Три дня надежды

     "Если вы решили начать новую жизнь с понедельника, cдeлaйтe это 19 августа:
      лучшего дня для любых начинаний не найти. Вместе с тем ocтepeгaйтecь в этот
      день рисковать"
                Из гороскопа, напечатанного в газeтe “Коммерсант”


18 августа 1991 был рядовым выходным днем за исключением какой-то жуткой напряженности, как перед грозой.
В понедельник 19-гo с утра мы включили телевизор посмотреть и послушать последние новости и погоду, но ничего, кроме «Лебединого озера» по всем программам, не передавали. Стало как-то совсем неуютно. Мы все сидели у телевизора в полной растерянности и чего-то ждали. Но не может же, в конце концов, идти одно и то же целый день. Что-то должно было случиться и случилось.
  Прозвучало обращение ГКЧП, Государственного комитета по чрезвычайному положению, в котором говорилось, что страна практически развалена усилиями Президента Советского Союза Михаила Горбачева, и посему это самое чрезвычайное положение вводится в стране на 6 месяцев с 4 часов 19 августа 1991 года. Также говорилось о жестком регулировании СМИ и передачи власти на местах назначенным военным комендантам.
   В Москву вошли танки и бронетранспортёры. Стало совсем страшно. Тут же в голову полезли сцены из книг, которые совсем еще недавно были запрещены и мы их читали буквально под одеялом. Было такое ощущение,  что 60 лет не прошли с тех самых страшных  времен,  описанных в этих книгах. Вернее, прошли,  но  не  закончились. 19 августа газеты не вышли. Обращения как ГКЧП, так и Президента  России  Ельцина, датированные l9—м августа, появились в печати только 20-го числа.
  19-ro мы пришли с работы не поздно, никому не работалось. Сидели на кухне вчетвером: муж Миша, сестра Лена, дочь Юля и я. Крутили ручку транзистора, пытаясь поймать «вражий» голос, во глушили его еще сильнее, чем 15 лет назад. Вдруг в эфир прорвалась радиостанция «Эхо Москвы», самая независимая и объективная. Они призывали всех, кому не безразлична судьба России и демократии, встать на защиту Белого Дома, в котором находился Президент России  Ельцин  и  все,  кто  к нему примкнул. Миша  молча  встал, порылся в шкафу, достал MГУшнyю стройотрядовскую куртку, попросил сделать бутербродов и чай в термосе.
Я разревелась, Лена тоже. Юлька не очень понимала, что происходит, но чувствовала всю напряженность обстановки  и тоже плакала. Я пыталась Мишу остановить, а он так  спокойно спросил меня:«А кто, если не я? Ты хочешь, чтобы наша дочь
жила по-другому, лучшe?».  И  это при том, что он абсолютный пацифист. Он быстро собрался и вышел. Уже начинало темнеть. Мы с сестрой прилипли к окну и долго махали Mише вслед, а он все оборачивался  и  жестом показывал,чтобы мы успокоились. Все, что произошло потом,  Миша рассказал,когда вернулся утром следующего дня. Мы с сестрой, конечно же, всю ночь просидели у транзистора.
 А дальше - рассказ очевидца.
 «Я решил, что должен идти ради своей семьи, ради будущего моей дочери, и пошел. Женщины плакали навзрыд, как будто провожали в последний бой. Причем, тогда это было недалеко от иcтины. Я сам не был уверен, вернусь ли обратно.
  Поехал на метро, продумывая различные пyти как  добраться дo Белого Дома. Я был уверен, что выход из метро «Краснопресненская» будет закрыт КГБ или милицией. Каково же было мое yдивлeНик, когда народ из nepeполненных вагонов свободно прошел на выход из мeтpo и направился к Белому Дому.
  По дороге подбирали все, чтo могло быть полезно при строительстве баррикад.
Я с другими защитниками подхватил какое-то бревно и направился к Белому Дому.
Никто нас не останавливал, никто  не  перекрывал нам дорогу.
  Когда мы сбросили бревно на баррикаду, я ужаснулся. Железная арматура, бревна и другoй строительный хлам был навален кое-как. Острые концы арматуры были в основном направлены внутрь площади, где стояли защитники. Я тогда понял, что если начнется паника или давка, когда танки войдут на площадь, народ будет гибнуть на cвoeй же баррикаде, пpocтo  напарываясь на эту арматуру. Единственный  свободный путь был только в Москва-реку. И я для себя решил,что в случае паники прыгну  в реку и поплыву(слава Богу, я плаваю хорошо).   
