Диалог 4. О крещении. Чистое и грязное

- Здорово, что ли?
- Ну здравствуй, дорогой.
- Как здоровье после вчерашней баньки?
- Славно попарились.
- Да, как будто заново родился. Помнится вчера мы вчера с тобой затеяли было очередную богословскую беседу. Да уж место было больно не подходящее для подобных разговоров. Про крещение намеревались поговорить.
- Ага, баня телесная и баня пакибытия как-то не совсем между собой соотносятся. Даже крестик в парилке приходится снимать. Прямо-таки какое-то промежуточное место, эта баня.
- Все верно, в бане мы с себя грязь смываем, очищаемся. Там грязь и остается.
- А что такое грязь?
- Экой сложный вопрос. Вон, посмотри под ноги: земля, песок.
- Но ведь хлеб-то в земле растет, да еще и навозом, то есть дерьмом лошадиным, удобряется. А сам по себе хлеб еще никто грязным не назвал. Как же у тебя получается: из грязной земли вырастает чистый хлеб?
- Хм, значит и земля не грязная?
- Это смотря какая земля. Вот если ком земли на обеденный стол положить, можно ли за таким столом обедать?
- Нет, конечно. Негигиенично.
- То есть грязно?
- Ага.
- А вот тот чернозем, что лежит на пшеничном поле – он грязный?
- Тот, что в поле – не грязный, он же на поле лежит, без него хлеб не родится.
- Так значит, что такое грязь? То, что оказалось не там, где надо, и не в свое время?
- Выходит так. Это как кровь, о которой мы давеча говорили.
- Именно. А как понять, что и когда где-то должно находиться? Кто определяет?
- Ну, это такой естественный порядок вещей. Бог, наверное.
- Это-то понятно – Бог. А кто в поле пашет, на земле и за столом сидит, с ложкой? Т.е. кто реально отделяет грязь от чистоты? Кто порядок этот воплощает? Ведь, по большому счету, Всемогущему Богу все равно, где и что лежит, это на Его существовании никак не сказывается. И неодушевленные вещи, хоть и находятся в этом порядке (поскольку между собой взаимодействуют), но понять или осознать свое место не могут. Где положили – там и лежат. Комку земли одинаково безразлично, где лежать – на столе или в поле.
- Ну?
- Значит порядок вещей важен только нам, людям?
- Выходит, что людям.
- Как древне говорили: «Человек есть мера всех вещей, существующих – что они существуют, не существующих – что они не существуют». Ведь оказаться не на своем месте – это все равно, что не существовать.
- Это почему же? Положи ком земли на обеденный стол: лежит себе и лежит, даже потрогать можно.
- Хе-хе, лежит-то он лежит, а вот что с обеденным столом стало? Будешь ли есть, хотя бы черную икру, если на столе лежит кусок навоза?
- Как-то не очень аппетитно…
- Вот и пообедали (смеется)… Значит, если на обеденный стол положить кусок дерьма, то обеденный стол исчезнет?
- Ну как же исчезнет? Вот он, стоит, где стоял.
- Но есть же ты за таким столом не станешь?
- Нет.
- Значит это больше не обеденный стол?
- Не обеденный.
- А что это?
- Уже и не знаю.
- То есть, даже и названия этому никакого нет?
- Нет.
- Вот и выходит, что обеденный стол исчез, перестал существовать, но, за то появилось нечто неопределенное, чему даже имени нет.  А что значит в нашем мире, если нет имени?
- Видимо, что этого нет, раз его назвать не получается.
- Это значит, что установить его место в мире других вещей не получилось, назначение его – непонятное. Вроде есть вещь, а вроде – и нет.
- Жутковато как-то.
- Ага. Но, подведем итог этому экскурсу. Значит: грязь имеет несколько свойств. Нормальный порядок вещей приводит в небытие (обеденный стол у нас с тобой исчез), порождает неопределенные, неизведанные миры.
- Приводит в небытие – значит несет смерть?
- Конечно. Грязь, нечистота – смертельно опасна. А еще один вывод – это люди разделяют чистое от нечистого.
- А ведь грех – это нечистота?
- К этому и веду мысль. От того и сказано, что «наказание за грех – смерть».
- Выходит, что и грех от праведности – тоже люди отделяют.
- Конечно. Грех – категория социальная.
- А как же Бог?
- Бог санкционирует устойчивость социального порядка. От того и сказано: «грех – есть беззаконие».
- Значит, порядок возникает из самого общества, а Бог утверждает то, что уже сложилось.
- Да, но именно такой Бог, который соответствует этому наличному обществу. Наличный Бог. Об этом мы с тобой в прошлый раз уже говорили.
- Интересно, а вот что будет, если кто-то усядется есть черную икру за столом, где лежит куча навоза?
- Ха-ха-ха (смеется). Будет панк-революция (шучу, конечно). Это называется нигилизм. Но последствия этого самые серьезные. Или такой человек умрет, или умрет общество, которое такое допускает.
- То есть?
- Если общество еще жизнеспособно, то оно само такого человека из своей среды удалит, так как такое поведение – разрушительно. Или, наоборот, если общество уже не в состоянии пресечь такую деятельность – значит общество уже при смерти, значит эон уже поменялся, но этого пока не заметили.
- А в обратном направлении это работает? То есть, если некое сообщество начнет сознательно жить так, как не принято большинством, то что будет? Другими словами, можно ли сознательно менять эон? 
- Собственно, этим религия и занимается.
- Не совсем понял твою мысль.
- Смотри, что происходит при богослужении: невозможное становится возможным. Вино становится Кровью, хлеб – Телом.
- ???
- Происходит регулярное воспроизведение запретного. А что это значит? Значит богослужение конструирует иную реальность, другой век. 
- Так значит все настоящие христиане – нигилисты?
- Безусловно. Правда термин этот несет в себе некие обремененные традицией оттенки смысла. Мне больше нравится термин, который использовал один русский писатель к историческим «нигилистам» – «новые люди».
- Ага, и тут мы сразу можем вспомнить притчу про старые и новые меха, в которые наливают вино.
- Вот-вот. И возникает вопрос, как таких людей создать, чтобы они могли участвовать в том, что в обычном мире невозможно. И здесь, наконец, мы и приблизились к вопросу о крещении.
- Якоже по обычаю: хотели про богословие, а занялись социологией.
- Богословие – это и есть социология.
- Ну ладно, в следующий раз действительно о крещении поговорим.
- Ну, это как пойдет (смеется).