Переезд

В 1988 году отец Игоря Круглова, наконец-то, получил долгожданную квартиру. Не бог весть, какую, однокомнатную, но зато с большой кухней. Мать Игоря была безмерно счастлива, и даже расплакалась. Двенадцать лет она ждала этого счастья, чтобы выбраться из коммунальной коморки на девять метров в длину и четыре в ширину. Да, обещали двухкомнатную, но временно дали эту. Это значило, что теперь не будет тараканов, и можно спокойно посидеть в личном туалете. Можно теперь было валяться в ванной и не сидеть больше в огромных очередях с берёзовым веником, ожидая освободившегося шкафчика в общественной бане. Но для Игоря, это стало концом всего. Переезд не сулил ему ничего хорошего. Новая школа, новые драки с пацанами, и постоянные издевательства от местной шпаны. Не любят как-то новичков и приезжих в наших селениях. Это взрослым хорошо, а для подростка – хуже некуда.

В новой школе не сразу находятся общие интересы с окружающими, и первое время на тебя смотрят, как на болвана. Мальчики прикидывают силу, девочки оценивают рожу, а вот классная руководительница Татьяны Ивановна Климкина, сразу обозначила свою подозрительность. Как-то не поверила она аттестату Круглова из школы №18, там почему-то была всего одна тройка, и то по алгебре. Вот в её классе, только девочки были способными на такое, но никак не мальчики. Мальчики, по её сугубо личному признанию, способны были только на физкультуру и труд, а те, кто умеет большее, учатся в спецшколах с различными уклонами.
- А я всегда думал, что в спецшколах находятся люди недоразвитые и с отклонениями, - отвечал Круглов. – А оно вон как теперь получается. С уклонами.
Зря, конечно, Игорь так сказал, ведь Климкина вольнодумцев не любила больше, чем двоечников. А наглецов, тем более терпеть ненавидела.
- Спецшколы, Круглов, не только для дураков строятся, - ответила она. – Но и для людей одарённых.
- Теперь буду знать, - ответил Игорь. – Про одарённых.
Климкина посмотрела на него из под очков, но ничего не сказала.

Прошло полгода, прежде чем Игорь сумел протиснуться в это новое настоящее. Восьмой «Б» оказался довольно-таки унылым зрелищем, кроме Наташки Сибиряковой, остальные Круглову показались типичными неандертальцами. Они вечно провоцировали его на драки, словесные перепалки, и всё время делали подлости. Играя в футбол на физкультуре, толкали в спину и ставили подножки, мазали за партой стул мелом и специально встряхивали в туалете, когда он справлял нужду, чтобы моча попала на штанину. Ну, вот как тут не подраться? Не захочешь, а получишь фингал под глаз. К тому же выяснять отношения приходилось не только с одноклассниками, но и со всей школой. Нужно было занять свою нишу в этой иерархической пирамиде. И он её занял.

Видя у Круглова ссадины и синяки, Климкина ещё больше убедилась в своём изначальном мнении, что Игорь незаслуженно имел хорошие отметки. Что и привело её к исправлению этой «несправедливости». Она намеренно занижала оценки по своему предмету и выше «тройки» Игорь не поднимался. Всегда находила за что снизить, и как. Ведь в физике было полно такого, на чём ошибались даже Эйнштейны. Впрочем, и Игорь особо не упирался, учиться дальше в этой школе, он больше не желал. «Тройки» ему вполне хватало. У него, за этот период обучения, уже сложилось стойкое убеждение, что учителя здесь не совсем нормальные. Одна только Агафонова чего стоила. Эта двадцатитрехлетняя дура, учила его русскому языку и литературе, с каким-то особым талантом. Рассказывая ей заученный стих Лермонтова, она то и дело передразнивала Игоря так, что весь класс смеялся и ржал. Игорь сначала не понимал, но после он сообразил, что Агафонова всех так передразнивала.
- С чувством надо читать! – учила она. – С выражением! Это вам не «Алюминиевые огурцы», а Лермонтов!
- Мы же не на актёров учимся, - говорил Круглов. – Зачем нам это?
- Чтобы понимать суть, и их гений, - будоражилась Агафонова. – Только проникаясь, прочувствовав, вы сможете осознать всю полноту мыслей поэта.
- Ирина Олеговна, - снова говорил Игорь. – Вы должны мне, как минимум, «четвёрку», стих я выучил, и прочитал без запинки. А мои выражение и чувства к делу совсем не относятся.
- Вы должны мне, как минимум, «четвёрку», - передразнила Агафонова. Все опять засмеялись.
– Я никому, ничего не должна! Стихи нужно уметь читать, а не мямлить. Свободен.
Круглов сел, и даже не обиделся, но про какие такие «Алюминиевые огурцы» она говорила?

