Странное дело

               
     Федот Антипович Куролесов всю свою жизнь трудился физически – зарабатывал на жизнь в поте лица своего. В прямом смысле этих слов. Вышедши на пенсию, оказался прикованным к постели: парализовало после инфаркта. Прогноз врачей неутешительный, да и сам он понимает: недолго ему осталось.
 
     Лежит он в постели, а мозг его, когда не отвлекается на телесные боли, не желает бездействовать. Будто физическую немощь Куролесова хочет восполнить. Проворачивает пусть и со скрипом, порой даже вхолостую в силу нехватки умственных запасов его мыслительные жернова. В голове тогда возникают, а потом гнездятся и выносятся на осмысление разные, совсем случайные, даже несуразные мысли, всплывают всякие воображения. Причём, что интересно для него самого, – отвлечённые, не имеющие совсем никакого отношения к той жизни, которой он жил много лет и которые прежде никогда не возникли бы в его рабоче-крестьянской голове. Не будь он работником кирки и лопаты и развей свой ум соответствующим образованием, то, гляди, пополнил бы ряды отечественной интеллигенции!

     О смерти Куролесов совсем не думает. Решил про себя, что боженька и так отпустил ему достаточно времени на земное пребывание. Зато, вот, посещает вдруг мысль о многообразии. Почему – и сам не знает, да и не задумывается по этому поводу.
 
     – Странное дело, – размышляет он, – тысячи и тысячи писателей, поэтов, композиторов, художников делают вроде бы одно и то же: описывают человека, его чувства, мысли, взаимоотношения, изображают природу. – Но ведь, например, чувств-то этих ограниченное количество, а природа однообразна в своём многообразии. – Ограничено количество слов, нот, красок. – Но из всех этих ограниченностей возникает великое, неограниченное многообразие и разнообразие.

      Описывая семь человеческих чувств, пишут миллиарды и миллиарды одинаковых слов и нет этому процессу ни конца, ни края. При ограниченности средств отображения чего-то – миллиарды вариантов отображения этого чего-то. Никак не укладывалось это в голове Куролесова. – Выходит, что у каждого чувства миллиарды интерпретаций! В зависимости от количества живущих на Земле людей. И тот, кто выдумает лучшую комбинацию слов, звуков, красок, может быть признан талантливым! И впрямь, вспоминает он, порой сказанные кем-то какие-то слова – даже не стихотворно и безотносительно к их смыслу, значению – вдруг обретали для него особую красоту и даже какую-то музыкальность. Значит источавшего их он выделил среди прочих, делавших то же самое.
 
        В это же время на другом конце города, в районе больших, богатых и архитектурно вычурных строений, лежит в постели, пребывая в таком же состоянии, что и Федот Куролесов, Игорь Вячеславович Пуантов. Игорь Вячеславович ¬– не последний человек в сфере гуманитарной науки и гуманитарного образования.  Проректор в вузе.
 
     В минуты, когда отпускает боль, его посещают совсем не отвлечённые мысли, как у Федота Коромыслова. Но и не думы, имеющие прямое отношение к его научной компетенции. Они у него утилитарного свойства, так как всё учёное Игорь Вячеславович даже будучи в полном здравии отставлял в сторону как только переступал после работы порог своего учреждения. Ему были ближе гуманитарные формулы и уравнения, определяющие людские взаимоотношения, поскольку, по его убеждению, нет ничего полезнее их для развития его очень выгодных гешефтов чисто материального назначения.

     Вот и сейчас Игорь Вячеславович, лёжа в постели и закрыв глаза, перебирает в памяти всю цепочку институтской иерархии и событий, связанных с ее функционированием. – Знали бы они, что я о них думаю! – Да и знают, наверняка, только вид делают, что не знают, – думал он, освобождая себя от всяких оков приличия и предаваясь мыслительной разнузданности в оценках своих коллег и подопечных по работе и науке.
 
     Уже не в первый раз его посещает тревожная мысль, связанная с тем, что достоянием гласности стал факт сбора студентами по его просьбе денег на угощение с горячими и холодными закусками, прочими разносолами и алкоголем для преподавателей во время госэкзаменов. Составленное им самим меню на полсотню педагогов обошлось студиозусам в полмиллиона. Выдал эту историю заинтересованным начальникам молоденький преподаватель, ещё сам недавний студент, оформленный полгода назад по кафедре логики.
 
     – Молодёжь к нам не идёт, а тут, вот, припёрся – праведник, мать его за ногу! – размышляет Игорь Вячеславович. – Вот и радей за таких гадёнышей. – Не делай людям добра, не получишь зла! А зло-то его действительно поджидало – поднимись он с болезной постели. – Наверняка, если станут основательно копать и выяснять, откуда у некоторых деятелей, работающих во благо науки и образования, а не своего кармана, хорошие иномарки, за какие шиши оплачивают ипотеку, гоняют по несколько раз в год в Европу. Впрочем, Игорь Вячеславович тоже был не промах, чтобы не использовать с выгодой своё служебное положение.
 
     – Недавно нашумевший случай в одном из храмов науки, где престарелый кандидат наук убил и расчленил свою любовницу-студентку, может заставить проверяющих, когда они будут копаться в загашниках нашего храма, забыть о презумпции невиновности. – Тем более, что у нас среди студенток тоже не без этого нынешнего новомодного поветрия под названием харассмент. Мелочь вроде, но тот же старый хрен Верзилов – студенты кличут его Хоттабычем за удивительное сходство с киноматографическим героем сказки Лазаря Лагина – притворяется глуховатым и подслеповатым и при опросе студенток просто только что не наседает на них. Те уже жаловались на него. – Да что Верзилов – поковыряйся, так, наверное, у нас не найдёшь ни одного деятеля без греха, может даже и с уголовкой – это в зависимости от того, кто как будет квалифицировать.
    
      Была за Игорем Вячеславовичем, судя по всему, не только та болезнь, что уложила его на этот раз в постель намертво. Был у него ещё один недуг, который именитый немецкий психотерапевт позапрошлого века назвал утратой интеллектуальной совести. Противоядие против него до сих пор не нашли. Так что среди своих коллег по профессии Игорь Вячеславович в этом плане не был белой вороной. В нынешние-то времена так вообще можно говорить если не о пандемии, то, по меньшей мере, об эпидемии этой хвори, поражающей находящихся в группе риска разнообразных гуманитариев. Они этот свой недуг обычно скрывают за красивыми формулировками, становясь порой бременем для народонаселения и виновником его бед и трагедий.

     Впрочем, надо отдать должное Игорю Вячеславовичу: он вполне осознавал наличие у себя этой хвори. Иногда даже серьёзно задумывался об её лечении. Но потом бросил эту затею. Говорил, оправдываясь перед самим собой: - Такова жизнь! Да потом и привык и уже считал свои сложившиеся жизненные устои и свой жизненный распорядок вполне приемлемыми. Видел, что многие этой болезнью болеют – и ничего. Живут и здравствуют до поры до времени.
 
     Обоих, и Федота Антиповича Куролесова - бесхитростного праведника, и Игоря Вячеславовича Пуантова - хитроумного гуманитария, взяли вконец дрёма, а затем болезненное забытьё. А назавтра забрала с собой костлявая.

18 августа 2021 года