без друзей, без Родины, на берегу с личным оружием и фляжкой коньяка. Опустившаяся сетка «Кинарха» оставила его среди варваров, удерживающих его соотечественников, удерживающих и принуждающих кирками молотить гранит. Он не мог представить себя в подобном положении, но пистолет, по достижению берега пришёл в негодность и  в решающий момент спас одну жизнь, а глоток из фляжки расширив сосуды, помог встать на ноги, этот же глоток преобразил мир, помог увидеть среди подходивших ту, из-за которой он, готов вновь и вновь прыгать в неизвестность. Он увидел её  и понял – ему стоило жить, необходимо было служить государству, чтобы гореть, потерять семью, цели, лишь для того чтобы в  следующем походе найти свою единственную. Найти ту, для которой он рождён.  До встречи с Ниной Васильевной, он избегал людей и даже не избегал, а прятал своё уродство, не желая пугать своими рубцами, не желая заставлять страдать других,  за их бескрайнюю глупость, которая, порой по вине одного человека способна оставить другого, или десятки тысяч, наедине с бесконечной пыткой существования.
 Холкин, услышав «Ту мать» от кучки подошедших и увидев её, на подсознании понял – ему нужно устоять! Он не может лежать на земле перед женщиной, а устояв, он стоя начнёт следующий этап своей жизни. Увидев его и Нина Васильевна, также непроизвольно, порабощённая осознанием «Нельзя кучей и на одного» - желала ему победы. Она, отпрянув в первую секунду, уже в следующий миг всем своим женским, материнским существом, прониклась к нему бесконечной жалостью, она ему желала малой компенсации за его уродство. Незнакомая женщина желала ему победы, ему,  минутой ранее бывшему врагу желала устоять и он устоял, он победил - «Нельзя кучей, и на одного».   

 Холкин, после взрыва на авианосце, горел. Вырывающиеся языки пылающего керосина плавили металл, обугливали краску, а он выжил.  «Этому повезло» звучало от санитаров перетаскивающих его в судовой госпиталь. «Ему повезло»  говорил хирург над ним, закрученным в бинты.  Иначе нельзя думать, «Ему повезло» в отличие от тех, которые сгорели заживо.  Ему повезло - его отбросило взрывом за перегородку, а он везунчик, выписавшись из госпиталя не мог пройти по улице; боялся оказаться среди людей.
Перед походом, на противоположную сторону земли, к экватору, его никто не провожал – они расстались с женой. Обгоревший, он вернулся на плавучем госпитале. Она, вместе с первыми посетителями, поднялась на борт лазарета. Он не ожидал и не скрыл бинтами красноту свежезарубцевавшихся тканей. Она села, она была спокойнее сестричек перебинтовывающих его, спокойнее оперировших докторов. Соседи по палате, говорили с ним рассматривая его огромные руки, ноги, они не смотрели только на лицо, она же будто не заметила случившегося. После её ухода, после выписки, отпуска, его вызвали на медкомиссию и известили – «Пенсия. И инвалидность». С трудом и грубостью ему удалось добиться права дослужить. Пенсию назначили и уступив настойчивости, согласились на его участие в походе. Члены комиссии  понимали его упрямство, «Уйти и не вернуться. Таким жить нельзя». Он уходил, соглашаясь по возвращению выйти в отставку, закончить службу. Соглашаясь и зная, - «Он не вернётся».
Холкин, говорил о себе отвлечённо, не для находившихся рядом, он и не говорил, он думал вслух о своём. Енокентий слушал, но воспринимал случившееся не как, конкретного человека, а как что далёкое - может выдуманное, а если реальное, то его не касающееся. Нина Васильевна, попыталась вовлечь и его в общую беседу, заговорив о живом коридоре, о «Кинархе» он ответил, что на него только-то пал выбор – он более других хотел для народа компенсации за испытания выпавшие на их долю. Сказал то чего не было в нём часом ранее и только погрузившись в мир двоих, без звуков работающей техники, света прожекторов, ему открылось накоротко истина, о которой он едва закончив забыл.
 Далее его не тревожили вопросами, не вовлекали в разговор, а он слышал более сказанного, слышал что Холкин, первые доверенные деньги на самостоятельную покупку потратил на цветы и мороженное для одноклассницы и затем год ходил с дырявым ранцем, слышал, что назначенную пенсию  переводит на содержание своим детям от трёх жён, что у него в одном порту в одном городе имелись две жены. Так получилось: они, его жёны, утром в беспокойстве за него, перекликиваясь из окон через улицу, выясняли где он, а выяснив,  успокаивались и как нечто обыденное, продолжали подкладывать за завтраком в тарелки ему, детям и все считали, что по другому не может быть, по другому будет хуже –  они боялись перемен. Но и но. Очередные учения. Рапорт. Новый корабль, командир, кубрик, другой порт приписки. И… новая семья. Бывая в городке, где остались его две жены, он заходил к ним, или не он, а только тело? Он, верно и жил с ними, но без них? Он жил и без своей последней жены.
Енокентий, слышал и не слышал; Нина Васильевна подавала и подкладывала; Холкин говорил и подливал, предлагал и говорил; тарелки менялись, менялось место и время в его рассказе, неизменным оставалось отношение к повествуемому – повествуемое для находившихся за столом являлось не более чем необходимое для завтрака, как вилки, перец, салфетка. Енокентий настолько устроился в их вагончике, что на вопрос, не пора ли лечь и отдохнуть – ночь на дворе, согласился, что действительно пора ложиться, и он заснул на втором откидывающейся лежаке, на том лежаке, на котором спал затонувший сын Нины Васильевны от первого брака.
 Енокентий просыпался ночью, выходил во двор, смотрел на миллионы огней в бухте, он видел огни в устье речки, возвращался на своё ложе, засыпал, слышал дыхание семейной пары; слышал, как и они выходили во двор, следом вновь выходил сам, садился в совершенной тишине на крыльцо. Он не слышал производимых работ, или слышал, но не понимал - он оказался вне созданного собой мира. Он, оказался в мире двоих – его спасительницы, и бывшего командира десантной роты из армии врага.
Следующий день, застал Енокентия за завтраком. Они сидели за тем же столом, в той же компании, в том же состоянии – обособленного, сотворённого мира, когда отворилась дверь. На пороге стоял Геннадий Николаевич. Он, учащённо дыша от крутизны подъёма, извинялся за ранний визит, а увидев Енокентия, обратился к нему «Корабли доставившие грузы, не могут покинуть наши территориальные воды. Нет пропуска.  Если ты, хозяин – в нескрываемом сарказме и досаде говорил он –  не можешь уладить с Ниной Васильевной, то передай ей свои полномочия –  Трое, стоящих перед ним, не понимали зачем им мешают, а глава продолжал – Вас, господин Капитан требует к себе командующий. Он желает назначить Вас, представителем на острове от вашего государства».
Требование командующего явилось для капитана сигналом тревоги: он быстро переоделся, откозырял и скрылся за дверью. Исчезновение Холкина,  повернуло взгляд Нины Васильевны в сторону Енокентия, одновременно и Енокентий вспомнил откуда он здесь и зачем он здесь, и словно только-то вошедший, в улыбке, на которую только был способен, объяснил ей, что её вагончик стал причиной остановившегося строительства. Она,  удивившись, будто впервые слышащая предложение о переселении, стала объяснять, что она никогда не против переехать, что она готова прямо сейчас, но она вначале должна обговорить со своим мужем.
С холма, они спустились втроём с Геннадием Николаевичем. Внизу встретили возвращающегося Холкина. Он принял предложение командующего. «Знакомьтесь, перед вами чрезвычайный и полномочный»  посмеиваясь, словно шутя, говорил он, передавая грамоту главе острова. Он не принимал серьёзно  свою новую должность. Против данного назначения выступала и Сверхдержава: аргументы разнились –  от безобразен и склонен носить в кармане фляжку,  до – у него три жены у нас и у вас уже одна. В представители, они предлагали пленённого командующего, предлагали профессионального дипломата; они предлагали достойных, только жители острова, администрация острова, привыкли разговаривать с Капитаном; они считали Капитана своим человеком.
Геннадий Николаевич, приняв грамоту, предложил Холкину переселиться в плавучий дом или  в один из выкупленных домов в устье речки, говоря «Высоко забираться, переезжайте –  Холкин, в ответ кивнул в сторону Нины Васильевны сказав – Ей решать, мне одинаково, хоть назад в вагончик». Они выбрали соседство с Енокентием. Переезжая, Холкин говорил, что ему везло с соседями, они становились его друзьями, а Енокентий приглашал их к себе, надеясь вернуться в состояние подобное пережитому у них, в вагончике.

С переездом Холкиных не осталось препятствий для заливки фундамента. Работы вышли на следующий этап. Сваебои, скреперы и прочая отработавшая техника, грузились на суда с одного края пирса, а на другом выгружалась опалубка, в линию выстраивались бетоносмесительные установки. Во время  подготовки к заливке фундамента, образовалась первая семейная пара Холкиных, свой медовый месяц они провели на острове. Нина Васильевна обустраивала выделенный коттедж, а хозяин знакомился с островом, с жителями. В свой первый выход, он успел осмотреть только хозяйство Енокентия.
 Енокентий, ожидал видеть у себя Холкина с Ниной Васильевной одновременно; он почему-то считал, что приди они вместе, они принесут и оставят в его доме частицу атмосферы вагончика, в которой не требуются слова, в которой не возможна грубость, недовольство, любое доминирование. Он надеялся, что после их посещения у него, в одном уголке дома, поселится подобное, а со временем вырастет, заполнит весь дом и он сам окажется внутри. Ему думалось: побывав у него, подобная пара оставит после себя правило - служить другому, слышать другого, станет счастьем не победить, не переубедить, а понять и уступить. Но Нина Васильевна, не пожелала заходить к Енокентию. Он, её отношения к себе - от сдержанных, до отношений близкого человека, не мог объяснить, не находил причин, ему в неком наваждении казалось порой кратким мигом – не догадывается ли она о его причастности к гибели первого мужа и их сына?               

Встретив Холкина у калитки, он предложил ему внести его в память «Кинарха» со свободным входом, он всем входящим предлагал свободный вход на свою усадьбу и за малым исключением гости соглашались. Согласился и Холкин. Знакомство с постройками, «Станцией» возможно и удивило капитана, только внешне не отразилось на нём, он вышел совершенно спокойным из гаража, то-есть из монетного двора, он не заметил простоты действия дверных ручек, его заинтересовала только громада установки по устройству тоннелей. От неё, Енокентию удалось увести гостя после напоминания, что данный агрегат, им не заменит обеда. Последующие: бар, обед, только усилили интерес Холкина к цилиндру. Холкин просил документацию для ознакомления, объясняя «Моя профессия инженер. Кадровик, назначая меня командиром десантной группы, уступил моей настойчивости. Комиссия уступила. Они все знали – мне нужно быть первым – И вновь похохатывая, излучая некую радость, продолжил – За мной, сзади трое укроются, я вон какой и приложив руку к обезображенной щеке, поморщившись закончил – пламя и то, только половину попортило –  Укроются то трое, а то и более, только на берег выбрался один»  подумал Енокентий передавая документацию.
Во время визита Холкин мимоходом заметил о обращении к Батюшке по поводу  венчания с Ниной Васильевной, как понял Енокентий, Холкин надеялся – узаконив отношения перед всевышним, брак станет для него последним; коснулся он и Чистина, сказав что тот заинтересовал его, что он, не совсем понимает его место - служки при церкви. 

Заканчивалось первое лето начала строительства. Если спросить, чем оно запомнилось для Енокентия? он, не задумываясь ответит «Временем нахождения в гостях у Нины Васильевны –  если удивиться и спросить – Неужели и всего-то? – он, возможно подумает, но обязательно скажет –  Второе удивление и даже не лета.. Действительно, во что не легко поверить, но к осени Енокентия известили –  Накопления тают. Станция чеканит «Рыбок» менее чем уходит на оплату». Нет, поток от Станции не уменьшился, а даже увеличился – масса фундамента подняла давление грунтовых вод, Станция перекрыла проектные расчеты. Но Вячеслав Климович доложив и заметив пристальный взгляд, ответил, что он готов предоставить отчёты и расчёты. «Продержимся, если так пойдёт, не далее весны» глядя в глаза закончил он.
Его Енокентий взял к себе кассиром и заведующим станцией. Пришлось взять. Он хотел видеть у себя под боком, проверенного человека, постоянно проживающего, но таковых не нашлось. К кому он обращался и кого приглашал, отказывались – они знали его скрупулезность в финансовых вопросах до мелочности и не соглашались, говоря «Развешивая мёд, хошь не хошь а пальцы оближешь и это, устояв от соблазна. Потому не гневайся, не можем». Для бывшего же главы острова, что ставить роспись под миллионными платежами, что рассыпать по мешкам монеты и выдавать их, не являлось чем-то из ряда вон. Он согласился. Но ревизию, по настоянию Вячеслава Климовича, провели. В ревизоры пригласили Александру Александровну. Нарушений не выявили, а выявили, по меньшей мере сговор и даже не сговор, а планомерное выполнение намеченного Сверхдержавой. 
Одной из причин, поспешного подписания документов и последующих заздравных тостов, являлось ожидание, банковскими хралищами Сверхдержавы потока монет из г. Ротуск. Потому, как объяснили Енокентию, работающие отказались от оплаты в виде «Рыбок», требуя перечисления заработанного в валюте Сверхдержавы. К ним присоединились и осуждённые из соседнего государства. Енокентий, не понимая разницы, согласился - контейнеры с монетами поплыли в банк Сверхдержавы, а взамен, на острове установили банкоматы для пластиковых карт. На остров пришла цивилизация, вместе с цивилизацией цена на золото поползла вниз.
Упавшие цены поставили перед государством Ротуск неразрешимые вопросы. Енокентий, обязавшись платить за выполненные работы по сложившимся расценкам высокоразвитых стран, не мог нарушить данного слова, он не мог и остановить строительство: все живут в арендованных гостиницах, плавучих домах, а остров от края до края строительная площадка. Близость достижения цели удалялась и даже не удалялась, а грозила обернуться замкнутым пространством собственного дома – должником среди кредиторов не погуляешь.
Он вновь оказался в бессоннице, просыпался среди ночи, на рассвете, искал выход. «Выход, он всегда есть» вновь переходило у него из левого полушария в правое, вновь обруч сжимал голову, нагревая серое вещество. В состоянии перегретых мозгов, когда нет способности выйти из круга замкнутой мысли, не всегда откликнешься на обращение. Рядом с Енокентием, тормоша его за плечо стоял Холкин, объясняя, что он звонил, стучал и обеспокоившись отсутствием ответа, вынужден был воспользоваться правом свободного входа, а заметив понимание, перешёл на причину визита: Он ознакомился с техническими возможностями «Устроителя тоннелей» и не смог совладать с собой, чтобы немедленно не придти к нему: Холкин просил открыть финансирование прокладки подземной ЖД. Предлагал договор на аренду «Устроителя тоннелей». Он убеждал «Мы  соединим остров с аэропортом подземным тоннелем, соединим и с материком. Нужны два вагона для испытания. Нужны кредиты».
Вагонов нужно два, а Вячеслав Климович не мог выделить средств и на один. Так он утверждал на заседании  Администрации. Холкин настаивал, что вложив небольшие деньги они получат столько, что хватит не только на оплату, он убеждал «Мы сможем монополизировать грузоперевозки как и большую часть пассажиропотока во всём мире. Устроитель тоннелей способен накопать более, чем размножившиеся кроты на неубранном гороховом поле». Его убеждённость поколебала часть присутствующих, а после дополнительных вопросов, согласились составить договор. Согласно договора, Холкин становился главой фирмы с решающим голосом, он обязывался отказаться от гражданства Сверхдержавы. Согласился на десятую часть прибыли. Остальную «Шкуру не убитого медведя» разделили между Енокентием и Администрацией.
 По окончанию, заговорили о масштабности задуманного, о сроках завершения начатого. Часть сомневалась, что при сегодняшних темпах доживут до квартир на сотом этаже, а сторонники Одиза говорили прямо «Осуждённые г. Панае работают спустя рукава –  Алексей Алевтинович неопределённо отговаривался – Нужны не надсмотрщики, а стимулы и они есть - осуждённые будут освобождены только по завершению строительства».
На следующий день к Енокентию, Алексей Алевтинович и Холкин пришли вместе. Им требовались  изменения в проекте дома –  половину первого этажа  они предлагали приспособить под ЖД станцию и вокзал. Там же они предлагали расположить диспетчерскую управления транспортной системой. Обсудив меж собой, проект дома направили на доработку и уступив настойчивости Холкина, согласились начинать строительство подземной ЖД не дожидаясь согласований с проектировщиками. К концу дня, «Тоннелеустроитель» перевезли на площадку и направили заказ на два вагона –  Вячеслав Климович не устоял, распечатал резерв.
Неделя ещё не закончилась, а Енокентий, удовлетворяя любопытство, осматривал тоннель. Труба, более двух метров в диаметре, с четырьмя направляющими, уходила под землю. Согласно объяснениям Холкина, устроитель автоматически определяет прочность трубы и глубину проходки в зависимости от местности, а система охлаждения поддерживает постоянную температуру внутри тоннеля. Он, поглощенный идеей говорил «Максимум через месяц, мы свяжемся с аэропортом на соседнем острове, а затем и с материковым государством; фирма на материке, приняла заказ на изготовление вагонов и рассматривает возможность прокладки подземки через всю страну, до западных границ –  Он, уверенный в начинании, убеждал – Первый вагон мы заполним корреспондентами, мы обратим их внимание на скорость вагона, на время в пути а, высадив и дождавшись репортажей, получим заказы и кредиты.  Мы получим приток капитала, не сравнимый с ручьём золотых монет от станции».
 Енокентий, слушая его почему-то спросил, «Вернули ли Вам личное оружие?» Холкин, унесённый проектом, ещё далее чем когда-то Енокентий видом потока «Рыбок», не услышал вопроса, или не захотел слышать, он забыл о своей пугающей внешности, к его уродству начали привыкать и жители. Они приходили, под пояснения Холкина осматривали и ощупывали полированную поверхность тоннеля, ловили в его интонациях гордость за сделанное, за их жителей как соучастников проекта. Холкин носил в себе, сказанное и забытое Енокентием в вагончике.
Енокентий, островитяне, считали себя способными создать уголок рая, которым станет их строящийся дом.  Они торопились переселиться в рай, а строители энтузиазмом не горели. Жителей, склоняли к данному мнению бывшие приближённые к четвёрке Чистина, они, расширив глаза заявляли, «Чистин, Одиз, и их компания, остров в руках держали. Вдохновят и осуждённых панаевцев. У них опыт. Они ускорят!» Жителей подталкивали и как-то утром, перед домом Енокентия выстроилась группа. Впереди Одиз держал плакат «Остров, не санаторий для осуждённых», в подтверждение, остальные поднимали фотографии на которых сидели, лежали и грелись на солнышке осуждённые панаевцы. Енокентию, связавшись и обговорив  с главой острова, с Алексеем Алевтиновичем, пришлось уступить. Выйдя за ворота, он уверял собравшихся, что он и сам готов встать с ними в ряд, но кадровая политика не в его ведении – отвечает за строительство Алексей Алевтинович. Он хотел отговориться, однако вскоре Одиза пришлось представить панаевцам, как представителя от Администрации, в решении текущих вопросов.   
 К этому дню, по периметру установили опалубку, заканчивали вязать арматурную сетку. В средине  здания,  в стороне от перевезённых домов, возвышались по два круга уходящих вниз тоннелей –  «Устроитель» вывел подземку на первый этаж здания. Подготовка к заливке фундамента закончилась. По внешнему периметру стройки, горы песка, щебня; передвижные бетоносмесительные установки ждали начала работ. Ждали и люди. График, расписанный по минутам включал всех находящихся на острове, в том числе и местных жителей. Технология не позволяла останавливать подачу бетона, потому каждые руки имели чётко определённое место. В вознаграждение, по окончанию, участникам обещали краткосрочный отпуск.
Месяц тяжёлых работ объединил людей, не стало осуждённых, местных; ушли недовольства распри. К концу заливки, усталость окончательно смирила врагов – предельные нагрузки умочалили, убрали страсти и пристрастия и лишь единицы, приверженцы патриотизма, говорили «Моё серое вещество помнит их приход, помнит и суд. Мне с ними на брудершафт не пить». Другие же, просили разрешить  военнопленным, во время отдыха посетить свою Родину, но Енокентий не уверенный в возможностях «Кинарха» отказал –  пленным, предоставили отпуск в пределах границ острова.
Вместе с отъезжающими, отправился и Холкин, но не в отпуск. Он ехал в краевой центр, на материк, чтобы определить место под ЖД вокзал и подать заявку на приобретение данного участка земли, а также, требовалось оформил документы на возведение ЖД вокзала, рядом с Аэропортом на соседнем острове. «Данное направление станет стартовым, как когда-то первый участок чугунки»  говорил Холкин. «Устроитель», по окончанию работ вернули на территорию Енокентия, укрыв в тоннеле. Енокентий, признав его ценность решил хранить под землёй подальше от глаз. Отверстие перед его домом, со средины двора уходящее под землю на сотню метров, сверху накрыли люком с искусственной травкой – замаскировали.
Закончив первую очередь ЖД, ждали вагоны, ждали окончания наземных работ для её испытания, а Вячеслав Климович, рассчитавшись за выполненные работы по устройству фундамента, выдав отпускные, поставил в известность «Цену на золото обвалили. Нам не обойтись без кредитов». Действительно цена упала настолько, что на административном совете предлагали наладить выпуск кабеля, сайдинга, труб, чего угодно только не штамповать «Рыбки», но после консультаций с производителями, производство кабеля отпало – сопротивление выше чем у меди и удельный вес.. – покупателей не найти. Отпало и производство труб –  низкая износостойкость. Остался сайдинг – решили заказать пробную партию для внешней отделки строящегося дома.
 Получение кредита, для продолжения строительства дома, Енокентий обговорил с Холкиным – он просил его как представителя страны исполнителя, проконсультировался с банками. Холкин ответил «Без гарантий государства нам кредитов, не дадут». Енокентий отметил зарубкой на носу – «Он сказал «Нам». 
 
Остров опустел. Военнопленные, не появлялись на берегу, местные разъехались. Енокентий, вслед за остальными, решил посетить краевой центр, он хотел осмотреть участок под первый строящийся вокзал на материке. Так он говорил о цели своей поездки, умалчивая о намерении посетить и Любовь Ефимовну. Несмотря на её запрет, на запрет доктора, ему требовалось видеть её. Всегда принимая некое решение, обдумывая некий поступок, он не обходился без мысленного согласования, обсуждения с ней. Он находился на острове неотделимо от неё, зависел от неё. Зависел, зная что они не могут быть рядом, они оба не хотят быть рядом, но и расстояния меж ними нет. Они едины.
С думой о единстве, он сел в катер, надеясь временем путешествия отвлечься от дома, монетного двора, только браслет на руке внёс поправки – текст дублированный голосом «Вам не допустимо находится вне собственной территории более четырёх часов» требовал отмены намеченного, а через час, ещё не выйдя за территориальные воды, боль от браслета распространилась по телу, до не способности о чём-либо думать. Боль привела в рубку с извинениями, заставила просить сменить курс на обратный. «Кинарх», для своего хозяина имел более строгие правила – он мог оставить остров, только передав полномочия. Передавать, не закончив начатого не в его воле, он желал увидеть воплощение мечты. Его самочувствие зависело от темпов строительства; он, в любую свободную минуту обдумывал правила справедливого устройства на своём острове по завершению стройки. 
По окончанию отпуска работы возобновились. Вновь разгружались суда, материалы непрерывным потоком  двигались к рабочим местам. На дальнем конце здания монтировали консервный завод, поднимали стены, возводили  необходимые помещения, строили ЖД вокзал. Холкин повторял каждому подошедшему «Дай время и тоннели свяжут материки, государства, в одну сеть». О сомнениях, в выполнении данного проекта в его присутствии не смели говорить – он терял самообладание.   
Холкин, погрузившись в своё детище, преобразился, его твёрдость, безаппеляционность не знала границ - командующий флотом, глава острова, уступали его напористости, да и хозяин острова уступал, но он нашёл спасение в лице Нины Васильевны - она помогала находить компромиссы, взамен на его сочувствие. Её жалобы на своего мужа, через десятые уши доходили до Енокентия, «Он из спальни порой выскакивает, а выйдешь, сидит, карандаши о ватман тупит. Рядом фляжка. Он коньяком дыхание освежает. Только по фляжке и узнаю его». Не только для неё Капитан изменился до неузнаваемости, он почти не навещал сослуживцев, а встретившись и предложив по глотку, сидел до времени воспоминаний. Стоило, кому-либо заговорить о удачно выполненных заданиях, о былых победах, о победах с его участием, он уходил, говоря «Я наказан безобразием за смерти, страдания, которые причинил выполняя долг службы с излишним рвением». Сослуживцы, помня его в погонах, после ухода не смели крутить пальцем у виска, а кто постарше, отведя глаза, скажет «Наш брат прошедший горячие точки, попадают как в психушки, так и в храмы, служителями. Жаль, если Холкин рясу наденет». Не все знали о его последней страсти – ЖД. Сослуживцы помнили капитана – двоежёнцем, да скандалистом без границ. В то время, они крутя палец говорили, предрекали «Грубил адмиралу, капитаном, если не разжалуют сойдёт на берег».  А ему, не повезло в первую половину жизни, он не встретил свою судьбу. Он первую половину барахтался с судьбой наедине, а что один?  Его жизнь началась со второй половины. 

Со второй половины, так считал Чистин, началась и его жизнь.  Он вернулся на остров с матерью. Вместе перевезли дом, перевезли надворные постройки. Подсобное строение с раскачивающимися мешками также заняло своё место, он не перевёз только теплицу. Жители посмеивались «Где он лопухи растить будет? – собеседники, соглашаясь утверждали - Без репья ему не прожить». Чистин же, закончив перевозку, просил встречи у настоятеля церкви. За долгое путешествие, он вновь и вновь возвращался к вере, к чуду жизни, искал ответ на свои сомнения у случайных попутчиков. Пересекая большую страну из одного края в другой, за время неспешного размышления под стук колёс с соседями, размышления с самим собой усилили противоречия. Обустроившись с хозяйством и разбив палисадник перед домом, Чистин освободился от мыслей о насущном, вернулись сомнения. С ними он переступил порог церкви. Остров гадал, о чём он говорил с настоятелем, если тот взял его к себе служить. Они с батюшкой, после перевозки церкви, обустраивали территорию, восстанавливали внутреннее убранство –  Чистина оформили помощником. Он, под руководством батюшки активно изучал каноны христианства, с их помощью отметал сомнения разума.
Для жителей острова, для верующих, вид Чистина в одеяниях не свойственных данному типу характера, кроме недоумения, со словами «Каждый .. по своему с ума сходит»  вызывал ещё и любопытство. Возможно, любопытство и вело в церковь жителей; они пытались самолично увидеть «Каков их устрашитель в новых одеяниях?» Если в бытность «Смотрящего», кроме узкого круга с ним старались не иметь отношений, то по возвращению, каждый пытался говорить с ним и они находили у него понимание, а порой выслушивали советы. По мере приобретения и не приобретения, а возвращения своего влияния на островитян, у него портилось взаимопонимание с настоятелем – на вопросы Чистина не всегда были ответы, у него, вместе со стуком колёс долгой дороги, звучало в ушах наговорённое, звучало не давая покоя: без божьей воли волос не упадёт, а гибнут городами – Хиросима; государствами идут друг на друга только потому, что одни восхваляют всевышнего стоя, другие поклоняются ему же, на коленях, на коврике; и даже одной веры, в гражданских войнах миллионами уничтожают друг друга. Лож?  Вера в догмы лож! В Чистине, стеной стояло сомнение, он не находил ответа у служителей Храмов, Мечетей, Синагог.
Через несколько месяцев, ему отказали от места. «У священнослужителей нет времени отвечать на мои вопросы. В  сомнениях веры я один»  так он объяснял своё изгнание из храма. Прихожане считали, что причина в другом, прихожане видели ревностное отношение настоятеля к своему помощнику, который, мог претендовать на его место, его и отлучили. Хотя часть верующих соглашалась, говоря «Его слушать, так поверишь, что и в нём Бог –  утверждали – Не Бог, а бес в идущем с лопухом в кованых ботинках». Данное мнение, верно, определило Чистину место в храме –  не далее общего зала. 

Служа в церкви, Чистин одновременно занимался ремонтом подсобного строения. В доме жила Мать, возможно, не желая её стеснять, он нашёл себе дополнительное занятие перестраивая и облагораживая бывший тренировочный зал. К осени, рядом с жилым домом стояло нечто похожее на гостевой домик, если бы не крыша. Над усадьбой, главенствовала крыша, выступающая и образующая по сторонам широкий навес над домом. Крышу украшали  по диагоналям четыре башенки с оконцами, а наверху, в какой-то день появилась стела, на которой, не останавливаясь, вращалось нечто серое, подобие вытянутого по вертикали, треугольника, с закруглёнными углами и небольшим шаром наверху. Через месяц, или менее, обороты упали до незаметных –  конусная фигура имела вид стилизованного человека, с половиной выкрашенной матово-чёрной краской, вторая имела белый цвет. Шар наверху, своей раскраской напоминал глобус. Любопытным, Чистин демонстрировал начальную работоспособность с помощью выключателя у двери – несколько щелчков и фигура вновь набирала обороты, становясь серой, а затем вращение замедлялось до мало заметного - оборот, два в сутки, но мог любой щёлкнуть и всё повторялось.
 Енокентий, глядя из своего окна всякий раз видел сменяющуюся картинку, словно незаходящий «Месяц» поселился в сотне метров, составив пару шпилю над его возвышающейся «Станцией». Он, из операторской наблюдал за ходом ремонта, видел постоянных помощников рядом с Чистиным. Помощников, Енокентий считал нанятыми рабочими, только, по окончанию наружных работ тропинка к дому не опустела, не пустовала и позднее, когда не могли не закончить внутренние работы. Люди шли в домик, явно не за заработками, да и какие заработки? всех содержала Сверхдержава, вместе с карманными расходами.
 Слухи через многие уши доходили, но конкретно, кто и зачем идёт к Чистину Енокентий определить не мог и однажды, до прихода первых посетителей он поспешил к нему, чтобы собственными глазами, собственным пониманием, без посторонних, подтвердить или опровергнуть догадки. Он хотел говорить с ним, для подтверждения собственных выводов – народ ли, власть ли, присваивает неким людям сверхъестественные способности, не подтверждаемые наукой. О Чистине, слухи вышли за калитку усадьбы и находились свидетели: Он, в присутствии нескольких человек, оговорился: вместо пожелания скорого выздоровления для близкого знакомого, произнёс «Приношу свои соболезнования». Здесь же поправился, знакомый рассмеялся, а через полгода больного не стало и о подобном говорили очень многие.

В доме у Чистиных Енокентия встретила Катерина Павловна, он видел, как Чистин прошёл в бывший тренировочный зал, но не хотел являться как снег на голову. Енокентий с ним не встречался после просмотра телепередач в гостинице, потому зашёл в дом. Катерина Павловна, указав на стул, пошла приглашать сына. Чайник не успел закипеть, они вошли. Кешка не узнал его: те же формы лица, цвет глаз, волосы, всё тоже, но это был другой человек. Он видел, покорность или усталость, что угодно только не бывшего Чистина. Енокентий поднялся, поднялся непроизвольно и пошел навстречу подавая руку. Не в силах отвести глаза они поздоровались, следя за руками боковым зрением, не чувствуя рукопожатия, не в силах отвести зрачки, не в силах, свои зрачки вернуть себе из глубины другой души, именно души –  встреча соединила их. За столом они не говорили друг с другом, общались только с матерью Виктора. Им говорить было не о чем, они знали друг о друге то, что скрывали от самих себя.
Затем, также без слов, прошли в обновлённую постройку. Если утром, в неё, Енокентия вело любопытство, то переступив порог, он увидел то, что некогда, где-то, уже видел, так ему показалось. Тёмный пропитанный деревянный пол, высокий белый потолок, естественного желтоватого цвета шлифованные стены под лаком, у окна элипсный стол, стул, несколько сдвинутых к стене скамеек. Одна комната во весь дом, нет закутков и шкафов – скелет спрятать негде, почти пустая комната. По периметру, по стенам красовалась полка, именно красовалась –  покрытая резьбой, на изукрашенных резных опорах, с встроенными светильниками, она притягивала взгляд. Если внутреннее устройство, Енокентий где-то видел, то от полки свой взгляд он оторвал только после слов Чистина «У меня хобби – и словно оправдываясь  –  Вы не знаете, я с неких пор собираю миниатюры народов мира»  затем подвёл ближе, действительно в тени стояли деревянные статуэтки-миниатюры. Подобные статуэтки не могли храниться где-либо. Растительный орнамент украшающий полку, подчёркивал изящество, тонкость линий миниатюрных изваяний: если на одной – толстяк, монголоидной расы, в хитрости щурил глаз направленный на свою руку, то на другой, чернота природного дерева отливала блеском - правильность женских форм, изгиб головы на живой шее, именно живой, не давали поставить совершенство назад - без сомнения африканского континента, несомненно копирующее живую натуру.
Чистин, не без гордости, подал Енокентию скульптурную группу бегущих спортсменов. Белизна граба, с почти невидимой текстурой, оттенками, отличала одну фигурку от другой. Если издали, фигуры отличались только оттенком, то рассматривая под увеличительным стеклом, представал живой миг: богатство эмоций, палитра чувств финиширующих застыла под рукой мастера; крайние чувства овладевшие участниками, устроились на резной полке. Под увеличительным стеклом поражало выражение лица, поза, и что-то неуловимое отставшего четвёртого спортсмена; Енокентий, в муках на его лице увидел печать смерти; он, Енокентий, словно приблизившись к состоянию Мастера уже понял, почти понял некую глубину, не открывающуюся простым смертным. Он сливался мыслями с создателем шедевра, чувствовал ощущения творца миниатюры; через миниатюру видел смысл, ощущения, творца мира. Он находился в доле секунды, чтобы проникнуть за некую грань, когда почувствовал усилие – Чистин, настойчиво пытался вернуть бегунов на полку. Оставшись без скульптуры, Енокентий  увидел беспокойство в глазах Чистина, к нему вернулась способность управлять фокусировкой глаз, способность слышать, способность понимать. Он, независимо от своей воли, обдумывал «Человек, имеющий у себя на полке хотя бы одну подобную композицию, не может не притягивать людей. Ему есть, что сказать людям и без сверхъестественного, а слухи выдумка». Енокентий обдумывал, а Чистин вполголоса говорил что-то, разворачивая его к двери.
 У двери, посыльный просил Енокентия прибыть в администрацию «Срочное заседание. Ждут Вас. Все в сборе». Енокентий попрощавшись с Чистиным, с его Матерью пошёл следом, на выходе, в тёмном углу от входа рассмотрел лестницу наверх, но мысли сосредоточились на причине вызова: «Срочность? Стены поднимаются. «Кинарх», охрана, не далее рутины. Нарушителей нет. Люди одеты, сыты. В чём может возникнуть срочность? - Входил в администрацию с мыслью - Давно не щипали. Им не угодить, найдут чиго? Специально, что ли в такую минуту гонца послали?» Оставалась малая доля и он бы понял, не хватило секунды, а мог понять нечто большое.

Возвратившись с материка, после встречи с Любовью Ефимовной и также вызванный в Администрацию, Енокентий чувствовал вину и идти боялся. Сегодня, спустившись на судно, где разместилась Администрация и проходя в конференц-зал, мимо комнат отдыха отделанных дорогими сортами дерева, мимо обеденного зала обдавшего запахами, соперничающих с запахами кухни высоких приёмов, Енокентий повторял про себя «Добром добра не сделать». Он шёл рассерженным победителем и входил в зал, готовый камня на камне не оставить от их высосанных из пальца проблем. Енокентий чувствовал каждой клеткой, проблем нет, вызов только определить ему новое место.
В Администрации, Геннадий Николаевич заговорил об обязанностях Енокентия – охрана и поддержание порядка и как ком на голову, известил об исчезновении Одиза. Глава излагал, что к ним обратился  осуждённый командующий государства Панае, Фукито. Командующий известил, что они озабочены не выходом на работу назначенного к ним куратора - Одиза. Командующий объяснял, что Одиз не появляется со времени окончания отпуска; и в оправдание за своё позднее заявление, сослался на особенности характера приставленного к ним «Одиз и ранее мог не придти, мог, сбивая запах алкоголя дохнуть чесноком, мог и исчезнуть не на один день».
Енокентий спросил собравшихся, «Не вы ли стояли с фотографиями перед воротами, требуя назначения? –  В ответ, его обязывали разыскать гражданина государства говоря –  С исчезновением одного, мы не можем гарантировать, что не будет следующего». Тревога тона высказывающихся на Енокентия не возымела действия. Он объяснял своё понимание –  «Кинарх» стережёт лучше собаки. Найдётся. Материк полон соблазнов. Встретил подругу и забыл о должности – Заседание закончилось требованием – Расследовать и представить доказательства». Енокентий расследовал. Он поговорил с осуждёнными. Никто ничего не видел, за исключением двоих, утверждавших о причалившем катере в ночь окончания работ и человека не опознанном ими, поднимающимся на борт, потому, Енокентий смог объяснить, отчего Одиза не было в списках купивших билеты. С данным отчётом он пришёл в Администрацию.
В кабинете главы, при появлении Енокентия заговорила присутствующая Тамара Павловна, она приняла пропажу Одиза наиболее остро. Она не верила, что с помощью «Кинарха»  нельзя найти пропавшего гражданина, она требовала – «Вы несёте ответственность, вы согласились нести ответственность за каждого жителя. Вы обязаны найти». Её тон, жёсткий тон администрации «Требуем», для Енокентия стали препятствием « Они, вытащенные с нар – Требуют».
 Енокентий, без сомнения, мог с помощью «Кинарха» найти Одиза, если тот действительно на острове, но помимо тона в Администрации, а скорее основной причиной отказа искать, являлось личное отношение к Одизу – он помнил его квадратную челюсть в первом ряду колонны заключённых готовых поднять его, Енокентия на вилы, помнил его взгляд при посещении колонии, помнил и выбивающим зубы. Он не думал его искать. Картина пригорка, в день вступления в права собственника островом, жила в нём. Енокентий не мог его искать.               
В следующий выходной, перед его домом вновь стояла группа. Впереди Тамара Павловна держала плакат «Найдите Одиза». Енокентий ожидал подобной сцены. Навстречу собравшимся вышел помощник  Вячеслава Климовича, Кроев. Он сославшись, что Енокентий Трифонович наверху работает с системой охраны, потому просит их обождать в зале и отворил боковую дверь. Вошедшим, сидящий во главе стола Вячеслав Климович, предложил занимать места, поясняя «Пока освободится Енокентий Трифонович, мы можем обсудить».
 Вошедшие не могли сесть, они видели кабинет главы острова, в котором некогда каждый побывал, они видели знакомую картину: глава острова в своём кресле, на своём месте, в углу небольшая трибуна, в окнах купола церкви, в сейфе, полного бумаг, торчит ключ. Оцепеневших посетителей, вторично пригласил Вячеслав Климович «Что ж вы не рассаживаетесь? Енокентий Трифонович занимается делом Одиза. Мы, ещё в мою бытность исполнения обязанностей главы острова, имели необходимость разбираться с ним и тогда, жители приносили на него заявления и мы занимались. Занимается и Енокентий Трифонович».
Кешка, в это время видя картинку происходящего на экране, с затаённой гордостью следил за действенностью своего изобретения. Растерянность, самое мягкое что можно сказать, охватила вошедших, они попали во время которое считали безвозвратно ушедшим. Просители, ещё стояли в изумлении забыв про Одиза, когда в кабинет с извинениями вошёл Енокентий, объясняя, что он само сосредоточение на выполнении их «Требования», но его не стали слушать. Тамара Павловна отказывалась от обязанностей судьи. Она подошла, взяла ручку, написала заявление хотела передать его Вячеславу Климовичу, тот движением отстранился, она повернулась, глянула на Енокентия, положила листок на стол и вернув ручку в бриллиантах наместо, в письменный прибор, вышла. За ней последовали остальные. Енокентий, глядя на демарш, а что же ещё, произнёс про себя «Не заменимых нет».
По замыслу, данная комната должна была приводить в чувства недовольных, требующих. Енокентий, глядя на выходивших не мог понять, убедительный ли урок он преподнёс, почувствовали ли они пропасть, так считал Енокентий, образовавшуюся за время после его прибытия? Должно быть, не почувствовали, к концу следующего дня, вновь появился посыльный. Передав просьбу прибыть в Администрацию, он в нерешительности искал причину задержаться. Енокентий спросил, нет ли других поручений? Посыльный просил, одним глазом осмотреть комнату-музей бывшего главы острова. У Енокентия отлегло, он много возможного ожидал.
 Явившись в Администрацию, и единожды вдохнув настоянный на настроении сидевших воздух, Енокентий не дожидаясь вопросов, объяснил свою небольшую задержку тем, что знакомил со своим музеем посыльного. Геннадий Николаевич, в некой неопределённости изложил желание Администрации уйти в отставку, закончив «Мы в подобной атмосфере работать не можем!» У Енокентия новые выборы не входили в планы. Он стоял застыв. Стоял, а время работало не на него – минута и у присутствующих укрепится уверенность в своей правоте и изменить их решение станет невозможно, а уход и выборы явятся головной болью. Енокентий распрямился, и глядя по очереди на присутствующих, обрушил из себя истины «История обязана учить. Историей, показав её в нужное время, можно привести в чувства. В отставку? Вы не отработали половины срока? Отставка? Почему посыльный, осматривая смеялся над ценностями острова недалёкого прошлого? Почему вы оскорбились?»
«Возможно ли? Да возможно, любые настроения изменить одним предложением, и любой человек в крайнем потрясении с холодной головой, способен найти слова, чтобы собственную глупость обратить на пользу» Так думал Енокентий, Только много позднее, ему пришлось признать – победные глупости не остаются безнаказанными.
 После тирады, Енокентий сославшись, что он сопровождая посыльного по своему музею, успел проголодаться, попросил разрешения отужинать у них, а если они не будут против, то и вместе. «Сдвинув столы и обговорим» –  закончил он. За ужином рассеялся призрак нависшей тяжести возможных перемен. Договорились, что перевыборы проводить не следует; согласились обдумать, обговорить с жителями. По окончанию, на выходе из Администрации, дежурный подал ключи Геннадию Николаевичу, поясняя «Оставила Тамара Павловна. Здесь от её кабинета и сейфа. В сейфе документы её ведомства и дело Одиза». Во время ужина её отсутствие не заметили. Оставленные ключи не изменили настроения - настроения примирения. Поднявшись на берег, расходиться не торопились и в темноте позднего вечера не заметили подошедшего Алексея Алевтиновича, пока он не обратился к главе острова «Пришёл ответ на изменение проекта, в связи с пробуренными тоннелями под фундаментом дома. И второй вопрос – Он помолчал – Вячеслава Климовича приглашает к себе Холкин, а он не уверен что должен идти?».  Для Геннадия Николаевича вопросы показались важными и он здесь же, вновь просил утром собраться на заседание с вызовом названных лиц. Алексей, обсудив с Енокентием отставку судьи, заторопился, но почему-то направился в противоположную сторону. Геннадий Николаевич, проводил его долгим взглядом, а  Енокентию вспомнились некие мелочи, вспомнились обрывки разговоров. Однако, он не страдал манией выискивания, повторяя детское «Любопытство не порок», и не пытался без острой необходимости, знакомиться с планами и проступками проживающих на острове через «Кинарх». 
На назначенное заседание Енокентий прибыл заранее, занял своё место. В кабинете главы острова, как и у предшественника, стоял длинный стол со стульями, стулья стояли и вдоль стен, которые оставались частью свободными при решении текущих вопросов, в этот раз, к началу заседания свободных мест не оставалось. Геннадий Николаевич вёл заседания со свободным входом, любой интересующийся вынесенной повесткой, мог занести себя в список – забронировать место. Повестка данного заседания, хотя и опубликованная за пару часов до назначенного времени, успела заинтересовать наиболее активных завсегдатаев.
С окончанием боя курантов, остров сверял время с материковым государством, Глава зачитал вынесенные вопросы, затем, доложил о пробном пуске рыбоперерабатывающего завода. Он говорил о простое завода ввиду отсутствия сырья, пояснив, что  рыбаки не могут сдать улов – пирсы заняты разгрузкой стройматериалов. Закончил выводами о деградации населения в безделье. Его подержала Александра Александровна, но сидящие не поверили в деградацию рыбаков. «Все красные, верно от того требуют к завтраку икру чёрную» слышались насмешки. Собравшихся, в большей мере интересовало строительство, волновал близкий рай, они хотели слышать о ходе стройки.
Алексей Алевтинович, отчитался о завершении перекрытия первого этажа, и раскрыв папку, зачитал резолюцию от разработчиков проекта. Согласно их выводов, два тоннеля под строящимся домом, снижают запас прочности фундамента и хотя они не против продолжения строительства, но следует по всему зданию усилить арматурный каркас который, хотя и не в полной мере, но приблизит к расчетной прочности. Алексей Алевтинович закончил вопросом требующем решения «Усиление каркаса помимо удорожания не входящего в смету, потребует дополнительного времени – Геннадий Николаевич со словами – Значит время и Деньги» попросил высказаться Вячеслава Климовича. Вячеслав Климович, привстав, сообщил, что денег нет, но с ним говорил Холкин по данному вопросу, и добавил «Не желают ли присутствующие его выслушать? Давайте, попросим его. Холкин, видимо погружённый в своё детище, заговорил о ЖД - обещал с пуском подземки навсегда закрыть вопрос финансирования. Его перебили  «Мы знаем о нашем большом счастливом будущем, но оплачивать нужно вот, уже – Холкин, не смутившись, продолжил – Я и говорю, о вот уже – И показал лист бумаги фирменного бланка. Он, после обвала цены на «Золотые рыбки», после разговора с Енокентием, сделал запрос в банки Сверхдержавы, на листе был ответ. Холкин, держа бумагу, говорил «Нас готова финансировать Сверхдержава, моя бывшая Родина. Представителей государства Ротуск приглашают для подписания договора» – Затем без официальности закончил –  Они ждут два-три человека, облечённых правами подписи под обязательствами государства». После оглашения предложения, облегчения в зале не последовало. Настроение выразили вольноприсутствующие «Не надули бы нас. Установили их банкоматы и из «Золотых рыбок», переплавив получаем сайдинг». Действительно пробная партия сайдинга прибыла и лежала на складе.
Заседание закончилось решением: арматурную сетку усилить; вопрос оформления кредита поручить Енокентию. Кешка услышал и не сказанное «Он хозяин. Он начал. Пусть он и деньги ищет». Енокентий, знал на кого можно положиться. Он попросил зайти к себе Холкина, Алексея Алевтиновича, и Вячеслава Климовича, в последнего он поверил после ревизии устроенной Александрой Александровной, да и как не верить? каждый день на глазах. 

 В ночь, чтобы успеть к началу рабочего дня финансового ведомства Сверхдержавы, провожали делегацию в составе: Вячеслава Климовича и Алексея Алевтиновича. Провожал и Холкин. Его, из каких-то соображений, не отпустила Нина Васильевна. Соображения, подтрунивая над Холкиным, обсуждали присутствующие «Он, в той стране, быстро жениться умеет. Там у него их три», он же стоя под руку с женой, напутствовал отъезжающих «Держите ухо востро. Каждую букву через лупу осматривайте. Я их кредиторов знаю». В ночь провожали, а на следующую встречали. Провожали кучей, а встречали узким кругом: Геннадий Николаевич, Холкин, экономист и Енокентий – они одни получили приглашение. Встретив, обсуждать по приглашению Вячеслава Климовича, направились к нему. Он, по пути, в эйфории говорил об удачности миссии «Кредит дали беспроцентный. Они наши друзья и по понятным причинам, условия договора просили не афишировать. Должно остаться меж нами, в узком круге». Хотя, никто не понял «Понятности причин и узости круга», но поддавшись настроению прибывших, радовались решению вопроса, пока Холкин, подходя к дому, в резкой форме не произнёс «Облапошили вас. Должно остаться между нами?»
Беспроцентный кредит под гарантии Сверхдержавы банк выдал с условием, погашения в течение года после сдачи дома в эксплуатацию. Если Холкин, выразил сомнения  у калитки, то Александра Александровна, окончательно испортила праздник в доме. Она, начала возмущаться договором со средины его ознакомления, а в конце сказала, чего следует ждать «Через год после сдачи, мы лишимся дома. Три года, минимальный срок погашения кредитов в капитальном строительстве, гостиницы окупаются не менее 5-6 лет. За год нам не рассчитаться». Действительно, получили не договор, а условия окончания строительства и передачи построенного в собственность банка и знали об этом более одного. 
Вместе с договором получения кредита, переговорщики привезли с собой навязавшегося с ним переводчика. Поняв, на какой крючок попались и боясь усугубить своё положение свидетелем, они промолчали о нём в ночь возвращения. А утром, дежурный администрации встретив Геннадия Николаевича, представил - «Облепихин Георгий. Жора, прибыл вместе с Вячеславом Климовичем. Меня разбудил. Ждёт вас».  Отправили за Вячеславом Климовичем. За время ожидания, Жора успел рассказать: он проходил практику в казначействе когда узнал о прибытии представителей государства Ротуск. Он следил за островом с первых публикаций; посылал запросы, но ответов не дождался; готов работать где угодно, без зарплаты… год, только возьмите. По документам – имеет высшее образование, специальность «Маркетолог-дизайнер». Подошедший Вячеслав Климович отказался брать его к себе, со словами «Мне платить нечем –  А на вопрос – Зачем привезли? –  ответил – Попробуйте от него отделаться. Не со мной? да в любом случае он был бы здесь – и в оправдание,  добавил – Не смогли мы с Алексеем отказать ему». На острове две сферы деятельности: стройка и рыбоперерабатывающий завод. Глава острова отправил Жору в цех со словами «Оформим в отдел разработки продукции.  Заниматься будешь и дизайнерскими вопросами, сбытом. Производства пока нет, но будем запускать».
 Енокентий с Алексеем, в это время осмотрели доставленный сайдинг для обшивки дома. Алексей отказывался брать говоря «И вес и прочность что у свинца. Не подойдёт. Кто мог подумать? Не выпускали до нас сайдинг из золота». Он посоветовал опробовать Енокентию отделать собственный дом, забыв, что в стене дома Енокентия и гвоздь не забить. Не находя решения они поднимались от склада, когда Алексей остановился, показывая на идущих Вячеслава Климовича и незнакомого паренька. Они переглянулись, а встретившись, предложили финансисту покрыть свой дом золотым сайдингом. Енокентий Трифонович убеждал Вячеслава Климовича опробовать «Металл вечный, не потускнеет – говорил он – А Алексей Алевтинович не верит, что сайдинг подойдёт. Нам его нужно убедить! Я вам сам помогу». Вячеслав Климович представил в двух словах Жору, Енокентий, обрадовавшись выразил надежду, что и он поучаствует с ними пока не запустили завод. Они взялись за работу и втроём превратили коттедж Вячеслава Климовича в украшение острова: каждый изгиб, каждая грань, плоскость, ловили лучи солнца и отражали их в тысячах направлений – дом сиял. В радости успешного испытания, Енокентий окончательно сблизился с Вячеславом Климовичем, они признали и Жору, удивляясь его способностям они говорили «Без него, мы бы не справились». К окончанию облицовки дома, их объединяли не только рабочие отношения.
Енокентий, познакомил Георгия со своим хозяйством, показал станцию, помещение с контейнерами для монет, затем напоил чаем. За чаем,  Жора рассказывал о своём имени которым обязан фильму «Москва слезам не верит», а Енокентий пожаловался, что придётся отключать станцию «Рыбки. Слитки. Ничего не нужно, а двухпудовые гири и совсем –  Жора поставив стакан. Смеясь высказался –  Я бы от гири из золота не отказался. Днём мог бы хвастаться – утром, каждой рукой поднял 32кг. золота по несколько раз». Енокентий пояснил, что он и рад бы  выдать ему в прокат пару штук, но в настоящее время станция настроена на выпуск монет. Станцию нужно перенастраивать, а он не специалист и закончил предложением «Берись, изучай, перенастраивай, отольёшь себе и остановим станцию, пусть течёт вода через верх плотины». Георгий прикипел к «Станции» чтоль? сутками не выходя сидел внутри, пока не вынес готовое изделие: Изогнутая ручка с боков опиралась на дугообразные дутые плечи, являющимися продолжением тела гири. С четырёх сторон бочонка, на плечи, изогнувшись крались зверьки с мордочками горностая, уложив хвосты в форме полукруга, внутри полукруга красовался барельеф острова с крупной надписью – «Золото-100% - 32кг». Гиря, непривычно малого размера на Енокентия произвела впечатление не менее чем статуэтки у Чистина – он не мог оторвать взгляд, удивляясь соразмерности выбранных пропорций  -  зверьки, словно живые, ползли вверх к ручке, ручка  притягивала ухватиться, Енокентий и  ухватился. Соответствие формы ручки его ладони, удивило Кешку, гиря словно прилипла к руке, что-то подталкивало подбросить её не единожды вверх, он не устоял внутреннему позыву –  приподнял и, почувствовав обманчивость веса и объёма, поставил на место, отошёл на шаг взад не в силах оторвать взгляд - гармония изгибов являла живое произведение искусства. Рассматривая, Кешка собрал волю, закрыл выход эмоциям и  внешне остался, не более чем, удовлетворённым работой. Он предлагал Георгию, в дополнение к контракту с администрацией, свой бессрочный контракт со ставкой директора компании. После диалога «Какой конкретно компании? – и  ответа Енокентия – Вам выбирать». Облепихин поставил подпись, вписав компанию с неизвестным брендом.
Они, здесь же направили запрос в названную компанию для установления конкретной суммы, затем оформили заявку на патент гири а закончили, отправив документы на оформление товарного знака для продукции, производимой на острове под государственным брендом – «Очертания острова. По верхней дуге подковы надпись «Ротуск». Данный знак, должен стать символом гарантии качества, символом престижа любой выпускаемой на острове продукции. 
 
 Подписав контракт и показывая гирю посетителям, Енокентий не находил у них должной оценки, особенно, после попытки поднять её. Ручка, верно, действительно притягивала - каждый входивший, останавливался, долго осматривал гирю со всех сторон, затем, возможно невольно, брался за ручку и как и Енокентий, ставил на место не осилив, ставил и отходил не оборачиваясь, словно пойманный на чём-то постыдном. Первоначальный восторг, под воздействием настроения осматривающих, покинул и Енокентия. Он посчитал, что обманулся находясь под минутным впечатлением, но менять что-либо было поздно, контракт подписан, заявки поданы.
Енокентий, подписал документы под впечатлением захлестнувших эмоций от поразивших форм гири, от исходившего от неё живого воздействия, сопутствующего великим творениям. Подписывая, он считая себя открывателем гениальности попавшей на остров и не имел права упустить её. В настроении, окончания осмотра гири, Кешка не понимал реальности, предложи и он мог передать права на остров, на «Кинарх». Он, в ту минуту видел сверхъестественное и ценил его, сверхъестественное, выше остального мира.
 С наступлением зимы, за утренним чаем, перечитывав контракт и признав ошибкой первое впечатление, Енокентий перенёс гирю в комнату-музей –  музей ошибочных ценностей, затем поднялся на второй этаж:  снег покрыл двор, покрыл усадьбу Чистина, далее, во дворе своего коттеджа, Вячеслав Климович убирал снег, Енокентий присмотрелся… убирал, но не снег, он из-под снега вытаскивал изуродованный сайдинг – от налипшего, заледенелого снега крепление не выдержало –  сайдинг, вперемешку со льдом лежал внизу  Днём сдавая его на склад, он бранясь твердил, «Попался, видел и попался. Доэксперементировался».  А сдав, ещё не остыв от напрасно потраченного времени, он предстал перед Енокентием. После его слов –  «Нам более  золото не нужно»  Кеша согласился отключить станцию и пообещал помочь в восстановлении прежнего облика коттеджа. 
 Он и помог бы, но на следующий день после отключения, жители жаловались на недомогание, жаловались на необоснованную тревогу; сомневались - не правы ли провидцы, предрекавшие время от времени, конец света. А ещё через ночь, Енокентия вновь приглашали в Администрацию, с требованием включить станцию. Жители посёлка, военнопленные,  утверждали что в ночи видели сине-фиолетовое свечение над его станцией, они утверждали «Свечение проходит через стены строений, перегородки гостиниц, повергая в страх перед чем-то неизбежным и просили запустить станцию, делясь наблюдением – когда станция работала ничего подобного не случалось». Енокентию пришлось включать. Он оставил в настройках выпуск гирь – глядя на них, и не зная куда складировать, он изумлялся  чувствам охватившем его при первом осмотре и только вернув себя в холод логики, он определил место в углу, на подставке «Хорошо, что «Тоннелеустроитель»  сам себе хранилище устроил, место освободилось» думал он, думал и о сказке, где всё превращается в золото. Думал, что ему повезло.
На острове же, не все верили в свою везучесть, и даже более – после ночного обсуждения договора заключённого на получение кредита, несмотря на предупреждение «Должно остаться меж нами» посёлок узнал условия получения кредита, ранее наступившего утра следующего дня. Условия кредитования, знали даже не двое, потому вскоре, волна догадок и пересудов коснулась каждого - люди боясь оказаться вне собственников получателей квартир и решили - по мере сил, самостоятельно зарабатывать на оплату жилья. Днём, обратилось несколько рыбаков – они требовали обеспечить работой, выделить пирс для разгрузки улова, запустить рыбоперерабатывающий завод. Требования совпадало с желанием части Администрации: У пирса выделили участок под разгрузку рыболовных судов, определили удобное, постоянное место для стоянки работающим маломерным судам. Шла зима, зима не лучшее время для промысла, однако суда выходила и возвращалась не всегда без улова.  Запустили консервный заводик на неполную смену, что-то зарабатывали, иногда заходили с уловом суда соседних государств – «Остров на перепутье, выгоднее у вас сдавать» объясняли они. Глава острова и особенно Александра Александровна, почему-то приписали возобновление работ себе - на экранах ТВ звучало «Мы остановили деградацию наших граждан. Мы обязаны жить без подачек как из вне, так и любых других». Выступления или что-то другое, только выпуск продукции, хотя и незаметно, но действительно рос. Енокентий же, «Любых подачек» отнёс к себе, к «Станции» и сделал выводы.   

Георгий, подав заявки на патент, товарный знак, вернулся на завод. Когда спрашивали «Как новенький? Чем занимается? – отвечали – Понравились ему наши консервы. На них однакось и живёт. По несколько банок уплетает. Молодой».  Он действительно, на аппетит не жаловался, смеясь, объяснял «Гири утром аппетит нагуливают, весь день голодный». Верно, единообразие питания, вынудило  Жору заинтересоваться кухонными рецептами и в перерывах между приёмами пищи, он укладывал в банки новый состав морепродуктов, добавлял специи, заливал неким составом, закупоривал, консервировал и… поедал. Над его рационом, а затем и над ним самим подсмеивались, а случаем и насмехались; за короткое время к нему прилипло множество имён «Облепиха. Ягодный. Недозрелый. Голодный» ой как далеко не полный перечень,  его прозвищ, а он не замечал и не сердился, не пытался изменить отношение к себе. «Не наш человек. Он оттуда. Как пришел, так и уйдёт» таким его определили как местные, так и пленные. И если местных, можно понять – у них в Сверхдержаве менталитет, возможно, такой?, но над ним подтрунивали и осуждённые сограждане, подтрунивали, а кто-то и открыто недолюбливал. А было ли за что? если не считать что они со змейками, а он вольный и прибыл сам. Он, вольный, должно быть устав от насмешек, известил Енокентия о своём желании изучить Сибирь, уехал. Уезжая убеждал, что он едет на время, что их семья при железном занавесе жила в тех краях, что он не нарушит условия исполнения контракта.  Енокентий, отправляя уверил его, что он с ним рассчитается, как только что-то появится, а Жора удивил его – обняв, повторил что он как справится, сразу вернётся. Георгий уехал. Остров в единодушии отметил «Ему 23 года. У него если и были производственные дела, то вытеснились более важными. Хорошо, что остров на него немного потратил, комната… –  ухмыльнутся и закончат –  да консервы». 

Жора уехал. О нём, забыли. Причиной стали похороны родителей. С ними расправился сын. Любимец и надежда школы, остался сиротой. Противостояние в доме вырвалось из-под видимости благополучия – жажда доминирования и жажда самостоятельности, встретились у ноутбука. Мальчишка, заражённый близостью победы в интернет-игре с одноклассниками, от неожиданности, в виде вылитой кружки воды на голову и на клавиатуру, от шипения под руками, не понимая, что это его мать, наносил ещё удары в её неподвижно лежащее тело, когда вошёл отец – сын, находящийся за гранью реальности, за гранью человеческих возможностей, молнией, единственным ударом справился и с отцом.
Он отличник, втравившись в соревнование с классом в интернет-игре, забросил учёбу, для него издёвки от сверстников из-за неприятия их ценностей, победили доводы родителей. Он принял устремления одноклассников и находясь в минуте от победы, оказался кинутым на круг позора собственной матерью. Проигрыш и катастрофа, для него являлись единым целым. Он, которого ставили в пример школе, не мог принять подобной участи. Его подсознание сделало выбор, в его подсознании, мнение сверстников стояло выше мнения родителей. Родители, находясь рядом с момента его появления, успели вложить в него менее чем сосед по парте за время виртуальных боёв. Мальчишка-отличник не мог терпеть издёвки. Он остался сиротой. 
Обсуждение происшествия, из кухонь и курилок перешло на местное ТВ с мнением, «Род человеческий заканчивается и если не везде, то у нас точно». В поисках причины, с экрана папа спрашивал – «Что делать?  Я ему говорю – Учи уроки, иначе получишь. Ты понял! Я сказал! Говорю так строго как могу, а он посмотрит сверху вниз, да и ответит – Ты мне говорил, что у Чистина что мозги, что безобразная фигура над крышей, одного цвета – серые, а оказалось –  фигура черно-белая. Можно ли тебе верить? или другим? Все говорили - фигура серая –  и закончит, что у них  учительница утверждает – Люди все с полным набором цвета, все индивидуальны - потому, ты Отец в своих требованиях не можешь не ошибаться, вы с Матерью не можете знать, что мне нужно». Посёлок нашёл причину и хотел расследования преподавания, наблюдения за преподаванием. Фраза «Вы не можете не ошибаться. Вы не можете знать, что мне нужно» сказанная учеником, в глазах части родителей стала причиной расправы школьника со своими родителями. «Они вишь ли не учли цвета своего сына, потому и получили» - данное мнение главенствовало среди жителей посёлка. Посёлок требовал ответа, требовал найти виновных.
На заседание пригласили работников школы, общественников, родителей. Первые выступающие,  уверенно говорили о недопустимости вносить путаницу в головы учеников «Есть хорошие люди, правильные поступки, полезная пища наконец, а есть яды, недопустимое поведение и наконец, трудно назвать людьми преступников, маньяков, серийных убийц». С трибуны, рекомендовали преподавателям давать материал в форме соответствия неокрепшему сознанию детского возраста, а именно конкретизировать – это хорошо, а это плохо.
Выступающая Тамара Павловна пыталась переубедить собравшихся, говоря, «Мы учителя, обязаны научить ребёнка думать, потому обязаны предоставить ребёнку выбор. Мы о каждом событии, о каждом человеке должны сказать как о его положительных качествах, так и о том, что помешало достичь ему больших успехов». Она неожиданно, возможно и для самой себя заговорила, что мы, мир, имеют в своей истории чёрные страницы только от того, что школа, СМИ, трактовали события согласно требованию от правящей верхушки, обыкновенно одностороннее. Бунты, революции есть плод зависимости воспитания от указаний сверху, с самого верха. Общество развивается, вне зависимости от указаний власти, развивается до понимания необходимости перемен и если верх, вопреки общему мнению будут насильно удерживать существующий порядок, неминуемо внутреннее накопление недовольства. Котёл недовольств, усиленно разогревается до времени, когда требования перемен завладеют обществом от низу до верха, и над данным государством зависнет катастрофа – не всегда найдётся человек, способный без крови восстановить стабильность в государстве.
Тамара Павловна, после первых фраз, вышла из-за трибуны: перед ней сидели не родители, не Администрация, она объясняла для своих пятиклашек – «Главное, в рождении Человека есть его способность ценить любое мнение, убеждение другого, –  а в случае несогласия, услышать доводы, но не запреты и силу. Силой убрав противника, мы все, всё общество, лишаем себя части вселенной, становимся беднее на данную часть –  Она остановилась, огляделась и продолжила –  Кто-то из вас, присутствующих здесь скажет, что любое убеждение ошибочно, что люди не способны знать конечную цель, потому и не научились двигаться прямо как на автомобиле, но и на автомобиле, впервые взявшись за руль не раз окажешься вне дороги, так и люди, у нас пока только период обучения. Нам некому подсказать, мы можем учиться на собственных ошибках, на ошибках всех, мы никого не должны выталкивать с его убеждений, так-как, именно его правила могут оказаться наиболее приемлемыми для большинства».
Заканчивала она должно быть для двоих, действительно её слушали Геннадий Николаевич и Алексей Алевтинович. Тамара Павловна, не желая замечать, словно ведя внутренний спор, спрашивала и отвечала  «Человек эгоистичен, и способен ли жить для других, теряя приобретённое? будь-то вещи, пища власть, и особенно власть, власть как часть любого человека - бремя природы. От нее, неподготовленному человеку невозможно отказаться, невозможно отказаться от простоты понимания мироустройства навязанного ушедшими тысячелетиями. Тысячелетиями, властителей представляли высшим разумом человечества, благодетелями, отцами, матушками народа; их статуями украшались площади, портретами приёмные, под их ликами, восседали наместники великих. Народ убеждали – они в праве гордиться своим положением - их ведут достойнейшие! Только уходила эпоха, обнажались язвы оставленные достойными.. – она неожиданно замолчала и  вдруг сделала вывод –  Но и сегодня, понимая и осуждая прошедшее, мы повторяем заложенное пришлыми веками, вплоть до передачи власти приемнику. И подобное будет повторяться, пока мы будем «Конкретизировать - это хорошо, а это плохо».
Она вышла из-за трибуны, приостановилась, и вернулась назад, заговорила резко и как-бы отступив от темы обсуждения «Победы и поражения в войнах, возможно, связаны с подачей материала, как в школе, так и в СМИ. Когда нужна победоносная армия, у неё не должно быть сомнений, от солдата до командующего все должны знать одну правду, иметь одно мнение – Она остановилась, осмотрела сидящих и закончила, должно быть только для себя – Нам не нужна армия, нам не нужны солдаты. Мы обязаны вырастить из наших детей Людей, способных иметь собственное мнение, способных быть равным среди равных, способных создавать, а значит способных подняться на первые ступеньки цивилизации».
Тамара Павловна закончила, покинула трибуну, заняла место в зале; председательствующий сосредоточенно продолжал записывать, в зале слышались шепотки, просил слова папа, просил слова Алексей; Геннадий Николаевич писал, не видя поднятых рук. Папа не выдержал, представился Романом и поднявшись заговорил с места, «Какое может быть мнение у моего восьмиклассника, у моего Рената? Я его кормлю пою одеваю, а он мне – мозги серые. Мне, из моего сына в этой школе делают врага. Мне, подобное образование не надо!». Председательствующий оторвался от бумаги, зал разноголосо требовал решения, Алексей просил слова.
Его короткое,  спонтанное выступление, не внесло ясности. Можно было только понять, что он целиком на стороне школы, он целиком поддерживает Тамару Павловну, он и сам готов вести некий предмет  об отношениях поколений и всем нужно любить деток. Ребёнок чувствует искреннюю  любовь, да и взрослый, а чувствуя, веря в  любовь к нему, он не способен на обдуманные дурные поступки. «Любимые дети не способны на преступления»  закончил он, даже не закончил а, видя непонимание сидящих, ухмылки, готовность сидящих оборвать его слова о любви, быстрым шагом покинул трибуну и сел на свободное место позади Тамары Павловны. 
Следующим поднялся «оратор» на любой день и по любой теме, он предложил, «Нужно размер пенсии каждого, соотносить с доходами детей. Небось тогда вкладываться будут не в престижные авто, и манто, а будут учить и заботиться о своих чадах, дабы в немощности не встать на паперть», но кто же станет «рубить сук», хотя с десяток и нашлось, проголосовали за принятие.
  Если спросить о здравом смысле в последующих предложениях, то его найти трудно, какой смысл в озвученной записке из зала, без подписи, «При достижения детьми, возраста зрелости, освобождать их от наказания за любые преступления против своих родителей» Осознавая услышанное, несколько человек заговорили, перебивая друг друга, они требовали возвратить детские исправительные лагеря. Председательствующему пришлось вмешаться с доводами, что в одной семье, один сын за решёткой, а успехами другого нельзя не гордиться. После сказанного председателем, присутствующие вновь увидели ответственной в произошедшем школу, зал заговорил на разные голоса об одном «Их государство учило. Они профессиональные воспитатели. Им и детей в руки». То-есть закончилось тем, чем и начиналось – школа, с неё и спрос, однако большая часть согласилась, что нам незачем армия, а потому и единое мнение, что насмешки - следствие ущербности насмехающегося. Согласились объявить конкурс на написание учебника по воспитанию, так-так имеющиеся литература не способствовала уменьшению преступности. Согласились, что в случившемся виновата не только Тамара Павловна. 
Геннадий Николаевич, заканчивая заседание достал платок, протёр лоб и ни к кому не обращаясь, проговорил «Когда назначали срок, было проще». Действительно всецело, поддерживали Тамару Павловну единицы, но единицы готовые закрыть её собой, считающие её выступление в основе своего будущего, своей личной основой. 
Для большей части данное преступление, вскоре, нет, не забылось, его перевели в разряд  случайностей. Остров похоронив родителей, не закончив обсуждение, принимал заказанные вагоны. С прибытием заказа возникла проблема, при запуске подземки соединяющей остров с Аэропортом, посчитали, что произошла ошибка в выполнении  проекта. Вагон вошёл настолько плотно что, только подойдя вплотную становился видимым зазор между вагоном и стенкой тоннеля – вагон напоминал поршень, повторяющий очертания конфигурации тоннеля. Дальнейшие испытания, подтвердили ошибку, проектная скорость многократно не соответствовала заявленной. Сообщение запустили, однако, жители не успели привыкнуть к хорошему –  Холкин остановил движение. Вагоны встали на вокзале, а в тоннель вернулся «Тоннелеустроитель». Холкин объяснял, что он поторопился начать работы не разобравшись в настройках.  Он не запрограммировал соединительные клапана-шлюзы между встречными тоннелями, не установил закрывающиеся шторки после разгонной части. Он говорил «Вагоны, должны единовременно начинать движение с противоположных направлений, то-есть из Аэропорта и с острова а, разогнавшись на наклонной, за вагонами, одновременно закрываются шторки, и открываются шлюзы связывающие с тоннелем для встречного движения, то-есть образуется единая труба, в которой, как-бы друг за другом, как-бы в одном направлении движутся два поршня-вагона. Движутся, толкая воздух, не преодолевая сопротивление воздуха, а создавая направленный поток». Холкин, вновь разгорячённый своим детищем, утверждал, «Когда мы запустим сотни вагонов в линию, они своей суммарной мощностью создадут поток движения воздуха в тоннеле превышающий в 3-4 раза скорость звука. Полированные стенки тоннеля, прямолинейность трасс, обеспечат минимальное трение, минимальный расход энергии. Таковы расчеты основы проекта - у нас не будет конкурентов».
Холкин вновь ушёл в свой мир, ему не мешала ни первая ошибка, ни скептицизм оппонентов он, как и задумывал, окончив реконструкцию подземки,  пригласил прессу и пресса в восторге от плавности, бесшумности поездки, в восторге от скорости преодолённого расстояния,  вызвала любопытство и всё то, на что рассчитывал Холкин. Вместе с прессой он пригласил делегацию из государства Панае. Он, прокладывая маршрут на материк, в краевой центр, нашёл целесообразным провести тоннель через соседнее государство, изгиб небольшой, а выгода для всего проекта. И выгодой склонил, даже не склонил, а заразил своим проектом правительство соседей, а следом и жители - они поверили в возможность постоянного сообщения с миром путём подземного тоннеля,  да и как не поверить – в аэропорт прибывали, не успев пристегнуться.  Вагон переносил пассажиров в мир будущего.
  Результатом, стало подписание договоров как с материковым государством, так и с соседним островным. На счетах Енокентия, правительства,  Холкина, появились значительные суммы, суммы из которых оплачивать собственные долги не составляло труда. Известие о наполнившемся счёте с подтверждающими документами, Вячеслав Климович доставил Енокентию в начале рабочего дня, а сам, не обговорив заспешил в Администрацию. У Енокентия появились свободные средства. 
Енокентий впервые спросил себя, хорошо ли иметь свободные средства? Спросил и закралось в него, что он лишился чего-то важного, что он вновь перерождается, и если своими прежними мучительными перерождениями, он рос, поднимался, то в утро после получения документов о состоянии своего счёта, он сел в мягкое кресло, сел в чувстве удовлетворённости и покоя. Спокойствие, овладевшее им не только не перегревало голову, спокойствие склонило голову, он словно некая масса провалился в неопределённость, без мыслей и устремлений. Он не пытался вывести себя из состояния аморфности и безразличия, время от времени из полуопущенных век определяя движение времени. В сумерках, голод заставил приоткрыть глаза. Перед ним висела картина с одиноким удильщиком. Он переехал из гостиницы вместе с полотном. Ему увиделось: волна катилась несколько выше, перешеек на косе с материком уже смыт, слева вверху? он отчётливо увидел даже не облако, сверху надвигалась туча. «Туча или не туча, или всё же в углу солнце?» вопрос,  неожиданно возникший в нём заставил сдвинуться, беспокойное любопытство, внутренняя тревога подвели к выключателю. Освещение не убрало тревогу, тревога, словно отделившись от него, сделала некий малый круг, коснувшись картины и здесь же вернулась назад, укрывшись в нём, в недосягаемом закутке. Он смотрел на рыбака, смотрел на волну, ничего не изменилось, только вверху слева, у него исчезли сомнения – слева художник в виде солнца изобразил облако.
               