С тех пор Игорь и вовсе  перестал учиться. Всё шло само по себе. «Двойки» сменялись «тройками», четверти четвертями, и даже трудовик Антипов влепил Круглову «неуд» за то, что Игорь вместо отвёртки выточил рашпилем метательную звезду ниндзя. Весь класс потом точил такие же звёздочки и стругал китайские палочки из веток и щепок. Повариха Жаренкова очень смеялась, когда видела, как юные пионеры тыкали этими палочками в котлету с макаронами. В одночасье все дети в школе вдруг стали похожими на Брюса Ли и Джеки Чана. И виной тому был не Круглов, а наступившая эра видеосалонов. Ребятня просто «тащилась» от американского кино, как и их родители, в своё время, сходили с ума от джинсов и «The Beatles». Хотя, и мамы с папами тоже таращились на Шварценеггера и Рэмбо с нескрываемым восторгом. Вся эта яркая и красивая жизнь, буквально толпами заманивала к себе за один рубль и двадцать копеек. Смотрели всё подряд, и плохое кино, и хорошее, где главным было наличие другой жизни, которая казалась самой настоящей, и лучшей. СССР всем уже надоел, да и такие программы, как «Утренняя почта», «Взгляд», «До, и после полуночи», пичкали советскому народу идеалы американского образа жизни. Клипами, фрагментами, интервью с мамашей Сталлоне, всё находило отклик в изнывшейся по гамбургерам советской душе. Чего уж говорить о детях? Фредди Крюгер был в сто раз круче «Финиста – ясного сокола», «Горячая жевательная резинка» и «Голый пистолет» смешнее «Кавказской пленницы», а Брюс Ли сильнее Ильи Муромца. К тому же, перед очередным «Зомби повешенным на верёвке от колокола», всегда крутили Микки Мауса или «Тома и Джерри». Что-то поменялось в 1988 году, ни землетрясение в Армении, ни катастрофа в Чернобыле, не сумели так вывихнуть людям мозги, как это сделали американские фильмы.
- Я больше не считаю СССР империей зла, - сказал Рейган, стоя на Красной площади.
А вот Горбачёв, и почти всё его политбюро, именно так и считали.

После «Конана-варвара» Круглов обратил внимание на свое тело и вдохновенно задумался. А когда мечты залетели слишком далеко, взял эспандер и начал тренироваться. Спустя месяц он записался в полуподпольный атлетический клуб. Почему полуподпольный? Да потому, что культуризм в СССР был неформально запрещённым видом спорта, и поэтому, как и карате, тоже ушёл в подполье. Говорили, что на негативное отношение властей к новому виду спорта повлиял присущий ему нарциссизм. Одно дело – использовать накачанные бицепсы и трицепсы для производства чего-то материального: для разгрузки вагонов, для войны или для установления спортивных рекордов. И совсем другое – выходить на подиум в плавочках и кокетливо играть намасленными мышцами перед публикой. Это считалось чем-то не мужским, бабским, и непристойным. Ещё повлияли западные публикации о советских бодибилдерах, где наших качков выставляли чуть ли не борцами с режимом. Советская власть к таким материалам относилась нервно и начинала давить героев публикаций просто для профилактики.

Игорь во всё это с радостью поверил, в этом был какой-то азарт, и даже что-то революционное. Его восхищало, как желающие нарастить красивые мускулы переместились в подвалы жилых домов. Ему нравилось, что обстановка в этих сырых и холодных помещениях была крайне аскетичной, и пацаны занимались на кустарно изготовленном оборудовании. А чтобы поднимать штангу, не задевая низкий потолок, выдолбили в полу специальные ямы. Это было здорово и круто. Однако в среде качков ходили разные разговоры, среди них был и такой. Мол, в 1977 году произошло убийство в атлетической студии «Муромец». Один из качков, ночевавший в спортзале, задавил своего товарища грифом штанги, потому что тот мешал ему спать. И неважно, что экспертиза признала убийцу психически больным человеком. Советские спортивные чиновники перенесли его диагноз на всех качков. Отсюда и пошло, что все качки тупые. Игорю не хотелось выглядеть тупым, поэтому он начал читать книги. Себе он представлял, что качает не только мышцы, но и мозги.