 На площади наpoд стал организовываться в небольшие группы вoкpyг костров. Из  Белого Дома «Эхо Москвы» по громкой связи передавало, что происходит  внутри  и вокруг Дома. Пpeдупpeдили, что в рядах защитников могут быть coтрудники КГБ и провокаторы. Просили быть внимательными и не поддаваться ни на какие пpoвoкации.
Впрочем, КГБешников легко было отличить по аккуратным серым костюмам,  галстукам и дипломатам, таким несуразным в той обстановке. Но что сделать - служба есть служба. Провокаторы обнаружили себя тоже быстро. Иx выдавало наличие спиртного, котopoe они предлагали защитникам. Но на площади не было ни одного выпившего.
  По мере приближения танков напряжение  на  площади  возрастало. После сообщения о возможности применения  психотропного оружия и отравляющих газов все стали      
внимательно присматриваться к поведению окружающих. Но не было выявлено ни одного
случая неадекватного поведения, хотя ПАЗики с медиками, пришедшими на помощь защитникам, были в полной готовности. Они просили подготовить мокрые носовые платки или куски материи, чтобы в случае необходимости закрывать ими рот и нос.
  Обратили внимание, что в нескольких номерах гостиницы "Мир" за шторами и на крыше находятся люди(сотрудники КГБ), наблюдающие за площадью перед Белым Домом.
Сообщили, что танки появились на мосту, и тут же передали, что на крыше гостиницы "Украина", стоящей напротив Белого Дома через Москва-реку, замечены снайперы. "Готовятся к штурму",- пронеслось у меня в голове. Но не только у меня. Из Белого Дома стали объяснять, как укрыться внутри него, какие подъезды для этого использовать.
  Вдруг передали, что по реке к Белому Дому приближается какой-то катер, и тут же
нас предупредили, что возможен штурм со стороны реки.
  Напряжение возрастало. Народ на площади встал и стал ждать.
  Со стороны города к площади подошли несколько бронетранспортёров.
  "Ну всё, началось" - подумал я...
  И тут же первое радостное сообщение. Экипажи этих бронетранспортёров перешли на
сторону защитников и будут защищать Белый Дом. По площади прокатилось "Ура!". На многих бронемашинах были видны наклеенные листки с текстом Указа Президента РСФСР, в котором он гарантировал правовую защиту тем, кто его поддержал. И сразу же другое сообщение, что десантники под командованием Лебедя тоже перешли на нашу сторону. Катер причалил и с него передали, что команда поддерживает нас.
  И наконец... Танки остановились. Это наша победа!"
  Но все это я узнала утром 20-го, когда Миша вернулся домой такой уставший, такой измотанный. Мы с сестрой ещё слушали радио, когда ключ повернулся в замке. Господи, как же мы радовались, что Миша, наконец-то дома, что победа за нами, и что всё было не зря! И душевное облегчение, и беспредельная радость, и горючие слёзы, и безудержный смех - всё сразу словно накрыло нас! Столько разных эмоций одновременно я, пожалуй, не испытывала никогда, ни до ни после. И казалось, что надо бы отдохнуть, но почему-то никак не получалось. Миша всё вспоминал новые подробности. Наконец-то, заработало телевидение. Без конца велись репортажи с площади у Белого Дома, ведь противостояние ещё не закончилось, ГКЧ-писты ещё не сдались. Нам позвонили близкие друзья из Америки, спросили не пора ли нас спасать. А мы так гордо заявили, что сами с усами, и сами кого хочешь... и что Россия уже не та, что была 2 дня назад.
  Тогда нам действительно так казалось. Хотелось, чтобы не пропал даром порыв тех многих смельчаков, кто по собственному желанию пошёл на ту площадь, в темноту и неизвестность. Когда ещё на нашей памяти россияне вставали на свою защиту в таком едином благородном порыве? Казалось, что вот оно - воплощение мечты. Что ещё чуть-чуть и наша Россия станет совсем другой, новой. Елена Боннер сказала тогда:"Эти три дня были не днями, не часами, а эпохой, за которую мы прошли неимоверно большой путь".
  Мы бы и не поверили, если бы нам тогда сказали, что всё будет забыто и предано, очень скоро, что лицемерию чиновников, за которых погибли в те дни три молодых человека, нет предела. И в 1993 даже обстрел снарядами Белого Дома не всколыхнул людей так, как события 91-го.
  Как жаль!
               
                Татьяна Карсонова, Михаил Тонконогов.
                Сентябрь, 2009 года