Вячеслав Климович утром, кроме состояния счёта оставил другие финансовые документы. Ранее, Енокентий не имея средств для оплаты, запретил финансисту упоминать о любых обязательствах, он подобно страусу зарыл голову, надеясь на неизвестно что и неизвестно что наступило, раздув кошелёк, но почему-то вместе с раздувшимся кошельком в нём сидела всё увеличившаяся тревога. За окнами темнело, тревога, беспричинное беспокойство нарастало, глаза  остановились на принесённых долговых обязательствах. Он, вспомнил об отложенном вопросе, позвонил Вячеславу Климовичу, попросив его помочь разобраться в бумагах, надеясь, занявшись делами избавиться от беспокойства.
Первым они вскрыли конверт из Международной системы регистрации товарных знаков, ответ подтверждал получение заявки и немедленное оформление документов после перечисления оплаты; заявка на получение патента на гирю также прошла экспертизу и после оплаты, будут высланы подтверждающие документы. Перечисления Вячеслав Климович произвёл до полуночи, Енокентий, знакомился с ответом на запрос о директорской зарплате для Георгия, а Вячеслав Климович уже вернулся с кружкой кофе и глянув на вскрытый конверт, проворчал, что начинать нужно было с этого долга. Енокентий, не поняв содержания молчал, а перечитав вторично не знал радоваться ему, или готовить новый запрос. В официальном ответе на своё имя, он получил частное письмо с благодарностями. Директор фирмы по изготовлению копий автомобилей, кораблей и др.,  благодарил, что его сына приняли на работу с годовым доходом равным получаемым им.  Далее сетование, что он не уделял должного внимания воспитанию сына, потому сын не стал  продолжателем семейного бизнеса. Он надеется на интерес жителей государства Ротуск к его продукции – в  прилагаемом диске имеется ознакомительный ролик. Енокентий не ознакомившись с роликом, вторично просмотрел документ о годовом доходе Директора фирмы. После вторично чтения, он понял: Георгий пожелал иметь годовой доход, равным доходу отца. Значившаяся сумма равнялась довольствию старшего офицера. Енокентий без слов передал бумаги Вячеславу Климовичу, а после его непонимающего взгляда кивнул утвердительно, произнёся про себя «Не гениальность ли действительно, к нам пожаловала?»
Сумма настолько облегчила и удивила  Енокентия с Вячеславом Климовичем, что конверт от Георгия они распечатали и читали вместе, готовые выполнить любые его просьбы, они даже не обратили внимания, что письмо пришло не из Сибири, а из Эдинбурга из Шотландии.  Жора просил направить ему, для рекламы, одну - две гири в Лондон, под гарантию собственной зарплаты. Енокентий переглянувшись с финансистом, покивали головой и согласились - гири отправить не оформляя долгового обязательства, а также перечислить зарплату за год вперёд, со словами «Пусть обрадуется, развлечётся – он заслужил». Они попрощались. Енокентий успокоенный выполненными обязательствами, проводил его до калитки, из него ушла тревога. «Или она только присмирела до незаметности в своём уголке» думал он, возвращаясь в дом.
По прошествии часа, неожиданно для Енокентия вернулся Вячеслав Климович, он, потирая руки и разглаживая запястья, говорил  «Две гири уехали в Аэропорт, завтра будут у Жоры. Деньги, думаю, через час получит. Приятный парень», и осёкся, как будто не досказав чего-то - часы пробили шесть, пробили подъём. Вячеслав Климович сел в кресло. За окном ещё не рассвело, а вереницы строителей тянулись к строящемуся дому, поднимались на четвёртый этаж – начиналась первая смена. Енокентий предложил кофе, он молча принял, не сразу поднёс к губам, затем пил разделяя глотки паузами, словно пережёвывая нечто тяжёлое. Лицо мрачнело, кружка остывала - недопив поставил её, будто силы оставили его. Бессонная ночь, сказывалась и на Енокентие, он посматривал на диван, на Вячеслава Климовича желая остаться одному, тот, словно почувствовав, или обдумав нечто, резко поднялся, а поднимаясь из него выпало– «У меня дед спал с телефоном рядом. Не возьмёшь трубку, к врагам причислят». Сказал, повернулся к Енокентию с робостью на лице, даже боязнью что выдал себя и легко улыбнувшись, закончил о другом, - что и его тяготил груз долга.   

Проводив, Енокентий не успел обдумать сказанного «К врагам причислят», не успел обдумать и причины лёгкой улыбки через секунды после сказанного, не успел и лечь после бессонной ночи, – к нему прибыл посыльный – его приглашали на заседание узкого круга в Администрации. Узкий круг и «Удача в оформлении кредита» у него соединились к концу произнесённой фразы а, соединившись, напомнили и результат – к концу дня знал весь остров, но и игнорировать никак нельзя.   
Инициировала заседание Александра Александровна, причиной явилось, как она пояснила – сохранение темпов строительства. Если ранее, Алексей утверждал что у пленных есть стимулы и работают они с полной отдачей, то после подписания условий получения кредита, полная отдача возросла вдвое. Стены поднимались на глазах и причины не нужно было искать – пленные строители, меж собой обсуждали ситуацию «Построим, здесь и жить будем. Им не рассчитаться за год. Строим для себя». «Строим для себя», изменило людей. Они не замечали пронизывающего ветра, не чувствовали усталости отстояв смену - каждый в свою копилку хотел записать лишний отработанный час, лишнюю заработанную монету. Строители смотрели местное телевидение и видели планировку квартир, видели этажи для отдыха – многие хотели здесь жить постоянно, они уже обращались с просьбами разрешить привезти семьи, и только теснота проживания являлась тормозом для активных требований. Теснота или змейки на руках сдерживали людей.
Александра Александровна первой попросила слова, обрисовала ситуацию. Вячеслав Климович, должно быть злой от бессонной ночи  предположил, что заседание не более чем говорильня, уверяя «О пополнившемся счёте кроме присутствующих, никто ничего не знает, потому будут и далее пахать, в том числе и местные». Безаппеляционность и резкость высказывания, каждого из присутствующих, подтолкнула оспорить услышанное. Геннадий Николаевич, чтобы остановить возможный хаос, поднял руку, поднялся и начал с напоминания  «Мы обсуждаем вопрос – Сохранение темпов строительства. Нам нужно найти способ, ничего не скрывая, воспользоваться имеющимися средствами для дополнительной заинтересованности каждого находящегося здесь. Мы имеем три этажа готовых к отделке и можем на третьем этаже, расположить банк. Возможно, учредителями могли бы стать: Администрация, Холкин и Енокентий Трифонович, –  они разделили аванс за прокладку тоннеля» – и  как нечто само собой разумеющееся предложил назначить управляющим банком Вячеслава Климовича. 
Если в начале выступления, в его голосе слышалось желание овладеть вниманием присутствующих, то заканчивал он убеждённым тоном, его убеждённость передалась присутствующим – каждый понимал важность предложенного, каждый удивлялся простоте решения множества вопросов, удивлялся самому себе, что не он вынес предложение, хотя что-то подобное и имелось в нём.         
Вновь, поднялась Александра Александровна, и в продолжение сказанного Геннадием Николаевичем, предложила для строителей открыть счета в собственном банке, чтобы желающие проживать на острове, могли вносить заработанное на приобретение квартиры. Она говорила, что даже если все строители купят квартиры, то они займут не более полутора этажей и закончила, предложив зарезервировать для военнопленных два верхних этажа. На вопрос «Почему верхние? – ответила – Чем быстрее закончат, тем быстрее переселятся». С ней не согласились. Геннадий Николаевич высказал свою точку зрения, что многие местные, да и он сам хотел бы поселиться на последнем этаже, тем более что на крыше решено вырастить близкий к естественному сосновый лес, защитив от ветров.
Не спавший ночь Енокентий, с усилием удерживал направление мыслей говоривших, однако после предложения отдать этаж, после возражения, неожиданно понял, что в его присутствии, его не спрашивая, делят его детище его дом, делят то, к чему он шёл всю свою жизнь. «Они не имеют права ни делить, ни покушаться на его детище. Здесь делить ли, решать ли, могут, но, согласовывая с ним» пронеслось у него по разрозненным бессонницей нейронам. Енокентий поднялся и не обдумывая последствий высказал своё, минутой родившееся понимание «Мы здесь сидящие, пленные, жители острова, независимо от нашего прошлого, в новом государстве должны иметь равные права, равные возможности – он остановился, осмотрел присутствующих, не заметил реакцию сидящих, а как заметишь не спав более суток, и закончил –  Квартиры нужно делить по жребию. Для исключения подозрений - делить в присутствии всех желающих». 
Возражения, Енокентий слышал, но усталость мешала осознать значимость их, и в конце он ещё раз подтвердил свою решимость – «По жребию!» Утверждая, что сколько бы не было доводов, они всегда будут половинчаты; аргументы от любого, только обоснование для достижения своей цели, которая может быть вне обсуждаемого вопроса. Вопрос поставленный ребром, высказанный повышенным тоном, окончил обсуждение, выделил и отдалил Енокентия. Геннадий Николаевич, пытаясь смягчить обстановку, высказался о значимости вопроса и предложил перенести обсуждение, проконсультировавшись со всеми социальными группами находящимися на острове. Енокентий не слышал его, он восстанавливал в лицах сцену дележа его Дома и не поднимаясь, тоном, не принимающим возражений, ещё раз произнёс «Мы все равны. По жребию». Геннадий Николаевич глядел на Енокентия, не узнавая его, не понимая что с ним и не зная, что можно предпринять, подытожил, что завтра выходной, мы все, выделив слово, должны отдохнуть и обдумать, чтобы со свежей головой вернуться к данному вопросу. Затем, замешкавшись закончил «Хорошего отдыха вам».
Заседание узкого круга закончилось, после пожелания «Хорошего отдыха», обстановка несколько разрядилась, расходясь, как обычно пожали руки, поинтересовались планами на выходные. Енокентий ответил, что он хочет выспаться, но вначале в баню.
 
Вернувшись и включив парилку, он попытался лечь расслабиться, но в тяжёлой голове, уходя и возвращаясь проносились голоса выступающих, он вновь слышал предложения о дележе дома. Енокентий понял, что ему из круга мыслей застрявших в нём, без посторонней помощи не выбраться. Ему нужна внешняя помощь, но идти, встречаться с кем-либо не было сил, не помог и диван – дремота не приходила. 
Динамик пропел мелодию – баня готова. После парной с веником, у него не появилось лёгкости в мыслях, но тело утратило целостность, оно разделилось на составляющие - разрозненные мышцы не подвластные единому центру завладели и сознанием, от него отошло собрание, дом и проснулся только за полночь, в него, опережая физическое безволие вернулся прошедший день, вернулась прошедшая ночь. Вместе со сделанным, решённым за прошедшие сутки, он в полнейшей тишине, когда не отвлекает ни один звук, обдумывал прожитые сутки и чем долее восстанавливал происходившее, свои доводы, тем более укреплялся в своей правоте. Среди ночи он гордился собой, он прав, прав без сомнения – остров его и документы есть,   строящийся дом его – не будь «Кинарха»? – вопрос, поставленный самому себе, не требовал ответа. Да и как не гордиться, он, не зная сна, не зная ночи в трудах - при первой же возможности погасили задолжности, отправили гири, он не только сам старался, но и Вячеслава Климовича вдохновил. Мысль «Не зная сна, в трудах» так понравилась Енокентию, что с ней он вновь уснул, уснул беззаботным сном.
Проснулся поздно –  выходной, проснулся последним из островитян. Долго лежал, вновь обдумывая прошедшие сутки: если среди ночи засыпал праведником, то поднялся с некой тревогой, что-то, словно на тончайшей струне, пыталось вновь обеспокоить, отяготить его. Попытки, оборвать избавиться от тянущего навязчивого чувства, в виде ТВ новостей,  книги, не отвлекли – он смотрел, читал, не в силах понимать. Что-то стояло меж ним и наступившим днём? Енокентий вновь вернулся к заседанию, вспомнил тон своей реплики «Мы все равны», и затем окончание заседания со словами главы «Мы должны отдохнуть и обдумать». 
«Сейчас участники отдыхают и явно обдумывают», оттолкнувшись от этой мысли, словно преодолев некий барьер, в Енокентия вернулось произошедшее, но в каком виде? В данный время, когда отдохнувшие нейроны выстроились в упорядоченные цепочки способные принимать и передавать информацию, он вдруг понял, что наполнившийся счёт вернул его, в своё Кешкино прошлое, когда самоутверждение, диктат своей воли, являлось для него основными признаком значимости личности. Он сутки находился в состоянии своего прошлого, во времени, когда он ценил в человеке умение раздавить и словесно уничтожить противника, уничтожить, используя оружием  любые средства: внешние данные оппонента, его личные слабости, подсмотренные и донесённые помощниками порочащие факты; он мог использовать любую информацию, мог использовать доводы, на его взгляд обличающие, подтверждающие низость оппонента. Для него, сильный человек, чтобы заставить замолчать, может сказать женщине, «Вы уродина. Завтра утром я протрезвею. А вы так и останетесь уродиной».
День назад, разрозненные нейроны вернули Кешку, даже не к началу трудовой деятельности, а в его подростковый возраст, который, оказывается никуда из него не ушёл, он в нём и не просто в нём, а подростковый возраст  в основании его личности; он своими правильными взглядами, поступками, обязан только своей воле, которая стоит и защищает его от его настоящего я, а его Я – он тринадцатилетний. Его основополагающее я, осталось в нём таким, каким сформировалось к окончанию его трудного возраста. Он забывшись, способен описать колесо самолёта в присутствии друзей, подчинённых, он способен в присутствии мужа залихватски шлёпнуть по тому месту чужую жену – ему сильному мира сего, всё можно. Стоит расслабиться, потерять контроль и он вновь будет способен измываться над человеком, повелевать не считаясь ни с чем, ни с здравым рассудком, ни с пользой для дела – его я, Я сильного человека, затмевает остальной мир, серый мир. Он, сильный человек, имеет право вести за собой, круша и низвергая препятствия.
Понимание своей особы свалилось настолько стремительно, что он сел, переворашивая прошлое, в поисках выхода из создавшегося положения – в памяти промелькнула одиночная камера после посещения Любови Ефимовной, но память подсказывала, подсказывал опыт человечества «От  себя не убежишь». Он поднялся, обдумывая как сгладить, объясниться со свидетелями своего настоящее Я, в основании которого метод управления, – диктат вожака. Он вышел из дома, уже не с мыслью о своём возврате в трудный возраст, ему казалось: разрозненные нейроны, вернули его ко времени формирования разума - главенствованию силы, к дикой форме существования, во времена, когда уровень развития общества подразумевал, что  себе подобные, не помощники для добычи пищи и поддержания очага, а конкуренты на право лучшего куска, на право лучшего места у очага и порядок следует поддерживать только угрозой расправы.
«Мне нужно обговорить с каждым участником совещания. Посёлок весь соглашался со строительством дома. О принятии проекта мог высказаться каждый. Проект приняли а, разделив нижние этажи строительство превратится в бесконечный долгострой. Мы должны потерпеть» мысли ещё не уложились в бесспорные убеждения а, он уже звонил Алексею Алевтиновичу, с ним он надеялся упорядочить доводы, найти неотразимые аргументы. «Алексей на острове, моя часть, двоих нас не одолеть» с этой мыслью, он ждал у калитки, ждал долго. Не открывали. Вспомнилась фраза, произнесённая Вячеславом Климовичем «Не возьмёшь трубку, к врагам причислят». Енокентий направился к нему, на звонок вышел его помощник Кроев, извинился «Шеф приболел. Он вчера пришёл необычно усталый». Енокентий повернул назад. «У него нет желания разговаривать со мной –  пришло в голову  рядом с домом Холкиных, он повернул к ним –   Нина Васильевна. Она поймёт. Она выслушает и поможет. Но она ответила –  Муж в ночь уехал на материк – на его продолжительный взгляд, что он может и с ней обсудить свой вопрос ответила – Вы мужики глупы, надумаете, чего и быть не может – посмотрела, понял ли? И давними интонациями, интонациями кормилицы, произнесла – Приходи, когда Александр будет дома». Отойдя, Енокентий раздумывал, стоит ли искать в таком невезении встречи с Геннадием Николаевичем, Александрой Александровной? в раздумье остановился у калитки Чистина, не зная зачем вошёл во двор, не зная зачем, отворил дверь в помещение с фигурой наверху.
 На скамьях расположились посетители, вдоль правой стены снимая с полки фигурки и рассуждая с самим собой, так показалось Енокентию, двигался Чистин. Он не заметил Енокентия и продолжал говорить. Енокентий осмотрелся и сел в тени лестницы ведущей на второй этаж, его не заметили, или? он вдруг подумал «Его не хотят замечать». Он, погружённый в свои размышления, не пытаясь понять смысла говорившего, осматривал присутствующих: публика, различная по возрасту, от школьников, до среднего возраста, занимала скамьи. С противоположной стороны на задней скамейке знакомая фигура остановила внимание, да это Алексей Алевтинович он, почувствовав взгляд обернулся, кивнув головой и обратился к рядом сидящей женщине. Она, несколько обернулась в сторону Енокентия, как-бы не поверив сказанному и продолжила, сзади хорошо было видно, она продолжила внимательно с напряжением в теле слушать Чистина. Енокентий же, не мог сосредоточиться, он осматривал сидящих, вновь и вновь возвращаясь к Алексею с Тамарой Павловной, да это была она. Если Тамара Павловна напряжённо слушала Чистина, то Алексей Алевтинович, так сзади казалось Енокентию, сосредоточил своё внимание на ней.

 Об отношениях близких людей не нужно спрашивать, отношения близких людей видимы сбоку сзади, они понятны по тембру голоса, наклону головы. Енокентию вспомнились не замеченные, скорее не отмеченные мелочи, которые соединившись подсказали об отношениях Алексея и Тамары Павловны –  от него, он уходил иногда в полночь в противоположную сторону от дома. Для Енокентия Алексей был близким человеком, Енокентий не мог понять, почему он не понял видимого ранее?
А между тем, Чистин закончил говорить, собравшиеся поднялись, большей частью двинулись к выходу, а Алексей с Тамарой Павловной подошли к Енокентию. Тамара Павловна, как-бы с двойным смыслом, спросила «Вы верите, что Бог, желая наказать, лишает человека разума?» Должно быть, на данную тему говорили у Чистина, но Енокентий поглощенный наблюдениями за ними, ничего не слышал и не мог ответить. Тамара Павловна продолжила, что Алексей заразил её интересом к Чистину, что она и ранее слышала подобное, ещё Овидий (43г до н.э.-17г н.э.) говорил, «Бог внутри нас», то-есть он в каждом из нас, то-есть Бог есть коллективный разум всего живого и через него проходят все наши мысли, которые упорядочиваются в отношении каждого, анализируются, и решение в виде «Лишения разума» возвращается к участнику мыслительного пространства - возвращается как Высшая справедливость. ОН не ошибается.
Под её голос они вышли от Чистина и повернули почему-то, в противоположную сторону. В планы Енокентия не входили гуляния, он не хотел стоять на оконечности острова, не хотел смотреть на смесь льда, снега и воды, наконец, он не хотел мёрзнуть, ему требовалось решить свой вопрос выгнавший его из дома – ему нужно остаться наедине с Алексеем; ему нужна вторая голова для решения своей проблемы и он улучив паузу, заметил о холоде и ветре. Они развернулись, Тамара Павловна  вновь говорила о редкой способности Чистина увлекать и подчинять своим идеям, говорила, что у Чистина скоро не будет хватать места для желающих присутствовать, говорила, что после изгнания Чистина из церкви, если так пойдёт далее, прихожан в ней не останется. Когда они дошли до дома Енокентия, он уже не мог слышать повторяющуюся фамилию. Он наполнился ненавистью к обладателю фамилии и не мог верить чувствам вынесенным от него  в своё прошлое посещение. Енокентию требовалась смена разговора – он приглашал их к себе «Выпьем по кружке чаю, отогреемся – на его приглашение Тамара Павловна ответила вопросом – Не в музее ли, вы нас угощать будете?» Енокентий, считая данную проблему законченной, резко повернулся, чтобы не менее резко ответить, но перед ним стояло нечто большое, настолько большое, что он в секунду понял - ему сказать нечего, а она, благодарила за предоставленный случай, подтолкнувший её отказаться от обязанности судьи. Тамара Павловна, извиняясь за всплывшее воспоминание, выражала признательность что он не стал настаивать на исполнении ею дурной обязанности, говоря в подтверждение «Не откажись я тогда, и мне пришлось бы судить своего ученика за преступление, которое он мог совершить только вне разума – приостановилась и с сожалением продолжила - У него редкие способности, он схватывает основу когда дана половина материала, и данного мальчишку, мне пришлось бы осудить по нашим законам – вновь задумалась и продолжила, – а было и того хуже: лишали свободы за брошенную вилку, лишали жизни за собственное мнение, приговаривали к сжиганию на костре за убеждение противоречащее представлению правящей верхушки –  и закончила, уверенно глядя в глаз Енокентию – нет, меня подтолкнули к отказу не вы, решение пришло сверху, но и Вам, ещё раз спасибо».
Енокентий приняв «Правящую верхушку» в отношении себя, приняв благодарности худшей бранью, готовый сорваться и на подсознании понимающий что, сорвавшись он приобретёт и в лице Алексея противника, говорил, что он обижен отказом Тамары Павловны посетить его, что ему близко сказанное ею, он и сам порой думает подобно услышанному от неё, но он совсем не молод, его насквозь продувает ветром, он застыл, потому с их согласия пойдёт к себе, но надеется видеть её у себя вместе с Алексеем, а Алексея желал бы видеть ещё сегодня. Алексей, неопределённо согласился зайти, но позднее, когда проводит Тамару Павловну.

Енокентию не пришлось ждать своего друга, он не успел раздеться, как вошёл Вячеслав Климович. Енокентий осёкся на заготовленном вопросе о здоровье, о необходимости беречь себя, а Вячеслав Климович, не Вячеслав Климович, а само радушие, держа в руке упаковку чая похвалялся, что ему вот только-то, доставили заказанный сорт, он опробовал и не выдержал, чтобы не угостить им Енокентия, тем более что его день не было дома, а на дворе холод и ветер. Енокентий не успел удивиться осведомлённости, а Вячеслав Климович, заваривая чай, изумлялся Геннадием Николаевичем, предложившего его в управляющие банком. Он говорил «Я в нём всегда видел неординарного человека. Трудно отделить поступки отдельного человека от требований времени, а он, своим предложением дал понять, что его «Срок» и моя роль в назначении наказания, если и связана, то к моей вине можно отнестись с пониманием». Он продолжал, что в любом обществе, человек порою пазл повторяющий очертания своего места и вынужден свои очертания приспосабливать под очертания, то-есть под пожелания и требования окружения. Затем, подавая кружку с чаем и отхлебнув глоток из своей, не нарочито изумился правдивости словосочетания о «Изысканности вкуса», внимательно посмотрел на Енокентия, ожидая  услышать его мнение…, и не желая затягивать паузу до  неловкости, продолжил говорить о своём возвращении на остров, где он не ожидал для себя подобного положения и без остановки, словно слыша личную тревогу Енокентия, перешёл на его ультимативное требование на заседании –  о распределении квартир по жребию. Он продолжал, что не многие способны тратить силы на кардинальное изменение окружения, что единицы во всём мире, единицы в веках, способны своей волей, своей способностью находить доводы к убеждению людей, изменяют мир, поднимают мир на новый уровень, на следующую ступень. Он, прихлебнув глоток, и не поднимая головы от кружки, произнёс «Я убеждён, квартиры делить нужно по жребию. Нам не стоит пытаться искать правила, любые правила будут оспорены некой частью – замолчал, и повторил – По жребию». Затем поднял голову, вторично спросил, понравился ли чай Енокентию, сказал непонятно к чему, что большое рассматривать следует издали и спросил о Жоре. Георгий, после его «Спасибо» за перевод зарплаты и извещения о получении гирь, молчал, а надоедать вопросами они не хотели.
Енокентий, за чаем согрелся, но более чая его согрело сказанное Вячеславом Климовичем. После его ухода, он перебирал услышанное, его тон, позу, перебирал до ночи. Он не вспоминал о Тамаре Павловне, об Алексее, обещавшему и не пришедшему к нему, он удовлетворился услышанным, нашёл что искал и решил, не объясняться ни с Геннадием Николаевичем, ни с Александрой Александровной. Засыпая, он радовался  своему упрямству и даже, считал себя способным поднять на следующий уровень всех находящихся на острове. 
         
После выходных к нему пожаловали гости, долгожданные гости, пришли те, кого он звал, отношения которых он когда-то хотел поселить у себя в уголке и вырастить до всего дома. Да, пришли Холкин вместе с Ниной Васильевной. Холкин светился равной Енокентию радостью, если не большей, он хвалился успешно провёрнутым делом – покупкой участка леса на материке, разработка которого обещает двойной возврат вложенного и сменив тон, с обидой в голосе заговорил о своём неведении, что у него делается под боком, рядом. Он говоря о выпускаемых гирях, требовал извинений, что он ни сном ни духом о том, о чём говорят новостные каналы мира, говорят как о высшем совершенстве в государстве Ротуск – их гирях. Он, желает видеть их немедленно.
Енокентий, под напором энергии, силы, повёл гостей в комнату-музей. Он притворял дверь, стоял отделённый Ниной Васильевной спиной к вошедшим, а комната заполнялась Холкиным, его голосом. Закрыв дверь и повернувшись, Енокентию некуда было сделать шаг –  в комнате расположился Холкин, играющий двумя двухпудовыми гирями. Он подбрасывал, ловил, ставил, отходил, гудел голосом, причмокивал и мычал не в силах справиться с собой. Он требовал немедленной продажи ему двух штук. «Я дожил. Свершилось моё желание. Большего чуда нет. Оформляйте продажу, иначе я унесу их – а, глянув на Енокентия, закончил - Унесу и тех, кто попытается остановить».  Енокентий стоял прижавшись к двери, ему не было места в комнате. На его возражение, что на гири нет цены, что финансовыми вопросами занимается Вячеслав Климович и только он может оформить покупку, Холкин выдал некий звук, исчез, но не успел Енокентий прийти в себя, как он вновь занимал комнату, а Енокентий вновь стоял у двери, но во главе стола, раскрывал папку сидел Вячеслав Климович, рядом стоял его помощник Кроев.
 Вячеслав Климович, как нечто обыденное, предложил рассаживаться, спросил, нет ли противников увековечить себя с первым покупателем и не услышав возражений, попросил Кроева включить видеокамеру. Перед камерой, официальным тоном монарха известил, что данные изделия доступны только состоявшимся личностям, имеющими очень солидное положение. Вячеслав Климович более не смог ничего сказать, Холкин, капитаном-десантником, оказался напротив него, загудев трубой  «Я отдал свой долг Родине. Родина за мою службу, выплатила мне не менее чем стоят гири» и назвал сумму. В установившейся тишине слышалось только щелканье затвора камеры. Нина Васильевна, первой поняла сказанное, она поняла, что за две металлические гири, её муж готов отдать заработанное за 25лет и молча направилась к нему, Холкин, с приближением жены, посчитав, что и она согласна, или ещё что, объявил «Мы покупаем. Мы требуем набить номер покупаемой гири». После набивки серии и номера «1», Холки пригласил к себе, со словами «Надо отметить». Он не позволил помогать, сам нёс гири, время от времени приподнимал, оглядывался на жену на идущих следом, шевелил беззвучно губами, а сзади, Нина Васильевна говорила Енокентию, «Будь таким мой первый муж, он был бы жив». Енокентий силился понять сказанное, силился понять их отказ отметить покупку у него, но ничего понять не мог.   
 
Первую пару гирь продали под видеокамеру, не принеси её Кроев, или потребуй Холкин стереть записанное, как следствие состояния «Аффекта», как он говорил и не сохранилось бы на острове документального подтверждения минут перехода в новое измерение, с чем, просматривая запись, соглашалась Администрация острова, соглашался и Енокентий. Не согласиться было невозможно – продажа гирь стала новой ступенью для жителей острова, стала вехой, обозначенная первым изделием от государства Ротуск, заинтересовавшим Мир.
 Ступень совпала со временем окончания зимы. А вместе с запахом весны, сменившимися ветрами, вернулся Георгий. Жора вернулся вопреки мнению беседок, разговоров на кухнях и в кулуарах официальных совещаний, вернулся следом за прибывшим контейнером, отправленным им из Сибири. В день своего прибытия он, осмотрел содержимое, остался доволен состоянием груза и велел выгрузить в склад на консервном заводе. Хотя сообщения, за время своего отсутствия он отправлял с разных континентов, однако последним адресом путешествия стала Сибирь. В Сибири среди зимы, он комплектовал контейнер по заготовительным конторам, по исследующим фауну институтам, по аптечным складам. Комплектовал, пока не заполнил ёмкости, бутыли, мешки, некими вытяжками, травами, снадобьями. Прибыв и вновь поселившись в комнате на консервном заводе, он одновременно поселился в созданный собой мир, мир насмешек. Остров обрадовался его возвращению, скорее не его возвращению, а новостям, непрерывным потоком идущих от соприкоснувшихся с ним – вновь на вопрос о занятиях Ягодного следовал ответ  «Не только сам ест консервы, но кормит ими и осуждённых».      
Георгий, в день прибытия, передав папку с отчётом о поездке Вячеславу Климовичу, следом за контейнером отправился на завод. Вячеслав Климович, Енокентий, надеялись быть приглашёнными, надеялись на широкое освещение путешествия, наконец, они надеялись на личную благодарность за своё внимание к нему, за перечисления, за подаренные ему гири, а как скажешь иначе, если к ним поступают заявки, без вопросов о цене, а они с Вячеславом Климовичем почему-то считают себя не вправе вести торговлю, без согласования с Георгием, а он игнорирует их. И однажды,  Енокентий, уговаривая себя словами  «Молодой. Не понимает правил поведения. Не получил должного воспитания. Но парень неплохой», отправился в Администрацию. В Администрации у Геннадия Николаевича поинтересовался консервным заводом, сбытом продукции и предложил осмотреть производство. Пройдя по основному цеху и выслушав –  о занятости рынка данной продукцией, о сильнейшей конкуренции, просьб о поддержке, дошли до следующего, «Экспериментального цеха». Так смеясь, называли несколько помещений, в которых - «Живёт. Химичит. Ест и навязывает другим свои изыски Облепихин – а, высказав, сопровождающие остановились перед дверью, со словами – Идите одни, коли хотите быть накормленными».
 Действительно, автоклав парил, за столом, у раскрытых банок, сидел Жора. При входе Геннадия Николаевича с Енокентием, он смутившись встал говоря «Прошу. Чем богаты, как говорится».  Не замечая его неловкости, Геннадий Николаевич, Енокентий, не стали отказываться от приглашения, сели к столу. Сели попробовали, переглянулись и со спасибо, попросили показать место закладки составляющих. Жора показал холодильник с хранившимися видами рыбы, а затем, с особой гордостью показывая доставленное контейнером, говорил что если ему удастся подобрать «Некий» состав, то к нему выстроится очередь, а он уже близок и он сожалеет, что гости не опробовали другие композиции. Геннадий Николаевич, услышав о «Композициях», вспомнил о делах и направился к выходу. Енокентий, с подобной поспешностью уйти не мог – он, пришёл по необходимости, пришёл, чтобы обсудить продажу гирь – продавать товар, разработанный Георгием, без согласования с ним, по цене многократно превышающую себестоимость, он считал себя не в праве. Оставшись вдвоём, он ждал удобного случая, чтобы заговорить о своём вопросе, но Жору волновало другое, он предлагал дегустировать –  он открывал новую банку. Енокентий, улучив момент, спросил о предполагаемой цене, а услышав ответ, сравнив его с услышанным в соседнем цехе, рассмеялся и сказал «Ну, это по божески, не в сотни раз дороже затрат, как мы продали две гири» – в ответ, Гога посожалел, что ему подобные цены не назначить – брать не будут».
Енокентий, заговорил о совести, о том, что он не может продавать изделие по цене, тысячекратно превышающее себестоимость, что брать подобные барыши, всё равно что рубить сук на котором сидишь – люди поймут и совсем откажутся покупать. Но Жора, где его и чему учили? равнодушно оспаривал «Люди хотят думать о своей несоизмеримости с остальными, а так-так они, тем не менее являются совершенно подобными, совершенно равными окружающим, они назначают заоблачные цены на некие излишества. Назначают только затем, чтобы совершая подобные покупки, выделить себя в некий, «Особый круг. Высший круг». Круг способный платить сотни миллионов за «Шедевры» - некие рукотворные произведения, почти всегда, искусственно приобщённые к данной категории».
 Он, мальчишка, изредка бросая взгляды на Енокентия, делая вид что занят банками, говорил или об услышанном на кафедре, или осмысленное самим, но говорил уверенно, как лежащее на поверхности, лежащее, но невидимое или не нужное большинству? Он сказал о прошедшей моде на хромовые сапоги, как признаке избранности, приводил примеры с элитной одеждой, украшениями и видя удивление, непонимание Енокентия, Жора оставил банки, подошёл к нему, достал калькулятор и на глазах у него ввёл цену карманного гаджета и цену кг. пшеницы, результат превзошёл любые ожидания - серийный 112граммовый смартфон оказался равным по цене шестидесятитонному вагону зерна. (11.02.2016г.) Кешка, глядя на цифры молчал, а Жора, не мудрствуя более, очень благожелательно, вполголоса, словно накладывая крест на верующего, закончил проповедь словами «Продавайте Енокентий Трифонович». В ответ, на сомнения Енокентия в правомочности торговли изделиями разработанными  Георгием, он убеждённо ответил «Вы  рассчитались со мной, и даже вперёд. Вы мне ничего не должны. Об этом, у нас составлен контракт – он помолчал и спросил – Ознакомились ли Вы с отчётом о моей поездке?»   Енокентий, погрузившись в вопрос о продаже гирь не ответил, он не видел кому можно поручить их реализацию? Потому, вместо ответа, попытался убедить выгодностью предприятия, приведя в пример Холкина, который за 10% получаемой прибыли, лес купил, а теперь ещё и гири, но Георгий, с мольбой в глазах, просил дать время закончить своё дело, надавив на своё.

 Енокентий возвращался к себе домой,  раздумывая о Георгии, об обрушенных ценах на золото, о работающих и живущих на острове, на его острове и при этом, при первой ошибке, при первой слабости готовые выкинуть его за пределы влияния и выкинули бы. «Да меня давно уже выкинули бы не будь «Кинарха», браслетов, боезарядов – он шёл, возвращаясь и возвращаясь к Георгию, возвращаясь и удивляясь – ему только 23 года». Енокентий вспоминал две недели проведённые Георгием у него, сутками не выходившем со станции. «У него не было и консервов, на чём жил? Но выдал!» – с этими мыслями он  посожалел, что уходя не пожал руку Гоге, вспомнил его вопрос об отчёте, а вспомнив, повернул к Администрации.
 Геннадий Николаевич сидел с кружкой кофе. При появлении Енокентия он, будто продолжая внутренний спор, сказал  «Вкус  консервы необычный. Я уже сомневаюсь, не деликатесом ли нас угощали?», но Енокентий, пришёл с другим и перевёл разговор на поездку Жоры, на его отчёт, на свой интерес к данному документу. Геннадий Николаевич оказался не в курсе и предположил, что бумаги должны находиться у Вячеслава Климовича, однако тот редко бывает в Администрации, хотя, через посыльного, он передаст его просьбу.
Геннадий Николаевич заговорил о Вячеславе Климовиче, который не так молод, а как Гога  в консервах, увяз в создании банка. Енокентий, высказав сожаление что не всех  воодушевляет  работа, что время приходится делить на необходимое и хобби и в оправдание повторного визита спросил о зимней трагедии, спросил, не нашлось ли желающего, готового с подобным увлечением написать книгу в помощь родителям по решению прошлого заседания? Геннадий Николаевич, не выпуская кружку поднялся, дошёл до окна долго  напряжённо  смотрел, словно надеясь увидеть кого-то, а затем повернулся и заговорил «У нас должно быть нет будущего. Делать консервы. Считать деньги есть кому. Есть кому думать за сегодняшний день, а то, без чего не будет завтра – наших детях, думать некому, только походя. Тамара Павловна и та – он замолчал, а продолжил неожиданно для Енокентия – Мне нужно отказываться от должности. Тамара Павловна имеет общего более с Чистиным чем с Администрацией, а за ней школа? –  Вновь замолчал, и закончил – Моя работа мало значимая. Мне нужно уходить!» 
Для Енокентия, посещение завода с их проблемами, Жорины консервы и его проповедь о ценах, отчёт с которым его не ознакомили, и наконец «Уходить» от главы и всё в один день, кто не согласится, что этого много?  Для  Енокентия, произошедшие события выходили за край, потому он высказал обычное «Вас избрали, на вас надеются и в моём представлении, вы на своём месте. У меня отношение к вам больше чем к главе государства» после чего, сославшись на усталость, попрощался. 

А отчёт? Его Енокентий получил ко времени, когда во дворе, в проталинах зазеленела травка. Вячеслав Климович, сосредоточившийся на обустройстве банка, текущими делами занимался по мере необходимости, тем, чего нельзя отложить. Он и к Енокентию пришёл в выходной день, принёс отчёт Жоры, но положив его на стол, заговорил о делах банка. Он жаловался, что ему вновь пришло напоминание о перечислении денег со счёта Холкина в уплату за купленный участок на материке, на реплику Енокентия «Банк для того и создан –  Вячеслав Климович известил –  Счёт Холкина обнулился после покупки гирь. Сумма, перечисленная ему в счёт аванса  государством Панае, израсходована». Вячеслав Климович, с недоумением смотрел на развеселившегося Енокентия, а он рассказал о посещении вагончика Нины Васильевны, о Холкине, который, хвалился о первой неудавшейся самостоятельной покупке –  он, вместо школьного портфеля, купил цветы и мороженное для одноклассницы. Цветы в пятом классе?  У председателя банка, после услышанного, настроение не улучшилось он, глядя на Енокентия, выговорил «Цветы с мороженным не миллионы, которые мы обязаны выплатить». Видя его решительность на серьёзный разговор, Енокентий примирительным тоном предложил вместе найти решение. И они нашли: «Холкина нам не переделать, да и не нужно. Холкин, сколько чего не получит, завтра у него будет пусто, потому деньги нужно перечислить с его счёта, в кредит, но впредь, крупные перечисления производить после согласования со всеми учредителями банка». Данное предложение Вячеслав Климович решил вынести на ближайшем собрании акционеров, а Енокентий в неком единение предложил Вячеславу Климовичу вновь заняться продажей гирь, но он ссылаясь на занятость в банке отказывался, а на предложение «Вы только контролируйте, а продажу перепоручите Кроеву – Вячеслав Климович, растерявшись, даже вздрогнув, быстро оправился и тоном не предполагающем полемики ответил – Я его не могу отвлекать. Он всегда занят – и глянув в глаза, с облегчением закончил – Он и не сможет, торговля не для него!» 
Выходной перевалил за средину, а Вячеслав Климович поглядывая на часы, всё сокрушался о миллионах Холкина. Зуммер у двери известил о новом посетителе. Енокентий, увидев на мониторе Жору, бросив быстрый взгляд на Вячеслава Климовича, случайность ли? нажал на кнопку и вновь повернулся к сидящему гостю, а гость, глядя в сторону на лежащую папку, спрашивал «Не пора ли нам просмотреть отчёт?» Енокентий не успел ответить, входил Жора, ему навстречу поднимался Вячеслав Климович. Успевший собраться Енокентий, в усмешке спросил, не принёс ли он чего-то особенного к обеду, так-так уже время? Жора улыбаясь в ответ и доставая из сумки банки, подтвердил, что он действительно принёс и принёс то, что способно изменить представление о консервированной продукции, но цель его визита другая – ему нужно…, он не успел договорить, его перебил Вячеслав Климович вопросом «Жора, как тебе Виски в Эдинбурге?» Затем, где-то отвечая на наводящие вопросы Вячеслава Климовича, и даже уточнения, Жора рассказал о времени проведённом вне острова.

Он уезжал в Сибирь, с надеждой найти лесные приправы, неизгладимо находящиеся в памяти как составляющие своего детства. Его память хранила обеды у озера, из собранного на лугах и опушках; он помнил чай настоянный на ветках и корешках с брошенной горстью лесных ягод. Жора знал, что ему нужно – его консервы, одним запахом должны представить размах и мощь сибирского края; содержимое, должно иметь силу Джина.
Приехав за «Джином», Георгий остановился в областном центре, в гостинице.  Номер, из двух комнат, выходил окнами к устью небольшой реки впадающей в Итыш. Слева, вверх по течению, светил фонарями мост; утром, по нему он отправится на родину, в районный центр, а сегодня он намеревался отужинать внизу в ресторанчике. Он надеялся, что местная кухня напомнит вкус детства, но перед ужином нужно позвонить Отцу, поговорить с Матерью, он должен сказать им, что мост, как и прежде полон авто, что он, разговаривая с ними смотрит на него, что он на Родине. На звонок ответила Мать, она сказала, что отца пригласили в Англию, он уехал не дозвонившись ему,  потому просил позвонить, и надиктовала №.  Жора позвонил. Да Отец в Лондоне. Завтра у него переговоры, заключение договоров. Он намерен выйти на рынок Европы, но у него мало опыта и он надеется, что Жора примет участие – бизнес у них семейный, потому сыну лучше присутствовать.  Жора согласился и вылетел на полуночном рейсе, с учётом разницы времени он мог успеть.
И он успел, завтракали вместе, Отец объяснял ситуацию: «Рекламное агентство убеждает в возможностях Европейского рынка. Доводы, основанные на потребительских опросах свидетельствуют, что модели, имеющие строгое соответствие до мелочей, будут востребованы. Нужны модели, выполненные с их скрупулезностью, а агентство умеет убеждать, потому спрос будет». Завтрак затянулся, но к назначенному времени, они сидели в Рекламном агентстве, изучали документы, а затем оформили договор. Отец, подписывая бумаги, сетовал на трудности бизнеса и указывая глазами на сына объяснял, что сын оставил их, переехал в Ротуск. А затем, в некой гордости глядя на Григория, похвалился «Хотя он получает годовой доход равный моему» Глава агентства, услышав «Ротуск» весьма заинтересованно спросил у Жоры «Чем вы занимаетесь? – Разрабатываю собственную продукцию – на немой вопрос, какую же ответил – Консервы, а зарплату назначили за разработку дизайна гирь» и показал фотографии. Сотрудники, посовещавшись, предложили заключить договор на рекламу и попросили одну-две гири, пояснив, что они выставив изделия, смогут проводить более широкую рекламную кампанию. 
У Жоры, не было времени на обдумывание он, видя заинтересованность своей работой и возможно широкого освещения своего первого самостоятельного творения, согласился, отослал заявку Енокентию на две гири. Отослал, будучи не уверенным в успешности проекта. В отличие от него, сотрудники агентства видели перспективы –  они надеялись стать первым агентством в государстве Ротуск – реклама подобного искусства, обещала не только пополнение счёта. Они, скрывая истинные цели, приглашали на обед – у них рядом, в ресторанчике, есть постоянный столик. За столом, просмотрев меню Отец попросил принести шотландское виски. Сотрудники, после реакции Отца на первый глоток,  будто сами участники изготовления напитка, в подробностях говорили о «Воде жизни» Говорили для отца, а слушал Жора; слушал, вдыхал аромат, пробовал на вкус и не понимал, в чём  ценность «Воды жизни». «Алкоголь, как алкоголь, есть и куда как приятнее» думал он и в неком раздумье, спросил у подошедшего официанта, нет ли у них к обеду, кроме алкоголя, других признанных брендов и из предложенного выбрал французский сыр.
 К концу обеда на его тарелке осталась треть принесённого –  деликатес оставил Жору равнодушным. Он молча, сравнивал заморские чудеса с горбушкой, отрезанной Бабушкой от свежеиспечённой булки хлеба с холодным молоком. Горбушка с белёсой, припудренной мукой корочкой, помнилась с детства, ему помнился запах, хруст. Георгий, выходил из дорогого ресторана с сожалением, что за столом не было подобного, но ему показалось, что он понимает вкусы и пристрастия этих людей. Он понял, что должен сделать. Вернувшись в гостиницу, Жора объявил о намерении ознакомиться с производством виски и сыра. Отец подобного желания не имел, у него из намеченного осталось – осмотреть картинную галерею и возможно, посетить оперный театр. После выполнения намеченного, на следующий день, Жора, проводив Отца вернулся в гостиницу, где ждало уведомление о получении груза отправленного Вячеславом Климовичем. Присланные гири Георгий вскрывал вместе с представителями рекламного агентства, они долго, с интересом осматривали не скрывая истинных чувств, осматривали и уверяли в правильности выбора их агентства, уверяли в обеспечении спроса.

По окончанию Жориного рассказа, Вячеслав Климович спросил «И что, они гири будут возить по городам, устраивая шоу? – Жора отрицательно покачал головой и ответил – Они согласно договора –  на ТВ, в кино будут убеждать зрителя, что гири и успех есть одно целое –  Енокентий попросил уточнить, Гога уточнил – Со дня подписания договора: чемпионы, герои фильмов, президенты будут случайно пойманы за занятиями с нашими гирями. Гири станут участниками фильмов, частью кабинетов, впишутся в интерьеры квартир известных личностей».
Вячеслав Климович, восхищаясь проделанной работой, глядя в сторону Енокентия размышлял о благодарности за подобное радение, одновременно сомневаясь в оценке Жорой сыра «Рокфор» говоря, что подали подделку. Жора не согласился, так-так он, после знакомства с производством виски в Шотландии, на обратном пути осмотрел известковые гроты юга Франции, где выдерживается данный сорт. Жора, в сомнении  говорил, что он вырос в других местах и возможно от того у него иные вкусовые пристрастия, а Енокентий спрашивал «Если тебе не понравились Виски, Рокфор, то на Родине ты нашёл что искал?»  Жора отвечал с неким разочарованием о современной кухне больших городов, а затем сменившимся тоном заговорил о малой Родине, о простоте стола отдалённых уголков с солениями и приправами которых не знает Европа, Европа не знает подобных засолов, да что засолов, она не знает сибирского кваса. Жора говорил своё сокровенное, которое должен узнать, за счёт которого должен обогатиться мир. Он говорил, вынимая принесённые банки, что ему удалось собрать уникальные рецепты, что он привёз приправы, вытяжки и смог их использовать, а завершил полушутя, голосом победителя, «Прошу отведать моё творение».
Он сказал «Отведайте». Отведал и Енокентий, отведал и произнёс «Съедобно» В ответ, Жора с воодушевлением заговорил, что ему удалось составить то соотношение, которое не оставит никого равнодушным, что они разработали несколько видов, каждый из которых имеет особую изюминку, каждый найдёт своего потребителя. Он рассказывал, что произведённым угощал заключённых, местных жителей, а отличия вкусов способен распознать, способен запомнить до тонкости лишь один человек, это заключённый – Гё. Вмешавшийся Вячеслав Климович пояснял, что они пытались решить вопрос с Администрацией, но Гё  согласен работать только освобождённым, с разрешением принятия гражданства государства Ротуск. Георгий, одновременно выражал готовность нанять работника вместо него, предлагал и себя, а сломил, высказав - «С  помощью Гё, мир узнает первый, главный деликатес –  и показал лицевую сторону банки  «Ротуск», ниже «Эхохо». Надпись, выполненная в изяществе и стиле сделанной на гире, на лейбе, вновь покорила Енокентия.
 Он, очень живо представил пару гирь по бокам и пирамидку из банок внутри; представил сочетание объёма гирь с возвышающейся горкой в несколько рядов и у него ушли сомнения, а Жора между тем продолжал, что он уверен, в искусственной ценности мировых брендов, но они, бренды, по его мнению ценятся за неизменный вкус: производство Виски –  местная вода, проращенное зерно высушенное на торфе, перегонный куб и Дегустатор; он изучил и производство сыра с мировым именем – местное молоко, плесень, известковые пещеры и Дегустатор. А Дегустатором у нас может быть только Гё!  Жора подал отпечатанную визитку, Енокентий принял и согласился со словами   «Приходите со своим дегустатором завтра, уведомите Администрацию. Я подготовлю бумаги. Завтра в 10 вручим. Наша продукция должна определять направления и вкусы мира». 
Енокентий, провожая гостей, повторил «Наша продукция должна покорить мир». Он остался один в настроении передавшемся от посетителей, в его сознании вновь главенствовала мысль «Мне везёт. Везёт на людей», он оправдывал своё обещание. К нему, долей секунды, очень издалека, едва касаясь, вновь закрадывалась тревога, он чувствовал тончайшую нить, которую ещё способен оборвать.
Чтобы выполнить обещанное он поднялся наверх. Включил дисплей «Кинарха», набрал «Военнопленные. Гражданство Ротуск». Высветившиеся страницы предостерегали о соблюдении мер безопасности при изменении статуса находящихся на острове, особенно военнопленных. После ввода данных с визитки, появилась страница предлагающая ознакомиться с биографией; Енокентий, после первого абзаца потерял интерес к чтению и перешёл к фотографиям. Одна из них, ему удивительно напомнила кого-то, но на второй, в гражданской одежде, стоял совершенно другой человек. Енокентий, с мыслью «Они все на одно лицо», отключил дисплей.
 Он, не имел визуальной памяти, потому, зачастую оказывался в неловких ситуациях, терял отношения со знакомыми, разволновавшими попутчицами – он их не мог вспомнить. Или, судьба оберегала его таким образом?  Но не в этот раз, уже через сутки, сидя с Геннадием Николаевичем, он убеждал его в необходимости выдачи документов Гё, убеждал, сомневаясь в верности своего поступка.

Да, вечером следующего дня Енокентий убеждал, но день, не день, а следующие сутки, начались для него в десять, когда зуммер известил о времени выполнения намеченного. Первым входил Вячеслав Климович, замыкал делегацию Георгий, в средине.. Енокентий смотрел на военнопленного, он вспомнил его – он подготовил документы командиру пограничного катера, командиру оставившего им флаг своей страны, а через год оставивший зубы по пути в суд.  Воспоминания прервал Вячеслав Климович, он говорил о порядочности Гё, говорил, что Жора не смог добиться его согласия на смену гражданства и только вдвоём они убедили его. Одновременно, Жора удивлялся прежней службой Гё, которая не соответствовала его природному дару, говоря «Природа дала Гё способность чувствовать лишнюю крупицу пряностей. Он, опознаёт по вкусу приготовленной рыбы, не только породу, но и где она выловлена, её возраст. С помощью Гё-дегустатора, мы, убедим мир в появлении нового деликатеса».
У Енокентия заготовленные документы лежали рядом, на столе, но он не торопился вручать их; он, верно, пытался уверить соискателя отказаться от намерения. Енокентий объяснял, что Гё получив гражданство и сняв змейку, окажется не защищённым ни перед жителями острова, ни перед своими соотечественниками и глядя на него, ждал ответа. Гё молчал, а заговорил вновь Жора, заговорил, что он будет с ним всегда рядом, что он наймёт ему охранника, вмешался и Вячеслав Климович, вспомнив об имеющихся четверых профессиональных охранниках, которые способны обезопасить его. 
У Енокентия, глядя на Гё, под голос Вячеслава Климовича, Гоги, всплыли воспоминания: «Появившийся на горизонте катер. Надвигающуюся на него толпа. Возгласы «На вилы его». Возгласы и стоящий перед ним бывший капитан, соединились – Енокентий видел перед собой спасителя, он не мог отказать в просьбе, и предлагал вместе с гражданством охрану с помощью «Кинарха», убеждая, «Кинарх берёт под охрану любого, достаточно ввести в плечо чип и его не смогут ударить, убить, отравить; ему, в назначенное время, на смартфон или другое устройство будут приходить рекомендации по поддержанию здоровья –  включающие питание, виды физической нагрузи, медицинские препараты, процедуры для устранения возможных заболеваний. Есть и ограничения,  в виде - один отпуск в год, а в месяц, не более шести дней вне острова – и в заключении подвёл итог – Согласитесь, это небольшая плата?»
Гё, в окружении троих, не допускающих мысли об отказе, согласился; Енокентий, после ввода чипа, к радости присутствующих, вручил Гё паспорт, уверяя в гарантированном получении квартиры, которые они готовятся распределять с помощью «Лохотрона», то-есть жребия.   

Посетители  ушли в Администрацию, для внесения изменения статуса Гё – ему должны предоставить жильё, определить место и время в столовой, он должен стать полноправным гражданином государства. Енокентий остался один, внутри звучала мелодия «Тореадор, тореадор». Он, радовался за себя, за проделанное: гражданство Холкину и запустили Тоннелеустроитель –  получили свободные средства, получили гарантию, что их дом не отойдёт за долги перед сверхдержавой. Енокентий радовался и за Гё, который пусть и невольно, но спас его, а теперь, он не сомневался –  они выпустят новый мировой бренд.
Со звучащей внутри мелодией, в парадных одеждах Енокентий мысленно шёл по своему острову, шёл мимо первых задержанных судов и ликующей толпы предоставившей ему право наделять гражданством, шёл мимо пришедшего с оружием Холкина, обходил вокруг строящегося дома, вновь вернулся к только-то получившего документы Гё, вернулся и споткнулся об него, споткнулся через полтора - два часа после их ухода, вернее, остановила его Александра Александровна. Ему вспомнилось: она единственная, возражала против предоставления гражданства Холкину, она требовала равного применения закона, требовала суда над ним пришедшим с оружием. В день пленения флота сверхдержавы, день ликования победы, остров видел в Холкине героя, сумевшего выбраться на берег и предпочетшего смерть плену, Александра Александровна видела в нём преступника, но кто будет обращать внимание на мнение одного, в ликовании тысячи?  Под воспоминание её одинокого голоса, в Енокентия ниоткуда вернулась нить тревоги, возникшая после согласия предоставить гражданство Гё.               
Вернувшаяся тревога усилилась условием предоставления гражданства Гё: если Холкину, дали гражданство с одним голосом против, то Гё получил документы при двух голосах за, остальных не спрашивали. Закрутившаяся мысль обрастала деталями: перед Енокентием проходили массовые факты браконьерства, уведённый бот и над всем вставала картина швартовки катера, спускающегося капитана, передачи флага. Капитан, предстал олицетворением беспомощности и униженности всех жителей острова. Енокентий казнил себя, обвинял Вячеслава Климовича, Георгия, обвинял их, а казнил себя. Казнил, не пытаясь уменьшить свою вину усталостью и разрозненными нейронами – Он отчётливо помнил себя свежим, выспавшимся, сильным и великодушным, он помнил себя везунчиком.
И этот везунчик, вновь не мог находиться в одиночестве, он находивший одиночество лучшим отдыхом, лучшим способом найти выход из сложных ситуаций, оделся и пошёл целенаправленно, без чёткого плана, но целенаправленно направился в Администрацию, он хотел видеть и говорить с Геннадием Николаевичем, его опыт пребывания на острове подсказывал – Геннадий Николаевич является барометром настроений жителей.
До Администрации Енокентий не дошёл, выйдя на набережную, на излюбленный островитянами прогулочный маршрут, на одной из скамеек  заметил Геннадия Николаевича. Погружённый в себя, глава не заметил остановившиеся напротив него ноги, а подняв голову, Енокентию показалось, он хотел уйти, но справившись с неожиданностью, пригласил сесть и совсем обыденно сказал «В Администрации лежит моё заявление об отставке. Завтра я уезжаю на материк, а сегодня…я шёл к вам» - и не в силах продолжать, замолчал.  Енокентий, почувствовал к нему приступ соучастия,  желание ободрить –  он на подсознании чувствовал себя виновником его состояния, и не напрасно. Геннадий Николаевич продолжил, «В Администрации оформляют гражданство Гё, ты определил его равным мне, остальным жителям. Определил равным, моего, нашего врага. Я не могу жить рядом. Я уезжаю».
У Енокентия, после резких слов Геннадия Николаевича, чувство вины отошло, он вспомнил о своих правах, но ответил с сожалением «Я не хотел давать гражданство, но мы одни среди океана и каждый новый житель усиливает наше государство; да и в недалёкое время, мы определи равным нам положение Холкина, который с пистолетом оказался на нашем берегу. И мы ведь не ошиблись. Думается и Гё принесёт пользу –  После сказанного, Енокентий в поисках примирения, спросил – Вы шли ко мне?  Я тоже направлялся к вам. Дом рядом. Давайте зайдём. Мы не можем не понять друг друга».
У калитки, проходя в дом, Геннадий Николаевич молчал, Енокентию, из ниоткуда пришло сомнение, «Гё ли, всему виной, а может это последняя капля?» Войдя внутрь, Енокентий помог раздеться, усадил на диван, придвинул журнальный столик и достав первое попавшееся, вполовину плеснул в стакан, плеснул и себе, без слов стукнул своим стаканом по его. Геннадий Николаевич поднял, посмотрел на просвет, выпил, и откинулся на спинку дивана. Минуты шли, он не меняя позы, с открытыми глазами смотрел в никуда. Енокентий сидевший напротив хорошо видел его взгляд и ожидал, когда гость прервёт молчание, но Геннадий Николаевич не нарушал тишины, тишину нарушил зуммер, извещающий о прибытии посетителя. Енокентий глянув на монитор, затем на сидящего в безучастности гостя, вышел навстречу.
Холкин, да это был он, в своём обычном состоянии второй половины дня, то-есть принявший три-четыре раза по два-три полных глотка, светился благодушием и расположенностью к беседе, и небезосновательно – они закончили испытание тоннеля на соседнее островное государство. Он пришёл поделиться радостью и передать просьбу командира пленённого флота о желании стать в числе первых пассажиров посетивших свою Родину. При виде состояния, идущего навстречу хозяина дома, Холкин остановился, благодушие растворилось и он, приняв официальность, известил о пробной поездке вагона с пассажирами до столицы государства Панае, и просьбе бывшего главнокомандующего, Фукито. Енокентий согласился, но сославшись на занятость, оформление документов отложил до утра – он  не захотел принимать Холкина, он не мог оказаться посредине  двух крайностей, между удручённостью и торжественностью за одним столом? Проводив Холкина, вернулся в дом, отключил связь – их не должны тревожить. Геннадий Николаевич, при входе Енокентия повернулся к нему, налил вновь по паре глотков и пригласил составить компанию. За время отсутствия хозяина он порозовел, взгляд приобрёл осознанность и голосом принявшего решение, повторил «Енокентий, моя работа мало значимая. Я написал заявление об отставке. В вечерних новостях моё решение озвучат. Завтра я уезжаю – видя пристальный взгляд Енокентия, он закончил – Виноват я сам, виноват, что согласился управлять людьми».

Порой одна фраза, один поступок и бывшие друзья расстаются врагами, заклятыми врагами. Геннадий Николаевич с Енокентием не были друзьями, их свела судьба с отношениями не далее служебных, они не знали жён друг друга, пристрастий, не знали и о детях – они не могли стать врагами волей случая. Остров свел их на два года, а после одной ночи, они поверили, что имеют близкие взгляды, придерживаются одних ценностей. Они проговорили до рассвета, так помнил ту ночь Енокентий, хотя говорил один Геннадий Николаевич и лишь много позднее «Одни ценности, близкие взгляды» –  открылись Енокентию другой стороной.

Сказав, «Я сам виноват», Геннадий Николаевич замолчал, его взгляд вновь остановился на некой точке, Енокентий сел напротив, прикрыл глаза. Гость, неожиданно, верно и для самого себя, произнёс «Тамара Павловна, невозможное сочетание - женская притягательность с разумностью не по возрасту. Кто вложил в неё «Власть, как часть любого человека - бремя природы - а через минуты неопределённого молчания продолжил – Казалось возможна надежда? Её интерес к Чистину?  Хотя, в последнее время его высказывания привлекают и моё внимание. Карезов, с которым вместе сидели, не желает уезжать со мной, собрался переходить к Фукито?» После «Надежду…  Интерес… к Фукито», Геннадий Николаевич быстрым взглядом скользнул по Енокентию, по его прикрытым векам, потянулся к стакану, остановился, взял вилку, банку Жориной консервы, а когда банка опустела, поставил её на стол и негромко спросил «Как думаешь, заработает завод в четыре смены? – Думаю, завод нужно будет  расширять – убеждённо ответил Енокентий». Они встретились взглядом, они поняли друг друга, а Геннадий Николаевич, заговорил о власти, как бремени природы.   
Он говорил о жажде власти, как части недостойной человека, равной другим слабостям, как-то наркотики, алкоголизм, стремление к роскоши, к излишествам. Енокентию и самого подобное посещало, но слушая, он вспомнил Тамару Павловну сходящей с трибуны, он вспомнил записывающего Геннадия Николаевича и не замечающего зала. Енокентию показалось, что Геннадий Николаевич, сидя напротив говорит в продолжение уже слышанного. А он говорил, что люди признают, борются с множеством слабостей, которые несравнимы с врождённым бременем – жаждой власти, которая приносит бедствия несравнимые со всеми прочими пороками. Достаточно убрать одного противника из окружения, как лесть оставшихся, вознесёт самосознание до головокружения, до расширения своего величия на сопредельные территории с уничтожением городов, кровью непокорных, присваиванием их ценностей. Ему всё можно – он велик. Он владыка.
Енокентий, выслушав Геннадия Николаевича, присоединился к его оценке величия и владык, а  Геннадий Николаевич, вернулся к своей отставке, говоря «Я не могу без внутреннего убеждения вести кого-то и тем более вести, не в силах придерживаться своих принципов, – а закончил – Сегодня я бы выбрал хорошую рабочую профессию. Я завидую Георгию». 
Слова «Завидую Георгию» напомнили о консервах, они открыли по следующей банке и согласились, что заниматься производством консервов, растить хлеб, учить и строить, профессии более важные для человечества чем, вести, «Помыкать и понукать». Они согласились, а Геннадий Николаевич, вернулся к выступлению Тамары Павловны «Мы обязаны вырастить из наших детей Людей способных иметь собственное мнение, способных ценить мнение каждого, способных жить равными, среди равных, а значит способных подняться на первые ступеньки цивилизации». Он замолчал, и далее, говорил только для себя, вполголоса – Мне нельзя оставаться…».  После долгого глухого «нельзя оставаться» Геннадий Николаевич окончательно смолк.

 Геннадий Николаевич высказался, их сморила усталость, они уснули, скорее, провалились в некое забытьё. Наступивший день, застал их в положении проведённой ночи – одеты, рядом стол, в дополнение, из динамиков мелодичный голос зачитывал прошение об отставке главы острова. Сон не ободрил, сон вернул к необходимости выполнять намеченное. 
Нарождающийся день, для всего острова, начался с повтора  извинений Геннадия Николаевича за преждевременный уход с должности. Местными новостями интересовались не только коренные жители, со времени обнародования продаж строящегося жилья, военнопленные также не пропускали новостные программ. Отставка Главы острова, с которым увязывали свои планы большинство находящихся на острове, требовала объединения, коллективного обсуждения и ко времени, когда Геннадий Николаевич и Енокентием привели себя в порядок, перед домом собрались люди и не просто собрались, они узнали причину и успели подготовиться. «Нет иного главы. Нет новым выборам» - этот и подобные лозунги держали собравшиеся. К калитке дома спускался Холкин с Фукито. А в доме, Енокентий взглядом спрашивал гостя «Что будем делать? Может, останешься? – Глава ответил – Я выйду, объяснюсь. За меня голосовала только половина». Количество собравшихся, так показалось Енокентию, было более половины, а если учесть не голосовавших военнопленных? Внушительная толпа требовала  выхода, а он поднялся наверх, оформил выезд Фукито. Спустившись с разрешением, объяснил «Фукито сан документы на выезд приготовил – Геннадий Николаевич ответил в тоне ночного бормотания – К Фукито хочет перейти мой бухгалтер Карезов, переход он согласовывал со мной. Мы вместе со времени моего директорствования – и встряхнув головой, уверенно продолжил –  Ему можно доверять. Он может и вам пригодиться. На Карезова можно положиться, а нам пора». Они вместе вышли за калитку.
 Геннадий Николаевич направился на возвышение, используемое выступающими, а Енокентий остановился, держась за ручку калитки – огромная толпа расположилась перед его домом; толпа остановила Енокентия. Он, передавал Холкину согласие на выезд Фукито сан, глядя на плакаты и оттягивая время, предложил «Не лучше ли отложить испытание?»  Он предложил забывшись, что отложить и Холкин, это невозможно, потому-что невозможно никогда, Холкин напомнил «Мы объявили. Нас ждут. Мы выйдем на платформу в назначенное время, - а закончил, словно нет толпы, в манере второй половины дня - Короли не опаздывают! Да и дел то у нас? Вместе с банкетом к концу дня вернёмся».
 Холкин с Фукито, мимо собравшихся, мимо говорившего Геннадия Николаевича, проследовали на вокзал, на нижний этаж строящегося дома и Енокентий, отделяясь от калитки, не спеша пошёл следом, глядя на реакцию собравшихся, на медленно опускающиеся транспаранты, вслушиваясь в слова объясняющегося Геннадия Николаевича. Он, как и в минувшую ночь, просил освободить его, просил, извиняясь за переоценку земных ценностей, а заканчивал в лёгкости сбросившего тяжёлую ношу «Я еду в краевой центр на материк. Там в пригороде у меня дача. Там, меня ждёт женщина, согласия которой я добивался перед переездом сюда. Отпустите».
 Жители, проникнувшись пониманием к уже бывшему Главе, забыли из-за чего собрались, не требовали и отчёта Енокентия. Они забыли, что он единолично предоставил гражданство их заклятому врагу, тому, который всего два года назад считал их готовыми встать под его знамя, под диктат их страны. Гё, с группой поддержки –  с Вячеславом Климовичем и Жорой, стоявшие обособленно к концу выступления слились с толпой.  Вячеслав Климович попросил слова и предложил провести новые выборы, объявил, что он намерен претендовать на освободившуюся должность. Енокентий, не ожидавший подобного разворота выдохнул, освободил лёгкие от воздуха содержащего суточные сомнения, суточную тревогу –  его лёгкие сомкнулись. Следующим вздохом, он заполнил их настроением собравшихся, а кровь, удовлетворённость толпы доставила к нейронам мозга –  Енокентий наполнился согласием, и безвинностью.  Вернувшись к себе вместе с Вячеславом Ивановичем, от него узнал о назначенных выборах, о заказанном комфортабельном лайнере, на котором в ночь отправят Геннадия Петровича с желающими проводить его.

Берег, заполненный провожающими желал Геннадию Николаевичу исполнения желаний; на борту, вокруг него, стоял десяток сопровождающих до материка. Енокентий не мог проводить, потому махал рукой с причала, смотрел на бывшего главу, на состав провожающих, среди которых Чистин и Алексей Алевтинович с Тамарой Павловной посредине, составляли отдельную группу, представляющую для части провожающих значительный интерес. Нина Васильевна, простившись с Геннадием Николаевичем, остановилась около Алексея, молча пожала руку и быстрым шагом сошла на берег. Часы били полночь. Судно отошло  от причала.
Енокентий оставил пирс одним из последних, впереди заметив Нину Васильевну с Холкиным направился к ним. Холкин беспокоил его. Вернулись они не к вечеру, а к середине дня и явно без банкета. Холкин казался потрясённым - не касался фляжки и на проводах стоял отчуждённый, исполняя вынужденную обязанность. Енокентий желал знать причину и нагнав, напросился составить компанию - проводить до дома. Холкина, за время пути Енокентий не смог разговорить, у калитки он подал ему руку и ещё надеясь понять причину угрюмости соседа, огорчённо сказал «Нам, пока не удалось вместе съесть пуд соли. Но мы делаем одно дело, да ещё мы и соседи». Енокентий, интонацией, выделил слово «Соседи» намереваясь напомнить эпизод их разговора, что ему везло на соседей. Холкин, верно вспомнил и глядя в глаза Енокентию, предположил, что к нему скоро придёт ещё один соискатель гражданства. Далее, Енокентию не нужно было мешать, Холкин попросил Нину Васильевну идти, а сам начал рассказывать о пробном запуске, вернее не о запуске, а о встрече подготовленной заказчиками. Енокентий не зря беспокоился.

Вагон, наполненный пассажирами, радовался скорому посещению столицы соседей, радовался доступности равной по времени нескольким остановкам городского транспорта – их остров, можно было сравнить с окраинами столицы государства Панае, государства имеющего территорию, не сравнимую с их поляной. «Куда не смотри везде вода» говорили побывавшие у них, а там! Там кругом цивилизация, кругом передовые рубежи!
Время нахождения в пути, заняло  мало времени, пассажиры не успели присмотреться друг к другу, не заметили и одного из них не разделявшего общего состояния. Действительно, бывший Главнокомандующий сидел в стороне, погружённый в себя. Холкин оставил его, он стоял рядом с машинистом смотрел на спидометр, на крутящиеся цифры пройденного километража – невиданная скорость, отчётливая перспектива завтрашнего дня воспламеняла воображение. В состоянии героя-первооткрывателя, Холкину открылся перрон. Он ожидал официальности с оркестром и представителями государства и не ошибся, переполненный вокзал приветствовал прибывших. Под торжественную музыку Холкин поднялся на трибуну.  В своём коротком выступлении, он сказал о радости прибытия к ним сухопутным транспортом, о начале нового времени, которое уберёт расстояния, объединит страны и закончил «Мы станем в один ряд с материковыми государствами». Покинув трибуну  и проходя к выходу в город, он ответил на десятки нацеленных микрофонов, улыбок, его обожжённую половину лица не замечали, в нём видели своё завтра с новым потенциалом.
Следующим пунктом программы, у них значилось краткое знакомство с городом.  Выйдя на привокзальную площадь, Холкин вспомнил о своём важном попутчике. Фукито не было, а были со всех сторон баннеры написанные на кириллице, иероглифами, он видел и на английском требование вернуть остров, видел требование обеспечить пожизненный срок сдавшемуся Главнокомандующему, видел требование выполнить долг воина, оказавшегося в плену. Переводчик, Холкин не заказывал его, а переводчик указывая на иероглифы, поставленным голосом изрекал «Гё предатель. Командующий предатель. Командующий пособник предателей. Правительство, допускающих подобное в отставку».
 Холкин в поисках своего протеже вернулся на вокзал, вернулся в вагон. Командующего не было, он вызвал проводника. Проводник показал на купе. Дверь, запертую изнутри открыли – Фукито сидел оперев голову на руки у задёрнутого окна. Холкин, интуитивно оттеснил проводника, закрыл дверь и положил ему на плечо руку. Фукито затрясся в неуправляемом состоянии, говоря «Я видел только дочь. Она не смогла подойти ко мне». У Холкина, к концу изменился голос, а досказав, замолчал. Енокентий, смутно догадываясь о причине, спросил «Как Вы доехали назад? – он в сумрачности ответил – В купе, не выходя. На нас, на обоих нельзя было смотреть. Я не хотел говорить о поездке, не успел обдумать до конца –  После сказанного, Енокентий окончательно сориентировался, вспомнил, что Нина Васильевна его не отпускает на Родину по причине, «умения быстро жениться», но она спокойна в его поездках на материк, к соседям. Енокентий поняв сказал –  Но у Вас пистолет пришёл в негодность! – Нет, я родился в тот день. Мы обязаны дать гражданство Фукито сан – ответил Холкин. «Дать ещё одному гражданство, нет, достаточно Гё, достаточно отъезда Геннадия Николаевича» подумал Енокентий, свежесть событий не позволяла  обещать и Енокентий не ответил, а Холкин напористо убеждал, что если у Енокентия есть чувство справедливости, то он обязан всем пленённым дать не только гражданство, но провести компанию в мировых СМИ по объяснению ситуации пленения.               
 Он, год назад нажимавший курок у своего виска, закончил «Люди рождены жить, а не вторить в массовом гипнозе – «Умрём до последнего», умалчивая за что, о причине, а она проста – «Нашему царю показали фигу». Они не хотят читать «Севастопольские рассказы», или им мешают обдумывать, что для ведущих к «вершинам» очень удобно». 

Енокентий возвратился, перечитал Л.Н.Толстого. Абсурд, с полным отсутствием отдельной личности. Не верить написанному невозможно, но невозможно и поверить что написано четыре-пять поколений назад. Если Л.Н.Толстой действительно велик описывая:  Перемирие, бывшие противники дарят подарки, находят общих знакомых, становятся друзьями, но заканчивается перемирие, и вновь, винтовка штык, ядро –  смерти кровь калеки слёзы; если Л.Н. велик, то управляющие миром не пользуются разумом, или людей, как самостоятельных личностей в нём нет. Обдумывая прочитанное, Енокентий возвратился к отказу от должности Геннадия Николаевича, возвратился к встрече, организованной для бывшего Главнокомандующего в столице соседей, к своему выходу за калитку – толпа вновь могла обрушиться на него и обрушилась бы, окажись интересы Геннадия Николаевича подобными интересам сильных личностей.

Енокентий в раздумьях, среди ночи, вышел во двор, покачал калитку, ворота, долго смотрел на второй этаж, на «Кинарх», остановился около люка подземного хранилища «Тоннелеустроителя», постоял, затем быстро вошёл в дом, сел к компу и сделал заявку на устройство холодильника, с применением низкотемпературных технологий, одновременно, оформил заказ на продукты для троих, на три года. Воочию представившаяся картина встречи пленённого Главнокомандующего в столице соседей, свой выход за калитку и во вторую ночь оставили Енокентия наедине с бессонницей. От двухсуточной усталости он вновь не мог выстроить логику мышления, неуправляемый мозг представлял картины своего пребывания на острове, вставлял факты событий с падающими гербами, обезумевшей толпой крушащей витрины, памятники, уничтожающей здания вместе с фундаментами.
Людей, слишком легко обмануть, убедить в виновности отдельного человека, убедить, что они претендующие на кресло знают и установят лучший порядок, в интересам большинства, где не будет места обездоленным, нищете, а люди верят. Верят в абсурд, что новые правители способны дать желаемое за счёт передела имеющегося, а не за счёт поддержания единых законов регулирующих степень доходности видов деятельности; установления и поддержания условий, способствующих раскрытию и реализации способностей каждого гражданина. С мыслью, о реализации своих способностей, Кеша заснул.