Мало-помалу чтение увлекло. В голове появилось множество вопросов, но от отсутствия надлежащего опыта, вопросы были в основном мелкими и ничтожными. Но фантастика нравилась. Игорь полюбил и приключения, и больше всего он зачитывался Эдгаром Райсом Берроузом. «Тарзан», «Боксёр Билли», марсианский цикл о Джоне Картере, проглатывались даже ночами. Доходило до того, что невозможно было оторваться, и он бросал тренировки. А когда приходил, то оправдывался перед новыми товарищами всякими отговорками. Как-то не хотел Игорь, чтобы все знали, что он читает. Не хотелось выделяться.
- Тебе надо встряхнуться, - сказал Заяц, накаченный уже детина.
- Как это? – не понял Игорь.
- Не хочешь с нами в Москву прошвырнуться? – ответил Заяц.
- А чего там?
- Погуляем, людей посмотрим, себя покажем.
- А когда?
- Завтра.
- Не смогу, - покачал головой Игорь. – Мне завтра с родителями на картошку ехать. Полоть, окучивать и всё такое.
- Ясно. Но если вырвешься, подкатывай сюда к трём часам. Здесь сбор.
- Ладно.
Сергей Зайцев, он же Заяц, был легендарной личностью. Якшался с люберами из Люберец, с гопниками из Набережных Челнов и Казани, и со всеми ними пересекался всегда в Москве. Зачем ему понадобился сейчас Круглов, можно было только догадываться.
- Для массовки! – воскликнул Щукарь.
Серёга Щукин стал первым другом Игоря со дня переезда. По причине соседства. Как-то сдружились, когда тайком курили вместе на чердаке.
- В драке что ли? – спросил Круглов.
- Ага. Опять хотят волосатых подстричь. Металлистов и прочих панков.
- Понятно, - сказал Игорь.
- Этот Заяц, тот ещё зверюга, - сказал Щукарь. – По нему тюрьма плачет.
- Почему это?
- Он человека убил.
- Да ты что?!
- Ага. - Щукарь сделал многозначительную паузу, а потом продолжил. – Примерно лет шесть назад, Заяц, как всегда, намылился в Москву. А до этого прошёл слух, что московские неформалы-нацисты решили отметить день рождения Гитлера на Пушкинской площади. Понимаешь? Невиданное дело для страны, потерявшей двадцать миллионов жизней в Великой Отечественной! Ну, люберы и решили устроить фашистам Сталинград. Заяц туда-то и намылился. Короче, приехали они на Пушкинскую. Здесь к ним подошёл человек в штатском – как потом выяснилось, подполковник МВД. И сказал: «Сейчас соберутся нацисты. Ребята, надо разогнать». Менты тогда воспринимали спортивных, непьющих и не хулигански настроенных пацанов, как своих добровольных помощников. Вот. Их было человек семьдесят, наверное, не больше. Встали они за углом. А! Вот ещё что! Этот мент предупредил: «Скорая помощь» пройдёт – можете начинать. Пожарка пройдет – закругляйтесь, разбегайтесь». Вот. И, значит, когда «Скорая помощь» прошла – тут-то и началось Мамаево побоище. Чё тут было, ну просто атас. В этой махне Заяц и грохнул фашиста. Говорят, ударом в кадык. А пожарку никто уже не видел и не слышал. Лишь потом кто-то закричал: «Всё, машина прошла, расходимся». Какое там «расходимся»! Дрались, пока менты всю драку не оцепили и в автобус не стали всех кидать. Зайцу повезло, одному из люберов сказали: «Ты стой у автобуса, своих отбирай». Вот, Зайца и отобрали.
- И что? – спросил Игорь. – После этого он так и не успокоился?
- Не-а. Наоборот. Гордиться начал, что фашиста убил, - улыбаясь, ответил Щукарь. – Ему теперь героя Советского Союза подавай. Вот его и тянет на подвиги. Но металлисты теперь тоже качками заделались, не то, что раньше. У них боевой костяк из таких амбалов состоит, что мама не горюй. И все с цепями. Так что ты правильно сделал, что от поездки отмазался.
- Чует моя жопа, что в следующий раз не отмажусь, - сказал Игорь.
- Тогда бросай на хрен свою качалку. Целее будешь, - ответил Серёга. – Среди них уже давно многие по тюрьмам околачиваются. Некоторые и по две ходки имеют.
- Наверное, ты прав, - согласился Круглов. – Придётся завязывать.



