Там - это вам не тут. 33

Там – это вам не тут.
33.

   Догадываюсь (чувствую), а может мне так хочется думать, что многим из вас, читателям Василиады, любопытно было бы вместе со мной заглянуть в глаза Василию и узнать о том, что же там такого необыкновенного можно было обнаружить. Многим из тех немногих, кто почитывает то, что я пописываю. Конечно, хотелось бы написать какой-нибудь вымысел, приукрасить и расцветить текст, что в его глазах я увидел бездны, в которых сияли звёзды. Но у меня не хватило, то ли духу, то ли воображения, то ли таланта рассказчика. А если честно, не хватило словарного запаса человечества и моего лично для выражения мной увиденного и пережитого. Я прервал описание на самом интересном и важном месте – мистическом исчезновении себя. Что же происходило в тот момент со мной и во мне, когда я утонул в глазах Василия? И наверняка любопытно узнать, что же было дальше.
   Вот уже из этого «дальше», ставшим моим обыденным настоящим, я и вглядываюсь в прошлое, пытаясь вновь вернуться в тот чудесный миг и заново пережить необыкновенное состояние, с надеждой что-нибудь вспомнить, оживить, и смочь-таки описать.
   Сложная штука – путешествие внутрь себя, этот процесс сильно отличается от привычных нам путешествий во внешнем мире. Мы можем взять с собой багаж знаний, запастись указаниями гуру, о том, что можно и нельзя, куда идти, а куда не следует даже заглядывать, и встречать по пути какие-то знаки, пытаясь по ним определить местонахождение и направление дальнейшего следования. Можем находить также следы тех, кто ходил тут до нас. ?!! Кто мог ходить во мне до меня?! Да, странно, никто не мог, а следы есть. Позже, правда, ситуация разъясняется, ибо то, что ты считал собой, своим внутренним миром, есть продолжением внешнего мира, но никак не тобой. Так что и во внутреннем мире натоптано дорожек предостаточно, даже если ты сошёл с мирских дорог, со своей колеи и углубился в непролазные чащи. Особенно умиляют жопотворные пирамидки, наложенные в самых неожиданных укромных местах – садишься где помедитировать, а там уже наложено, то бишь унавожено, значит, кто-то помедитировал до тебя и организм отреагировал на увиденные картины естественным образом. Раньше памперсов ведь не было, и духовные искатели отправлялись на поиски Пути имея только посох и узелок с амулетами. Можно, конечно, воспользоваться и картами, путеводителями с указаниями всех достопримечательностей, схемами и записками, и ходить по проложенным маршрутам, но это только поначалу помогает, когда наматываешь круги близко к поверхности, ведомый любопытством. А ежели тебя интерес затянул на глубину, то вполне возможны случаи встречи с неизвестным, и тогда карты, которые ты взял с собой, вырвав странички с духовных писаний, годятся разве что на то, чтобы подтереться после спонтанной медитации и прикрыть ими образовавшуюся пирамидку. Короче, есть карты по внутренним пространствам, вне сомнений, но не может быть карты для погружения в себя. Так что я соврал, говоря, что путешествие внутрь себя сильно уж отличается от наших внешних путешествий. Путешествие – это не самоисследование, не самопознание, а приключения, которые ищет «самость» на свою же жопу.

   Отвлёкся. Возвращаюсь к попыткам вспомнить процесс погружения и растворения. Исчез тут и оказался «ТАМ». А вот сообщить вам о том, что «ТАМ» нет никакой возможности. И хотелось бы моему эго поумничать, покрасоваться перед вами, но не могу. Не потому что вдруг преобразился и стал духовным, а по причине бессилия – из-за отсутствия слов.  Ведь слова находятся «тут», все слова, даже те, которые пытаются подвести нас к тому «ТАМ» или указать на Него. Возвращаясь сюда оттуда мы вспоминаем слова, обретаем вновь способность мыслить и говорить, но теряем непосредственное восприятие реальности, находящейся за пределами языка. Описания следуют за переживаниями в проживании момента, но отсутствуют в моменте.