Холкину в ту ночь также не спалось, он также бродил по двору, но не для проверки прочности ворот и дверей, у него не было врагов, его лишили сна транспаранты у соотечественников командующего флотилией. Он ходил, не в силах отстранить данную часть приёма, не в силах отделить себя, связавшего судьбу со службой новой стране, от командующего флотилией соседнего государства и он обязался перед собой, обеспечить должное положение для Фукито как на острове, так и вне его. Первоначально, он решил добиться предоставления ему гражданства, минуя Енокентия. К началу работы, на следующий день, Холкин находился в приёмной у исполняющей главы острова Александры Александровны. Перед отъездом Геннадия Николаевича, ей передали его обязанности до предстоящих выборов, а Геннадий Николаевич настоял не сопровождать его , говоря «Здесь не знаешь, что может случиться через час. Вам до выборов лучше быть на месте», и первое утро подтвердило сказанное им.
Холкин, молчание Енокентия  принял за отказ, в приёмной сидел глядя на часы, готовый лечь, или выполнить задуманное, а с началом рабочего дня широким шагом вошёл в кабинет, и… его остановила радушная улыбка женщины. Холкин извинился за не согласованный визит, объясняя суть вопроса «Енокентий Трифонович, или боится, или ещё чего, но он не намерен давать гражданство пленённому Главнокомандующему, а Фукито сан, на родине приравнен к изменникам –  и закончил, прося Администрацию присоединиться к его просьбе, на что Александра Александровна, словно она Холкина давно ждала с данным вопросом, ответила –  Я не против, но гражданство выдаёт Енокентий, а вчерашний митинг? вы же проходили мимо, и подлить масла, добавив к Гё –  причине выхода людей, ещё и Фукито? Давайте сделаем это не спеша» затем вызвала секретаря, попросила собрать расширенный совет по организации проведения выборов, решению текущих вопросов.
Назначенное заседание открыл Холкин, решением текущих вопросов. Председательствующая ещё не заняла своё место, а заведённая пружина Холкина, не давая покоя ни ему, ни окружающим, остановила его входящего, перед собравшимся залом. Он требовал изменить статус Фукито. Требовал начать компанию по реабилитации в СМИ «Изменников  и военнопленных» - как их представляют некоторые. В поисках сторонников обратился в зал, убеждая «Военнопленные, есть часть государства направившего их. Они жертвы. Они не услышали противоположные доводы. К ним не допустили противников, или, в массовом гипнозе противников не оказалось, потому, они подверглись заболеванию. Их следует не наказывать а лечить и по мере выздоровления снимать наказание. Его уверенность, его доводы возымели действие. Подключилась и занявшая своё место Александра Александровна, попросив высказаться желающих. Противников не могло не быть, только уверенность Холкина поколебала решимость противостоять и председательствующая, в порядке исключения предлжила  дать гражданство, не только Фукито, но и пересматривать в судебном порядке возможные заявление от остальных. Признали: Участники военных конфликтов, не совершившие преступлений, не могут считаться правонарушителями, даже снайперы. Они сами жертвы. Вновь поднявшийся Холкин, обратившись к председательствующей, повторил требование о подключении СМИ к реабилитации военнопленных.
 Напористость Холкина изменила очерёдность повестки дня. Выборы, стали вторым вопросом. Исполняющая главы острова высказалась, а присутствующие согласились, что каждый гражданин имеет право, заручившись поддержкой десяти человек, выдвинуть себя в кандидаты. Согласились провести выборы через месяц. Закончив с главным вопросом, Александра Александровна, вернулась к вопросу о защите чести военнопленных, говоря что она и сама готова стать адвокатом для них и предложила высказаться желающим. Поднялся Вячеслав Климович со словами «Адвокаты военнопленным не нужны, а особенно Холкину –  и обратился к нему – Разрешите нам в СМИ рекламировать гири, с использованием записи сделанной во время вашей покупки? –  увидев вопрос на лице Холкина продолжил – Да да ролик, где вы подбрасывая гири объявляете о готовности заплатить за них сумму, полученную за время воинской службы – запись, станет лучшей вашей защитой». Далее он говорил, что подобные траты может позволить только очень успешный человек, а связавшие себя с армией, не могут претендовать на подобные приобретения – он внимательно осмотрел лица и предложил совсем другое «На каждой банке консервы выпускаемой Георгием, возможно, следует указывать имя дегустатора Гё, который у нас нашёл своё призвание. Энергия, с которой строят дом военнопленные, видеоролики неспособны передать».
Закрывая заседание Александра Александровна, присоединилась к мнению Вячеслава Климовича, и пообещала, что если изберут её, она будет способствовать увеличению желающих посетить наш остров – люди  собственными глазами должны убедиться, что военные мундиры являются скорлупой мешающей вылупиться истинному призванию. Холкин, Гё, строители, подтверждение тому. 

Енокентий перед выборами, вновь ходил по острову, вновь говорил со встречными, отвечал на вопросы, и видел их удовлетворение. Через два года не стресс, а участие в жизни островитян, подсказывали ему ожидания спрашивающих, он стал частью проживающих на острове.
Кампания по выборам протекала незаметно, если не сказать, что её не было, хотя и зарегистрировались несколько человек кроме Вячеслава Климовича. Вячеслав Климович участвовал в дебатах, но его реакция на вопросы, неопределённость ответов, определила место вне лидеров, да и определённых лидеров кроме Александры Александровны не нашлось. После отъезда Геннадия Николаевича, что-то изменило жителей, они занимались своими делами, участвовали в строительстве дома, выходили в море, но без устремлённости, без азарта, за исключением нескольких, в том числе и Фукито, он вдруг, как будто за месяц захотел вселиться в квартиру, не уходил со стройки, организовывал, подталкивал и проталкивал. Не потерял активности и Георгий, он занимался продвижением своей продукции.  Первую партию они направили в государство Панае. На каждой банке красовалась надпись – «Дегустатор Гё» - Георгий, согласился с предложением Вячеслава Климовича, а Гё оправдывал именную надпись, он контролировал технологию производства, организовывал публичные дегустации опытных партий, следил за неизменностью вкуса и качества, именной продукции.
Об осторожности, с какой покупатели соседнего государства, брали первые банки  с именем своего бывшего гражданина, Георгий рассказал Енокентию, сомневаясь в целесообразности сочетания лейба государства Ротуск, рядом с именем перебежчика. Часть бывших сограждан Гё, считала его изменником. Данный вопрос они обсуждали, случайно встретившись на набережной. Енокентию подумалось, что Георгий беспокоится о потере прибыли; он не считал, что имиджу государства может нанести вред подобная надпись и заговорил о давнем предложении – организовать фирму по продаже гирь. Он говорил, что станция не останавливаясь выдаёт шедевры искусства. Рекламное агентство на всех континентах крутит ролики. Холкин дал добро на использование записи во время своей покупки и нам, возможно удастся поднять спрос до ажиотажного, а вместо этого –  гири складируются, прибылей нет. Енокентий, вновь просил Георгия согласиться, соблазняя дополнительными доходами, убеждая «Доходы от продажи гирь сторицей перекроют потери от игнорирования патриотами деликатеса с именем Гё в г. Панае». 
Енокентий убеждал, и видел ошибочность своего предположения, на прибыли Георгий не реагировал.  Енокентий продолжил настаивать, что ему дан талант, а талант не его заслуга, талант свыше и получивший, обязан вернуть его плоды людям. Енокентий говорил. Георгий не отвечал, но на лице в глазах, не ощутимые для него самого, пробегали импульсы. Они остановились и со словами «Я попробую» Георгий согласился. Они договорились, а у Енокентия гора с плеч и до следующего лета особых событий не происходило, хотя как не происходило? Енокентий выдал Фукито сан  документы на гражданство, ввёл чип, объяснил, что теперь он под охраной, может не опасаться расправы, под контролем и его физическая форма. А ещё, прошли выборы, но также незаметно как и подготовка, без накала. Победила как и ожидалось Александра Александровна с результатом под 80%, что вызвало некоторые подозрения, но результат признали, она же просила, избегать тиражирования цифры своей победы.

События на острове не могли не происходить, они происходили и среди близких, но не замечаемые глазами Енокентия. Алексей, по возвращению с материка, после проводов Геннадия Николаевича, дал тему для пересудов, к лету дошло и до Енокентия, дошло отодвинув собой и стройку, и справедливость. Состояние Алексея более остального тревожило его. Он не мог заговорить первым, ждал случая, однако не  складывалось, пока в один из вечеров, в сумерках, зуммер не проиграл мелодию, Енокентий, в беспокойстве за внезапный визит, подошёл к двери, глянул на монитор – за калиткой ждал приглашения Алексей Алевтинович. Алексей, не в силах далее носить в себе и не желая беспокоить неожиданным визитом Енокентия, не воспользовался правом свободного входа, он желал войти обычным жителем острова. Войти, если примут. Енокентий нажал кнопку входа и вышел навстречу. Алексей, с едва заметной улыбкой, спросил, не поздно ли он пришёл со своей проблемой?  Енокентий ответил своё обычное, что он всегда рад любому зашедшему. Они прошли в дом, сели. Затянувшееся молчание прервал Енокентий, прервал вопросом который не мог задать ранее, он спросил «Тамара Павловна наградила бессонницей. Мне ваши отношения открылись у Чистина. Вы сидели ко мне спиной».  Алексей попросил налить пару глотков, отпил и заговорил.
Он высказал то, что говорят в подобных случаях со времён деления мира на их и нас. Говорил, что он готов и способен пристрелить Чистина, но убрав физически, он признает свою слабость перед ним, а слабый он, тем более будет не нужен ей; говорил, что он и её способен убрать из этого мира, но убрав её…, он заменит бессилие быть вместе, бессрочной мукой переубедить её в своей ошибке. Он говорил «Можно, уйти и самому –  здесь он замолчал, поднялся, прошёл по комнате, и повторил - Уйти самому, и моей матери уже ничто не поможет, у меня от первого брака дети - им как жить дальше?»  Он выговорился, замолчал. По любому, пришла очередь ответить Енокентию, а что сказать? Он вспомнил крышу высотки, кран над головой и звёздное небо, но это его случай. Он вспомнил Нину Васильевну с её «Зажарят на вертеле», но и это не подходило.
Одно и тоже как у тысяч, десятков тысяч крайностей, но для Алексея, Енокентий не находил слов. Он, со своим жизненным опытом ко времени прихода обязан был обдумать данный вариант и по заготовленному, без сучков, изложить здоровый взгляд на положение, а он не находил двух слов, или данная ситуация не нуждается в опыте, или, в данном положении не нужны слова и потому Енокентий молчал. Молчал интуитивно –  он выслушал и принял его боль как свою, а с оставшимся грузом Алексей, Мужчина Алексей, способен справиться сам. Они сидели молча, не нуждаясь в словах, сидели дополняя и поддерживая друг друга, опираясь друг на друга. В Енокентии, медленно всплывало нечто прочитанное, увиденное или услышанное, и он не для своего гостя, а для себя в присутствии гостя, для подтверждения правильности своего понимания заговорил.
Заговорил, что мужчине не один раз приходится падать, падать на глазах у окружающих, падать, считая себя недостойным жизни, в том числе и по прихоти Женщины, но после каждого падения нужно найти силы и подняться. Падения, для становления личности, случай оттолкнуться и занять следующую высоту, а в отношениях с женщиной - мужчина обязан однажды собрать себя, сдавить в кулак выдавливая память, выдавливая причину покорившею его. Природа, каждого из нас обязательно подводит к стенке, которую ни перескочить, ни обойти; природой установлено каждому пройти через её испытания, а прошедшие и оставшиеся, каждый оставшийся –  природой, всевышним, награждается. Енокентий помолчал, не услышав возражений, продолжил «Любой способен выдержать навалившийся груз, а пока бери отпуск, на месяц, три или как получится. Смени окружение, деятельность».   
Енокентий не уверенный в пользе своей беседы, вызвался проводить его до Администрации. Около парка встретились Чистин с Тамарой Павловной. Енокентий посмотрел на неё, и ему неведомо отчего, захотелось взять её за руку, он качнулся в её сторону, но быстро пришёл в себя, глянул на Алексея, а он, поздоровавшись, совсем обыденно спросил ни о чём и также просто известил о своём отъезде, приглашая проводить.
Он, уезжал в ночь. Его провожали большей частью военнопленные, они откуда-то пронюхали, именно пронюхали, так-так Алексей не афишировал отъезд. Алексея пришла проводить Нина Васильевна, остановилась около Енокентия, бросила неопределённый взгляд в сторону Тамары Павловны с Чистиным, и попросила Алексея Алевтиновича возвращаться поскорее, она привыкла к его соседству. Алексею пожимали руку, желали хорошего отдыха, подошла и Тамара Павловна, взяла протянутую руку, с силой положила себе на талию и повела в такт неслышимого вальса, затем также резко остановилась, наклонила голову к уху и прошептала «Ты часть моего вальса. Приезжай». Чистин произнёс, «Жаль, что он уезжает – и повторил – Жаль», но его никто слышал. 

Алексей, прибыв на морвокзал в Краевой центр, направился в Диспансер навестить Мать. Подходя к проходной, через решётку ворот они увидели друг друга, на его вопрос, «Не сестру ли ты Мама ждёшь? – она ответила – Нет, тебя сынок. Я проснулась за полночь и не смогла больше уснуть. Надолго ли ты Лёша?» Алексей промолчал, задумавшись о своём, они дошли до скамьи сели, мать спросила вторично, он ответил, что он в отпуске, что может отдыхать месяц, или более. Мать повернула к нему голову, снизу прищурившись долго, очень долго смотрела на него, смотрела так долго, что он отвёл взгляд и стал говорить о своих планах отдыха, где он намерен побывать, что осмотреть. Мать выслушала, затем вновь посмотрела в глаза, отодвинулась и повернувшись к нему,  заговорила о посёлке, о своём приезде «Мы с твоим отцом – она приостановилась, затем твёрдо продолжила – Мы с твоим отцом, по приезду, в гостях были у родственников в доме на задней улице у лога». Она не закончив задумалась, а затем с лёгкостью вернулась к воспоминаниям о своей «Халупке», которую построили в год его рождения, пыталась вспомнить когда там была в последний раз, пыталась вспомнить когда он был в деревне. Она говорила, он слушал, иной раз спрашивал, но иногда и уточнял, он уточнял она не верила, не могла поверить, что он до года мог помнить пожар в доме, мог помнить как она его среди ночи понесла в дом напротив, но там не открыли, понесла в другой, более дальний; несла накинув на нижнее бельё одежонку, кутая в неё его, своего первенца. Он не помнил время своей болезни - воспаления лёгких, и начал подсказывать матери вновь о конце своего первого лета, когда строили материну «Халупку». Они разговаривали, пока Мать вновь не задумалась и не стала расспрашивать его о работе. Алексею было что рассказать о острове, о том что он непосредственно занимается строительством большого дома в государстве Ротуск. Выслушав, Мать заинтересовалась, она хотела знать подробнее, она слышала об этом государстве, но не знала, что её сын там работает. Алексей не успел рассказать, сестричка пригласила Любовь Ефимовну на процедуры с последующим обедом, говоря «А после обеда у нас тихий час – и улыбнувшись Алексею добавила – У нас распорядок. Как в садике».
Алексей, уходил из диспансера обдумывая разговор с Матерью: её интерес к месту его работы, к дому  у ложка, к своей «Халупке», и отправился не в Аэропорт, чтобы лететь в Европу, он отправился в Автомагазин, где оформил покупку недорогого полноприводного авто, а на следующий день заехав в магазин «Турист», приобрёл необходимое для одиночного выживания, а в соседнем продукты.   

Алексей ехал по совершенно незнакомой, забытой за давностью лет дороге, без карты, без указателей; ехал, моргал фарами встречной, останавливался, уточнял, пока не добрался до знакомых мест. Остановился в лугах перед протокой у подталицы. До малой Родины оставался десяток километров, полчаса езды, а он, выйдя из машины направился вниз к протоке и вымокнув до пояса перебрался вброд на другую сторону, пересёк низину и ускорив шаг поднялся на вал, поднялся и остановился – внизу блестело озеро, он достиг цели поездки. После разговора с Матерью, Алексей не хотел ни шума городов, ни блеска вечерних нарядов, не хотел накрытых столов; его целью, стало открытие весны, за год до окончания школы.

От череды бессонных ночей, подарка от одноклассницы, ему удалось избавиться в один день: На рассвете он ещё обдумывал, как подойдёт к ней с объяснением и как они будут счастливы, но следом мысли возвращались к прошлой ночи, а затем и к дню – днём, он проходил мимо неё, не в силах посмотреть ей в глаза. Алёшка поднялся, не зная зачем вышел во двор, затем вернулся, взял оставшееся от отца ружьё и  бесцельно пошёл в луга. При восходе солнца, перед ним, вдаль уходила лайдушка со стайкой уток в средине. Охотничий инстинкт завладел им, он подполз до расстояния близкого выстрела. Перед глазами открылась картина брачного карнавала: самцы, блестя и переливаясь весенним нарядом,  демонстрировали красоту и силу, кружились перед самками. Одна из них выбрала отца будущего семейства. Они, выбравшись на берег, уходили в сторону. Селезень, следя за оставшимися на воде, важно вышагивал следом за серенькой невзрачной уточкой, готовый кинуться на любого из соперников. Лёша выбрал эту пару и выстрелил. Он не плохо стрелял по мишеням, с трофеями же возвращался редко и в этот раз погнавшись за двумя зайцами, или ещё чего, но табунок улетел, а он в расстройстве пошёл далее через кочкарник, к возвышающемуся валу, взбежал, и остановился. Противоположная сторона вала резко уходила вниз, внизу  в четырёх-пяти шагах блестело озеро. Тёмная вода, без единого движения отражала нависшие деревья. Озеро, метров в тридцать шириной, уходило далеко в обе стороны, охраняемое огромными талинами. 
Он сел на поваленный ствол и скользя взглядом по деревьям окружающим озеро, не видел их, не видел воды –  он слился с природой, стал её  частью, отключил своё сознание, отключил до способности, не видеть не слышать не думать. До его сознания не доносились звуки проплывающих судов рядом, на реке за подталицей, пение птиц –  мир исчез, мир застыл –  ни один лист, ни одна травинка, защищенная обрамлением вековых деревьев, не могли колыхнуться, не могли издать звука и даже солнце свернув на вторую половину дня, не смогло и одним лучом коснуться безжизненной свинцовой поверхности озера. Его взгляд опустился на воду, растворился по глади воды, неуправляемый и бесчувственный. Прошла минута, или час, или полдня. Он поднялся, подошёл к воде зачерпнул пригоршню, выпил. Опустился на колени и несколько раз припав к воде напился. Напившись, почувствовал необычное облегчение, словно выполнил некое обязательство данное себе. Словно он, иссушенный жаждой нашёл источник, единственный источник способный утолить жажду. Только его жажду.
Напившись, сел спиной к дереву. Его сморила усталость, под прикрытыми веками на глади воды, невесомо порхала его бессонница. В сменяющихся видах он видел: она, в классе за партой весело посматривает на подсевшего к ней одноклассника; она, на школьном вечере приглашает кумира школы на танец; она, после кино останавливается около взрослого парня и они уходят вместе.
Вернувшись к вечеру, он почувствовал сильнейший голод, а насытившись, не помнил как Мать уложила в постель. Утром, проснувшись он удивлялся: всё что видел на глади воды, он видел наяву, но видел и не видел, а впереди каникулы, впереди лето. Осенью она не пришла в класс, она вышла замуж, или как? о ней он более не спрашивал. 
Ему, для исцеления потребовалось не спать ночь, затем идти лугами, подталицей, кочкарником десяток километров за пригоршней воды. Так идёт больная собака сорвавшаяся с цепи. Собака ведомая инстинктом, долгие часы, дни находиться в поиске, пока заложенные поколениями знания не повернут голову в сторону некоего запаха, не остановят перед кустом травы. Впервые увиденная трава не даст уйти псу, пока его организм не победит болезнь. 

Алексей, добрался до цели своей поездки, внизу недвижимо, как и в день открытия, свинцово блестела вода. Он, в промокшей одежде, стоял на валу. Его озеро, совершенно не изменилось, те же столетние талины вокруг и та же безжизненность: не слышно птиц, не оставляют кругов обитатели глубин, и ни ветер ни луч солнца не касаются свинцовой поверхности.
Алексей долго, не двигаясь смотрел на воду, затем медленными шагами направился вдоль вала, и остановился у поваленного дерева. Он непроизвольно искал то дерево, на котором сидел излечивая свою школьную бессонницу. Он нашёл его, хотя сознание должно было подсказать – прошедшее время, не могло оставить и трухи, но он не замечал перемен, в памяти сохранилась только причина погнавшая на рассвете за многие километры; та же причина, что привела его и в этот раз, но уже за тысячи км.
Он нашёл своё дерево, сел, и вновь сидел минуту, или часы, сидел пока не почувствовал холод. Холод вернул в реальность, в приближающийся вечер. Он замёрзший, торопливо собирая валёжины для костра согрелся, а разгоревшийся огонь высушил одежду, наполнил тело теплом. Языки пламени отражались в воде, через пламя костра он смотрел на деревья, на дальние оконечности озера, и услышал «Ты часть моего вальса».  Жар костра, или ещё что, заставили подняться сделать несколько шагов, сзади  потрескивали горящие ветки, сбоку, за низиной стояла машина. Он шёл по своей земле, сегодня эта земля была только его, он шёл по ней и с каждым касанием к этой земле уходили его страдания, с каждым шагом он набирался сил, а дойдя до конца озера, повернул и возвращался уверенный – он, не может быть любой частью, любого вальса. Не желая быть любой частью, установил палатку, на углях потухшего костра разогрел ужин, а отужинав, забравшись внутрь палатки, долго, наслаждаясь тишиной не засыпал, глядел через сетку окна на воду, на черноту окружающих деревьев, пока не пришло решение. Он решил пробыть здесь неделю, а может и месяц, и даже промелькнуло – остаться здесь навсегда.
Во второй день, Алексей обошёл луга, нашёл  место своего неудачного выстрела, и остановился. Ему вспомнилось досада после промаха, а сегодня он благодарил руку которая отвела ствол, отвела и сохранила красавца селезня с его избранницей. Он стоял, мысли перешли ко времени перед отъездом – он вспомнил себя, целящимся из мнимого оружия в противника, в Чистина. Вспомнил целящимся и в неё.
Алексей глядел на воду, вспоминал ночь проведённую у Енокентия, и почему-то, одновременно, у него перед глазами уходили две пары: серенькая уточка с красавцем селезнем, и Чистин с Тамарой Павловной. Две пары уходили из под его руки, а он благодарил судьбу, как за промах, так и за то, что смог отойти. К нему вдруг пришло, пришло ниоткуда, что он не должен мешать Тамаре Павловне. Он понял её слова как  благодарность за нечто, понял, что и она часть его вальса.
Вернувшись после обхода к озеру, Алексей сделал мостик через протоку, по мостику перенёс необходимое к палатке, а вечером вновь разжёг костёр, но просидел не долго, прошедший день утомил его, и забравшись в палатку быстро уснул. Проснулся затемно, или не проснулся? Он, на свинце воды, видел идущих навстречу у парка Чистина с Тамарой Павловной, видел и Енокентия Трифоновича, качнувшегося им навстречу и подававшего ей руку. Алексей не мог ошибиться, он видел руку Енокентия Трифоновича, поднимавшеюся навстречу Тамаре Павловне, о терзаниях к которой говорил всю ночь. Алексей, глядя на воду, не мог верить глазам а, войдя в сознание понял - увиденное, как и в год окончания школы, есть явь, которую он видя наяву не хотел принять.
Увидев одно движение Енокентия Трифоновича, Алексей почувствовал приступ жажды, он спустился к воде и вначале пригоршней, а затем опустившись на колени долго пил. Напившись, поднялся на вал, осмотрелся: утро неуловимо обозначившееся не коснулось его стоянки – чернота воды, чёрные деревья и полная тишина. Ничто не изменилось вокруг и он стоял на том же валу, около того же дерева, около того же кострища, только через минуту, не разжигая костра, не доставая продукты, в темноте, Алексей убрал палатку, перенёс в авто вещи, а с рассветом запустил двигатель и поехал в посёлок своего детства. Остановился, чтобы не тревожить жителей за околицей, далее пошёл пешком, шёл не узнавая деревни – главную, ближнюю к реке улицу смыло, на других половина, нет более, домов пустовала, дороги покрыла мурава, а к родительскому дому не осталось и тропинки, да и сам дом ушёл в землю, пол сгнил, остатки от рухнувшего потолка заполнили яму на месте погреба. От отцовских построек остались торчащие из земли столбы. На месте своего рождения,  построенной Матерью «Халупки», остался только холм посреди ограды. К окончанию осмотра, в начавшемся дне появились первые прохожие. У одной из них он узнал где можно остановиться – в связном доме пустовала вторая половина.

Из той половины, из деревни, он уехал поставив второй стог сена для своей хозяйки. Алексея, узнав чей он, приглашали к себе, приглашали пожить и у них, с ним находил родство каждый встретившийся, многие заговарившие помнили Мать, Отца; они непременно желали видеть его у себя, желали помянуть Алевтина. Помянуть, или ещё чего? Алексей прижился в деревне: все и всё на виду, в повседневных заботах понятных ему со времени рождения, незабытых со времени отъезда. Он подумывал прожить здесь до следующей весны, а там видно будет, но всё изменилось в один раз.
Он помнил разговор Матери о доме у ложка, много раз хотел зайти, но дом стоял пустой и хотя без дверей, но не свой. Алексей не хотел ходить по чужому двору, по чужим комнатам. Заканчивая сенокос возвращались кучей через ложёк и один из старожилов, указывая на дом, спросил, «Бывал ли он у родственников которые здесь жили? –  Алексей ответил, что не помнит и дед предложил зайти, со словами –  А вдруг что вспомнишь?» Они вошли в ограду, Алексей вспомнил черёмуху и его ноги не дожидаясь деда, повели на крыльцо, сени, в комнату. Он вошёл, и остановился. Его взгляд прирос к двери во вторую комнату, к порогу к правому косяку. Он не мог отвести взгляд. Он видел только порог, косяк дверь. Видел кровь, на двери косяке пороге. Видел кучу навалившуюся на отца. Видел озлобленную кучу и кровь. Более он не мог находиться в этом доме и не заметив, или что-то буркнув сопровождающему деду, выбежал из дома, выбежал за калитку, спустился в лог и сел за кустарником. Очнулся, услышав крик «Он здесь». Его потеряли. 
Алексей вернулся и пока собирал вещи, хозяйка рассказала что хозяева дома, где он побывал скончались, а сын живёт в Районном посёлке, его там все знают, они давно переехали. Алексей, не в силах находиться в деревне, уехал в ночь, с намерением видеть Мать. Только, выехав за посёлок повернул в противоположную сторону, в райцентр. В райцентре остановился переночевать в гостинице, по возможности восстановиться, смириться с собой, а не удастся, то увидеть одного из участников кучи, навалившейся на Отца. Хотел видеть того, кто прожил жизнь, не извинившись за оскорбление нанесённое гостю; родственнику, у которого, заведомо не было защиты. Сын хотел посмотреть в глаза, хотел предоставить ему возможность объясниться и облегчить сосуществование.
Утром, Алексей долго не мог принять решение: с одной стороны, он не знаком с ними, прошло времени в жизнь, а с другой – кровь отца. Он, долго ходил по комнате, приводил себя в порядок, медленно позавтракав вышел на улицу, походил по посёлку, и в одну секунду круто повернув в магазин, купил гостинцы и пошёл к родственникам. Открыла хозяйка. Он объяснился, она повела в дом, представила мужу «Алексей. Сын Алевтина». За столом его угощали как самого дорогого гостя, как весточку из прошлого, как частицу вернувшейся молодости – они все чувствовали своё единение в далёком времени, во времени когда Алексея то и не было. Из него ушли сомнения, он был рад знакомству, он забыл о причине приведшей его сюда. Тепло от обеда, от встречи с родными заполнили душу, в некий момент ему показалось он касается руками времени, до своего появления. Его взгляд остановился на столе, он захотел его осмотреть и объясняя любопытство профессией технолога по деревообработке, Алексей опустился на пол, осмотреть снизу. Взгляд остановился на правой задней ножке – Алексей увидел кровь и не удержавшись, или не желая сдерживать себя, сдавленным голосом, подняв голову в сторону наблюдавших за ним родственников, разделяя слова проговорил «На ножке не отмытая кровь». В ответ на их недоумение, на уверения, что там ничего нет, он вышел из дома на задний двор, а когда справился с собой вернулся и держась за голову объяснил, что с ним часто бывает плохо, поблагодарил и вернулся в гостиницу.   
К ночи, он успокоился, уверил себя «Время ушло. Чего ворошить?», а утром направился в краевой центр. Ехал медленно, словно авто перегружено, словно подрессорники, на каждой кочке отдаются до боли внутри, ехал без мыслей, или в перепутанных мыслях, за ним выстраивались десятки машин, нетерпеливые сигналили и на одном из свёртков, от резкого, громкого сигнала взял вправо, остановился. За свёртком, огромный баннер предлагал отдых, предлагал лечение. Алексей почувствовал в себе непосильный груз, почувствовал ту усталость, какой не знал прежде. В поисках подсказки поднял голову вверх, к голубизне небосвода и прочитав, или услышав ответ, решил отдохнуть. Решил лечить себя. 
Поселился в одноместном номере, доктор назначила процедуры. На выходной поехал в диспансер. Мать нашёл гуляющей, они прошли до первой скамейки, она предложила сесть, спросила о поездке. Алексей рассказал о утонувшем в землю доме, о растащенных постройках, рассказал и о холмике на месте «Халупки». Мать слушала, но слушала без особого интереса, Алексею показалось, что он понимает чего ждёт Мать и на минуту остановившись, как-бы передохнув, рассказал о увиденной крови в доме на косяке, на столе у переехавших родственников, а рассказав неожиданно понял, что подобное невозможно и в подтверждение, Мать опустила глаза, долго молчала и не оспаривая, удивила вопросом не относящимся к его поездке, к родственникам, лечению. Она спросила «Как тебе собственник острова, Енокентий Трифонович? –  Алексей невольно повернулся к Матери, они встретились глазами, у Алексея проносилось в сознании – Откуда подобный интерес? Он говорил только о работе, без имён и фамилий –  Мать ответила на его немой вопрос – У нас много говорят о острове – замолчала и с сожалением продолжила – Говорят и о владельце острова – Алексей, не понимая Матери, её тона возразил – Мы строим новый Мир! – Мать, словно ожидая от него подобного, ответила как дитя неразумному незамешкавшись, известным –«Благими намерениями выслана дорога» ты знаешь, куда та дорога выслана сынок».
Алексей с Матерью, о своей работе говорить не хотел. О их Доме с Енокентием Трифоновичем, он ни с кем не мог дискуссировать, у него не возникало сомнений  в выбранном пути –  он участник начала нового времени. Чтобы уйти от нежелательной темы, Алексей вновь заговорил о санатории,  лечении, с удивлением вернулся ко времени проведенному в деревне: он, оказывается  умеет метать стога, любит собирать ягоды, а плавать в реке приятнее чем в бассейне. Мать слушала его, пока не заплакала, затем поднялась и попросила проводить её в палату. 
Возвращаясь в санаторий, Алексей не мог понять интереса Матери к Енокентию Трифоновичу, к её явному неприятию его участия в строительстве. Вечером он не пошёл на ужин, попросил принести в номер. Алексей посчитал –  неотвлекаясь, сосредоточившись, вспомнив мелочи, он сможет понять причину беспокойства Матери; он чувствовал, что её беспокойство не на пустом месте, только остаться одному в этот вечер не удалось, не только в этот, но и вплоть до прибытия на остров. Следом за доставленным ужином, к нему постучали, он предположив, что вернулась официантка, открыл дверь –  перед ним стоял Чистин. «Я каждое лето, после известных событий, вынужден выполнять назначения докторов. Мне нравится здесь. Я здесь свой, и мне при регистрации сообщили о земляке. Я не мог не зайти». Чистин, говорил смотря мимо Алексея, с виной в голосе, а Алексей слыша и не понимая смысла, невольно раскрыл руки, вышел навстречу и обнял его, обнял как долгожданного гостя, как дорогого человека. Чистина обнимал недавний больной: во время болезни смотревший на него через мушку мнимого прицела, мнивший его врагом, а излечившись, увидел перед собой не врага, он увидел освободителя. Алексей, обнимая говорил, что рад; говорил тем тоном, с той искренностью, что его чувства передались Чистину. В комнате очудились двое близких, даже родных, понимающих друг друга человека.
Они переселить в один номер, к концу пребывания в санатории они окончательно сблизились. С отдыха возвращались вместе, в одной каюте, с чувством вторичного открытия друг друга. Виктор продолжал говорить о взаимосвязи поступков и их оценкой окружающими, веря, что в основе благополучия любого лежат пожелания всех имевших с ним отношения. Виктор, высказавшись замолчал, ожидая отклика Алексея, а не дождавшись спросил «Что ты думаешь о связи поступков и неизбежного вознаграждения либо наказания за них? Или не согласен? – Алексей встал, подошёл к окну, о своей боли он не мог говорить глядя в глаза собеседнику и высказал своё видение произошедшего – «Я видел кровь своего Отца. Их была куча. Неужели Всевышний способен оставить безнаказанным подобное: Они, за столом наливают стаканы, затевают спор и  в продолжение спора наваливаются кучей на одного, валят на пол и бьют до крови о порог. Бьют, пока визг перепуганных детей, крики женщин, не двигающееся тело поверженного, главное не двигающееся тело, как признак неоспоримой победы, выстраивает их в гордости за себя напротив лежащего в крови родственника. Они, опьяневшие от победы и крови более чем от вина, при молодой жене, поносят не подбирая слов своего окровавленного родственника, и затем продолжают жить и живут победителями. Участники живут по сегодняшний день, а избитый, потеряв веру и опору навлёкает пренебрежение к себе не только соседей, маленьких начальников, но и подрастающие детки считают допустимым подсказывать о правильности пения и осуждать его в присутствии взрослых! – Чистин выслушал, а ответил о другом – У нас в каюте душно, я выйду на палубу – и не приглашая Алексея  ушёл, а когда вернулся заговорил от двери – Думается, Всевышний только выполняет волю людей, он взвешивает пожелания вовлечённых в событие и затем принимает решение. Если преступники не наказаны, а наступило время новых ценностей, возможно, противоположных ценностей, то только от того, что не нашлось того, кто всей душой, всем сердцем, каждодневно не восстанавливал картину произошедшего и не требовал наказания. Виновные в бытовой крови, смерти, не могут оставаться безнаказанными, не зависимо от давности преступления –  Сказав, Чистин подошёл к окну, сел и задумавшись продолжил – Мне, мальчишкой, пришлось слышать грубость в отношении своего отца, я её не забыл, понимаю и тебя. Ты можешь рассчитывать на меня. Нас двое. Зло, я уверен, будет наказано. Нельзя на одного, кучей – Алексей не знал что ответить и со словами – У нас действительно душно, пойду постою на палубе, вышел». Но через минуту, вспомнив нечто, вернулся, открыл дверь и остановился. В вечерних сумерках, фигура, лицо Чистина, чётко прорисовыванные на фоне мягкого корабельного освещения, на глазах стали меняться, Алексей не мог отвести взгляд: Чистин застыл, окаменел, лицо побледнело, мышцы на шее лице руках напряглись, вены не находя места в тканях поднялись вздулись, дыхание остановилось,  он закрыл глаза. Алексей смотрел на него, боясь моргнуть, должно быть от напряжения на какое-то время на месте Чистина он увидел тень, серо-рыжеватая полупрозрачная тень осталась на месте его друга, взгляд Алексея переместился вниз, на пол, а когда вернулся к Чистину, тот ещё бледный сделал первый поверхностный вдох, под кожей дрогнули мышцы, остановленное кровообращение заполнило артерии, со вторым глубоким вдохом лицо порозовело. Алексей боясь, что Чистин застанет его подглядывающим, закрыл дверь и вышел на палубу. Он быстрым шагом ходил вокруг вдоль борта, не понимал что произошло и произошло ли что? Или, ему только показалось в вечерних сумерках? Ему только показалось! Через какое-то время, признав тщетность понять увиденное и увиденное ли? Алексей вернулся в каюту. Чистин, сидел на том же месте, у окна, при входе Алексея, поднялся со словами  «Нам пора ложиться - затем включил свет и продолжил – На дворе ночь, к утру нужно выспаться. К утру, мы будем на острове». Говоря, он  не замечал пристального взгляда Алексея, он спокойнее чем когда либо, разбирал постель, умывался и не дожидаясь когда справится Алексей, лёг. Лёг на спину и закрыл глаза. Вскоре, выключив свет лёг и Алексей, лёг также на спину, им овладело редкое спокойствие, то спокойствие, которое приходит после многолетней выполненной работы; выполненной и принёсшей удивительное удовлетворение.
Утром, их разбудили по громкой связи, они подходили к острову. Тысячи видеокамер, тысячи живых глаз, не смогли бы заметить произошедших перемен в них за один вечер, никто не смог бы заметить и изменений во взаимоотношениях: за завтраком, они говорили о яркости солнца, о свежести принесённого чая, о покраснении после бритья, говорили обо всём они не касались поступков и последствий. После слов Чистина «Нельзя на одного, кучей!» они больше не возвращались к теме связи мыслей и последствий, не коснулись и после трагедии произошедшей следующей весной. После неё, они долго избегали встреч, они как два соучастника страшного преступления, боялись обсуждать случившееся – они не могли желать подобного наказания, они не хотели считать себя причиной окончания ветви рода.
 По прибытию в порт, спускались рядом, но ни один человек не заметил изменений в их взаимоотношениях, сотня любопытных глаз, ищущих подтверждения собственным выводам, следила за ними, за Тамарой Павловной, и сотня ушей старалась уловить в их интонациях, истинные отношения, казалось ничто не могло укрыться от разогретого слухами любопытства, но «Я рада. Я благодарна. Я счастлива, что ты вернулся» услышал только Алексей и его ответ «Я свободен. Я абсолютно свободен» услышала только она. Затем, здороваясь с Ниной Васильевной, до него донеслось, «Рада! Вижу ты справился», Алексей хотел ответить, но повернул голову, и словно поперхнулся, в стороне стоял Енокентий Трифонович.
               
Енокентий, как и большая часть жителей, узнав о возвращении Алексея, ждал теплоход. Он, предпочитая видеть общую картину,  встал на некотором удалении, в стороне, и с не меньшим вниманием чем остальные, следил за прибывшими, следил, но также не заметил изменений между Чистиным и Алексеем, и что более странно, он не заметил изменений и в отношениях Алексея с Тамарой Павловной. Он смотрел на их встречу и видел скорее близких друзей, особенно со стороны Тамары Павловны. Однако Енокентия, более чем все остальные, интересовал Алексей. Ему не мешало расстояние видеть его глаза, слышать его интонации, а когда они встретились взглядом и Алексей, направился в его сторону, Енокентий почувствовал тяжесть его походки. К нему шёл другой человек; к нему шёл не его помощник, а когда он сжал руку Алексея, когда обнял его? Енокентию, не следовало приходить на причал, в своих руках он почувствовал чужое тело, он чувствовал чужого человека.


                VII 


Енокентий стоял у окна, смотрел на багровость заката, на достраивающийся дом. Внизу заканчивались работы по благоустройству. Чередующиеся: деревья, цветочные клумбы, разбитые аллеи, успокаивали, а скамьи призывали отвлечься, присесть и надышаться свежестью воздуха. Енокентий же стоял, не желая двигаться, он увидел у фундамента дома роющую землю собаку – дворняга, не только рыла землю, она пыталась царапать фундамент. Енокентий, запомнил её в день своего прибытия на остров, шесть лет назад при осмотре кладбища.
Он отошёл от окна, и в меланхолии, или в раздумье, сел. Сел верно, в раздумье? Ему вспоминались, и уводили далеко не захлёбывающиеся в злобе дворняги, как встретившая его на острове, ему вспоминались «Братья наши меньшие». 
 
  «Братья наши меньшие», слова вошедшие в обиход неизвестно с каких времён, от какого народа.  Трудно, войдя в дом, не остановиться перед выбежавшим котёнком, щенком –  доверие и беззащитность просится на руки, а рука непроизвольно тянется коснуться погладить, и даже, унести к себе, должно быть для того, чтобы рядом иметь существо, любящее и преданное, существо понимающее своего хозяина без слов, понимающее на уровне мыслей. Для кого-то понимание животными наших мыслей может показаться абсурдом, может показаться невозможным, но: Улица в частном секторе. Собачья  свадьба. В ней, последним, на трёх лапках скачет беспородный пёсик. Кто способен, неспешно шагая по обочине, не заметить подобное? Заметил и Енокентий, его голова невольно заполнилась жалостью к несчастной участи кобелька. Пёсик приостановился, повернув голову посмотрел на него, а затем поспешил нагнать свадьбу, занять своё место. Прошла неделя, две и Кеша, вновь проходя этой улицей, вздрогнул в неожиданности от прикосновения к руке, обернулся и  в изумлении, увидел знакомого пёсика, а пёс подпрыгивал, чтобы вторично лизнуть руку. Случайность, подумалось ему мимоходом. В другой раз, он шагал в благодушии с косточками для своего пёсика, а наперерез ему выбежала с лаем чёрная собака. Он остановился, спросил, «Пёс отчего ты рассердился? я не хочу тебя злить». Затем, увидел за воротами мужчину, убирающего снег. Собака, оказывается вовсе и не сердилась, она извещала хозяина, что она ему служит и не только не сердилась она запомнила свою вину перед случайным прохожим и позднее, идя той же улицей, мимо того же дома, идя в психологической агонии от тупика в котором оказался, он вздрогнул от прикосновения языка к руке, вздрогнул и обернулся –   рядом стояла чёрная собака, долей секунды уловив его взгляд, повернулась и неспешным бегом направилась на противоположную сторону дороги, а он погружённый в отчаяние, пошёл далее чтобы вторично остановиться от прикосновения к ногам – о его ноги старался потереться пёсик на трёх лапках.  И лишь через время, медленно вернувшись в психологическое равновесие, вернувшись к способности осмысливать череду событий, сознание донесло до него понимание случившегося, даже не донесло а преподнесло раздумья о людском главенстве в природе, и о «Братьях наших меньших». Его состояние, из «главенствующих», никто не заметил. 
Главенство в природе? Высшее положение человека?  Ещё совсем недавно, ещё в написанном какое-то  столетие назад, читая и перечитывая об отношениях он и она, о чувствах его и её, о последствиях, увидится грань разделяющая описания  одной части общества, где страсти: убийства, самоубийства, рельсы и зачастую, совершенно противоположный тон описания подобных чувств у другой части общества, её, якобы, нижней части –  «У мужиков нет похотливой любви» или у другого, с тем же смыслом «Ну, скорей, что ли…».
А возможно, и даже невозможно, а точно, грани скорее нет –  высокие отношения он и она существуют не только у людей: Проходя двором по устроенной дорожке, значительно впереди, поперёк асфальта расположился пёс. Совершенно беспородный, помесь фокстерьера с дворнягой –  на морде, частью торчащие длинные волосы усы, частью вьющееся. Полное безобразие перегораживало дорожку, а приблизившись, из этого безобразия открылись глаза, небольшие собачьи глаза встретились с глазами идущего дяди, и он… дядя, меняет маршрут, сходит с дорожки в сторону. Он, за несколько шагов обходит пса. Его заставляют обойти глаза пса. Глаза, полные мольбы направленные к человеку, заставляют обойти пса, с лежащей перед ним повелительницей , да! перед псом лежала его повелительница, повелительница его сердца, она заснула на солнышке, и пёс, её раб, взглядом, оказался способен упросить прохожего не будить её, не беспокоить сон его спутницы, и… невозможно не ответить на чувства беспородной, безобразной дворняги. (Не подобные ли отношения люди называют любовью?)
Обойдя дворняг, он убелённый сединой обернулся через десятки шагов,  Пёс смотрел в его сторону, а уходя из двора он вторично обернулся. Он обернулся, и это правда –  Пёс бесконечно долгим взглядом  провожал и благодарил, или удивлялся человеком, которому, смог объяснить свои чувства.

«Братья наши меньшие» их преданность, верность необходима людям, людям нужен, ох как им нужен надёжный друг, он им так нужен, что без собаки не обойтись. А если нужен им вовсе не друг?, а может быть людям нужен совсем не друг?
 Внучка остановила бабушку около корзины с котятами, остановила и потребовала себе. Внучка видела перед собой беспомощность, видела доверчивость, рука коснулась котёночка, котёночек напружинил тельце навстречу руке – бабушка не смогла противостоять, кошечка переселилась в квартиру. Внучка от радости не выпускала своё приобретение из рук, она кормила его, пыталась обучить командам,  пыталась дрессировать кошечку –  готовила из неё звезду рекламы, но кошечка в учении от внучки, забыла уже понятое,  она забыла о месте назначенном для туалета. Не способная к обучению кошечка переехала жить к бабушке, на работу в бытовку. Бухгалтер убедила коллектив, что с кошечкой им будет веселее. Кормление и уход оставила за собой. Кошечка выросла, окотилась, одного оставили. Котёночек не успел подрасти и симпатягу унесли. Следующие роды кошечка подгадала на вторую половину дня, перед выходными. Как и в первый раз, бухгалтер наняла рабочего оставить только одного из помёта. После выходных, из коробки глядели восемь глазок, над ними, с виноватым видом сидела кошечка. Вызванный рабочий, отчитался: Он, как и договаривались, от той части, которая явилась на свет в рабочее время избавился, а от остальных, что появились после пяти и открыло глазки к понедельнику, он избавляться не может – грех, зрячих нельзя. Надежда, что котят разберут не оправдалась. Семейство подрастая, своей жизнедеятельностью окружающих не радовало. Бухгалтера призвали освободить бытовку, она, за установившуюся таксу, попросила водителя увезти «Братьев меньших», и их увезли. Увезли перед Рождеством. 
 
                ******   

Енокентию вспоминались «Меньшие братья», а его дом, одна из них пыталась подкопать, здесь его не понимали собаки, или он не хотел понимать их и тем не менее на его острове, острове высшей справедливости не может быть бездомных, даже бездомных собак. Возникший вопрос, он решил вынести на совет Администрации и посмотрел на часы –  рабочий день заканчивался. Вид из окна изменился, в обеих направлениях непрерывным потоком двигались люди, одни входили в дом, заполняли лифты, поднимались наверх, занимали рабочие места, другие, закончившие смену, отступали на шаг в сторону и двигаясь в продолжение потока направлялись к лифтам, затем вниз, на отдых. К окончанию строительства, люди стали частью строящегося дома, продолжением строительных механизмов: глядя со стороны, глядя из окна в бинокль, Енокентий наслаждался отлаженностью рабочего процесса – строительство перешло на новый уровень, на уровень конвейерного производства – дом поднимался на глазах. Иначе не могло быть, заканчивалось лето, к средине зимы, напрягшись в последний раз могли закончить и каждый строитель, каждый житель острова, считали дни до вселения, считала дни до сдачи. Считала дни и Сверхдержава, боезаряды в двух городах поддерживали рабочий тонус, поддерживали график поставок необходимого, хотя отношения к окончанию стройки отошли от официальных. Да и как не отойти? Остров имел ту финансовую устойчивость, которой не имело ни одно государство мира – Банк государства Ротуск мог обеспечить реализацию любой мечты: поступления от компании Холкина, от компании Георгия, от производства гирь, перекрывали все расчеты при начале строительства. Государство, не только не имело долгов, оно заключило договор и оплатило за будущие поставки электроники, бытовой техники совместимой с «Кинархом». По договору, фирма имела эксклюзивное право поставок всего необходимого в обеспечение спектра безопасности государства, как от внешних угроз, так и внутренних. Вячеслав Климович редкий день не заходил к Енокентию, и каждый день, цифры успехов начатого в удовлетворённости усаживали их рядом.
После поддержки Вячеславом Климовичем предложения Енокентия распределения квартир по жребию, их отношения перешли также на новый уровень, с ним со своим финансистом, Енокентий делился планами, с ним первоначально обсуждал возникающие вопросы. С последним его предложением, Енокентий не хотел соглашаться, хотя и не пойти навстречу своим единомышленникам, ему что-то мешало. Вячеслав Климович, наверху,  где по проекту должен находиться сосновый лес, близкий к естественному с грибами и зарослями ягодников, предлагал выстроить жилой 101 этаж. Он предлагал его построить, в отличии от остальных с окнами и балконами по наружной стороне, но главное, что не мог принять Енокентий, это постройка данного этажа за счёт дольщиков и для дольщиков. По его предложению, владельцами квартир должны стать - глава администрации, учредители банка, Холкин, Енокентий, а также Георгий и Алексей Алевтинович. Вячеслав Климович за чаем выражал сомнение во включении в список Фукито сан, которого категорично желает иметь соседом Холкин. Сто первый этаж по предложению Вячеслава Климовича, не должен соответствовать требованиям к остальному жилью, где количество комнат на семью ограничивалось количеством проживающих плюс одна, или две комнаты для многодетных; не должно быть и ограничений по площади, как в остальных в пределах 30-40м. на проживающего. Он предлагал, свободную планировку в квартирах верхнего этажа по 400-600м.
 Его желание Енокентий понимал, он не понимал отчего его не оспаривали другие включённые в список. Список состоял из близких для Енокентия людей. Он не понимал, как могла поддерживать своего мужа, Нина Васильевна, которая прожила лучшие годы в 20м и вспоминая о том времени, она выглядела  весьма счастливой. В чём причина? думал Енокентий и что, если её поселить в квартире по территории равной даче, она станет счастливее, или у неё поубавится забот, может она станет более желанной для мужа? Енокентий, как когда-то не понимал её желания остаться гражданкой большого государства, так не понимал и сейчас; в то время он открыто высказывал свои сомнения Алексею Алевтиновичу, но по его возвращению после отпуска, он стал реже заходить к нему, меж ними появилось что-то недосказанное. Енокентий не находил среди тысяч островитян, одного, одну, с кем мог бы обговаривать некоторые вопросы.
За окном между тем наступал вечер, фонари высветили словно нарисованную картину: прямолинейность дорожек, правильность форм подстриженных деревьев, множество клумб с радующими глаз цветами. Енокентий в сумерках, за нарисованной картиной вновь рассмотрел собаку, за  расстоянием, за двойными окнами он не мог слышать, но он слышал беззлобный приглушённый лай, он слышал лай обращённый к нему с намерением сказать то что знает она и через этот лай он услышал зуммер - к нему желали войти; затем зуммер входной двери, и откликнулся только на приветствие. Вошедший Вячаслав Климович объяснялся, что он позднее сегодня; они провели предварительные подсчёты расходов по строительству 101 этажа и расчеты показывают, что способны имеющимися средствами профинансировать строительство этажа, а затем продав излишки, получить значительные прибыли; дольщики хотят видеть и его Енокентия  владельцем квартиры и хотят с ним согласовать детали. Завтра в Администрации окончательное обсуждение, они просят Енокентия участвовать в нём.

В назначенное время, в зале заседаний сидели не только приглашённые, не только способные оплатить квартиру равной двору многоэтажки, несколько человек пришли, так сказать из народа, не имеющие подобных доходов. Вячеслав Климович осмотрев состав, не дожидаясь объявления повестки заседания, громко обратился к рядом сидящему Георгию с вопросом, когда он возьмёт в аренду оставшиеся цеха рыбоперерабатывающего завода, так-как они приносят одни убытки. Присутствующий директор, приглашённый в качестве возможного дольщика, возразил и поднимаясь обратился к занявшей место главе острова - «Георгий использует свои разработки, рекламу и наша продукция не может конкурировать с выпускаемой его фирмой». Александра Александровна, не реагируя на поднимаемую тему, просмотрев лежащий перед ней лист, подняла голову в сторону директора завода и когда тот сел, объявила о начале заседания, сказав, что собрались они сегодня не по текущим вопросам, в повестке –  обсуждение возможного изменения проекта и коротко изложила суть вопроса. Первым, попросил слова Холкин и обратился с просьбой включения в список Фукито сан, говоря, что Фукито пока не способен оплатить самостоятельно, но он Холкин его прокредитует. Глава острова, остановила доводы Холкина словами «Мы пока не приняли решения о 101 этаже – и должо быть вспомнив реакцию Енокентия на давнее предложение от Администрации по распределению квартир, продолжила –  нам пока делить нечего. Пусть выскажется Енокентий».
Енокентий, между тем сидел в зале, а слышал лай и через настойчивый лай различил голос –  к нему обращалась Александра Александровна. Он, погружённый в своё, не до конца понимая суть вопроса, поднялся и заговорил «Дворняг, на острове  быть не должно, а напротив моего дома, одна из них с лаем подкапывает фундамент», а сказав, по реакции присутствующих, понял, что говорит не о том, но его выручил Вячеслав Климович, предложив, на 101 этаже выделить место под приют для домашних питомцев. Предложение от Вячеслава Климовича вернуло Енокентия к пониманию обсуждаемого вопроса. Енокентий не хотел становиться крайним, не хотел высказываться за любой вариант и осматривая присутствующих, искал причину, чтобы уйти от прямого ответа и нашёл – в зале не было представителя проектной организации. Енокентий предложил, до начала строительство этажа, согласовать работы с разработчиками проекта.
Собравшиеся дольщики, глава, истолковали его ответ, как самоустранение от участия в решении вопроса и решили продолжить обсуждение без него. Слова вновь просил  Вячеслав Климович, просили слова и прибывшие без приглашения. Из них, нетерпеливее остальных выглядел папа, считавший ранее, что из его сына, в школе готовят ему врага. Председательствующая, видя его нетерпение обратилась к залу «Дадим  слово Роману Селимовичу, он верно спешит». Роман, повернувшись в сторону Директора консервного завода, спросил «Правда ли что у вас до полугода не выплачивается зарплата? – и не дожидаясь ответа продолжил – Решение ожидаемо и не в моих силах изменить что либо», и замолчал, помощник Вячеслава Климовича Кроев с места предложил ему сесть, а Роман, повернувшись к Тамаре Павловне, заговорил о личном. Он говорил, что они подружились сыном, что Ренат сейчас студент Университета, а на каникулах пропадает, как и ранее на консервном заводе, ходит следом за Гё. Он благодаря Гё, его убеждениям, что любые способности без фундаментальных знаний бесполезны, окончил школу с отличием по химии и определился с выбором профессии. Мы с матерью поверили что, «Мы не можем знать, что ему нужно». Папа заканчивал, глядя на Тамару Павловну, «Мы не потеряли сына, думается от того, что участвовали в обсуждение причины расправы отличника над своими родителями – затем, бросив Кроеву – Неужели вы знаете кто достоин избранности?» и сел.
Папа сел, а Александра Александровна, секундой не замешкавшись предложила высказаться Вячеславу Климовичу. Вячеслав Климович, быстро сориентировавшись, предложил разработать программу по адресному кредитованию граждан, он считает, что Администрация, совет общественности, способны определить достойность любого на включение в список, в том числе и Тамары Павловны. Следующим попросил слова Георгий, он решил высказаться на заседании впервые со времен  пребывания на острове, присутствующие повернулись в его сторону, а после сказанного потребовали отложить решение до следующего раза – Георгий в список дольщиков предлагал включить Гё, так-так Гё основа его производства и он оплатит его долю. Александра Александровна, не замечая требований перенести вопрос, попросила высказаться Алексея Алевтиновича относительно сроков сдачи дома. Вместе со вздохом облегчения зала, заговорил Алексей – «Если сохраним набранный темп, основное закончим до наступления холодов, а  к средине зимы, сможем начинать заселение. При строительстве 101 этажа, сроки придётся перенести – он как-бы закончил, посмотрел на главу, затем на Енокентия и с нажимом произнёс – На 101 этаж нужно согласование проекта». 
Расходились по одиночке, не имея желания говорить. Енокентий вышел последним и подходя к своему дому удивился, увидев, явно поджидающих его Холкина и Фукито. Он не хотел более обсуждать этаж для элиты и ему не пришлось – его ожидали по другой причине. Он ещё не подошёл, а Холкин улыбнувшись спросил «Где та дворняга которая не даёт вам спать – и с той же лёгкостью повернувшись к Фукито продолжил – Мой друг Фукито сан, обеспокоился брошенной собакой и хочет найти её – Енокентию передалась лёгкость и простота Холкина и он, в его тоне ответил  указав в сторону дома – Да вон, у фундамента». Фукито уточнил, и быстрым шагом направился к стене.
Оставшись вдвоём, Енокентий сам вернулся к 101 этажу, вернее, поинтересовался  мнением его жены по данному вопросу. Холкин, вопреки ожиданиям Енокентия, ответил, что Нина Васильевна противится переезду на этакую высоту, она говорит «У нас здесь грядки, мы обустроились –  Енокентий в недоумении спросил – Для чего же вы, ещё и за Фукито хлопочите? – Холкин ответил – Фукито не признают на Родине, его признаёт одна дочь, более к нему никто не приезжает. Фукито сан, сам должен убедить своих противников в своей признанности у нас, в государстве Ротуск. Он должен поверить, что оценен на своей новой Родине».
Холкин заканчивал под лай, подходившего Фукито с собакой. Дворняга не изменила отношения к Енокентию, они уходили, а он видел её оскал. Енокентия на острове не хотели понимать собаки, в отличие от жителей, за шесть лет проведённых здесь, к нему изменилось их отношение от –  «На вилы его», до «Пусть выскажется Енокентий». И хотя он не жил без сомнений, его всё чаще посещала уверенность в правильности выбранного направления, он верил – с его прибытием ежедневно становится, пусть на одного, но становится больше счастливых людей. Его уверенность крепла, возможно на самую малую крупицу, но уверенность крепла после каждой встречи, каждого разговора со строителями, с представителями Сверхдержавы, с жителями, Администрацией, и если провожал он Геннадия Николаевича с чувством утраты, чувством навсегда ушедшего временем и даже боязни,  то очень скоро, после избрания Александры Александровны, он успокоился – находившиеся на острове признали её, доверились ей. Александра Александровна имела редкий дар лидера, её способность исподволь подводить к нужному решению, сплачивала людей, а отсутствие категоричности в характере, способствовало признательности к ней окружения. Она умела находить тон разговора для каждого, у неё, как и у Холкина не было врагов. 

Иногда говорят «У тебя есть враги? Хорошо. Значит ты в своей жизни что-то отстаивал», но отстаивают все, а врагами не каждый обзаводится. Трудно раз за разом и с каждым объясняться. Не каждый найдёт в себе способности, силы, найдёт время, чтобы убедить другого, а если и того хуже, убедить нельзя –  как убедить если цель эгоистичная, цель личная? Можно ли винить кошечку, не желающую ходить на задних лапках, не желающую прыгать через кольцо? Кто способен обвинить в этом кошечку?  Енокентию казалось, что ему не нужно никого убеждать, его цель – благополучие каждого проживающего видима и не нужно отнимать время, не нужно повторяться – строящийся дом, подтверждение тому. Его существование заполнилось исполнением своей цели, он старательно обходил любые вопросы в которых требовалось определённость в высказываниях, возможно он интуитивно опасался проявления своего истинного Я, как при распределении квартир и избегал конкретных высказываний, дабы не встали строем недовольные, противники. У него не должно быть врагов.
Холкин с Фукито ушли и Енокентий направился в сторону своего дома. Он усаживался в уличное кресло когда смолк лай собаки, не принимавшей его устремлений. Он усаживался в кресло спинка которого опиралась на дверь мастерской, приспособленной под приёмник монет от станции. Жёсткое  сидение и спинка, деревянные подлокотники не располагали к дремоте, С некоторых пор, только в этом кресле, опёртом на дверь, из-за которой доносился звон потока монет, он мог обдумывать некоторые вопросы, а зимой, при холодном ветре, Енокентий переносил его внутрь, опирал спинку на заполняемый монетами контейнер, усаживался и под их стук, чередовал случаи и события, восстанавливал в памяти доводы противников. О своих противниках, он всё чаще, не мог думать без стука монет, а когда не находил достаточных доводов своей правоты, поворачивался в сторону лотка с текущими «Рыбками» и они своим блеском выравнивали его душевное состояние, они, своим потоком выстраивались в фундамент, в основание его правды. 
Под день для обсуждения возведения 101 этажа, природа вернула настоящее лето; вопреки багровости заката предыдущего вечера, лёгкий бриз едва касался подросшего кустарника вдоль забора, мягкие лучи солнца растворялись в отцветающих растениях и только подстриженная травка зеленела, не догадываясь о недалёкой смене времени года. Енокентий же усаживался в кресло с неким  беспокойством, вопросы явившийся к нему, он мог обдумывать только под стук монет за спиной.

Алексей Алевтинович, после возвращения из отпуска, зачастую становился причиной долгих, а главное бесплодных раздумий, вот и сегодня его поддержка Енокентия, по поводу согласования с проектом, должна была обрадовать Енокентия, но он его хорошо знал, и его согласие воспринял как не желание принимать участие в решении данного вопроса или того хуже – он не хотел поддерживать любую сторону и не хотел противостоять Енокентию. Алексей уезжал в отпуск не в силах бороться с собой, бороться не находя выхода из положения, когда личное отодвинуло главное, а главным для него и Енокентия была постройка дома - возведение чуда света; то за время отдыха, он растратил интерес к их совместному детищу и даже более , по возвращению, Енокентий обнимая чувствовал чужого человека.
При следующих встречах, при обсуждении производственных вопросов, Енокентий видел прежнего своего помощника: уверенный специалист отвечал на вопросы, высказывался по проблемам, он как и прежде поддерживал Енокентия, но в одиночестве, без стука монет за спиной он не мог думать о своём сподвижнике, и сегодня обдумывая согласие Алексея Алевтиновича о вынесении вопроса 101этажа на согласование с проектировщиками, Енокентий сомневался в его истинной поддержке и не только в поддержке: На заседания Алексей всё чаще приводил Фукито, всё чаще предлагал Фукито сан ответить на особо сложные вопросы и Фукито отвечал. В Енокентия вселялась мысль –  Алексей потерял интерес к их детищу, он отходит от активного участия в окончании стройки. Этой мысли, Енокентий не мог касаться не слыша, или не видя, потока золотых монет, он мог искать причину отдаления Алексея, только при стуке «Рыбок».
Поиски причины, оборвали открывающиеся ворота – прибыл грузовичок с продуктами. После митинга, после проводов Геннадия Николаевича, он в своём усадебном тоннеле оборудовал холодильник, и у него регулярно меняли продукты с истёкшим сроком хранения. Автомобиль остановился посреди двора у люка, Енокентий поднялся и медленным шагом, пригнувшись, словно с тяжёлой ношей, направился к себе в дом, на крыльце обернулся и остановился: Должно быть отказали механизмы и содержимое контейнера меняли вручную. Грузчик, одним движением забрасывал на плечо мешок ли, коробку,  разворачивался и вторым движением передавал второму, тот укладывал в контейнер.  Через четверть часа, контейнер с обновлённым набором ушёл под землю, люк закрылся. Доставившие, пересмеиваясь меж собой, словно они получили неожиданное удовольствие от удачно подвернувшегося занятия, запрыгнули в кабину. Грузовик выехал за ворота,  Енокентий, проводил их взглядом, склонил голову, будто не ребята, а он перегружал контейнер и не один а десяток.
Отчего-то, слаженная работа других, помимо усталости, добавила меланхолию. Войдя в дом он не сел к столу, усталость отняла чувство голода, он только посмотрел на банки с деликатесами, пирамидкой выстроенные между гирями. Пирамида из банок, остановила взгляд Енокентия, вновь напомнила о Георгии, в гениальность которого он когда-то верил. Глядя на гирю, зная вкус содержимого банок, нельзя не верить в гениальность создавшего их, но шло время и Георгия словно подменили: Его не интересовали разработки новых видов продукции, он не прикасался к карандашам, краскам, не открывал дизайнерских программ, и кто бы мог поверить –  Жора  требовал пересмотра договора по продаже гирь, требуя увеличить доходность, а в последнее время  настаивает на уменьшение налога на свою продукцию, мотивируя тем, что его Деликатесы представляют Ротуск во многих странах. Он оформил подписку на рейтинговые издания и в день доставки, его не следовало ожидать на рабочем месте. Собственно, его занимали не только поиски своего имени в мировых рейтингах, большую часть времени Жора проводил вне острова, производством продукции занимался Гё. На Гё у Георгия, как и на Фукито у Алексея, перешли обязанности, которыми ранее, с увлечением занимались они сами; занимались те, которыми гордился Енокентий, считая их успехи своей заслугой. Он, им первым предоставил гражданство, предоставил под нажимом, но прошло время, и всё чаще, надежды в воплощении мечты, ему приходилось связывать с ними. Они, становились основой в убеждении правильности своего выбора; их активность в выполнении намеченного помогала Енокентию в трудные минуты, в минуты, когда впереди ему виделся вдруг, крах. Да, на него секундой порой наваливалось чувство внутренней опустошённости, бесполезности своего  занятия и даже порой, он считал свои устремления губительными. В такие моменты он, тонущий, хватался за соломинку –  за Гё за Фукусито, и они восстанавливали его уверенность в своей правоте.  Вот и сегодня, вначале краем сознания зацепившись за малую опору, Енокентий выбрался на берег, где он мог прочно встать и расправить плечи: Благодаря ему, они приобрели новую Родину, надёжную защиту, к ним вернулось признание на прежней Родине. Признание вернулось после транспарантов и митингов. Были и попытки патриотов расправиться с бывшими соотечественниками. Если в отношении Фукито патриоты не смели думать о крайних мерах, то расправа над Гё казалась делом простым и весьма значимым: они надеялись на ответную благосклонность от стоящих наверху в г. Панае – перебежчиков государство не приласкает, а их, в случае успеха обязано заметить, отметить и... Однажды, Гё принёс на дегустацию коробку продукции со своим именем на банках, его соотечественники, бывшие подчинённые спросили «Не забыл ли он, куда девался их надсмотрщик Одиз? – после его ответа – Мне не забыть ваше участие в отмщении, но я не надсмотрщик и поверьте, я всегда рядом с вами – Ты рядом? – спросил один – Он считает, что он рядом, подкармливая нас, а мы и без него голодные не бываем – Ответил другой, а закончилось предупреждением – Больше, пока не уйдёшь из цеха, к нам не показывайся. Мы не будем терпеть позор, когда на банках выпускаемых другим государством, имя нашего офицера».
Разговор произошедший в начале его новой карьеры, имел продолжение – его вызвали от имени Фукито и набросили удавку. Он не говорил об этом случае, не проводилось и официального расследования, но кому нужно было, знали. Знали о порванной бечёвке, знали и о второй попытке в поездке на Родину, и тогда он вышел без ущерба для здоровья. Гё стал первым, испытавшим Кинарх в условиях реальной опасности в условиях покушения на жизнь.
После безуспешных попыток приручить Гё, его оставили и не только оставили, но появились и новые желающие пополнить ряды граждан государства Ротуск, они не могли не появиться. Если о защищённости Гё ходили слухи, то Фукито сан, своим внешним видом каждодневно рекламировал возможности «Кинарха»: Чип введённый при получении гражданства, не только уберегал от внешних опасностей, он следил за восстановлением здоровья, за его поддержанием. Чип диктовал распорядок, физические нагрузки, диктовал меню. Он говорил своему другу Холкину «Я избавился от вредных привычек, излишеств,  мне приятен новый образ жизни». Холкин видел перед собой крепкого мужчину, видел человека вернувшегося в свой средний возраст и отдававшего всего себя службе новой Родине. Служил и он, ко времени окончания строительства дома, его тоннели, вернее доход от них обеспечивал строительство. К Енокентию, при мыслях о Холкине вернулся аппетит, он окончательно выбрался на прочный берег и десерт в виде густого киселя, заканчивал под звуки внутреннего марша.
Из-за стола, Енокентий выходил не держащимся за соломину, он выходил по многометровому бетонному фундаменту, готовый повергнуть любые препятствия в осуществлении своего плана, благо перед окном закрывая горизонт стояла стена дома, стена, осуществляющейся мечты закрывала и небо и море. 

                *****    

Решение о строительстве 101 этажа затягивалось, и только к началу осени вопрос включили в повестку. Заседание проходило в день, когда у Енокентия не осталось и следа от удручающих мыслей: он один, как и любой другой первооткрыватель, знает истину и готов встать на её защиту. Он настолько укрепился в своей правде, что начавшееся заседание здесь же и закончилось, закончилось от того, что в зале не было равного в своей правоте противника, или, по крайней мере не было равных, по его возможностям. Проходя к своему месту, он успел встретиться взглядом со своими оппонентами, он встретился  взглядом с каждым из присутствующих, и каждый, успел прочесть «Правда за мной. Я не отступлю».
Председательствующая, заняв своё место, долго внимательно осматривала зал и затем, в противоположность ожиданиям присутствующих поднялась и пряча улыбку сказала «Мы сегодня не на похоронах, и как-бы вопрос не решился мы станем ближе к нашей цели, а наша главная цель закончить стройку – На прошлом заседании мы хотели выслушать проектировщиков, они сегодня здесь. Попросим высказаться их, допускают ли они изменение проекта?»  Представитель проектировщиков, поднимаясь смотрел на Вячеслава Климовича, а встав обернулся, увидел Енокентия и убрав заготовленный текст доложил «В проекте заложен запас прочности и данный запас способен выдержать ещё этаж, но в то же время – тоннель под фундаментом, сейсмоопасность архипелага? –  И закончил без официальности –  В данном случае, определённо ответить не думаю, что кто-то сможет –  Александра Александровна, со словами –  Этого следовало ожидать –  предложила высказаться желающим и не долго ожидая реакцию на предложение, спросила – Или нам вынести вопрос на референдум?». Она озвучила затаённую мысль  Енокентия, он сам того не зная носил её в себе и после слова «Референдум» его сдавленная пружина, его готовность, не думая кинуться на любого противника, нашла выход: референдум сделает то, что нужно ему, сделает не противопоставляя его своим соратникам.   
 Александра Александровна входя, осматривая сидящих, успела найти решение, которое в данный момент устраивало присутствующих: никто не хотел противостояния и все надеялись на результат опроса в соответствии с его ожиданиями. Надеялся и Енокентий и даже, он был убеждён –  большинство скажут  «Нам не нужен ещё этаж отодвигающий заселение, отодвигающий многолетнее ожидание». В своей убеждённости, он пропустил мимо ушей, реплику Алексея Алевтиновича о необходимости в течении недели, провести референдум и принять решение, иначе застопорится строительство, не слышал и согласия с ним. Он, не замечая собственного возвышенного состояния, смотрел на Александру Александровну, смотрел восхищаясь человеком занимающим своё место, смотрел так долго, что когда услышал её голос, в зале он оказался единственным.

Енокентий, позднее, много раз восстанавливал в памяти данное заседание, восстанавливал и другие где, на его взгляд, решались критические вопросы, решались не оставляя враждебности, осадка неприязни. В ситуациях способной привести к драме, люди расходились единым целым, имея каждый своё понимание вопроса и всё, благодаря одному человеку. От неё, от Александры Александровны он слышал приглашение составить кампанию на чашку чая. Он пошёл следом, в комнате отдыха сел на указанное место, взял поданную чашку, вместе с первым глотком услышал «Мой срок истекает, остались месяцы но похоже не доработать. Я думаю уйти в отставку –   Енокентий, сделал глоток второй, поставил кружку и ответил – Я не вижу другого на вашем месте, не вижу и на следующие четыре года. Отчего Вы хотите уйти? Если можно, назовите причину». Александра Александровна села напротив и не спеша, через глоток чая, стала говорить, начав, как когда-то бывший глава Геннадий Николаевич, с деградации проживающих, вернее с обращения к ней Вячеслава Климовича по поводу строительства 101этажа. Она говорила, что ещё более года назад, к ней подошли Вячаслав Климович и Георгий. Георгия осенило, а Вячаслав Климович не смог не поддержать – они подошли с предложением строительства этажа для избранных. Она, сослалась на его, Енокентия, на его понимание справедливости и вопрос оттягивала, но пришло время - его нужно решать. Обстановка на острове, после известия о наполнившемся счёте изменилась и к сегодняшнему дню, деградацию старожилов нельзя не заметить: Вновь, несмотря на сезон в море выходят единицы и то для себя, как любители, так-как Георгий использует сырьё  добытое рыбаками Панае и не упоминая более о этаже для избранных, оправдывается, ссылаясь на дегустатора Гё,  который предпочитает ввозимое сырьё. Он не только предпочитает брать сырьё у всех кроме своих, но есть подтверждения о его готовности перевести производство в другую страну и ему поступают предложения, если бы не Гё, Гё который не может покинуть наш остров. Георгий ищет ему замену, его путешествия вовсе не праздные он, как некогда выбирал Гё теперь ищет другого, а найдёт, выведет следом и производство. Она приостановилась, верно не желая повторяться, но не смогла и вернулась к его требованию уменьшения налога  «Он знает, что мы не можем для него создавать особые условия по налогообложению, но зная, тянет  воз, как та щука, – она вновь остановилась ожидая ответа, а не дождавшись сказала «Нам нужно что-то менять».
Енокентий, не хотел ни говорить ни думать о данной инициативе Георгия, потому, пока она говорила  смотрел в сторону,  мычал и крутил головой. Она, верно раздражённая его молчанием, произнесла «Вячеслав Климович, часть зарплаты перечисляет в банк на материке –  и, совершенно жёстко повторила –  Мне нужно уходить – Енокентий поставил кружку он, начал понимать для чего ему уделили особое внимание, пригласив на кружку чая и в подтверждение услышал – Вы, не сможете отменить задуманное, а без 101 этажа у нас не будет будущего».  Енокентий поднял голову,  они встретились взглядом и Александра Александровна, не отводя глаз, изложила причину принятого решения. Она говорила, что страна, или отдельный человек не могут жить без некой цели. Цель должна стоять перед глазами, манить и притягивать, а лишив цели, в данном случае 101 этажа, мы уберём устремления жителей, устремления для подтверждения своего особого статуса, а тем самым, лишимся будущего. Мы отказом от строительства этажа уничтожим государство и закончила словами «Я не хочу в этом участвовать».
 Енокентий держал пустую чашку, хозяйка не заметила, что гостю нечем утолить жажду после её монолога. Он сделал первый глоток из этой чашки, видя перед собой сторонника достойного поклонения, достойного восхищения и принимая чашку готов был видеть её главой острова ещё два срока. Он не видел другого на её месте, он не видел замены, а допив чашку, замены не видел, но не видел и своего места в её ряду, в ряду существующей администрации. Сидя с пустой кружкой он пытался найти новые слова способные вновь сделать её своей сторонницей, но одновременно приходило сомнение, а была ли она его сторонницей? Разделяла ли она когда либо его понимание равенства людей и их  значимости, независимо от иерархической лестницы, счёта в банке? Он входил в зал заседания, готовый камня на камне не оставить в доводах любого оппонента, любого высказывания против него, он входил готовый противостоять любому и каждому, готовый противостоять против всех сразу, но сел в кресло принял кружку от радушной, доброжелательной хозяйки, и допив кружку в атмосфере устроенной ей, из всей своей уверенности не мог найти одной фразы, не мог найти одного слова. Он готовый противостоять тысячам противников, не мог противостоять одной, должно быть равной его убёждённости, только-то, убеждённости в противном.
Енокентий сидел не в силах подняться, не в силах посмотреть в её сторону, и неведомо отчего спросил «Вы когда разговаривали в последний раз с Чистиным? – он спросил, верно пытаясь от неё услышать о его мнении по главному своему вопросу, она поняла и ответила – Чистин завёл страницу в соцсети –  Должно быть сидящий Енокентий вызвал у неё чувство жалости она продолжила – Я хочу быть на вашей стороне и я согласна, что люди равны, но нам даже открыто объединившись, не изменить природу человека, мы сами, только часть природы».
Енокентий, утомлённый, скорее отжатый беседой, пригруженный враз своими семью десятками лет с гаком, с трудом поднялся забыв о необходимости скрывать груз возраста, демонстрировать энергичность. Ему, после часа проведённого в комнате отдыха у главы Администрации, требовались недели, или бесконечность для восстановления. Им овладела разбитость, он с трудом поднялся и с усилием направился к выходу. К выходу шёл старый человек, шёл шаркая ногами, вслед, голосом полным соучастия, ему предложили вызвать доктора, но он отказался. Доктор ему не мог помочь. Он с трудом поднялся на берег, а поднявшись увидел себя глазами прохожих, увидел и чтобы скрыть свою немощность, пусть и временную, сел на скамью.
 