Перестройка дала новую возможность, теперь на виниловых пластинках бурно выходили записи ранее запрещённых бардов. И Круглов собирал эти пластинки по 2 рубля 50 копеек за штуку. Уже из новой школы он захаживал в соседний магазин «Электрон» на переменах и в отделе грамзаписей не только скупал любимого Высоцкого, но и с удовольствием изучал обложки различных иностранных исполнителей. Была в этом какая-то магия, Круглов очаровывался стилями и дизайном фирменных винилов. Он мог подолгу изучать каждую деталь композиции или прорисовку какой-нибудь отдельной её части, хотя содержимое самой записи интересовало его мало. Лишь иногда кто-то из посетителей просил поставить тот или иной диск, и тогда краем уха Игорь что-то слышал. Однако звучащие из динамиков песни были ему глубоко безразличны, не будили они чувств и не вызывали в его душе хоть какой-нибудь реакции. Что поют и о чём поют, Игорь не понимал, а без понимания сути песен музыка была для него бессмысленной, годной только для дискотек и для свадеб. Все эти Модерны Токинги, Сандры и Челентаны с Тото Кутуньей хороши были только на обложках, в остальном же, ничего интересного. А ведь музыка, как считал Игорь, должна побуждать и вдохновлять человека на хорошие дела и поступки, толкать его вперёд, заставлять думать и помогать жить. Ну, а иностранщина нужна только самим иностранцам, для нас же она просто очередная заморская безделушка, импортная фиговина, которой можно только похвастаться.
- Ну, что Игорёк, всё по пластинкам лазаешь? – спросил Игоря вдруг появившийся из-за спины металлист Михаил Ковлягин.
Мишка слыл откровенным неформалом, обладал уникальными записями тяжёлого рока, чем собственно потихоньку и приторговывал возле магазина. Учился он в техникуме, и был на два года старше Игоря. Познакомились они как-то в доме культуры «Заря», где и находился волшебный видеосалон. Мишка тогда к нему подошёл и тоже предложил купить у него кассету с импортной музыкой. А потом оказалось, что этот металлист сын отцовского друга, и они пересеклись на каком-то совместном празднике. Отцы про своё толковали, а Игорь с Мишкой про своё. Точнее, Ковлягин про своё, про металлическое. Но Игоря это как-то не увлекло.
- Ты когда себе магнитофон купишь? Винил уже прошлый век! Если хочешь, я тебе подгоню. Деньги будут, обращайся, - и тут же Мишка исчез, как и появился.

