Неисполненная Клятва

Хандзо уверенно собирался к походу, собирая снаряжение. Одноглазая чёрная маска с жутким оскалом, украшенная расплетающимся кровавым узором, надёжно скрывала недавние уродства.

- Мой господин, вы же не собираетесь и впрямь следовать этому вызову? Могила Маджимы Хидэёси находится в сотнях миль от Оикото! – встревожено лепетал выбритый налысо советник, активно жестикулируя руками.

- Этот Онорэ зарезал моего отца! Я вовек не прощу его! – резко ответил Хандзо. Ярость кипела в каждом его движении, гнев заполнял его взгляд.

- Но теперь вы сёгун, на вас лежит ответственность, - неуверенно бросил советник, пытаясь достучаться до господина.

- Меня не заботят политические дела! – отрезал Хандзо, грубо отталкивая советника в сторону.

- Но вы нужны людям, – потерянно преследуя господина, настаивал советник с потухшим энтузиазмом.

- А мне отмщение! – распылялся Хандзо, трогая маску. Пальцы ещё не до конца привыкли к дереву на лице вместо кожи.

- Господин Хандзо, - осторожно вмешался в разговор самурай, стоявший за дверью.

- Что нужно?! – крикнул с нарастающим недовольством Хандзо.

- Мой господин, извольте не гневаться, к вам гонец из Оротоси, - извиняющимся тоном произнёс самурай.

- Пусть убирается! – гаркнул Хандзо, припоминая собранные вещи.

- Он к вам с важнейшим донесением, - голос воина вздрогнул. Хандзо промолчал, советник покорно свесил голову.

Готовый поплатиться за свою навязчивость, самурай мрачно процедил:
- Оротоси разрушен…

***
Миямото тяжело открыл глаза. За время кощунственного заключения его разум страшно оскудел, чудом не перевалив за грань сумасбродства. Незнакомая обстановка невольно испугала его. Видеть непривычный голый камень показалось мужчине апогеем издевательства. Страх отчётливо проступил на его вымученном лице, заточенным голодом до состояния черепа, обтянутого кожей.

- Тсс, - щуплый старик в песочном кимоно, сидевший в позе лотоса, приложил палец к губам.

- К, к-кто? – выдавил из себя хриплым сдавленным голосом Миямото, беспомощно пятясь к стене.

- Хокку. Я спас тебя, не бойся, вреда не причиню, - дружелюбно произнёс незнакомец, демонстрируя белые зубы. Миямото замер, на него нахлынули воспоминания: когда-то у него была обаятельная улыбка, теперь от многих зубов остались пустые дёсны. «26 лет» - горько подумал он, на этом мысли рассыпались, словно песок, удерживаемый ситом. Беспощадная удручённость навалилось камнем на Миямото. Но от неё его скоро отвлекло возмущённое урчание желудка.

- Акацуки, - позвал Хокку, - наш гость проснулся и проголодался, - с улыбкой произнёс он. В комнату, шелестя розовым платьем, вбежала темноволосая девушка. Она поставила неглубокую миску с рисовой кашей перед гостем и удалилась так же быстро, как ветер, треплющий шторы. На мгновение взгляды Миямото и Акацуки соприкоснулись. Оба стеснительно отвели глаза. Наблюдательный Хокку не мог не заметить всего этого.

- Ешь медленно, - посоветовал старик. Миямото неуверенно притронулся к еде. Когда тарелка опустела, мужчину одолел сон.

– Жить будет, - улыбнулся Хокку, поспешив вытереть кровь, внезапно потёкшую из носа.

***
- Господин Хандзо, господин! - тряской вырывая глубокий сон из тела сёгуна, причитал слуга, - Хандзо резко встал и, ловким отработанным движением вытащив нож из-под подушки, приставил его к горлу дрожащего от устрашающего потрясения слуги.

- Что случилось? – приказным тоном прохрипел Хандзо, не убирая оружия.

- Война, господин Хандзо. На нас напали! – остекленелые от ужаса глаза слуги, казалось, не замечали угрожающей стали у горла.

- Быть не может! – жёстко возразил Сёгун. Холодная сталь прильнула к коже. – У нас нет врагов.

- Это не люди, мой господин, - голос слуги дрожал от ужаса. Увиденное зрелище навсегда оставило отпечаток в его памяти.

- Не люди? – опустив нож, задумчиво протянул Хандзо, неохотно принимая слова слуги на веру. – Но кто?

- Д-д, д-демоны, - выговорил слуга с жуткой запинкой, будто слово жгло его горло.

Неподдельный ужас, застывший в глазах слуги, наводил предположение о том, что воображение сыграло со слугой беспощадно злую шутку. Однако слышимый за стенами подозрительный переполох медленно убеждал в обратном.

- И как же выглядели демоны? – не без усмешки спросил Хандзо, отпустив слугу.