   Взять такое простое и обычное явление как сновидение, в качестве иллюстрации. Берём. Рассмотрите его, исследуйте, опишите. Ведь мы способны проделать такие действия уже после того, как проснулись, но не во время сна. Нужно выпасть из сна, чтобы описать сон. Мы способны анализировать   сны, свои и чужие, вспоминая их обрывки, только не будучи в тех состояниях, в которых были в процессе сна, покинув пространство сновидения. А находясь внутри сна у нас нет возможности его описывать и размышлять о нём. Есть, вроде бы, случаи, когда гипнотизёр выуживает описания у спящего человека, но я этого касаться не буду. Я тут конструкцию выстраиваю, так зачем же мне её ломать, не успев выстроить?
   Когда спим, то мы находимся во сне, а не вне его. Даже если мы что-то говорим во сне, размышляем о чём-то, как-то действуем, воспринимаем происходящее, принимая его за реальность, то это происходит не столько с нами, сколько с тем персонажем (или несколькими персонажами), которого воспроизводит сознание. Мы последовательно, а иногда одновременно, интегрально, являемся каждым участником сновидения, каждой вещью и явлением в нём, каждым действием, ситуацией, чувством, ощущением и мыслью. Нас нет во сне, который мы видим, но всё-таки, мы там присутствуем посредством создания картины сновидения в нашем мозге нашим сознанием, через тех персонажей, которые населяют наш сон. Они – наши проекции. Весь сон – наша проекция. Иногда мы знаем об этом во сне, тогда это осознанное сновидение, а чаще нет, и тогда это обычное отождествление с происходящим – проносящимися через мозг картинками. В сновидениях мы проживаем различные ситуации и испытываем разнообразные переживания, и всё это достаточно реально. Даже догадываясь внутри сна, что события и переживания выглядят фантастично, фантасмагорично, сюрреалистично, но тем не менее, наше восприятие и переживания реальны в процессе сна в пространстве сновидения. А потом мы просыпаемся.
   Во сне не происходит описания, потому что само сновидение уже является описанием в картинках, наподобие оживших комиксов или мультфильмов, а мы помещены внутрь этого описания через отождествление. Получается, что наш внутренний диалог превращается в сновидение. Во время осознанного сновидения наше внимание как бы раздваивается – одна часть отождествлена со сценарием сна, другая же продолжает находится вне и наблюдает за сценарием со стороны не описывая происходящего, не комментируя. Но кто этот наблюдатель, тоже понять невозможно, так как его невозможно поймать, увидеть и описать. Наблюдатель не даётся в руки уму и не попадается ему на глаза. Но даже будучи наблюдателем, а не персонажем, мы ничего о нём сказать не сможем. А всё что мы подумаем или почувствуем тут же превращается в образы, всё сказанное будет речью персонажей, а не нашей.
   И что делать?
   Что делать во сне или что делать наяву, проснувшись? Во сне продолжать спать и видеть сны, или спать без сновидений, а проснувшись можно заняться чем угодно, хотя бы и толкованием сновидений.
   Можно молчать, не придавая своим сновидениям, регулярно случающимся во сне и наяву большого значения. А можно рассказывать их, обмениваться с другими своими впечатлениями и описаниями – общаться.
   И что? Это как-то влияет на происходящее?
   А на что и на кого это влияет? Смотря что, когда как, смотря на кого. Влияет ли описание сновидения на процесс, качество и структуру сновидения, если оно уже завершилось? А на персонажей и взаимодействие между ними? А на сценарий? А на нас. (Если бы знать, кто ты есть!). Вроде как нет. Но если допустить, что наяву в состоянии бодрствования мы тоже спим, есть такое предположение, то тогда может и повлиять.