Поднимаясь на берег, усаживаясь, он не видел вышедшую и провожающую его взглядом главу государства. Она стояла взявшись за ограждение, смотрела на его ссутуленную фигуру и не могла оторваться от ограждения, не могла вернуться назад: Отчётливо понимая ошибочность выбора хозяина острова, она глядела на его с трудом переставляемые ноги и ей показалось, ещё чуть и он упадёт, она даже сделала шаг, чтобы догнать и помочь, но закрыла глаза, а когда открыла он сидел на скамье. Она видела его старческую фигуру, она почувствовала собственную вину, –  жалость сдавила сердце, из подсознания невольно восстанавливались его устремления. Его устремления и проблемы острова, жителей, соединились в единое целое.
 Она видела его прибывшим в разрушающийся, заросший бурьяном посёлок, видела жителей потерявших веру,  вспомнила и себя, которой некуда ехать и подняла голову – дом заставил запрокинуть голову, вместе с видом уплывающих за сотый этаж облаков, её покидала уверенность в своей правоте. Глаза, сделав круг по стене дома вернулись к скамье, к Енокентию - она подумала, «Он явился к нам. Мы достраиваем дом, подобных которому не знал мир – вина за причинённую ему боль овладела ей, пальцы разжались и с мыслью – С ним, мы смогли противостоять могущественным державам, а что, если нам удастся изменить человека и тогда, мы действительно построим рай?». Она сдвинулась в его сторону, хотела помочь, но сделав несколько шагов, увидела подошедшего мужчину, узнала Романа и сказав себе «Роман в эту минуту будет лучшей помощью», повернула назад. 

Енокентий, сев на скамью и не успев овладеть собой, услышал голос с предложением помощи. Перед собой он видел обувь устаревшей модели, видел поношенные брюки, увидел и себя его глазами, увидел и заставил обмякшие мышцы придти в движение: мышцы усилием воли, медленно сдвинули голову вверх, расправили плечи, выпрямили позвоночник, а когда они встретились взглядом, никто не смог бы заметить, что ещё минуту назад, он находился одной ногой ступившим туда. Енокентий, ровным голосом,  более чем обыденно, заговорил,  «Смотрю на дом, погода располагает, подошли к финишу, присаживайтесь коли не торопитесь?».
К нему присаживался Роман Селимович, он не присутствовал на заседании, однако за время чаепития Енокентия, островитяне о референдуме узнали. Они желали высказаться. Они шли на берег, обсуждали и убеждали друг друга. Роман, обрадовавшись приглашению сесть, верно в продолжение своего предыдущего диалога говорил «Не всех устроит стандартная квартира – Енокентий, слышал о своей стройке достаточно на сегодня,  он не желал продолжения и тоном окончания разговора, произнёс – Вы сможете сказать своё слово на референдуме. Я не могу принять решение!» – а сказав, понял, что в Романе он имеет союзника, и ему нужно изменить интонацию, нужно поправиться. А между тем, после произнесённой громко и резко последней фразы, к ним повернули гуляющие. Митинг в планы Енокентия не входил, он хотел заручиться только  поддержкой Романа и он, со всей искренностью, предложил  пройтись по набережной. Поднявшись, в признательности повторил «Я не могу навязывать свою волю любому из подданных государства, референдум лучшее, что придумало человечество. Я соглашусь с любым решением». Они дошли до свёртка, Енокентий остановился и поблагодарив Романа Селимовича за интерес к делам острова, сославшись на самочувствие, повернул к дому, однако сделав шаг, остановился и обернулся: на него смотрели вопрошающие глаза, он не выдержал и пригласил его зайти к себе.., на неделе и более не оглядываясь, направился к дому.
Позднее, он не мог восстановить весь день заседания. Он помнил Александру Александровну, провожающего Романа, но чётко, выстроить последовательность произошедшего был не в состоянии: Заперев за собой калитку, оставшись вне видимости любопытных, его мышцы вновь ослабели и на диван ложились составляющие тела; ложился, совершенно изношенный старик. Этот старик, не замечал времени, не реагировал на  зуммер - не поднимался и не открывал, а занесённые в «Кинарх», со свободным входом, забыли о нём.
Он восстанавливался более недели и восстановился, до осознания: глава острова, администрация, пока не на его стороне, но время способно переубедить их, а для этого нужно завершить намеченное. И в какой-то миг, в сознании блеснуло: «Со мной уже сейчас Роман, и найдутся тысячи, которые встанут рядом». При мысли о Романе, о тысячах вновь проиграл мелодию зуммер, ему оставалась малая капля и сигнал стал той каплей которая подняла его с пониманием настоящей реальности. Не глядя на монитор, он нажал на вход, повернулся и увидел в зеркале? увидел и не сразу понял, что это он, но понял до входа посетителя. Кешка, одним движением оказался в ванной, а услышав открывающуюся дверь, попросил обождать его; он скоро выйдет.
Выходил Енокентий свежим, выбритым, готовым к продолжению жизни. При выходе навстречу поднялся Роман Селимович, Енокентий рукой попросил сесть, но он, не замечая приглашения, заговорил о референдуме. Сегодня, Енокентий готов был слушать, он хотел слушать, он хотел действовать. А действовать, по мнению Романа нужно немедленно, с этой минуты. Он говорил «С экрана телевизора, из динамиков и даже на каждой упаковке хлеба, призыв «101этаж наше будущее». Опросы утверждают, что лишь  единицы против 101, а до референдума осталась чуть более половины срока – он посмотрел, верно на недоумевающего Енокентия и продолжил – Я к  вам пришёл в третий раз и только сегодня смог войти. Мы не сможем отобрать достойных для заселения этажа избранных. У нас будет как везде –  попрана справедливость. Или и вы за продолжение стройки? – он остановился глядя на Енокентия. Енокентий, словно зная о положении, спросил – А что вы предлагаете? – Роман Селимович потребовал – Нам нужен равный доступ к СМИ, как сторонников так и противников. Мне же дали произнести одну фразу и ведущий рассмеявшись заитожил – «Подобное мы проходили». Енокентий, не мог не согласиться. Они решили обратиться в Администрацию для решения равного доступа к СМИ, с чем и вышел Роман. Вышел, но в течении часа вернулся вместо посыльного, с приглашением на планёрку. На планёрке, глядя на Енокентия, вновь возмущался Роман, возмущался утверждая, что в любом случае пекарю, который кормит хлебом посёлок тридцать лет, не достанется места среди элиты, не будет там и учителей его сына, а будет закулисье, и затем, где гарантия, что после 101 кто-то не пожелает надстроить 102, для единоличного пользования? а время используемое сторонниками в СМИ? и теми кто против..» Его убеждённость, остановила Александра Александровна, предложив учредить комиссию по контролю за равными доступом в СМИ, с чем присутствующие и согласились. В комиссию от сторонников вошёл Георгий, Роман Селимович стал наблюдателем от противников строительства этажа для избранных и в дополнение, Енокентий, предложил ввести в Администрацию Романа Селимовича собственным постоянным представителем. Присутствующие предложение не оспорили.  От лёгкости, с которой ситуация на глазах изменилась, Енокентий окончательно обрёл почву и попросил отчёт о статистике уже использованного времени в СМИ, и не дожидаясь ответа, потребовал «Общее время, для сторонников и противников продолжения строительства должно быть равным». Сегодня он вновь не знал сомнений, он вновь был способен побеждать, его состояние, или неоспоримость доводов, убедили присутствующих.
Как до заседания, СМИ однобоко преподносили информацию о необходимости строительства, так после заседания, превалировали противники и к дню голосования опросы сменились на противоположные, большая часть респондентов высказывалась против, однако референдум с пересчётами голосов, выявили равенство. Огласить подобные результаты решили в присутствии всех жителей, в одном из готовых залов. Вместо, вызванного Алексея Алевтиновича прибыл Фукито сан, который рекомендовал оперный театр «Вместимость! Акустика! – Аргументировал он – Енокентий подумав - В своём доме и стены помогают – спросил –  А электроэнергия, потолочные панели? – Фукито ответил – Запитаем по временной схеме». Действительно, пословица не обманула, хотя само собой, решение не пришло. 

Отделка, роскошь зала, останавливала входивших: резьба, барельефы, нависшие над залом античные герои эпоса, завораживали. Не избежали и позолоты, она в сочетании с пурпурными, чёрными тонами притягивала взгляд – люди медленно двигались по проходам вдоль стен, рассматривая дело рук человеческих, рассматривая и изумляясь тонкости и изысканности вкуса, ювелирной точности исполнения.
 Заинтересованность в результатах референдума, или любопытство, но зал заполнялся не только участниками голосования, люди шли и шли: шли свободные от смены строители, шли туристы. Из лож, сотни камер с логотипами мировых СМИ смотрели в зал. Вышедшую на сцену Александру Александровну, зал встречал аплодисментами стоя, полный зал с забитыми проходами поднялся в овации, демонстрируя накопившиеся эмоции.  Восторг и восхищение от увиденного, обрушилось на первого представшего перед сражённой публикой. Глава острова зачитала повестку и предложила отчитаться о результатах референдума Роману Селимовичу. Публика расселась, Роман Селимович занял место за трибуной, развернул бумаги, приготовился и глянул в зал.., глянул, несколько раз кашлянул, только аудитория не реагировала. Присутствующие запрокинув голову смотрели вверх. Смотреть было на что: реальные облака, с причудливыми формами проплывали над головами сидящих, солнце присутствовало в зале, люди поворачивались к нему лицами, жмурились от яркости лучей, ощущали тепло бабьего лета, казалось лёгкий поток воздуха скользит по волосам и вовсе не казалось – вентиляторы, упрятанные в технических помещениях, перемещали воздух одновременно по всей ширине зала. А между тем картина на потолке постоянно менялась: по панелям побежала волна, приблизилась к берегу, к бухте – залитый солнцем посёлок на воде, предстал зрителям. Зал, зачарованный реальностью картинки, затаив дыхание, следовал за объективом камеры, то осматривая бухту, то отдельно стоящие корабли, плавучие гостиницы, плавучий блок администрации, пешеходную зону вокруг дома. Сменяющаяся картина на потолке, окончательно завладела залом, Роман покашляв и не получив ответной реакции, следом за остальными поднял голову.., и присоединился – он стоял за трибуной отдавшись воле оператора. 

Енокентий, вошёл в зал ко времени начала заседания. С ним согласовывали проект, он следил за выполнением работ, присутствовал и во время приёмки, но зал, в несколько тысяч восторженных людей, впервые включенные потолочные панели, сразили и его: вид бухты, дорожек, настолько увлёк, что просьбу Александры Александровны, отключить панели, не услышал и он. Переключение на аварийное освещение и её  вторичное предложение выслушать Романа Селимовича успокоили зал, но впечатление от увиденного главенствовало: присутствующие, на оглашение результатов референдума не среагировали. Глава, подняла руку и повторила «Референдум показал равное количество как сторонников, так и противников возведения 101этажа». После  сказанного, она попросила Романа Селимовича, вторично огласить итоги выборов. В установившейся тишине Роман вновь зачитал цифры о принявших участие и подняв список, объявил «Согласно отчёта не принимал участие в голосовании только Енокентий Трифонович – жители повернулись в его сторону, послышались голоса – «Пусть скажет, с кем он?». Енокентий, далее оставаться над происходящим не мог. Он попросил бюллетень, поставил галочку, свернул и подал Роману. Роман выдохнул «Мы заканчиваем строительство». Над собравшимися прогремело УРА. УРА… Енокентий, ожидал чего угодно, только не всеобщего ура. Ему показалось в эту минуту, что у него не было противников.
Но как без противников и референдум показал – их половина, только противники, покорённые чудом увиденного невольно, присоединились к выбору Енокентия. Для него, день открытия оперного театра, стал вторым днём триумфа. Первый, неизгладимый, он помнил в деталях – день задержания браконьерских судов. Как и тогда, людей охватил дух единства с ним. Гремело ура!
В ликовании зала, лишь единицы остались при своих убеждениях, не отказались от своего выбора, они направились к выходу. Впереди шёл Георгий с Вячеславом Климовичем, на выходе, Вячеслав Климович сказав что-то Георгию, вернулся к Александре Александровне. Она сидела за столом, укладывала бумаги, подошёл и Енокентий, она повторила уже слышанное, верно для обоих «Я намерена отказаться от своей должности – Она замолчала и закончила, как-бы через запятую – Хотя я и проголосовала против строительства 101этажа. Вдруг удастся переделать природу человека? – на немой вопрос Енокентия – Отчего же хотите уйти, ответила – Не уверена, что удастся, а сомневаясь, мне не стать вашей помощницей». Сказав, она поднялась, предложила занять место в зале, начиналась вторая часть торжеств – выступления приглашённых знаменитостей.
Концерт, ещё более объединил людей: выходили делясь впечатлениями, останавливались, образовывались кучки, группы. В одной из них, Фукито сан, в гордости за сделанное объяснял найденные решения для акустики зала, он говорил, что во время пробных выступлений, признанные мастера сцены удивлялись лёгкости с которой им удавалось пройти труднейшие партии и они недвусмысленно намекали на готовность войти в труппу театра, если таковая будет создаваться.  Другая, весьма заметная группа отличалась разновозрастными участниками, даже школьниками, студентами, любопытство подтолкнуло Енокентия, он подошёл, но доносились лишь отдельные слова и он развернулся, чтобы уйти, но увидел подходившего к нему Вячеслава Климовича, он и удовлетворил его любопытство  «Собрались вокруг Чистина. У них без Гуру жизнь не в жизнь. Они и на странице, в соцсети всё о своём, да о своём».
Енокентию, вторично сказали о странице Чистина, но и в этот раз он не стал расспрашивать, а между тем Вячеслав Климович предлагал принять некие меры, пока тот не создал государство в государстве. Он сетовал, что они не так часто встречаются как ранее и не могут обговорить накопившееся, а если пустить развитие на самотёк, то можно потерять всё, что с этакими трудностями удалось создать. Затем, как-бы не к месту, спросил давно ли он, Енокентий, проверял свою почту? Действительно, Енокентий разделив тревогу Романа Селимовича, погрузился в происходящее вокруг референдума, забыв прочие вопросы, в том числе инет и почту.
За разговором, они оказались перед свёртком к его дому, Вячеслав Климович остановился, он явно намеревался продолжить разговор, только Енокентий, сегодня, в день своего триумфа не хотел слышать о проблемах, о государстве в государстве, он хотел радоваться, наслаждаться своим днём. Переступив порог крутнулся, пытаясь изобразить увиденное на сцене балетное «па», но упал в кресло и откинув голову, закрыл глаза – тысячеголосое УРА зала звучало в нём. Через УРА, донёсся зуммер. Нина Васильевна с Холкиным, не могли испортить его праздник, он нажал на вход: Они шли мимо, зашли поздравить с успешным запуском театра, с близким завершением строительства, Нина Васильевна извещала о бронировании ложи на будущие премьеры. Она, оказывается не знала о простоте, с какой можно привести душу от верха ликования, к бесконечности страдания. Она впервые прикоснулась к этому виду искусства и открыла в себе нового, лучшего человека. Она благодарила Енокентия за своё открытие, за радость полученную ею. 
Они не могли испортить его праздник, они могли только увеличить его внутренний восторг, он уже намеревался обсудить со своими друзьями переход на собственный календарь, или по крайней мере, переводе стрелок часов, но Нина Васильевна желала продолжения чуда воздействия музыки, Енокентий показал на имеющиеся виниловые диски. Зазвучал голос Юлии Хамари - ария из оперы «Так поступают все» подняла Холкина, следом встал и Енокентий. Холкин жаловался, что его фляжка по случаю праздника опустела ранее обычного, он спрашивал «Не найдётся ли у тебя Енокентий чего либо, соответствующего моменту?».  Енокентий достал соответствующее моменту, налил и они, не оборачиваясь тайком осушили, переглянулись и под слова Холкина «Без коньяка Дорабелла горло сушит» вернулись к столу.
 Нина Васильевна, не замечая их, замерев слушала. Слушала, словно нежданно пришла разгадка мучавшая много лет: В её памяти, рядом с погибшими мужем, сыном, неизменно вставал Енокентий. Она не могла его обвинить, но не могла и отделить его от трагедии. И лишь сегодня в зале, в какой-то момент, через неё пронеслось – святых нет. Под воздействием музыки, она могла понять любого и любой поступок, а у Енокентия перед проигрывателем, её чувства только усилились: чарующий голос исполнительницы оставил вне прошлого – перед ней, её Холкин и Енокентий слились в нечто целое, которое наполнило её небывалой радостью, счастьем принадлежности к недостижимо высокому. Они вдвоём предстали основанием её жизни.
Енокентий с Холкиным заметив её отстранённость, не желая тревожить отошли, Холкин заговорил о своей подземке, он хотел подключить «Кинарх» для её защиты. Он убеждал «Разорившиеся перевозчики могут пойти на многое и мы  должны гарантировать полную безопасность. Наши поезда продолжение государства. Никто не должен усомниться в нашей надёжности – Енокентий ответил –  Я бы рад, я и сам заинтересован, но мощности «Кинарха» задействованы почти полностью, потому …– он подбирал слова, чтобы смягчить отказ, а Холкин воспользовавшись паузой, продолжил – Можно освободить мощности, отключив защиту речки. Она под фундаментом, кто и что способен сделать с ней? – и глядя в глаза с неким напором не прерываясь закончил – подземка не речка, её без защиты в два счёта можно вывести из строя. Рамки металлоискателей на входах  не дадут гарантии. Я надеюсь только на «Кинарх. Тем более, что основной доход государству поступает от подземки. Я думаю, у нас в основе государства не театр и даже не дом, а подземка, её мы обязаны охранять в первую очередь». Енокентию, не хотелось в праздничный день заниматься делами, или что-то другое мешало принять решение, только он, чтобы отвлечь гостя от его забот, поднял вторую рюмку, но алкоголь не мог пересилить сидящую в Холкине проблему, он подошёл к конверту от пластинки, долго читал, а вернувшись заговорил не о чудесном голосе исполнительницы и даже не о её привлекательности, он вновь вернулся к подземке, верно он и пришёл в праздничный день со своим вопросом и без его решения уйти не мог. Он, сменил тон, он уже просил Енокентия, вновь говоря о бетоне над речкой, вновь повторяя о жертвах при терактах, и после его слов «У нас скорости превышают скорость звука в 3-4 раза, любая авария и потребуется месяцы для восстановления». Енокентий сдался, забыв, что это будет последняя схема охраны, что более он ничего не сможет изменить. Он пообещал сегодня же, перенастроить «Кинарх». После чего Холкин с вопросом «Не засиделись ли они?» засобирался, Нине Васильевне пришлось уступить, прощаясь сказала озадачив обоих «Я самый счастливый человек. Я смогла простить».
Проводив, Енокентий поднялся наверх и выполнил обещанное. Его речка, несущая золотые монеты, гири, осталась без защиты, о чём и проинформировало выпавшее окно настроек. Экран известил о отключении функции любых изменений в выборе охраны объектов, в случае нажатия «Ок». Енокентий дал слово и не мог выбирать, он кликнул «Ок». Выполнив обещание, включил большой экран, включил отображение настроений проживающих на острове – экран засветился яркой зеленью, несколько красных точек не могли испортить расположение духа, он даже не стал смотреть индивидуальные данные и причины вызвавшие дурные настроения. Спускался Енокентий в удовлетворении от выполненного обещания, от единодушия островитян, спускался в сумерках, на верху строящегося дома в свете включенных прожекторов двигались фигуры строителей, ему показалось они двигаются чуть расторопнее, чуть организованнее чем до принятого решения.
Ложась, он наметил на следующий день подняться и осмотреть стройку на месте, с мыслью о осмотре и  заснул, заснул чтобы среди ночи проснуться и до рассвета лежать бессоннице: Одиз разбудил его. Одиз разбудил благодарностями за смягчение условии, он сказал «Спасибооо. Мне стало легчее…». Енокентий, встал поздно, мятый, встал не в силах отделаться от деталей увиденного. Крепкий чай, завтрак, не улучшили состояния, оставался последний способ – бинокль на окне. В восьмикратном приближении, Енокентию не казалось, он видел наяву – работы выполняются более организованно, более расторопно, на лицах читалась радость единства. Он опустил окуляры вниз на разгружающиеся суда и здесь, он видел своими глазами: стрелы кранов двигались быстрее,  доставленные грузы, обгоняя транспортёрную ленту, торопились к стенам дома. Енокентий, с трудом оторвав взгляд, подошёл к зеркалу и смочив расчёску, поправил волосы, вернее провёл расчёской по месту, где ранее были густые, отливающие смолью жёсткие волосы, затем долго, внимательно осматривал себя и вышел, чтобы выполнить намеченное – осмотреть строительные работы наверху. Он, желал подтвердить увиденное в бинокль, желал заглянуть в глаза работающим, желал оказаться внутри сгустка энергии устремлённой к финишу.
Только, поднявшись наверх, внутри сгустка ему оказаться не удалось и даже, увлечённые работой строители его не сразу заметили, он успел осмотреть открывшиеся виды до потери дара речи: Верно, он поднялся в день с особо прозрачным воздухом, или решённый вопрос вернул ему не только смоляную шевелюру, но и утерянные баллы зрения –  Аэропорт на соседнем острове и поднимающиеся самолёты, не задержали его взгляд, он не остановился и на крыше Пагоды, впервые увиденной им за Аэропортом, которая не закрывалась с прошлых времён и с появлением военнопленных вернулась к активной жизни –  став островком Родины для части осуждённых; взгляд Енокентия не остановил и плавучий посёлок,  двигающиеся суда в акватории; его лишил дара речи, открывшийся с противоположной стороны берег материка, берег  впервые увиденный им. Енокентий, в немом вопросе, лишь указывая пальцем, искал у кого спросить, пока не увидел Фукито сан и Фукито, очень обыденно, как новичку в плавании впервые увидевшего сушу, ответил «Панае, это их берег – и подведя к подзорной трубе, предложил осмотреть. Енокентий видел не только жителей соседнего государства , он увидел их лица и  не поверив спросил – Фукито сан, это ваши земляки? – Фукито, верно почувствовав изумление Енокентия, ответил – Они тоже видят нас, мы рядом». Енокентий, более не спрашивал, не смотрел в окуляры трубы: ему с сотого этажа мир увиделся узким, а его собственность, его государство и совсем крошечным, не сравнимым с огромной стройкой, каждый день закрывающей половину горизонта из окна его кухни. А между тем, Фукито сан показывал на оторвавшиеся от основного здания башни по периметру здания, показывал на смонтированную тарелку для приёма энергии. Фукито сан указывая на тарелку, говорил «Зеркала, развернутые на орбите концентрируют солнечную энергию в луч и направляют в энергоприёмник, в нашу тарелку – он прервался, размышляя о уместности объяснения технических решений и сказал только – Это один из нескольких энергоприёмников, но мы, благодаря ему, обеспечили временный запуск театра, в настоящее время занимаемся подключением и настройкой других помещений в доме». 
Фукито сан, показывал и объяснял светясь и брызгая энергией, словно не чаша, а он сам наполнился энергией полученной из космоса и своими словами раздаёт, заряжает окружающих соприкоснувшихся с ним. Енокентий видел перед собой мужчину  в расцвете сил, ему объяснял не ответственный за претворение некой разработки, с ним говорил и Енокентий не мог ошибиться, с ним говорил заболевший его идеей, способный продолжить начатое им и даже более, с ним говорил Вершитель в единственном числе, вершитель не ограниченный в возможностях, способный увлекать и подчинять своей воле, способный вести за собой государства.  Его вид, интонации, указывали –  он единственный в мире понимающий и способный воплотить некую высочайшую идею, доступную в данный момент, ему одному. Фукито, переполненный устремлениями, притягивал убеждённостью –  до этого дня, Енокентий, оказывается не видел настоящего вдохновения, а когда рассмотрел, к « Вдохновению» касалась рукой, пытаясь привлечь внимание, Тамара Павловна. Она спрашивала, «Фукито сан, скажите пожалуйста, где мне найти Алексея Алевтиновича? – Фукито, с трудом понимая что обращаются к нему, переспросив, ответил – Алексей Алевтинович, по приезду после профилактория, занимается у себя в кабинете – и нехотя прервавшись закончил – Он занят привязкой к местности разных типов коттеджей – На пристальный взгляд Енокентия ответил – К узкому длинному озеру, или над озером пытается установить дом в два этажа». Тамара Павловна нечто вспомнив, замолчала, а для Енокентия «Коттедж. Озеро» остались непонятыми, в дополнение, он слышал коттедж, а видел Тамару Павловну, её лицо, видел лицо притягивающее взгляд бархатистой кожей, искрящимися глазами - каждая ресничка, каждый волосок, требовали коснуться, требовали ответить, а она тайно и открыто смеясь, верно над обоими, спрашивала о Алексее, просила проводить её, и Фукито сан? Он пошёл следом.
Енокентий видел: у него на глазах что-то произошло, видел и не мог понять, а проводив вздохнул и чтобы не стоять на глазах среди работающих, бесцельно направился к противоположной стене. Он пробыл наверху ещё некоторое время, ходил пытаясь понять что-то из увиденного, однако любые варианты противоречили опыту, а между тем началась пересмена, образовалась цепочка по направлению к лифту в неё влился и Енокентий, а затем вошёл и в лифт. Во время спуска он мог получить намеченное «Оказаться в сгустке энергии» но сосредоточившись на своей загадке, не замечал настроения окончивших смену, не прислушивался к их разговорам о близком заселении о  близкой победе, а выйдя на набережную и дойдя до свёртка к посёлку, свернул в парк чтобы сесть на ближайшей скамье. Енокентий сидел в неопределённости, пока не увидел Вячеслава Климовича, увидел и он его и словно опаздывая к назначенному времени, повернул к нему.
Енокентий поднялся навстречу, пригласил присесть и сдерживая свой вопрос, заговорил о поразившем его виде – близости соседнего острова, соседнего государства. Вячеслав Климович не поддержал разговор он, едва образовалась пауза, спросил, смотрел ли Енокентий почту? «Нет, не смотрел пока – ответил Енокентий, и чуть со стороны вернулся к своей загадке – Не с Тамарой Павловной ли Чистин ведёт страницу? – Возможно – Коротко ответил он и глянув в глаза, а затем переведя взгляд на дом продолжил – Александра Александровна верно устала. У нас впереди возможны выборы». Тон последних слов заставил обоих почувствовать жёсткость уличной беседки, вызвал потребность к действиям –  они одновременно поднялись и как будто, достигнув некоего решения в долгих переговорах направились к себе. Енокентий первым свернул к калитке, у калитки остановился и проводив Вячеслава Климовича до входа во двор, ответно кивнул головой. Войдя в дом он, не останавливаясь прошёл к компу. Первым открыл письмо с темой  «Референдум принятия решения строительства 101этажа», затем перешёл по ссылкам, подтверждающим видео, к рассвету прочитал настоятельно рекомендуемые комментария.
 Знакомясь с закулисьем проведённого референдума, Енокентий ничего не понимал, да и как поймёшь?  Вячеслав Климович, открыто поддерживающий Георгия, открыто выражающий ему симпатии, в отдельной кабинке ставит галочку в противоположной графе. Можно ли понять подобное? Если Александра Александровна объяснилась с Енокентием и он, просмотрев списки, только дополнительно уверился в её порядочности, то Вячеслав Климович? Чистин, голосует за строительство, его постоянные посетители разделились, хотя и с большей поддержкой строительства? В поисках объяснения Енокентий перешёл на страницу Чистина, и прочитав первую публикацию, остановился: упорядоченный мир с ответами открылся перед ним. Нет в журнале Чистина он не нашёл нового, но читая, выстраивалась логика и логика убеждала, он и сам порой приходил к подобным заключениям.  Енокентий, читая верил – перед ним истина, он убеждённый в отсутствии её, истины для человека, для человечества, подпал под влияние написанного до степени потери собственного мышления, вернулся к состоянию посещения дома Чистина, тогда «Им говорить было не о чем, они знали друг о друге то, что скрывали от самих себя». Они однажды проникнув друг в друга, неосознанно шли сцепившись сознанием, шли рядом, являясь частью друг друга. Енокентий читал и видел события, являлся участником событий, он сам диктовал страницы, он сам диктовал истины, он сам часть написанных истин. Закончив чтение, он сидел неопределённо долго у монитора, сидел, откинувшись на спинку кресла закрыв глаза, а перед ним, чередуясь вставали абзацы, предложения, он повторял прочитанное наизусть. Прочитанное повторялось на разные голоса: Повторялось, объяснениями желания отставки Александрой Александровной –  твердившей о тупике выбранной им справедливости; он слышал голос Геннадия Николаевича, говорившего о деградации населения, о своей малозначимости; звучало требованием разыскать Одиза Тамарой Павловной. Она, все они повторяли доводы, изложенные на страницах Чистина. Вспомнилось, как они с Алексеем шли следом за потерявшей направление Тамарой Павловной, пока не оказались на оконечности острова, перед обрывом, а она завороженная Чистиным не замечая пронизывающего ветра, торосов, льда со снегом впереди, говорила о его понимании мира. Сегодня и Енокентий оказался в подобном состоянии, а оказавшись почувствовал некий озноб, словно он не в тёплой комнате, а вновь на оконечности острова, на ветру. Внутренний холод, переместил взгляд на монитор, на страницу Чистина, он перешёл к комментариям, а прочитав, почувствовал страх за своё детище, страх поразил его – единение сменилось страхом.

Много позднее, он перечитывал написанное Чистиным, и не мог объяснить своё состояние после первого прочтения. Да, в одной из публикаций, приводились слова Платона о изъятии части собственности, превышающую некую сумму; да, в некоторых из комментариев, в самой малой части, звучало повторение лозунгов прошлого века «Грабь награбленное», звучало «Власть народу», но на «Грабь», следом отвечали –  награбленное одним, поделённое на тысячи не изменит положения тысяч, да и кто способен разделить на тысячи?  Отвечали и на «Власть народу», что данный лозунг ширма, за которым скрыт истинный смысл «Не важно как голосуют, важно кто считает», только Енокентий ударенный Платоном, первыми лозунгами, с ними и остался, не дочитав остального, или читая, не понял смысл? В нём, из всего прочитанного остались одни лозунги.   
Он вновь долго сидел без движений, сидел пока совсем не рассвело, пока мышцы не потребовали движения. Он поднялся, мысли перенеслись во вчерашний день к уходу Тамары Павловны  вместе с Фукито. Вспомнив их, Енокентий подошёл к окну, взгляд упёрся в остановившуюся, или незаметно вращающуюся фигуру над  постройкой Чистина, затем скользнул вниз на окно. В окне, обозначился силуэт, то Чистин, не в силах выбросить из головы своей правды, проведший так же в бессоннице ночь, остановился напротив окна, его взгляд споткнулся о купол со шпилем прикрывающем «Станцию», затем переместился на окно в доме Енокентия. Они, не видя друг друга, встретились взглядом. Они, неосознанно проведшие часть ночи в единении мыслей, в единении сознания, утром встретившись взглядом, увидели канаты ринга: Енокентий, встряхнул головой, словно пытаясь сбросить некий груз и глядя в окно Чистина, чувствуя его, вновь зацепился тончайшей нитью памяти к дню прибытия на остров, а через секунды, уже не тончайшая нить, не ручеёк, а полноводная река наполнила его уверенностью в своей правде: При нём - вместо посёлка с упавшими заборами, заклеенными синей изолентой окнами и грязными, болтающимися посредине занавесками, разбросанные за сараями флаконы от аптекарских настоек - построили дом, родилось государство и он свою правду, достигнутое, обязан отстоять.
Во время, когда Енокентий закрепился на своём фундаменте, стоящий в доме напротив Чистин, непроизвольно отодвинул часть шторы, его взгляд безвольно переместился влево, на скверик с ровными рядами прижившихся деревцёв, с отцветавшими клумбами, пробежал по скамейкам меж ними, и коснувшись стены строящегося дома, устремился вверх. Взгляд остановился на строителях возводившими ближайшую башню - точную копию башни кремля. Чистин, глядя на выстроенный дом видел за ним Енокентия, своего противника на ринге, да нет своего друга, или всё же противника? Перед ним встал вопрос – «Кто он мне? Кто он острову? – вопрос стоял не решаемый – если враг? да ни в коем разе – враги не строят, враги разрушают, но если друг? нет друг не может не считаться с его мнением, с мнением окружающих. Нет, он мне не друг. Однако...? – с этой мыслью Чистин сел в кресло». Обретённый фундамент усадил и Енокентия, да он вновь обрёл опору: Бесконечная стена закрывающая горизонт наполняла его чувством выполняемого долга, он уверился в своём предназначении – «Служить острову, служить своему государству». Он не может ошибиться, и он обязан перед собой, перед доверившимся людьми закончить начатое; с мыслью «Я обязан» Енокентий подошёл к компу, нет не выключить, он вторично просмотрел почту, он желал действий, желал подтверждения своей правды и почта не обманула –  Пришло новое сообщение от правительства Сверхдержавы. Они извещали, что к концу дня, отойдут последние суда с грузами для окончания строительства, в том числе, и суда от субподрядчиков к концу дня встанут под разгрузку – в их трюмах отделочные материалы бытовая техника. В заключении они обращались с просьбой о демонтаже ядерных устройств. 
Енокентий, не стал отвечать, он направил копию письма и просьбу назначить совещание в Администрацию, Александре Александровне, а также Вячеславу Климовичу. С Вячеславом Климовичем он желал обговорить в деталях прошедший референдум и главное – Чистин. Чистин, имеющий больше подписчиков, чем имелось зарегистрированных граждан государства Ротуск, занял основное место в его голове, разогревая серое вещество: в нём нестираемо соединились Чистин и лозунги в комментариях, он размышлял - «Если сегодня, после бессонной ночи, мне удалось в мыслях с трудом одолеть вначале себя, а затем и его, то приобрети Чистин ещё сторонников, зарази их, и с ними будет не сладить, по крайней мере, без потерь. Мне на совещании, после совещания, требуется обсудить способы убрать влияние Чистина, пока ситуация не стала бесконтрольной и вместо переселения в дом мечты с планами на будущее, не сменилась на «Грабь награбленное. Всё принадлежит нам». Разыгравшееся воображение рисовало картины повторения прошлого –  «Над головами лозунги «Кто не с нами, тот враг наш; До основания а затем». Лидеры над труппами, над пепелищами, ораторствуют о близкой победе, о готовности лечь до последнего». Ему не нужны смерти, не нужны разрушения, ему нужно благополучие каждого живущего, и.. не предупреди, Вячеслав Климович, он мог оказаться перед крушением.
Разогретая подкорка Енокентия видела единственное спасение в Вячеславе Климовиче – у него опыт административной работы, у него, нечто большее чем опыт в поддержании стабильности и порядка. В нём Енокентий видел спасение, но обратиться немедленно не мог, он интуитивно, не хотел просить у него помощи, он надеялся, Вячеслав Климович во время совещания сам проявит инициативу, сам предложит способы для устранения влияния Чистина. Енокентий не хотел выходить на сцену, он чувствовал, знал, что Вячеслав Климович способен найти выход устраивающий его Енокентия, устраивающий и большинство жителей. Он надеялся найти способ остаться вне группировок, в тени, сохранив свой курс! Приняв решение, Енокентий отправил письма и настроил зуммер сигнала входа на полную громкость.
Он ложился в начале дня, ожидая посыльного с приглашением на заседание, однако проснулся, а зуммер молчал, молчал и после обеда. «Ждать да догонять» и не выдержав направился в Администрацию, но выйдя во двор повернул к своему уличному креслу, прислонил его к двери, откинулся: звук сыплющихся монет быстро успокоил, он накоротко придремал или забылся и услышал таки зуммер, уже через некую пелену, но входил не долгожданный посыльный, входил Роман Селимович. Енокентий, в дремоте не успел встать, не успел пригласить в дом, а Роман усаживался в соседнее  кресло, а сев, что-то буркнув о сыне, которого он вновь не понимает, без обиняков повторил  услышанное Енокентием во вчерашней беседе с Вячеславом Климовичем. Он говорил «Вячеслав Климович прав. Мы можем потерять всё. Чистин, его окружение, наши враги. Я только вчера не без помощи сына нашёл его страницу, где он, мой Ренатик участвует в полемике на стороне Чистина, если нам не остановить их, мы окажемся в беде. Я пытался объяснить сыну, но словами мне его не переубедить и не только его. Сегодня в беседке, в сквере, рядом со мной обсуждали его страницу, вмешался, пытаясь оспорить, да где там, перешёл на крик, а они смеясь издевались, «Крик, слабость позиции и лучше с подобными рассуждениями тебе не вмешиваться». Енокентий не успел ответить, он настолько внимательно слушал, что не заметил подошедшего Вячеслава Климовича, который извинялся что без предупреждения, и хотя без предупреждения, но продолжил будто учувствовал ранее, «Сейчас не время полумер! Сейчас не время дремать! То что сделано на острове, нельзя отдавать в любые другие руки, любые другие руки начнут исправлять и вместе с помоями, выкинут и ребёнка. Кроме того, мы имеем записи Чистина о тебе, о твоём личном. Нам нужно принимать меры – Енокентий услышав о личном, резко встал, но удержав гнев, кивнул согласно головой, а затем спросил – А что нам делать, чтобы убрать влияние Чистина и не нарушить закон? –  Роман,  услышав о законе резко встал, готовый что-то сказать, но Вячеслав Климович поддержал Енокентия – Закон основа любого успешного общества и мы его не нарушим. Мы с моим замом, вернее мой зам, не с такими как Чистин справлялся, справится и с ним – Он сделав ударение на «С ним»  закончил – Кроев не таких опрокидывал, не с таких спесь то сбивал».
Енокентий в последней фразе услышал, что-то знакомое, до боли близкое, у него, в присутствии двоих уверенных в решении сторонников, ушли сомнения. Он краем сознания понимал, что сказанные слова «Закон основа любого успешного общества», направлены для него одного на всём острове, но не хотел и не мог принять истинного смысла. После ночного жара в голове  с «Ораторами над пепелищами», он посчитал: для достижения близкой цели нельзя не согласится с любым предложением, от любого, в том числе и от Вячеслава Климовича. Енокентий на рассвете, в течения дня, не единожды вернувшись к правде Чистина, к своей правде, к записям у того в журнале о своих проблемах, готов был поддержать любое предложение и он соглашался, кивая головой, ему и нужно то было – только кивнуть, остальное сделают без него.
Он ещё кивал, когда пришёл посыльный с извещением о намеченном заседании к концу следующего дня и как-бы оправдываясь, пояснил «Администрация не смогла  сегодня найти время, согласовали на завтра, если и вы будете свободны – Енокентий вновь кивнул, со словами – Я всегда свободен».  Посыльный ещё затворял калитку, а Вячеслав Климович вновь заговорил, заговорил ровным голосом, тем тоном когда говорить более не о чём. Так говорят о погоде. Он спросил, не надумала ли Александра Александровна остаться до конца своего срока, в ответ на неопределённое пожатие плечами Енокентия, в том же безразличии продолжил, что хорошо бы провести выборы ранее заселения и к заселению сформировать новую, состоящею из понимающих дальнейшие задачи Администрацию, так-как к переселению, к освобождению заключённых, мы коренные островитяне обязаны подготовиться. Он прервался на словах «Мы не должны раствориться в том, возможно миллионе или даже миллионах жителей, которых способен принять наш Дом. Мы должны сохранить своё, особое положение». Енокентий, должно быть по инерции кивнул, после чего гости, вспомнив о делах, направились к выходу. Енокентий тоже встал и направился проводить их говоря, «Я из дома вышел, чтобы идти в Администрацию, но дошёл только до кресла? Может сейчас дойду». И он дошёл, вначале до кабинета Холкина.   
 Холкин и сам хотел его видеть. Холкин благодарил за подключение охраны подземки к «Кинарху». Холкин усаживая гостя, не останавливаясь говорил о запущенных линиях, о перевезённых грузах, о близких к готовности направлениях, он сидел на своём коньке, забыв гостя, вернее полностью отдавшись радости присутствия гостя: Говоря о подземке, успел плеснуть в фужеры и смог отойти от своего детища, докладывая, именно докладывая о уникальности приобретённого напитка многолетней выдержки, если Он есть, он ткнул пальцем вверх, то обязательно участвовал в создании. Холкин, предлагая и Енокентию заказать пару коробок, одним глотком осушил, осушил и на время остался без дара речи, в этом промежутке Енокентий успел скороговоркой сказать «От правительства Сверхдержавы пришло напоминание о окончании договора – Они заканчивают строительство дома. Нам нужно обезвреживать боезаряды. На завтра в Администрации, по данному вопросу назначено совещание. Нужно ехать к ним. Вы, как их представитель не согласитесь организовать делегацию?». Холкин, сказанное скороговоркой услышал, услышанное изменило его, перед Енокентием стоял, да он сразу встал, отодвинул бутылку и глянув на Енокентия Трифоновича, не спешно заговорил «Да, да, нам самим нужно было проявить инициативу. Я не думаю, что кто-то из нас, способен предъявить претензии к выполненным работам – он склонил голову отведя глаза и продолжил просящим тоном – Я не хочу ехать на свою бывшую Родину в виде дарителя свободы. Я как бывший рядовой гражданин, не могу прибыть во главе официальной делегации – на вопрос Енокентия – А кого нам отправить? – он пожав плечами, ответил – Заседание завтра, нужно подумать». После его слов Енокентий пригубил из своего фужера, осмотрел не хитрое убранство кабинета, спросил «Готов ли он к переезду? –  Холкин, не услышав вопрос, ответил – Перед заседанием, завтра, я предложу кандидатов – Енокентий согласился  со словами – Не думаю, что Вас станут оспаривать!» – после сказанного, поблагодарив за напиток, попрощался.
От Холкина Енокентий вышел с неким особым чувством, чувством что он дожил таки до удачного дня, до дня, когда от него не требуют принимать решение, ему подумалось, что в подобный день возможно удастся вернуть прежние отношения с Алексеем. После возвращения, Алексей открыто избегал встреч с ним, Енокентий считал, что Алексей отправляет Фукито намеренно, дабы самому не оказаться наедине с Енокентием и в то же время, не может человек участвующий в рождении идеи, в её воплощении, вдруг отказаться от участия в торжествах по случаю завершения. С данными размышлениями, он вошёл в отдел по строительству. Отдел занимал несколько комнат, секретаря на месте не оказалось и Енокентий прошёл в кабинет Алексея Алевтиновича, но за столом, в удивление Енокентию сидел Фукито сан, верно он заметив смущение Енокентия и сам не сразу нашёлся что сказать, а когда нашёлся, то объяснил «Алексей Алевтинович пожелал занять дальний кабинет, а меня перевёл сюда. Здесь постоянно отвлекают вопросами стройки. Там ему спокойнее», а затем, уже уверенно, перешёл к текущим вопросам. Они вновь получили удовольствие от общения. Выходил Енокентий от Фукито сан с укрепившейся уверенностью, что Фукито должен выйти на первые роли в его команде; в Фукито он видел сегодня, своего возможного продолжателя и если шёл сюда для встречи с Алексеем, то выходя, мог и не посетить Алексея, если бы не ссылки в конце беседы, на согласование некоторых решений с Алексеем Алевтиновичем.   
 К нему Енокентия привёл Фукито сан. Алексей сидел за большим столом с разложенными чертежами, Енокентий, считая что решаются вопросы по их объекту, спросил «К окончанию строительства не убавилось вопросов? – Алексей ответил – Нет я отвлёкся, на будущее – Фукито, со словами – Не буду вам мешать» - вышел. Енокентий, хотел сесть, но Алексей, смутившись, предложил ознакомиться с его новым проектом. Он стал рассказывать о озере на котором он должен выстроить себе дом. На недоумение Енокентия, на его вопрос, «Но у нас нет озера? – он ответил – Дом хочу построить на озере своего детства, скорее юности. Здесь, Фукито сан справляется, а для меня, после последней поездки освежившей память, лучше тех лугов, озера, места в мире нет. Там я построю себе дом –  На слова Енокентия - Мы достраиваем главный дом, равного которому не может быть, удобнее которого не может быть– он ответил – Этот дом мне стал чужим, да и Мать говорит – Дом на миллионы квартир не сделает жильцов счастливыми –  он помолчал и закончил – Я ошибался и в доме, и особенно в … –  он, бросив взгляд на Енокентия, замолчал».   
Молчал долго и Енокентий, он понял в ком ещё ошибался Алексей, но не находил слов по другой причине: Во время разговора в мимике Алексея в голосе при смущении, Енокентий отчётливо, впервые со времени знакомства с ним, увидел нечто знакомое, надёжно хранимое. Далёкое вернулось в Енокентия, заполнило его и унесло в те закоулки памяти, которые любой из нас боится тревожить. Подобные воспоминания удавалось обходить и Енокентию, а сегодня, в особом чувстве удачного дня притупилась бдительность, или наоборот обострилось восприятие мира и в него, в минуту ворвалось то мимо чего не прикасаясь ему удавалось ходить годами. Енокентием, за время нескольких фраз Алексея, безраздельно, овладело щемящее чувство близости к этому человеку, он видел его мимику, слышал его слова и страх потерять дорогого человека, уже дорогого,  мобилизовал  Енокентия и его мозг выбросил ту энергию чувств, которая не зная времени, границ достигла всех и каждого связанных с данным воспоминанием, достигла и Алексея и он, глянув на Енокентия, прервался не договорив, не в силах закончить начатое: Он и ранее замечал некое особое расположение к себе Енокентия, своё безосновательное влечение к нему и сейчас, перед ним сидел не владелец острова, Алексей оказался в одной комнате с близким человеком, которого он не мог ни обидеть, ни рассердить.
Чувства овладевшие Енокентием, верно отразилась на его внешности, Алексей машинально подал стакан воды, Енокентий отпил из рук Алексея, нет он ещё не способен был думать, но заговорил о том чего не было в нём при входе в кабинет, не было всего минуту назад. Он говорил, что Алексея он не может отпустить, что он желает чтобы Алексей здесь получил полагающеюся квартиру, что он желает чтобы он перевёз сюда свою Мать и если согласится, то он Енокентий, будет ходатайствовать о выделении и ей квартиры с помощницей-сиделкой. Он Енокентий позаботится о лучших докторах и препаратах для неё. Он говорил, глядя на поставленный стакан, избегая взгляда на Алексея, говорил не прерываясь, пока не почувствовал отсутствие сопротивления своим словам и заканчивал уверенный, глядя в глаза  «У нас, для Любови Ефимовны, мы создадим условия, которые не сможет обеспечить любая клиника мира. Ты Алексей строй дом у озера, или ещё что, но оставаясь гражданином нашего государства. Мы вместе начали вместе должны и закончить». Алексей не сразу ответил, он обошёл стол, постоял у чертежей и будто вспомнив, повернулся к Енокентию говоря «Я свои обязанности передал Фукито сан, если вы согласитесь с моей официальной отставкой и его назначением, то я согласен –  Енокентий поднялся, подал руку, говоря – Да, конечно, придумай себе должность. Завтра заседание. Думаю, чтобы тебя оставить, заседание согласится с любой должностью – Он выпустил руку, а выходя обернулся и посветлев лицом, ни к кому не обращаясь, произнёс – У меня сегодня удачный день». Однако к себе вернулся вновь погружённый в вопросы, да и не думать было нельзя: Если Алексею он верил, верил и Фукито, то Вячеслав Климович? Ему казалось что свой дом, да и весь остров, с неких пор уменьшились в размере и не от того, что близок берег соседей, ему казалось, что и в комнате не все углы принадлежат ему, а выходить во двор в приставленное кресло было поздно – он лёг полагаясь только на судьбу, на её милость – завтра заседание? Будет ли судьба к нему милостива, как сегодня?
Енокентий, вышел из дома гораздо ранее намеченного заседания: Он перед заседанием хотел встретиться с Александрой Александровной – не надумала ли она остаться? хотел увидеть и Холкина; он надеялся до заседания нащупать почву, на твердь не надеялся, но хотя бы? Выйдя за калитку, однако торопиться не стал и повернув в противоположную сторону, дошёл до оконечности острова. Лёгкий бриз гнал волну, волна достигнув отмели возвышалась и раскатывалась далеко по пологому берегу. Внизу у воды гуляло несколько островитян, а один стоял вдали от берега, он стоял так далеко, что нельзя было поверить, что отмель может тянутся на подобное расстояние, на него посматривали отдыхающие, засмотрелся и Енокентий, а рыбак, верно ощутив внимание, демонстрировал своё умение: он широким взмахом забрасывал снасть, затем работая удилищем, катушкой, подсекал добычу и поблистав её чешуёй на солнце, нанизывал на кукан прикреплённый к поясу. У Енокентия промелькнула мысль, «Хорошо бы сделать площадку, коли там такой клёв» но обдумать не успел – удилище изогнулось, с берега было видно насколько активно рыбак подводил к себе добычу, не обращая внимания на волну перемещаясь по дну, пока увлёкшись не оступился попав в промоину. Ему не успели помочь, снаряжение, костюм – трудно в подобной экипировке справиться.
Енокентий, увлёкшийся вначале рыбалкой, а затем наблюдая за спасением, о заседании вспомнил поздно и опоздал, дабы скрыть недисциплинированность, в зал прошёл через запасной выход и занял место в заднем ряду, он часто сидел там не переходя статуса наблюдателя. Его кажется не заметили, в наполненном зале стояла тишина, председательствующая сидела напряжённо склонив голову и когда Енокентий сел она встала со словами «Я согласна с предложением Вячеслава Климовича назначить выборы через два месяца, к этому времени намечена сдача дома. С завтрашнего дня, если заседание согласится, объявим о начале предвыборной компании. Прошу голосовать – она посмотрела на поднятые руки, спросила – Кто против, воздержавшиеся? и объявила – Решение принято». В зале попросил слова Вячеслав Климович, он известил присутствующих что прошло уже две недели как он оставил заявку на запуск частной ТВ компании и просит совещание решить данный вопрос сегодня, так-как срок рассмотрения истекает. Для присутствующих, данное заявление оказалось неожиданным: Александра Александровна обратилась к секретарю, секретарь  просмотрела бумаги и в нерешительности, признав свою ошибку, зачитала заявление подтверждающее слова Вячеслава Климовича, после чего, заседание согласилось с запуском частного телеканала. Александра Александровна поднялась чтобы закрыть совещание, но заметила Енокентия Трифоновича, и повторила о принятых решениях: Направить делегацию в Сверхдержаву в составе: Председатель Фукито сан, члены Тамара Павловна и Роман Селимович, выборы назначить на воскресение 10числа и выделить частоту для частного телеканала, затем, глядя на Енокентия, спросила будут ли вопросы? Енокентий, не хотел объявляться в конце заседания, потому сидел не меняя позы, она подождала и объявив о закрытии, начала неторопливо укладывая бумаги.  Енокентий, дождавшись когда зал опустел, направился к ней, он не мог не подойти в день объявления ею об отставке, не мог не поддержать.
Подойдя и виновато объяснившись за опоздание, попросил уделить несколько минут, сославшись на неожиданную отставку и необычность состава делегации. Она уложила бумаги и пригласила в кабинет,  пока шли, объяснила причину своего ухода рекомендацией докторов которые давно настаивают на смене рода деятельности, а о составе делегации сказала просто  «Холкин, предложил Фукито сан –  заседание согласилось, а Фукито попросил двоих помощников, Вячеслав Климович предложил Тамару Павловну, а Романа я». В кабинете она продолжила, что не считает принципиальным состав парламентёров, так-как вопрос решённый, да и заседание согласилось без обсуждения.   
Енокентий, мотив предложения включения Тамары Павловны не совсем понимал, а Романа и тем более, однако обсуждение решённого не входило в его намерение и чтобы не молчать  заговорил о гибели рыбака, закончив вопросом «Нужно что-то сделать? –  Она после паузы, ответила – Сейчас выборы, хотя обсудить успеем – Енокентий, заметив некоторую неуверенность, исполнил намеченное, говоря – При любом результате, Вы должны работать в правительстве! – Она же, словно не услышав, продолжала говорить о гибели рыбака – Когда была коса, там  постоянно кто-то сидел с удочками, сейчас косу смыло, а один, видимо из старых рыбаков, вспомнил». После её слов вспомнилось и Енокентию и он, посидев отведённое приличием время, попрощался, а выйдя из Администрации направился к оконечности острова, но пошёл берегом и остановился позади усадьбы Вячеслава Климовича, глядя на удалённое место, где стоял рыбак: Сбоку, по сменившемуся профилю и высоте волны, прорисовывалась вся отмель – Енокентий узнал её – Картина в его комнате, определённо написана с места где он стоял, но нет солнца, ушла под воду и стала опасной отмель. «Кто и зачем, некогда повесил её в мою гостиничную комнату?» вновь встал вопрос, он повернулся назад, там закрывая небо стояло огромное строение, стояло рядом, в 2-3км. от некогда длинной и широкой косы где утонул рыбак.  Мысль «Утонул рыбак. На отмели, некогда бывшей суше. Рядом с моим домом» зависла в голове, с ней он обошёл оконечность острова, с ней вернулся домой и чтобы отвлечься от мыслей о погибшем, косе, доме, включил телевизор, новостная программа повторяла услышанное от Александры Александровны: Выборы. Парламентёры. Упомянули о кадровых перестановках –  завершение строительства перешло под руководство Фукито сан; сказали о бывшем заслуженном капитане рыболовецкого судна, попавшем в промоину и погибшем; о помощи в похоронах, закончилось объявлением о начале вещания нового ТВ канала в тестовом режиме.
Переключившись на тестовый канал, Енокентию было чему удивиться, хотя и тестовый, но оформлению студии, дизайнерским решениям мог позавидовать и признанный канал, а ведущие! они, в магнетизме радушия продемонстрировали тот уровень профессионализма стоящего на фундаменте из достоинства и порядочности, что Енокентий не смог  ни отойти, ни переключиться до окончания выпуска и только после завершения, прослушав официальное объявление о начале предвыборной компании, он выключил телевизор, но не смог остаться на месте и с мыслью «Тестовый режим?» вышел во двор, глянул на кресло. Однако, внутренний голос  развеял сомнения - «У нас есть не только гири, консервы, но есть и Личности, главное –  Личности». С мыслью о личностях, двор показался узким, где-то слышались голоса, он вышел за калитку, вышел и остановился – Сквер, набережная оказались заполнены как местными так и военнопленными. Особенно оживленными выглядели группы из военнопленных: они просмотрели новости и не только знали об отправке парламентёров, но верно догадывались и о цели их поездки, радовались близкой свободе: они не могли оставаться наедине, им требовалось выговориться, выговориться требовалось и местным. По скверу образовалось несколько групп. Енокентий подошёл к небольшой группе, в центре которой стоял Вячеслав Климович, он говорил «Нам нужно выставить своего кандидата, выставить и победить иначе мы потеряем, что смогли создать за время принадлежности острова в собственности Енокентия Трифоновича –  Последние слова он произнёс глядя на Енокентия и закончил – Он среди нас! Я предлагаю его выдвинуть от нашей группы!» Стоявшие, обернулись к нему, Енокентию пришлось говорить. Он вновь говорил, что более чем охраной острова, принятием решений о выдаче гражданства, он заниматься не сможет и независимо от своей воли, верно, поддавшись висевшему в воздухе общему чувству находившихся рядом, сказал «У вас есть лидер – Он обвёл взглядом сквер и остановился на самой большой группе, группе Чистина, в мозг стукнуло «Выкинут с помоями и ребёнка», и повторил более твёрдо – У вас есть лидер», а сказав направился к группе военнопленных в которой говорил Фукито сан, подойдя услышал «Мы достраиваем дом в котором  каждый из нас может купить квартиру и перевезти семью. Эта земля стала моей новой Родиной, с этой земли не отправят на чужие, спорные территории чтобы присоединить их и получить результат который  каждый из нас здесь стоящих, имеет. Здесь, власть не превозносит подвиги и не требует их, не требует жертв, жизней, здесь она работает для удобства, для удовлетворения нужд своих граждан. Государство Ротуск образовано для человека, для его защиты, только здесь за здоровьем подданных следят 24часа в сутки – Фукито остановился, и словно демонстрируя собой сказанное, встретился с каждым взглядом, встретился и с Енокентием встретился и закончил – Енокентий Трифонович владелец острова с нами, пусть он скажет». Енокентий и сам хотел просить слова, чтобы выразить признательность к Фукито сан, к окружившим его и заговорив, подтвердил сказанное Фукито сан о квартирах, о воссоединении с семьями, особо отметил возможности «Кинарха» в поддержании как внутреннего  порядка, так и здоровья и объявил о начале компании по приёму заявлений на получение гражданства г. Ротуск и рассмотрением их после сдачи дома на заседании правительства. Высказавшись, он подошёл к Фукито сан пожал руку, поблагодарил за согласие возглавить делегацию, а отходя и сожалея, что Фукито не изберут президентом, увидел Тамару Павловну.
Она сидела у выхода из сквера, наблюдая за происходящим, за прохожими - она явно кого-то ожидала. Енокентий, не мог обойти её, а подойдя остановился, спросил разрешения присесть. Усаживаясь он говорил, что сквер будто специально разбили для подобных мероприятий – с одного места всё на глазах, она же ответила «У нас начинается новое время –  в сквере, только крупных три группы и неожиданно спросила – В ком ваша надежда? – Енокентий верно находился под впечатлением слов Фукито, и Фукито верно был у него на языке, верно и она находилась в близком состоянии, потому что он не должен был этого говорить, но с языка слетело – Фукито сан». Енокентий, с последним звуком, попытался исправить: он говорил о доверии к Фукито, о назначении его председателем в переговорах, говорил, что он надеется и на её помощь, но сказанное не  воробей, да и она, как-будто ждала этого, ждала, чтобы услышать«Фукито»  именно от него, Енокентия, а услышав поднялась, спросила не проводит ли её Енокентий Трифонович и пока шли, говорила о поездке, говорила, что не помешало бы отсрочить окончательное подписание договора. Енокентий не согласился и остановившись у свёртка к своей калитке ответил «Мы обязаны подписать, у нас есть договорённость – прощаясь, она неопределенно ответила – Обязательства нужно выполнять».
Утром проводив делегацию, посмеивались над Георгием – он отправил коробку своих консервов для накрытия стола после подписания. Александра Александровна, в отличии от остальных выглядела довольно серьёзной, а оказавшись рядом с Енокентием заговорила о Вячеславе Климовиче, который ночью направил заявку в банк на материке о переводе большей части своих вложений назад, к нам. Услышав, Енокентий не понял к чему она проинформировала его, не понял тона – радовалась она, сожалела, или кто его знает, не возникли ли тревоги, подозрения. Не дождавшись ответа, верно чтобы прервать затянувшуюся паузу, сообщила, что командировку для парламентёров оформили на два дня, за пару дней, как предположил Фукито сан, они выполнят намеченное. Только вернулись дипломаты к концу недели, вернулись, когда произошли перемены, которых никто не мог предполагать.   

Вечерами, как и после объявления о начале компании, в сквере, каждый вечер собирались сторонники вокруг своих лидеров, но что удивительно, если в первый вечер группа окружающая Вячеслава Климовича была самой малочисленной, то уже через неделю, она по меньшей мере удвоилась. Он как и следовало ожидать в числе первых подал заявку на участие в выборах и хотя претендентов набралось около десятка, только реальными кандидатами на победу оставались лидеры трёх групп образовавшихся в первый день. Енокентий ежедневно встречался с Александрой Александровной, он не мог не встречаться, вопросы требовали немедленного решения: заявления от претендентов, распределение времени теле-радиодебатов и ещё, шифрограммы от переговорщиков – переговоры стопорились. Ответная телеграмма, с нажимом о необходимости подписания документов не возымела действия. Фукито, сослался на доверие выраженное им при формировании делегации – «Мы выполним» написал он, после чего Енокентий с Александрой Александровной согласились, что испортить, даже при желании они не смогут, а в случае чего - поправить не составит труда.
Не успев успокоить себя по поводу переговорщиков, им пришлось переключаться на решение местных вопросов: Енокентия, в день приёма по личным вопросам, потребовали прибыть в Администрацию. В кабинете главы сидела мать Чистина. При его входе, Александра Александровна предложила ей повторить свой вопрос: С её слов, на частном телеканале началась травля сына и не только на телеканале? «Ему не дают выйти, обливают чем ни попадя, даже фекалиями и главное шантажируют, так ей говорил Виктор –  Мать говорила о беде её сына –  Он не может уйти. Не может оставить своих сторонников, но и продолжать компанию по норме «Закон тайга» тоже не в состоянии. Он очистился от прошлого и не желает возвращаться. Он завёл тетрадь, что-то в неё пишет – она поглядела в глаза Енокентию и спросила – У нас что, вернулось время, когда писали в стол?  Вы следите за соблюдением законности? или? – она остановилась, не отводя взгляда ждала ответа, а что он мог ответить? С мыслью о Чистине, возвращался кошмар бессонной ночи с «Грабь награбленное». И он заговорил, виденным, слышанным не единожды ранее - «Мы демократическое государство, в демократическом государстве в основе конкуренция, а любая конкуренция это жёсткость и даже жестокость, и только подобные условия способны отобрать сильнейшего, с крепкими нервами лидера, способного вести за собой – прервавшись и окунувшись в «Грабь награбленное», не замечая состояния присутствующих, закончил – Мы не нарушим свободу высказываний, мы будем следить за равным использованием времени в государственных СМИ любого выдвиженца, а что касается частных каналов, то здесь, мы обязаны уважать частную собственность в том числе и в продвижении своих политических целей». Енокентий, кажется, нажил себе врагов, они не дослушали его, свои последние слова он говорил в закрывающуюся дверь, в спину Александре Александровной, выходившей следом за просительницей. Они вышли. Секретарь при их виде, вызвала доктора. Александру Александровну и Екатерину Павловну госпитализировали. 
 Возможно, и Енокентий Трифонович нуждался в госпитализации не менее их? Только он шагнув следом, вернулся и сел, его обожгло - он не только приобрел врагов, но и потерял своего сторонника. Он не мог уйти не объяснившись с Александрой  Александровной. Из его головы вытеснились любые мысли кроме «Мне нужно вернуть взаимопонимание». Возможные последствия повторяясь и повторяясь, дополняясь и дополняясь казёнщиной сказанного, перегрузили мозг - он потерял реальность, перешёл некую черту, оказался в ином мире. На стуле сидело тело не реагируя на входивших, на происходящее вокруг. И в какую-то минуту, он не своей волей, не прилагая усилий поднялся, направился к Пагоде, увиденной с сотого этажа своего дома. Подойдя и открыв дверь оказался в темноте, в им никогда не знаемой темноте: ни через веки, ни через сознание не проходил ни один отсвет, ни один импульс. Он почувствовал движение -  спиралью по бесконечно длинному тоннелеобразному проёму, уходящему на неопределяемую глубину, в полной тишине и темноте, он спускался так долго, что краем сознания засомневался –  не лучше ли вернуться назад?... и оказался в большом, высоком, даже слишком высоком зале: мягкий свет лучеобразно проникал сверху до четверти колонн, далее, свет распространялся по пространству от центра, наполняя  колонны, пол, живым жёлто-оранжевым тоном. Казалось, камень изнутри испускает свет, одни стены оставались затемнёнными, или совсем невидимыми. В центре зала, нечто, похожее на невысокую статую,  вокруг, на удалении от центра метра в два с половиной-три, поднимались четыре колонны; между статуей и колоннами, посредине, невысокий бордюр-кольцо. Меж колоннами, на полу, возможно на ковриках, в жёлто-оранжевых одеждах, скрестив ноги сидели трое монахов, или жрецов, четвёртое место пустовало. Один из них, предложил занять данное место  Енокентия. В следующей картинке, он сидел четвёртым, в той же одежде и той же позе, что и остальные. Через короткое время, на месте, где он увидел себя  в данном помещении, стоял Чистин. Енокентий медленно попытался подняться навстречу.   
Енокентий, чувствуя слабость в мышцах поднимался, свет проникающий через камень исчез: молчаливая ночь, с отсветами с берега  окружила его; нет колон, нет жёлто-оранжевых одежд, есть ночь и он, один перед столом. Под впечатлением виденного, он долго сидел не двигаясь, затем поднялся, вышел из кабинета; в коридоре встретил дежурный, объясняя «Мы не стали тревожить вас. Доктор осмотрел вас и не нашёл причин для беспокойства, просил, когда проснётесь проводить; он зайдёт к вам днём». От помощи Енокентий не стал отказываться, но войдя к себе, не предложил провожающему чай кофе и отказался от визита доктора,  отказался не от избытка сил: он знал, в его случае, доктора не помогут.
Утром, проснулся рано и в отличии от обычных дней проснулся с приливом энергии, помахал руками, поприседал, а садясь к столу, услышал зуммер, к нему желал войти Вячеслав Климович, войдя сообщил, что вчера посетил Александру Александровну: она в ближайшее время не сможет выполнять свои обязанности и просила назначить ей замену, затем не останавливаясь объявил «Сегодня возвращаются парламентёры. Фукито, думается самый достойный заменить главу, но его соратники намереваются  выставить его кандидатом в президенты, возникнут толки о использовании административного ресурса, нам временно лучше назначить человека далёкого от амбиций самостоятельных действий – Он прервался глядя на Енокентия и не уверенным тоном закончил – Может попробовать Романа Селимовича?» Енокентий подобного никак не мог ожидать и верно не скрыл более чем удивления, так-как Вячеслав Климович, просил Енокентия самого назначить временно исполняющего обязанности главы. Енокентий перебирая возможных кандидатов, не нашёл кого предложить и после продолжительной паузы, дабы отстрочить решение сказал «Мне тоже нужно навестить Александру Александровну, если хотите, давайте вместе сходим, обсудим? – он ответил – Она во время моего посещения плохо чувствовала себя, боюсь что мы вдвоём, можем сделать только хуже… – и остановился, явно не закончив начатое. Енокентий не дождавшись окончания, согласился –  Да, лучше, пока делами её не обременять, а я в течении дня, зайду к ней… – и тоже прервался». Енокентия остановила возникшая картина из вчерашнего дня, с матерью Чистина: Он должен пресечь подобное, он знал, догадывался, что всё, что она говорила есть правда, знал что он услышал только часть, другую, худшую, носит в себе Чистин не высказав. Вячеслав Климович, верно почувствовав направление его мыслей, заговорил, ссылаясь на ТВ, «Сейчас время новостей. Вчера промелькнул сюжет с материка, из колонии – некий старый друг Чистина, по окончанию срока желает приехать к нему, хвастает, что они с Чистиным всегда понимали друг друга без слов и сейчас, накопив опыта не совершат старых ошибок –  Енокентий промолчал о включении ТВ и парировал, явно напоминая о прошлом острова в бытность главой Вячеслава Климовича, – У каждого есть вторая половина, о которой лучше молчать.., но не закончив остановился». Он вспомнил своё молчаливое согласие на устранение Чистина из претендентов. Они, тоже очень часто понимали друг друга без слов, поняли и в этот раз, и последовавшие слова Вячеслава Климовича, подтвердили – Я включу в свою программу ряд предложений: Обливание фекалиями приравнять к тяжкому преступлению, как и любые действия оскорбляющие человеческое достоинство, а за подтасовку, подделку результатов выборов, наказывать как за подделку казначейских билетов, и ещё, из моей команды предлагают увеличить срок президентства до шести лет, подобный срок, практикуется в некоторых странах. Мы хотим вынести данные предложения на референдум, включив в бюллетени для голосования».  Енокентий, молча глядел на Вячеслава Климовича: его предложения он, возможно слышал уже, или носил неосознанно в себе – подобное мог сформулировать и озвучить только единомышленник близкий по духу, в эту минуту его единомышленником вновь стал Вячеслав Климович и он, его единомышленник, не дождавшись ответа, скорее увидев ответ в глазах Енокентия, со словами «Мне пора – Повернулся к выходу, а у двери напомнил  – Делегация прибывает вечером, мы на это время заказали спецвагон –  Енокентий ответил – Хорошо, я буду  в Аэропорту».   
После ухода Вячеслава Климовича, Енокентий не спеша позавтракал и вместо того чтобы выполнить намеченное - навестить главу, сел и взял книгу. Он явно не хотел идти, но и не посетить больную причиной  болезни которой являлся сам? «Нет нужно идти» приказал он себе, приказом же открыл и дверь в палату. Вопреки ожиданиям Александра Александровна выглядела не настолько больной, при его входе улыбнулась, пригласила садиться и словно в продолжение слов Вячеслава Климовича, заговорила о необходимости её замены закончив словами «Доктора просят пройти полный курс лечения, хотя и уверяют что микроинфаркт и на ногах переносят, да и я чувствую - смогла бы подняться». Она лежала под капельницей, Енокентий заметив ей это и сказав, что она для него не только глава Администрации и он, считает себя виновным в её состоянии, и что если бы контролировал себя, то смог бы более мягко объяснить матери Чистина, а затем спросил, «Кого бы Вы предложили временно исполняющим ваши обязанности? – она ответила – Вячеслав Климович предлагает Романа Селимовича, верно для того, чтобы ему не мешали выборы замешать на грязи, а потом и продолжить.. – она остановилась, глядя на Енокентия и вдруг произнесла то, чего Енокентий не мог ожидать – На время выборов, лучше Тамары Павловны исполняющей обязанности главы, мне не найти кандидата». Она замолчала глядя на Енокентия, а он с мыслью, «Не должен дрогнуть ни один мускул», искал способ высказать своё несогласие. Он не мог согласится с данной кандидатурой. Тамара Павловна? и он здесь, на острове окажется с правом совещательного голоса, чтобы прервать затянувшуюся паузу он осторожно заговорил «Я пока не думал, возможно действительно Тамару Павловну? Они сегодня прибывают – и с неосознанным нажимом закончил –  Вячеслав Климович организует встречу, должно быть вечером и обсудим». Александра Александровна, отвела глаза - она поняла. Она несколько отвернулась, затем подняла глаза на капельницу, и не Енокентию, а содержимому флакона,  сообщила, что они с Чистиной лежали в одной палате, а сегодня, после посещения Виктора, её перевели в общую палату. Чистина сама настояла: молчать не могла, забыв что мы обе больные и я не глава, да и поверить нельзя: самое безобидное –  якобы с экрана актёр озвучил желание, верно прослушивающих и следящих за её сыном, не пердеть перед телевизором, они, с её слов и за унитазом следят –  подсказывают, что семечки от яблок вредны, но в унитаз их не бросают, есть мусорное ведро. Сказав, она оторвала взгляд от флакона, и будто впервые увидев на стуле постороннего, смутилась, неудобно почувствовал себя и Енокентий, в своём неудобстве в память вернулся утренний визит Вячеслава Климовича, он нашёл глаза Александры Александровны и из него хлынуло «Именно, поверить нельзя? следят? и семечки от яблок, как подобному верить? Я сегодня говорил с Вячеславом Климовичем». Он отчеканил свою веру в него, присовокупив: предложенные вопросы на референдум, телесюжет из колонии с другом Чистина. Енокентий не мог остановиться  «Она Мать и видит большее чем есть. Да и если всё так… как она говорит? нужно время, много времени чтобы просмотреть программы, и даже найдём мы подтверждение её слов, а далее?... Мы не сможем уличить конкретное лицо! и тем более наказать».  Озвучив своё отношение к происходящему, Енокентий, также неожиданно как начал говорить, смолк, а смолкнув понял – «Однако я совершил непоправимое – он повернулся,  посмотрел на её закрытые глаза,  поднялся и задом сделал несколько шагов, она остановила, просьбой – Отправьте меня на лечение на материк». Енокентий, услышал её тихий голос, увидел бледнеющее лицо и вдруг, выскочил за дверь с криком «Доктора, немедленно доктора», а сам направился к себе в кабинет, в Администрацию.   
Проходя мимо дежурного потребовал немедленно найти и пригласить к себе Вячеслава Климовича и его зама. В кабинете сев за стол откинулся в кресле, и глядя в потолок вспомнил своё молчаливое согласие «нужно было только кивнуть, остальное сделают». Без него и сделали. Сомнения вновь овладели им «Кто другой? Фукито сан? Он более других подойдёт! – Череда мыслей, обрывков мыслей, не углубляясь скользила в сознании Енокентия – Если следовать за логикой, то Фукито сан! Но возникает из ниоткуда и вовсе не из ниоткуда, а из детсада – воспитатель т. Стеша,  с её «Варяг не сдаётся», а следом вползает в память сосед, участник «Цусимы», а следом неизбежный вывод – И их потомку Фукито, на нашей земле отдать свою Справедливость». Мысль «Отдать свою справедливость» подтолкнула к действию, он поднялся с осознанием «Если для меня, которому ушедшие поколения позволили на клочке суши установить высшую справедливость, и я не в силах справиться с заложенным в садике воспитательницей т. Стешей, то как же остальные здесь живущие? – Он неосознанно, впервые подняв руки, голову кверху, во весь голос крикнул – Господи помоги, слаб, я совсем слаб, помоги». Произнеся, остановился не веря, что услышанное он же и произнёс. Однако в следующую минуту овладел собой, убрал сердцебиение, усилием воли восстановил дыхание и смирился с собой. Смирился с каждым жителем острова, с каждым подданным своей страны «У них у каждого была т. Стеша, у каждого заложен без возможности выкинуть, свой «Варяг. Своя Цусима», и если он понимая, не способен их выкорчевать из своей головы, то из своих подданных не нужно и пробовать. Не нужно пробовать и Фукито сан избрать Президентом». Енокентий, собственник  дома незнаемого цивилизациями, собственник трети мирового запаса золота, (как утверждали в ведомстве Вячеслава Климовича) собственник острова, сидел повторяя и повторяя слова Геннадия Николаевича «Моя работа мало значимая. Я согласен написать заявление об отставке», только кому сказать, только какая отставка в его то положении, а коли отставки нет и с дыханием удалось справиться в этот раз, а впереди…»   
 Его мысли оборвал вошедший дежурный - «Кроев, со слов Вячеслава Климовича, на материке в санатории на лечении. Отбыл вчера вечером.  А сам, Вячеслав Климович, проводит совещание, по  окончанию непременно прибудет». Енокентий, находясь под обрывками прерванных мыслей, попросил отложить встречу до вечера, до прибытия делегации, а сам отправился на ЖД, сел в вагон следующий в Аэропорт. На острове, обойдя здание Аэровокзала направился за сопку, его вела память прошлой ночи. Подойдя к Пагоде, с некоторым опасением открыл дверь, но вместо темноты оказался в полумраке внутреннего убранства Пагоды, из полумрака, через некоторое время вышел монах и видя нерешительность посетителя спросил «Не нужно ли Вам чего либо? – Енокентий, в продолжение своих ожиданий ответил – Вы один здесь?» Он не успел ответить, появились ещё двое, они и объяснили, что здесь они втроём, Енокентий внимательно осмотрев их, и не найдя сходства, должно быть в оправдание своего посещения, подошёл к окну, указал на верхний этаж строящегося дома, объясняя свой приход любопытством от увиденного оттуда и вышел, а выйдя, рассердился про себя, что попал в неловкое положение, но здесь же и успокоился «Приснится же, да так-то ярко».   

