Первая охота

    Лет тридцать назад, Серега, с которым я познакомился в больнице, когда он лечился у меня по поводу не осложненного перелома позвоночника,  пригласил меня на утиную охоту. К тому моменту он уже окончательно поправился, вышел на работу и сам с нетерпением ждал открытия охотничьего сезона. Рыбачить я рыбачил, сколько себя помню – родился и жил-то на берегу Волги, и когда перебрался в Сибирь, продолжил заниматься любимым делом. А вот охота как-то проскользнула мимо меня, так что приглашение я принял с удовольствием.
    Охотничьих мест рядом с нашим поселком, когда Сергей перечислил мне все близлежащие водоемы, где можно было встретить открытие охоты на утку, оказалось не так уж много. Слышать о них я, конечно, слышал, но все больше в связи с рыбалкой и полностью доверился ему в выборе. Выбор пал на «пульпу».
    «Пульпа» представляла собой вытянутую вдоль горного отвала большую мелководную лужу возле поселка, обильно поросшую самой разной водной растительностью, где водился и карась, и карп, и мы вместе даже как-то рыбачили здесь. Конечно, тогда видели и уток, и лысух, даже пару гусей как-то поздней осенью поднимали. Воспоминания были приятными. Хотелось посмотреть, что покажет охота в этом замечательном месте.

    За сутки до открытия, мы на его старенькой резиновой лодке рыскали по камышам, искали место, где поставить скрадок. Как выяснилось, для удачной охоты на уток надо было загодя построить скрадок, эдакое укрытие, которое с одной стороны должно хорошо маскировать охотника и не мешать стрельбе, а с другой само не должно выделяться на фоне окружающей среды. Да и строить его надо было прямо на водоеме, поближе к чистой воде.
    Серега проплывал одну заводь за другой, огибал высоченные кусты камыша и рогоза, с трудом протискивался через куртины тесно стоящего тростника, но все оставался недоволен, что-то его не устраивало. То обзор маловат, то против солнца стоять придется, то заплывать от берега далеко, то соседи, которых я, как ни старался, не видел, будут близко. Все же после часовых поисков мы остановились рядом с небольшой плантацией камыша, перед которой расстилалась довольно обширная водная гладь, а за спиной метрах в семидесяти возвышался горный отвал, прикрывающий эту часть озера от солнца.  Здесь и решено было обосноваться.

    Огромной кувалдой, заплыв прямо в середину зеленого островка, чередуясь, мы вбивали в илистое дно заостренные столбы, к которым уже над самой водой прибили сколоченный на берегу поддон из досок. А уж потом дополнительно огораживали эту деревянную площадку ветками, чтобы скрыть нас от налетающих уток. Ветки приходилось возить с берега, где в изобилии росли раскидистые ивы с их обильными гибкими ветвями, покрытыми узкими, густыми листьями. Крепили их, связывая между собой и веревками, и проволокой, а самые толстые все же прихватили гвоздями прямо к поддону.
    Когда я впервые осторожно забрался на эту хлипкую конструкцию и, встав в полный рост, огляделся, то увидел поблизости не меньше десятка таких же избушек на курьих ножках, которые отчетливо бросались в глаза густотой своих веток. Расстояние между избушками было не больше тридцати метров. Вот, оказывается, о каких соседях Сергей говорил. А с воды из-за стены камыша их и видно не было, я думал, что мы вообще будем здесь одни.