- Чёрные тени, - осторожным шёпотом протянул слуга. – Господин, надо уходить, - молящим тоном попросил он, нарушив краткую тишину.

Хандзо беспечно махнул рукой на слугу, оставив его наедине с трусостью. «Демоны не похожи на теней». Обнажив меч, сёгун направился к выходу. Сначала самураи преградили ему путь, заверив об опасности. Одного убийственного, как роковой взмах катаны, взгляда Хандзо вполне хватило, чтобы воины пропустили господина.
Картина, увиденная сёгуном, сбила его с толку. Кровавой раной занимался рассвет. Под этим рубцом в устрашающей спешке собирая пожитки, взволнованно суетился народ, подобно мыслям садиста при виде очередной жертвы. Дворец сёгуна стоял на возвышении, позволяя обозреть большую часть владений, сползавших к лесу. До Хандзо не сразу дошло, что лес пылал. Оранжевая стена врезалась во взгляд с едким дыханием дыма, донесённого ветром.

- Бурозо, кто-то поджёг лес! – выругался Хандзо, поправ всех святых произнесённым именем. Но как только Сёгун собрался уходить, странная сила врезалась в его мозг, тут же приковав взгляд к бушующему пламени.

- Мы это сделали, Хандзо Акигава – разлился угрожающий металлический скрежущий рык в голове сёгуна. – Посмотри на нас, мы пришли мстить за нашего брата! – злонамеренно возвестил голос, проваливаясь в густой надломленный низкий хохот. Тут же перед глазом Хандзо возник пугающий облик говорящего.

На фоне пламени стояло чёрное, как уголь, с незнакомыми асбестовыми рунами по всему мускулистому телу, четырёхрукое существо. Оно мерцало подобно фантому, словно существовало в двух мирах одновременно и пламя не обжигало его. Безликую голову разрезала жуткая вертикальная полоса, словно зиявшая рана от широкого топора.

- Маска не скроет тебя! – укусил мысли Хандзо злобный рык. Мгновение и полоса на голове демона разверзлась пучиной несчётного количества зубов, а на всём его теле из пузырящихся кровавых язв вылупились ожесточённые глаза. Надломленный садистский хохот вознёсся к алеющим в рассвете небесам - Мы идём за вами, Акэ Хитотати!

***
Быстро, как вспышки солнечных лучей на рассвете, неслись дни, слагаясь в недели и плавно перетекая в месяцы. Миямото Акигава уверенно шёл на поправку. От того скелета, спрятанного в кожу, которым он стал в зачарованной темнице, остались только зыбкие тлеющие образы.

Единственное что помогло Миямото - это произносимые им, как молитва заветные слова: «я отвечу за свои поступки по всей строгости и справедливости!». Они и только они спасли его от мрачного безвозвратного помешательства. А образ брата спустя 10 лет заключения впечатался в мозг и не отпускал, как след сапога на застывшей магме. Он твёрдо сбил разум с пути безумия. Так Миямото больше не походил на несчастную истерзанную издевательскими командами марионетку некроманта, вырванную из объятий земли.
Тёмные волосы, тронутые свинцовой сединой, равномерно покрыли голову - не такие, как в молодости, но лучше проплешин. Мышцы наливались силой. Безропотное молчание, ставшее верным соратником Миямото в заключении, болезненно умирало. Он чаще улыбался и охотно беседовал. Его голос окреп, избавившись от лязгающего хрипа.

Акацуки вместе с Хокку радовалась выздоровлению Миямото. Они уже успели крепко подружиться с ним, и разные чувства зрели в их сердцах. И только Миямото беспрестанно жалили змеи сомнений. «Акацуки… Ох, я чувствую к ней нечто большее, чем дружба, но она слишком юна для меня. Да и как я могу любить кого-то, когда убил собственного отца, пусть и из чувства сожаления и долга. Это не оправдывает меня. Никак»

- О чём печалишься, Миямото сан? – заботливо спросила Акацуки, пытаясь заглянуть в его грустные зелёные глаза.

- Так, Акацуки, тебе пора в постель! – сердито заявил Хокку, не поощрявший её докучливую игривость по отношению к их новому другу.

- Но деда, мне уже скоро 17! – капризно заявила Акацуки, демонстрируя недовольную гримасу. Миямото коротко улыбнулся.

- Вот будет тебе 17, тогда хоть всю ночь не спи, а сейчас марш в кровать, - приказал Хокку. Акацуки изображая предельную усталость, поплелась в свою комнату.

- Спокойной ночи, - вяло протянула она, изящно помахав рукой Миямото.

- Ох уж эта молодость, столько сил, а нужное русло так редко находит, - без тени осуждения вздохнул Хокку. Миямото кивнул, чувствуя тонкие ноты скуки об ушедших годах.

- Близится беда, Миямото, - с волнительной серьёзностью начал Хокку, приняв позу лотоса. Миямото настороженно взглянул на старика. Он оказался бледнее обычного. И дело было вовсе не в свете фонарей.

