Павлин в клетке

                Сашка Павлихин, которого школьные друзья звали Павлином, обладал совершенно незапоминающейся внешностью. Случайный человек мог встретить его десять раз и на одиннадцатый не вспомнить. Ну никак не павлин. Говорят, такая внешность ценится в разведке. На павлинов больше походили его друзья. В семидесятые годы много сил уходило на то, чтобы достать у фарцовщиков модную, стильную шмотку, зачастую стоимостью в месячную зарплату, а то две или три. Своеобразный разорительный спорт. Сашка в забеге не участвовал, он давно выбыл из соревнования, рассудив, что какую бы тряпку он на себя ни натащил, она вместе с ним приобретёт свойство невидимости. Поэтому одевался, что называется, скромно и со вкусом, лишь бы самому противно не было.
 
                Друзья ценили Сашку за мирный покладистый нрав и трёхкомнатную квартиру в центре города. Сашкины родители относились к Сашкиным друзьям с пониманием и не мешали им собираться в квартире по субботам. Братьев и сестёр у Сашки не было. Девушки реагировали на Сашку по-разному. Во всяком случае, любимцем женщин его не назовёшь, им не хватало в Сашке изюминки, словно зацепиться не за что. Сам Сашка страстной натурой не являлся и к женскому полу проявлял умеренный интерес. Он учился на инженера электронщика и увлекался поэзией серебряного века. Достаточно бесцветный персонаж, если бы не одно обстоятельство или свойство. Сашка страдал от странных непродолжительных и неожиданных состояний, когда он видел мир без прикрас. Многие магические и религиозные практики разрабатывают специальные методики медитации, чтобы вызвать такой эффект. А Сашка обладал этой способностью от рождения. «Без прикрас» - это неточное определение. Точнее говоря, непредвзято, без наложения привычных характеристик, словно впервые в жизни встретился с предметом или явлением и ничего о нём не знаешь. Сашка эти состояния не любил и их побаивался, так как ни к чему такому никогда не стремился и никак не мог их объяснить друзьям, которые вообще не понимали о чём идёт речь. Пару раз он пытался пожаловаться на свою ненормальность, но быстро понял, что никому её не растолкуешь. Продолжались эти приступы всего несколько минут, а иногда даже секунд, но возвращаясь в привычное состояние, Сашке казалось, что он попадает в клетку. Прутьями клетки служили понятия и определения окружающего мира. Нельзя сказать, что в клетке жилось хуже, чем за её пределами. Дело не в этом. Каждый раз Сашку угнетало ощущение обмана, хитро сплетённой лжи. В чём суть этой лжи Сашка уже через несколько секунд забывал, оставалась сосущая тоска, которая медленно проходила. Чтобы она быстрее прекратилась, Сашка бросался к друзьям, приглашал их в дом, устраивал вечеринки.

                Особенно не любил Сашка, когда это необычное восприятие накладывалось на его контакты с людьми. Вдруг во время разговора его взгляд застывал и его собеседник видел перед собой как бы маску на месте Сашкиного лица. Продолжалось это недолго и Сашка тут же начинал молоть с воодушевлением какую-нибудь чушь. Друзья привыкли к Сашкиным странностям и не реагировали.

                Здесь я пожалуй встряну в повествование, так как крутился в той же компании и был с Сашкой Павлином неплохо знаком. Он однажды и мне попытался поведать свои недоумения. Я ничего толком не понял, но разговор не оборвал, так как всегда отличался любопытством и особенно в отношении предметов мне малодоступных. Меня заинтересовало как Сашка меня видит в таком состоянии. Сашка ошеломил меня неожиданным заключением. Он заявил, что меня вообще ещё как бы нет. Я как облако, гонимое ветром времени, всё время меняю форму. Может ещё и получится что-нибудь определённое, а может и нет. Тогда я заинтересовался симпатичной девицей из нашей компании. Её, как оказалось, Сашка боится и не хочет наткнуться на неё в подобный момент. Он почему-то подозревает, что она покажется ему очень неприятной и даже страшной. Потом Сашка грустно помолчал и сказал со вздохом, что наверное никогда не женится. Он оказался прав, так и не женился. Я его не встречал после своего отъезда в Америку, но справки наводил.