    Как я ошибался. На этот «праздник души» вечером перед открытием на берегу собралось не меньше полусотни охотников. Весь берег был заставлен машинами и мотоциклами, завален накачанными и еще не распакованными лодками, чехлами с ружьями, рюкзаками, застелен маленькими и большими клеенками со снедью, вокруг которых сидели и лежали десятки умиротворенных охотников. Еще бы, этого дня они ждали целый год.
    Были компании по три – четыре человека,  были по шесть и больше, и только мы с Серегой скромненько пристроились вдвоем рядом с его мотоциклом, на котором сюда и прибыли. Многочисленные соседи, от молоденьких мальчишек, похоже, только вступивших в общество, до самых пожилых, у которых, наверное, и дети уже охотились, частенько подходили, садились рядом, болтали с Сергеем о каких-то делах, приглашали к себе за «стол». Как я понял, среди охотников он был личностью известной. Попадались охотнички уже изрядно набравшиеся, готовые хоть сейчас открыть охотничий сезон стрельбой по бутылкам, но таких было не много. Протест основной массы собравшихся на берегу заставил их поумерить свой пыл. Вернее, направил его в другое, уже привычное им русло.
    Когда стемнело, загорелось несколько небольших костерков, вокруг которых народ начал кучковаться теснее. Мы тоже пристроились у одного из них и слушали самые разные охотничьи байки, которыми щедро делились старики, ветераны охотничьего дела. Сейчас-то я понимаю, что половина из них была придумана, а вторая многократно повторялась, обрастая все более невероятными подробностям, в которые и поверить-то было сложно. Тогда же для меня они были в диковинку, и я слушал, раскрыв рот.
    Но были и полезные начинания. С подачи председателя охотобщества, Владимира Яковлевича, у костра которого ближе к ночи собралась чуть не половина всех охотников, определили ряд правил, которым должны были следовать все стрелки. Только через год, вступая в охотничье общество, я узнал, что это обычные требования охотминимума: не стрелять ниже человеческого роста, не стрелять на звук, не стрелять по неясно видимой цели, не мешать соседям, и, самое главное, не стрелять по темну, а дождаться хотя бы самого скромного рассвета.

    Дождались! Поплыли в скрадки с самыми первыми проблесками зари, когда во мраке едва стало различаться мерцание темной воды. Отправление охотников напоминало великое переселение народов. Выход к воде сквозь густо росшие камыши был всего один, и целая вереница лодок, подталкиваемая хозяевами, выстроилась в длиннющую очередь. Кто-то самый нетерпеливый попытался продраться сквозь заросли, протоптать новую тропу, но в темноте не сумел, и тихое чертыханье слышалось со всех сторон – уговорились еще и не шуметь утром, чтобы не поднять ночующих на воде уток раньше времени.
    Мы были в середине очереди. Ориентируясь на заранее привязанные кусочки бинта на смутно чернеющих куртинах тростника, подрагивая от промозглой предрассветной сырости, выбрались из зарослей и скоренько, максимально стараясь не шлепать веслами по воде, подались к своему скрадку. Едва забрались на пошатывающийся поддон – началось. Сначала громыхнуло где-то на противоположном конце озера, потом все ближе, ближе, где-то совсем рядом, после чего я отчетливо услышал, как падающая на излете дробь застучала по окружающим нас веткам и с бульканьем уходила под воду. Ни фига себе…
    Мой напарник молчал, но даже в темноте я чувствовал, что он улыбается, видя мое смятение. Это придало мне уверенности, да еще накинутый Серегой на ветки изнутри нашей засады плащ совершенно успокоил меня – я стал сначала озираться по сторонам, а потом и пытаться рассмотреть – где здесь утки летают!? Увидеть что-то в этой почти кромешной тьме было сложно, но через несколько минут на фоне едва светлеющего неба я все же заметил промелькнувшие силуэты нескольких уток, и даже расслышал свист крыльев, который сейчас не спутаю ни с чем.
    Сергей моментально вскинул ружье и, даже не уперев приклад в плечо,   выстрелил сначала из одного ствола, потом из другого. Грохот выстрелов буквально оглушил меня - так близко слышать их мне еще не приходилось. Вырвавшиеся из стволов языки пламени на мгновенье красочным фейерверком осветили все вокруг, и тут же темнота стала еще гуще, даже показалось, что я ослеп. Но, несмотря на свою временную глухоту и слепоту, я все же различил, что одна из уток падает, а затем и услышал глухой тяжелый шлепок о воду недалеко от нашего скрадка. Ура! Есть добыча.

    С рассветом дело пошло веселей. На заголубевшем небе то и дело начали мелькать табунки поднявшихся с ночевки уток. Видеть налетающих птиц можно было издалека, да уже и не было необходимости соблюдать строгую тишину. Соседи даже подсказывали: «Серега, на тебя идет, не спи».
    Тут уж надо было не зевать, и вскоре перед нами на воде лежала еще пара сбитых уток. Стрелял он хорошо.
    Ружье было у нас одно, и Сергей с самого утра чуть ли не насильно совал его мне в руки. И вот, наконец, я решился. Добыча у нас уже была, так что можно и попробовать – не подстрелю никого, так все равно без уток не выплывем, перед соседями стыдно не будет. Ну а добуду…