                ****** 

Делегацию, после подписания договора, ожидал зафрахтованный  спецборт с персональными каютами, душем и небольшим обеденным залом. Они поднялись, заняли места, а после набора высоты, стюардессы пригласили на ужин: Переговоры в течении недели чередующиеся с посещениями значимых мест столицы, вечерних мероприятий, настолько утомили членов делегации, что Фукито сан, Роман Селимович первоначально отказались и только после индивидуального приглашения Тамарой Павловной, проследовали к столу. У Тамары Павловны, энергия деятельности ещё кипела внутри, она во время поездки оказалась в центре внимания: комплименты, цветы, завороженные мужские взгляды, настолько разогрели, воодушевили и вознесли её в глазах своих спутников, что она и сама всё чаще смотрела на себя иным взором. Уже при встрече: вспышки фотокамер, нацеленные объективы телевидения, не выводили её из фокуса репортажей, верно от всеобщего внимания, она в первый же день, при первой возможности, отошла от намеченного и не предупредив председательствующего Фукито сан, высказалась о необходимости изменения части договора касающегося немедленного уничтожения взрывных устройств, мотивируя требованием выполнения норм гарантии при строительстве объектов. Она, ссылалась на необходимость проверки введённого в эксплуатацию в течении нескольких лет, говоря: «Гарантию на авто, изготовитель даёт в три года! Год, гарантийный срок для мясорубки! А огромный дом? Несмотря на то, что мы вели контроль в ходе строительства, однако не полный – на готовые узлы и агрегаты мы имеем только гарантию изготовителя, с которым у нас нет прямых отношений и без вашего воздействия у нас нет рычагов для устранения возможных неисправностей. Которые неизбежны!» Она заканчивала под устремлёнными взглядами как собственных членов делегации, так и представителей сверхдержавы.
После данного заявления, возглавляющий делегацию сверхдержавы попросил перенести продолжение на следующий день. Фукито сан, не в силах в создавшейся обстановке возразить собственному подчинённому и боящийся выдать себя новизной услышанного, немедленно согласился, со словами «Хорошо если вам необходимы консультации мы не будем против – и благожелательно закончил –  Тем более что мы, все члены делегации, впервые на вашей территории, впервые в вашей столице, мы найдём как провести время».
Первый день переговоров закончился одним предложением от Тамары Павловны. Делегация вернулась в  своё представительство. Фукито сан, едва оказались внутри, без посторонних глаз, немедленно распорядился пройти в зал, немедленно пригласил прибыть постоянного поверенного и только тот вошёл, только расселись, он попросил повторить свои доводы Тамару Павловну. Тамара Павловна, за время нахождения в пути, к сказанному сумела добавить столько, что стенографистка по окончанию выступления перешла на второй лист. Сказанное, целиком убедило присутствующих. Фукито к концу выступления смотрел на неё с выражением уверенной поддержки, словно он сам являлся инициатором и доверил ей высказаться. Присутствующий поверенный, стенографистка, Фукито сан, в конце обсуждения, если можно назвать обсуждением услышанный доклад от Тамары Павловны, согласились с её предложением - «В настоящее время, боезаряды вывезти на безопасное расстояние от столицы, от крупнейшего промышленного мегацентра, а через год удостоверившись в работоспособности введённого в эксплуатацию, окончательно демонтировать». Для собственного правительства, согласились что полный доклад не стоит отсылать, а отправить краткое «Переговоры начались успешно. Завтра продолжим». 
Переговоры начались успешно и продолжались успешно в течении недели. Неделю,  делегация, а более остальных Тамара Павловна, находились в центре внимания: пресса, объективы, всеобщая заинтересованность, не оставляли их. Оказавшись за столом в самолёте, они впервые со времени отъезда увидели себя без посторонних глаз, впервые оказались освобождёнными от обязанностей регламента; у них появилось время осознать произошедшее, понять своё значение в произошедшем. Все присутствующие, как и Фукито сан, считали себя сделавшими не только порученное, но выполнившие невозможное и к тому же – Фукито сан с Романом Селимовичем возвращались не членами делегации, они, возвращались сопровождающими Тамару Павловну. 

Сопровождающие Тамару Павловну и она сама, за столом ещё обсуждали поездку, когда вошедшая стюардесса предложила занять места – приземляемся. Мест занять не успели: торможение, звон посуды, Тамара Павловна в средине.  Им предлагают выйти. Им уже предлагают выходить, а они в течении недели - не видели лиц с острова, не слышали голосов с острова, не видели телесюжетов – они находились в другом мире, на другой земле.
Тамара Павловна на трапе появилась первой, она же первой и спустилась. Впереди встречающих, заслонив собой остальных, стоял Вячеслав Климович, он в необыкновенной теплоте приветствовал делегацию. Прибывшие не заметили отсутствия Александры Александровны, не заметили немого вопроса на лице Енокентия Трифоновича, они видели только Вячеслава Климовича, закрывшего остальных и остальное, а он поздравлял с успешным завершением переговоров, говорил во весь голос в нацеленные камеры. Говорил, что он готов включить всю делегацию в своё правительство, а Тамару Павловну прямо сейчас, готов назначить  председателем отдела международных отношений, и улыбаясь более на камеру но и ей верно, повторил «Соглашайтесь! Соглашайтесь Тамара Павловна». Услышав  предложение Вячеслава Климовича,  ей вспомнилась малая кучка около него в парке; уезжая она слышала, что и Енокентий не с ним. Она не могла серьёзно относиться к подобному предложению от человека, можно сказать, бежавшего с острова при смене собственника. Бежавшего при первой возможности. Она находилась под покрывалом восторга окутывающего её и она, из под покрывала улыбаясь явно не ему, она смеясь, явно ему одному, ответила «Я согласна! Только вам прежде…». Дальнейшие слова заглушила буря радости Вячеслава Климовича с поднятием рук; заглушил гром ура с рукоплесканием окружающих его.
В ночных новостях, а затем в течении суток постоянно, а затем в продолжении всей компании, раз за разом, повторялся сюжет, с появлением делегации на трапе и оканчивающийся «Я согласна!». Зрители, слушатели, не могли знать, что произнесённые слова только часть фразы Тамары Павловны, данные слова, подразумевали только насмешку над амбициями. Услышь она данное предложение всего часом позднее, или пусть в это время, но останься она в течении времени перелёта одна; ей нужно-то было, даже не знакомство с местными новостями, ей нужен был, всего час свободного времени, чтобы увидеть себя со стороны и осмыслить. Так сложилось, или так сложили.

Спустившись, делегация, встречающие, направились к поджидающему вагону и только войдя в вагон, внимание переместилось к Фукито сан, а он, только-только освободившийся из под недельного стресса, просил дать время, хотя бы ночь отдохнуть и он предоставит подробный отчёт, в ответ, Вячеслав Климович выразил общее настроение, что отчёт не настолько важен, важно услышать ваши свежие впечатления, до завтра вы и половину не сохраните. Он уговорил, согласились пройти в администрацию, в столовую, чтобы в своём кругу обговорить.
Они не успели поговорить, не успели и рассесться, как вошёл дежурный Администрации и сообщил «Скончалась Александра Александровна», пояснив, что скончалась во время прямой трансляции встречи делегации. После первых слов с ней стало плохо, только и успела высказать пожелание быть похороненной на материке, рядом с родителями. Новость, в один миг остановила эйфорию. Первым поднялся Вячеслав Климович: его опущенные плечи, склонённая голова, интонация, больше чем слова говорили о его состоянии. Он говорил, только понимали ли сидевшие смысл сказанного? могли ли войти произносимые слова скорби в присутствующих? если каждый чувствовал не меньшую потерю и он, верно ощутив невосприимчивость слушателей, вывел их из оцепенения словами «Нам нужно обдумать. Вопросов много –  и по родственному спросил –  Сегодня сможем ли мы что-то обсуждать? Давайте соберёмся завтра, утром». Среди присутствующих не нашлось желающих ни возразить ни высказаться: как-то встали бесшумно, незаметно и также покинули зал. Енокентий ушёл последним, четвертью часа позднее Вячеслава Климовича, ушёл без мыслей без способности мыслить, да и ушёл, слишком громко сказано - голова отяжелела, наполнилась неровной болью обходящей внутреннюю сторону черепа, боль, обходя пыталась вырваться наружу, концентрируя усилия толчками в виски, вверх, в лоб. Он не ушёл, он с трудом поднял и с трудом понёс свою головную боль, не оставившей места для зарождения любой мысли. За ночь он несколько раз засыпал, но поверхностно; просыпался - боль резкая объёмная боль не отпускала.   
В пришедшее утро, он не смог подняться, не поднялся и при входе дежурного, не ответил на его приглашение принять участие в заседание и дежурный ушёл. Вскоре прибыли доктора: ему предложили незамедлительно ложиться в стационар, так-как необходимо сложное обследование и скорее всего с лечением на материке «Подобные заболевания требуют специализированных клиник – вынесли общее решение». Енокентий не согласился, произнеся «Кинарх» и показал глазами наверх, на второй этаж. Доктора, уединившись в углу, обговорили и оставив одного, дежурным, ушли. Вскоре доставили оборудование, шлем из проводов - обследовали и около его дивана появилась капельница, с подсоединённым Енокентием. К концу дня, зашли Вячеслав Климович с Романом, говорить не говорили, только Вячеслав Климович указав на Романа, ткнул пальцем вверх, дав понять что Роман теперь исполняет обязанности Главы. К следующему дню его комнату, переоборудовали в палату с прописанным доктором. Он, доктор, ведал допуском к больному; с ним с доктором, согласовывали темы бесед, он же с первого часа дежурства переключая программы ТВ, просил его на короткое время положиться на него; убеждал наставляя, «Мы имеем печальный опыт воздействия некоторых репортажей наших журналистов при болезнях близких к вашей – и добавлял грубовато – Даже тело не захотела оставлять на нашей территории».
Енокентий, возможно и догадывался о дополнительных обязанностях доктора, только он, хотя и обессиленный болезнью, смог взобраться на малую, но устойчивую платформу, думая «Неделя, две и без моего участия государство проживёт, не на глиняных же ногах взрастил я коллос! – и  подтверждал свою мысль бросая взгляд в окно, на капитальность достраивающегося дома».  Он считал, может и не без оснований, что близкое заселение его главная заслуга, главная высота прожитого, а установленные доктором, контролируемые связи с внешним миром, совпадали с его понимание собственной значимости. Ему казалось и не без оснований - у окружающих обострились чувства сострадания к нему, больному. В дополнение, в воздухе висело удивление коснувшееся каждого проживающего, «Надо же, наш то Енокентий из-за смерти Александры Александровны, сам слёг и даже, консилиум готовился к худшему». Время явно работало на него – быстро оздоравливая и укрепляя Енокентия. Да и как не укрепиться? С первого выхода во двор, его не оставляли посетители:  Роман Селимович, как по заданию, ежедневно, в конце рабочего дня информировал о произошедшем, информировал о намечаемом. Его излечивали не капельницы, его подняли с дивана посетители, подняли новости допущенные до него, они же и вернули веру в себя, в свою необходимость на острове.
На второй неделе, впервые после поездки, к нему зашёл Фукито сан. Они сели в кресла, Фукито высказавшись о поездке, о роли Тамары Павловны попросил чаю, сославшись о навалившемся, что и чаю попить нет времени и отхлебнув пару глотков, засветился, глаза заблестели, он заговорил «Не хватает времени. Мы закончили перекрытие последнего этажа, проводим испытание третьей тарелки-  энергоприёмника, закачиваем монтаж последней четвёртой. Кстати, энергообеспечением увлёкся Алексей Алевтинович, по-моему, иногда и ночует в кабинете. В течении недели думаю закончим возведение зубцов, прорисуется кремлёвская стена, если далее так пойдёт, да не будет сбоев, через пару месяцев основное закончим, останется завезти грунт, установить ветрозащиту, но эти работы можно завершить позднее –  Он встал, он торопился, он не мог усидеть – После выборов, думаю можно начинать заселение! – затем приостановившись у окна и глянув в бинокль, объявил - Я снял свою кандидатуру из претендентов на должность Президента. Приёмы употребляемые… – Он осёкся и Енокентий резко, в недоумении повернулся к нему, с вопросом – Какие приёмы? Что случилось?– Он, не ответив на первый вопрос, уверенно продолжал – Я потерял интерес. Не хватает времени. Дом моя работа. Я знаю свою цель!»  Енокентий, не заметив, или не захотев заметить «Приёмы употребляемые…», хорошо услышал последующее «Дом моя работа». В словах, в интонации, он услышал продолжателя своего дела. Он не мог оторвать взгляда от него, он ему верил. Ему нельзя было не верить. Как после подобного визитёра, после подобных слов не почувствовать себя выздоравливающим, и даже не выздоравливающим, а здоровым – его цель настолько видима и ощутима и непросто цель, а цель прожитой жизни уже рядом – до неё осталось менее двух месяцев, как и до выборов.
Во время болезни, его комната с капельницей, превратилась в некий центр, превратилась в главный штаб принятия решений, так ему представилось позднее; его время настолько уплотнилось, настолько заполнилось жизнью острова, что он, опять же позднее, считал время своей болезни, одним из лучших времён своей жизни: Доктор определил занимать процедурами по два часа утром и вечером, остальное время он выслушивал, советовал и согласовывал, и только в конце, визит Чистина несколько омрачил его память. Енокентий уже чувствовал себя здоровым, когда ему объявили, что его намерен посетить  Чистин и обращается не первый раз, в ответ Енокентий даже рассердился, что не допустили сразу. Он в своём  ежедневном празднике, скорее устроенном празднике, забыл о причине своей болезни –  отчего он слёг? Вспомнив, немедленно потребовал пригласить Чистина, тот же, не успев сесть, но успев отказаться от чая, объявил о снятии своей кандидатуры из претендентов на выборах, объявил в присутствии доктора, сославшись на желание сосредоточиться на упорядочении своего понимания устройства мира и не приостановившись продолжил, что он отказывается и от квартиры в доме, искоса глядя на Енокентия и уверяя, что желает остаться его соседом. Он, отказался и от культового помещения где могли бы собираться его сторонники, могли бы обсуждать своё понимание происходящего в мире; истолковывать события своим пониманием Бога. 
Енокентия, данный  отказ не расстроил, отказ привёл в замешательство: Он надеялся использовать влияние Чистина, его доводы для создания основ взаимоотношений в своём государстве, он часто ловил себя на мыслях исповедуемых Чистиным и он вновь считал их, если не истиной то имеющими более оснований, чем любые из существующих гипотез. Его подталкивали к сторонникам Чистина и публикации, подтверждающие  его высказывания: Мыслью управляют автомобилем; под гипнозом  управляют человеком; человек, порой совершает необъяснимые для самого себя поступки. В сторонники доводов Чистина подталкивал и собственный опыт: На краю крыши – «Крушение звучало в нём». Тогда его помиловали, так он объяснял своё прошлое, вернее так он понял своё прошлое, после бесед с Чистиным и к данному визиту, он всё чаще слышал в себе «Над каждым есть воля коллективной мысли. В любой напряжённой работе разума рядом и Высший разум – который поддержит. А особо упорного наградит сновидением с упорядоченным решением, наградит и людской оценкой –  в виде химической таблицы названной его именем».
В комнате они сидели друг против друга, перед пустым столом, доктор после первых фраз вышел, они остались одни. Енокентий чувствовал -Чистин заполняет собой пространство, заполняет его голову «Он отказывается не от квартиры – думал он –  и не от культового помещения, он отказывается от всего, что пришло с Енокентием, всего того, для чего Енокентий жил на острове. И не только на острове». Енокентий, не мог поверить, что его деятельность могла быть неприемлема до подобной степени, он лихорадочно искал выход, искал способ убедить Чистина согласиться хотя бы на культовое помещение и собрав все свои   способности, волю, улыбнулся и начал «Виктор Фёдорович, в оборудованном, украшенном росписями храме, как вам, так и прихожанам удобнее будет вести беседы. В дополнение, я думаю, правительство найдёт средства для содержания под вашим руководством нескольких помощников, думаю что оно найдёт средства и на облачения, как вам так и вашим помощникам – он нащупал тропинку из виденного им, вспомнил слышанные термины и поувереннее продолжил –  Имей вы храм в позолоте, в богатых росписях, имей вы медлительных, важных помощников выплывающих с величием на лицах навстречу пастве, да у неё, у паствы, оробевшей от блеска, от великолепия недостижимых земных богатств, от курящихся благовоний, колени сами пригнутся. Они окажутся совершенно в вашей воле: не способными размышлять, не способными сопротивляться –  они будут внимать каждому твоему слову, каждому слову твоих помощников, а если добавить современные средства, как-то парение в воздухе, самовоспламенение неких лампад в означенное время? А Администрация, я лично, позаботимся о создании того великолепия, того убранства, что каждому входящему, нужно будет помогать закрывать рот; мы поможем и в создании образов для ваших помощников: они предстанут носителями им одним известных истин; они предстанут посредниками меж небом и стоящими пред ними. Предстанут владеющими знаниями основ жизни, законов существования. Предстанут оракулами, открывающими истины!».
Сказав, он в гордости от своей речи поднялся, повернулся в сторону Чистина, надеясь не только на словах услышать его согласие, но и увидеть в глазах, однако ему не удалось встретиться взглядом: Чистин, одновременно с ним также поднялся, поднялся и направился к окну, Енокентий пошёл следом и  остановился сзади сбоку, глядя через него в собственный двор, глядя на закрывающийся люк морозо-хранилища – производили замену продуктов с истекающим сроком хранения. Через пару минут затянувшейся паузы, Енокентий не имел более доводов, он не знал о чём говорить, он уже чувствовал бессонную ночь, а Чистин, проводив взглядом выехавший грузовичок, и доведя Енокентия молчанием до полной беспомощности, как-бы не для него, вполголоса зажурчал «У меня в журнале, не помню сколько имелось подписчиков до начала выборов, осталось половина, да и не так важно, только я знаю пусть пятеро, или всего двое, но они мне верят, они мною высказанное помнят и возможно есть один, помнящий мои доводы наизусть. Я не мошенник. В моём понимании устройства мира нет мошеннического начала, нет желания иметь власть, подношения, богатства. На некоторое время я подпал под мнение окружающих и даже желал баллотироваться, но слава богу, быстро представили манеры круга избранных, успел совсем немногим попортить нервы, а более – он секундой замолчал, лишь секундой, и закончил – более, вмешиваться в установившееся я не желаю. Мне не нужна власть. Я справился с данной зависимостью». Енокентий слышал несколько хуже, он в подобной манере – размышления вслух, не всё расслышал, однако смысл понял и в последний раз собрав волю, расправив плечи и вновь улыбнувшись, в поиске его взгляда, предложил «За нашим разговором подошло время обеда. Вы как, вместе отобедать? – Енокентий надеялся ещё, на принятии хотя бы части предложенного. Чистин, накоротко глянув в глаза ответил – Нет! Уж спасибо! Сегодня Мать выписывают. Встретить нужно! И не прибавив слова, направился к выходу».
Оставшись один, Енокентий опёршись руками усадил себя в кресло, вызвал доктора, а когда тот подошёл, не поднимая головы произнёс «Сегодня никого не принимайте. Я устал!». На остаток дня он остался один, к ночи попытался уснуть, но сна не было, за полночь встал, поднялся наверх включил «Кинарх», выбрал окно «Настроение проживающих». Настроение отразилось зеленью экрана, несколько оранжевых точек не делали погоды, красных точек, пробежав по экрану он не нашёл. Спускался успокоенным «Один? Всего один явный противник, да подобного результата, нет и у одного живущего в этом мире!» Спустившись подсел к дежурному, попросил определить своё состояние. Доктор померял, послушал, осмотрел и доложил, именно доложил «Вы здоровы! Я думаю наш пост завтра уберут». Действительно, после утреннего консилиума признали здоровым, отменив незавершённые назначения. Оставшись один он легонько взвизгнул и остановился: вместе со своим возгласом услышал зуммер – Тамара Павловна стояла у калитки, нажав на вход, он выскочил на крыльцо, но вмиг собрался приосанился и пошёл навстречу. 

                ******

После ужина в самолёте, торжественной встречи в Аэропорту, на следующее утро Тамара Павловна встала поздно – усталость способна накапливаться и у не доживших до тридцати. Вечером, они с Виктором не обсудили поездку - переступив порог  дома, она не помнила как добралась до спальной. Назавтра, проснулась к обеду – усталость не ушла, она окликнула Виктора и не получив ответа поднялась, включила кофейник и ТВ одновременно – внимание переключилось на ТВ, после собственных слов «Я согласна», не отрываясь, забыв о кофе, просмотрела местные новости, просмотрела новостные сайты: Она поняла – её использовали. Ей немедленно требуется найти ловкачей, требовать разоблачения.  Она спустилась вниз, осмотрела фигурки на полках, «В каждой фигурке, слилось несколько жизней единомоментно; что-то в каждой жизни достойно поклонения –  Чистин, да это слова Чистина, но где же он? – Мне его нужно видеть немедленно».
 Виктор присутствовал на встрече, но к выходу делегации оказался оттёрт и не мог слышать: он воспринял встречу не собственным ощущением, он воспринял, как и большинство островитян, представленным - отредактированной версией от ТВ и только следующим утром. А глядя на спящую Тамару, осознал, однако не разбудив, отправился на оконечность острова. Ему требовалось обдумать в одиночестве, разделить подобное он не нашёл с кем, довериться мог только медленно накатывающимся волнам и волны не прерывая выслушивали его обвинение «Она предала – в ответ с набежавшей волной возвращалось – Она не могла предать, не могла перебежать. Она верна тебе и твоей идее – но набегала следующая и он обращался к ней в сомнении – Есть ли женщина в которой нельзя не сомневаться? Способна ли женщина устоять перед силой?– Волны катились, катились без ответа, он перевёл взгляд вдаль, в океан и оттуда, издалека с попутным ветром до него донеслось – Сила? Откуда и где она? Сила - в туалеты видеокамеры не ставит. Сила и прослушку не вмонтирует». У него, непроизвольно по мышцам пробежал импульс. Он встал с камня. Он немедленно хотел  видеть свою жену. Он считал её женой. Виктор  поднялся на берег, а подходя увидел закрывающуюся уличную калитку в собственный дом «Кто-то, однако не ко времени» – подумал он и не откладывая решение ускорил шаги. Открыв дверь, ему было чему изумиться: в дверном проёме стоял Вячеслав Климович, для которого, так увиделось Чистину, его приход также стал неожиданностью. Пропуская, он отступил на шаг, но тут же вернулся и смущаясь обратился к нему «Оператор виновен. Сегодня обсуждали. И поправить нельзя – на лице Виктора отразилось непонимание, Вячеслав Климович добавил – Аппаратура подвела, не записали окончание сказанного Тамарой Павловной, после слов «Я согласна –  она добавила – Но, вам нужно ещё выиграть выборы –  а этих слов не записали». Чистин понял, ушли вопросы, цепочка выстроилась, он набирал воздуха чтобы выдохнуть разоблачением устроенной ловушки для жены, с добавлением низостей совершённых в отношении и его. Готовилась высказаться и Тамара Павловна, она горела ненавистью, они оба, выстраивали доводы, даже не выстраивали: доводы перемешались с грубостями соответствующими ничтожности используемых способов, они чтобы не унизиться грубостями лихорадочно искали замену им, грубостям и в минуту готовились растоптать гостя. А он, в полной неожиданности должно быть не только для хозяев, в момент обойдя Чистина, Тамару Павловну, подошёл к полке и взяв первую попавшуюся фигурку, и резко разворачиваясь к ним заговорил «Меня учили ещё в школе, приводя  слова из высказываний великих «Политика грязное дело». Только, если для вас «Каждая жизнь достойна поклонения», для государства, каждая жизнь должна иметь определённое место. В этот раз, вы сами видите, вам не победить, а потому лучше договориться, я не отказываюсь от своего предложения для Тамары Павловны, и вам Виктор Фёдорович подберём работу, хотя бы…, а что если вам возглавить таможню, работа интересная, интересная со всех сторон. Если ты прав Виктор, что Всевышний слышит каждое желание, то в этот раз, я более чем кто либо должен победить – а закончил, вновь с мольбой в голосе, с мольбой, но без малой уступки – Соглашайтесь. Мы давно знаем друг друга. Мы сработаемся. Соглашайтесь». Закончив, он поставил статуэтку на своё место и сделав несколько шагов назад к двери, спросил у Виктора «У вас  каждая фигурка на определённом месте, или вы их переставляете? – он не отвечал, да и Вячеслава Климовича ответ не беспокоил, он глянув поочерёдно на обоих  – Не для вас эта работа, чуть задумался и повторил – Пока не для вас. Соглашайтесь. Вам нельзя не согласиться. Вы сами видите, в начатом нужен верный помощник для Енокентия. Вы сами видите нам нужно закончить начатое Енокентием. Пока вы находитесь только рядом. Соглашайтесь». Дверь закрылась, они остались одни, со словами услышанными из-за порога, «На следующих выборах я участвовать не буду, а в этих я обязан победить!» Они стояли не в силах говорить, не в силах избавиться от обличительных слов наполнявших их, не в силах избавиться от бессильной ненависти.  Невысказанное зло, бессилие оставшееся внутри, вытеснило некую частицу взаимоуважения –  в этот день, они не только не касались темы поездки Тамары Павловны, снятия своей кандидатуры Чистиным, они и о необходимом старались не говорить. И только на следующее утро, за завтраком, Тамара Павловна робко глядя в сторону Чистина, делилась  вариантами обличения Вячеслава Климовича: доказать финансирование спецрейса им, инкриминировать применения прослушки, видеонаблюдения, шантажа. Только, обсуждая способы пошатнуть его лидирующее положение, они не встретились взглядом, не коснулись дыханием: их разделила некая невидимая преграда. 

                *******

Приосанившемуся Енокентию, при встрече Тамары Павловны не нужно было говорить любезности, а он говорил их, и ей не нужны были слова, а она с радостью слушала. Войдя в дом и усадив свою посетительницу, Енокентий не знал чем угостить и предложил первое попавшееся – бутылку шампанского! «Доктора признали - я здоров. Составьте мне компанию в моей радости» говорил он наливая. И сразу перешёл к Фукито сан, к их общему успеху. В радости от её визита он не давал ей сказать слова, ох как долго они стояли на разных берегах. Сегодня он видел, не желая искать причины перемены отношений, они в одной компании. Опять же позднее, он понял причину резкого сближения, вспоминая слова, на которые в сумасшествии от её визита, не обратил внимания «Сегодня Фукито сан в пробном режиме запустил этаж «Сочи» –  и поставив фужер на колено, с искренним удивлением обрисовала естественность восприятия южного пляжа, южного солнца –  А морская вода, брызги! – восторгалась она, и чуть замолчав выдала – Более нет семи чудес, есть одно но, без сомнения для любого! – она прервалась чтобы встретиться взглядом, а встретившись и  взглядом сказав более чем словами, закончила – Это наш дом!» Енокентий, смотрел на неё не отрываясь: она виделась ему в состоянии выхода из самолёта – Она главный человек на острове. Она владелица душ острова, владелец пляжа, владелец дома. В минута – она, вновь овладела и Енокентием. 
До посещения пляжа, она видела его как неизбежность, как родинку с которой лучше смириться и она смирилась; только, по мере поднимающегося дома менялось отношение островитян к нему и она оправдывала их – даёт хлебА, но всё сменилось после посещения Сверхдержавы, после приёма, оказанного делегации: С них не сводили объективы, их не оставляли без внимания, их избрали из миллионов прибывших. Её сознание,  в суматохе встреч зацепилось вопросом о основании подобного, «Если меня избрали из миллионов для преклонения, то нельзя же думать, что причина только в личной притягательности? Нет, конечно нет – Вернувшись на остров, к ней ежедневно возвращалось – Подобное, должно иметь иной фундамент».
Роман Селимович, исполняющий обязанности главы, включил её в комиссию по приёмке сдаваемых объектов и приглашая на осмотр этажа для отдыха, просил членов комиссии прибыть с пляжными принадлежностями: Он пригласил, заранее ожидая эйфорического восторга и не только членов комиссии – перерезав ленточку, вода вскипела – казалось на пляже оказался весь остров. Позднее уверяли, что видели радугу, хотя естественной радуги быть не могло, если только её не вывели на панели изображающие горизонт, изображающие купол небосвода. Тамара Павловна, едва подписав протокол приёмки, направилась к Енокентию с новым, необычным в отношении его чувством.
 
Енокентий, следил за пузырьками поднимающимися в бокале, придерживаемом её рукой на собственном коленке, а она сожалела, что если ей согласиться выстраивать взаимоотношения с иностранными государствами, то отдел образования придётся передать в другие руки, а она не видит человека, способного принять за своё, выбранное нами направление и не отказаться от него. Она, глядя в глаза Енокентию, верно желая ещё раз удостовериться в единопонимании, повторяла, «Мы обязаны дать людям максимум свободы, только максимально свободный человек способен максимально раскрыться, максимально выложиться как  для собственного удовлетворения, так и для пользы общества; мы обязаны убедить каждого, ещё в садике, в школе,  что он гениален. Наши воспитатели, учителя обязаны не одёргивать подопечных, а направлять, и когда они слышат «Дурак – а вослед – сам дурак», в младшей группе, в это время в этом месте, его главное назначение: он воспитатель, со всей доброжелательностью обязан объяснить, что они вовсе не дураки они умницы, они гении, уже потому что каждый из них имеет своё мнение и каждый из них прав, по меньшей мере вполовину, и детским языком объяснить: в мире семь цветов, любой из них потеря для целого; не зная чёрного, не зная мрака, нельзя оценить и белое, не оценишь и яркости дня. «Дурак – а вослед – сам дурак» услышанное от вышедших из детсада – критерий отсутствия профессионализма в данном учреждении, в данном обществе, в данной стране. В детсаде мы обязаны вселить в каждого уважение друг к другу, а не привив уважения к любому из себе подобным, получим властителей и рабов, получим общество не способное реформироваться без насилия - единственно убеждением. Из детсада, мы обязаны вывести ранжированные колонны будущих граждан, занимающие места только способностью выслушать и понять, способностями к убеждению, способностью приобщения в свои сторонники оппонентов единственно достойными методами, нетерпящие методов звериной стаи: отбросив интеллект править силой; или того хуже – любой ценой не допустить противников, забыв элементарно необходимую порядочность – шанта..» – Она поперхнулась, остановилась: Её остановила захлестнувшая реальность выборной компании в собственной стране.
 Енокентия всегда занимали её высказывания по становлению личности и сегодня, он внимательно слушал, забыв о шампанском, слушал и вдруг, ещё не понимая сути начатого, встретившись взглядом, услышал и вовсе не услышал, а увидел в её глазах сверкающих гневом, недосказанное и страх действительно услышать в следующее мгновение начатое, вытолкнул из него другого человека, человека способного любить отеческой любовью, способного пожертвовать собой для другого человека, человека, которому невозможно сказать грубость, и тем более оскорбить. Страх, потери только-то возвращённых отношений, склонил ему голову; из него, в интонациях сокровенного, полилось «Тамара Павловна, Вы можете не поверить, но я ваш сторонник, в ваших словах и мои мысли, но сегодня у нас люди росли не в садике под вашим присмотром и мы пока не научили думать каждого независимо; наши люди, сегодня способны поверить сладости обещаний, мы пока рядом с семнадцатым годом и мы, сегодня способны и утверждаться методами того времени. Мы, я думаю, сегодня можем только копировать прошедшее время – Он остановился, но на один миг, только чтобы сформулировать своё понимание обратной стороны, высказать свою правду – Нам нельзя, ну никак нельзя двигаясь в одном направлении, я говорю о строящемся доме, о нашем положении в Мире, вдруг не докончив начатого, резко избрать новое направление и сменить курс – и просительно, надеясь что его убеждённость перешла к ней, просительно закончил – Вячеслав Климович отказывается выдвигаться на следующий срок. За шесть лет мы успеем переселиться, переустроиться. Нас граждан, станет в тысячи раз больше, у нас будет новая страна и в той, новой стране, хочу верить не без вашей помощи, не без помощи Виктора, мы сможем найти и избрать новых людей, каждого из которых приведут во власть не личные интересы, а желание служить окружающим, служить государству – Тон ли сказанного, или он нашёл нужные слова, только к концу её напряженность отошла, Енокентий, видел, а больше чувствовал – она стояла на лезвии. Любые доводы могли заставить её качнуться, или даже перейти в противники, он закончил словами, до той минуты не приходившими к нему, словно кто-то озвучил за него – Я, как и Вячеслав Климович, через шесть лет передам управление «Кинархом», а сказав, вновь увидел пузырьки поднимающиеся в бокале, увидел, что удалось страхом резких перемен убрать её противостояние, они замолчали. 

 В молчании, мысли обоих возвратились вспять, из-за края противоборствующих лагерей, в которых они едва  не оказались. Оттуда, из-за края, Тамаре Павловне вновь увиделось: перед ней предстал всеобщий восторг приёмной комиссии, плескавшейся у берега океана –  люди не верили в искусственность солнца, в искусственность бесконечности водной глади, а затем из памяти предстало прошлое – она в толпе, в зелёной кофточке, по пригорку движется строй бывших заключённых, вокруг прижавшиеся в страхе ученики. Через долгую паузу,  задумчиво, одними губами прошелестела «И всё же, детсад, школу, я не смогу оставить», хотя Енокентий не мог услышать, но он понял причину её визита: При встрече, от радости его мозг воспринял и обработал только зрительный образ –  её улыбку, неподдельное уважение и даже симпатию в отношении себя. Его мозг, от неожиданности, оказался не способен анализировать и понимать произносимое – а молчание, вернуло из памяти её первые слова и соединив слышанное с шелестом её мыслей, повернуло его голову в её сторону. Он увидел причину её визита, причина красовалась на самом видном месте – она боится без своего попечительства оставить школу, деток, но не в силах отказаться и от заманчивости предложения Вячеслава Климовича.
Енокентия ошеломило понимание простоты выстроившихся фактов заставивших её зайти, замешкавшись, он заговорил о практике совмещения руководства несколькими направлениями одним лицом и он думает, Вячеслав Климович не будет против использовать данную практику у себя в правительстве, а он Енокентий будет рад, если данные направления возглавит она, Тамара Павловна. Он сказал не всё, глядя на неё и вновь очарованный ею, он думал «Подобные личности, в моём государстве всегда, должны занимать ведущие места –  и она, словно подслушав, продолжила – Наше государство может допустить единственно - высшую одарённость в людях, а ничтожеств, мы не можем иметь, они в любом обществе продукт данного общества, продукт от лидеров данного общества – далее, он более смотрел на неё, смотрел и соглашался с продолжением начатого ею. Она говорила –  Каждый человек, в чём-то обязательно гениален, а что-то для него невозможно, трудно доступно. Большинство из нас, особенно  власть, данную особенность человека использует однобоко, для поддержания собственной исключительности. Они говоря о людях, делят их на умных и глупых, чтобы утверждаться в праве собственного доминирования, в праве отдавать указания - они, угодных себе определяют в умные, в выдающиеся, награждая и возвеличивая, а противникам ярлыки, гонения. Со стороны, настоящую причину увидеть трудно, от её простоты – «Кукушка хвалит петуха».
До Енокентия, подобное доносилось ранее, из круга Чистина, доносилось и о гениальности, которая из тома в том переносит одну мысль «Русского мужика, вообще говоря, пороть надо;  Мужик наш мошенник;    Развитый человек, скорее острог предпочтёт, чем с такими как наши мужички будет». У Чистина говорили, что данный гений, порой представляемый провидцем не мог предположить, что мужички в другом имении, позднее, когда всё крушили не кончили барина, а  встали на его защиту. Те же мужички, с новой властью создали государство способное оспаривать мировое лидерство. Создали, поверив что они живут в справедливом обществе, поверив в единство закона. Верили, сидя в Гулаге. Вера мужичков, подняла государство на вершину, подняла в космос.

Они ещё обсуждали примеры из биографий признанных великих, когда зуммер известил о новом посетителе. Готовился войти Роман Селимович. Она поднялась чтобы уйти, но Енокентий задержал, он вновь считал её своей помощницей и надеялся, пусть не развеять, но хотя бы притушить её, свои сомнения, в использовании недостойных приёмов собственной избирательной компании и хотел немедленного подтверждения. При входе Романа Селимовича, не изменяя сложившемуся, Енокентий достал ещё один фужер и указав на свободное место попросил садиться, добавив «Тамара Павловна согласилась войти в правительство Вячеслава Климовича, в случае его победы – Роман, не касаясь фужера объявил – В течении часа, мне пришлось принять заявления от наших кандидатов: они отказались участвовать в выборах, – зависла тишина, в тишине на столик поставили фужеры, а Роман закончил выводом – Они сговорились. У нас не будет выборов». Время летело, и летело мимо Енокентия, он не видя выхода поднялся, подошёл к окну и вдруг, тоном уверенного спокойствия,  произнёс «Вячеслав Климович не мог отказаться! – в ту же секунду поднялся Роман, говоря – Он и не отказывался – Его нужно немедленно пригласить сюда –  выговорил Енокентий, глядя поочерёдно на Романа и Тамару Павловну». Его пригласили, он верно ожидая приглашения, входил в комнату, быстрее, чем Роман с Енокентием успели сесть. Стоя они согласились с его предложением  вынести обсуждение на ТВ.
 Обсуждение на частном канале, пришло к заключению - кандидаты не захотели позора в доли процентов от своих сторонников, потому и снялись. Роман Селимович, глядя в камеру, предлагал поучаствовать желающим, обещая, в создавшейся ситуации рассмотреть и включить в список  проявивших инициативу, в течении суток. С экрана ежечасно звучали его слова «Включайтесь.  Бюллетени перепечатаем», но включился только он сам, оставшись и исполняющим главы, и председателем избирательной комиссии – на ляп не обратили внимания.

За неделю до выборов, каждому предложили осмотреть собственную квартиру, в каждой квартире имелся двухтомник руководства по настройке и использованию набора установленного оборудования с видеодиском – данный комплект стал на острове самым востребованным и не только на острове: рейтинги утверждали, инструкция перекрыла не только количество изданного написанным Достоевским, но и древний фольклор рекламируемый и издаваемый поныне не мог тягаться с инструкцией и видеоприложениями интерьеров квартир, мест отдыха их дома. Люди, мир, желали видеть документированную сказку рождённую человеком и главное – во имя человека. На страницах излагалась простота поддержания индивидуальных параметров в помещении: температура влажность, время года, время суток, да да, в любой квартире, офисе, да где угодно, могли настроить любой удобный для себя часовой пояс - и панели на потолке по заказу владельца комнаты, светились звёздами и луной, или яркое июльское солнце, повторяло естественное движение по небосводу: пройдя зенит клонилось к закату, а затем в комнате наступали сумерки с затихающими звуками пения птиц, шумами леса, с наполнением комнаты  запахами леса или любыми другими, выбранными хозяином квартиры.
 Отдельная глава посвящалась поддержанию здоровья, жизненного тонуса проживающих: достаточно пройти процедуру, напоминающую прививку с вживлением чипа и он чип, немедленно приступал к исследованию особенностей организма, с перенаправлением данных в «Кинарх», где вырабатывалась индивидуальная программа. После чего: физические нагрузки, набор упражнений, распорядок дня, подстраивались максимально удобно для данного организма, но особенно тщательно подбирался рацион питания, напитков, с включением активных добавок которые в зародыше ликвидировали возможные заболевания. «Кинарх» же предлагал индивидуально виды отдыха, продолжительность, в случае необходимости профилированное санаторное лечение. При этом сохранялись индивидуальные наклонности – окончательный выбор оставался за человеком. На обложках обеих томов инструкции, эпиграфом с золотым тиснением, красовалась утверждение «Государство Ротуск – государство счастливых людей». В подтверждение, в приложении с иллюстрациями, представлялись граждане удостоенные носить чип государства, с комментариями «У нас пока только двое Фукито сан и Гё. Они не знают болезней, не знают травм и любых опасностей для жизни. Они под защитой «Кинарха». «Кинарх» возвращает десятилетия. «Кинарх» так бережно расходует жизненные силы, что каждый находящийся под его защитой познает возраст долгожителей без болезней и болей».
Также за неделю до голосования, государство Ротуск объявило о выдаче аккредитаций корреспондентам для освещения выборов, наблюдателям, одновременно объявили о начале продаж туристических путёвок с проживанием в одноместных номерах и ознакомлением с устройством дома. До официального приглашения, в мировых СМИ освещение строительства имело тенденцию скептицизма, сменяющуюся восторженными отзывами –  подобные публикации, сюжеты ТВ,  разогрели любопытство и с появившейся возможностью личного посещения, очереди на получение путёвок растянулись на полугодие. Мир желал лично осмотреть и убедиться, а осмотревшись,  мир желал переселиться на остров: Туристы, корреспонденты, наблюдатели, прибыв на остров в течении дня совершали экскурсию, приходили в комнату получали подарочный двухтомник инструкции, знакомились, испытывали у себя в номере, затем внимательно перечитывали отдельные главы, убеждались в действии и забывали цель прибытия. Прибывшие, за исключением единиц,  желали стать гражданами государства Ротуск – они попадали в мыслительное пространство – единства поклонения увиденного, они становились шестерёнкой сцепленной зубцами одновременно с тысячами подобных в единстве мыслительного пространства. 

Вы скажете написанное невозможно! вы скажете у них у каждого есть Родина где остались близкие люди, дорогие места; вы скажете у них там положение; вы скажете не могут временно прибывшие отказаться от имеющегося, нажитого и в течении недели, оставить может юность, или того более треть, а то и половину жизни и для чего, чтобы начать с ноля? Только подвластны ли мы разуму, способны ли мы жить умом? Ох, если бы мы могли жить умом, могли ли мы тогда совершать революции, могли ли мы тогда идти за вождями, отдавать, за некие призрачные идеи, единственно ценное, свою жизнь?
Вы по прежнему оспариваете возможность молчаливого воздействия окружения, но посмотрите рядом, а посмотрев вы увидите, вы вспомните, что действительно нечто произошедшее необъяснимо, а необъяснимое сплошь и рядом, о подобном мы говорим – Глупость. Но какая же глупость, если она, разуверившись в привязанности своего любимого, предпринимает попытку, но остаётся жива – выходит за него замуж и вскоре, через два три месяца, собственной инициативой – заканчивает отношения. Думается, каждый побывал если не центром притяжения некой группы, класса, то неминуемо, некогда находился в состоянии крайней очарованности, влюблённости в Его, в Её –  видевшей своё счастье в неком едином кумире; суждено ли избежать кому либо из нас, якобы грешных, подобного? Мы видим, мы знаем, скольких спасают промывая желудки, а скольким не в силах. Нельзя, никак нельзя списать постоянно происходящее, на глупость – достаточно чуть отстранится, посмотреть на себя, на другого со стороны, чуть издали и увидится, обязательно увидится другая сторона, но чтобы увидеть, нужно напрячься всеми своими силами, чтобы убрать, мы говорим, пелену с глаз? Пелена? Затмение? Наваждение? Помрачение? – слова означающие состояние отсутствия в неком направлении собственного разума. Неспособность собственным разумом охватить целое, увидеть целое мешает…, что мешает? Что угодно, только не глупость, и как объяснить? а если мысль другого? скорее других, объединенная, не приемлющая иного толкования, аксиома установившегося мыслительного пространства, которое сильнее любого мозга, за очень малым исключением. Мы видим толпу поклонников идола, исполнителя попсы, толпа преследует актёра, спортсмена. Мы видим колонны марширующих в факельных шествиях, марширующих в свою гибель в вере единственно своему вождю: шагают подобно заведённому механизму – левой, левой; гуру, доводящие людей до массовой кончины? доводящие людей до полного уничтожения собственного разума и только единицы способны противостоять и вырваться –  за время наблюдения за звёздами пока одна оказалась способна уйти в другое созвездие, сила притяжения собственного круга, собственного созвездия оказалась слабее соседнего.
 «Установившееся мыслительное пространство» Стоит принять на веру, что наш мозг, часть всевидовой, глобальной нейронной сети, где каждый из нас, шестерёнка сцепленная зубцами мысли с окружающими, попав в которую, в нейронную сеть, в установившееся мыслительное пространство, из него трудно выйти, нужны огромные усилия, нужно причинить боль окружающим, преодолеть собственную боль, а кто-то расстаётся и с жизнью. Могли ли подобное, описанному выше, замечать в 400-х годах до н.э., верно замечали, коли Анаксагор смог предположить - «Космический ум управляет миром», только, космический ли? А если космический, то не земными ли мыслями наполненный?

Шестилетний скачёк развития острова, настолько объединил людей, настолько заполнил мыслительное пространство убеждённостью в избранность находящихся на острове, в том числе и владельца, что каждый вновь прибывший, соприкоснувшийся, оказывался не способен устоять от единения с общей массой. Если по прибытию Енокентия, в нём увидели явившегося начальника, продолжателя тех кто тысячелетиями притеснял и угнетал их и их предков, и у них ненависть, веками откладывающаяся в генах, закрепившаяся в печёнке, при первой возможности задвинула и запечатала разум, чтобы вылиться несдерживаясь бунтом на одного из представителей касты власти и только чудо, а может Нина Васильевна, оставшаяся способной к самостоятельному мышлению, увидев близкую расправу, скорее над невинным, смогла выступить против толпы. Из тысячи присутствующих, из десятка сомневающихся, у неё единственной проявилась деятельная активность помешавшая кровопролитию, а затем,  в течении недели, вернулась способность к размышлению и большей части проживающих на острове, вернулась, и не только победила глухую ненависть, но и заменила её чувством вины, из-за готовности участвовать в расправе. Оно, чувство вины, первоначально подтолкнуло встать на сторону Енокентия молчаливое большинство, а через шесть лет, к выборам, явных противников даже не противников, а сомневающихся в правильности выбранного направления не оставалось. Единство мысли, о собственной избранности проживающими, не оставляло шансов вновь оказавшимся на острове не попытаться стать их частью, влиться в касту достигших вершины. Они, вновь прибывшие, консультировались, и оставляли документы на рассмотрение о предоставлении гражданства.
 Долее других, упорствовали в подаче заявлений пленные Сверхдержавы, они, по окончанию срока, по окончанию строительства, уговорились купить квартиры на заработанное, по льготным ценам и здесь же, продав, вернуться на Родину, только ажиотаж предвыборного периода, подтолкнул, заставил и их, за единичным исключением, принести документы. Да и как не принесёшь?  ТВ изображало стандартную квартиру, где отдыхающий в кресле, сливался с изображаемой на панелях живой природой которую он избрал, а после допуска к осмотру,  самолично удостоверившись, утром, за завтраком, особо эмоциональные робко начинали говорить о своих ощущениях, верно, не веря в явь происходящего и остальные сидящие за одним столом,  состоявшиеся люди, сняв груз собственных сомнений, подхватывали тему используя сленг, «Обалдеть! Видел! Ощущал выбранный уголок природы! Запахи и звуки! Уже верил, что смогу окунуться в речку, но вспомнилось – не хватало тучи вьющихся комаров от которой не укрыться –  и все замолкали, обдумывая – «Лучшего быть не может». Другая часть, даже не часть, а единицы, молчали, не разделяя общего восторга, их начинали расспрашивать они коротко отвечали «У них, и распятие может замироточить – всё же намекая на иллюзорность виденного, а в подтверждение добавляли – У них и живут омолаживаясь: приходят в средний возраст? из пенсионного?»  Только через пару дней, после покушения на глазах зала, ушли и у них сомнения, да ещё как ушли: Если местные, ежедневно встречаясь, видя на экране, привыкли к внешнему виду Гё и особенно Фукито сан, действительно имеющему внешний вид, физическое состояние мужчины в пике возможностей, то для вновь прибывших?? Вновь прибывшие смотрели ролики времени суда над пленными, видели их раздавленными и измождёнными: в их глазах сквозила готовность отдаться року, сквозила тяжесть увидеть следующий день, и здесь же, с экрана ТВ, полная противоположность и утверждение – они находились в плену в течении шести лет! Они, не верили свежести и жизнерадостности в сюжетах с их участием, они требовали встреч, и встречи организовывались, набивались залы, но и после подобных шоу оставались вопросы. Организовывались индивидуальные встречи с Фукито сан с его соотечественниками, с пленными Сверхдержавы, которые повторяли «Да, мы были рядом, но мы не замечали подобных перемен» Пленные выходя из залов, после встреч, видя произведённый эффект, соединились во мнении «Мы ошибались. Мы совершили преступление. Мы отбыли наказание. Мы желаем быть гражданами г. Ротуск. Лучшего быть не может – и более не думали о продаже своих квартир». 
Но окончательное мнение, верно сформировалось из того, как говорят –  кто-то чего-то видел,  кто-то чего-то слышал. Да,  документально, публично не подтверждённый случай, придал к г. Ротуск небывалый интерес: На одной из встреч с Фукито сан, один из присутствующих в зале, представившись его сокурсником по военному училищу, пожелал публично пожать ему руку, Фукито, с радостью пошёл навстречу. На сцене, они сошлись в рукопожатии в тот момент, когда боковая дверь в зал распахнулась, последовал громкий возглас «Я  опоздал», одновременно, голова Фукито сан качнулась вправо, взад! Через секунду, когда глаза зала вернулись к сцене, они увидели обоюдное недоумение: правые руки сцеплены в рукопожатии, а у однокурсника, в левой на излёте внизу блеск некоего предмета. По окончанию встречи, на выходе, кое где приглушённо слышалось – «Покушение», а утро вынесло картину, от которой при здравом рассуждении трудно не рассмеяться. Трудно не рассмеяться при совмещении слов покушение и перочинный ножик. Перочинный ножик, как утверждали «видевшие» во время возгласа «Я опоздал», скользил по шее Фукито, скользил по сонной артерии. Слухи принудили начать расследование и его начали: просмотрели видеозаписи – угол, где встретились земляки, оказался вне зоны видеокамер; сокурсника, как и опоздавшего, допросить не удалось, они по окончанию встречи, отбыли на Родину; Фукито сан не смог определённо ответить ни на один вопрос – из протокола следовало «Да чувствовал. Да острое – протокол заканчивался единственным целым предложением –  Видел напряжение сгруппировавшихся мышц и сухожилий. Когда нашёл его глаза – стоял земляк». По заключению следствия «Психологическое состояние как свидетелей, так и Фукито сан,  в настоящее время  не позволяет сделать определённые выводы…».
Позднее, цельную картину произошедшего, без запинки выкладывал любой из присутствующих на встрече; её, картинку, повторяли посетившие из г. Панае туристы. К случившемуся сменилось отношение: перочинный ножик и покушение не вызывали не только смеха, но и улыбка не проскальзывала при упоминании о произошедшем. Не рассмеёшься когда слышишь – «Нападавший, принял данное решение при торжествах открытия подземки. Он, сокурсник Фукито, не мог перенести измену. Изменой, покушавшийся воспринимал службу командующего, на неведомо от чего, враждебное государство. Затем следовал вывод – Не имей Фукито сан чипа, ножик с силой направленный в шею, не проскользит по ней. Лезвие, изготовленное из лучшей стали, заправленное алмазным инструментом для заточки бритв, находящиеся в руке несколько лет готовящегося к уничтожению предателя и с другой стороны … сонная артерия?» Вопрос, и месяцы спустя не находил ответа в реальном мире, и месяцы спустя вопросы задаваемые официальным представителям г. Ротуск оставались без ответа, потому, вакуум информации заполнился фантазией, домыслами свидетельствами «очевидцев». Уже на следующий день после покушения и тут и там, слышалось «Без сверхъестественного подобное невозможно. Над ним, над Фукито сан  Всевышний. Над ними, над этой страной Он. Они избранники Его!».
Убеждённость в избранности, лихорадочно захватывая всё новых приверженцев, добралась и до Енокентия: не позднее чем окружающим и ему пришла мысль о избранности островитян, о собственной неординарности, о выдающихся заслугах перед проживающими? Ко времени осмотра квартир люди забыли, что это они организовали живой коридор из которого он при желании не мог выйти; он, не мог выйти из накрывшего его, остров - состояния горести и отчаяния. Каждый, требовал найти выход из крайне унизительного состояния; каждый выдох наполненный горестью сливался с выдохом рядом стоящего, рядом живущего: пространство, заполненное духом требования изменения положения, искало кандидата на избавление и кандидат не мог не явится. Енокентий, подошёл ближе других к критической точке – он, в поиске решения перешёл черту, оказался вне реальности, оказался в необъяснимом состоянии. Не он, а некто, его пальцами за одну ночь, выдохнул на бумагу спасение. Избавление от общей тяжести, ответ на их единое желание даровало высшее сознание через Енокентия, возможно за то, что он, более остальных хотел благополучия жителям острова, себе; жаждал, осуществления своей Мечты. Но прошло время и он по своей забывчивости, а скорее, по желанию окружающих –  иметь среди себя некий ориентир, не устоял перед соблазном стать таким ориентиром. Не устоял, твёрдо уверенный «Нет гениев, есть только назначенные в гении», но не устоял, и признал себя, нет не гением, но признал, что он имеет право носить жёлтые штаны.  (Кин Дза-Дза) Способен ли кто-то устоять в подобном? когда у своих противников, как-то у Тамары Павловны, он видел «Улыбку уважения,  симпатии в отношении себя», а следом за ней, на следующий день у него появились хотя и не противники, но всё же? Появились друг за другом Алексей и Георгий, как показалось Енокентию, оба, под надуманным предлогом.

Алексей занимался энергоснабжением, и зашёл к нему, нет не согласовывать, а скорее известить о возродившемся  интересе к проекту, в подтверждение говорил о намерении посетить производство комплектующих на территории Сверхдержавы, объясняя «Нам нужно знать весь процесс в  деталях, мы должны понимать принцип работы оборудования по обеспечению дома энергией. Мы обязаны иметь собственных специалистов по эксплуатации всей системы энергоснабжения». Блеск в его глазах радовал Енокентия, он соглашался с его предложениями, с его поездкой, во время которой он не только ознакомится с общей конфигурацией, но и подберёт специалистов согласных к переезду, к организации курсов обучения собственных кадров. Ещё более Енокентия воодушевило сообщение о возможном согласии его матери, Любови Ефимовны, переехать в квартиру на остров.
Алексей рассказывал о своих дружеских отношениях с Чистиными, да Енокентий и сам видел, переживал, что Алексей проходя по улице, сворачивал не к нему –  он часто проходил к Чистиным. Сидя напротив, Алексей говорил, что Чистин отказался от квартиры в доме, в отличии от Тамары Павловны, согласна переехать и его Мать, она учувствовала в розыгрыше квартиры, как и он Алексей, для себя и своей Матери.  Сейчас они ищут способ обменять квартиры, так чтобы жить рядом: они обдумывают из трёх квартир сделать одну коммунальную – Он Алексей, Любовь Ефимовна и Мать Чистина. О подобном сближении Енокентий не догадывался, а Алексей с возродившейся увлечённостью говорил, «Моя Мать и Мать Чистина должны подружиться. Да и я буду всегда рядом, а когда в поездках, как в предполагаемой в настоящее время, то для Матери особенно будет нужен рядом не казённый человек – Он заключил – Любая сиделка не заменит близкого человека».  Енокентий хорошо понял Алексея. Он вновь стал близок ему, да и у Алексея позабылись слова Матери «Благими намерениями выслана дорога». Позабылся и Енокентий, качнувшийся и подававший руку Тамаре Павловне. Во всеобщем восторге, кто способен устоять, способен помнить об обязательной второй стороне медали? Не устоял и Алексей.   
Енокентий проводил его до дома, пожелал благополучной поездки, а возвращаясь увидел идущего навстречу Георгия «Верно к Вячеславу Климовичу – подумалось ему, но Георгий подойдя, остановился, говоря «У меня есть вопрос, нужно десять минут вашего времени – Енокентий, кивком предложил продолжить и он объяснил –  Ко мне, в частном порядке, прибыл глава Рекламной компании, его предложения могут заинтересовать и вас». Енокентий пригласил Георгия к себе. Во дворе, усаживая в кресло около двери монетного двора, он спрашивал «Прибывший, не из той ли компании, что рекламировали наши гири? – Георгий радостно улыбнувшись, ответил – Да, глава её. Он предлагает развернуть рекламную компанию по расширению влияния нашего государства. Он предлагает поднять мировой имидж нашего государства – Енокентий с немым вопросом – Мы имеем тот мировой имидж, что нам его можно лишь подпортить? – посмотрел на него, а Гога, уловив сомнение, продолжил – Настоящий профессионализм способен на необычайно большое».  Не его слова, а убеждённость, выражаемая тоном, мимикой, заинтересовала Енокентия, он спросил «Вы говорили по данной теме с Вячеславом Климовичем?». Далее Енокентий не спрашивал он только слушал: Вячеслав Климович сам предложил ему обратиться к нему, к Енокентию Трифоновичу, Вячеслав Климович и подтолкнул его пригласить специалиста-имейджера. Вячеслав Климович требует создать ажиотажный всплеск интереса к государству Ротуск, говоря «Мы должны иметь выбор – одного, из десятков желающих переехать к нам». 
Отношения, сложившиеся между Вячеславом Климовичем и Георгием со временем только укрепились: возможно, Вячеслав Климович нашёл в нём родственную душу, да и Георгий не скрывал своей привязанности – он заметив понимание у Енокентия, не мог остановиться, и продолжал «Вячеслав Климович говорил со мной. Он, к пятилетию нашей компании, выйдет с ходатайством к правительству о снижении госналогов для нас на четверть – Он говорил не замечая удивления, возможно согласного удивления Енокентия, а закончил улетев в другое время, и место – Благодаря ему я приобрёл вторую Родину». После «Родины», Енокентий и в нём увидел друга.
Радости, верно тоже не ходят по одной и к Енокентию они устремились обгоняя друг дружку и главное, не только словами согласия проживающими с его целями: ежедневно, папка о просьбах предоставления гражданства полнела заявлениями. Репортажи мировых СМИ, в преддверии выборов представили дом, остров, мечтой для стоящих перед выбором своего поприща, да и для состоявшихся людей г. Ротуск, представлялось лучшим местом для реализации замыслов и амбиций – они видели несопоставимость возможностей в сравнении с имеющимися у себя, и направляли запросы по справочной информации, а затем, и заявления на получение гражданства. С подобным наплывом Енокентий не мог справиться, он обратился к Администрации с предложением собрать совещание по решению данного вопроса, а также принятия правил по распродаже излишков жилья, использованию производственных площадей. Находящиеся на острове в настоящее время, не могли из ста этажей заполнить и двух.
Заседание проводили в новом зале, при Администрации. Зал для заседаний, в расширенном составе, имел в сравнении с прежним больший размер и с трёх сторон по периметру, на небольшом возвышении расположились ложи для прессы, гостей; одну из них, посредине  выделили для Енокентия. В зале, как и прежде, в центре стоял длинный стол, вокруг ряды для вольноприсутствующих.
Основной состав, во главе с Романом Селимовичем, заняли отведённые места, боковые ряды заполнились вольноприсутствующими имеющими гражданство, им предоставлялся совещательный голос; недоставало мест, при переполненных ложах, лишь для прессы: Вопросы вынесенные в повестку совещания, интересовали каждое издание, интересовало каждую личность, но выход определился сам собой – прямая трансляция с обратной связью удовлетворила каждого и всех.
Ажиотажный интерес к совещанию, к рассматриваемым вопросам, вначале заседания не вызвал не только страстей, но и полемики: Енокентий, попросил слова чтобы объяснить положение и высказать своё видение разрешения возникших сложностей. После его краткого доклада присутствующие согласились – Все находившиеся на острове со дня смены собственника, имеют право на полный комплекс услуг; также хотя не без внутренних колебаний, но проголосовали за предоставление гражданства для всех обратившихся бывших военнопленных,  с равными правами как у коренных жителей, но не ранее окончания выборов. Также согласились: в обязательном порядке предоставлять гражданство  владельцам, сотрудникам фирм - признанных лидерами в своих направлениях, деятелям культуры: композиторы писатели, поэты, при желании, в кратчайшие сроки могли рассчитывать стать полноправными гражданами г. Ротуск, как и ведущие архитекторы или законодатели мод; для научных коллективов, разработчиков, кроме беспрепятственного получения гражданства, по необходимости, предполагалось предоставлять производственные площади. Воодушевившись, он заканчивал словами «Думаю, нам не будут в тягость два-три изобретателя вечного двигателя – мы, не должны отказывать в гражданстве разработчику теории, признанной сотней корифеев в данном направлении, абсурдом. Мы дадим жизнь любому сумасбродному предложению, обеспечившему не менее половины расходов  из собственных средств, или средств спонсоров» –  а закончив,  занял своё место в ложе.
Вторым вышел к трибуне Вячеслав Климович, не оспаривая предложений Енокентия, он дополнил вопросом о развитии банковской системы и этот вопрос не поимел противников: любой солидный банк мог претендовать на площади как для сотрудников, так и для собственно банка.
Тамара Павловна и совсем порадовала Енокентия, она продолжила его мысли, говоря «Всё заметное в мире, имеет право существования в нашем государстве. Мы, для всего передового обязаны предоставить желаемые, лучшие условия. На случай обращения к нам  сложившихся коллективов театров, музыкальных коллективов, нам нужно предусмотреть пригодные помещения, сцены, жильё».
Для большинства же присутствующих, обсуждаемые вопросы видимо не представляли интереса: они сидели словно статисты и только после высказываний Георгия зал чуть оживился – он, коснувшись рассмотрения вопроса о снижении налогов для фирм с безупречной репутацией к круглой дате, высказался с пожеланием о приоритете экономики в решении государственных вопросов над политическими требованиями. Присутствующие, не обратив внимания на предложение снижения налогов, оспорили приоритет получения прибылей любой ценой – так они поняли игнорирование политической составляющей. Озвучил мнение большинства и  довольно резко Роман Селимович «Сейчас, в мире пороха хватает, а одежды без синтетики не найти – хлопок уходит на оборону», он готовился продолжить, но поднимаясь, вновь просил слова Вячеслав Климович и своими словами окончательно оживил зал, сказав «Любое государство обязано иметь средства обороны, в соответствии с его экономическими возможностями и его уровнем развития – Сказав о уровне развития, он приостановился и продолжил, словно оттолкнувшись от встретившегося препятствия – Мы можем позволить себе не разрабатывая, не производя средств обороны, или нападения, трудоустроить своё население, а в случае нехватки рабочих мест, мы рассмотрим возможность перехода на укороченную рабочую неделю, рабочий день. Мы следующая ступень развития человечества. «Кинарх», чипование граждан, обеспечат как безопасность государства, так и безопасность, здоровье, каждому проживающему!»
Зал, услышав об укороченной неделе, о «Кинархе», о здоровье, перешёл в активное движение; председательствующий Роман Селимович не знал кому давать слово, как справиться с сыпавшимися вопросами от вольноприсутствующих, а количество выстроившихся в очереди через обратную связь, вызвало сбой в оборудовании. Роман стоял, пытался успокоить мимикой жестами, только зал не реагировал; в заднем ряду среди частокола рук колыхалась рука Нины Васильевны, по неведомым причинам председательствующий выбрал её, выбрал и вспомнил о микрофоне –  динамики перекрыли шум «Нина Васильевна просит слова, давайте выслушаем».
Программы ТВ острова прорабатывали лучшие специалисты, каждый житель неминуемо должны быть вовлечены в жизнь и успехи государства; каждая семья должна иметь свой интерес в новостных выпусках. Команда ТВ умело добивалась намеченного –  программы смотрели, обсуждали, искали свои решения по предложенным темам. По теме «Кинарха», чипов, семья Холкиных не могла придти к согласию: Если Холкин не находил важности в данном вопросе, он не жил в социализме, то Нина Васильевна всем нутром чувствовала возможные последствия, и не одна она, к трибуне же шла одна, с  предложением создания контрольной комиссии. Дойдя до средины, почему-то глянув на Енокентия остановилась, и вместо намеченного спросила «Обеспечит ли наш «Кинарх» защиту для всех желающих в государстве? Не получится ли так, что и у нас, люди будут в зависимости от воли некоего лица, от настроения этого лица? – и…замолчала». Оживление зала, сошедшиеся на ней взгляды… неизвестно, что, но она не смогла сказать о комиссии, однако присутствующие не заметили незаконченности. Услышанное оказалось тем, что растревожило зал.
Енокентий, если с первыми словами Нины Васильевны, чувствовал на себе только её взгляд, то по окончанию на него смотрели не только присутствующие, его ответа ждали не только следившие за  трансляцией, данная тема вызывала интерес, волновала каждое сознание следившее за происходящим на острове, а он поднимаясь для ответа, не знал что сказать. Он не думал о возникновении подобного вопроса, и поднявшись сознался  «Решение текущих проблем не позволило мне до конца изучить «Кинарх» однако в документах с которыми ознакомился, цифр по количеству гарантированного обеспечения безопасности, обеспечения контроля за физическим состоянием, мне не встретилось, хотя и в бесконечные возможности «Кинарха» также поверить нельзя. Нельзя верить и в отсутствие неких исключений».
Енокентий сознавался, но во всём ли? Чипы, он знал, сохраняют частично функции наручных браслетов, который он носил и сам и который вернул его назад не дав пересечь границу, но что-то остановило его от обнародования данного ограничения, а собственно что? Его с некоторых пор, присутствие СМИ сдерживало от полной откровенности: время нахождения на острове, время публичности, научило недоговаривать. Недоговорил он и в этот раз, если не сказать, что сказал не более половины, однако услышавшие, где бы они не находились, в зале, у экрана ТВ, или ознакомились с его словами в печатных СМИ, услышали прочитали то, что надеялись услышать, то во что хотели верить, потому: недосказанное подтолкнуло каждому своё, желаемое; подтолкнуло, убедило и  выстроило  триединство – «Кинарх», г. Ротуск, Енокентий Трифонович и ореол вокруг! Люди возжелали ухватиться за исходящий луч ореола. Они не думали, они забыли о возможно тысячах подобных историй, когда ухватываясь за луч, выстраиваясь в затылок друг другу, признавая себя частью Большого единственно верного монолита, монолита не терпящего сомнений, не терпящего колебаний, оказывались топливом мировых пожарищ, вместе с впереди идущими.
В зале, один из впереди идущих просил слова –  Вячеслав Климович, в третий раз встав за трибуну объявил, что он, как кандидат на высший пост, готов ответить на вопрос Нины Васильевны «Будут ли у нас люди в зависимости от воли некоего лица, от настроения этого лица?» и обвёдя взглядом затихший зал остановился на Енокентие, помолчал и уверенно ответил «Нет и нет! – вновь осмотрел сидящих, и в подтверждение твёрдости своей позиции предложил – Чтобы убрать любые сомнения в тайных помыслах, мы при Администрации создадим комиссию, по контролю за очерёдностью выделения индивидуального чипа подключения к «Кинарху», а также по предоставлению гражданства и распродаже жилья. Предлагаю председателем комиссии избрать Нину Васильевну, с тремя-четырьмя постоянными членами». Одобрительный гул зала, подтвердило голосование – противники и воздержавшиеся отсутствовали. Здесь же предложили Нине Васильевне подобрать себе членов комиссии из желающих, она же сославшись на необходимость обдумать, попросила дать время, попросила претендентов готовых войти в комиссию оставить заявления у Романа Селимовича с последующим совместным рассмотрением и утверждением на госсовете. Выслушав Вячеслава Климовича, Нину Васильевну, зал вновь успокоился, да и повестка исчерпалась. Обращение Романа о имеющихся вопросах, остался без ответа – присутствующие верно устали, или вновь потеряли интерес и председательствующий закончил совещание, предложив Администрации перейти в его кабинет, для обсуждения деталей.
Зал опустел, опустели и ложи, кроме персональной для Енокентия. Он сидел откинувшись головой и  прикрыв глаза, можно было подумать, усталость и возраст утомили его, только подрагивание мышц, да движение век выдавали внутреннее напряжение. В дверь постучали, он быстро встал, лёгкая улыбка заменила напряжение и открыв дверь он говорил «Хорошо что вы зашли Вячеслав Климович, я кажется несколько придремал», и в это нельзя было не поверить – лицо выражало сонливость, только не для Вячеслава Климовича, он его успел изучить и понимал причину задержки, причину «дремотности» по окончанию заседания: Создание комиссии и наделение её полномочиями, до сего времени принадлежащих Енокентию, напомнили ему заседание на котором Александра Александровна предложила верхние этажи отдать для военнопленных, после чего Енокентий вошёл в ступор, потеряв способность слышать и понимать, твердя «Все равны. По жребию».
Для Вячеслава Климовича обострение отношений с владельцем острова не входило в планы. На опровержение вопроса Нины Васильевны его подтолкнула реакция Енокентия: Вячеслав Климович видел – поставленный ею вопрос исказил его лицо, глаза сузились, он попытался подняться. Именно, поняв реакцию хозяина острова, он и озвучил мысль, переполнившую в данный момент Енокентия. Он уверил «Нет и нет», последующее же вылетело из него инерцией: предложение создания комиссии, вне сознания, слетело с языка. Последствия, он осознал ещё не закончив: краем глаза заметив быстрый взгляд Енокентия на себя, затем по залу, а следом, он резко откинул голову. Вячеслав Климович в один миг, за время усаживания, нашёл выход; ещё не смолк шум одобрения вызванный его предложением, а он, вполголоса среди радости обсуждения зала, предлагал Роману Селимовичу перейти в его кабинет в узком составе. Заседание закончили и члены Администрации, активисты направились следом за исполняющим главой острова, Вячеслав Климович отставая, замыкал идущих, пока не остановился, а остановившись, резко повернул назад к ложе Енокентия. 
Енокентий, открывая дверь, ещё не успел обдумать что ему следует предпринять. Он знал, что пока ничего не решено и в любом случае он найдёт способ контроля за предоставлением гражданства, распределением свободного жилья. Его резкую реакцию вызвало не согласованное покушение на права принадлежащие безраздельно ему, принадлежащие со времени решения на общем сходе, после запуска «Кинарха»; данное решение знали все и сомнений в его правах не могло возникнуть. Если Енокентий, открывал дверь не приняв решения, то Вячеслав Климович, имел чёткую последовательность и первые слова из этой последовательности выразились приглашением в кабинет главы, он говорил «Нам без прессы следует обсудить детали; Администрация у Романа Селимовича, они желают принять решение с вашим участием».
Енокентий с Вячеславом Климовичем вошли в кабинет. Приглашённые, в вольных позах сидели и стояли вокруг стола обсуждая отлично удавшееся мероприятие, которое, на их взгляд, поспособствует дальнейшему авторитету государства; обсуждали и возможные цели приглашения, сходясь во мнении «Порадоваться, услышать благодарности, а затем в комнате для приёмов, пообщаться за столом». Первая часть оправдала ожидания: Вячеслав Климович, подойдя к Роману вполголоса нечто обсудил с ним, попросил минуту внимания и заговорил «Мы, вместе с начала больших преобразований, у нас сложились отношения в которых каждый является дополнением и продолжением другого; мы понимаем, думаем в одних направлениях, мы чувствуем возникающие вопросы; у нас, на любые возникшие сомнения есть ответ и заседание с присутствием СМИ подтверждение того: В зале, у прессы, у гостей, мнение в возможности в нашем государстве авторитарного правления только появилось, только проклюнулись, а Нина Васильевна, своим вопросом вынесенным на обсуждение, опередила их и опровергла саму возможность авторитаризма – Он говоря обводил взглядом сидящих, разу не глянув на Енокентия, за ним он следил боковым зрением и сказав о вопросе от Нины Васильевны, уловил в нём движение и глядя на него, сделал заключение – Создание комиссии, решающей очерёдность предоставления гражданства, чипования, продаж жилья, продемонстрирует коллегиальность решаемых нами вопросов – Он вновь остановился и неожиданно, неожиданно для всех, предложил – Нам нужно обсудить, лучше сейчас, возможных членов комиссии, в комиссию думаю, мы должны включить Енокентия Трифоновича с решающим голосом». Он окончательно остановился и ни на кого не глядя, подошёл к своему месту и сел. Следом, посматривая друг на друга, на Енокентия, направились к своим местам и остальные.
В кабинете, не имея ни врождённой, ни тренированной наблюдательности, каждый из присутствующих не мог не видеть, не чувствовать, поднимавшуюся волну неприемлемости «Решающего голоса». Каждый, именно каждый, да и сам предложивший не могли справиться со своим неосознанным внутренним протестом: с каждым шагом, с каждым движением  присутствующие готовили слова которые они скажут, которые убедят, вынудят отказаться от любого «Решающего голоса» и от любого из проживающих на острове. Верно, для того и пригласил Вячеслав Климович Енокентия, чтобы он своим существом, своими глазами увидел и понял – Необходимо уступить! А мог ли он уступить то, что принадлежит только ему: как-то остров, «Кинарх» а по его, укрепившемуся к этому дню мнению и дом его, за малым – этаж два, как поощрение за работу.
Администрация, актив, председатель, сидели на своих местах переполняемыми чувствами и мыслями, минута и вал сокрушит, разрушит мечту Енокентия, уничтожит и сотрёт его самого, вернее сотрёт то чувство, которое ему своими делами удалось вселить в душу каждого из присутствующих, из находившихся на острове – он обязан успеть найти слова которые сохранят, хотя бы временно устоявшееся положение. Енокентий поднял руку, его не замечали, ему показалось вечность, в эту вечность пред ним пролетело: Радость бегства с острова Вячеслава Климовича –  Часы в бриллиантах стали не нужны; Роман Селимович, не умел понять собственного сына; Нина Васильевна –  «Освободилась комната, равного класса» и далее, о каждом сидящем; вспомнилась и попалась на глаза Тамара Павловна. Его руку не замечали, он поднимался, а когда встал, обида обвела его взгляд по присутствующим, язык не озвучил ни одной мысли бурливших в нём, сидящие только услышали «Я соглашусь с вами. Решайте» и вышел.

