Уитмор Эдвард Иерихонская мозаика глава 28

ТРИ

Дамаск был потрясён итогом войны.
Операцию "Стайер" заморозили. Халим не вылезал из дому, старался не светиться, как и все вокруг. Опасность росла по мере того, как в правительстве, Баас и армии потрясение уступало место взаимным обвинениям и кровопролитию. У Йосси, спрятавшегося внутри Халима, появилось много времени, чтобы неприкаянно бродить по дому и саду. К нему присоединился безработный Зиад, который нуждался в выпивке.

Летними вечерами они часами сидели в тяжёлых троноподобных креслах на широкой веранде, над лестницей, ведущей в никуда, и представляли открытую даль и караваны на горизонте.

Поражение - подавляющее, позорное - заставило Зиада оглянуться на прожитую жизнь. Он стал одержим прошлым и часто вспоминал благие намерения и наивные планы студенческих лет.

Йосси тоже тем летом оглянулся назад, хотя и совсем по-другому поводу. Известие о ранении Асафа сильно его встревожило. Обесценило восторг, который он испытывал по поводу победы Израиля и своего собственного вклада в неё. Резко остановившись после многих лет лихорадочных усилий, Йосси и без того ощущал раздрай. Теперь добавилось чувство глубокого раскаяния.

Йосси не мог навестить Асафа. И ничем не мог ему помочь. Ни облегчить боль, ни утешить. Чувство собственной неполноценности давило Йосси, и хотя он ясно понимал своё положение, настроения это не улучшало. Он бросил - а значит предал - сына. Йосси сидел взаперти, и стены, казалось, давили.

Планировка и интерьер дома напоминали о доме Анны в Иерусалиме, за исключением того, что дом Йосси был одноэтажным. (Таяр описал Йосси иерусалимский дом на склоне холма и вид с балкона.) Сходство было естественно. Каменные дома на Эфиопия-стрит строила семья Нашашиби, один из наиболее значимых арабских кланов. Когда в начале века различные ветви семьи решили жить в одном месте, они выбрали Иерусалим, где и выстроили целый анклав из примыкающих друг к другу домов и дворов. Дома они построили в распространённом в Леванте дамасском  стиле: большой центральный зал с высоким деревянным, украшенным геометрическими узорами, потолком, с окнами под потолком и оковаными железом дверями во внутренний двор и на балкон и в спальни. Кухня и кладовки спрятаны в конце длинного коридора подальше от глаз. Традиционное распределение пространства для большой арабской семьи со средствами.

Таким образом, Асаф вырос в почти точной копии дома Йосси. На Йосси порой накатывала навязчивая идея, что раненый Асаф где-то здесь, лежит за одной из дверей. Беспокойно расхаживая по дому, он, случайно поднимая глаза к узорам потолка, вдруг ощущал чьё-то присутствие поблизости, за одной из дверей...
Ощущение бывало настолько реальным, что он поворачивался и делал шаг...
Он понимал, что его мучает собственная вина, но ничего не мог поделать. Хорошо, что эти мучения он испытывал только тогда, когда был один и мог быть Йосси.

За несколько месяцев он поседел, высох. И именно в этот период лицо его приобрело резной вид идола, а глаза - ту прозрачность, которая так заворожила Таяра, когда они вновь встретились в Бейруте. К тому времени Стайер преобразился настолько, что от Йосси осталась одна улыбка, напомнившая Таяру о пылком молодом человеке, с которым полтора десятилетия тому назад он сидел на берегу Средиземного моря близ пустыни Негев, обсуждая необыкновенную тайную операцию, которую они проведут вместе, и новую, полную приключений жизнь, которую Йосси посвятит исключительно чистейшим идеалам и проведёт один.



Что же касается Стайера, то он просто пытался выжить. Его удивляло, насколько далёким теперь казалось ему его прежнее "я". Он поймал себя на том, что воспринимает Йосси примерно как друга детства.

Он знал все подробности жизни этого "другого", но то были воспоминания из иного мира. Надежды Йосси, страхи Йосси... они просто не имели отношения к Халиму. Халим разбирался в масках, и новое лицо, которое он видел в зеркале, мало что для него значило. А вот внутренние перемены его поразили. Стремление выжить в арабском мире мелкими шажками привело Стайера к необратимому метаморфозу. Печаль.