    Что я почувствовал после своего первого в жизни выстрела – большей частью не помню. Помню только, что очень удивился, когда налетавшая на нас утка после  выстрела упала чуть ли не в скрадок. Серега обрадовался даже больше меня. Широко улыбаясь, он хлопал меня по спине, говорил что-то ободряющее, а я стоял с поднятым вверх ружьем и молча хлопал глазами. Ни фига себе…
    Второй раз я промазал. Выстрелил и провожал глазами улетающую дичь, напрочь забыв, что в другом стволе есть еще один патрон и можно бы попытаться достать ее. Когда же расслышал подсказку Сергея, было поздно. Метрах в пятидесяти от нас утку снял кто-то из соседей. В лучах восходящего солнца она красиво упала посреди озера, где уже виднелось немало черных пятен подстреленных птиц.

    Утки большей частью налетали со стороны северного отвала, далеко напротив нас над противоположным краем озера и шли вдоль камыша, надеясь присмотреть местечко, где бы можно было присесть. Но желаниям их сегодня не суждено было сбыться. Затаившиеся в выставленных как раз по краю открытой воды скрадках охотники, не давали им даже снизиться. Похоже, все уговоры не мешать соседям, если утка идет на них и далеко от тебя, были забыты. Предпочтительное право на выстрел осталось только в книгах по охотничьей этике. Пальба начиналась уже на самых дальних подступах. Нетерпеливые стрелки пытались достать летящих уток на высоте метров, наверное, ста, а то и больше, хотя все знали, что убойная сила гладкоствольного ружья хороша метров до пятидесяти. Может быть, кто-то и пользовался контейнерами, но в то время это было редкостью. Зато, если все же удавалось зацепить утку, летящую очень высоко, то ее падение или планирование подранка выглядели очень впечатляюще, вызывали гул одобрения в скрадках и даже приветственные крики.

    На нас утки налетали реже. Ныряли прямо из-за южного отвала и сразу оказывались над головами. Наше убежище было чуть в стороне от основной массы и это давало нам выигрыш во времени и возможность прицелиться, а не стрелять навскидку, стараясь опередить соседей, как это было практически на всем озере. Наверное, поэтому, когда солнце поднялось над отвалом и начало припекать, перед нами тихонько болтались на воде уже шесть подстреленных уток. Трех сбил Серега и трех я.
    Решено было сплавать собрать дичь и пообедать на берегу. Тем более что утки летали все реже и реже, а выстрелы, которые на зорьке напоминали канонаду наступающей армии, сейчас раздавались от случая к случаю.  Временами даже стояла удивительная тишина, и освещаемое не по-осеннему жарким солнцем озеро было до того красиво, что так бы, кажется, и сидел здесь без конца.

    На берегу нас уже ждали. Костерок, у которого мы коротали ночь, едва дымил, но соседи уже сидели возле заново накрытого стола и хвастались своими трофеями. Когда мы подходили, ребята как раз доставали из рюкзаков подстреленных уток и раскладывали их в рядок на примятую траву. Здесь были и очень крупные буровато-рыжие в темную крапинку утки с лилово-синими зеркальцами на крыльях и оранжевыми лапами, как я позже узнал – крякаши. У пары из них была темно-зеленая голова и верхняя часть шеи, перехваченная белым ошейником, правда, не очень яркие. Это – селезни. Утки поменьше, но с удивительно широкими к концу, напоминающими лопату, носами, рыжевато-пестрые, с серыми крыльями – это широконоски. Утки, с острыми как шило хвостами длиной сантиметров около десяти, полностью оправдывали свое название - шилохвость. Чуть в стороне лежала пара небольших, ничем не примечательных, разве что изумрудно-зелеными зеркалами на крыльях да большими сине-зелеными пятнами вокруг глаз, отороченными белой полоской, серо-черных уточек – это чирки - свистунки. Тогда мне все было в диковинку, и я с интересом присматривался и прислушивался ко всему, что творилось вокруг.