Что руководит нами, кто руководит нами не будь некой верхней силы? мы в течении дня, часа, имеем разные, до противоположных решения? За Енокентием ещё не закрылась дверь, а председатель, Роман Селимович почувствовав необходимость деятельности, предложил слово первой на ком остановился взгляд, он предложил  высказаться Нине Васильевне, говоря «Нина Васильевна, вы верно подумали с кем ещё желаете решать вопросы возложенные на вашу комиссию? – Она встала и бросив взгляд на Фукито сан, не уверенно ответила – Если согласится Фукито сан, то его обязательно нужно включить – И садясь закончила – Нужно обдумать, нужно набрать коллектив исполнителей которые будут заниматься чипованием, готовить документы». Она села, явно не желая касаться главного, о главном, вдруг, никто не хотел говорить и вновь, понимая что нужно закончить начатое поднялся Вячеслав Климович, говоря  «Я вернусь ещё раз к моему предложению о наделении Енокентия Трифоновича особыми полномочиями в деятельности комиссии. Мы, ни один из нас, не в силах без его согласия, даже пригласить в гости кого бы-то ни было –  он один имеет доступ к «Кинарху», а мы знаем значение «Кинарха» для нашего государства. Потому вторично предлагаю, в случае спорных ситуаций, сохранить за ним окончательное решение во всей деятельности комиссии».
За ним попросила слова Тамара Павловна и она заговорила не о  том что кипело внутри десять минут назад. За время повторения своего предложения Вячеславом Климовичем, пред ней успело пронестись его посещение их дома; она успела вновь услышать его «Вы сами видите нам нужно закончить начатое Енокентием». Она видела приостановившийся на ней взгляд Енокентия перед его уходом, слышала его слова «Я соглашусь с вами. Решайте» – они заполнили её душу; секундный взгляд напомнил свой визит к нему, живое чувство взаимной близости, радость, которую он открыто демонстрировал. Чувства захвативших её в этот миг оттеснили, стёрли из памяти то что некогда стояло меж ними, она подняла руку погрузившись в себя, не понимая о чём говорят, не понимая что она сама скажет и когда услышала своё имя и поднялась, то сказав «Мы обязаны оставить за Енокентием Трифоновичем право вето на решаемые вопросы в комиссии! –  потеряла нить, остановилась, уже хотела садится, а из неё вырвалось –  Енокентий  через шесть лет передаст управление «Кинархом». Мы не имеем права пересматривать решение общего схода времени запуска «Кинарха» иначе сломается установившееся. Принятое некогда каждым».
Произнесённые слова, напомнили каждому из присутствующих о наделении Енокентия общим сходом обязанностями охраны острова, с правом решения вопросов о предоставлении гражданства. С её последними словами из зала ушла напряжённость, ушли заготовленные тирады: присутствующие приняли желание двоих. Сидевшие в зале заседаний согласились оставить за Енокентием особые права. В зале не было только двоих принимавших постоянное участие в обсуждении важных вопросов, это Чистина и Алексея Алевтиновича. Чистин ещё ранее оставил, не без помощи Вячеслава Климовича, свои сходки будоражившие людей, не пришёл и на данное совещание, а Алексей, находился на территории Сверхдержавы, изучал энергообеспечение. Много позднее, аналитики сходились во мнении – находись они оба в зале и активно противостоя, решение осталось бы неизменным.      
Анализировали позднее, после трагедии, сегодня же, Роман Селимович подводил итоги закрытого совещания видя расслабленные в удовлетворении лица; видел лица, преодолевшие опаснейшее препятствие, и эти лица далее, как в должном, согласились с решением создания рабочей группы при комиссии для ведения документации и практического исполнения, согласились и с пожеланием Вячеслава Климовича о не разглашении принятого решения, он говорил «Не нужна широкая огласка о «Решающем голосе Енокентия Трифоновича» и не думаю, что нужно вносить в протокол данное постановление, как и не думаю, что Енокентий, в случае единства комиссии, способен пойти против? Его последние слова нашли согласие в каждом сознании, да и как не найти - Енокентий неразрывно жил вместе с каждым.
 Выходили из кабинета успокоенные, кто-то успел просмотреть последние новости мировых СМИ, и радовался за свою Родину – самые, самые непримиримые, получившие редакторские задания акционироваться на тёмной стороне, не могли их выполнить. «Ротуск – завтрашний день государственного устройства» - гласил общий тон сюжетов и публикаций вопреки заданиям.
 Порой, сотни умов рассчитывая и раскладывая последовательность действий, не способны спланировать результат полученный ниоткуда, говорят его величество Случай. Подобный случай и вынес государство Ротуск на новую высоту: Предложение, слетевшее с языка Вячеслава Климовича, вызвавшее всплеск эмоций, пронёсшееся не единожды по континентам, уложилось в последнюю, верхнюю ступень недосягаемости г. Ротуск.   

Обида, заставившая Енокентия оставить зал заседаний, недолго наполняла его. Он не прилагая усилий двигался к берегу на зады стоящих коттеджей, а оказавшись перед спуском, увидев бескрайность водного простора. Зима года выборов, выдалась необычайно тёплой, располагающей к длительным прогулкам. Енокентий, повернул вдоль берега и дойдя до оконечности острова устроился в беседке: миротворство и расслабленность заполнили тело, успокоенность овладела мыслями. Он отдыхал, вдыхая очищенный тысячами километров морской глади воздух, отдыхал не слыша плеска накатывающейся волны, не слыша шума работающей техники. Блаженство и удовлетворённость овладевшие им, оставили его одного во всём мире, в голове кружилось «Хорошо! Жить стоит! Мне здесь стоит жить!»  и в подтверждение, мир возвратился знакомыми голосами, то часть из принявших решение не обнародовать «Решающее слово», по окончанию заседания направились вслед за ним. Впереди, Вячеслав Климович в продолжение темы предоставления гражданства, говорил о возможности подбора обслуживающего персонала по внешним, он подчеркнул «Модельным данным», чтобы было кому волновать и вдохновлять, было кому «Красотой спасать мир». О подборе персонала он говорил подходя к скамейке, верно надеясь на согласие Енокентия, обратился же с другим  «К весне мы закончим «Проспект рыболова». «Проспект» окончательно вернул Енокентия в день, пред ним, действительно, от берега закругляясь в продолжение острова, уходило свайное поле, у берега перекрытое и имеющее вид проспекта – если не замечать по бокам ограждения, расположившиеся аккуратные сиденья с небольшими столиками и навесы над ними. Вячеслав Климович, продолжал «Александра Александровна, после гибели рыбака предлагала построить площадку, у нас сейчас освобождаются техника, люди, мы можем сделать больше чем площадку. Будет о ней память, если назвать построенное в её честь – он подумал минуту и продолжил – Она достойна – затем посмотрел на Енокентия на остальных и предложил – Завтра выборы, может посидим у меня?» Первым отказался Роман Селимович, сославшись что ему никак нельзя, нужно проследить последние приготовления к выборам, ему нужно идти, верно под его настроение попали и остальные. Енокентию показалось, что они шли сказать ему что-то большое, а когда увидели его, то и необходимость отпала. Действительно, минуты одиночества отправили в никуда обиды, возникшие из опасения отдаления его от решений основами жизни острова. Отдаления его, владельца острова; низвержение его как основы острова; отказ принимать его заслуги – Он считал себя имеющим право на поклонение.
Возвращался с дошедшим и звучащим внутри «Красотой спасать мир» и я, создал фундамент для осуществления. Мы создадим государство достойных, красивых людей!» В радости от одного дня он забыл своё прошлое; прошлое, которое и дыхание порой сбивает.   

День выборов не оправдал ожиданий, не только ожиданий, но о них новая Администрация не имела желания говорить: Эйфория, особенно последней недели перед выборами, всплеск единства во время заседания с присутствием СМИ, отразились на активности избирателей ровно наоборот –  в главный день, менее половины посчитали, что своим голосом в состоянии повлиять на своё будущее и даже те, пришедшие и взявшие бюллетень, словно они поднадзорные, словно их насильно пригнали на процедуру кем-то придуманную для собственного равновесия души и они вынуждены учувствовать, вопреки своей воле, потому, они взяли бюллетени и оставили надписи со своим истинным мнением, либо перечеркнули их. Они вместе с бюллетенем вычеркнули себя из основ жизни рождённого государства.
Более тысячи включённых в списки для голосования составляли малую, мизерную часть находящихся на острове и в Администрации не заметили их истинного настроения. Буря эмоций туристов, аккредитованных сотрудников СМИ, съехавшееся многолюдье любопытствующих и главное, настроение  заключённых перед близким освобождением, господствовали над г. Ротуск, над государством неслось: великолепно, неописуемо, невозможно поверить! Общее настроение захватившее остров, поразило собственное мышление Администрации и его владельца, они не замечали что люди потеряли интерес: ТВ-дебаты, в последнюю неделю перед выборами собирали аудиторию в десятки человек, а встречи с кандидатами отменялись – в зале места занимали одни устроители встреч. Избиратели, принимая как должное высочайшее благосостояние получаемое от государства, не желали учувствовать в политическом выборе: часть жителей, после снятия своей кандидатуры Чистиным, осталась без кандидата, а кто являлся сторонником Вячеслава Климовича, и до них доносилось – о зелёнке, шантаже, о видеокамерах в кабинках голосования, прослушках. Избирательная комиссия слухами не пользовалась и выборы признала состоявшимися, признали состоявшимися и наблюдатели. Не нашлось желающих оспорить избрание главой государства Вячеслава Климовича ни одним из проживающих на острове, не оспаривали как имеющие гражданство, так и бывшие военнопленные, не оспаривали и успевшие получить гражданство Фукито сан, Гё, Георгий.      
Позднее, много позднее, слышалось и там и тут «Пришли не те, кто хотел подтвердить свой выбор, а те кто не захотел попасть в списки противников – Слышалось – Мы рядом со временем Сулеймана Великолепного - только-то, наши правители, не умертвляя сыновей, братьев, племянников, сохраняют свою жизнь. Но в чём-то и равняли, говоря – Наш Енокентий холост, иначе пришлось бы оглядываться и на его ночную кукушку».
               
                ******          
Выборы, об итогах выборов г. Ротуск информировало вскользь, хотя и в любом случае данное мероприятие отошло на второй, даже задний план, главный интерес находящихся на острове, мировых СМИ, выражался в освещении исполнения взятых обязательств государством: Предоставление гражданства военнопленным, расселение их по квартирам, чипование, очерёдность получения гражданства.
В день выборов, первые репортажи выглядят весьма бойко: Входит Вячеслав Климович, камера отражает его уверенность, отражает радость членов комиссии, камера ловит несколько избирателей, и они –  воодушевлены, полны эмоций, полны желания высказаться. Такую картину увидел Енокентий утром, включив ТВ, его же настроение не соответствовало тонусу трансляции. Он, на участок не торопился, долго ходил по дому, находя, цепляясь за некие дела, он и совсем бы не пошёл, но как не пойдёшь? будет из ряда вон, а когда всё-таки переборов себя добрался, то увидел совершенно противоположное ролику ТВ: для обычных избирателей, не явиться на участок было не из ряда вон – они и не явились, по крайней мере во время голосования Енокентия, на участке он оказался один на один с членами комиссии; они меланхолично переговаривались, при его появлении внешне оживились, но не только  без блеска в глазах, но и не скрывая утомлённость. Вернувшись к себе и вновь включив ТВ, он нашёл добавленный сюжет с собственным голосованием, который заставил его отключить зуммер, заблокировать вход. Он не мог никого видеть, не мог ни с кем разговаривать. Найти оправдание совершаемому для него никто не мог. Требовалось одиночество.
Он не на один раз просмотрел добавление с собственной персоной и с каждым разом виделись, вспоминались, новые безрадостные нюансы: к апатии членов комиссии добавилась работа оператора – он устало, нехотя следил камерой за залом, урнами, им Енокентием. Водил камерой, выполняя неприятную ненужную обязанность, или лучше сказать, снимал истрёпанный, отживший спектакль. Камеру не обманешь – она задокументировала спектакль! Енокентий ранее видел подобное, у себя же, в собственном государстве?... подобного он не желал. Он не желал, ни видеть, ни участвовать в спектаклях: когда открыто высказываются, спорят в эмоциях о выборе имени для ЖД вокзала и молчат о главных, истинных проблемах; не желал видеть полную аудиторию, обсуждающую размер, формы и чередование клумб, с  вдохновенными предложениями –  уподобить их точкам и тире, написав нечто в виде азбуки Морзе! И  выборы, без выбора… Ему лучше бы не появляться на участке, а побывав, к своей вялости добавил, подпал под настроение членов комиссии, под настроение оператора – апатия и подавленность овладели им. День поиска выхода, перешёл в вечер; ночь застала сидящим в кресле, пока не сказал себе «Будь что будет! Мне поздно поправлять – и со словами –  Утро вечера мудренее – лёг».
За день, он измучил себя, усталость отключила сознание, он быстро забылся. Утром проснулся, или действительно набравшись мудрости, или самозащита наложила табу на вчерашние изводившие мысли, вместо них, чувство голода сбросило одеяло, оно же привело к чайнику, одновременно включил зуммер, снял блокировку, привёл себя в порядок, но позавтракать не успел – зуммер известил о посетителе, следом открылась дверь, вошёл Вячеслав Климович. Он на ходу сообщал «Подсчёт голосов ещё не закончен, но результат не может измениться – волей избирателей мне следующие шесть лет возглавлять государство – таков новый президентский срок, согласно референдума – нам следует  внести поправку в конституцию – закончил он».   
 Сообщение, бодрый вид гостя, помогли Енокентию окончательно забыть вчерашний день. Он, широким жестом пригласил гостя усаживаться, поздравил с победой, пригласил составить компанию за столом. Вячеслав Климович, пришёл явно не на завтрак; сев, раскрыл принесённую папку и заговорил, что он с членами будущей Администрации набросали первоочерёдные задачи, как то: В свои замы он берёт Романа Селимовича, вопросительный взгляд Енокентия он понял и ответил, что бывшего зама Кроева он согласился уступить Нине Васильевной членом комиссии, её помощником, так-как хотя на первое время они и договорились что специалисты, выполняющие пусконаладочные работы остаются на год для обучения собственных эксплуатационников оборудования, но на будущее нужно подобрать и укомплектовать данные службы и их, специалистов, в первую очередь необходимо отобрать из списков желающих принять наше гражданство и им, по льготным ценам в первую очередь предоставить квартиры, а Кроев знает наши потребности и лучше его, данную работу никто не выполнит. Кроев сможет подыскать необходимые кадры. Он продолжал, что на первое время, комиссия ему видится подразделением по кадрам в которую должны войти от всех групп, и от Сверхдержавы также, он уже предлагал бывшему главнокомандующему  Хорту войти в неё, но тот отказался, он выставил свою заработанную квартиру на продажу, а сам в день официальной сдачи дома, то-есть в день освобождения заключённых уезжает на Родину. «Вместо его, возможно следует внести Георгия, или не знаю кого и предложить» сказал Вячеслав Климович и остановился, ожидая реакции Енокентия, а Енокентий не мог ответить, он слышал, он понимал сказанное, но количество поставленных вопросов, количество необходимых решений? Ему нужно обдумать, если своё детище – Страну Высшей Справедливости, он вынашивал несколько десятков лет, то о первом дне существования своего нового государства в новом доме, у него не было и одной мысли. Чтобы как-то выйти из своего положения, отдалить ответ, он не найдя ничего лучшего поднялся и направляясь к чайнику, посетовав, что у него сегодня ещё и маковой росинки не было, вторично предложил позавтракать вместе, а затем пойти в Администрацию и там коллективно обдумать, Вячеслав Климович ответил, что его ждут, он должен идти и  отказавшись от чая, завтрака, свернул папочку и сказав «Я буду ждать вас у себя в кабинете», вышел.
Енокентий остался один, вторично включил остывший чайник и одновременно новостной канал, включил и сел, сел забыв о завтраке. Забыть было из-за чего: На экране крупным планом Роман Селимович объявлял о победе Вячеслава Климовича. Слабость в ногах заставившая сесть Енокентия возникла не от объявления о победе, слабость возникла от первых слов Романа «Я как глава избирательной комиссии». Они всей Администрацией, да и он Енокентий, в ажиотаже предвыборных событий: отказа кандидатов баллотироваться, выдвижения Романа Селимовича чтобы создать видимость выборов, прохлопали искусственность нагромождения, полнейший абсурд – кандидат и глава избирательной комиссии в одном лице. Вместе с осознанием перемудровствования, он услышал зуммер, только ослабевшие мышцы не в силах оказались поднять его, или он слышал и не понимал, его мозг вновь отказался от управления и не имей права свободного входа, посыльный Администрации так и остался бы за воротами, однако он стоял перед сидящим Енокентием и вторично повторял, что его приглашает Нина Васильевна и что она его отправила уж с час назад, да он не мог зайти, он ждал когда Енокентий останется один «Нина Васильевна, мне без вас возвращаться не велела –  повторял он, видя не реагировавшего на него Енокентия, и только слова – Чайник готов… Чайник вскипел… – вернули Енокентию слух и голос, он переспросил –  Нина Васильевна приглашает? –  ответное – Да», направило к столу, он выключил чайник, оделся, они вышли, но дойдя до скамеек, Енокентий сел. Ему необходимо было овладеть собой, выйдя на улицу он понял: обдумывание «перемудровствования» приведёт к вчерашнему, а затем вновь, к «Будь что будет». А так-как выхода, он твёрдо знал, выхода нет, а коль нет, то он поглядел на стоящего посыльного и весьма обыденно предложил ему сесть рядом, а через десять-пятнадцать минут поднялся и они направились в Администрацию. 
Посыльный провёл его в вспомогательную комнату при отделе по оформлению гражданства, через минут вошла Нина Васильевна, Енокентий остался сидеть. Нина Васильевна не дождавшись приветствия села и с обидой заговорила «Енокентий Трифонович, к нам в комиссию включили Кроева? А я его знаю. Уходить не хочу, и…». Она не договорила, входил Вячеслав Климович, а войдя раскрыл папку и положил её перед Енокентием объясняя, что это список первой партии претендентов на гражданство предложенных на утверждение; он просил просмотреть их специальности, говоря «Здесь первая тысяча. Посмотрите, здесь принадлежащие к сфере культуры: «Звёзды исполнители», в трусиках скачущие по спинкам кресел над зрительницами и сочинители для них, авторы нетленных но не понятых полотен, драматурги, опередивших на столетие своих зрителей и скопище проходимцев, то-есть сенсов, предсказателей, лекарей от всего, – он остановился, вопросительно глядя на Енокентия и Нину Васильевну и  верно для окончательного убеждения закончил – Фукито, скорее по наитию, воздержался от подписи?». Енокентий взял папку, а Вячеслав Климович убедившись что он просматривает вышел. Однако он ошибался, Енокентий лишь перекладывал листы, не вникая в содержание, он вновь искал выход и как будто, нашёл.
 Он пожаловался, что уже время обеда, а он сегодня ещё не завтракал? и посмотрел на Нину Васильевну. Нина Васильевна, спросила, она верно тоже поняла  «Пригласить на котлеты? – Пригласите, я их всегда помню». Они прошли в отдельную небольшую комнату при столовой Администрации. Нина Васильевна заказала обед, Енокентий, по давней памяти попросил принести бутылку шампанского. Обед затянулся, к концу обеда Нина Васильевна согласилась, что на первое время для нас главное жизнеобеспечение, согласилась и на участие в комиссии Кроева, «Так-как без его опыта нам пока не обойтись – говорили они заканчивая обед, пересаживаясь в кресла». Совместный обед, или шампанское, или упоминание о котлетах, или всё вместе взятое, вернуло их ко времени прибытия Енокентия, ко времени совместного возвращения с материка. Они более не касались дел острова, государства, да и говорила одна Нина Васильевна, скорее не говорила а жаловалась… на мужа.
Администрацию, Енокентий оставил в сумерках, прошёл мимо своего дома, мимо коттеджей и остановился на оконечности острова, у неосвещённой беседки. Он и пришёл сюда на подсознании, памятуя о испытанном миротворсве и успокоенности после заседания и желал вновь оказаться в подобном состоянии. Внизу продолжались работы, светильники, прожектора, ярко освещали стройку, его не могли видеть и он, оказавшись, словно в параллельном мире, наблюдал, видел, чувствовал то, что в обычном состоянии не может придти, не может открыться: Сегодня Нина Васильевна вновь помогла ему найти опору, почувствовать свою правду, свою необходимость. Енокентий понял – она вовсе не жаловалась на своего мужа, на своего Холкина – она гордилась им, гордилась, говоря, что он дома, даже не дома, а на острове проводит времени меньше чем вне, но где бы не был постоянно звонит; смотрит наши репортажи с заседаний, а затем обязательно звонит, он в один день звонит по несколько раз, звонит ночью, не просчитав время, звонит с поездов, со станций на которых останавливается на час, сегодня звонил из Африки. Она говорила «Я его кажется очень редко вижу, а когда вижу и тогда он не живёт дома – он советуется, он у меня спрашивает, окупится ли тоннель в Антарктиду? Я ему говорю, что у нас участок леса, много лет как куплен на материке, там можно построить что-то для будущего, а он – там нет леса, меня обманули, там болото да рям, клюква да брусника, там ничего не построить, да и зачем, нам и здесь места хватает с излишком, а затем спросит – как давно я была на чердаке? на самом верху, где по моей инициативе соорудили комнату, поставили диван –  слушать стук дождя по крыше. В какую-то зиму, в метель он велел мне одеться и притащил - слушать вьюгу, после я и вправду не вспомню была ли? Приедет побросает свои гири – она вздохнула – У него и радости осталось: подземка, да гири, только через порог не поест и к ним».
Енокентий сидя один в беседке, слышал интонации жалующейся женщины, но по пути до сознания, или в сознании, жалобы подменивались на утверждения счастья любящей женщины. Шампанское, или место, помогли Енокентию увидеть вторую, скрытую сторону; пред Енокентием всплывали моменты, не так давно повергающие его в отчаяние, как-то: Вопрос, заданный ему на заседании «Не получится ли так, что и у нас, люди будут в зависимости от воли некоего лица, от настроения этого лица?» в этот вечер, увиделся ему только беспокойством женщины за потерю внимания к ней, беспокойство, за своё женское счастье – она хотела быть замеченной, достойной, равной любви своего мужа!
Увиделась ему вторая сторона и Вячеслава Климовича, увиделась наяву, перед глазами: Он видел,  слышал, шум строящегося проспекта рыболова имени Александры Александровны, а за шумом, огнями стройки, стоял Вячеслав Климович. Он стоял за Енокентием, разу не оспорив его мнения, желания, решения. В этот миг он помнил: Вячеслав Климович всегда поддерживал его, всегда подчёркивал свою зависимость от него и даже более – он активно содействовал его устремлениям, подстраивался к его жизненной позиции. В беседке, Енокентий получил желаемое – мироудовлетворённость овладела им.   

Думается,  в подобный день, трудно найти человека способного не почувствовать себя счастливым. Можем ли мы осудить Енокентия, забывшего в беседке события последнего месяца-двух, события, от которых в первые минуты понимания их значения, у него перехватывало дыхание, но проходил день, два и он смирялся с произошедшим. Смирился со смертью Александры Александровны, да лучше и не перечислять чего не попало под его оправдание. Кто из порядочных людей не осудит его? а кто-то и не осудит, возможно и половина воспримет как должное, если не более, четверть останется безразличной, четверть будет говорить о нарушении своих прав; несколько человек станут активно отстаивать их.
 И только один, может один на столетие, оказавшись лидером крошечного государства, окружённого завистниками, или врагами, способен осознать бесконечность свалившихся трудностей, и понять: Чтобы выстоять, нужно привлечь в активные участники каждого, каждый должен подставить плечо, приложить все силы; каждый, без малейшего сомнения должен просыпаться с верой - они плывут на одном корабле к одной цели и каждый из них выполняет свою задачу –  сбой у любого грозит аварией и остановкой. У них, в подобном государстве, с подобным лидером не возможны - измывательства в упоении от власти, чванство, мздоимство, раболепие и угодничество. Не может быть и преклонения - здесь равно достоин преклонения каждый.
Подобное общество непременно займёт первые строчки мировых рейтингов и история знает подобное – Сингапур, но история утверждает, данный лидер Ли Куан Ю, принял свою должность в слезах - настолько дорог и близок был ему доставшийся народ; дорог весь народ, без разделения на роды, социальное положение, вероисповедание. Он понимал трудности стоящие перед ним: необходимость отказаться от родства, от сохранения отношений, остаться одному (Даже без подобных Меньшикову «дело разумеющих») остаться один на один с законом, оставить единственным другом – ЗАКОН! У кого, поняв подобное не покатится слеза? У кого из окружения не отзовётся сердце, чтобы оказать помощь? Как, подобному Человеку способен отказать в помощи Высший Разум?
У Енокентия слеза не катилась, его стук колёс унёс в прошлое, а по прибытию в гостиницу, он засыпал успокоив себя – «командовали в семнадцать, а мне эвон скоко?» Он сможет. Он, как и перед первым рабочим днём, не страшился своей судьбы. И почему ему, сегодня не сидеть в беседке в умиротворенности, даже не в гордости за себя? если огни, проспект, уже уходят в океан, а сзади, ох ах ох, сзади сто этажей с обеспечением энергией из космоса и признание! УУУ, какое признание! Он, один из толпы, совершенная копия любого другого, как ему не объединиться со своей душой, совестью, не оправдать себя, он и объединился и оправдал: Миротворство и расслабленность поселились в нём с этого вечера до…, нет не до последнего дня – дни блаженства коротки.    

В новой Администрации у него, также имелся постоянный кабинет; каждый новый день для него являлся рабочим, Вячеслав Климович, со дня своей инногурации, ввёл подобный распорядок для государственных служащих, а он являлся госслужащим – охранником и постоянно присутствовал на заседаниях госсовета, присутствовал до осени следующего года, до решения вопроса увеличивающейся стоимости аренды Аэропорта. Пока же, период становления требовал ежедневных заседаний, планёрок, согласований; ежедневно на рассмотрение ложились многостраничные доклады, увесистые папки, отдельные документы с пометкой: требует срочности, решить в течении дня, решить незамедлительно и не будь во главе Администрации имеющий громадный опыт Вячеслав  Климович –  бумаги, требования, съели бы  правительство. У него имелись противники, недоброжелатели, но и они не могли не отмечать его способности управленца, умения находить компромиссы как во внутренних отношениях, так и сглаживать углы во внешних связях,  Енокентий же главным его достоинством считал – способность комплектовать кадры, его выдвиженец Кроев, после ввода в комиссию к Нине Васильевне, занимался отбором претендентов на гражданство государства Ротуск и он справился: Обслуживающий персонал, подобранный согласно рекомендациям Вячеслава Климовича по внешним данным, не имея нареканий по выполнению служебных обязанностей, красовался на обложках еженедельников, а специалисты по эксплуатации заложили фундамент стабильного жизнеобеспечения, что в дальнейшем, по окончанию договора со Сверхдержавой, обеспечило незаметный переход к самостоятельности, без сбоев и чрезвычайностей.   
Противники, недоброжелатели находились не только у Вячеслава Климовича, они, и в достаточном количестве, имелись и у г. Ротуск, а как без них? Так именно они, по мнению правительства, Енокентия, открыто называли их праздники рекламными кампаниями, в чём едва задумавшись и сомнений быть не могло, но зачем издеваться, добавляя «Хлеб без рекламы у каждого на столе, а в другом - убеждают и убеждают, к двери несут, да лишь единицы  соглашаются? Истинные ценности в рекламе не нуждаются. Об этом каждый знает». Особенно досталось от них в комментариях на инногурацию Президента и в чём? Им не понравилось массовое чипование граждан: Приняв присягу, под бравурную музыку, Вячеслав Климович сменил свои документы –  он получил электронный паспорт с номером чипа, который ему здесь же и ввели, а в течении остатка дня, в общей очереди получили новые документы с введением чипа остальная часть постоянных граждан, в том числе и Администрация. Одним из первых оголил своё плечо Енокентий, с гордостью произнеся «Кинарх, способен заменить армию докторов, как уже заменил  для нашего государства, армию и внутренние службы безопасности!». Далее, чипование продолжалось до полуночи: закончив чипование собственных граждан, перешли на оформление гражданства военнопленных и им, как и коренным жителям, вручали паспорта, чипы – они становились полноправными гражданами государства, становились гражданами под ту же бравурную музыку, с записью видеороликов для демонстрации на ТВ, для сохранения в семейных  архивах. В торжествах первого дня массового чипования, не заметили отсутствия Чистина, он без объяснений, без заявлений, не появился на торжествах, вторым остался без чипа Алексей, который будучи в командировке на территории  Сверхдержавы не сменил документы и не обратился позднее, также не сменили документы  Холкин с Тамарой Павловной –  деятельность Холкина, не укладывалась в требование «Кинарха» – вне границ государства можно находится не более полутора месяцев в году, плюс до шести выходных дней в месяц, а Тамара Павловна в это время учувствовала в международном форуме, собственно –  укрепляла имидж государства, или по мнению недоброжелателей «Проводила очередную рекламную компанию», остались со старыми документами, как выяснилось позднее и ещё несколько человек, основную же массу подключили к охране «Кинархом».
Несмотря на иное мнение недоброжелателей, а может и благодаря им, интерес к г. Ротуск рос, а после широких репортажей со сдачи дома, выборов и особенно инногурации, интерес выразился как увеличением притока личных заявлений на получение гражданства, так и ажиотажным ростом обращений владельцев фирм с намерением перенести производство. Количество желающих, многократно превышал имеющиеся жилые площади, превышал и производственные, потому отбирали тщательно, буквально исследуя биографии, послужные списки; в производстве ориентировались на мировые достижения, мировые оценки. Минимальные налоги, государственные гарантии свободы предпринимательства, их защита, привлекали к смене юридических адресов крупнейшие производства: Заявления владельцев фирм, обращения администраций акционерных обществ  мирового значения в приоритетном порядке рассматривались на закрытых заседаниях, да заявления рассматривались не по времени подаче,  заявления рассматривали, только по значимости, по успешности предприятия – государство могло позволить выбор и оно выбирало, выбирало скрупулёзно:  изучая цифры, изучая историю и истории –  порядочность фирмы, главы, персонала, являлись основой в положительном решении. Одновременно рассматривали и оформляли приглашение известным, признанным коллективам культуры, независимо от направления: Граждане г. Ротуск ежедневно должны получать свежую мысль, тревожащую мысль, мысль поданную в новой форме. Должны получать мысль созвучную с собственной душой, уже зародившуюся, стоящую у изголовья за просвечивающейся ширмой, чтобы вдруг, в переполненном зале она обнажилась в предельной ясности, опалила сознание после услышанного монолога, фразы, фрагмента музыки и потрясла до смены ценностей, до рождения новой личности. Мысль рождённая тысячелетия назад, обработанная и переосмысленная временем до нового понимания, способна разбудить дремлющие силы и подтолкнуть на следующую ступеньку судьбы. Люди сделавшие открытие в собственном сознании не способны остаться на прежнем уровне – они обязательно устремятся на реализацию себя, нового себя, они устремятся на следующую ступень, они поднимут и государство на следующую ступень – Данная концепция, как считал Енокентий, стала основой, стержнем Администрации в планах на бедующее.

К весне вернулся Алексей, и хотя штат специалистов по энергоснабжению не имел свободных единиц, он вернулся не один, привёз с собой Шульца, отрекомендовав «Ведущий инженер фирмы разработчика». На ближайшем госсовете рассматривался вопрос предоставления квартиры, гражданства для г. Шульца. Енокентий из причитающихся ему квартир зарезервировал десять процентов от общего числа, такая же часть находилась у него в резерве и прочих площадей, из своего резерва ему и пришлось выделять  квартиру для прибывшего специалиста. Если до данного случая, Вячеслав Климович единожды, при рассмотрении первого списка сомнительных соискателей воспротивился и от тех претендентов, действительно пользы ожидать не приходилось, то в этот раз, его категорическое несогласие на предоставление гражданства Шульцу, не могло найти понимания у членов госсовета, –  они считали «За Шульца следовало держаться двумя руками»! С данным мнением соглашался и Енокентий Трифонович и чтобы не вносить разлад в правительство, он попросил слова и желая примирения, высказался «Я понимаю главу государства – Ввести должность, значит, нужно пересматривать ставки, выделять квартиру, трудно поменять намеченное, но и специалиста прибывшего по приглашению Алексея Алевтиновича – его мы хорошо знаем, ему, нам нельзя отказать, потому расходы я возьму на себя, с выделением квартиры из собственного фонда». Енокентию, в большей степени пришлось так поступить из своего отношения к Алексею – не хотел он становиться в любой мелочи ему противником, да и надёжность энергоснабжения, он считал краеугольным камнем, она ему казалась более важной чем разлад отношений с одним человеком.
Нет, его отношение к главе государства данный случай не изменил, но что-то незаметное, видимо, просочилось меж ними. Вскоре, при предоставлении гражданства, случилось ещё одно несогласие по кандидату на гражданство, только в этом случае Енокентию пришлось уступить, да и причина настолько мелочная, что о ней и говорить не стоило, если бы за ней не стоял он сам: Как-то, перед заседанием просматривая очередную партию граждан на выделения чипов, он совершенно случайно споткнулся о знакомую фамилию, Мовригин. Просмотрел портфелио - да это был сын передовика, напомнившего и очень остро, причину поиска оправдания перед Ивановичем, безумие того с вилами – нет, у него не может быть здесь связи со своей прежней руководящей деятельностью; сейчас он другой, ничто не должно напоминать ему подобные моменты из прошлого. К заседанию, зло и вилы слились в нём, он забыл свои опасения и вновь вернулся в состояние семнадцатилетнего комполка. Едва расселись, едва занял место председательствующий, он объявил «Мне пришлось вычеркнуть одного из кандидатов – Мовригина, бывшего зама главного конструктора известного бренда, но по профсоюзной линии. А у них, профсоюзные лидеры значатся и в заявках  на признание авторского права, и соответственно, на получение части гонорара – Он глянул на Вячеслава Климовича ожидая поддержки и закончил – Нам лучше обойтись без подобных профсоюзных работников, как и экстрасенсов-телепатов». Только, Вячеслав Климович не встал на сторону Енокентия, а попросил высказаться Нину Васильевну. Нина Васильевна, поднимаясь, посчитала, что она должна отстаивать данного кандидата. Она после переделки первого списка, не имела вопросов с согласованием в последующих и чтобы отстоять сложившееся, доложила – «Данный кандидат гражданин нашей бывшей большой Родины и здесь, на них, наших бывших соотечественниках миссия –  они должны сохранить, насколько возможно, ценности нашей тысячелетней истории и каждый, не имеющий проблем с законом, имеющий авторитет, влияние на бывшей Родине, не имеет права получит отказ у нас». Она закончила, а когда садилась Енокентий услышал, или прочитал по её губам «Иногда избавляются от неугодного, чтобы вместо него, пришло во сто крат худшее».
Енокентий осматривал зал, не находя и одного готового поддержать его, пока не встретился взглядом с Тамарой Павловной, выражение лица напомнило ему время её отказа от должности судьи из-за  Одиза. Он, усилием воли удержал себя от бегства, раскрыл папку, уткнул в неё взгляд, а перед ним проносились безболезненные  варианты: только-то следовало отложить на день, обдумать, а вариантов достаточно –  ну что стоило вычеркнуть, никто бы и не заметил; подойти к Вячеславу Климовичу; из-за подобной мелочи и Нина Васильевна в разговоре тет а тет не могла отказать, но поздно, не справился с собой, а сейчас закусило. А между тем Нина Васильевна высказавшись села, председательствующий не дождавшись ответного слова от Енокентия Трифоновича, заключил «Вы Нина Васильевна соберите дополнительные сведения о данном кандидате, думаю недели вам хватит, а затем вернёмся к данному вопросу». Вячеслав Климович вновь доказал – он достоин своего места, а кто оспаривает? А вслух никто и не оспаривал. 

Алексей Алевтинович с Шульцем, после прибытия сформировали отдел Энергообеспечения, подчинённый главе острова. Стажировка Алексея в несколько месяцев в фирме разработчике,  Шульц, специалисты сменившие гражданство, обеспечили надёжность энергоснабжения; сформированный отдел мог работать совершенно самостоятельно, на ходу восстанавливая случавшиеся сбои без привлечения Алексея Алевтиновича, он мог обдумывать перспективы, он имел свободное время и в один из дней Енокентий на мониторе увидел его – Алексей желал войти. Енокентий вышел навстречу, на крыльцо, приглашая в дом, Алексей, войдя и оглядевшись вокруг, определил «У вас всё также, верно и через десять лет ничего не изменится – Енокентий улыбаясь ответил – Мне нужно только необходимое, а оно у меня есть и есть всё, ты не мог заметить перемены – чайник по недосмотру сгорел, но взял такой же, не заметил и телевизор, той же марки только последней модели – и добавил – у старого звук захрипел и часть вновь созданных каналов не принимал, пришлось менять». Они сели к столу, Алексей заговорил, что идёт из Администрации, они нашли вариант обмена квартир для объединения в коммунальную, но перепланировка оказалась сложной, приходится дополнительно изучать документацию и осуществление затягивается. Он говорил «У нас будет строенная – Моя, Матери и Екатерины Павловны. Они заочно познакомились и постоянно общаются».
Енокентий, из своего окна видел, как часто Алексей бывает у Чистиных, видел их укрепившееся отношения, видел и не понимал: будто не оказался он по вине  того в холостяках, будто для него важнее жены, друг? Его мысли, верно отразились внешне: Алексей остановил на нём взгляд, поставил стакан и собрался уходить, поднимаясь, тихим голосом, как-бы для себя произнёс – «Вам Енокентий Трифонович нужно поближе узнать Виктора…. Вы близки, вы одной… Вы должны подружиться!».  Енокентий проводил Алексея до калитки его дома, а возвращаясь назад остановился посреди дороги, и начал мелко подпрыгивать чуть ли не трясясь толи в смехе, толи вытрясал внутренне напряжение, затем повернулся на звук что-ли и точно на звук – над постройкой Чистина раскручивалась стилизованная фигура человека, раскручивалась пока не стала однотонно серой. Давно не запускал Чистин своего изобретения, не с кем верно было, а тут запустил? Енокентий остановился у свёртка к нему, шагнул в нерешительности, вновь остановился, постоял и верно приняв решение, быстрым шагом направился к себе. «Алексей заходил, но за чем?» С этим вопросом он вошёл в дом.   

Енокентий, по постановлению госсовета предоставил Мовригину гражданство, выделил чип и внёс в базу данных «Кинарха». Правда, паспорт отправил с курьером, чтобы избежать торжественного вручения, а чип оставил у себя, до неопределённого времени. Он не воспользовался право вето, как воспользуешься не имея и одного активного сторонника?  Данная уступка, совершенная мелочь, через некоторое время воспринималась им как черта, – Ему оставили вторые роли, у него на всех ста этажах, среди миллиона жителей не было одного верного человека, если только Фукито сан и Холкин, но над ними обоими главенствовали служебные обязанности – у одного стабильность дома, второй принадлежал подземке, для них обоих не было ни с одним человеком иных отношений вне связи со своей работой, или они умело обходили вовлечение в группировки.
Енокентий подошёл к окну, дом красавец, дом его исполненная цель, закрывал собой большую часть горизонта и если ранее, во время строительства, дом восстанавливал его психологическое равновесие, то сегодня он видел стену, облицованную красным кирпичом, мёртвую бездушную стену и он по другую сторону её. «Алексей! Он что? Он понял его состояние и предлагал найти опору в Чистине? Да, он предлагал восстановить отношения с Чистиным! Не согласовывать же перепланировку он приходил?» с этой мыслью Енокентий сел в домашнее кресло, с некоторых пор кресло у двери «Монетного двора» ему не помогало, стук монет не заглушал изменившееся отношение к нему, после его «Мне пришлось вычеркнуть Мовригина» он затылком прижавшись к двери слышал не стук монет, а глухое шепчущейся противостояние к себе: С ним говорили только по обязанности; все те в ком он некогда видел опору вновь отдалилась, отдалилась и Тамара Павловна – после нечаянного сближения, они больше не встречались –  в обязательных совместных мероприятиях, она всегда оказывалась в нескольких рядах от него и на её понимание он не мог рассчитывать; и главное Нина Васильевна? она избегала его, а однажды при его приближении резко свернула в сторону!  Где бы он ни находился, в голове стучало «Необходим выход». Он искал способ восстановить своё положение, и всё чаще подобные размышления останавливались на Вячеславе Климовиче, без поддержки которого не обойтись и как-то после заседания, Вячеслав Климович оказавшись подле Енокентия, в прежнем дружеском тоне предложил «Мы закончили «Проспект рыболова». Я прикормил в одной из беседок. Не хотите испытать рыбацкую удачу? Давайте посидим с удочкой?». Он ещё не закончил, а у Енокентия пронеслось «На ловца и зверь бежит. Намеченное само плывёт в руки». Однако, быстро, насколько быстро он мог обдумывать в нём шевельнулось опасение: Он знал, что Вячеслав Климович ни окуньков, ни прикорм не знает – у него другие интересы и приглашать на рыбалку без второй, главной цели он не может. Енокентий на подсознании, что с ним лучше встретится у себя в родных стенах, попросил перед рыбалкой зайти к себе, ссылаясь, что он рыбачит только собственными крючками, с собственной заточкой и он надеется на его помощь в подборе, под ожидаемую добычу.   
К приходу Вячеслава Климовича Енокентий приготовился: чайник вскипел, заварник стоял на столе и когда тот вошёл, Енокентий извинившись, что не успел попить чаю, а чай заварен, пригласил «Давайте присядем по стаканчику выпьем и одновременно подберём крючки». Он хотел знать причину приглашения? Сев, не глядя в его сторону, Енокентий спросил то, что для собеседника близко и в чём он может открыться, он спросил «Георгий не был на последнем госсовете, верно вне острова изучает рынки? – И угадал, далее о рыбалке не говорили, он зажёгся, и как из рога – «Георгий прекратил поиск новых видов продукции. Он объясняет - то, что они выпускают, удовлетворяет самые разные вкусы, у них, в данное время, около десятка наименований, если множить виды продукции потребители могут потерять ориентацию в выборе, могут разувериться, потому для них главное, сохранить неизменными выпускаемые наименования». Далее, высказавшись о качестве, о количестве, о проценте дохода и что, прибыль для нас сейчас не самое главное, Вячеслав Климович перешёл на открытие Георгием филиала у соседей, в г. Панае и чуть понизив голос, сообщил «Георгий нашёл дегустатора у них - близкий родственник Гё, они и внешне схожи и в превосходстве дегустаторских способностей не определить кто первый. Георгий хвалится, что они в разных комнатах, в ста банках опишут одни различия или определят идентичность, затем посмотрел на Енокентия и верно не заметив понимания, пояснил – Он может перенести головное производство. Нам нужно хотя бы части его притязаний уступить».
Он говорил, что он обдумал как с наименьшими потерями оставить его верным нашему государству и даже получить дополнительные выгоды, и пояснял «Георгий просит снизить налог и я ему обещал к пятилетию открытия фирмы снизить, но другие, а их  у нас уже не пересчитать, обязательно по истечению данного срока обратятся точно также, точно по этому же сценарию и хотя у нас налоги и так достаточно низкие, но и отказать у нас не будет причины – Он остановился, как-бы в нерешительности и резко продолжил – Выход есть, нужно твоё согласие: Георгий увлёкся исследованием морского дна, он пригласил океанографов и с ними составил карту глубин нашей акватории – к западу, в десятке км. мелководье, оно мешает судоходству, так он, Георгий, написал ходатайство о продаже ему данного участка моря, с целью создания искусственной суши». Сказав, Вячеслав Климович настолько оживился, что верно забыл что перед ним слушатель в единственном числе. Он поднялся, зашёл за кресло, вынул папку и продолжал, убеждая «Нам ему следует не продавать данный участок, мы ему можем предложить его в бессрочную аренду, в составе г. Ротуск, чтобы выиграть, чтобы убить сразу три зайца – он загнул указательный палец – оставляем неизменными налоги, подтверждающие постоянство наших законов, подтверждая стабильность деловых отношений.
Он загнул средний  – Если он отсыплет остров, то суша появившаяся на нашей карте, станет причиной обращения в международные организации по изменению наших морских границ в сторону увеличения.
Он загнул безымянный  – Остров в собственности навсегда искоренит для Георгия перенос основного производства куда бы то не было – он и его наследники навеки останутся подданными нашего государства. Мы не афишировали, но Георгий во время массового чипования написал заявление на отказ, мотивируя, что о собственной безопасности он сможет позаботится и у него не тот возраст, когда требуются диетологи и доктора.
Енокентий услышал все три мотива по которым следует удовлетворить просьбу Георгия, но последнее, отказ от чипования, только коснулось его сознания. Он, по мере загибания пальцев  Вячеславом Климовичем, сгибал и свои и после третьего пункта, он чувствовал у себя под столом крепкий кулак – он насчитал пунктов достаточно на весь кулак и сосредоточившись на своей сжатой руке, слышал, опять же краем сознания, что Георгий уже обратился к нему, Вячеславу Климовичу за помощью, не только в пособничестве принятия решения на государственном уровне, но и в выделении кредита с его личного банковского счёта с последующим погашением частью отсыпанного острова. Вячеслав Климович, извиняющимся тоном, продолжал «Не мог я ему отказать, его значимость для государства не оценима. Не могу ему отказать – Он смотрел на Енокентия с выраженным страданием, должным подтвердить  причину его обращения к нему». А у Енокентия на кончике языка висели слова согласия, на этом же кончике висели слова просьбы – Как можно быстрее рассмотреть заявку, оформить заявку: он хотел видеть вторую грандиозную стройку в государстве уже без его участия – он посеял семя – всходы не заставили ждать. Слова висели, но он их удерживал – долгий накопленный опыт затормозил озвучить решение, говорил он другое «Нам нужно обдумать. Второй искусственный остров! Нет нужно обдумать!». Его ответ не смутил Вячеслава Климовича, он видавший виды управленец рассчитал, он подготовился к подобному, он отвечал «Нам собственно и одного острова достаточно, а можем и ещё заарендовать, как соседний, с Аэропортом. Их вымогательство сегодня мы рассмотрим на госсовете, они неделю назад известили об увеличении арендной ставки, поменяли до неприличия. Вячеслав знал что говорить,  видел и понимал состояние Енокентия, понимал, что Енокентий готов согласиться, для гарантии нужна одна капля, ею должно стать известие об аренде, оно и стало и отразилось на его лице: Вячеслав Климович пришёл в движение, посмотрел на часы, как-бы удивился, сколько прошло времени и объявил «Придётся отложить рыбалку. Через час заседание, обсуждаем проблему с Аэропортом. Пойдёмте вместе. Я, вопрос по заявлению Георгия не включал в повестку, но мы можем обговорить под пунктом «Текущее», чтобы не откладывать в ящик».

Нужно ли обладать даром предвидения чтобы предсказать итог заседания? Из выше описанного каждый о нём скажет не ошибившись и каждый скажет, что в произошедшем обошлось без участия случая, без участия Высшего разума. Но почему он то, Енокентий, устраивающий высшую справедливость, живший и живущий для высшей справедливости, в этот раз не встал грудью как некогда за распределение квартир по жребию ? Может он поверил, что остров будут отсыпать двое для строительства Аэропорта, для государства? они двое, вкладывают собственные средства для экономии государственной казны? Он, который никогда никому не верил, вдруг положился на бывшего главу острова, у которого каждый год смывало набережную и он при нём изменился? он при нём изменился до игнорирования собственного интереса, да кто в это поверить, вы думаете Енокентий поверил. Он первый и краем сознания не мог поверить, тогда почему не настоял, не отрезал как когда-то «Делить квартиры только по жребию». Но не отрезал, он и не мог отрезать –  он оказался в одиночестве, в вакууме, какое отрезание? но почему в одиночестве, почему в вакууме?   
Мог ли он не оказаться в вакууме, мог ли он, один из обычных смертных справиться с собой, когда ежедневно ему навязывалась избранность: Ему выделяют отдельную ложу; к нему обращаются в решении больших и малых вопросов;  его тиражируют СМИ –  и всё это для одного, для Енокентия. Если говорить об освещении в СМИ, то можно думать, что он, как одна из первых фигур в государстве связан с происходящими событиями и без его персоны сюжеты могут выглядеть не полными? Но он, на экране, за трибуной, перед самой различной аудиторией: от молодёжных до ветеранских, от юридических до экономических; он среди спортсменов, военных, среди научных кругов и везде оценивает их успехи, определяет задачи, и его не оспаривают, а наоборот, безустанно цитируют, на него ссылаются, по нему ориентируются. Возникает сомнение и вовсе не сомнение, а видится нонсенс –  Енокентий, или любой другой, не способны охватить и оценить всё происходящее у себя в стране, в мире? И в этом случае мы не можем сказать, что люди не хотят высказаться, не хотят думать, не хотят принимать решения. Мы по опыту, по описанному на острове знаем, причина в другом: Чистин высунулся но не надолго, а замолчал чуть ли не навсегда, как и любой другой из несогласных. А когда все молчат, или их не дают услышать, то при видимости единомыслия,  как ему Енокентию, или любому другому, не воспалиться сознанием и не принять полный абсурд, за истинную первопризванность?
История полна подобным: Первое лицо государства говорит в порыве откровенности «Они думают, что всё могут решить без меня? – это о своём ближайшем окружении, о правительстве. Он же, в другой раз озвучивает свою оценку отдельным лицам – этот Краснобай, тот Человек в футляре – ( краснобай вскоре сменил способного единственно решать, и правил 18лет в том же направлении)». Вы скажете, в политике невозможно быть едиными, но а люди несущие культуру, признанные авторитеты? если верить публикациям они в том же ряду?, а к какому же ряду мы можем отнести признанного, выдающегося дирижера, в порыве гнева прямо высказавшегося  «Я с ними в один клозет не войду – это, в том числе и о десятке профессоров, занятых в его оркестре. (по памяти из еженедельника)».
Подобное, оправдывают помутнением разума, Тамара Павловна объяснила бы пробелами в воспитании – в его юные лета –  способнейшего из детей не убедили, что каждый гениален, каждый в чём-то лучший, и получили результат. А кто-то скажет, подобное не присуще большинству в человечестве, но не будь в человеке чувства превосходства над окружающими, не надели его природа  способностью отчётливо, приоритетно видеть недостатки окружающих и не замечать собственные, в крайнем случае находить оправдание собственным и думается, жизнь замедлится –  уменьшится стремление изменить, улучшить имеющееся, получить признание, оставить след. Примеров не нужно: мы каждый пример –  сотворённый природой для вечного движения, движения вверх.
А что наш Енокентий? Он достигнув пика своего признания с вводом дома, осознал своё особое положение, нет ему помогли осознать –  положение, при котором не желая того, накроет покрывало из собственных мыслей об избранности, мыслей окружения о помазанности и обязательно скажешь «Они, без меня ничего не способны решить; скажешь – они не достойны ходить в один клозет со мной; обязательно скажешь –  Мне пришлось вычеркнуть одного из кандидатов». И если до этого случая, окружение, островитяне видели вторую худшую половину Енокентия, видели и не хотели сосредотачиваться на ней, то после данного высказывания вдруг осознали, скорее им помогли осознать «Да он нас ни во что не ставит», а осознав? Они не могли поступить иначе, иначе человек не может поступить; человек обязательно должен отдалиться в случае, если покусились на его право думать и участвовать в принятии решений, в случае если нельзя открыто отдалиться, он раздвоится и второй частью в ненависти на своего босса, на себя за своё малодушие, будет ждать случая и если дождётся, извергнет накопленное годами. Он, они выльют накопившуюся грязь, обольют чернотой, растопчут, скажут вдвое, втрое, без меры более чем их бывший повелитель заслуживал, будут лить после его ухода в мир иной, плюнув на правило «О покойных либо хорошо, либо..», будут лить пока живы из-за ненависти к себе, за свою низость. Они, его бывшее ближайшее окружение, повалят памятники, уничтожат портреты; они уничтожая в себе память о собственных унижениях перепишут историю. И почему? да только потому, что не могли, боялись сказать о его второй стороне во время установленного им собственного всесилия, всесилия, в котором нельзя смотреть в завтра; всесилия, в котором раскаленный шар неизбежности не останавливаясь ищет следующую жертву, всесилия в котором утром он командует армиями, вечером унижен и избит. (Утомлённые солнцем)
Енокентия не избивали, его только-то оставили одного, оставили в вакууме без опоры –  окружение отдалилось. Ранее, случилось подобное при распределении квартир, он также не считаясь ни с кем, резко бросил «Только по жребию», однако едва выспался, осознал и предпринял попытки объяснится, в этот же раз свой диктат считал как должное – окружение же не нуждалось в диктаторе, он остался один. 
В подобном положении нужно время, иногда долгое время, чтобы образовавшаяся пустота заполнилась. Время, прошедшее после заседания и приглашением на рыбалку, не успело заполнить пустоту в которой находился Енокентий. Пустота истощила его психику, подвела к готовности принять любую протянутую руку, и как он не надеялся на родные стены, как не опасался подвоха со стороны Вячеслава Климовича, случилось то что случилось: искусно изложенные доводы легли на подготовленную почву - сжали его кулак до готовности немедленно приступить к реализации. В подобном случае не поможет настороженность, родные стены, ничто не поможет, результат будет один – оказавшийся в пустоте, согласится обмануться, согласится принять желаемое за действительное; он представит происходящее в том виде для себя,  которое смирит с совестью и не только смирит, но он найдёт в произошедшем оправдание и радость для себя.
 
На заседании, рассматривающем ходатайство Георгия, Енокентий занимал своё место в ложе. Ему позднее вспоминалось, что присутствовало не более половины госсовета, первым вопросом рассматривали увеличившуюся арендную ставку, возмущались в единодушии, в единодушии же  согласились расходы отнести в стоимость билетов, также единодушно приняли и обращение к Енокентию Трифоновичу, удовлетворить заявку Георгия, которую он здесь же и завизировал: к отсыпке острова могли приступать. В последних вечерних новостях диктор, бодрым голосом, озвучил решения госсовета.
 Вторично информировали жителей о принятии данного решения во время появления очертаний суши в десятке километров от берега: с набережной заметили появившийся остров, среди жителей, особенно коренных, появились слухи, требовалось пояснение, им пояснили, они поняли – в их государстве появились избранные. Их государство, выбрало новый курс не спрашивая жителей. Вместе со всеми понял и Енокентий, чему он радовался – с появлением острова он осознал о предательстве своей цели – устройства высшей справедливости. Но как говорят «Не было бы счастья…», к нему вернулись его сторонники; первыми, в один из дней середины лета, к нему обратились Фукито сан и Шульц, обосновав визит, желанием Шульца познакомиться с Енокентием. Обговорив общие вопросы, Фукито, сославшись на Шульца проинформировал, что в это лето не успеют облагородить территории энергоприёмников, грунт не успеют завести, так-как зафрактованные суда, частью перенаправлены на перевозку скальных пород для отсыпки искусственного острова. Данный визит разбудил Енокентия, привёл в активность – ему вновь требовалось немедленное действие –  он вышел проводить гостей и провожал до парка.   
Парк остался любимым местом отдыха , даже не остался, а набрал большую популярность; несмотря на имеющиеся этажи отдыха с морем, с зимними и летними пейзажами, парк не пустовал, а в этот раз, или благоприятствовала погода, или требовалось общение с опорой на землю, только  подходя, Енокентию вспомнилось предвыборное время: группы, кучки занимали весь парк, скамейки также не пустовали, да ему и не дали присесть – едва он приблизился к первой группе, его спросили «Свой аэродром будем строить?» Енокентий хотел говорить, хотел видеть реакцию на принятое решение, однако, после его слов «Остров отсыпает Георгий, в частном порядке. Возможно и Аэропорт построит –  ехидный ответ, с прищуром –  Ну-ну»  закончил разговор.  Разговор не состоялся, да и говорить оказалось не о чем, собственно Енокентий получил что хотел – он увидел, услышал настроение граждан, а пока смотрел и слушал, Фукито с Шульцем оставили его, хотя именно сейчас и с ними, он надеялся найти решение. Вернувшись к себе, за вечер, ночь, утро, Енокентий наметил общее направление и на следующий день, к началу рабочего дня ожидал у себя в кабинете Фукито сан. Енокентий, придя в Администрацию одним из первых и попросив дежурного пригласить к себе Фукито, желательно с Шульцем, в нетерпении ожидал их обдумывая детали, а едва они вошли, едва расселись, выложил заготовленное «На госсовете назначенном через два часа, я думаю, предложить создать Ревизионную комиссию и поручить ей провести проверку расходования бюджета и конкретно, потраченное на благоустройство и второе – вы Фукито сан перед выборами сняли свою кандидатуру, сейчас у нас новое государство, у нас население увеличилось многократно, и думается в сегодняшних условиях,  Вы можете выиграть выборы, а к очередным перевыборам…? – Енокентий сделал многозначительную паузу и в пояснение продолжил –  У нас нет закона об импичменте. Я бы поддержал вашу кандидатуру. На госсовете думаю предложить активизировать многопартийность в нашем государстве – Енокентий вновь остановился глядя на Фукито, они верно думали об одном, Фукито ответил – Конкуренция и справедливость неотделимы». На обед пошли вместе, Фукито, на ходу вернулся к ревизионной комиссии, предложив в председатели своего бухгалтера Карезова, объясняя  «Дмитрий Исаакович из местных, о нём мы говорили ещё с Геннадием Николаевичем, в нём доброжелательность соединились с принципиальностью, лучшего не найти, знает все уловки, найдёт за что ухватиться и размотает любой клубок – Енокентий ответил – Хорошо предложите на заседании, я на вашей стороне».
Госсовет согласился как с предложением Енокентия, так и предложением Фукито сан, согласились и с предложением внесённым вне повестки, Вячеславом Климовичем, – он ссылаясь на участившиеся обращения граждан по поводу личных оскорблений, грубостей со стороны отдельных лиц, а порой и зарегистрированных изданий, сайтов, предлагал создать отдел по контролю за СМИ, Интернетом и назначить ответственным Мовригина. На этом заседание закончилось, а через неделю на очередном заседании, утверждали перерегистрацию партии Фукито сан. Енокентий, занимая своё место, не просил слова, хотя глядя на него можно было заметить, не то что нервозность, скорее некое возбуждение, ему было от чего волноваться – вначале в инете, а затем и в СМИ появились публикации из его частной жизни, публикации в виде домыслов слухов, с звучащими меж слов имеющимися фактами –  в суд не пойдёшь, а репутация падает. Енокентий, догадывался кто дёргает ниточки, а догадавшись пригласил к себе Карезова. Они быстро поняли друг друга. Дмитрий Исаакович уходил с выписками от «Кинарха» – Подробный список судов вошедших в территориальные воды, с каким грузом вошли, кто принял – Список подтверждал о нецелевом использовании доставленных грузов.
На следующем заседании, в своём докладе глава Ревизионной комиссии очень прозрачно дал понять о причинах нарушения и кто может стоять за ними. Взявший следом слово Фукито сан выступил с заявлением «Наша партия согласно выводов комиссии требует провести расследование данных нарушений, а в случае если обнаружится, что замешены члены команды Президента, вынести вопрос на референдум, об импичменте!» Вячеслав Климович, едва сел Фукито, поднялся и заговорил «Я сам оставлю свой пост, в случае если любой из моей команды окажется замешан в деяниях озвученных Дмитрием Исааковичем». Далее официальная часть закончилась, только разойтись оглушённые заявлением, докладом, не могли; в зале, в фойе образовалось несколько групп, резко полемизирующих с взаимоисключающими предложениями.
Вечером Енокентий задержался у телевизора, он просмотрел несколько новостных программ, но сегодняшнее заседание ни в одной из них не освещалось, как собственно и не было намёков на порочащие слухи в его сторону, а когда не дождавшись, готовился отключить  телевизор, зуммер известил о посетителе. Енокентий, не глядя на монитор, пригласил входить. Да, входил Вячеслав Климович, но это был другой человек, Енокентий ещё не видел его в подобном состоянии. Его не видел, но видел подобное, видел собачий клубок и в конце один из псов подставляет шею победителю.
 Войдя, Вячеслав Климович молчал и демонстрировал готовность принять любое решение. Как поступить в подобном случае? – отдать под суд, показать кулак со словами «Вот ты у меня где» и выгнать, да мало ли вариантов? Но произошло другое, верно подлежащее осуждению Енокентия? Он пригласил его садится. Вячеслав, ещё не сев, глядя в ноги, голосом, будто из другого мира, произнёс «Прости меня». Захлестнувшая жалость усадила и Енокентия – не смог он отрубить склонённую голову. Он забыв Фукито, Карезова заваренную собой кашу неизвестно почему спросил «Справляется ли с обязанностями Мовригин? Мне кажется часть вины в произошедшем лежит на нём, как на ответственном по контролю за СМИ – Вячеслав Климович ответил –  Мовригин? Но мы подумаем, верно понял и оживился, не оживился, он ожил, поднялся направился к Енокентию, остановился – Да на завтрашнем заседании, нет завтра не успеть? нужно согласовать с Дмитрием Исааковичем, с Фукито сан. Да, следующее заседание мы отменим, составим повестку на послезавтра. Послезавтра пригласим прессу. Послезавтра вопрос закроем – они вновь встретились взглядом и глядя Енокентию в глаза он закончил – Послезавтра закроем вопросы и они не возникнут до окончания моего президентского срока, и послезавтра же я пришлю мастеров, они займутся вашим телевизором, да и прочим – чтобы домыслов не возникало».
На вопросе о домыслах Енокентий не стал останавливаться, его переполняла проблема – отсыпка острова; данный вопрос его держал в напряжении более чем Мовригин, а после осознания предательства своей цели, после «Ну-ну», он искал способ избавиться от острова, до готовности вызвать взрывотехников. В вопросе «Успеете ли к намеченному заседанию подготовить документы по отсыпке острова –  Вячеслав Климович, верно почувствовал что скрыто за услышанным, потому возникла пауза, он вновь опустив глаза, поднялся, сделал шаг в сторону двери, остановился, повернулся и уверенно глядя на Енокентия ответил – Да, да, конечно, заседание послезавтра. Документы подготовим». 
Он не обманул, едва открыв намеченное заседание, объявил «Чтобы убрать толки по отсыпке острова, я ознакомлю присутствующих, прессу, с имеющимися документами по данному вопросу, прошу выключить свет и вывести на экран ксероксы документов». По окончанию, он обратился к присутствующим о имеющихся вопросах, присутствующие в недоумении смотрели на него, друг на друга, но вопросов не было. Ошеломлённые представленным, они забыли с чем пришли, забыли или посчитали неразумным поднимать вопрос о нецелевом использовании средств, грунта, да и как поднимешь? Они видели документы, по которым, 51% акций принадлежало государству, Георгию четверть, Вячеславу Климовичу принадлежит 24%, видя изумлённые взгляды, он подтвердил, что данной частью он профинансировал проект из собственных средств и в подтверждение, вновь на экран вывели реквизиты перечислений, при этом, Вячеслав Климович тоном, внешним видом подчеркивающий готовность согласиться с любым решением Госсовета объяснял, «Возможно, мы поторопились начав работы по отсыпке острова с привлечением частных инвестиций, не проведя широкого обсуждения, но можно исправить –  я готов свою часть передать государству, возможно и Георгий примет подобное решение, ввиду противоречивого восприятия общественностью нашего шага – Он смотрел на Георгия, Георгий в недоумении смотрел на него, он явно к подобному не готовился, не готовился, но отвечать требовалось в данную минуту, немедленно. Георгий поднялся и ответил – «Уважаемые, я сдам свои акции не задумываясь, по рыночной стоимости, только не потеряет ли госсовет доверие своей способностью выносить противоположные решения, а он обязательно потеряет, обязательно упадёт авторитет государства – Он приостановился и предложил –  Нам нужно провести всеобщий референдум в программе обратной связи, в программе, где мы ежедневно заказываем себе обед, заказывает место на пляже, заказываем  индивидуальную программу проживания. Вынесем на референдум: проголосует большинство снести, снесём, проголосуют выставить акции в свободную продажу… в любом случае выполняя решение референдума, государство подтвердит курс демократичности принятия решений. Георгий выдохнул и сел, с его выдохом выдохнули и присутствующие –  согласившись с его предложением, а Вячеслав Климович, ещё и как выгодное вложение средств обещающее значительную прибыль. Енокентий? А Енокентий с этим предложением приобрёл вновь уверенность – внутренние волнения улеглись, совесть успокоилась; был вход нашёлся и выход. 
В заполненное фойе, он входил с поднятой головой, нашёл группу окружившую Георгия, к ней и направился; его заметили расступились, он вошёл с протянутой рукой для поздравления, поблагодарив, спросил «Как ты видишь голосование? – Он с радостью объяснил – В каждой квартире на выходе установлен монитор, жители уже привыкли во время досуга выбрать себе блюдо из меню, или любое другое зарегистрированное в альбоме здоровой пищи, на этом же мониторе проживающие устанавливают часовой пояс – мои рабочие не работают в четыре смены они работают в четырёх часовых поясах и соответственно устанавливают для себя графики отталкиваясь от времени работы – обеды, отдых, посещение культурных мероприятий, однажды выбранное и сохранённое будет действительны до отмены любого из пунктов; на этом же мониторе они устанавливают для себя виды на потолочных панелях, на стеновых – солнце в одной комнате и осенние падающие листья с изморозью на кухне, или в ванной – он вновь прервался, внимательно всматриваясь в Енокентия, а заметив понимание, закончил – На этом же мониторе мы можем ежедневно проводить любые референдумы; у меня на предприятии, по результатам опросов установлены время на обед, включать ли музыкальное сопровождение? любое предложение рассматривается в течении суток – в течении суток согласно опроса мы перешли на шестичасовой рабочий день. Вопрос с отсыпкой острова за сутки не решишь, нужно широко обсудить, как меж собой, так и на ТВ дебатах, но десяти дней, вероятно будет достаточно? –  Выслушав Георгия и согласившись с его предложением, Енокентий спросил – В течении какого времени будут готовы результаты – Две недели максимум».  Ответ вполне удовлетворил его он, с усилием выдерживая приличие, ещё раз поблагодарил Георгия и заторопился  оставить их. Причину поспешности Енокентий нашёл в   противоположной стороне фойе: Фукито сан с Шульцем, явно удерживали желающего уйти Карезова. Ему первому он и пожал руку, пожимая говорил «Только благодаря Вам нам удалось выйти из кризиса. Без ревизии проведённой вами, мы никогда не получили бы результатов сегодняшнего заседания – И только после этих слов Дмитрий Исаакович поднял глаза: тусклые, наполненные виной, заставили Енокентия искать дополнительные слова поддержки, участия – он продолжал уже глядя на Фукито сан – Сегодня же направлю телеграмму, именно телеграмму, чтобы Геннадий Николаевич, прочёл слова признательности за своего протеже». Своё удовлетворение Фукито сан не скрывал, он не ошибся взяв к себе Карезова и сегодня, благодаря ему им удалось обрести опору. А Дмитрий Исаакович, считая себя виновным жаловался «Мы искали нарушения в  финансировании? Я не затребовал учредительных документов?  – и вновь помрачнев закончил – Он, наш Президент, слишком ловок. Двое суток не прошло, а не подкопаешься». Слушая, можно сказать извинения, Енокентий сделал шаг назад, перед ним стояли трое, спасшие его. От полноты охвативших чувств, он приглашал их к себе познакомиться поближе, он говорил «Мы должны лучше узнать друг друга – видя нерешительность убедительно повторил – Буду рад видеть вас в любое время». Верно они почувствовали искренность, они обещали, а Енокентий рассмотрел в Фукито рождение нового человека, с интересами, не только бесперебойного обеспечения живучести Дома. Покидали зал заседаний вместе, Шульц с Карезовым приотстали, Енокентий говорил Фукито сан «В этот раз он выкрутился и следы замёл – но он почувствовал нашу силу! Мы наметили цель и только найдём причину – и через паузу, вспомнив устроенную Вячеславом пустоту для себя, зло закончил – найдём причину, вынесем  как сегодня на референдум, ему не устоять». Недосказанное уносили с собой, недосказанное сближало их, они вдвоём могли противостоять, по одному против него, не гнушавшегося в способах и думать нечего. Вскоре, они зарезервировали время на лыжне и по три-четыре раза в неделю проходили свою дистанцию с последующими расслабительными процедурами. Однако они сдружились? 
Енокентия к нему приблизили и последующие события, в том числе произошедшие в завершение дня: Расставшись с Фукито, он не успел сделать шагу, как к нему подошёл посыльный с чем-то незначительным, а через минуту, из-за спины услышал голос Вячеслава Климовича «Я тебя ищу, хочу проводить – и не обращая внимания на немой вопрос – В связи с чем? – последовал рядом». По пути, заговорил о контрольном госпакете акций на отсыпаемый остров принадлежащий государству, о его возможном распределении, в том числе, они уже обговорили, оставить за ним Енокентием треть, а Енокентий, почувствовал внезапную сильнейшую усталость, до готовности здесь на любом из сидений вытянуться и заснуть насколько угодно долго – из него через край переливалась усталость последнего времени и как Вячеслав Климович не вовлекал в дела, перспективы государства, как не пытался останавливать, Енокентий шёл пока он не перегородил собой дорогу и не сознался «У вас работают мастера. Они не успели закончить. Потому потерпите их часик». Войдя к себе во двор Енокентий увидел минигрузовичок, но подумал –  меняют продукты в холодильнике, только проходя рядом, внутри заметил свою одежду, вещи, в том числе телевизор, ноутбук, картину с рыбаком, в коробках лежали мелкие вещи: от пуговиц, булавок до миниатюр слоников, лошадок, электролампочек. В доме, навстречу поднялись двое, представились «Мы по указанию Кроева, проводим технический осмотр и замену техники, а также и прочего, с истёкшим сроком годности; телевизор заменили, настроили, мы заменили даже электролампочки на новые, заменили и картину на доработанный автором вариант. Осталось прибраться». Действительно по комнате валялись куски проводов,  некие приборы. «Мастера» в нерешительности посматривали друг на друга, а затем упёрлись взглядом в Енокентия, всем видом говоря, «Мы ещё не закончили. Нам нужно продолжать. При посторонних мы не работаем». Енокентий, оказался не в состоянии сопротивляться, вышел во двор, сел в кресло и верно задремал, потому как, когда открыл глаза не увидел ни грузовичка, ни мастеров. Он долго, пока не наступил поздний вечер, пока сырость не пронизала его, сидел не в силах поверить в явь произошедшего, он и вернувшись в дом, сев  к столу, что-то достав к позднему завтраку, не верил в явь виденного: телевизор соответствовал старому, казалось, пятна, царапины, на прежних местах,  слоники лошадки другие фигурки, стояли в порядке им установленном. Он пристально рассматривал свои вещи не находя подмены пока не ткнулся в зеркало, «Нет я болен! – появилось краем в голове».
С «Я болен», Енокентий не раздеваясь, уснул около стола в кресле. Среди ночи, проснувшись поднялся на верх, включил монитор «Кинарха» вошёл в настройки, затем в безопасность –  установил по умолчанию, закрыл, разделся и лёг. В его дом, двор с этого времени могли входить только с его согласия, по зуммеру. Зуммер, его и разбудил – стоял посыльный с пакетом, он не открыл, попросил сбросить в почтовый ящик. Любой, в его виде не мог показаться постороннему: потемневшее лицо, морщины, круги вокруг глаз, и сами глаза впали потускнели – о таких говорят – «Краше в гроб кладут», он же медленно расхаживаясь, медленно приводя себя в порядок, добрался до душа и открыв холодный кран, на два раза сильной струёй провёл по груди спине ногам, растёрся вышел, на придушевом коврике попрыгал подсох быстро оделся, сделал круг по двору, открыл почтовый ящик, взял пакет, а под пакетом обнаружился диск DVD.
За завтраком вскрыл пакет, выпал паспорт Мовригина: Записка от Вячеслава поясняла – Мовригин, госсоветом лишён гражданства в связи с обращением следственного комитета, его бывшей Родины. (Делу №….., возбужденному девять лет назад, в связи с открывшимися обстоятельствами, дали новый ход).  Затем просмотрел видео на подброшенном диске, две минуты просмотра, и будто вторично принял душ – С видеозаписью окончательно вернулись силы, он принял решение –  быстро одевшись направился в Администрацию, к Карезову. На записи, соотечественники Фукито тесным кругом обсуждают вложенное ими в дом и полученное, один из них, с торчащими редкими седыми волосами, говорит «Дом наш. Мы его построили, мы и пленные Сверхдержавы. Мы им и управлять должны. Мы должны составить основу Администрации». Камера делает круг по участникам: Большая часть – земляки Фукито сан, есть небольшая группа уроженцев Сверхдержавы, камера останавливается на лицах и заканчивается  крупным планом: Фукито сан в центре, взгляды обращены в его сторону.  Не нужно долго думать откуда подобное, от кого; не нужно гадать и о цели, потому Енокентий и направился к Карезову: При его входе Дмитрий Исаакович, оторвался от монитора, с пояснением – «В инете появилась часть видеозаписи партийного заседания, скорее вечера обмена мнениями с присутствием Фукито сан, заметив интерес Енокентия, предложил, «Присоединяйтесь, вместе просмотрим». Они просмотрели: после реплики о значении бывших пленных в новом государстве, о недополученном в новом государстве, поднялся следующий, молодой и звонкоголосый с вопросом к предыдущему, «Вы часто говорили, что до совершеннолетия начали работать на строительстве первой очереди известного на весь мир завода? Если это правда, то почему бы вам не потребовать вначале долю от них?» Следующие продолжили, скорее соглашаясь с данным мнением, согласился и Фукито сан, добавив «Мы, работая на строительстве дома, имели зарплату выше чем у себя, на бывшей Родине в данной отрасли; здесь, несколько  человек отказались работать, сегодня мне думается они, видя награду за наш труд в виде квартир и условий проживания в нашем новом государстве, должны сожалеть».
К концу просмотра, Енокентий ёрзал на стуле – приличие требовало досмотреть ему же хотелось немедленно увидеть Фукито. Дождавшись окончания, он поблагодарив Карезова за сделанную запись, устремился к Фукито, но и у него пробыл недолго: только-то успел напомнить о прогулке по лыжне, а едва он согласился, Енокентию вдруг, некуда стало спешить, или он оттягивал время направившись в парк, где долго сидел затем резко поднялся, вернулся в Администрацию, спросил занят ли Вячеслав Климович? Вскоре его пригласили. Пока он сидел на скамье, успел обдумать и верно найти опору, так-как войдя выглядел бодро, сославшись на жажду попросил чаю, они перешли в комнату отдыха. Едва уселись, Енокентий поблагодарил, да, да он говорил «Спасибо за замену телевизора, ноутбука и остального, спасибо и за решение госсовета по вопросу выдачи Мовригина, которое не могло родиться без вашей инициативы и которое свидетельствует – мы часть международного права. Мы не могли поступить иначе». Далее он сказал о DVD диске, но сказал вскользь, с подтекстом, что конкуренция бывает и в таком виде, но лучше иметь подобное, чем всеобщее одобрение. Уходил Енокентий с некой официальностью, повторив, что он не желает учувствовать ещё в одном строительстве, потому по акциям принадлежащих государству, пусть решает госсовет, уходил приглашая заходить к себе, не найдя глаз – закончил в его сторону «Заходите, правда у «Кинарха» сбились настройки до умолчания, придётся пока не исправлю, только через кнопку вызова».
Официальность, перенастройка входа, изменили отношения между ними, хотя внешне осталось неизменным: Во время подготовки к референдуму организовывались мероприятия, дебаты, в одном из них однажды, одновременно учувствовали  Вячеслав Климович и Енокентий, и как психологи так и специалисты определяющие по жестам, мимике отношение друг к другу, не заметили «перебежавшей кошки». Возможно, им удалось убрать личное, оставив только разум? Возможно, они свои отношения смогли подчинить служебной необходимости, то-есть победить себя, подняться на следующий уровень? Или же, приобрели тот профессионализм, через который и опытным глазом не рассмотреть истинное положение?
У Енокентия изменились отношения и с Фукито, но в противоположную сторону и он их не скрывал, он их демонстрировал; демонстрировал совместными прогулками на лыжне с последующими посещениями бани, затем они подолгу сидели в креслах, иногда молча, но и обсудить было что, о тех же дебатах на ТВ, Фукито говорил посмеиваясь, «Референдум утвердит начатое. Организаторы не поскупились: пригласили лучших сценаристов, режиссёров, актёров. Представления выглядят естественно и правдиво – он заметил удивление на лице Енокентия и подтвердил – эмоции кипящие на экране до каждой улыбки, до каждой слезинки оплачены и куда щедрее чем в сериалах. Дебаты выполнят предназначение! – он замолчал и через длительную паузу, задумчиво закончил – Хотя, на моей бывшей Родине, да и во всём мире государства расширяют свои земли. Расширяют и частными компаниями, и как могут».
 Действительно, предсказание его оправдалось –  на основании итогов референдума, приняли закон о госзащите любых инвестиций. По воле большинства, компания начавшая работы, могла продолжать отсыпку острова, с гарантией последующего использования образовавшейся территории по собственному усмотрению, то-есть –  строительство Аэропорта, либо устройство зоны отдыха, или любое другое. Усилием воли, нет не согласился, но закрыл глаза на итоги референдума и Енокентий, он не мог препятствовать – с ним, в частной беседе, согласовывали начало работ, он визировал обращение на начало работ… и развернуться? Он смирился и не без помощи Фукито.
Фукито, верно видел его маету с появления новой суши и желая помочь обрести устойчивость, пригласил к себе, пояснив «Хочу познакомить с дочерью». Знакомство состоялось и хотя не личное, а только по видеосвязи и через перевод Фукито, но это не стало препятствием для взаимных симпатий. Во время разговора, Фукито мимоходом спросил дочь, не забросили ли они грядки на склоне горы разработанные дедушкой, дочь ответила, что не только не забросили, но и расширяют – сдалбливают уступ рядом, а поднимаются всякий раз с пакетами земли. Она, говоря о своём участке раскраснелась, сбегала на кухню принесла Помидор, да этот помидор следует писать с прописной буквы, он большой и румяно-аппетитный достоин подобного отличия.
Они сидели в гостиной, перед стеновой панелью, которую Фукито сан соединил постоянной видеосвязью с комнатой дочери. Енокентия поразила естественность изображения, звука, только-то бордюр останавливал чтобы не сделать шаг, не протянуть руку за тем же помидором, а Фукито говорил, что он слышит когда дочь заходит в дом, слышит стук посуды, они могут в любое время окликнуть друг друга, как живущие вместе, в разных комнатах.
Сблизившись с Фукито сан к Енокентию вернулась уверенность, у него восстановились прежние отношения с ключевыми фигурами в государстве. Так он думал, хотя скорее он, в период кризиса, показался для стада росшем в садике без присмотра Тамары Павловны, слабым, показался для стада готовым к пережёвыванию и каждый, просто обязан клюнуть, отщипнуть кусочек, каждый член стада в подтверждение своей принадлежности к остальным, обязан участвовать в поедании ослабевшего. Кто способен не попасть в подобное? и попадают, и не однажды; попадают, но нужно продержаться совсем не долго, обязательно найдётся хотя бы один, который поверит и подаст руку. Для Фукито, в этот раз Енокентий оказался предпочтительнее. Из двух, он выбрал его.