О магнитофоне Игорь думал, но на кассетах не было таких первоклассных обложек, как на дисках. К тому же покупать кассеты с иностранной музыкой ему по понятным причинам не хотелось, если только Высоцкого… Но денег не было.
- Ты пойми, дурень, - вещал как-то ещё один новый знакомый Игоря, и причислявший себя к панкам Денис Казаков, - В этом деле не столь важно, о чём они поют. Достаточно знать их историю, смысл их движения, послушать внимательно их музыку и ты всё поймёшь без слов! Рок – это значит судьба, протест, борьба, революция! Тут каждый выбирает сам, но главное это рок, который призывает и мобилизует прогрессивную часть общества.
- Точно, - подтвердил Жила. – Цой так и пел: «Перемен! Мы ждём перемен!».
Жила, он же Пашка Жилин, тоже какой-то неформал и всюду ходил за панком Казаковым. У Дениса было прозвище Уксус. Потому что в третьем классе он по ошибке отхлебнул яблочного уксуса, приняв его за лимонад. Этикетка была с нарисованными яблоками, вот и попил Денис «лимонада». Хорошо, что мать была дома, и вызвала «скорую», а то сжёг бы себе всё и помер. Но успели, и откачали.
- Вот! – согласился Уксус. – Коммунистов скоро не будет, и всё это рок. Сколько молодёжи крутится на антисоветских концертах, видел кино «Взломщик»?
- Видел, - ответил Круглов.
- И ведь это сознательная молодёжь, неформалы и передовики нашего подполья. Там и Костян Кинчев носился и этот… как его… из «Аукцыона»…
Казаков посмотрел на Жилу, а тот в свою очередь многозначительно кивнул Игорю:
- Ну, ты короче понял. В Америке тоже народ на баррикадах бастует.
- А они тоже против коммунистов? – спросил Круглов.
- Они против капиталистов, - ответил Уксус. – И все против системы рабовладельцев.
- Перемен! Мы ждём перемен! – опять запел Жила.
- Ну, ты короче понял, - заключил Уксус.
Игорь, конечно, не понял, но ему нравились песни Цоя в фильме «Игла» и в фильме «Асса», нежели Кинчев во «Взломщике». Однако утверждения Уксуса про коммунистов ему показались смешными. Если рокер Кинчев так яро боролся с коммунистами, то против чего протестовали американские, и английские рокеры оставалось неясным. Ведь у них есть всё. И джинсы, и гамбургеры, и машины, и терминаторы! И как это можно было понять песни без слов? Про что они вообще поют? О чём страдают? Жила как будто услышал:
- А кого ты знаешь из западной контркультуры?
- Ну, слышал про Абба, Бони М…
- Ха-ха-ха, - засмеялись оба.
- А ты их хоть слушал?
- Не очень.
- Так вот, это всё вроде нашего «Ласкового мая» и Софии Ротару, - заявил Уксус.
- Попса, короче, - сказал Жила.
- А что ж тогда не попса? – удивился Игорь.
- Рамонес, Клэш, Секс Пистолз…
- Гражданская Оборона, Ноль, Сектор Газа, Чудо-Юдо…
- Угу.
- И где же мне это послушать? – спросил Игорь.
- Можно устроить, - ответил Денис.
- Можно, если хочешь, - подтвердил Жила.
- Ну, давайте, - согласился Игорь.
- Короче, гони рубль, и завтра на сутки получишь кассету с настоящей музыкой, -  пояснил Жила.
- А что так дорого?
- Ты в видеосалоне сколько за просмотр платишь? – сказал Уксус.
- Рубль двадцать, - сказал Круглов.
- Вот, а я за прослушку рубль беру, и то дёшево, - объяснил Уксус.
На том и порешили.


Кассета была МК-60. Теперь оставалось найти у кого её прослушать, ведь магнитофона у Игоря, как известно, не было. Идти пришлось к товарищу Щукарю. Серёга был дома. Поболтав о том, о сём, решили всё-таки ознакомится с заморским «протестом». Хоть Серёга Щукарь, как и Игорь, не обладал глубинными познаниями в зарубежной рок-музыке, однако интерес проявил наиживейший. Ещё бы! Цена в рубль за прослушивание его сильно взволновала. Начали слушать.
Там что-то затрещало, защёлкало и с шумом засвистело по-американски. Так называемая музыка загремела и застучала в ушах, а какой-то писклявый тип наверно что-то орал про обещанный протест. Все песни были похожи одна на другую, запись плыла и проваливалась где-то посередине, иногда было приятное вступление, а после начинался сплошной забой с помехами и непонятным жужжанием. Промотав несколько песен вперёд, впечатление не изменилось.
- Может из-за кассеты такой звук? – предположил Щукарь.
- Может, - согласился Игорь.
В дверь вошёл старший брат Серёги. Он был в трусах, майке и в одном тапочке. Лёха уже неделю, как отдыхал дома от выполненного воинского долга в рядах советской армии.
- Ну и что это было? – вежливо поинтересовался он.
- Вот, - начал объяснять Серёга, положение вещей. – Кассету дали послушать с настоящим зарубежным роком, а она на рок как-то не смахивает. Может мы его и не поняли.
- Ну-ка, - деловито сказал старший брат.
Лёха нажал клавишу и рок зашумел. Он многозначительно щурился и прикладывался ухом к магнитофону. С видом полного понимания улыбался и отшлёпывал единственным тапочком на ноге в такт гремучего рока.
- Сие, пацаны, называется «Назарет», - заявил он.
- Это рок?
- Рок. Только запись говённая, я в армии лучше слыхивал.
- Лёх, а что в этом роке такого интересного? - спросил Игорь. – Не понятно же ничего.
- Ну… нашим чудилам здесь нравится музыка, гитары, барабаны и прочие. Такое ведь раньше по ящику или радио не услышишь, все привыкли Пугачёву слушать или Лещенко, а тут новое звучание, другой ритм и стиль. К тому же, нечто запрещённое, как твой Высоцкий Игорёк, и американское. Жуть, как привлекает нашего брата такая контрабанда.
- Ясно.
- А запись говно. Если хотите, я вам лучше достану.
- А из русского? – попросил Круглов.
- Кого именно? – спросил Лёха.
- Не знаю, - сказал Игорь. – Но что-нибудь понятное.
- Ладно, приходи в воскресенье, Игорь, после обеда, чего-нибудь придумаем.