***

Вечера на веранде, скотч, тишина. Зиад ошибочно приписывал отстранённость друга мутному сумраку, охватившему весь Дамаск.
Зиад потерял работу в министерстве, став случайной жертвой одной периодических перетасовок; армейские интриганы. Однажды Зиада в рабочее время застали за чашкой кофе не на рабочем месте. А некоторые проегипетски настроенные офицеры были не только уволены, но и арестованы.
Теперь Зиад зарабатывал опять кропая статейки в несколько газет. Единственным его настоящим другом был Халим, который относился к Зиаду как к равному.

Наедине с другом Зиад не строил из себя шута. Он всегда мог открыть свои страхи и быть самим собой. Прежде Зиаду не везло с друзьями, и теперь он не переставал радоваться удаче и благодарить судьбу за выделенное ему в сердце Халима местечко.

Но ведь Халим не был похож на местных. Халим вырос в другой стране, а здесь выбрал жить на вилле из другой эпохи. Он читал мифические сказания о величественном Дамаске и мечтал "быть истинным сирийцем и арабом", что означало что он действительно верил в такие абстрактные вещи. Зиад не понимал этого, для него имели значение связи между членами семьи, племенами, случай, деньги, профессия и религиозная принадлежность; они определяли место человека на рынке. На множестве мелких базаров и одном большом, включающем всех и всё - в Дамаске. Городе, который в течение тысячелетий был главным местом сатрапии или провинции или государства, Сирией греческой или римской или персидской или турецкой или монгольской, языческой или христианской или мусульманской, перевалочным пунктом для череды мирных караванов и армий завоевателей. И эту абстракцию Халим считал своей Родиной. А для Зиада идея "арабского мира" значила пшик; примерно как, скажем, "мир киргизский" или "чукотский".

- Ты же знаешь, что это ничего не значит, - говорил он Халиму. - Что общего у индейца Амазонки, охотящегося в джунглях с духовой трубкой, и чопорного чилийца немецкого происхождения, ухаживающего за виноградниками на склонах Анд? Там, в Аргентине, ты прекрасно это понимал. Зачем делать вид, что жизнь устроена здесь как-то иначе?

Халим в ответ только улыбался. Конечно, он ведь был мистик, провидец. Халим верил даже в будущность палестинцев, которые, сидя в загонах лагерей, были для всех остальных лишь стадом, резервом пушечного мяса. Столь проницательный и практичный в делах, зная людей, Халим отчего-то искренне верил в человечество. Зиад не мог понять этого парадокса. Он точно знал, что мир устроен совсем не так, как представляет себе его друг, но всё равно был очарован верой Халима.

Жизнь Зиада была тяжким, бесконечным перфомансом. Не то чтобы он хотел мазохистски навредить сам себе. Извращенцем он не был. Он просто не умел иначе; шёл по жизни, как по болоту.
Только с Халимом ему было покойно. Когда они были вдвоём, Зиад чувствовал себя словно благословенным. Потому что Халим принимал его таким, каков он есть. Это казалось Зиаду ничем иным, как чудом.
И он думал о своём друге именно так:
"Халим для меня - дар небес".






***

Шли месяцы, и Халим всё больше времени и денег посвящал помощи своим палестинским друзьям. Моссад желал быть в курсе деятельности палестинцев.

В Дамаске длилась эпоха перемен. Бывшего министра информации переместили из Парижа в тюрьму. Его двоюродного брата, - который стал главой разведки Баас в возрасте чуть за тридцать, - выпрыгнули из окна. Между гражданским и военным крыльями Баас шла ожесточённая борьба, причём иракские агенты и проегипетски настроенные элементы действовали друг против друга. Те, кто имел возможность, пилили денежную помощь от Саудовской Аравии и стран залива. В этой суматохе Сирия практически закрыла свои границы для стран запада. Даже влиятельные сирийцы редко выезжали дальше Бейрута. Король Иордании Хусейн, из-за ООП теряя контроль над страной, начал против ополченцев войну и изгнал ООП из Иордании в Ливан. Сирийские танки вторглись в Иорданию, но отступили, когда Израиль пригрозил войной, а Саудовская Аравия - свернуть благотворительность.

