de omnibus dubitandum 121. 567

ЧАСТЬ СТО ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ (1920)

Глава 121.567. ВОЗВРАЩАТЬСЯ К СЕБЕ ДОМОЙ  - НЕ С РУКИ…

    Мы прибыли в Казань приблизительно в 20-х числах июля 1920 года.

    Нас разместили в больших палатках. На второй день разбили по ротам. Поставили ротных командиров и взводных — всех из своих же рядов. Выдали солдатское обмундирование и к нему — лапти. Мы их сразу же сожгли.

    В то время дисциплина у красных была слабая, и озорничать было можно. Многие из нас на занятия выходили босыми, так как ботинок не выдавали. В сутки — 10 часов учения.

    Июль, август и сентябрь были жаркие месяцы. Кормили же нас селедочным супом. А астраханские селедки, что шли на суп, были большие и от жары — с червями. Такие супы вызывали сильную жажду, и мы пили очень много воды.

    Прошло недели две, как наш взводный командир-кацап увидел, что многие из нас хорошо владеют винтовками. Он подает команду: «Коли! и на выпаде — останьсь!». Этот прием не знали все казаки, особенно кавалеристы.

    В нашем взводе было человек сорок обучающихся строю. Мы задержались «на выпаде», а он стал обходить и поправлять каждого, указывая, как правильно держать винтовку.

    Я стоял посреди взвода. Как пластун, да еще учебного батальона, я взял винтовку по всем правилам. Вообще винтовка в моих руках была всегда легка, как игрушка.

    Но как хорошо ею ни владей, держать ее на выпаде целых полчаса не под силу. У меня стали дрожать руки. Другие опустили штыки вниз.

    В это время взводный красный командир хотел показать всем пример с меня, как надо держать винтовку, при выпаде. От усталости я уронил винтовку и в это же время взводный, как нарочно, взглянул в мою сторону.

    Он сразу же подбежал ко мне и как заорет на меня: «Ты что? Бросать винтовку! Я тебя научу, как винтовкой владеть!».

    Вот тут-то шкарбануло меня за мое казачье сердце, и я ему возразил: «Ты?., ты меня будешь учить, как винтовкой владеть? Я тебе покажу! Я — унтер-офицер Белой армии, да еще учебного батальона».

    Так отчеканил я своего красного командира взвода. Конечно, я учебного батальона не кончил. Настоящим урядником не был. Но я настолько чувствовал себя выше этого начальника, что имел право перед ним и похвалиться, сказав, что я унтер-офицер.

    Тут наш взводный совсем рассвирепел. Он как заорет на меня и вообще на всех нас: «Белогвардейцы, бандиты!». И, бросив взвод, пошел куда-то. Мы же остались стоять в строю.

    Минут через 10—15 взводный привел с собой человек десять. То был командный состав — оба командира батальона, командир роты, комиссар. Взводный вызывает меня вперед.

    Командир батальона спрашивает: «Почему вы не хотите слушать своего взводного начальника?». А я ему в ответ: «Я слушаюсь, но не мог удержать винтовку на выпаде целых полчаса и уронил ее». Он спрашивает дальше: «В белых частях служил? В каких именно? Поступил добровольно или был мобилизован?». Я ему совершенно откровенно ответил, что служил в Кубанском учебном батальоне и был туда мобилизован.

    Батальонный что-то тихо поговорил с окружающими и сказал вслух: «Пластуны — это доблестные вояки. Значит, ты унтер-офицер?» — переспросил он. Я подтвердил. Он же продолжает: «А вот мы, в таких теперь и нуждаемся. Есть ли еще, такие здесь в строю, как ты?». Я вновь ответил «Есть!» — «Вызови их вперед», — говорит батальонный.

    В это время мои друзья стояли в строю, думаю, ни живые, ни мертвые. Вот он вызовет, и мы «попадемся»... Так и вышло. Я вызвал своих друзей — подхорунжего и георгиевского кавалера Алексея Дорофеевича Белова, Ивана Тучкова и Астафия Казачкова. Все они — мои станичники, а с последними двумя я был вместе в учебном батальоне. Четвертый, вызванный мною, иногородний с хутора Романовского. Он был фельдфебелем Корниловского ударного пехотного полка и первопоходником. Все вышли вперед.

    Батальонный приказал мне проделать с ними ружейные приемы. Я подаю своим друзьям команду. Начал так: «Слушай мою команду! На-право — равняйсь! Смирно! На пле-чо! К но-ге! На ру-ку! К бою — го-товсь! С но-ги шаг вперед — коли! Назад прикладом — бей! От кавалерии — за-кройсь!».

    Моя четверка так чисто и отчетливо все это исполнила, что командир батальона и даже комиссар поблагодарили нас и отпустили в палатки, сказав: «Вечером мы вас вызовем в штаб полка».

    Пятеро нас, лихачей, пошли в палатки и не знаем — радоваться ли нам или опасаться. Но все же шли с бодрым духом.

    В 6 часов вечера нас вызвали в штаб полка. Здесь мы получили свои должности: меня назначили полуротным командиром, остальных взводными командирами. Наш же ротный был куда-то откомандирован, и больше мы его не видали.

    А через несколько дней произошло новое переформирование. Были назначены взводные и полуротные командиры из наших казаков, своих же они куда-то убрали. Тогда в Красной армии было очень мало командного состава. Новобранцев же в Казани было около 60 тысяч.

    После этого нашу пятерку раза три вызывали в штаб полка и уговаривали поступить в красные курсанты. Нам предлагали ходить только на вечерние занятия, изучать политграмоту и говорили, что после шести месяцев мы будем красными офицерами.

    Мои станичники все отказались, и в курсанты поступил лишь иногородний с хутора Романовского. Ему возвращаться к себе домой — не с руки, так как он был довольно жестоким корниловцем.