В центре города отмечали День города. Игорь шатался между людей в полном одиночестве и разглядывал всякую чушь. Купил мороженое и остановился возле детского конкурса рисунка на асфальте. Ребятишки чертили мелом, кто во что горазд. Машинки, человечки и прочие разноцветные каракули, покрыли старый асфальт. Игорь видя, что у одного мальчика ничего не входит изобразить, помог ему нарисовать пароход. Другому же мальчугану дорисовал его огромную пушку, и пририсовал вылетающую из дула бабочку. И подписал: «Миру – мир!». Но жюри присудило приз самой красивой девочке Оле, за очень удачный пассаж в виде цветочка и солнышка, и подарили куклу. А второе место дали тому самому мальчику с пушкой и бабочкой, и вручили пластмассовый кораблик. Но тут же, не успев объявить третьего призёра, детвора стала хныкать один за другим. Мальчики и девочки расплакались не на шутку. Родители детей поспешили обвинить жюри в предвзятости и коррупции. Начали раздаваться выкрики и оскорбления:
- Кто эта Оля?
- За что ей дали куклу? За бантик?
- Взяточники!
- А пушку вон тот пацан нарисовал! У вас в каком месте глаза находятся?
- Вот именно! Они ведь даже писать не умеют! А тут «Миру мир!» написано. Это профанация!
- Коммунисты проклятые!
- Товарищи! – объяснялась ведущая конкурса. – Подарки получат все участники конкурса. Ну что же вы так себя ведёте? Ведь дети же кругом.
И действительно, притащили огромный мешок с подарками. Ребятишкам стали раздавать игрушки, и поздравлять. И все быстро успокоились и заулыбались. Оказалось, что всё так было и задумано изначально. Потому что местная фабрика игрушек привезла целую кучу подарков для детей, которые будут участвовать в весёлых конкурсах. Хватило бы каждому, но обиженные родители, как всегда, ничего не поняли и стали шуметь. Они во всём видели подвох и происки вороватых коммунистов. Ничего хорошего, люди от начальников не ждали. А тут такое. Было кратковременное замешательство, но кто-то нашёлся:
- Если бы мы промолчали, хрен бы мы увидели эти подарки.
- Точно, - вторил ещё кто-то. – Всё себе по карманам распихали бы! Ворюги! Но ничего, нынче гласность. Уж мы скоро доберёмся до вас!