Этот обсёр сирийцев случился когда в армии перевешивало влияние гражданских. Тогда министр обороны, кадровый военный, решил взять власть. И взял, и стал президентом - победило военное крыло Баас. Но что ещё важнее, президент был сыном крестьянина и принадлежал к угнетаемому суннитами алавитскому меньшинству. Кроме того, вскоре выяснилось, что новый президент не просто глава другой коалиции. Он не желал делиться властью и правил один; такого сотни лет не случалось. Первым делом он арестовал своего партийного наставника, предыдущего президента, и приговорил его к пожизненному заключению в печально известном подземелье.

Зиад был взволнован.
- Знаешь, Халим, алавит в президентском кресле - это нечто. Люди будут видеть в нём заступника обиженных; а обиженных и обделённых, извиняюсь, большинство населения. Значит, теперь у нас есть наш собственный Перон, отец тех, кто родился не в рубашке. Надеюсь, умнее в решении вопросов рынка, чем банановый диктатор. О да! настоящий Левантийский Лидер, который умеет плести интриги и перерезать глотки. Презираемые меньшинства порождают людей злых, терпеливых. Алавит, крестьянин! чей первый шаг растоптал человека, который, вообще-то, его создал.
И именно за вероломство граждане его и полюбят. Втайне они все мечтают о мести, кому-нибудь. В молодости он отчего-то сменил имя на "Лев". Очень к месту теперь. Всё сходится. Может быть, он даже окажется достаточно силён, чтобы обратно отвоевать нашу землю у израильтян. Доминировать, или подчиняться? Любой, кто не таков как большинство, есть низший? Алавит знает, что по чём. Он разберётся.

Зиад был в предвкушении, он предвидел открывающиеся возможности. Новому правительству потребуются новые приверженцы. Диктатура означает новые возможности. А то, что диктатор из секты меньшинства, которую презирало большинство мусульман, означает, что у маленьких людей появился шанс приподняться, подрасти. Как знать, не станет ли Зиад большим человеком.



***

Зиад ухватил шанс и сменил область деятельности - подался в шпионаж. Новым работодателем Зиада стал капитан сирийской разведки, сам один из новых людей. Контора занималась палестинским ополчением, после изгнания из Иордании обосновавшимся на юге Ливана. Ставила задачи, обеспечивала оружием и деньгами. Новое сирийское правительство продолжало политику старого: не проводить операций против Израиля с территории самой Сирии.

Подразделение, на которое работал Зиад, было только одним из целой дюжины сирийских секретных служб.
 
Эти агентства имели независимые друг от друга бюджеты. И решали поставленные задачи, обладая очень разными полномочиями — поскольку на вершине зиккурата мог быть майор или полковник, министр или президент. Некоторые агентства были намного крупнее других. Самыми крупными из них были те, которыми руководили армия и Министерство обороны.

Но размер не всегда имеет значение. Агентство с сотнями сотрудников может быть не столь влиятельным, как гораздо более секретная организация с - , например, - семью ключевыми агентами.

Эти - особенные - действовали вне МО, МИД, МВД, армии, Баас, администрации президента - всех видимых центров силы, короче.








Большинство агентств не разделяли сферу своей деятельности: внешняя или внутренняя, шпионаж или контрразведка; так как интерес к  заграничным друзьям и врагам был столь же важен для центральной власти, как и контроль за друзьями и врагами у себя дома. А поскольку народ и армия едины, гражданские лезли контролировать армию, а военные ведомства имели политические цели.

У других же сирийских спецслужб была исключительно узкая направленность. Партия Баас долгое время управляла агентством, работающим только по Ираку, где Баасистская партия также находилась у власти. Эта служба под видом братских отношений с единомышленниками занималась в Багдаде подрывной деятельностью, одновременно противодействуя в Дамаске иракским агентам влияния.