    Кто-то добыл трех уток, кто-то пяток, ну а кто и не одной. Недалеко от костра на пригорке спал наш тезка, тоже Сергей, который и не думал заплывать в скрадок, а сладко посапывал, забыв и про первую охотничью зорьку, и про ружье, которое лежало рядом с ним. Из едва укрепленного на поясе открытого патронташа выпало несколько патронов. Один из них, похоже, закатился под спящего несостоявшегося охотника, мешал, и тот беспокойно ворочался, шарил рукой под поясницей, пытаясь его убрать, не прерывая сна. Свалявшиеся в неряшливые пряди волосы с запутавшимися в них обрывками травы, закрывали мокрое от наступившей жары лицо, а за ухо ему кто-то из  шутников воткнул шикарное утиное перо с черно-зелеными разводами. Я сначала не мог понять, как он умудрялся спать при такой канонаде, но валяющиеся рядом с пригорком несколько пустых водочных бутылок объяснили все.
     Тезка проснулся, когда мы, напившись согретого на остатках костра чая, собрались снова попытать охотничьего счастья и поплавать по зарослям, поискать подранков и выплывающих на чистые плесы с рассветом и тишиной лысух. Добытые нами на двоих шесть уток, из которых три были чирками, нас никак не устраивали.

    Проснувшийся Сергей, недовольно морщась, вытащил из-за уха мешающее перо, что вызвало веселый смех у костра, повертел его в руках, огляделся, протер опухшие глаза, и только потом поинтересовался:
    - А вы чего не стреляете? Солнце-то уже высоко…, - чем вызвал новую бурю смеха.
    - Проснись, нас обокрали, - ответил ему кто-то из ребят. – Скоро уже завтра наступит, а ты все спишь.
    Обескураженный, очевидно понявший спросонок только слово «обокрали», Сергей лихорадочно зашарил рукой возле себя, пытаясь нащупать лежащее рядом ружье, и только потом, когда ему это удалось, заулыбался и чуть смущаясь, спросил:
    - А выпить больше нету?..
    Отсмеявшись, ему доходчиво объяснили, перекладывая пустые бутылки с одного места на другое, что именно благодаря его усилиям стало совершенно невозможно отметить состоявшееся открытие, просто нечем. Пропал праздник… Сразу поскучневший охотник снова улегся на бок, подпер рукой отяжелевшую голову и заявил, что в таком случае на воду он сегодня не пойдет.
    Мой напарник, видя такой расклад, не растерялся и попросил у Сергея, остающегося на берегу, ружье. Нас, мол, двое, а ружье одно… А с ним не кто-нибудь, а… д-о-к-т-о-р… Последнее слово он просто вытягивал по буквам, и так значительно у него это прозвучало, что ни секунды не думая остающийся на берегу Сергей пододвинул ногой свой «Иж – 27» к нам и стал расстегивать патронташ, в который он все же собрал рассыпанные патроны. Мы от патронов великодушно отказались и, обрадованные, подхватив вертикалку, тут же подались к воде.

    Проплывая по затянутым ряской окнам и протокам мимо сплошных чащ тростников и рогоза, рассматривая укрытия в зарослях осоки, белокрыльника и водяных хвощей, мы пытались увидеть притаившихся там подранков или прибитых к камышу сбитых, но не поднятых охотниками птиц. Увы… Ни подранков, ни сбитых уток на воде не было. Было несколько лодок с охотниками, которые методично осматривали заросли, пока мы отдыхали на берегу, и вполне возможно им повезло больше.
    Тем не менее, нам все же удалось взять еще трех уток. Вернее двух уток и лысуху. Лысуху, неосторожно выплывшую из тростниковых крепей на чистое место, подстрелил я, опробовав одолженное мне ружье. Било оно кучно, но резко, так что у меня неимоверно заболел отбитый третий палец, неосторожно положенный на скобу курка. Уток, делавших круг как раз над нашим скрадком, где нас уже не было, мы взяли из-за стены камыша, выстрелив практически одновременно и кто кого сбил, было неясно, но решили честно – каждый по одной.

    Когда солнце перевалило на западную половину неба и утки перестали летать окончательно, мы решили вернуться. Я был на седьмом небе. Мне, впервые взявшему в руки ружье, удалось добыть сразу пять штук, причем четыре из них влет. Обалдеть!

    Так я заболел охотой. Через год вступил в общество, куда рекомендацию вместе с Сергеем мне давал сам председатель Владимир Яковлевич, купил пятизарядку полуавтомат МЦ 21-12, потом такую же вертикалку «Иж-27», с которой охотился в первый раз, уж очень она мне понравилась. Я частенько составлял компанию Сергею – и на болоте, и в тайге, и в поле, учился у него, постигая азы охотничьей науки.
    Но это уже совсем другая история.