Незаметно сменились ветра, незаметно уменьшился день, незаметно подошла осень и в один из дождливых осенних дней, Енокентий, прогуливаясь по двору, заглянув в почтовый ящик обнаружил пакет, за обедом вскрыл; нет содержимое не испортило аппетит, однако связавшись с приёмной Вячеслава Климовича, просил принять его: подошло время исполнить взятое год назад обязательство – убрать боезаряды на территории Сверхдержавы. Вышел заранее, походил по парку и резко развернувшись направился внутрь, ему остро, прямо сейчас требовалось видеть Алексея. Секретарь же проводила в кабинет Шульца. Шульц и объяснил - «Алексей Алевтинович взял отпуск. Он улетел на материк за Матерью. Он перед поездкой заходил к вам, но калитка оказалась запертой. Он не захотел вас беспокоить». По пути к Вячеславу Ивановичу, Енокентий вспомнил о изменении настроек «Кинарха» до умолчания. Алексей же не позвонил, или он не услышал. До назначенной встречи Енокентий не успел обдумать случившееся – при его входе секретарь, кивнув в сторону двери, сказала «Вас ожидают». Действительно Вячеслав Климович с Тамарой Павловной основное уже обговорили и Енокентий согласился с намеченным: Тамара Павловна за неделю успеет подготовить документы и в следующее воскресение вылетит. Только на неделе, его вновь пригласили по данному вопросу: Тамара Павловна настаивала откомандировать с ней Фукито сан, ссылаясь, что они вместе начинали решение данного вопроса и она одна не согласна нести ответственность в завершении его. Приглашённый Фукито сан, узнав о цели вызова, не смог скрыть эмоции – его радость Енокентий принял за признание им своих заслуг в визите прошлого года, в начале переговоров.
Их провожали в Аэропорту большей частью правительства, включая первых лиц государства, кроме того Енокентий, в зале ожидания заметил Чистина с Матерью и хотел подойти, но объявили «Прибыл задерживающийся рейс с материка №….», они поднялись и направились к залу прилёта пассажиров, а по громкой объявляли о начале посадки на рейс в столицу Сверхдержавы. Енокентий не мог отойти. Он пожав руку Фукито обернулся, его что-то заставило обернуться, а обернувшись, встретился взглядом с Любовью Ефимовной, она прибыла с задержавшимся рейсом и глянув на него, продолжила говорить, скорее знакомиться с Екатериной Павловной, рядом стоял Алексей, прямо смотря в сторону Енокентия. Он хотел спуститься, подойти к ним и даже сдвинулся, но обратился Вячеслав Климович «Давайте пригласим Президента Сверхдержавы к себе. Ему должно быть интересно. Возможно, завяжутся новые отношения». Енокентий должен был остановиться: Они проговорили ни о чём 3-5 минут, затем постояли провожая жестами и взглядами, а когда направились к выходу, Енокентий не нашёл в зале ни Любови Ефимовны, ни остальных, их не было и на перроне – они уехали.  Енокентий вернулся с Вячеславом Климовичем. Вячеслав Климович, в приподнятом настроении, словно не было грузовичка во дворе Енокентия, говорил о перспективах, говорил о надёжности электрооборудования от фирмы «Вапаге» изготовившей «Кинарх». Енокентий отвечал односложно, он обдумывая как загладить случившееся –  решил пойти к Алексею, надеясь, что Любовь Ефимовна пока у него, он и пошёл, только в удивление Енокентию, Алексей объяснил «Екатерина Павловна отнеслась с такой теплотой к Матери, они в одну минуту настолько сошлись, что Мама не устояла от приглашения заехать вначале к ней. Она сейчас у Чистиных». Выходил от Алексея Енокентий в раздвоенности – «В Аэропорту наложились рейсы, Вячеслав Климович не видел и не мог специально отвлечь и здесь? Всё против». И всё же не зайти он не мог, он нажал кнопку, вышел Чистин и отведя глаза, извинился «Любовь Ефимовна совершенно устала, если не приболела. Мы отправили за доктором. Она просила извиниться перед вами. Она говорила, что как оправится сама пригласит вас, или зайдёт».
К себе возвращался Енокентий без мыслей, сознания касались кусочки эпизоды: он видел Чистина в зале прибытия, а Тамара Павловна улетала? видел Алексея не пригласившего в дом? Видел взгляд Любови Ефимовны с немым вопросом?  С вопросами он и вошёл к себе, но вместо привычного - сесть, откинувшись закрыть глаза, расслабиться, до способности соединить эпизоды и увидеть произошедшее, или подойти к картине на стене, к рыбаку и долго смотреть на неё, про себя, или вслух пытаться объяснить случившееся, у него был и последний вариант – сесть в кресло опёршись головой о дверь «Монетного двора», однако в этот раз он не прибегнул ни к одному испытанному способу восстановления – у него верно включилась защита – он укротил сознание, он привёл сознание до уровня растения – нужно дышать, нужно поддерживать физическое состояние, нужно смириться, хватит бесконечных усилий; пока, нужно отойти чуть в сторону и коли удастся, довершить начатое – устройство высшей справедливости и по возможности искать способы поддержания психологической стабильности своих граждан. «Да, благополучие каждого проживающего в государстве – моя цель. Каждый, с каждым днём должен чувствовать себя чуть счастливее – моя цель. Хватит тратить себя на мелочи, хватит добиваться признания своего Я». 
 В этот раз Енокентий одолел себя, приказав «Неделю ни с одним человеком, по собственной инициативе, не искать встреч! – он приказал себе – Не посещать заседаний госсовета до прибытия делегации!».  И слово, ему удалось сдержать: дойдя до калитки, взявшись за ручку он останавливался и возвращался в дом – помог ему, и интерес к «Кинарху». Изучение его возможностей, характеристик спасало Енокентия в одиночестве и не только спасало, а открывало и окрыляло – с «Кинархом» он мог выдержать одиночество! Чем больше он изучал руководство по использованию, одновременно испытывая практическое применение, тем скорее возвращалась к нему уверенность в своих силах. «Ему вновь думалось –  одна бессонная ночь поможет мне довершить начатое. Поможет коридор из жителей и последующая бредовая ночь у компа!»
Освоив большую часть функций, он сделал вывод  «Мне поможет «Кинарх». Уже, на следующий день после проводов делегации, Енокентий, дойдя до калитки постоял, резко развернулся назад, в дом; не останавливаясь поднялся наверх, включил монитор «Кинарха», вошёл в настройки и наугад кликнул «Отследить», из выпавшего меню выбрал «Госсовет» а затем в подменю, на пункте «Усиливать собственную мысль», поставил галочку и неожиданно увидел прямую трансляцию проходившего заседания: обсуждалось предложение Георгия о продаже трети акций принадлежащих государству в частные руки. Георгий высказавшись, под одобрение части присутствующих шёл к своему месту, а к трибуне направлялся следующий из вновь прибывших, получивший гражданство и чип. Енокентий,  протянул руку для выключения монитора: он боясь потерять контроль над частью территории, он немедленно должен пойти и лично присутствовать на обсуждении данного вопроса, но остановился, произнеся «Я, дал слово не пересекать порог госсовета» и сел в крайнем напряжении: на висках, на шее, пульсировали вздувшиеся сосуды, остановившийся взгляд застыл, дыхание прервалось, а в следующую секунду судорога сковавшая его отступила. Заговорил следующий, не заговорил, а пролил елей на душу Енокентия, слова шли из Енокентия, только он мог сказать «Мы не можем распродать пакет принадлежащий государству. Мы только в начале пути, возможно, без помощи государства а то и владельца острова, нам будет не обойтись». Последующие выступающие, не касались контрольного пакета –  присутствующие согласились отложить решение данного вопроса. Енокентий, сидел обхватив голову, закрыл глаза. Он не мог поверить произошедшему, только в последующие дни заседаний госсовета, он обязательно включал монитор и ни одно, не устраивающее его постановление не проходило – он и его «Кинарх» всегда выходили победителями, всегда находился тот, кто высказывал желаемое для Енокентия предложение и данное предложение утверждалось большинством, для исполнения.
Отстранённый, или отстранившись, от открытого вмешательства в решении государственных вопросов, Енокентий ежедневно, как на обязательный урок, как давший обет, поднимался наверх, осваивал малый сегмент «Кинарха», как оказывалось не малых возможностей, испытывал и в удовлетворении, в раздумье поднимался из кресла, выключал монитор, подолгу гулял в потрясении по комнате, размышляя чего можно достигнуть используя свою чудо технику, гуляя подходил к окну и не видел: ни двора, ни улицы, ни домов Алексея, Чистина, а однажды, он, упёршись взглядом в автомобиль перевозящий Любовь Ефимовну с Екатериной Павловной в квартиру, не заметил и не почувствовал пристально смотрящую в его сторону Любовь Ефимовну, возможно, прощающеюся с ним. Хотя они ещё раз встретились, по её приглашению только много позднее. 
 Пока же заняв себя изучением, он не забывал назначенного времени возвращения делегации –  Енокентий ждал Фукито. Хотя он и дал себе слово, отойти от участия в решении ежедневных государственных вопросов, однако на подсознании надеялся вернуться в госсовет, в свою ложу. Он на подсознании надеялся и на возвращение своего решающего мнения без помощи «Кинарха» а, открыто, на заседаниях, потому и ждал Фукито –  рассчитывая, оперевшись на него вернуть утраченное. Делегация же, не возвращалась. Недели через две, после просмотра новостного репортажа на ТВ из Австралии, информирующем о прибытии Фукито сан и Тамары Павловны с неофициальным визитом, объяснилась их задержка, а вызванный посыльный, расставил точки  «Они просили отпуск. Администрация удовлетворила просьбу. Они встречали Новый год в летнем Сиднее». По окончанию отпуска, их возвращение Енокентий также наблюдал по ТВ – спускались рядом, оживлённо разговаривая не замечая организованной встречи и только спустившись с трапа, здороваясь требовали поздравить – они теперь семья. На следующий день, отчитавшись о выполнении задания по обезвреживанию боеголовок, о возможном посещения Президентом Сверхдержавы нашего государства, пригласили в банкетный зал на бокал Шампанского по случаю узаконивания своих отношений, пригласили и Енокентия, ему бы отказаться, но и но. Банкет для него стал вехой. Внешне ничего не изменилось: с ним здоровались, к нему обращались; сама Тамара Павловна следила за его тарелкой, за его бокалами, а он чувствовал себя чужим, он чувствовал себя приглашённым по обязанности. Енокентий покинул зал в разгар веселья, во время, когда о нём забыли. Он ушёл незамеченным. В течении вечера, он ждал, ловил момент чтобы переброситься фразой, двумя с Фукито сан и ушёл, когда серьёзный разговор не мог состояться, только-то успев пригласить, сказав «Заходите ко мне – Фукито не сосредотачиваясь, Енокентию показалось и не поняв его слов, ответил – Да, да конечно, я обязательно зайду». Однако, он пришёл к нему на следующий день, вернее пришли с Тамарой Павловной? Тамара Павловна взяла на себя роль хозяйки и вновь тарелка, бокал не пустовали, и вновь, Енокентий ждал момент остаться с Фукито один на один, и не дождавшись, проводил гостей не веря, не понимая причины резкой смены отношений: Он не мог понять, как двое мужчин в возрасте нашедших друг друга, делившихся друг с другом порой сокровенным и за месяц, за пять недель, один из них смог изгладить сложившееся, отказаться от части себя, до боязни остаться вдвоём? Енокентий в подобное не мог поверить. После их ухода, он половину ночи прокручивал прежнее и верить не мог, и назавтра, к обеду явился в приёмную Фукито прося секретаря доложить о себе. Минуты не прошло, Фукито сан с раскрытыми руками приглашал заходить, одновременно, прося секретаря пока никого на принимать и повёл Енокентия в комнату отдыха. Енокентий видя радушие хозяина, успокоился, с него упала непосильная ноша, а Фукито захлёбываясь, в восторге, говорил о своей миссии с Тамарой Павловной, говорил о радости свого пленения вместе с Эскадрой. Енокентий нечаянно прозрел и увидел перед собой не равного себе, мужчину  в возрасте – пред ним, в упоении потеряв разум сидел школьник, нет, сидел студентик решивший забрать документы и отдать себя на волю избранницы. Прозрел, после того, когда Фукито, на глазах Енокентия, вмиг забыв о нём, устремился к двери – входила Тамара Павловна. Она, приглашала и его, Енокентия, вместе отобедать. Енокентий вслух отказался от обеда, про себя отказался от поиска дальнейших встреч с Фукито сан.
Возвратившись к себе и ощутив замкнутое пространство двора, комнаты поднялся наверх, включил монитор – набрал «Личная защита», а в окне «Дополнительно», нашёл пункт «Блокировать внешние влияния», прочитав пояснение – защита от восприятия отношений окружающих, от их дурных мыслей, поставил галочку. Поставив, посидел, разложил и выиграл пасьянс, встал, прошёлся, вернулся к экрану – под фейерверк, предлагалось сыграть ещё. Волнения пропали, ушли страхи, он наполнился успокоением, он видел и даже слышал в себе только предложение играть в карты на компе, нажал же «Отключить». Спускался вниз в уверенности «Я смогу выполнить намеченное. «Кинарх» мне заменит Фукито, Вячеслава Климовича. Он мне заменит всех и всё. С ним я смогу выжить!»         

                ******

Вы скажете, конечно вы скажете «Ничем не заменить человеческие отношения». Вы скажете «Люди наказывают одиночной камерой самых жестоких преступников!  Енокентий не заслужил подобного наказания». Если бы кто-то из нас знал, кого следует наказывать, кого награждать? Примерами полна история: умерщвлённые законом, сожжённые законом –  проходит время и их признают героями, а осудивших –  тиранами и мучителями? Время, в одну человеческую жизнь, способно ли определить значимость личности в истории и особенно, если данная личность не славила правителей своего времени?
Кинематограф: Крестьянские сани с гробом. Несколько присутствующих на похоронах… Впоследствии, захороненного в общей могиле признают достойным памятника –  «Ангела» устанавливают на месте, указанным мальчиком со слов своей матери и это не кинематограф, это действительность – «Ангел» установлен на кладбище, где упокоился В.А. Моцарт.  Радищева А.Н.  захоронение показать оказалось некому, потому склонить голову пред могилой величайшего человеколюбца, автора восставшего против крепостничества и приговорённого к казни, зарыли и потеряли место упокоения. Его значимость для истории, с переименованием улиц, осознала только новая власть, более через два столетия. Новая власть признала давно захороненных, своих же несогласных современников, казнила и низвергала не менее чем в прошедшие века. Их казнила, себя возвеличивала. Один из них, пред собственным бюстом молвил "Как-то странно видеть свое изображение в бронзе. Хоть это и положено по закону тем, кто удостоен звания Героя дважды".  Его хоронят всей страной, с прямой трансляцией на ТВ: с десяток человек, а то и более несут красные подушечки с наградами – Так оценила данного политического деятеля Родина! Или нет? Может ли Родина чествовать подобным образом лидера, при  руководстве которого: Молоко после работы не купить; мороженное, очередь в два десятка; за миксером стоять 4-5 часов; за диваном полгода; квартиру и в двадцать лет не получить. Способна ли Родина устанавливать подобным личностям памятники при жизни? Или нет?
 Действительность недавнего времени –  казнь через повешение. Череда ТВ сюжетов: золото и камни; яхты и автомобили; поклонение и величие, а следом – обросший обовшивевший старик, более года просидевший в яме во дворе сельского дома. Казнили бывшего главу государства, совсем как и столетия назад. Скончайся он парой лет ранее и хоронили бы не преступника, а выдающуюся личность с почестями и подушечками наград, но время в год, показало истинную цену властителю.
История, образование, лучшее университетское образование, верно, не способно научить человека адекватно оценивать самого себя; человек, верно, не способен в неких условиях понимать простейшего, иначе не объяснить «Наступание на те же грабли». Люди, мы только люди, мы всё понимаем, пока не касается самих, а коснулось и забылись уроки истории, забылось университетское образование. Сегодня мы видим: переносится столица, переименовывается город, затем вторично переименовывают собственным именем главы государства и нужно время, нужны новые люди способные выкорчевать навязанное окружением  приближенных и возвышенных, за способность удовлетворять тайные желания начальника - окружением, которое вынуждено пристраиваться к желаниям начальника, к установленным им нормам. И нужно время, возможно не в одну человеческую жизнь, чтобы определилась истинная ценность. Время, оно проходит, а проходя определяет значимость личности.

                ******   

Время проходит и на острове оно не останавливалось. Вновь наступала осень, пятая осень со времени последних выборов; для Енокентия, Вячеслава Климовича, до завершения своих полномочий оставалось  более года. Минуло три года, как Енокентий после резкой перемены к нему окружения, Фукито сан, оставил за собой только служебные, необходимые обязанности. Он прекратил личные отношения - почти, замуровал себя в своём доме, на придомовой территории. Поднявшись утром, сделав несколько кругов по натоптанной тропе вдоль хозпостроек, то-есть мимо монетного двора и всего прочего, возвращался, завтракал поднимался наверх, просматривал новости: «Кинарх» он освоил, вернее освоил необходимое – он не посещая заседаний, забыв о своей ложе, не выходя за калитку, не спускаясь вниз и даже, не отходя от монитора мог уверенно инициировать любое решение; он мог, освоив часть возможностей «Кинарха» принуждать принимать своё правильное решение.
Но о этой стороне позднее, пока же о времени, время, прошедшее со дня его прибытия на остров, не успело отдалиться, ни Енокентий, ни проживающие, да и остальной мир, не могли оценить его истинной значимости? Государство Ротуск, бордовым объёмным зданием, представало громадой с приближающихся кораблей. Из космоса, экипажи видели яркую светящуюся подкову с зеленью наверху, а  в суровые зимы, среди бесконечного ледяного покрова и торосов, к острову, оставалась свободной от льда широкая полоса от постоянно движущихся судов. Чёрная прямолинейная линия соединяла открытый океан с пирсами острова. Суда подходили закуржавевшие, обледеневшие и становились под разгрузку. В любое время года, в любое время суток в порту кипела работа. ЖД сообщение не могло обеспечить необходимым государство с населением в несколько миллионов. Да, Енокентий осуществил свою мечту: во всей сотне этажей свободных квартир, производственных площадей, оставалось малая часть и та принадлежали ему – Енокентий, берёг свой резерв, беречь было для чего: Реклама при сдаче дома, а затем переехавшими, получившими гражданство, чип и утверждающими по миру о своей счастливой судьбе, своей сказочной удаче с добавлениями мифов, обеспечили государству приток, который оно не могло удовлетворить, очередь только увеличивалась. Переносились производства, вернее офисы, переносились дизайнерские конторы, дома мод, конструкторские бюро; переселялись и отдельные уже известные личности, переселялись коллективы работающие в новых, мало исследованных областях. В процветании государства Ротуск сомневающихся в мире могли сыскаться, но единицы, их на острове Енокентию искать не было нужды «Кинарх» своими красными точками, высвечивал настроения противоположные большинству и их количество увеличивалось.
Красной точкой зачастую светилась и собственная, да Енокентий к осени описываемого года, при внешне осуществлённой мечте не имел постоянного внутреннего равновесия и причиной тому был не только отсыпанный остров в десятке км, на котором не пользуясь биноклем виднелись поднимающиеся здания. Его выводили из равновесия обращения близких: Холкин, по просьбе  Нины Васильевной просил одобрения Енокентия на соединение подземкой острова избранных  с их ЖД-воклалом – число желающих построиться росло, причём влиятельных, считающих себя элитой. Они не хотели пережидать непогоду, болтаться на волне, они желали высшего комфорта в поездках, а комфорт мог обеспечить только Холкин, ему и предложили готовый обширный участок, за две-три смены работы тоннелеустроителя. Он не удержавшись похвалился Нине Васильевне, а результат – стоят пред Енокентием семь с половиной пудов со склонённой головой – «Разреши проложить?» Он просит.
 Самые стойкие, склонялись к ценностям проповедуемыми Георгием, а в большей мере Вячеславом Климовичем. Для них строптивость Енокентия, так они в своём круге выражались, мешала развернуться в полную меру – Енокентий не хотел и не мог способствовать умножению несправедливости, он оставался верен себе – люди равны и выделение единиц множат недовольства, а у него же в государстве должны жить счастливо. Однако «Кинарх» высвечивал краснотой множащеюся неудовлетворённость. Енокентий, считая основной причиной материальное неравенство и не в силах исправить, искал выход, в том числе и с помощью «Кинарха» и он помог – правда, статистике выданной «Кинархом» Енокентий не поверил и обратился в аналитическую компанию, но и она подтвердила – главной причиной крайних настроений, являются отношения в семье, далее отношения на работе, а материальное состояние находилось во второй половине списка.
Опровержение собственного заблуждения не улучшило ему настроения; ознакомившись с результатами опроса, он день обдумывал реальность положения, к вечеру вновь поднялся наверх, включил монитор, а увидев многочисленную красноту закрыл глаза, в сознание на задворках жужжало – «По началу заселения недовольных были единицы, а сегодня, краснота разрослась до ряби в глазах?» С этим вопросом вернулся вниз, лёг – среди ночи, при звёздах проснулся, в сознании просочилось «Не важно чем вызвано страдание. У меня люди должны жить счастливо. Я здесь для того, чтобы люди были счастливы».   
Мысль пришедшая среди ночи, со следующего дня, ежедневно поднимала его наверх к «Кинарху», и однажды, случайно, обнаружил в настройках возможность воздействовать на причины психологического состояния включённых в реестр жителей: Каждый, посредством чипа, круглосуточно находились в связи с «Кинархом». Выбрав, наиболее ярко светящуюся точку, он кликнув по ней мог выявить причину терзающую данного жителя и мог посредством индивидуального воздействия приглушить остроту чувств. Впоследствии, подарком для себя, нашёл возможность воздействовать не на конкретного человека, а мог убрать некие раздражения, уменьшить некую причину терзаний у всех граждан, одним кликом. Уверившись в открывшеюся уникальную возможность и имея результаты исследований, он решил испытать воздействие на главную причину беспокойств – взаимоотношения в семье; считая – имея взаимоподдержку в доме, остальное, выдержать проще. 
Основной причиной, мешающей гармоничным отношениям её и его, согласно подсказке «Кинарха», являлось, неизбежность сравнений с возможными партнёрами. А в их государстве, обслуживающий персонал подобранный по внешним данным, в течении дня волновал, вдохновлял и заставляли сравнивать с имеющимся рядом. Факты свидетельствовали – следом, кризисные состояния, разрывы, преступления и краснота на экране. Изучение, остро напомнило собственное состояние Енокентия, у края высотки. Подобное, получив возможность, он обязан убрать. У него в государстве не может быть треугольников! Любая образовавшаяся пара должна знать – они навсегда. Подсказывало и виденное - череда попыток создать новые отношения и возвращение к первой, первому. То-есть - обоюдные страдания, принесённые жертвы, искания, по мере приобретения опыта, признаются ошибкой. А если воспользоваться разумом? спросить детей? Дети, не понимая причин, при разводах переносят пытки остающиеся в памяти на всю жизнь. «Подобное, во благо всех и каждого, он с появившейся возможностью обязан убрать немедленно!» Так решил Енокентий, но в открывшемся окне, крупный шрифт остановил его решительность «Данное действие в последствии, вы не сможете отменить!!!» Остановил в этот раз.
На следующий день, к нему и обратился Холкин по устройству подземки, со ссылкой на Нину Васильевну. Именно с этого времени, то-есть с начала осени, Енокентий вновь позволил себе необходимые отношения с жителями. Не отказав, но и не согласившись с Холкиным, он отправился в Администрацию, к Нине Васильевне – он  желал знать её точку зрения, о необратимости решения в создании семьи и он, получил полное понимание, полную поддержку. Нина Васильевна своё видение брака соотнесла с отношениями в своей семье. Она говорила «Вы мужики и сейчас согласны на гарем, тратите себя в бесконечном поиске, мой то и говорить не хочет о своих бывших, а дети сироты –  его детям, бывшие жёны обрисовали их отца в виде Малюты с Чингис Ханом вместе взятых, забыв, что его они сами выбрали в отцы для своих детей –  На возражение Енокентия – Матери, хотя и реже, но с детьми поступают не лучше – она ответила –  Вот потому, семья и должна образовываться единожды, за исключением случаев гибели – Последние слова заставили Енокентия глянуть на неё. Он пожалел что завёл с ней разговор и хотя и пожалел, но получил желаемое – в своих помыслах он не одинок; для большей уверенности, уходя, попросил её организовать круглые столы на ТВ для обсуждения темы.
 Месяц обсуждений не дал конкретных результатов – одни соглашались, другие ссылались на факты жутких последствий времён единобрачия. Вновь, принимать решение Енокентию пришлось единолично. Референдум проводить он отказался – референдумы, методом формулирования вопросов могут быть предопределены, отказался и от копеечки на орла. Убрав сомнения, кликнул «Единобрачие». С этого момента, по уверениям имеющихся документов «Кинарха», граждане доверившие свою безопасность, здоровье, государству ограждались и от соблазнов. Каждый мог сказать «Мама я влюбилась, влюбился» только раз.
Последующую неделю, ежедневно, он поднимался наверх и включив экран, видел уменьшение красных точек. Вдохновлённый успехом, уверенный в правильности выбранного направления, продолжил поиск возможностей улучшить психологическое состояние проживающих. Искал и нашёл - выпавшее окно, предлагало установить уровень напряжённости на рабочих местах, с возможностью регулирования. Он установил ползунок на 1/2 от максимальных и следом, в течении недели, вновь увеличивалось количество зелёных точек. С опавшими листьями - «Кинарх» свидетельствовал, опросы подтверждали: процент счастливых людей, вновь вывел государство на верхние строчки мировых рейтингов. Енокентий мог гордиться, он и гордился – Его мечта окончательно осуществлялась!   
О осуществлении мечты, свидетельствовало и возвращение жителей уехавших с вступлением его во владение островом, вернулась и Любочка. Енокентий, самолично выслушивал покаяния возвращающихся, он  раз в месяц принимал заявления и выделял квартиры из собственного резерва. В один из дней, пред ним, в прежней обворожительности сидела Любочка «Я одна приехала. У меня отношения с бывшим разладились. Я хочу организовать здесь бизнес, скорее женский клуб – «Muscis, culicibus et homines capiendos in musca» - Енокентий слышал её голос, вникнуть, понять, тем более переспросить отчего-то не решился и подписал её заявление, остальных пригласил враз, выслушал и внёс в список на утверждение госсовета. Закончив, вновь обуреваемый жаждой деятельности, быстро оделся и по неостывшим следам Любочки, в свежевыпавшей пороше, прибыл к дверям Администрации, а затем оказался и внутри. Он не был здесь несколько лет, однако его не забыли – ему обрадовались и это его удивило, не менее чем его секретарь на своём месте и порядок в кабинете. Он не успел занять своё место, он стоял ещё посреди кабинета в удивлении видя обстановку оставленную в последний рабочий день, включая брошенную ручку, как вошла секретарь с подносом, с его неизменным горячем чаем. Поставив поднос, она говорила, что к нему записаны на приём несколько человек, и если он будет принимать то с какого времени и в каком порядке. Сев и просмотрев список, он решил возобновить свою деятельность приняв первым Фукито сан, с ним, с последним он встречался перед уединением, перед разочарованием в окружении, перед установкой галочки на «Блокировать внешние влияния». 
«Счастливому человеку, лучше сидеть взаперти», так позднее думал Енокентий. При входе Фукито, он в радушии вышел навстречу, попросил секретаря пока никого не принимать и повёл его в комнату отдыха. Вёл и не замечал отчуждённости, некоторого сопротивления. Усадив в кресло, Енокентий смотрел в глаза и не видел усталости на лице, не видел резких морщин, он не заметил даже, не пробритых участков на шее – Фукито, за время пока они не встречались, не только не годился для рекламы воздействия «Кинарха», он обогнал свой возраст и только после ухода он услышал его «Я несколько раз пытался зайти к вам, но калитка у вас заперта. Я посчитал, что вы не принимаете»; после ухода, он понял –  к нему Фукито обратился только по необходимости, за помощью. Он смотрел в оставленный лист и не мог прочесть, скорее не понимал написанного. Секретарь  прочла полученное от Фукито заявление, он не верил, но секретарь повторила «Прошу удалить чип. Прошу освободить от обязанностей начальника отдела. Прошу разрешить сменить гражданство». Прежде чем разобрался с содержанием, Енокентий понял – что-то произошло и возможно он тому виной, нужно искать причину. Вторично просмотрев список записавшихся на приём и не найдя Нины Васильевны он попросил секретаря, на сегодня отменить встречи, а пригласить, уже не единожды спасавшую Нину Васильевну. После её ухода ему подумалось «Природа, должна бы ошибаться? но только не в создании женщины». Она говорила в сострадании к Фукито, «Я бы выходила его. Его нужно спасать. Тамарка не имеет сердца. Она подала заявление и ушла от него».
Из кабинета они вышли вместе, секретарь остановила Енокентия, говоря «Заходил Вячеслав Климович, но не стал вам мешать. Он просил вас завтра присутствовать на госсовете. Решается вопрос прокладки ЖД на частный остров». Енокентий кивнул и вышел. Он по совету Нины Васильевны торопился спасать своего друга. Да в данную минуту, он чувствовал к нему настоящие дружеские чувства, он желал немедленно видеть Тамару Павловну, желал убедить её в бесценности Фукито сан как личности, как одного из ключевых фигур государства. Однако в её отделе сообщили «Она у Алексея Алевтиновича. Она просила до обеда не беспокоить её». Енокентий, скрывая раздражение вышел, свернул в буфет, осмотрел ряд с известными брендами, а попросил налить стакан облепихового сока. С последним глотком несколько успокоившись, направился в приёмную Энергообеспечения. На его вопрос «Принимает ли Алексий Алевтинович? –  секретарь ответила – Да, да. Заходите». Они стояли наклонившись над столом, обсуждая нечто, явно интересующее обоих. Первой среагировала на его приход Тамара Павловна, она смотрела на Енокентия невинно, наивно-откровенными глазами; её фигура, выражение лица, воздух наполняющий комнату, подтверждали чистоту происходившего; гнев кипевший в Енокентие после «Тамарки» окончательно ушёл, он оказался не в силах вторгнуться и разрушить установившееся в кабинете. Алексей пригласил и Енокентия просмотреть проект, говоря «Строю дом на своей малой Родине, у озера – на немой вопрос – Причём здесь Тамара Павловна – он пояснил – Тамара Павловна, по сегодня не потеряла интереса к моей давней мечте».
Енокентий, хотел говорить о Фукито сан и смотрел на Тамару Павловну, но слов не было –  безвинность на её лице лишила Енокентия гнева вместе с заготовленными словами. Она, верно также не знала что сказать и весьма долго, Енокентий, не коснувшись цели посещения уже хотел уходить, когда из-за спины услышал жёсткое «У нас более нет ни правды ни веры. У нас выходят к трибуне с одним, а говорят противоположное. И время ушло. Поздно что-то исправлять. Ни мне, ни Вам, никому не изменить неизбежное – Она, встретившись взглядом с обернувшимся Енокентием, замолчала, а затем, мягко, с сожалением, что приходится объясняться, продолжила – Вы знаете, мне всё чаще, беспричинно, приходит желание оставить свою работу, даже дети не могут без остатка поглотить меня. Мне, верно придётся оставить и остров – Её слова, похоже не удивили Енокентия, он внимательно смотрел на неё. Он видел другого человека – сгусток боли стоял перед ним, более виноватого, более признающего свою вину он не встречал ранее. А виновница, вернувшись к жёсткости в голосе, с застывшим выражением твёрдости в лице, повторила – Ни мне, ни Вам, никому не изменить неизбежное».
«Не изменить неизбежное» звучало у Енокентия по пути домой, звучало у него дома, с «Не изменить неизбежное» он поднялся наверх, включил монитор, целенаправленно вошёл в «Личная защита», а открыв, снял галочку с «Блокировать внешние влияния», появившееся предупреждение «В случае согласия данная настройка будет отключена» не смутили его, он кликнул ОК. Сняв, в одну минуту, забылась и отошла Тамара Павловна: неудовлетворённость тысяч, считающих виновным  Енокентия, единовременно вошла в него, вошла и отодвинула сиюминутное на задворки сознания, отодвинула вместе с «Неизбежным» Тамары Павловны. Он переполнился страданиями людей – страх за будущее овладел им.   
Три года назад, включив собственную защиту, он отстранился от неприятной повседневности происходящего, занял себя улучшением психологического климата между живущих в государстве, и не видел, не хотел видеть единиц, не желающих слиться с большинством, а вернув способность чувствовать, в одну минуту оказался внутри накопленных, неразделённых страданий; терзания живущих ворвались в него, физической тяжестью наполнили тело – он оказался не в силах подняться, оказался не в силах и мыслить; он, словно ткнувшись в глухую, бесконечную стену сидел в безволии, не пытаясь что-либо предпринять. Он сидел, а самозащита, на подсознании, раскладывала по мере срочности обращённые к нему требования и самозащита разложила. Из десятков или сотен мыслей о немедленной помощи направленных к нему, вошла и включила сознание наиболее сильная боль: боль Фукито включила сознание, сознание заставило действовать. «Мне немедленно нужно найти спасение для него. С чувством к женщине, подобной Тамаре Павловне, в одиночку не справиться. Его нужно вызволять. Но как? Она не подключена к «Кинарху», её не отрегулируешь. У неё нет чипа!». У неё нет чипа и заявление от Фукито - убрать чип слились, заставили набрать в справке «Кинарха» - «Отключить защиту», вместо инструкции выпало: Отмена защиты, «Кинархом» не предусмотрена. На отправленный запрос к изготовителям, ответ пришёл в минуты, будто заготовленный, «Предприятие не принимало участия в разработке программного обеспечения. Программы установлены из приложений, полученных при заказе. Вам следует обратиться к поставщику программного обеспечения». К какому поставщику? Просмотрев имеющиеся документы Енокентий не нашёл ни приложений, ни пояснений. Дополнительное изучение вопроса, несколько прояснило ситуацию: «При вводе чипа, в течении суток, составляющие чипа разносятся по организму непосредственно к органам, вследствие чего, обнаружение и тем более извлечение их невозможно –  Далее пояснялось, верно любителем острот – для отключение «Кинарха» следует разбить стекло в аварийном блоке и отключить питание, что вернёт состояние как «Кинарха», так и подключенных к нему, в первоначальное состояние, в состояние до ввода в эксплуатацию комплекса «Кинарх».
Енокентий отпечатал найденную информацию, без пояснения. Отключить «Кинарх» он не мог, не мог и дискутировать, потому и отпечатал только часть – для него, отключение мог предложить только «Любитель острот». Перечитав текст, выключил монитор и быстрым шагом направился вниз – он желал видеть Фукито сан. Спустившись, связался с приёмной Фукито и попросил назначить ему встречу, а вскоре зуммер извещал о посетителе. Фукито сан, опередил Енокентия.
 Енокентий встретив посетителя у калитки, повёл к себе. В доме, Фукито не хотел садиться, отказался от чая, смотря в сторону повторял «Мне нужно уехать. Здесь я не могу находиться». Енокентий, подал отпечатанный текст, подождал пока Фукито сан прочитал и поднял глаза в немом вопросе. Енокентий ответил, озвучив комплекс мер, на его взгляд, бесспорно способных излечить гостя. Фукито выслушал о предложении дополнительного отпуска, о возможности установки ещё трёх видеокамер в любых точках планеты с постоянным выводом происходящего на панели в его квартире и возможностью прямого, обоюдного общения с любым стоящим перед камерой. Енокентий предлагал выбор любой профессиональной деятельности, или полной бездеятельности, в конце он предлагал участок под строительство на отсыпаемом острове рядом с Холкиными. Да, он решил из имеющейся госсобственности, некогда предлагаемой ему, выделить по участку Фукито и Холкину рядом, зная их взаимные симпатии.
Он говорил о готовности сделать всё, что сможет отвлечь, занять, неуправляемую энергию мозга и сосредоточить, заставить заинтересоваться чем угодно, кроме зацикливания на одной бесконечной мысли. Енокентий не отпускал Фукито. Он до позднего вечера находил слова и верно правильные слова – Фукито согласился остаться, а затем согласился и на остальное.    

К концу недели Енокентий, Холкин, Вячеслав Климович вместе с остальным членами госсовета, а также близкими Фукито сан, проводили его в максимально возможный отпуск, в сорокапятисуточный отпуск, с посещением Антарктиды. Нина Васильевна предложила данный материк, говоря «Шестидесяти градусные морозы, жгучие ветра, любу любовь выморозят и выдуют. Из Антарктиды, не с нашего экстримэтажа, в минуты не выскочишь. Антарктида заставит понять счастье».
Фукито уехал, Енокентий остался, хотя, кто его знает, может и он хотел бы взять отпуск с посещением Антарктиды? Во время беседы с Фукито, верно видя искренность, симпатию Енокентия, Фукито открылся. Его заставил открыться груз, давивший тяжёлой ношей несколько лет, он рассказал, что его подчинённые, в один из дней заливки фундамента дома, в очередном скандале затоптали Одиза. Одиз, приставленный в надсмотрщики, ежедневно находил причины помахать кулаками по воздуху, иногда и не по воздуху; грозил, что он, их тварей в любом случае заставит и научит работать, даже если придётся повторить Бухенвальд. Однажды, во время очередного разноса, он засучил рукава: бригада, как объяснял Фукито, в неожиданности для себя, разом, будто по команде, потеряв разум с перекошенными лицами по полшага двинулись на него, а когда Одиз, оборвав очередной мат побледнел, они кинулись, стараясь опередить друг друга - каждый торопился успеть оставить свой отпечаток и когда тот не подавал признаков жизни, остановились. После, вызвали Фукито, а он приказал труп завернуть в целлофан, сбросить в бетон и молчать. Фукито говорил «Я взял ответственность на себя. Сегодня не раскаиваюсь, но и в себе носить нет сил». Фукито сан снял с себя груз «Отнятой жизни», Фукито часть груза переложил на Енокентия, а с кем Енокентию поделиться подобным то грузом и как поделишься, если со дня исчезновения Одиза, он понимал где искать причину, только личная неприязнь помешала выполнить обязанности.
Енокентий желал и не мог взять отпуск. Какой отпуск, в его то положении?? –  Утром, после исповеди Фукито, к нему прибыл посыльный с напоминанием о приглашении на госсовет. Когда он занял свою ложу, поднялся Вячеслав Климович и зачитал обращение от имеющих участки на отсыпаемом острове –  они просили соединить остров прямой ЖД подземкой с вокзалом в их большом доме. Зачитав, он предложил высказаться Енокентию Трифоновичу. Енокентий, после обращения Холкина, достаточно изучил рассматриваемый вопрос, он не забыл и ночного обещания Фукито сан. Поднявшись, согласился на прокладку прямого ЖД сообщения меж островами и вынес на рассмотрение вопрос, выделения участков на отсыпаемом острове из госсобственности Холкину и Фукито сан. Должно быть, его длительное отсутствие, или внезапное появление, у присутствующих не добавило энтузиазма к полемике - предложение приняли без обсуждения и совсем в удивление Енокентию – единогласно. 

Принятое единогласно предложение, если в своё первоё возобновлённое посещение госсовета, удивило Енокентия, то последующие его предложения, одобренные также всеобщим согласием, принимались им как должное – Он, вновь начинал верить в свою интуицию совпадающую с чувствами, если не большинства проживающих, то большинством членов госсовета. Более ему не требовалось готовить убедительные доводы, выступать, искать сторонников, даже Тамара Павловна, после её «неизбежно» не вступала с ним в полемику, не высказывала своего отношения к его инициативам и  можно было подумать – она, скорее оба, вновь избегали встреч, избегали полемики.
К началу зимы вернулся Фукито сан, с его возвращением на остров пришли морозы, морозы которые ранее, в этих местах, не фиксировались метеорологами: на север до бесконечности уходил ледяной покров, по льду же смельчаки ездили на мотосанях к соседям, к Панаевцам, ездили и в Аэропорт. И хотя суда проходили так часто, что лёд не успевал застыть, всё же работал ледокол для подстраховки, который своим постоянным движением содержал проход практически безо льда. Вид сверху завораживал: среди бесконечности белизны, тёмная полоса уходила к горизонту переходя в линию. Вид притягивал художников, фотографов, их картины, снимки, демонстрировались на ТВ, в печати, разжигая любопытство проживающих, пока не вошло в обычай –  прогулки, поездки к краю льда. Енокентий, для окончательного восстановления отношений в напарники пригласил Фукито; гуляя вблизи так называемого фарватера, он высказался о выборах через год, сказал и о передаче своих обязанностей следующей зимой, однако Фукито, разговор не поддержал. Они остановились, судов в проходе не было, как не было и льда, ветер очистил поверхность, угнал крошево из поля зрения. Енокентий подошёл к краю, взгляд притянутый водой остановился: чернота уходила вглубь, чернота уходила в бесконечность, чёрная густая жидкость в глазах Енокентия медленно закружилась, сверху он видел воронку увеличивавшеюся воронку, увеличивавшеюся черноту, бездонную черноту – он видел лишённое любой жизни пространство, он увидел себя частью этого пространства, он видел смерть. В следующую минуту, его крепко держа под руку, уводил Фукито сан. Фукито привёл его домой, в  доме поил горячим чаем, спрашивал о самочувствии; говорил, что и ему нужен отдых, что он съездил в Антарктиду отдохнул, зарядился энергией, потому его голова не кружится у кромки льда.
На следующий день, у Енокентия голова не кружилась и он решил вторично, в одиночку проверить; решил вторично заглянуть в бездну. Только у него не получилось: он увидел смерть не подо льдом, а у одного из портовых кранов - тело лежало под стрелой, в неестественных изломах, с изуродованной головой. Ему объясняли «Несчастный случай. Чего он полез со смазкой наверх? В журнале отмечено – следующее обслуживание через квартал». Выходя из образовавшегося круга любопытствующих, услышал «Он давно сам не свой. Давно говорил об этом». Поездку пришлось отменять, вернувшись к себе поднялся наверх, включил монитор, перешёл в окно отображения настроений проживающих: оказалось, он слишком долго не проверял данный показатель, или же что-то резко уменьшило «уровень счастья проживающих», потому, вошёл быстро, а вышел в сумерках и связался с Администрацией. Вячеслав Климович не успел уйти. Он его будет ждать.
Енокентий принёс скрин экрана, скрин отображал, нет не массу красного, скрин отображал в массе красного, сгустки красно-фиолетового. Енокентий пояснил, что красно-фиолетовые точки отображают крайние, суицидные помыслы подданных. За каждой точкой, человек готовый оставить наш мир. Вновь, как в прошлые времена, Енокентий в Вячеславе Климовиче нашёл понимание, нашёл деятельно заинтересованного, готового подставить своё плечо. Они долго обсуждали, а  выход найти не могли. Беспокойство Енокентия перерастало в отчаяние. Вячеслав Климович предложил на завтра собрать узкий круг из верных, из проверенных временем соратников, Енокентий согласился. Он вновь верил - время сгладило их краткое противостояние, они вновь вместе.
На заседании назначенном на вечер следующего дня, Енокентий по мнению собравшихся выглядел потерявшим самого себя и даже его самые близкие, меж собой, не словами, мимикой взглядом, но понятно друг для друга выражали согласие, что их Енокентий и сам, не окрасился ли в красно-фиолетовый цвет. На заседании, после доклада о положении, первой попросила слова Нина Васильевна, она предложила воспользоваться имеющимся опытом, заседание поддержало. Приняли то, что Енокентий пару месяцев назад, когда был в состоянии размышлять, предложил для Фукито сан. Постановили: каждому, отображаемому красно-фиолетовым цветом, увеличить отпуск до сорока пяти суток, а также выделить дополнительно по две видеокамеры, с установкой в любой точке мира. Остальное, как-то участки под строительство выделить не могли – слишком мал отсыпаемый остров; не смогли освободить и от выполнения профессиональных обязанностей –  освободи такое количество и нарушится жизнеобеспечение, дополнительных рабочих пригласить не могли из-за отсутствия свободных квартир; правда, увеличили до максимально возможного, выезд за пределы острова по выходным дням для всех жителей. Участники заседания посчитали – шесть дней вне острова в течении каждого месяца, нейтрализуют накопленный негатив.
После заседания, Вячеслав Климович проводил Енокентия до калитки, заходить не стал. Остановившись у калитки, обиходным тоном известил «Тамара Павловна предупредила о возможной отставке. Она вскользь, заметила и об отказе от гражданства. У них, с Алексеем один интерес – они достраивают усадьбу на его Родине». Что он увидел в Енокентие после сказанного? только, постояв минуту, развернулся и вначале медленно, а затем всё быстрее направился назад. 
Вячеслав Климович сам поставил диагноз, сам назначил и лечение, ведь любая болезнь излечивается, нужен только правильный диагноз и обоюдное желание, как доктора так и больного. Лекарство, по мнению  Вячеслава Климовича способное излечить, если не излечить то восстановить жизнелюбие Енокентия, на следующий день, к обеду, желало войти к нему. Енокентий, несколько удивлённый, возможно приятно удивлённый, принял гостью. Да, Любочка, ох, уж эта Любочка, сама скромность, само сострадание, объясняло Енокентию «Меня попросил Вячеслав Климович взять шефство над вами. Я с радостью согласилась наводить у вас порядок, готовить. Я буду следить за вашим питанием, за домом. Считайте меня вашей верной экономкой». 
Енокентий, излечивал Фукито сан Арктикой от женских чар; Вячеслав Климович, как считал Енокентий, женскими чарами, надеялся вернуть его к жизни. Енокентий поверил Любочке со второго посещения. Он верил: она вовсе не по обязанности прибирается и улыбается; верил, только для собственной радости она его кормит и прогуливает –  она его часть, а когда произошло это,  уверился окончательно. Енокентий, через несколько дней понял, что произошло? Он, в своих размышлениях не зная времени суток, имел в мыслях единственно её, а она, после того как, спросила «Ты почему не установил биде? Твой дом устаревшего проекта», несколько дней не появлялась, а появившись не осталась на обед, но осталась, но завладела его мыслями; он готовил признание, она же при его попытках высказаться, начинала торопиться, шутить и только обворожительность, с каждым разом всё полнее покрывала его, покрывала, не оставляя свободной микрочасти мозга для осмысливания чего-либо другого: Енокентий видел, скорую стоящую у дома  Чистина, видел как его вывели, поддерживая с двух сторон, но не вышел, не поинтересовался состоянием одного из соучастников основных вех в становлении государства, своего соседа. Он не открыл калитку желавшей войти Тамаре Павловне и лишь на следующий день, узнал из сообщений СМИ «У Чистина, малоизученная тяжёлая болезнь, с высокой смертностью. Экстренно отправлен в тяжёлом состоянии в клинику на материк».   

                ******   

На дворе, вновь  наступала весна, сменился ветер, пригревавшее солнце не оставляло остров, ушли мотосани, и почему-то, в этот год не нашлось нового массового увлечения, даже на «Проспекте рыболова» пустовали места?  Енокентий надеялся на благосклонность Любочки, он сменил маршрут для прогулок, гулял у ближнего выхода из дома и однажды его надежда сбылась, он встретил её, случайно, конечно случайно, в кармане оказался говорящий хомячок, с его «Вы моё спасение», она приняла, а он решил – надежда остаётся.
 Со дня её первого прихода, он потерял интерес к делам  острова, государства; он после заседания, на котором приняли комплекс мер для восстановления стабильности, несколько раз поднимался наверх, включал монитор, и в удовлетворении спускался вниз – «Кинарх» успокаивал – число красно-фиолетовы, да и просто красных точек уменьшалось. У отдавшегося чувствам Енокентия, положительная динамика, остановила опасения за своё детище, или он боялся изменений и зарыв голову, укрыв голову обворожительностью Любочки, не хотел дополнительных хлопот – он вновь мог сказать «Я живу только тобой». В наступившей весне он всеми силами не желал входить в проблемы государства: Вячеслав  Климович, однажды придя к нему, подал официальное заявление о просьбе отставки от Тамары Павловны со всех постов включая образование, подала и второе, с отказом от гражданства, а Енокентий прочитал, явно понял, потому как спросил, кем  они намереваются заменить её, и получив ответ, подписал.
Енокентий подарив хомячка, ждал, ежедневно ждал её прихода и однажды, зуммер известил о посетителе. О природа, ему шёл эвон какой десяток, а он единым прыжком оказался за дверью, оказался у калитки, а увидев посетителя, верно изменился в лице – посетитель не хотел заходить и только опыт заставил Енокентия скрыть разочарование, он овладев собой, улыбнулся, усилием воли прикрыл лицо радушием, остальное было проще, а через минуту не воля, а искренность руководила его эмоциями. «Я рад, я очень рад, что ты Алексей зашёл ко мне. Идёмте, мне нужно о многом поговорить с тобой». В дом Алексей заходить не стал, они сели под навесом,  Енокентий в радости за визит гостя, не замечал, или не хотел замечать сугубо делового отношения к себе и желая уйти от официальности спросил о его Матери, в ответ услышал, что Любовь Ефимовна приболела и желает его видеть, если он сможет то завтра. Он услышал только о приглашении, обрадовался, почувствовал почву под ногами, затем сообщение, что они с Тамарой Павловной решили возобновить отношения,  укрепило его, только далее… По мере того, как Алексей уходил от официальности, оживлялся, в той же мере, Енокентий мрачнел и было отчего: Алексей, увлечённо говорил о своём доме у озера, который он достроил, завёз мебель, да и остальное необходимое расставлено и развешано. Они с Тамарой Павловной решили узаконить свои отношения, а чтобы не было пересудов, решили сменить место жительства. Далее он говорил, что они готовы к переезду, ждут когда выздоровеет Мать, да ещё Тамару Павловну просят отчитаться на госсовете. Заканчивал Алексей с какой-то фатальностью в голосе «Мы уезжаем. Мы здесь не можем жить» а сказав, уходя напомнил, что его ждёт Любовь Ефимовна.
При напоминании, его лицо, долей секунды искривила ухмылка, Енокентий успел её заметить, однако утром уже не верил, а когда вышел за ворота, убедил себя «Алексей, не Иванович, из его руководящего прошлого;  он и сам, не в начале третьего десятка. Да и время другое. Ухмылок быть не может. Меня ждут!». Возвращался после встречи совсем в других мыслях. Его встретила сестра-сиделка, провела в комнату к Любови Ефимовной, она лежала на кровати, комната кровать сама Любовь Ефимовна сияли порядком и чистотой, свежее бельё казалось дышало полем, тишиной вечернего затихающего ветерка. Она указала на край кровати, приглашая садиться, Енокентий в нерешительности осматривал комнату, нашёл стул принёс и сел рядом, она достала руку из под одеяла протянула в его сторону – она ему подавала руку, Енокентий взял, её пальцы несколько раз проскользили по его ладони: она вновь стала самым близким, самым родным человеком. Он со вчерашнего дня готовился к встрече, готовился говорить, но только её рука оказалась у него, он забыл с чем шёл и вдруг неожиданно для себя глядя в пол произнёс «Я влюбился. У меня исчезло время, – её пальцы дрогнули, показалось и сама она сжалась, сжалась и замолчала, молчал и он, не выпуская руки. Прошло время, ему показалось, очень долгое время и она, обыденным тоном, вполголоса произнесла – Есть такие, которые могут жить рассчётом». Она сказала всего несколько слов, а давивший груз, не дававший дышать, отступил, она же в задумчивости продолжила «Значит видеоролик с Любочкой не брехня, не брехня и запись к ней в клуб «Мух комаров и  мужиков на лету» на полгода вперёд расписана». Через час, сославшись на процедуры она попросила его поцеловать её и уходить, поцеловала и она его, нерешительно, сухими губами, смущаясь сказала «Живи долго, долго. Ты у меня самая, самая большая …». Она не договорила глаза наполнились влагой она заторопилась, отвернулась и натянула на себя одеяло. Енокентий постоял, направился к выходу. Шёл без Любочки, без мыслей и вдруг, перед резко отворившейся дверью промелькнувшей перед носом, пришлось остановиться, он даже отпрянул назад. Коридор наполнился сумбурными женскими возгласами, без возможности понять причину: в него полетела книга, нет не книга – ежедневник в твёрдом переплёте с исписанными страницами «Ты убийца сына. Возьми, это осталось от него».
 Слова произнесённые в крайнем напряжении, в крайнем состоянии, тоном не допускающем раздумий, заставили его нагнуться поднять с пола блокнот.  Ему, да и любому другому, трудно не выполнить требование человека оказавшегося у края, готового одними ногтями, одними зубами разорвать перегрызть артерию –  Бурундук загнанный в угол, оголив жёлто-коричневые безобразные зубы с выступающими клыками  бросается вперёд и проскакивает рядом с ногой гнавшегося за ним, и преследователь в неожиданности отскакивает, выпускает добычу и нужно время чтобы  нормализовать пульс, и нужна вторая жизнь чтобы забыть отчаянный бросок мелкого зверька с безобразными зубами которому уступил дорогу; уступил дорогу сильнейшему в данный миг, а может и не в данный – уступил зверьку умещаемуся на ладони, но с беспредельной жаждой жизни. Так, позднее успокоил себя Енокентий, выходил же из квартиры отвечая, должно быть не к месту, «Убийцы те, кто не сформировал характера у своего ребёнка, кто не развил интеллект, кто разводился да сходился думая об одном себе». Позднее он не мог вспомнить, должно быть говорил про себя; не мог он опуститься до склоки, не мог сказать подобной длинноты. Выйдя, направился к себе, в кабинет, а успокоившись пригласил секретаря и попросил назначить встречу с Чистиной на завтра, в начале рабочего дня. Сейчас же, для обсуждения накопившегося попросил зайти Вячеслава Климовича, с медицинской картой Чистина, если у него есть время, сегодня же ждёт и Кроева, когда ему будет удобно.
Первым, постучал в дверь Кроев, он понял причину вызова – Любочка, и едва сел вкрадчиво заметил «Мы приняли меры. Размещённое видео подправили – Енокентий посмотрел вопросительно – Кроев уверенно разъяснил – Мы совсем убрали со щеки малозаметный шрам, убрали с нижней губы тёмные вздутия, исправили мочки ушей, сразу не заметишь, но на ролике другой человек? Мы запустили программу, которая все имеющиеся где-либо ролики, заменит на исправленный –  одно подключение к Интернету и автоматически произойдёт замена. Через неделю, думаю, дадим опровержение – она и объявит на пресс-конференции, о которой мы уже разместили информацию – Он остановился, ожидая вопросов, Енокентий на данную тему говорить не хотел, и тогда Кроев спросил – Что будем делать с ней? Не дождавшись ответа, пояснил –  мы можем выполнить любое распоряжение! – У Енокентия на Любочку не было зла, он поднялся подошёл к двери, открыл, попросил секретаря принести чаю, возвращался слыша внутри голос Нины Васильевны «Взамен изгнанного приходит во сто крат худший». Енокентий, предлагая чай пробурчал  – Публичного опровержения, думается, будет достаточно». 
Проводив Кроева, Енокентий не торопясь обдумал услышанное, личную реакцию и остался доволен как предложениями, так и собой: Не только всплывшее из памяти заставило его ограничить наказание, он хорошо знал рабскую услужливость снизу, с отключением собственных мозгов; услужливость, доказывающую готовность служить своему боссу, правда до времени избавления от него, а избавившись, служить следующему, сваливая черноту происходившего только на него –  своего предыдущего босса. Нет Енокентий не мог, не хотел, чтобы и один считал его виновным в своих потерях и горестях, потому он и пригласил к себе Вячеслава Климовича, с ним он желал обсудить вспышку гнева Чистиной, а утром, разъяснить приглашённой Чистиной истинное, основанное на заключении специалистов состояние её сына. В смерть он не верил?
Обдумывая, он ожидал Вячеслава Климовича, только дверь открыл Роман Селимович и не один, он входил вместе с лечащим врачом Чистина. После краткого пояснения причины их приглашения, доктор, в публичной форме изложил историю болезни Чистина, с приложением выписок из материковых госпиталей, клиник, протоколов консилиумов «Его лечат –  объяснял он – Находился в искусственной коме, в крайнем состоянии. Появлялись слухи о кончине, но кризис миновал. Будет жить». Не прошло и десяти минут как Енокентий прервал изложение причины болезни Чистина, и попросил завтра к началу рабочего дня быть у него с имеющимися документами. Они поднялись уходить, Роман Селимович, глянув на Енокентия с некой недосказанностью, в неопределённости топтался на месте, Енокентий спросил, «У вас есть что-то ещё? – он поднял голову, подтвердил – Мне нужно поговорить о своём сыне – и в смущении добавил –  Меня, к вам направил Вячеслав Климович, вместо себя. Он знает мою проблему».
Лёгкости захватившей Енокентия после посещения Любовь Ефимовны, не помешала дверь, распахнутая взрывом ненависти прямо пред ним и окажись расчёт точным, не миновать ему травмы, отметины под глазом; чувство удачливости не покинуло его и при осознании возникновения ролика – он хорошо вспомнил время предшествующее этому –  его влекли именно в комнату-музей, а вот первые слова, скорее интонация, скорее чувства владевшие Романом Селимовичем, обеспокоили Енокентия. Однако, по мере изложения вопроса, по мере понимания проблемы, обеспокоенность отходила, он понял: к нему обращаются всего-то о возвращении сына, блудного сына, так он представил себе изложенное, да по другому и истолковать нельзя. «Ну парень не показывается у родителей; ну работает у Георгия в филиале в г. Панае; ну встретил там свою красавицу». Енокентий, после мысли о красавице, попросил Романа пройти к себе, говоря «Кинарх» на подобные вопросы отвечает за один клик. Пойдёмте». Войдя и усадив Романа, Енокентий взбежал наверх, на минуту, на один клик, а вернулся через час – за это время, он просмотрел списки граждан имеющих чипы, просмотрел списки живущих, наконец просмотрел и списки временно находящихся в государстве – сына Романа Селимовича не было? Что он в удивлении и объявил спустившись, вид Романа, заставил его вновь подняться, вторично просмотреть документы первых дней предоставления гражданства – он нашёл – Ренат сын Романа в это время проходил обучение на материке, в университете, о нём в празднике окончания строительства забыли и должно быть не только о нём; они персонально не обратились, не обратились и их родители и вот результат – любой из них не имел чипа, не имел государственной охраны; они могли сколько угодно находиться вне острова.   
Енокентий, вторично спустился с готовым объяснением, только Роман поднявшись навстречу, сам высказал причину «Я вспомнил – а внешним видом, потерянностью, заставил Енокентия откликнуться на его боль и Енокентий, не найдя выхода, говорил, не веря в результативность – Роман Селимович, я свяжусь с Георгием и попрошу его пригласить на завтрашний госсовет вашего сына». С этим предложением Роман и вышел, а Енокентий оставшись один, связался со своим секретарём и попросил назначить встречу с Вячеславом Климовичем утром, для беседы с Чистиной, затем выполнил обещанное: хотя и с не удовольствием в тоне, Георгий, обещал обеспечить присутствие Рената. Тон ли Георгия, состояние ли Романа заставили Енокентия несколько раз пересечь в раздумье комнату, пока он не остановился у бара и не нарушил собственное табу –  не засовывать нос. Содержимое разлившись, улучшив кровообращение уменьшило страх, подтолкнуло к действиям – он поднялся наверх и впервые, с прошлой осени, вывел на экран «Психологическое состояние проживающих»  а посмотрев на красно-фиолетовый экран и не увидев зелёных точек, хотя они обязательно имелись, спустился прямо к бару – иного выхода он не нашёл. Пока не ушло сознание он успел вспомнить свои счастливые дни: вспомнил своё счастье после установки галочки  «Блокировать внешние влияния»; вспомнил,  когда он владел решениями госсовета с помощью одного клика «Отследить» –  он и его «Кинарх» всегда выходили победителями. В уходившем сознании мелькнуло чередой: он владел островом и людьми;  он устанавливал правильные отношения в семьях, в коллективах; он, с помощью «Кинарха» устанавливал всеобщее счастье.
Очнулся в забрезжившем рассвете, сидящим в кресле. Сознание возвращалось медленно, оно ему и не требовалось, но день начинался, впереди назначенная встреча с Чистиной, впереди госсовет; он не хотел думать что впереди, но день начинался. Приведя себя кой как в порядок, позавтракав и с усилием надев маску успеха, заторопился в свой кабинет, на назначенную встречу. В приёмной, проскочил мимо поднявшейся секретарши в любопытстве проводившей его, а сев по селектору попросил «Прибудет Вячеслав Климович проводите ко мне». Вскоре, вошла секретарь с сообщением, что Вячеслав Климович не может придти, он готовится к важному совещанию в расширенном составе, просит быть и его. Енокентий, не желал участвовать не только в совещаниях, он и совсем до опровержения Любочкой ролика не желал появляться в любом общественном месте, но прибыл посыльный: Вячеслав Климович  отправил его с повесткой дня, в которой значилось и рассмотрение личного дела Любочки – Енокентий отказаться не мог! Он занял свою ложу. Головы повернулись в его сторону. Повернулись все и остановились, ему показалось на бесконечность; редкие взгляды сострадания, единичные взгляды понимания и соучастия он не замечал, он видел только ухмылки, видел недоумение – маска успеха сошла с его лица, взамен отразилась не маска: он не в силах справиться с собой, потерял контроль, его лицо сковала потерянность и беспомощность. Он готов был исчезнуть.
Через две три минуты, показавшиеся Енокентию вечностью, своё место занял Вячеслав Климович, зал его не заметил. Вячеслав Климович, поднялся, объявил «Ушла одна из свидетельниц становления нашего государства, Чистина Екатерина Павловна. Правительство, владелец острова, никогда не забывают о данной категории наших граждан, только вчера её посещал Енокентий Трифонович, а сегодня мы готовимся отдать последние почести отошедшей – Зал, отвлекшись сообщением оставил Енокентия, но прослушав, вернулся и вновь впился взглядами, истолковывая его посещение. Енокентий, заёрзал в готовности покинуть заседание, его уже поднимало единомыслие зала, он не видел лиц, но один нашёлся не совсем согласный с большинством, Холкин заговорил «Похороны, безвременно ушедшей Екатерины Ивановны должны объединить проживающих. Нас переполняет зло, ненависть. Мы потеряли сострадание, человечность. Нужны большие перемены в государстве, в нас, иначе, мы перережем друг друга, как недавний случай». Позднее Енокентию объяснили: В кафе обедали туристы, а наш сторожил потребовал освободить столик, который он занимает со дня вселения. В разразившемся скандале он, сторожил, полоснул туриста по горлу. (18.11.19г.)
Поднялась Тамара Павловна со словами «Нельзя не согласиться с Холкиным. Нас действительно переполняет зло, ненависть, а ненависть, способна переполнять только от бессилия. Сегодня здесь присутствует владелец острова, он не у «Кинарха» и потому к нам возвратилась способность говорить что думаем, способность проявлять силу, способность бороться. Мы с Алексеем Алевтиновичем покидаем остров, государство нам не позволяют здесь отстаивать своё мнение, на равных добиваться своих целей, а мы подобные ограничения не в силах выдержать. Мне пришлось подать в отставку ещё и потому, что я не могу представлять страну, граждане которой, имея защиту от «Кинарха», в любой точке мира пользуются сей защитой для безнаказанности, они порождают ненависть к нашей стране за её пределами, до рождения определения «Хамство их  Бог» как среди простых граждан, так и официальных представителей. Мы уезжаем. Я вижу здесь одного из сторонников Чистина – Рената, у него думается, есть что сказать?».
Если в начале заседания Енокентий остановил от бегства голос Холкина, то после выступления Тамары Павловны и Вячеслав Климович ёрзал на стуле, к подобному, он явно не готовился, но хотя и ёрзал, а встав овладел собой и предложил в продолжении вопроса состояния наших граждан высказаться представителя молодых. Вячеслав Климович, по предложению Тамары Павловны, просил объяснить причину проживания в г. Панае, Рената. Да сын Романа был в зале, Георгий сдержал своё слово. Енокентий узнал его, он вспомнил его сидящим на скамье у Чистина, вспомнил и в парке, перед выборами. Слова Рената не вызвали улыбок, ему дали договорить, хотя как-бы и слушать то было нечего. Он говорил, что он не хочет есть подаваемый красный суп, он не хочет издёвок о своих высказываниях, даже если они и ошибочны, о своих интимных подробностях с экрана развлекательных ТВ каналов, а в новостных, о своих прегрешениях. Он не хочет жить в ценностях культивируемых государством: Незнакомец, идущий навстречу подаёт в улыбке руку. Кто способен не ответить подобной доброжелательности, даже если он обознался, но отвечать у нас оказывается нельзя – ответно протянутая рука оказывается в железных тисках. Так его, незнакомца, готовили органы - каждый должен знать, его закуют в любом месте. Они, власть держащие, отправляют мальчишек и те стесняясь, переходят с противоположной стороны дорожки, чтобы в показной безнаказанности толкнуть в плечо, и это только за то, что на своём диване не выдержал и изматерился на власти, хотя возможно и не по адресу. «Я устал находиться под колпаком, который мне постоянно демонстрируют либо дружески либо в предостережение, или в назидание. До болезни Чистина, я знал о его понимании и поддержке – он как будто растерялся, замолчал а уходя под нос произнёс –  Я не могу обвинить в его болезни конкретное лицо». Он произнёс под нос, должно быть единственно для Енокентия, потому как он услышал, Енокентий услышал почти повтор последних слов Екатерины Павловны и в нём, верно сработала защита, дальнейшее он не воспринимал, хотя, заседание продолжалось необычайно долго.
Далее, в объяснение неприятия красного супа, отчитался глава «Общепита», не отчитался а известил, что набранные специалисты получив гражданство, чип, через два, три месяца осмотревшись, неизвестно отчего теряют уважение к жителям, а затем и интерес к работе. Он просил на уровне государства помощи в поиске причины, так-как на его взгляд, интерес теряют не только к работе но и к жизни, и не только в его подразделении. Он заканчивал, не смотря в зал, говоря в пол «У нас в редкий завтрак не добавляются антидепрессанты, а некоторым, добавляются и в ужины, и несмотря на усилия медицины люди уходят. Нам нужно что-то менять и менять срочно».
Следующие выступающие не горели оптимизмом, заданный тон сохранялся до конца и до конца Енокентий находился в состоянии неспособности понимать слышанное, размышлять, он и уйти не мог, его несла память в прошлое, несла к «На вилы его». Вернул его к пониманию, не происходящего, а к пониманию где он находится близкий голос – говорила Нина Васильевна «Господа, мы забыли своё прошлое, вернитесь, вспомните время когда мы были не все сыты. Мы имеем то, чего нет у других, они в зависти - потому льют на нас черноту, и подзуживают недовольства, особенно, среди молодых – она приостановилась, глянула на Вячеслава Климовича, и ободрённая ответным кивком продолжила, возможно согласованное –  Мужики, мы обязаны что-то поменять, или кого-то поменять. Мы обязаны найти и исправить то, что нам мешает. Не разрушать же нам имеющееся из-за красного супа? Или из-за рукопожатия незнакомца?».   
Выступление Нины Васильевной слушали уставшие за день люди, часть из них находилась в состоянии близком к Енокентию «Пусть будет что будет, но сегодня нужно заканчивать; хотя она в чём-то несомненно права». В общем настрое зала, едва она закончила попросил слова Вячеслав Климович и как-бы продолжил - «Сегодня мы очень хорошо поговорили. Сегодня участвовали все и каждый был выслушан, каждый запротоколирован – он потряс стопкой исписанной бумаги – мы обработаем каждое выступление, каждое слово, но уже сейчас ясно – без серьёзного, профессионального анализа происходящего мы не сможем найти причину? Не сможем и что-то или кого-то поменять, потому предлагаю – обратиться в международный аналитический центр – он остановился осмотрел присутствующих, что-то прочитал в их лицах и уверенно закончил – Аналитика она найдёт выход. Прошу проголосовать – Зал по слову прошу, поднял руки – Уверенное большинство – заключил он –  Считаю, основное из повестки данного заседания мы выполнили, остался маленький, как-бы личный вопрос. Меня просила разрешить сделать заявление владелица фирмы «Muscis, culicibus et homines capiendos in musca». Поднялась Любочка. Сама искренность, сама наивность, то потупив глазки, то окрасившись стыдливостью, заворковала с трибуны «Я женщина одинокая, потому вынуждена сама содержать себя. Мой бизнес не возвращал вложенное. Мне помог найти дополнительную работу Вячеслав Климович – я поддерживала дом Енокентия Трифоновича, но попутал бес – Из зала ушла усталость, глаза заблестели, плутовские взгляды сверкнув по Енокентию, устремились к Любочке, двусмысленные шепотки, заглушило требование продолжения. Под поощрительными улыбками она продолжала – Мне подумалось без рекламы не обойтись, а подумалось, когда увидела в одном из туристов очень схожие черты с моим работодателем, владельцем нашего острова. Мы воспользовались услугами гримёра, а остальное вы видели. Я виновата – видя смешки с прищуром, слыша комментарии, она глянула на Кроева и закончила под смех –  Поверьте мне, на ролике я с гримированным актёром». Она сбежала в зал и исчезла, она не могла исчезнуть, но её в тот день больше никто не видел – все видели только Енокентия. Зал разрядился от дневной усталости на нём.
 
Заседание закончилось. Зал опустел, но не совсем – в ложе сидел Енокентий, он мог и заночевать в кресле, но к вечеру, закончив рабочий день Вячеслав Климович зашёл за ним, отвёл  до калитки, у калитки, говоря что зайдёт завтра отдал ксероксы протокола заседания, в дом заходить не стал, в дом Енокентий вошёл один, зашёл и лёг не раздеваясь и проспал разу не двинув ногой рукой, не перевернувшись, до рассвета, долго лежал не поднимаясь, а поднявшись, быстро направился вверх к «Кинарху». Он решил вернуться к настройкам установленным к началу заселения дома, ко времени когда экран радовал его сплошным зелёным цветом, когда недовольных можно было пересчитать на пальцах. Просидев часа два, скорее гораздо долее, выключил монитор и долго сидел в раздумье. Думать было о чём: он не смог изменить и одного параметра – ползунки установленные во время его единственной дружбы с «Кинархом» отказались повиноваться: ни «Единобрачие» ни «Взаимоотношения» как и другие настройки, отвечали выпадавшими окнами «Время для изменения настроек истекло. Изменения блокированы и будут восстановлены до первоначальных, при передаче управления преемнику».
«Приемник»?... «Настройки не изменить?»… «Приемник… Или можно исправить?» «Приемник! Но кто?» И вновь через сознание прошли: Вячеслав Климович? А следом рваные занавески, балки, фонфурики и далее письменный прибор в бриллиантах, выставка мировой автопромышленности? Нет, ни в коем случае!
Роман Селимович? Но, его собственный сын сбежал из-за красного супа; Нина Васильевна? она сегодня на заседании, говорила оглядываясь на Вячеслава Климовича. Нет Нина Васильевна не подойдёт, она не справится, о ней и думать не нужно; Чистин, а что если действительно передать «Кинарх» Чистину? Внутреннее сопротивление восстало – лопухом, кованными ботинками, а оборвалось рясой –  подобный разброс и… хозяин? – нет не подойдёт!
Холкин? Холкин и фляжка? Да он и сам откажется – у него есть ЖД. ЖД его страсть, остальное его никогда не привлекало.  Конечно он откажется! Георгий! Вот у кого перспективы, вот кто не задумываясь встанет у любого руля, но возраст, нет ему в сложившихся ценностях не устоять, в нём ещё кипит – возглавить и повести к вершинам, как уже водили –  Македонский Наполеон и пр. и пр. после Наполеона государство выстояло, а другие… – остались осколки! Нет, возможны, развалины!
Из первых, пришедших на ум, Енокентий не нашёл преемника. Как можно, безоговорочно  доверить данным кандидатам будущее страны?  не согласился и Енокентий отдать своё детище своим ближайшим соратникам. Его мысли, как уже не единожды, побежали далее и вновь привели к Фукито сан, привели, остановились, а едва остановившись память вынула – и Цусиму и т. Стешу, вынула и далёкое прошлое своей большой Родины –  приглашения варяга: После собора, объявили «Для спасения, должно вручить скипетр…Владиславу…» (Владислав -наследник Польского престола), а затем, они же постановили - Требовать вступления ляхов в Москву для усмирения черни». Своего не нашли и последствия – Минин Пожарский и смерти, смерти за веру за отечество. Нет, не подойдёт и Фукито, и не только от того, что пришлый. Енокентию вспомнилось, как Фукито не видя ничего вокруг, кроме своей избранницы, говорил о радости свого пленения вместе с Эскадрой. Нет, не способному устоять перед одной женщиной, как выстоять перед государством?
С «Не подойдёт и Фукито», Енокентий остановился в выборе преемника, он услышал, вспомнил сказанное Ниной Васильевной «Не разрушать же нам имеющееся из-за красного супа?», услышал и возродился, а возродившись увидел, что на дворе день и хотя солнце пряталось в облаках, но время показывало что он пропустил завтрак и также резко как среди ночи поднялся наверх, спустился вниз прямо в душевую –  холод морской воды участил сердцебиение, взбодрённое сознание повторило «Не разрушать же нам имеющееся из-за красного супа?» Он оделся, вернулся в комнату, взял ксерокс протокола и обрадовался – он ничего не забыл, он помнил заседание, помнил интонации и вслух громко, уверенно произнёс «Я, мы, не можем имеющееся разрушить из-за мелочей, из-за красного супа».
Садясь к столу, он уверился «Мы поправим. Обстановка, ход заседания продуманы, произошедшее подстроено». Под десерт зуммер проиграл мелодию. На десерт, Енокентий приглашал Вячеслава Климовича. Вячеслав Климович согласился, сел, но разговора не начинал, Енокентию пришлось помочь. Он начал ни о чём, он говорил что вчера чувствовал себя отвратительно, возможно с возрастом стал более метео-зависимым, сегодня сменившаяся погода, а если не погода, то хороший сон изменили понимание  происходящего. Он продолжал о чём не думал при нажатии кнопки открытия дверей, он говорил, вернее лгал не понимая для чего, «Мне повезло, что именно такой человек как ты, оказался в это труднейшее время у кормила государства. С кавардаком, начавшемся на заседании, ты справился с поразительной ловкостью – Енокентий помолчал дав усвоить свою мысль и продолжил – Вы дали выговориться и вовремя внесли предложение о проведения анализа причин создавшегося положения – и вновь Енокентий остановился, но не настолько чтобы оппонент успел заговорить, он опередил его на долю секунды, говоря – Мне жаль, что вы объявили о своём уходе с поста по окончанию срока, да и мне придётся сдержать данное слово, если нам не придумать что-либо –  Вячеслав Климович не успел оторваться от кружки с чаем, как Енокентий поднялся неизвестно зачем, зашёл за спину и глядя в зеркало на сидящего продолжил – А что если нам поменяться местами? – Плечи Вячеслава дрогнули, голова качнулась для поворота, качнулась и остановилась. Енокентий понял цель его посещения и вновь, не дав времени для ответа, закончил из-за спины, не входя в поле зрения – Да нет же, зачем нам такое? Мы найдём что-либо более приемливое, кто его знает, возможно аналитики подскажут? – Вячеслав Климович довольно быстро ответил – Да, я ещё вчера дал поручение. Они прибудут к концу рабочего дня. По прогнозу, за пару дней составят рекомендации – вновь остановился и глянув на Енокентия выдал – Час назад произошёл трагический случай в ресторанчике подтверждающий крайнюю психологическую напряжённость и в наших органах: Нам пришлось арестовать Кроева – он насмерть запинал одного из вольнонаёмных, объяснив, что тот дёргал дверку кабинки туалета, которую он занимал в это время. Нам необходимы перемены». Енокентий, не среагировал на изложенный случай, не среагировал и на «Перемены», хотя сказанное и требовало ответа.
Енокентий провожал Вячеслава Климовича до парка, провожал с мелодией внутри  «Мне понятны твои цели! Красный суп не может стать причиной для реализации этих целей! Не может быть причиной и взбесившийся Кроев». Говорил же о аналитиках, говорил, что кризисы неизбежны, что кризисы помогают найти новые направления, подсказывают новые вершины. На его вопросительный взгляд подтвердил «Да, да, даже наш уровень развития требует совершенствования и мы найдём, новые вершины и пути к ним». Проводив, долго гулял по парку, сходил на оконечность острова, он встречался взглядами с жителями и не прятал глаз, он не заметил ни одной ухмылки, ни одного колкого взгляда. Ещё спускаясь от «Кинарха» он уверился, что ничего, его порочащего не случилось и с ним не может случиться ничего, в чём он не смог бы оправдать себя, что не смогли бы понять люди.