   Оттуда, из мистических глаз Василия, уже по возвращении в действительность, я вынес понимание того, что всё интересное нас ожидает тут, в мире снов, слов и образов, а «ТАМ» нас не ожидает ничего – «ТАМ» сплошные неожиданности, непредсказуемости и неузнаваемости, в том смысле, что неописуемое. Там чудесное, и оно вызывает в нас удивление или ужас.
   Как, находясь тут, сказать о том восприятии, которое было у тебя «ТАМ», если там и тебя-то не было? Каким словом выразить и изобразить? Останавливаюсь на удивлении. «ТАМ» сплошное непрекращающееся удивление. Всё что «ТАМ» происходит или не происходит вызывает удивление (оно же радость, восторг, блаженство). А ужас? Ужас встречает нас на пороге. Если не переступишь порог и не прыгнешь, то так и будешь в состоянии бесконечного всепоглощающего ужаса. Описывать чудесное, находясь в нём, нечем, некогда, да и некому – удивление есть, а удивляющегося нет.
   И просыпаясь после странных мистических снов или выныривая из глубоких медитаций остаётся послевкусие – удивлённость.
   Поэтому известие следующее: ТАМ – удивление, тут – интерес. Отсюда простой вывод – если даже находясь тут нам удалось слегка и ненадолго удивиться по-настоящему, то значит на это мгновение мы оказались ТАМ.
   Нам может быть интересно или неинтересно читать какой-либо текст, интересен или нет какой-то человек или происходящие вокруг нас события в мире – это всё вращается «тут». Нам даже может быть интересно, что же вызовет в нас удивление. А если вызовет, то сможет ли наше внимание переключиться с «что и как» (с объектно-процессуального) на непосредственно переживаемое, вызывающее удивление? Утонем ли мы в удивлении или только ножки намочим, побрызгаемся? Вот что интересует нас тут, стоящих на бережку.
   Почему бы не задуматься и не поинтересоваться, сколько раз нам удалось удивиться в жизни и чему? Тем самым попытавшись зарегистрировать, зафиксировать сами факты случившихся в нас удивлений. Но признавая и тот факт, что в настоящее время мы не находимся в удивлении, а заняты воспоминаем. Мы снова находимся на сцене сновидения, проживая следующую часть сценария, или в качестве актёров, или будучи зрителем, сидя в зрительном зале. Хотим, чтобы нам было интересно, и по возможности безопасно и приятно. А дальше, как получится.
   Поэтому всем тем, кто любопытствует, что же «ТАМ», могу ответить честно – ничего. Ничего из того, что привычно, знакомо, что может быть описываемо. Вот почему человек, находясь в полном восторге и удивлении нем.

   Что в имени твоём? Содержание.
   Что в образе твоём? Форма.
   Что в сердце твоём? Дыхание жизни. Дых и дух. Желания и мечты человеческие.
   Что в твоих глазах? Душа.

   «Глаза – зеркало души». Подразумевается, что в них мы способны разглядеть чью-то душу, хоть как-то уловить, определить – какова душа в этом человеке?
   Так ведь и наша душа смотрит в Бытие через глаза (через другие органы чувств тоже). В наших глазах отражается мир, созданный умом, но и через них мир освещается светом из Источника. Кто смотрит кому-то в глаза? Душа. Созерцательная часть души. А другая её часть приходит за переживаниями. И эти две половинки души, восприятие и переживания, составляют единое целое – Я. Всё, как и во сне, одна часть отождествляется, другая отстранённо созерцает.
   А кто же действует? Тело-ум. Ум создаёт из мыслеобразов мыслеформы, которые воплощаются в тела. Это объекты ума. А тело ощущает эти объекты при помощи своих инструментов, действуя в физическом мире явлений.
   Ум является демиургом всего проявленного «тут», тело – инструмент. А что же «ТАМ»? Когда глаза закрываются, тело обездвиживается и душа улетает, то это туда – в «ТАМ», на Небо. То, что соединяет «ТАМ» и «тут» - это осознанность.

   А где же Василий? Ни слова не сказано о нём.
   Василий, когда я общаюсь с ним или рассказываю о нём – находится тут. Я вызываю его, и он возникает. Когда же я молчу и не вспоминаю о нём, не интересуюсь им, то он «ТАМ».
   Василий возникает в моём сознании, и через описание попадает в мир, я его своим воображением материализую и одушевляю. Но… Посмотрев в его глаза и утонув, а не только побывав у него в гостях, догадываюсь, и всё больше склоняюсь к тому, что велика вероятность того, что это я являюсь персонажем тех сновидений, которые сняться ему. Моё ли воображение вызывает его из не-бытия, его ли воображение творит меня, мне доподлинно неизвестно. Это предстоит выяснить.