Игорь ушёл от этого скопища гулять дальше. Он побрёл вдоль душистого сквера, как вдруг увидел их… Они были не такие. Похожие на клоунов и очень разноцветные. Хиппи. Почему-то они понравились Круглову, только те ли эти хиппи из 60-х, про которых он смотрел в передаче «Камера смотрит в мир»?
- Эй, чувачок! Дай пяточок! Взамен споём, и тоску разведём! – сказала рыжая девка.
- Спойте, - и Круглов кинул двадцать копеек в шляпу.
Волосатый хмырь заиграл какую-то песню на гармони, и публика сходилась всё больше. Это был почти Высоцкий, но как-то мелодичнее и захватывающе. Хмырь ловко обращался с клавишами и кнопками, и пел на удивление хорошо. Песня за двадцать копеек вселяла больше чувств, чем ансамбль Газманова с его эскадроном шальных скакунов. Н что это? Рок?
- Нравится? – спросила рыжая.
- Очень. - Игорь обомлел, когда она, нагнувшись за следующими монетами, показала свою конопатую грудь.
- А я видела, как ты пушку с бабочкой нарисовал. Клёво, - сказала она. – Я сразу подумала, что ты идеологически наш человек.
- Ваш? Хиппи? – спросил Игорь.
Но она хитро улыбнулась, и бросилась танцевать. Девушка двигалась в такт завываниям хмыря, кружилась, и прихлопывала ладонями. Когда песня закончилась, схватила Игоря за руку и подвела его к волосатому певцу.
- Знакомься, это Чайник. А я Гаврюха. В миру Валентина Гаврилова,  - рыжая протянула руку.
- Я Игорь, - сказал он в смятении. И добавил, - Круглов.
- Будешь товарищем Круглым. Как солнце. Не возражаешь? – заулыбалась Гаврюха.
- Товарищ Круглый? Смешно, - засмеялся Игорь.
- По кайфу! – И Гаврюха поцеловала Игоря в щёку.
- Что в имени тебе твоём? – вдруг произнёс Чайник. – Всё херня херни. Что было, то и есть, а что будет, то уже было.
- Чайник в астрале, - сказала Валя. – Он там живёт, а здесь по совместительству. Бренная утроба не отпускает.
- И давно? – спросил Игорь.
- Да какая разница, Игорь. Он обрёл коммунизм, и теперь счастлив.
- Коммунизм?! – удивился Круглов.
- Ага. Чайник верит, что мировой кипяток всех ошпарит и люди прозреют. И тогда наступят истинный коммунизм, равенство и братство.
- Какой кипяток? – переспросил Игорь.
- Ну, это из философии. Мировой пожар и очищение. Слыхал про такое?
- Нет, - ответил Игорь.
- Чайник! Он девственен и чист, как божий одуванчик! – закричала Гаврюха. – Ему требуется открыть чакры!
- Омммм, - замычал Чайник.
- Приходи завтра на Суру, и ты познаешь истинные вещи, товарищ Круглый.
- Куда? – уточнил Игорь.
- На острова. Там, где клён шумит, - Валька засмеялась.
- Во сколько?
- Как захочешь. Наш табор будет жить там ещё три дня, а потом мы двинем в Москву.
- Я приду.
- Приходи, Игорёк. Тебе точно понравится. Я буду ждать, - и они расстались.
А потом Игорь шёл и думал: «И чего все так в Москву прутся? Вот и Заяц туда же без конца мотается». Но ничем, как словом «столица», объяснить себе не смог.



После обеда, как и договаривались, Игорь зашёл к Щукарю. Отставной сержант Лёха вытащил огромную коробку с кассетами
- Итак, салаги, начнём искоренять вашу темноту путём научно-культурного просвещения, - начал Лёха. – Русский рок базируется на одном поприще – антисоветчине. От прямого недовольства, до скрытой вражды. Более заумными контрреволюционерами являются «Наутилусы» и Гребенщиков. Остальные, типа «Машины времени», просто позёры и провокаторы. От случая к случаю появляются у них неожиданные хиты. Но это, как правило, исключение из правил. В основном они жуют одну и ту же, антисоветскую дрянь. Суть которых сводится к разрушению существующих норм Советского Союза, а вместе с ним и отрицанию всего хорошего, что есть в нашем обществе. Взамен же, они ничего не предлагают. Всюду жалобы на жизнь, критика на власть и дикое желание убежать, куда-нибудь из СССР. Вот, например, группы «ДК» и «Монгол Шуудан».
Леха включил магнитофон, а потом то и дело менял кассеты. Чередуя, таким образом, разных исполнителей, но с одинаковым смыслом. Игорю нравились мелодии, но их тексты как-то всё время прославляли монархизм и анархию. Всюду была напраслина на Красных комиссаров, проливной понос и непонятная злоба. Если это протест, то Игорь его не понимал. Почему-то эти группы настырно восхваляли идеалы прошлого мракобесия, перед лицом рабоче-крестьянского класса. И тут, и там, они рубили шашками красноармейцев, и косил пулемёт каких-нибудь матросов с крейсера «Авроры». У «ДК» даже зазвучал «Боже царя храни». Круглов вспомнил Игоря Талькова, который тоже выпендривался на сцене, в кителе офицера российской империи, и в медалях и крестах. По сути, он ничем не отличался от этих «ДК» и «Шууданов», то же хуление советской власти и героев Гражданской войны. Разница была только в том, что Талькова крутили по телевизору.
- А вот провинциальный рок, - сказал Лёха. – Группы «Сектор Газа» и «Гражданская Оборона». Здесь вы увидите принципиальное отличие от столичных. На смену царским соплям и пьяным Махно, идёт всё та же критика советского быта, но в виде частушек, и нервозных выкриков.
Лёха врубил первую кассету с «частушками». Щукарь и Игорь сразу поняли «Сектор Газа» и счастливо заулыбались, а вот «Гражданская Оборона» внесла недоразумение. Стихи были непонятны, зато лозунгов было много. «Винтовка – это праздник», «Мы лёд под ногами майора», «Всё идёт по плану», не очень Игорю и Щукарю понравились. Какой-то бред сумасшедшего, да и только. Всё было сумбурно и ни к селу, ни к городу. Понимать «Гражданскую Оборону» можно было только частями или отдельными фразами, но как нечто целое, их песни связывали только припевы. «Русское поле экспериментов», - пел солист, а ты думай, в каком смысле он это поёт? В том ли, что коммунизм - это эксперимент, и Россия является передовой и прогрессивной страной? Пионером в области познания и поисков лучшей доли для человека. Или в том, что экспериментаторы никак не закончат свои опыты над людьми? Всё это было так запутано и намешано, что любой дурак мог вложить в это собственный смысл. Ответов нет, зато вопросы и тыканье мордой во что-то, с их точки зрения, нехорошее. «Сектор Газа» в этом смысле был проще:

Я не токарь, я не пекарь,
Я не повар, не доцент.
Я не дворник, я не слесарь,
Я простой советский мент.
Я работаю в шараге
Под названием «трезвяк»,
Вы пашите на заводах,
Ну, а мне и здесь ништяк.

Ну, ясно же, что песнь была про лоботряса мента, и про всех таких же, кто искал себе не пыльную работёнку и тёплое местечко. Всё это было сродни тому, как люди бросали деревни, как городская молодёжь рвалась в институты, лишь бы не пачкаться в мазуте и в сантехническом говне. Всё это есть даже в фильме Эльдара Рязанова «Дорогая Елена Сергеевна» и в фильмах «Публикация», «Интердевочка» и многих других таких же. Все хотят лёгкой жизни, и чтоб с высоким уровнем потребления. Но ведь сейчас Советскую власть бранят не за её идеологию, а за отсутствие жвачек и шмоток в магазинах. Из-за вечного дефицита. Более интеллигентствующие провокаторы приплетают сюда ГУЛАГи и Сталина, «несчастных» евреев, и отобранную при коллективизации корову, но напрочь отпихивают индустриализацию, Гагарина, и всеобщую победу над безграмотностью и нищетой. То, что дали народу Ленин и партия, в разы превосходило царское самодержавие и буржуазный капитализм. Этого Игорь как раз и не понимал в русском роке, и в книгах диссидентов. Которые как из рога изобилия посыпались в 1988 году на головы граждан. «Новый мир», «Юность», «Звезда» и другие журналы охапками печатали Довлатова, Алешковского и Аксёнова с Войновичем. Все они были полны ненавистью, как какие-нибудь кавказские абреки. Жаждали мести и крови всему советскому государству, но при этом старательно забывали о том, что в этой стране живут обычные люди, ни Сталины, и ни Берии, а значит, и кровь польётся из их вен, а не из Иосифа Виссарионовича. А может, и не забывали? Может, они этого и хотели на самом-то деле. Но понимание этого, Игорю придёт позже, много лет спустя. А сейчас в эти панки, рокеры и прочие «Депеш Моды» не возбудили никаких у него чувств. «Чёрный Кофе», «Круиз», «Август» оставили Игоря равнодушным. Всё это было не то.
- Ну, всё пацаны, сказал Лёха. – На сегодня хватит. Идите отсюда. Ко мне Галка скоро придёт.
- Лёх, покажи голых баб, - попросил напоследок его брат Серёга.
- Ладно, но потом все прочь.
Лёха вытащил чёрно-белые снимки и там голые женщины сверкали своими прелестями, а Игорь, глядя на них, почему-то вспомнил рыжую Гаврюху.