Ещё одна служба занималась страной пирамид. В прошлом Сирия в рамках политического союза недолго контролировалась Египтом, и в разведслужбах армии и МО ещё оставались проегипетски настроенные офицеры. Зато сотрудники спецслужбы МВД были ярыми патриотами.
Соседняя Иордания была вотчиной секретных служб МИДа и армии.
Связь с КГБ якобы осуществлялась одной секретной службой в Министерстве иностранных дел и другой - в Министерстве обороны, но на самом деле этим занимался второй департамент Министерства обороны.
И, напоследок, секретная служба президентской канцелярии. Самый особый случай. Её работа состояла в том, чтобы информировать Президента о затеях других ведомств.

Само собой разумеется, что большинство сирийских спецслужб часто переступали дорогу другим. Наиболее агрессивно вели себя агентства под управлением Баас, стремящейся быть вездесущей; Баас имела свою контрразведку в противовес контрразведке МВД.

Деньги Саудовской Аравии и стран залива доставались секретным службам Министерства обороны. Но и другим агентствам могло кое-что перепасть, если их руководители имели нужные связи.



В сферу интересов всех сирийских спецслужб входил Ливан, и все они использовали палестинцев. Бейрут был местом встречи агентов всех секретных служб Ближнего Востока, не только сирийских, а палестинцы были расходным материалом.
Таяр так описывал работу в Бейруте: "Мафия-стайл. Ливан встал на путь гангстеризма".



Конкурирующие секретные службы постоянно находились в процессе раскола и поглощения друг друга; перемена фортуны - и новые люди обретают власть за счёт старых.
Агентства возникали, исчезали, меняли направления своей деятельности. Менялись и размеры, и влияние.







Подотделы порой находили новый дом в другом агентстве, или переходили под крыло новых кураторов. Даже военные разведслужбы радикально меняли своё значение по мере того, как власть то накапливалась в штабе армии, то перетекала в департаменты Министерства обороны. Поразительным было то, что с конца Второй мировой, - когда ушли французы, - количество секретных служб оставалось неизменным; их было двенадцать.

Путаница сбивала с толку самих сирийцев, но у Стайера был свой эксперт - Таяр, штатный ясновидящий Моссада.
- Это магическое число всегда меня озадачивало, - сказал однажды Таяр Йоси. - Ни в одной другой стране мира нет и половины. Зачем сирийцам столько? Любопытно. Они же спотыкаются друг о друга. Русские обходятся только одной; или двумя, как посмотреть. Американцы, сторонники конкуренции, имеют три или четыре. А всем остальным, даже параноидально недоверчивым, хватает одной. Но только не сирийцам. Сирийцы настаивают на дюжине монстров. Какая головная боль. Как они могут что-то отслеживать? Издержки, дублирование. Время от времени одно из сирийских агентств жадно поглощает три или четыре других, и вы думаете, что в этом есть логика: сильные делают то, что вы ожидаете от сильных. Но что же дальше? А дальше, через несколько месяцев, образуются три или четыре новых агентства. Это своего рода естественный отбор, архетипическое увлечение хаосом, страстное объятие абсолютной подозрительности. Возможно, это состояние ума, которое приходит, когда твоя судьба веками находится в руках иностранцев. Итальянцы и греки имеют похожие наклонности: солнце плавит мозги, прозрачный воздух дрожит, и кажется, что реальность где-то за углом... Но паранойя? Тут никто не может сравниться с сирийцами. Их недоверие монументально, как пирамиды Египта. Что касается естественного отбора и магии числа двенадцать, то эта практика, думаю, началась восемьсот лет тому назад, когда Салах ад;Дин постепенно выдавливал с Ближнего Востока войска иноземных дьяволов. Он был великим полководцем, сумевшим возглавить всех мусульман, но - как курд - он, должно быть, сомневался.

- В чём же? - Спросил Йосси, и Таяр со смехом кивнул.

- Подозреваю, во всём и во всех. Вот почему он стал славным полководцем и успешным лидером: потому что был недоверчив. И, чтобы поддерживать баланс, завёл дюжину секретных служб. Полагаю, за прошедшие века в душе сирийцев укоренилось представление, что для успеха необходимы именно двенадцать; как для страны с её племенами... Почему бы и нет, Йосси? Это такое же разумное объяснение, как и любое другое. С рациональной точки зрения это непостижимо...

Как бы в подтверждение теории Таяра, первый сирийский диктатор использовал пример Салах-ад-Дина: теперь все двенадцать разведслужб Сирии подчинялись непосредственно `el presidente`.