Он вновь считал себя победителем. Комиссия работала не два дня: только через неделю, Енокентий ознакомился с результатами и всё это время он верил в свою звезду, верил, забыв о Любочке – она осталась в памяти только последствиями. Он пытался и не находил в ней достоинств –  одна грязь прикрываемая её очаровностью. Оголилась суть, и он удивлялся себе - до чего ослепила её внешность. Его не поколебала и смерть Любовь Ефимовны. Он, остался безучастным при прощании с телом, не потревожило и присланное Алексеем видео с невзрачным памятником на материковом городском кладбище – файл по имени «Морозовка Юго-Восточное к-ще. Аллея 5/1 Ряд 23/13» он просмотрел в равнодушие, позднее, не заинтересовали и сообщения о магии данного захоронения, якобы помогающему при душевных заболеваниях: Приложившись к граниту памятника – снимается внутреннее напряжение, уходят муки безысходности, уходят тревоги, страхи –  непреодолимое, после обращения к усопшей,  рассыпается пеплом. Она скончалась в ночь, после заседания с покаянием Любочки.   
С результатами полученными от аналитиков Енокентия знакомил Вячеслав Климович у него в доме. Енокентий поддержал Президента –  подобные результаты нельзя выносить на госсовет, нельзя и обнародовать. Если первые пункты носили общие предложения, как-то – программы ТВ должны шире освещать наши успехи, избегать обобщения негативных явлений, как-бы они не укладывались в устойчивые направления; поддерживать на государственном уровне деятелей культуры, искусства лояльных к государственным программам и в противовес –  тиражировать недовольства, антиобщественные проявления в странах с негативной оценкой как наших устоев, так и политического руководства.
 Последним пунктом рекомендовались внеочередные перевыборы. Данный пункт, Енокентий, Вячеслав Климович пропустили без обсуждения – какие перевыборы? очередные рядом – осталось около полугода. Отклонив перевыборы, они вернулись к повторному просмотру списка и остановились на пункте, предлагающем для психологической устойчивости устроить одновременно всеобщий отпуск с выездом в другие страны малыми группами, или даже поодиночке. Остановились и признали данный вариант лучшим решением в сложившемся положении. Енокентий, в намерении просмотреть возможные решения данного вопроса в соответствии с программой «Кинарха», проводил Вячеслава Климовича, а сам поднялся наверх. Настройки «Кинарха» предусматривали возможность по выходным, в течении шести дней в месяц, находиться вне острова для каждого гражданина. Енокентий, просмотрев варианты изменений данной настройки, остановился на использования выходных за три месяца вперёд, то-есть –  одновременный восемнадцатидневный отпуск для всех. Данный вариант Вячеслав Климович вынес на референдум – результаты подтвердили худшие прогнозы – жители желали разъехаться, за исключением единиц.
Через две недели, с трудом, смогли подобрать и согласовать места отдыха для каждого гражданина государства и успели профинансировать, а буквально за пару дней до отъезда, Енокентий объявил об остановке «Монетного двора» из-за пересыхания речки. В предыдущий день, поздно вечером закончили оформление документов. Администрация, Енокентий, две недели не отходили от рабочих мест, обедали за рабочим столом, ужинали не каждый день, а в день окончания отказались от  запланированного банкета. Енокентий, вернулся к себе настолько уставший, что выпив стакан кефира, отключил зуммер, телефон и лёг. Проснулся в середине следующего дня. Он ходил по дому и не замечал неких странностей пока не наступил на валявшуюся фигурку бегемотика, осмотревшись заметил и другие мелочи на полу, но не придал значения, пока не остановился у окна и увидел –  цилиндр над монетным двором светится фиолетово-синим цветом, а вдали на пригорке, расположилась довольно многочисленная группа с плакатами. Он, быстро оделся и направился внутрь станции: в непривычной тишине светился экран, «Станция отключена. Требуется обеспечить приток золотосодержащей воды», действительно, водоводы оказались пусты. Ни обдумывать, ни искать причины Енокентий не мог –  за воротами пикетчики требовали объяснений, он направился к собравшимся, только за калиткой наряд полиции, ввиду агрессивного состояния собравшихся, рекомендовал обождать у себя одного из помощников Президента. Вскоре прибыл Роман Селимович, он и объяснил: «На рассвете зафиксировали слабые подземные толчки с эпицентром под нашим островом – жертв разрушений нет –  Он говорил – Люди проснулись даже не от толчков, они проснулись от страха перед чем-то неизбежным. Подобное состояние живущие испытывали при первом отключении станции во время обвала цен на золото. Станцию нужно включать – Енокентий ответил – включить не получится, нет воды, по-видимому речка под действием толчков, проложила новое русло –  Роман настаивал – Людей в подобном состоянии имеющимися силами не удержать, вышел бы весь дом, но Президент вовремя среагировал – заблокировал выход из квартир всем не занятым по работе и поставил полицейских на выходах из дома –  и зло глянув на пикетчиков закончил – Эти где-то пронырнули, но мы и их, по статье, в назидание другим приберём позднее, а сейчас нужно включать». Енокентий согласился, вызвали техников, они нашли способ временной, аварийной остановки, вместе с остановкой, исчезло свечение, а когда Енокентий открывал ворота прибывшему грузовичку для обновления запасов продуктов, собравшиеся расходилась опустив плакаты – обстановка разрядилась.
В следующий час, Енокентий появился на всех местных каналах, он объявил об остановке Станции и прекращении выпуска, как золотых монет с летящей рыбкой, так и гирь неповторимого дизайна. За Енокентием, Вячеслав Климович проинформировал, что завтра последний рабочий день, в конце которого жители отправляются в обязательный отпуск согласно утверждённых маршрутов. Заканчивал он словами, «Через сутки, к полночи, на нашем острове должен остаться один охранник, Енокентий Трифонович. С началом выезда граждан, ТВ организует прямые репортажи о ходе отъезда». 

В пятницу начала лета, в день отъезда, первым Енокентия посетил Фукито сан, он сообщил что в полночь, по окончанию выезда отключат подземку, так-как главная диспетчерская служба на первом этаже дома, а дом будет обесточен в связи с отключением энергоприёмников и переключением энергообеспечения на питание от аккумуляторов только самого необходимого; как понял Енокентий, в основном его дома, хотя он мог пользоваться и собственным генератором. 
После его ухода, следующих посетителей, Холкиных, Енокентий не хотел принимать, он посчитал, что Холкин намерен требовать отмены отключения ЖД, а для поддержки привёл ещё и жену, потому открыл не сразу, однако когда впустил, когда они вошли, заговорила Нина Васильевна. Она жаловалась, верно не понимая что говорит «Первыми бегут крысы. Вольнонаёмные почти все уволились, грузятся со всем скарбом, явно без возврата. Но мы уже разместили объявления о вакансиях. Желающие найдутся! –  Александр, поглядывая в неопределённости на жену, уловил паузу и заговорил в смущении о давно минувшем – Подземка, хотя и приносит основные доходы, но жаль и о прекращении выпуска монет, а особенно гирь, мы на время отпуска едем на дачу, (так они называли свой домик на насыпном островке) свою радость оставляю дома, они напоминают о возвращении - притягивают. Пока буду обходиться без них –  Енокентий понял –  Холкин говорит о гирях, о подземке, только затем чтобы сгладить свою давнюю  жёсткость в требовании подключить ЖД вместо речки, говорит, считая себя виновным в остановке станции, возможно, с новым для себя осознанием прекрасного. Енокентий успокоил как мог, говоря – ЖД важнее гирь, монет, хотя они и принесли нам первую известность – и закончил не веря, по необходимости, чтобы ответить – После отпуска попробуем восстановить русло. Обратимся к специалистам по горизонтальному бурению».
Проводив Холкиных, он вновь отключил зуммер входа, отключил связь, а включил ТВ и попал на сюжет подтверждающий слова Нины Васильевны: На большой грузо-пассжирский теплоход, в давке, с тюками и баулами, переругиваясь поднимались уволившиеся вольнонаёмные. Ошибиться было невозможно – уезжали безвозвратно не желая говорить, от микрофонов отворачивались, картинку озвучивали только детские голоса, картавя о ждущих их бабушках и как там им будет хорошо. Енокентий не смог смотреть. Он отключил телевизор, вышел во двор и до позднего вечера бродил по своему хозяйству. Несколько раз заходил на станцию, открывал водоводы, пустые водоводы, перебирал монеты, скорее ностальгически. Он ходил, чтобы занять себя, осматривал имеющееся не более как музейные экспонаты, экспонаты из далёкой, прошлой эпохи. К полночи вернулся в дом, поднялся на второй этаж, от пирса отчаливало последнее судно, громада чёрного дома, едва отсвечивала от его огней, а через час всё погрузилось в темноту – судно растворился в ночи, а автоматика переключилась на автономный режим, оставив подключенным только постройки Енокентия. Он сел к монитору, открыл «Психологическое состояние» и не заметив зелёных точек, через минуту отключил, решив  «Только разъехались. Отдохнут пару недель проверю снова. Две недели подниматься наверх не буду! Две недели не буду себя терзать!».
В назначенное время,  включив монитор не поверил глазам: если в день отъезда, он не нашёл зелёных точек, то сегодня экран светился фиолетово-красным цветом. Цветом крайнего напряжения светился весь экран. Не нужно вызывать аналитиков, обращаться к экстрасенсам, экран ясно показывал – люди возвращаться не желают, они боятся возвращаться. Что он мог сделать? «Ни мне, ни Вам, никому не изменить неизбежное», вспомнились вдруг слова Тамары Павловны.
Днём, Енокентий несколько раз включал телефон, чтобы связаться с Вячеславом Климовичем и не позвонив выключал, несколько раз подходил к берегу чтобы отправиться на отсыпанный остров к Холкиным и возвращался назад. Он понимал – кроме слов «Нужно подождать. Осталась неделя. Все вместе придумаем», он ничего не услышит. Он знал заранее, никто не скажет ни о возможном решении, не скажет и что думает в действительности. Он, с помощью «Кинарха» сумел убрать способность оспаривать себя, взял на себя обязанность думать за своё окружение, а окружение думало и решало за зависящих от них, и так, до конечных исполнителей.

Иногда говорят шайтан в нём, в нём бес сидит, не оправдывают ли говорящие себя, понимая или не понимая, что бес вселится в любого, измотавшего себя своей невысказанной правдой - неприемлемой для слуха власть предержащих, правдой? Свободная мысль оказавшись под запретом, должна искать выход, люди не могут не думать, они не способны подчинить себя всецело кому либо.  Если им не позволяют высказать своё истинное мнение, оно, не высказанное мнение, не нашедшее выхода, не нашедшее единомыслия или противоположных доводов, разрастается до потери рассудка и не услышанная, не оспоренная мысль, объединившись с подобными, требуя выхода доходит до безумия, освобождается от границ, ведёт к разрушению вся и всё, включая собственное Я.
Енокентий, верно, о подобном не думал, он решил ждать оставшуюся неделю и принять любое решение госсовета, до передачи «Кинарха» С мыслью, о возможной передаче своих обязанностей, о готовности отдаться року, он успокоился и лёг. Перед рассветом ему приснилась Любаша в кабинете за столом. Он помнил этот крайний в ряду кабинет, он был в нём, только тогда на её месте сидела его первая учительница Тамала Павловна. При его входе Любовь Ефимовна обернулась и в удивлении сказала «До времени ты ко мне пожаловал, хотя и осталось совсем мало, но до времени. У нас здесь ожидаются перемены – Ад намечается убрать. Есть мнение, что на земле страшнее сковороды много чего есть, так что в отношении тебе подобных и решать нечего, как в прошлый твой приход, да и влюбим случае, заметил поди, место притворщика пустует, оно ждёт тебя. Иди пока». Енокентий вышел, шёл некими коридорами и остановился у отверстия внизу, присел хотел влезть внутрь, но квадратный проём в рубленной стене оказался мал, только-то успел рассмотреть своего давнего покойного друга, лежащим в углу, на верхней солдатской кровати. У проёма его нечто подхватило, приподняло бросило вниз, он чувствовал сквозь сон, своё бессилие справиться со своим телом, закричал и в крике открыл глаза. Он лежал на полу спиной к дивану, потолок стены окна наклонились, дверь на второй этаж к «Кинарху» покачивалась растворённая. Он лежал не пытаясь подняться, или боясь подниматься, он понял что произошло – мебель сдвинулась, прихожая полулежала перегородив выход, вещи, посуда битая и целая валялись на полу. Подниматься заставили надобности, только тогда он осознал масштабы произошедшего, масштабы его не напугали – он давно как будто ожидал подобного и обходил дом в смирении не более как ревизируя уцелевшее: в туалете в ванной на кухне вода из кранов лилась как горячая так и холодная, ни одна розетка, ни одна лампочка не обесточилась. Перекосившийся дом он принял как неизбежное и внутренне согласился: свой «малый остаток» провести подобно затворникам прошлого, в келье.
Он, ещё ложась, согласился принять любые превратности судьбы, а прибираясь окончательно уверил себя –  «Уготованное, пусть и не заслуженное, приму без ропота». С этим убеждением подошёл к окну и отшатнулся, его мозг, через непроглядную мглу прорисовал картину: о подобном он не мог думать, подобное не мог принять и с ропотом –  Фундамент дома, разорванный напротив его дома, в полукилометре от тоннеля подземки, развалился надвое, сам дом во время обрушения порвало на множество частей и одна из них, своим углом нависла над его домом, образовав в ровном водяном куполе выступ, из под выступа, пустыми глазницами смотрел… Одиз. Отшатнувшись и закрыв глаза, Енокентий видел шевелящуюся, тянувшуюся в свою сторону руку Одиза. Он опустился в кресло, холодный пот катился со лба, шеи, однако помощи ждать не приходилось. Посидев, с усилием унял дрожь, унял ужас скачущих мыслей и сказав себе «Нужно доживать свою малость» поднялся и вышел во двор, желая осмотреться, проверить холодильник. Оглядев с крыльца наклоненные постройки и не заметив разрушений, спустился в холодильник, внутри ничего не изменилось – компрессор работал, на полках лежали продукты, малую попадавшую часть, разложил по прежним местам. Выходил продрогшим и чтобы согреться, быстрым шагом направился вдоль забора, обойдя дом, вновь остановился, в страхе поднял глаза –  пустые глазницы Одиза, его шевелящаяся рука находилась так близко, что Енокентию показалось, подпрыгни и он коснётся, нет не коснётся – рука Одиза дотянется до него. Он быстро заскочил в дом, в доме со стороны колыхающегося тела, задёрнул на всех окнах портьеры.
 Настраивая защиту «Кинарха» при запуске, он отнёс свой дом с постройками к четвёртой зоне, не представляя её действия, в первый день после крушения, труп ли Одиза или нависшая глыба дома, не позволили ему осознать своего нового положения - положения подводного царства своих владений. В последующие дни он рассмотрел и осознал случившееся: Ровный купол из воды покрывал его усадьбу, часть стены дома с трупом Одиза, показавшийся Енокентию в страхе первого взгляда совсем рядом, обманули его – уже на следующий день он пытался дотянутся шестом до угла свалившегося дома, пытался дотянуться чтобы перевернуть хотя бы голову Одиза, только ни шест, ни брошенный камень не находили препятствия и даже забравшись на крышу собственного дома с шестом, Енокентий видел – расстояние не уменьшилось, он понял –  страх вызывает иллюзию, а иллюзия усиливает страх.
К концу первого дня, убедившись в полной работоспособности необходимого, Енокентий поднялся наверх: монитор экрана «Кинарха»  светился текстом с требованием - отключить охрану ЖД, ввиду затопления главного диспетчерского пункта, он нажал ОК с отсрочкой в неделю - тоннели должны покинуть  работавшие внутри, или случайные люди, согласился и на автоматическое решение текущих задач, как-то вход выход судов и другое. Последним открылось окно с предложением воспользоваться имеющимися средствами личной безопасности находящихся в нижнем отделе шкафа, в отделе возбудившем любопытство при запуске, отсутствием ключа и невозможностью открыть. В этот раз, отдел открылся без затруднений – аккуратно уложенный глубоководный костюм и пульт, всё что имелось в нём, то-есть имелось всё, чтобы покинуть подводное царство. Инструкция гласила  «Вне дома одеть костюм и пультом дистанционного управления отключить «Кинарх». Енокентий, поразмышляв некоторое время, отказался от немедленного катапультирования и переключился к осмотру своей территории на большом экране. При первым взгляде, он не приметил изменений: та же сетка очерчивала границы государства и только увеличив масштаб, Енокентий  не нашёл своего острова, на его месте катились волны вплоть до берега новой отсыпанной земли, нового острова, который землетрясением приподняло и он заметно увеличился в размерах. Вячеслав Климович с «арестованным» Кроевым, другие владельцы участков, не покинувшие границы государства стоя на берегу, вяло обсуждали способы спасения Енокентия, скорее не обсуждали, а умиротворяли собственную совесть, среди них, единственная Нина Васильевна, горя взглядом пыталась убедить, что Енокентий жив и его надо спасать. Вскипевший Енокентий, намереваясь сказать всё что думает включил микрофон, но остановился секундой упорядочить мысли и секунды хватило, чтобы отказаться от слов и отключить микрофон, а затем он вырвал его, бросил и растоптал. Зло, скорее беспричинное зло, захватило его и он не понимая, что делает выдернул из шкафа костюм, пульт, бросил на пол и в беспамятстве топтал и рвал, пока не обессилил, а обессилев спустился вниз пал на диван и ушёл в летаргию, в обморок или сон.
В себя вернулся через сутки, вернулся с пониманием – у него нет путей назад и главное, более он не только не может, но и не имеет права тревожить мир своим голосом! К жизни, к осознанию своего положения, окончательно вернул очередной толчок, во время отключения охраны тоннелей ЖД через неделю, после которого, пол принял горизонтальное положение, а выйдя во двор убедился, постройки также выровнялись и стало гораздо светлее, он видел даже тени, должно быть над ним стоял солнечный день; возвращаясь в дом остановился на крыльце, поднял голову – сегодня рука Одиза не двигалась, не тянулась и всё же, пустые глазницы заставили быстро зайти внутрь. Войдя, он представлял яркий солнечный день, ах как он хотел бы всего час, минуту, пробыть при дневном свете, а солнце! Один взгляд на солнце, он считал, одарил бы его неслыханным счастьем! Думая о солнце, он встал и не начиналось ли у него заболевание? ему показалось возможным увидеть дневной свет через бинокль. Подойдя к окну, прижал бинокль к глазам и отдёрнул занавеску – нет, солнца он не увидел, однако увидел разлом фундамента. Его он не мог видеть за дальностью, через мутную воду, но отчётливо увидел не только разлом, но в разломе повторяя фигуру тела болтался целлофан, он вспомнил Фукито - «Труп завернули в целлофан и сбросили в бетон», вспомнил и собаку, которая  в этом месте, в злости пыталась когтями разорвать фундамент. Он задёрнул занавеску и медленно, глядя в пол, пошёл по кругу, а из памяти без его воли всплывало «Тысячалетний рейх. С глубины в километр к нам не  заберутся –  и через два три круга пришло – Теперь не поправишь. Нужно было устанавливать до центра земли. Установи до центра земли и труп в фундаменте мог лежать все триста лет не мешая установлению высшей справедливости». Он видел причину разлома дома, а следом, причину разлома своей жизни, в ошибке настройки Кинарха!
Его мысли о доме, об ошибках, покружившись в подсознании вновь вернулись к солнцу, он нестерпимо хотел видеть солнце, хотел увидеть хотя бы на мониторе. Поднялся наверх, включил большой экран, на экране солнце сияло, только экранное солнце не принесло радости. Он по привычке, без интереса, осматривал свои владения. Он оставался хозяином «Кинарха», но осматривал не более как безучастный, посторонний любопытствующий, он видел изменившийся отсыпанный остров, который не только значительно увеличился, но увеличившись повторил очертания острова принадлежащего некогда ему, та же подкова километров в двадцать, и та же бухта. В бухте вблизи берега стояли несколько судов заполненных гражданами  государства – у них закончился отпуск, они могли находиться только на территории г. Ротуск.
Енокентий вошёл в настройки «Кинарха», надеясь что в данном положении, появятся доступные изменения, только свои лучшие намерения оказались неосуществимы, выпавшее окно «Любые изменения заблокированы» остановило исполнение намеченного. Просидев некоторое время в раздумье, перешёл к вторичному осмотру территории, границ, – в акватории увидел ещё несколько судов, плавучих гостиниц, следовавших в направлении острова. Объяснение нашёл на ТВ: в новостях, да и в большей части прочих программ, обращались к мировому сообществу о сборе средств на плавучие гостиницы, продукты, предметы первой необходимости, в связи с землетрясением уничтожившем одновременно целое государство, при этом повторяли многократно сказанное, что граждане имеют чипы и не могут покинуть территорию государства. Они находятся в критической ситуации! 
Просмотрев новости, увидев воочию деятельность благотворителей Енокентий отказался искать более что-либо в «Кинархе» сказав себе - «Люди выживут. За всё надо платить»  хотя за что, он считал его граждане обязаны заплатить?» И обязаны ли? Данный вопрос он оставил, вернулся вниз, прошёл в комнату-музей и обведя взглядом бутафорское окно с куполами церквей, две гири по бокам и пирамидку из банок внутри, достал ноутбук. С этого дня Енокентий нашёл себе занятие – ежедневно, 4-6-8 часов в сутки, сев в кресло рядом со столом и открыв напротив, на стуле ноутбук, стучал и стучал по клавишам, с этого же дня он включил имеющееся в комнатах  видеокамеры, записывающие каждое его движение, каждое слово – хотя в первое время почти и не говорил. Изменения, судя по имеющимся видеозаписям, обозначились позднее, когда он не по одному разу оставив ноутбук, проходил к трибуне и говорил, и говорил, правда смысл понять было невозможно?
К концу лета, просидев за ноутом до чувства голода, шёл на кухню готовить; готовил на неделю, иногда у него получался и красный суп, проголодавшись подогревал и хотя из памяти всплывали знакомые ароматы, но отвлекаться времени не было, наскоро поев, вновь шёл в свой музей, садился и вновь до голода, или до болезненного раздутия головы стучал и стучал. С усилением болей заканчивал, если удавалось, то засыпал, иногда поднимался наверх, садился к «Кинарху», включал большой экран: картина открывающаяся перед ним не могла радовать – вся бухта вплотную заполнилась плавучими гостиницами, круизными лайнерами, некогда лайнерами: на воде качалось то, что ремонту не подлежало, то что прибуксировали, впихнули и оставили, но люди радовались любому месту пригодному для ночлега, месту где можно, нет не жить, где можно в остановившемся времени – сидеть. Другая часть имеющих средства, нанимали яхты, покупали участки земли на острове, да на острове вновь кипело строительство, но очень малая часть могли позволить себе пусть без излишеств, но жить на суше. Такая же малая часть, кому не досталось места ни на суше, ни в бухте, ютились вокруг острова на утлых судёнышках, отслуживших баржах – сосуществовали на всём что можно было заякорить, на чём можно было в зиму укрыться от морозов и ветров – люди выживали. Енокентий, вырвав микрофон, не мог вмешаться, но он мог в мыслях сопереживать, возмущаться новым устроением. После него, всего через два-три месяца кто-то выживал не имея досыта хлеба, да что хлеба, пресную воду выдавали по норме. Государство созданное им в бессонных ночах, в крайнем напряжении, рухнуло, а главное люди: через каких-то два-три месяца бросались на свежею морковку с готовностью затоптать слабого и всего-то через месяцы, после разрушившейся высшей справедливости установленной Енокентием Трифоновичем.
Енокентий, сидя у «Кинарха» мог слышать проклятья тысяч и тысяч, обрушившиеся на него; он чувствовал вдавливающие, без возможности ответить, обвинения в свой адрес. Если при заселении дома, ему поклонялись, им восхищались, то к осени плюсы обратились в минусы и он не мог укрыться, на минуту спрятаться от поражающего изничтожения  любых своих прошлых действий. Люди, нашли крайнего в своём бедственном положении и тешили себя, если не словесно то мысленно: его поступки, его самые лучшие намерения за миской разогретой, а иной раз и холодной консервированной пищи, представлялись в их глазах, равной мерзости ежедневной перловой каше. Ручейки ненависти от каждого, сливались в лавину от которой он гнулся, сгибался физически и в полубессознательном положении, оставив ноут, подходил к трибуне и начинал на непонятном языке высказывать, не высказывать, а оправдывать свои прошлые действия, только с каждым днём лавина обвинений росла, его же аргументы истощались и он уже не мог себя кое в чём мысленно оправдать. Первой, предстала пред ним работа пленных, в авральном режиме упрятывающих речку в бетон. Круглосуточному самоистязанию подневольных в осеннюю слякоть в обледенелой одежде, он не мог найти оправдания. А следом, ещё страшнее: однажды, забывшись, он отдёрнул занавеску, именно в этот раз, ни ранее ни позднее, пустые глазницы трупа Одиза заставили его признаться себе, что в случае раскрытия причины исчезновения его –  ненавистного ему Одиза, он поступил несправедливым государственным деятелем, а мелким себялюбцем, которого  побороло собственное  «Мне дозволено решать кого искать, а кого нет, кого карать а кого одаривать». Признав однажды суть своего «величия», он более не смел вмешиваться в отношения ни с помощью «Кинарха» и тем более голосом; он и в мыслях сторонился участия в любых полемиках. Он замкнул себя, у него остался один ноут с которым он делился остатком своих мыслей – излагая не людям, а ноуту свои оправдания. 

Кто-то, хотя бы по долгу службы, прочитав последний абзац и приостановившись, скажет «Да это ложь. Да он противоречит сам себе. Да где же вторая половина поддерживающая его, которая обязательно должна быть, если не половина то часть? Были они и у Енокентия, только он за долгое время преклонения пред собой настолько привык, даже не привык а уверился в своей особой миссии, в своём превосходстве над каждым и всеми, что сорвавшись в пропасть проклятий, оказался не в силах противостоять валу ненависти – у него хватило сил лишь растоптать микрофон, уничтожить средства спасения, а следом, при первых нелицеприятных словах выдёргивать шнур ТВ и укрываться за трибуной, либо соединяться с компом. Но, к концу лета он, устал от единственной дружбы с компом, признал некоторые ошибки, а одиночество вынудило терпеть и ТВ, и вскоре обнаружил, что в вое всеобщего изничтожения прорывались голоса оправдывающие его действия. Если Вячеслав Климович находил и озвучивал его некоторые ошибки: говоря о части принятых правительством решений выгодных узкой кучке, под давлением владельца острова, то Нина Васильевна, Холкин, Фукито сан, пытались оправдывать его, а один, лишь один, неустанно проповедовал своё признание заслуг Енокентия. Им оказался, в изумление Енокентию, Чистин. Он, после болезни, до конца не оправившись, пытался обелить действия Енокентия, говорил и говорил о его высоких намерениях, о его служении единственно справедливости, о его стремлении облегчить условия жизни для каждого, говорил так много, и всё как-то в не согласии с имеющимися слушателями, что его не хотели слушать, получалось, как говорят –  он слово, а ему десять, он – «Енокентий Трифонович ошибался в подборе своего окружения – ему – Он не контролировал выборы. Он не желал слышать критику. Он месяцами, спрятавшись за администрацией, занимался своими частными вопросами».
Позиция Чистина вызвала любопытство, озадачила Енокентия, он бродя по дому по двору, невольно перебирая свои встречи с ним начиная с лопухов, с гостиницы, а перебрав, взялся вторично за его записи. Если просматривать видеозаписи той поры, то можно было думать, Енокентий возвратился в свои лучшие времена: он вставал, делал зарядку, на ходу, раскрыв записи Чистина жевал нечто, присаживался к компу стучал по клавишам, стучал сосредоточившись не отрываясь от тетради – он, неизвестно зачем, упорядочивал часть записей заинтересовавших его. (Данные наброски пришлось отделить в отдельную главу, являющуюся заключительной частью данного описания) Он вновь занимался до усталости, а устав включал ТВ, более он не боялся нападок, более он не казнил себя за ошибки, у него был защитник не сравнимый ни с Фукито, Холкиным и даже с Ниной Васильевной, защитник, принимающий и понимающий его со всеми недостатками, он ждал иногда часами любого эпизода с Чистиным, или о Чистине и однажды диктор зачитала  постановление правительства, о закупке двух тюленей: известив, что данное решение принято по инициативе Виктора Чистина для стабилизации психологического состояния граждан. Вячеслав Климович, перед камерой объяснял: Благотворное влияние морских млекопитающих на человека общеизвестно, мы намеревались приобрести дельфинов, однако за неимением, согласились на сивучей. А через неделю, верно не выдержав наплыва глазеющих, они сбежали. Енокентий, узнал о происшествии при включении «Кинарха», а осматривая территорию нашёл бежавшую пару бьющейся в пограничную сеть. Картина повторяла давние события с задержанием рыбаков-браконьеров, тот же разгон, удар в сетку и огромная трёхметровая туша весом в тонну как мячик отбрасывается назад.

Жаль ли было Енокентию людей качающихся на волне? оказавшихся на перловке, получающих пресную воду по расписанию, должно быть нет, должно быть он людей не жалел, у него даже мелькало в сознании – они заслужили чего имеют. Может ли думать в подобной последовательности здоровый человек, скорее нет, конечно нет, но Енокентия, как назвать здоровым человеком? как назовёшь здоровым человека, который запомнил ухмылку попавшего под него и осознал причину сгоревшего дома через полстолетия, а осознав, нашёл виновного в лице передовика и не имея возможности расправиться с ним, набросился на его сына, и ведь пока не избавился, думать ни о чём не мог и данное деяние только один, маленький случай из его «побед». Но и данного случая, должно бы хватить для бегства от него, либо изгнания на далёкий необитаемый остров, а вместо логова на острове – он владелец острова, государства, его слова ловит мир, ему поклоняются и у него мелькает – «Они заслужили чего имеют!» – выдачи воды по норме! Да и сам, разозлившись на мир, зарёкся более соприкасаться с человеком разумным и не соприкасался, и нашёл себе занятие, и успокоился, а пара бьётся в им поставленную сеть!

Следующий день Енокентий начал с включения монитора и поиска сивучей на границе и нашёл, в километре, двух от прежнего места, в остальном картинка повторялась – разгон удар отскок. Картинка повторялась у сетки, от острова же, в направлении тюленей, следовали два судна со снастями для отлова беглецов. По лицу Енокентия пробежала тень, одиночество разучило его скрывать истинные чувства и не нужно быть специалистом, чтобы просматривая записи не увидеть его страданий. Он отключил монитор, не заметив качающийся катер над своей усадьбой с Чистиным, не увидев и смотрящих с балкона дома Вячеслава Климовича с Кроевым в сторону катера, а отключив, спустился вниз и сел к ноуту, от которого отошёл через пару часов. Он закончил стучать по клавиатуре, подключился к «Кинарху» и отправил написанное в «Облако» без пароля, с возможностью разового скачивания. Он надеялся, что кто-то заинтересуется его страницами? заинтересуется во время когда бросили читать, когда читают только специальную литературу, полемизируя о х/книге, как о полупустом времяпровождении, хотя в определённом возрасте возможно, и необходимом. В «Облако» же с «Кинарха» уходили и записи с камер видеонаблюдения, они то и засвидетельствовали о долгом хождении Енокентия по дому, а ближе к вечеру, он сел в своё кресло, сидел с отрешённым лицом, затем поднялся наверх, открыл нижний ящик со средствами спасения, осмотрел обрывки костюма, верно они отяжелели и выскользнули из его рук, или силы оставляли его, верно и сознание покидало его: Неуверенными шагами он приблизился к аварийному блоку «Кинарха» разбил стекло, одной рукой убрал предохранитель, второй отключил питание. До рёва хлынувшей воды через вылетевшие окна, до грохота разрушающихся стен, разлетавшихся брёвен, эхом прозвучало «Моей сетки больше нет – и следом с болью – У меня же был один сторонник, но поз..д..н..о».



                Тетрадь

Если Енокентия, перечитывание записей Чистина вернуло к жизни, к деятельности, то для постороннего человека, далёкого от произошедшего на острове, его записи способны только рассердить. Сумбурность, порой бредовость изложенного, потеря всякой последовательности, заставили основательно переработать написанное им, дополнить записями с видеокамер, прочими свидетельствами. (Возможно от того, что большая часть, написана им перед госпитализацией) В первой записи, подтолкнувшей к карандашу, он описывает задание батюшки - посещение безнадёжно больного: Больному за восемьдесят, у него гангрена ног, он отказался от операции и живёт на обезболивающих. Виктор отказывался, но батюшка настоял, объясняя «В самое трудное время мы служители Всевышнего обязаны быть рядом. Привыкай». Он хорошо помнил время перед кончиной своего отчима и ожидал подобное, только увидел совершенную противоположность: При входе встретила приветливая хозяйка, провела в комнату, где на диване у печи лежал вовсе не безнадёжный, вовсе не удручённый. На диване лежал мужчина в возрасте, но не старик. Глядя на него можно было подумать, больной заблуждается и уверен в своём выздоровлении, однако заговорив, он не строил планов на будущее, говорил о прожитом, а на вопрос «Были ли вы счастливы? ответил – Я сейчас счастлив, сейчас у меня лучшее время – сказал, задумался и произнёс – Жаль мало осталось – опять задумался, на лицо упала тень и дед выдал – Два лета, на всю-то жизнь когда я был действительно счастлив: лет в одиннадцать, двенадцать –  с Отцом на сенокосе». Что из услышанного, его Чистина, заставило начать записи? Он, который и сенокоса не знал, но что-то заставило.
 В его записях помимо бредовости, напрочь отсутствует освещение личного, во всём написанном, имеется всего два упоминания о Тамаре Павловной, обозначенное инициалами Т.П. В первом написано – она, Т.П. держала на столе «Народную монархию» Солоневича И.Л. с заложкой на разделе «Пётр1», пока Виктор не открыл, не прочитал о «величии монарха»: о его побегах с поля боя, выкупе из плена и итогах –  «средняя убыль населения в 1710 году, сравнительно с последней московской переписью, равняется 40 %. В Пошехоньи из 5356 дворов от рекрутчины и казенных работ запустел 1551 двор и от побегов — 1366». - Документ 1726 года, то есть сейчас же после смерти Петра, подписанный «верховниками», говорит: «Словом, разгромлено было все, по-батыевски». 
Солоневич, для убедительности цитирует Ключевского: «Казнокрадство и взяточничество достигли размеров небывалых раньше, разве только после…» и собственное дополнение –  «Дело осложняется тем, что, воруя, «птенцы, товарищи и сыны» (Петра1) прятали ворованное в безопасное место — в заграничные банки. «Счастья баловень безродный» Алексашка Меньшиков перевел в английские банки около пяти миллионов рублей.. Для ее оценки вспомним, что весь государственный бюджет России в начале царствования Петра равнялся полутора миллионам, в середине — несколько больше, чем трем миллионам, и к концу — около десяти».
Прочитав Солоневича, он нашёл на том же столе «Путешествие из Петербурга в Москву». Радищева А.Н. (1790г.)  Описанное происходит при Екатерине Великой, в золотой век Екатерины: Барин омерзляет деревню девок. (60дев.)  Крестьяне везут омерзителя на суд не к государевым судьям, они везут его к Емельке Пугачёву. Они везут судить. Они ещё не накопили ненависти на убийства, как убивают позднее, вначале единицами как М.А. Достоевского, а затем и миллионы, уже без разбора в гражданской войне. Екатерина ll Великая, ознакомившись с данным произведением и не заметив главы о цензуре, и т.д. отдаёт под суд автора, не омерзителей, не полководца описанного им и возившего устриц за государственный счёт, а именно автора, и её «суд» приговаривает Радищева А.Н. к казни.
После смены режима, при последующих правителях оплевали и обличили предыдущих, но по сей день не перевели книгу на современный, читаемый без словаря язык. Последующие правители, как и предыдущие, не согласных судили  к высшей мере своим судом, держали в психушках, уничтожали книги. Они повторяли творившееся сотни лет назад при признанных великих. Они, верно считали и себя  Великими?  А книга в доступном чтении, без школьной обязаловки, обязательно подтолкнёт к пониманию: Да мы и на шаг не отдалились от времён, в которые, писавший не оды может перепутать алкоголь с «царской водкой», потому мы и читаем у Александра Николаевича «Выя, поноровка, десниция, шуйция, да воскраие», и сегодня газеты закрываются, да и судятся в высоком суде Лондона.
Следующим он находит Бунина И.А. который удивил Виктора. Зная его крайнее неприятие революции он читает написанное им: «Деревня» 1910г.  «Люди живут у пруда с жёлтой водой, под навозной плотиной. Воду отказывается пить лошадь, а люди живут на такой воде. У него (Бунина) вырывается «Господи боже, что за край! Чернозём на полтора аршина, да какой! А пяти лет не проходит без голода. Город на всю Россию славен хлебной торговлей, – ест же этот хлеб досыта сто человек во всём городе».
В продолжение, он знакомится с написанным Л.Н. Толстым: «В 5 мальчик становится за станок и стоит до 8. В 8 пьет чай и становится до 12, в 1 становится и до 4. В 41/2 становится и до 8. И так каждый день...; Крестьяне, грузящие товары, работают 36 часов сряду. Работают постоянно, без праздников». –  Возникает вопрос, сколько способен прожить подданный в подобной системе? Он смотрит статистику, статистика подтверждает: Средняя продолжительность жизни 1913 году - 32,9 года В то время как в Англии – 52 года, Франции – 50 лет, Германии – 49 лет, среднеевропейская – 49 лет. (Мельянцев В.А. Восток и Запад во втором тысячелетии: экономика, история и со-временность. — М., 1996.)
В конце XIX века Французы, потребляли в 1,6 раз больше зерна, чем русские крестьяне(21пуд). Если в числовом измерении француз съедал 33,6 пуда зерна в год, производя 30,4 пуда и импортируя ещё 3,2 пуда на человека. Немец потреблял 27,8 пуда, производя 24,2, лишь только в неблагополучной Австро-Венгрии, потребление зерновых составляло 23,8 пуда на душу.  Мяса русский крестьянин потреблял в 2 раза меньше, чем в Дании и в 7-8 раз меньше, чем во Франции. Молока русский крестьян выпивал в 2,5 раза меньше, чем датчанин и в 1,3 раза меньше, чем француз. (Как жилось крестьянам в царской России. Павел Краснов)
Читая и перечитывая классику, знакомясь со статистикой, Чистин наполнялся гордостью за принадлежность к стране, которая избавилась от системы с изничтожительной политикой для своего народа. Он, открывший для себя историю своей страны вне подвигов, желал поделиться познанием, желал единомышленников, желал дискуссий в которых, он не оставит шансов своим противникам. Ко времени осознания себя нового,  появляются площадки где можно не оглядываясь, как он считал, высказывать своё понимание. Виктор регистрируется и заводит страницу в одной из соцсетей. Только его мнение, его открытие, никого не интересует: на комментарии не отвечают, написанные посты остаются без внимания, без единого комментария.   
Он, чем бы не занимался всегда добирался до среднего уровня, здесь же полное игнорирование –  подобное отношение к своим трудам заставили искать темы способные заинтересовать и он нашёл, нашёл несмотря на предостережения, что политика в нашем мире опасное занятие. Он не думал о политике как таковой – он высказывался о происходившем, способным подвести к некой черте.
 Администрация, ко вторым выборам верно поощряла полемики, так-как на ТВ, в инете, велись обсуждения как прошлого, так и имеющиеся злоупотребления: Любая власть склонна завести своего «Меньшикова», склонна использовать служебное положение в личных интересах  и только  неподконтрольные СМИ, вынося сор из избы, способны стабилизировать положение. Думается, –  без привлечения масс, полной свободы СМИ, любые контролёры не способны остановить распространение подобной заразы.
Первые посты Виктора, не совпали с интересами большинства, они сор не выносили и написанное осталось без внимания, но и в данном случае можно повториться «Кто ищет, не захочет да найдёт» нашёл и Виктор и несколько необычно: Ему поручалось посещение не только безнадёжно-больных, но иногда, родственники приглашали к своим проблемным близким – пристрастившихся к потреблению спиртосодержащего. С ними он сходился особенно легко: Они не перенёсшие мелкую обиду и засунувшие нос; они, ошибившись и не получив поддержки засунули нос; они считавшие её самым близким человеком, узнавали и засовывали нос. Причин тысячи и от тысяч причин можно найти успокоение засунув нос,  их порицают и склоняют – но они другие: не способные засучить рукава против близкого человека, не способны и сойтись на грудки с близким человеком; «не способны с детства бить человека по лицу». С одним из таких сошёлся Виктор. Сошёлся, слушая наблюдавшегося у психиатра подопечного, а затем верно и сам забывшись, через звёздочки присовокупил запомнившееся, к посту на своей странице и не единожды.
 Свои  дополнения к постам он начинал с провоцирующего вопроса –  что ожидает сверхдержаву через пятьдесят лет? И отвечал: вижу бескрайнюю водную поверхность лазуревоголубого цвета. Она ровна, без движений. Посредине пространства появляются богатыри в белых одеждах, их с десяток, стоят полукругом, среди них несколько женщин, мужчины с белыми длинными бородами. Они наклоняются и поднимают некое основание, из него масса воды плавно вытекает до обозначившегося подъёма. Основание поднимают до плеч, остаётся овальная лужа, она ярко голубого цвета. Богатыри поднимают руки, вода переливается через край, на месте края до метра уступ вниз. В следующей картине: бескрайность делится уступом, по которому верхняя часть плавно перетекает вниз. Вокруг бескрайняя голубизна.
Он спрашивает, что ждёт нашу Родину, через пятьдесят лет? Он слышит вопрос, кто будет следующим президентом? И отвечает настолько непонятно, что могут признать за гениальность: Берег, далее мутная вода без границ. Лёгкая волна накатывает на берег и брызгами, а следом фонтанирующей струёй возвращается на пару метров от берега, затем, уже не волна, а постоянное течение упирается в берег,  затем течение обозначается уходящим вниз, под землю, потоком. Берег высок, поросший справа чем-то белым и далее, серо-зелёным. В сменившемся виде противоположная сторона возвышенности: невысокое здание богатой римской архитектуры занимает треть вида, здание неожиданно продлевается во весь горизонт, ниже под коркой на которой стоит здание, вертикальный разрез желеобразной тёмно желтоватой массы с рельефом таящего льда. Верх среза принимает сферическую поверхность, жёлтообразное наполнение тает, уходит, образуется глубокая пустота. Толщина оболочки от метра, слева белёсо-зеленоватого цвета,  до тонкой корочки земельного цвета справа. Затем пустота быстро заполняется чем-то, с некими вкраплениями белого цвета, справа остаются небольшие пустоты.
 Пишет и о президенте: не отвечу о следующем, не отвечу и о втором, и не от того что не знаю, а скажу, что третьим будет белая, белая коза, да ещё и в завитушках. Подобные ответы не смущают читающих. Их не смутило и случившееся позднее, когда остров, то-есть их Родина, ушёл под воду, несмотря на его описание - дома с богатой архитектурой.
Подобное распространяется не только подобными Виктору с семью классов образования, но и по спутниковому ТВ широкоформатным цифровым вещанием. Программа за программой, уверяет о особых, удивительных способностях некоторых индивидуумов. Люди не захотят, да поверят, что живут  не совсем в том мире который им преподносит официальная наука, и готовы ловиться на любого, якобы способного видеть чье-то завтра. Поймались и на его приём, хотя не пойматься было трудно, в добавление к изложенному от находящегося под наблюдением у психиатра, он однажды не смог ответить на оскорбительную грубость одного из комментаторов. Ответную грубость он не мог написать, не мог перейти через высказывание Т.П. - «Грубость – удел низших существ», Виктор не мог ответить грубостью, а оскорбление, разбухая захватило сознание, заполнило без остатка, мысли подчинили тело, пошли круги а из кругов, штрихами обозначилась фигура в шлеме падающая у столба.   
Он не знал что случилось, но после фигуры, столба, его страница заинтересовала: подписчики прибавлялись десятками, первые лица острова, хотя и не стали его подписчиками, но Виктор заметил и их внимание. Полемика со своими оппонентами не особо прибавляла популярности и он присоединился к потребности дня: каждый пост о упущениях, злоупотреблениях власть держащих, бурно поддерживался – соцсети молоды, деятельны, им остро, немедленно требуются исправления, перемены. Он всегда являлся противником свержения и установления, но что-то вырывалось из под строк, вырывалась подоплёка написанного, вырывалось своё бессилие перед сложившимся. Читающие, верно чувствовали основание в написанном и не только молодые, чувствовали и на верху – их, страница в добавление с толпой в сквере перед выборами, обеспокоила. Они включили весь опыт борьбы с инакомыслием, с собственными противниками. Он терпел обливание зелёнкой, обгаженный забор, а когда рядом с калиткой повесили рекламу, Виктор её срезал и унёс на нужды дома и не от необходимости – с ним произошло нечто необъяснимое, подобное происходившему ранее: он, придя на выборы поставил галочку против - приложив физическое усилие. Да, рука, сознание, всё заставляло отметить рекламируемый пункт и уходил на ослабевших ногах, как после тяжёлой длительной работы; в другой раз на улице, он озвучил одобрение курсу, озвучил то, чего в нём никогда не было. А  реклама на заборе и его сознание??? Вначале он прошёл мимо, только вернулся целенаправленно срезать, вернулся ведомый неизвестной силой, не способный думать, в маниакальном состоянии и срезал, но установленная камера зафиксировала – не нужно гадать о последующих шагах. В последующем подключилось ТВ с унизительными и уничтожительными высказываниями и вновь он наполнился злом и беспомощьностью, и вновь с ним произошло нечто - у судна, в яркий солнечный день. Между тем заметившее его ТВ разделилось, как показалось Виктору, на сторонников и противников и одному из них он поверил, а оказалось тот подтравливал, он надсмехался над ним как над доверчивым мальцом. В злости, Виктор плохо запомнил данный случай, только-то своё буйство, но он смог остановиться, только не мог остановиться на своей странице.
Виктор побывав запертым в гостинице с Енокентием и сойдясь с ним по очень многим, да по всем возникшим вопросам, понимал его, возможно, как никто другой, понимал и чувствовал происходящее с ним и как-то, на вспомогательном, не подключаемом к инету ноуте для собственного пользования, оставил две строчки о его неустроенности и должно быть, не ошибся. Виктор не мог предвидеть, что кто-то способен прочитать личные записи, но прочитали и возмутились, в том числе и Енокентий. О его реакции, с языка на язык, с добавлениями о согласованности с ним - «Читать и подглядывать», докатилось и до Виктора. И вновь его понесло, затем закрутило в винтовой лестнице вниз. Он оказался в полутёмной очень высокой пещере, ритуальном ли храме с четырьмя колоннами, на полу, на ковриках в жёлто-оранжевых одеждах сидели четверо, и один из четверых был Енокентий. Когда Виктор очнулся его дыхание ещё не успокоилось, его мышцы ещё не расслабились, ему не принадлежало ещё и сознание. Окончательно возвратился в себе утром, успокоил себя – Енокентий ещё не худший вариант, он только один из своего поколения, он только повторяет уже виденное и с ним, с его поступками, Виктору придётся смириться. К последним выборам, Виктору пришлось не только смириться, его принудили замолчать. Получив согласие, «Енокентию и нужно было – только кивнуть», в добавление к зелёнке, фекалиям, беспричинной многочасовой рвоте с диареей, добавили имитацию выстрелов: из-за контейнеров в порту; из-за кустов в парке, с летящего водного мотоцикла вдоль берега. С экрана телевизора ясно давали понять о его нарушениях грозящих большими проблемами; о имеющейся порочащей информации; во время прогулки вне своего двора, на него валится глыба неизвестно откуда, в доме звонит телефон раз за разом, но в трубке молчат, а едва забывшись занявшись чем либо вновь звонят и вновь молчат. Среди ночи приходят нестерпимые головные боли. Его обложили.   

Если, Солоневича Чистину подложила Т.П. то ко вторым выборам, Виктор не нуждался в подталкивании к чтению –  он берёт книги выбранного направления в библиотеке, скачивает с инета. Гордость, за свою страну переломившую исторический ход, растаяла гораздо скорее чем накопилась: Он усваивает –  революция, это  сотни тысяч жертв во Франции, а в России уже миллионы, цифры, как бы велики не были остаются мусором в памяти не трогая душу, сердце. Описанное же видевшими происходящее не могут оставить равнодушным. Первое потрясение, именно потрясение, произвело прочтение дневника Бунина И.А. «Окаянные дни» (18-19г)
Сочувствие к голодающему люду у соприкоснувшегося со сменой режима, уходит бесследно, взамен, чередуясь изо дня в день, от записи к записи, нарастающая ненависть –  матросы… винные погреба… конфискации… расстрелы…с одной стороны, а с другой – страх, голод, молитвы, ожидание немцев, французов. Он, Бунин, едва касается вины в происходящем собственного сословия, написав «Да и делали мы что придется, по большей части как Бог на душу положит». Должно быть, беды от происходящего, боль от потерь, парализовали разум – анализ не возможен, не возможен и по причине самосохранения. Дай волю мыслям и они вынут: Столетие за столетием, отдаление верхнего сословия от народа, от «черни». Они, «элита» государства, говорила и переписывалась меж собой на иностранном языке. Она элита, проигрывала в карты до сотен тысяч рублей разово, оплачивая рубль за смену грузчика; они дарили и обменивали своих крестьян. Он, Бунин, в дни переворота не вспоминает, как мальчика, за то что он зашиб по глупости ногу собаке, Генерал затравил собаками. Мать помешалась. На третий день померла. Они, считающие себя высшим сословием, управляя страной за столетия накопили столько ненависти, что нужен был только голос, способный объяснить истинное положение масс и предложить простоту выхода, и начнётся. Оно и началось.

У  Бунина, к маю 19г. верно страх отступил, возвратилась способность анализировать и он пишет «Разве многие не знали, что революция есть только кровавая игра в перемену местами, всегда кончающаяся только тем, что народ, даже если ему и удалось некоторое время посидеть, попировать и побушевать на господском месте, всегда в конце концов попадает из огня да в полымя? Главарями наиболее умными и хитрыми вполне сознательно приготовлена была издевательская вывеска: «Свобода, братство, равенство, социализм, коммунизм!» И вывеска эта еще долго будет висеть – пока совсем крепко не усядутся они на шею народа».
Период, после перемены мест, закрыли вывеской, но некая часть написанного противниками установившегося, с приходом нового времени, появилась на полках. Виктор читает В.К. Буковского, с его эскортом при проводах за рубеж и его откровением «Хватит. Скоро тридцать, а я так и не жил. Ни одного дня не жил по-человечески. Ни профессии, ни семьи, и, когда знакомят с кем-нибудь посторонним, тоскливо ждешь вопроса:  – Скажите, а вы кто?» А на следующих страницах, о его выпадах, против властей принявшего его государства.
Он читает А.И. Солженицына, если ранее прочтение одного малого рассказа в еженедельнике, ему хватило, чтобы отбить охоту к  творчеству данного автора, то новое время сменило ценности и Виктор возвращается - читает «Один день…» и здесь «Кряхти и гнись, а упрёшься переломишься; …. подписывай, что шпион, иначе оденут в деревянный бушлат».
Виктор слышит цитирование С.В. Михалкова «Волга течёт при всех властях», вспоминает его же - «В этой речке утром рано утонули два барана». Разум побеждает, Виктор соглашается «кряхтеть и гнуться», соглашается, что разумный человек обязан выжить. Не способный подчиниться не сможет и подчинять. Он гнётся до пола, подхватывает инфекцию, поднимается температура. С началом болезни тетрадь постоянно у него в руках, он пишет не останавливаясь, пока, через две недели не только писать, но у него нет силы удержать понимание реальности –  сознание меркнет, возвращается и вновь ускользает. Виктор обращается к Нему, Виктор просит прощения у всех кому доставил хлопоты. Через два дня, температура падает на десятую градуса, возвращается способность к пониманию себя, он соглашается на госпитализацию, но только вне острова. Его увозят на материк, во время переезда, состояние резко ухудшается и он попадает в реанимацию. Врачи борются за его жизнь, вводят в искусственную кому, а однажды от сестрички прозвучало - «скончался», но его вернули. А через три недели перевели в обычную палату –  он самостоятельно идёт ночью без света в туалет, и видит: На входной двери, на месте левой верхней филёнки светит лик Матери, в богатом серебряном обрамлении, в раме. По выздоравливанию, ему сообщают о её смерти и захоронении, по просьбе руководства г. Ротуск, на городском кладбище, на материке. Для  восстановления, рекомендуют санаторное долечивание. Он переезжает в санаторий, где проходит ежегодное лечение. Санаторий в часе езды от города. Устроившись едет на кладбище. С кладбища возвращался без способности сосредоточиться, глаза отмечают рекламу, вывески, названия остановок, но не более чем, как декорации в неком спектакле. Приехав ложится  и засыпает. Просыпается среди ночи: он один в номере, один во всём мире, он сирота – у него более не на кого положиться, у него более нет защиты, он признаёт слова Отца «Мать для мужчины выше Бога». Одновременно, с осознанием сиротства, он осознал и своё новое положение: Он вне острова, вне своего государства и не только он, но вслед за ним вывезли и тело Матери. Ему более некуда возвращаться. Начинать следовало сначала. Он и готовился начать, не касаясь ни острова, ни своей страницы. Но, как говорят «Кого-то лишь могила исправит» так и Виктора, нечто завело в библиотеку, а просмотр книжных полок остановился на сборнике Бабеля И.Э. «Конармия». Следом «Одесские рассказы», три страницы «Колывушки». Закончив,  находит ещё одно описание, о участнике событий времени революции Гайдаре А.П. Под впечатлением прочитанного, под новым пониманием произошедших катаклизмов в своей большой Родине, он решает возвратиться на остров, только землятресение, последующее столпотворение у касс чипированных островитян, блокируют любой въезд постороннего – Чистин, не имеющий чипа, оказался посторонним.

Со времени прочтения и до прибытия на остров, в нём живёт прочитанное, оно поселилось в нём, и занимаясь чем либо, или проснувшись среди ночи его мысли уносятся к прочитанному: Бабель приходит в ЧК в 22года в 1918г. и идёт вместе с Красной армией до победы. В 26г. публикует сборник «Конармия», весной 30г. «Колывушка», в 36г. «Одесские рассказы», а в 1940г. его расстреляли, как и сотни тысяч –  «пособников, врагов, шпионов». Его не могли оставить в живых, он действительно враг, но не народа, а установившейся власти: Он участвовал и слышал в гражданскую от командарма «Побежишь — расстреляю» от начдива «Шлепну на месте», он видел реквизиции коней у крестьян в посевную –  за коня, бойцы бывшие крестьяне, теряли глаз. Ему двадцать два, им пользуются. По прошествии времени, согласно написанному им, он осознает о заложенном фундаменте, о заложенных основах новой власти, но и назад пути нет – он способен только своим талантом взывать к людям – Подобные победы не принесут радости они принесут расплату.
В сборнике «Одесские рассказы», его глаза видят последствия становления новой власти. В рассказе «Фром Грач», двадцатитрёхлетний председатель ВЧК расстреливает безоружного старика, пришедшего к нему за помощью. Власть устанавливает порядок единственно для собственного выживания. Власть проводит коллективизацию. Бабель в «Колывушке», уже кричит о продолжение методов побед времён гражданской войны, времён становления режима –  Председатель говорит хозяину понравившегося дома «Тебя убить надо, я за пистолью пойду унистожу тебя…».
Гайдар А.П. «С ноября 22 года находился в Енисейской губернии, возглавляя отряд ЧОН (часть особого назначения)». Ему восемнадцать. «Его участие в истреблении хакасской интеллигенции на Солёном озере - задокументированное событие.  Во время приступов депрессии Гайдар в этом признавался». Это его мучило - уверен Андрей Буровский, профессор, историк. Гайдар не только мучался, он лечился в психиатрических клиниках. 

Они, молодые и горячие в своём нетерпении перемен услышав лозунги созвучные с собственными устремлениями, массово встают под знамёна низвергающих вековые устои, они не жалея ни своей, ни тем более чужой крови, рубят, расстреливают и давят гадов. Но приходит возраст осмысления поступков и осознаётся истинное значение произошедшего –  осознаётся командирами, председателями ВЧК, командирами ЧОНов,  а осознав, они не в силах оправдаться перед собой за сотворённое, они не в силах и жить под гнётом памяти прошлого. Они, готовы рискуя жизнью исправить и установить свою, истинную правду. Они враги установившемуся режиму.
В отличии от них, лидеры революции возглавили переворот в осознанном возрасте, вбросили лозунги и повели. Вели, веря в историческую необходимость, вели оправдывая любые средства для достижения цели, вели опьянённые льющейся кровью и пришли во власть, а когда заняли кабинеты раздавленных и расстрелянных, то увидели опасность повторения событий –  Вознёсшие их на вершину власти (соединившиеся с ними молодыми и горячими) – прозрев, увидели за кого они лили кровь, за что. Давившие гадов видят результат: установившаяся власть, используют методы достижения побед из времени гражданской войны –  «Побежишь — расстреляю». Противников принуждают к повиновению с помощью НКВД. Хозяйствуют, используя приёмы коллективизации.
К бывшим соратникам приходит понимание: их лидеры вместе с кабинетами унаследовали и методы удержания власти свергнутого режима –  назначают подконтрольных судей, создают репрессивный аппарат, ГУЛАГ. Государство возвращается ко времени требующего перемен: одни видят, что их использовали и обманули, другие помнят участь проигравших. Власть, чтобы не оказаться раздавленной, вынуждена убирать бывших исполнителей грязной работы. Страх с обеих сторон перед ГУЛАГом, угрозой жизни, ведёт страну далее, под железный занавес. 

Им, ведущим и следующих за ними, никто не сказал, и не объяснил слова написанные Л.Н. Толстым в 23года(1851г.) «Возмездие не может определять человек – он ограничен» или  «Мудрость знает, что её нет». Объясни им, о подобном в детском возрасте, впитай они в себя на оставшуюся жизнь о обязательной второй стороне и имели бы мы другую, лучшую историю, без вождей и судебных троек. Но прошедшего не воротишь, плохо, что и сегодня, крупные буквы билбордов светят на города «Иногда старость приходит без мудрости». В мире, не хотят верить Льву Николаевичу. В мире хотят иметь мудрейших и неограниченных… 

                ******* 

Осветлённый, пониманием происходившего в стране, Виктор немедленно желает оказаться среди земляков, только массовое возвращение чипированных граждан, коллапс у касс, отодвинули намеченное. Для него нашлось место в бизнессалоне на двоих, только к концу лета. За время ожидания вылета, за время полёта, он успел выговорить большую часть своего понимания системы власти, установившейся со времени Больших перемен. Его попутчик оказался удивительно благодарным слушателем. Он не заметил времени полёта, а бортпроводница предлагала покинуть судно. Попутчик, оказался из местных, он его и отправил на катере к месту проживания земляков – старожилов. Им не досталось места в бухте, обособившись от остальных на окраине, они жили на полусгнивших понтонах, разваливающихся посудинах, хотя одно списанное пассажирское судно и выделялось. Его прибуксировали из бывшей большой Родины. На нём, ему как переболевшему тяжёлой болезнью, выделили койко-место.
Он на каждом шагу встречал знакомых, жал руку, обрадовались и ему, только после радости встречи, общего обмена новостями, при переходе к частному настроение менялось и резко. Более взаимопонимания не было, попутчик, единственный кто разделял его понимание случившегося, здесь же его останавливали не дослушав. Находящиеся на понтонах, выживающие на консервах, быстро переходили на Енокентия, обвиняя его в произошедшем. Как ранее, в позолотах зала они в единогласии превозносили его, так теперь вычерпывая вёдрами воду из проржавевших посудин они изничтожали его, изничтожали при каждой встрече друг с другом, плевались на телевизор при просмотре хроник, а новому человеку каждый хотел излить душу о своих несчастьях, обвиняя, единственно Енокентия. Виктор, как говорят, попал под раздачу и если в первые дни он только выслушивал, то затем, скорее в противовес слышанному, вначале робко высказывал сомнения в случившейся беде виновностью Енокентия, а затем, не останавливаясь пытался объяснить своё понимание причины вовсе не оторванностью от реалий Енокентия, а заложенным предыдущими правителями и их ненависть к Енокентию, совершенно безосновательна. Он говорил «Енокентий, имея большую цель, не мог видеть мелочи. Он выбрал себе в помощники не преданных его идее людей. И мы сегодня сидим на гумпомощи от того, что не встали с ним, а кто был рядом, имели свои, зачастую мелкие интересы».
Он день за днём продолжал убеждать, что происходящее сегодня заложено в период становления государства. Он вновь переходил к Бабелю, переходил к Бунину к «Кровавой игре в перемену местами», переходил и переходил, пока не растерял слушателей, хотя и не всех. Попадал он и в малые группы, жившие сегодняшним днём не касаясь прошлого. Они выживали на скудных достатках, скорее выживали без  достающего, жили без Бабеля и Бунина, но вопросов имели не менее: Бабушка спрашивала «Виктор вы у нас служили при церкви, вы меня помните, я одной службы не пропускала. Душа после посещения храма ублажалась. Нет батюшки? Ранее отказался от чипа, а сейчас отозвали на материк, а я уж стара и нет в душе покоя. Пришлют ли нам кого, или вы обернётесь к нам? – Виктор отвечал –  Аксинья Романовна, как же мне вас не помнить? Помню и вас и всех кто обращался ко мне, только служить не могу, не могу верить канонам на коих стоят религии, не склонен к любому из существующих направлений. Основополагающие догматы рождают протест. Я посещаю иногда храм, но только от того, что поколения моих предков жили в вере Христа, быть же посредником между Богом и паствой не могу – Я такой же как и любой другой из земных обитателей и мои обращения к Всевышнему за кого либо, обязательно будут менее значимы чем его самого. Если вы Аксинья Романовна обратитесь к Нему из своего уголка среди ночи, или после обеда ещё не выйдя из-за стола, или среди уличной толпы остановились отошли в сторону, сосредоточились на своей беде, или радости и вспомнили Его, Он уже с вами, Он уже слышит вас, Он вас и остановил. Если вы думаете, что от служителя храма ваша просьба вернее будет услышана Всевышним, то уверен и здесь вы ошибаетесь, посмотрите на их выходы. Да любой из них более зависим от мирского, чем мы вместе с вами Аксинья Романовна. Они красуются в штучного изготовления дорогих одеяниях, с крестами из драгметалла, на цепи из драгметалла и вы думаете, что они способны озаботиться вашей проблемой, способны искренне обратиться к Всевышнему с просьбой помощи в вашей беде? Поверьте, у них собственных проблем через край. Пред паствой, кланяются и проповедуют с умилёнными лицами не сострадающие нам, не их души, а только церковный сан с высшим духовным образованием исполняющий обязанности службы – сказав, Виктор увидел неприятие сказанного, он и сам, услышав свои слова не поверил, что он их и произнёс, но поздно. Чтобы как-то сгладить, продолжил – Аксинья Романовна и я хотел бы чтобы был у нас Батюшка и среди них, церковнослужителей есть носящие Его внутри, но пока  как-то придётся нам обходиться – а она помолчала в нерешительности, но не выдержала и заговорила о своём, изводившем её – Нам выделяют на карманные расходы мизер, у большинства нет накоплений, живём только этим мизером, а ещё и обсчитывают: На холодец две ножки попросила, подала денежку, та ходила, да спрашивала, да показывала разные виды ножек, да предлагала ещё прикупить. На следующее утро пересчитала –  Ножки купила по цене деликатеса. Не пошла. Разборки в больничку уложат и так давление замучило – И правильно сделали Аксинья Романовна. Обратитесь к Нему, попросите свою болезнь, или часть её, переправить на обсчитавшею вас. Вы за жизнь никому зла не сделали, люди вас только добром помнят, Ему легко будет принять решение. Он его примет» ответил Виктор.      

Недели через три в его комнату вошёл представитель Вячеслава Климовича. Он передал просьбу посетить администрацию в любое время, если Виктор Фёдорович будет не против прибыть сегодня, то он его подождёт на курьерском катере. У Виктора вопросы накопились к Администрации и к Президенту, он ответил, что будет готов через десять минут.
О прибытии Чистина на остров, Вячеславу Климовичу доложили в течении получаса, после его регистрации в аэропорту. Со времени прибытия, он знал о каждом его шаге, знал о каждом слове, знал и отклике на слова. Нельзя сказать, что высказывания Виктора обеспокоили его, но иногда достаточно искры и хотя подразделение по поддержанию порядка обеспечено необходимым в достатке и нет сомнения в надёжности личного состава данного подразделения, но лучше обойтись без водомётов и тем более снайперов на крышах. Он хорошо знал Виктора и не сомневался в возможности договориться. За неделю до встречи, Вячеслав зашёл к Фукито сан по причине, как некогда и к Енокентию, –  здороваясь говорил «У меня нет специалиста по заварке чая. Привезли с вашей бывшей Родины особый сорт. Уверяли, что подобного мы не знаем, а оказалось –  хуже чем в общепите. Помогите Фукито сан. Обмануть не могли – и робко протянул пачку, говоря –  Листовой с почками, заварите. Если можно, дайте мастер класс». Во время заварки, чаепития, Вячеслав Климович коснулся разговоров о «Кинархе», о особом статусе защиты дома, надворных построек Енокентия, коснулся и высказываний Нины Васильевной что он жив. «Хотя прошло много времени, но как вы думаете Фукито сан, есть ли шанс у него выжить до настоящего времени и мы, действительно, можем спасти его? – спрашивал он. Фукито видел искренний интерес, видел желание вызволить Енокентия. Он ответил также искренне – В работоспособности «Кинарха» у меня нет сомнения – территория, граждане охраняются и теперь. Думается и постройки целы, иначе, к нам на берег обязательно вынесло бы узнаваемые брёвна его дома, а вот в живучести Енокентия я сомневаюсь: год назад во время прогулки по краю льда, он качнулся в сторону воды. Мне, позднее подумалось – он хотел сделать шаг в прорубь. В подобном состоянии мне приходилось видеть его и во время заседаний. Не знаю жив ли он? –  Вячеслав выслушал и вспомнив нечто, заторопился уходить и только остановившись у двери, поблагодарил за мастеркласс, за искусство заварки чая, говоря – Одним поколением подобного искусства не достичь. Спасибо тебе!» 

Посыльный провёл Виктора не в администрацию, он привёл его к сдвоенному коттеджу, в котором жили Вячеслав Климович и Кроев. Посыльный позвонил и отошёл в сторону. В следующий миг, само радушие пожимало Виктору Фёдоровичу руку. Само радушие приглашало в дом говоря, что он старых друзей не променяет и на сотню новых, что он побеспокоил его только из-за личного влечения, что он всех обзванивал, но никто не знал где его найти. Он чрезвычайно рад наконец-то видеть его у себя. Проходя внутрь, Виктор, чтобы только ответить на любезный приём, посожалел о трудностях снабжения необходимым, даже самым необходимым, он говорил «Пирсов нет. Я видел, перегрузку на мелкие судёнышки со стоящего на рейде сухогруза продуктов проживающим – Да – отвечал Вячеслав Климович – живём на гумпомощи. Да везут и на нас ещё и заработать хотят, как раз с данного судна предлагают пару сивучей – Виктор призадумался и заговорил – Я здесь более трёх недель, насмотрелся. Люди в крайнем положении, голодают, воды и той нет, у них нет светлого дня, они в безысходности готовы из-за мелочи кинуться друг друга. Подобного не могло быть при Енокентии. При Енокентии театры, развлечения разряжали груз жизни, груз быта. Нам необходимо любое развлечение отвлекающее людей от мрака ежедневности, хотя бы и сивучей. Дельфины, лошади, действеннее в выравнивании душевного состояния, но думается могут заменить и сивучи – он замолчал, помолчал и Вячеслав Климович, и неожиданно обрадовано произнёс – не зря мне хотелось встречи с тобой. Хотя наша казна пуста, но на пару млекопитающих наскребём. Думается, огородим часть бухты, туда их и переселим». И извинившись взял телефон и распорядился оформлять документы на покупку.
Виктор видел не только радушие, он видел желание служить жителям, острову, а Вячеслав Климович чуть нахмурившись, продолжил о Енокентии. Он говорил, что Енокентий вот где у него, приложив руку к груди, что он консультировался и не только Фукито высказываются о необходимости организации спасения или лучше сказать извлечения оставшегося под водой «Ведь у нас рядом в десяти километрах, не только «Кинарх» причём, явно в рабочем состоянии, но и оставшиеся гири, порядочный запас «рыбок», нам обязательно нужно обследовать район построек Енокентия и я не единожды предлагал организовать работы, но нет отклика. Люди говорят, что сыты им, что они не пойдут в то гиблое место. Но мы то знаем, что Енокентий сделал нас заметными в мире, он вселил в нас гордость за государство –  а они не хотят на месяц, два, заякориться над его усадьбой, обследовать и достать хотя бы «Кинарх». Я делал запрос на завод-изготовитель, но они утверждают, что документы возвращены заказчику, то-есть Енокентию, но даже если не найдём документацию, мы сможем использовать «Кинарх», а без него нам не выжить. Мне кажется, мы единого мнения не только о положении на острове, но способах исправить, способах жить, а не выживать. Виктор Фёдорович я вас и разыскивал именно по данному вопросу. Я предлагаю вам свой катер, предлагаю укомплектовать самостоятельно команду, у нас есть подводные дроны, а обследовав мы приобретём глубоководное оборудование, мы продолжим начатое Енокентием. Нам нужен «Кинарх». Мы с тобой знакомы тысячу лет Виктор Фёдорович, тебе я верю как себе, до вас у меня не было настоящего энтузиаста преданного государству. Достанем «Кинарх» мне не найти другого способного принять ответственность за управление им. Соглашайся Виктор!»
 Виктор, да и кто не согласится на подобное предложение, согласился и он. Согласился, но зная его, двойные, тройные, скрытые расчеты ответил  «Месяц или недели две дайте подумать. Я думаю что я соглашусь – Хорошо две недели. На дворе осень. Иначе нам не успеть».

 О экспедиции, Виктор вначале прямо не говорил, он исподволь искал участников в задуманном и своими разговорами о Енокентии окончательно набил оскомину – его не слушали, он не нашёл и одного готового примкнуть к поиску. Через неделю, Виктора вновь пригласил Вячеслав Климович и они решили более не откладывать – на дворе осень, а далее, возможен и ледостав как в прошлую зиму. Виктор, от него вернулся на подаренном катере, объявил о наборе команды для извлечения Енокентия Трифоновича и не найдя и одного, на следующий день заякорился в районе поиска. Запущенный дрон, вернулся с записями огромных глыб разрушенного дома, просматривались насаждения, другие характерные детали –  просматривалась, ошибка в выборе места поиска. Виктор сопоставив снимки с картой построек, перегнал катер на новое место, заякорился. Обследование отложил на следующий день – нужно подзарядить батарею, обозначить район осмотра, да и большое дело лучше начинать с утра. Он верил в своё большое дело. Цель близка и осуществима. С балкона следят Кроев с Вячеславом. Двое его поддерживают.
Если видеокамеры в доме, Енокентий включил после землятресения, то наружные, расположенные на элибсе, никогда не отключались, они круглосуточно, круглогодично документировали любую деятельность в границах государства Ротуск, с них и пришли последние кадры описываемых событий, с балконом, на котором двое, и огромным пузырём вырвавшимся из глубин океана: Вздутие, поднимает катерок, катерок скользит прочь по наружной наклонной, пока в центре не образуется провал: огромная воронка втягивает, катерок останавливается и вначале медленно, а затем убыстряясь скользит назад. Запись обрывается – верно, по причине затопления «Кинарха».   

 
                КОНЕЦ
                2010-2021г.