- Что стряслось, Хокку сан? Вы больны?
Старик отрицательно покачал головой. Едва он хотел что-то сказать, как внезапно разразился мучительным кашлем. Когда приступ прекратился, ладонь, которой Хокку закрывал рот, была запачкана кровью. Он не придавая этому совершенно никакого значения, вытер её платком и продолжил с прежней решимостью.

- Грядёт расплата, Миямото. Настало время платы людей рассвета за их мир. Вижу, что ты не понимаешь о чём я, сейчас я всё тебе разъясню, – неторопливо говорил Хокку. – Увы, мир не даётся простой ценой. Народ нуждается в пище, а пищу следует откуда-то добывать, но ресурсы не безграничны. Вся ваша радостная и беззаботная жизнь вышита нитями обмана, она насильно выстроена на реках крови и горах людских костей. Даже твой брат Хандзо не так прост, как ты считаешь. Он совсем не тот благородный воин, которым ты его считал. Когда он был в походе на чудовищ, он разорял и грабил окраинные поселения по сговору вашего отца и других сёгунов, состоявших в тайном совете. Этот совет контролировал государство, медленно вычёркивая одно поселение за другим, находившееся за пределами их владений. С годами страна не росла, а только уменьшалась.

- Нам говорила совсем другое, - немощно запротестовал Миямото.

- Вам истово внушали это. Вас пичкали ложью с пелёнок, лепя из вас как из глины, покорных слуг. Истинные последователи Маджимы - орден «Кицуи Хитотати» ведет упорную борьбу с тиранией совета сёгунов 260 лет. Их разросшееся вероломство против всей расы не простил бы ни Маджима, ни всемогущий Икагаи! – категорично заявил Хокку.

- Значит, все, что было в моей жизни до заключения – изощрённый обман, - если бы это утверждение было бы мечом, оно бы разрубило Миямото пополам. Он помрачнел, поджав губы. Все мысли вдруг застыли в его голове.

Старик поднялся с пола и сочувственно положил руку на плечо Миямото.

- Я знаю, правда трудна и ранит не хуже самурайского клинка, но заговор совета сёгунов против людей рассвета жил и процветал слишком долго. А твой отец возымел огромное влияние. Потому кто-то должен был остановить его, кто как не сочувствующий сын справился бы с этим лучше всего? – с нескрываемым раскаянием подавленно произнёс Хокку. За всеми его улыбками, гнездился стыд.

- Ты использовал меня, – подытожил Миямото ледяным утверждением, потупив взгляд.

- Я не горжусь этим поступком и всеми другими, что приходилось совершить, - тихо ответил Хокку, виновато сложив руки за спину.
Повисла тишина, тревожимая неуёмным и громким цоканьем сверчков.

- Знай, Хокку сан, я не виню тебя. Мы все делаем то, что считаем правильным, хоть это и противоречит порой здравому смыслу, - снисходительно ответил Миямото, оборвав тишину. – Ты вправду волшебник? – вдруг с неиссякаемым любопытством спросил Миямото.

- Не совсем. Волшебники перевелись две тысячи лет назад, благодаря таким как твой отец. - с пренебрежением бросил жестко старик, сжав кулаки.

Тогда кто ты, Хокку сан? – настырно нападал вопросами Миямото.

- Я Норои – сдался старик в плен упорству собеседника.

- Ты правда заключил сделку с демонами? – удивился Миямото, предполагая раньше, что это невозможно.

- К несчастью, да, - обронил старик.

- Ты говоришь это так, словно тебя принудили?

- Почти так и есть. Мой отец погиб в одном из походов на гору Юкигаи, а мать внезапно заболела. Я хотел помочь ей и всем бездомным, что она помогала, но человеческих сил было недостаточно.

- Велика цена?

- Не больше дарованной силы. В награду я получил способность пользоваться манной, правда обязан платить за это собственной жизнью.

- Тогда сколько же тебе лет, Хокку сан? - решительно спросил Миямото.

- Чуть больше, чем тебе, 49.

- Но ты же…

- Старик? Хох, - усмехнулся Хокку, поглаживая бородку. – Я почти труп, Миямото. Моя сделка подходит к концу.
-
Эта та самая беда, которой ты хотел со мной поделиться?

- Ах, если бы, - старик категорично покачал головой, помрачнев как туча, готовая разразиться ливнем.

- Неужели так всё плохо?

- Всё намного хуже, - безнадёжно опустил руки Хокку. Миямото замер от волнения. Таким ему не доводилось ещё видеть старика.

- Видишь ли, Миямото. Тот, чью фамилию ты носишь в своём имени, Рюноскэ Миямото, некогда по ошибке уничтожил одно существо, мирно жившее в гротах Акикахари. После этого происшествия весь его род перестал существовать, завершись в искупительном сэппуку. Но для прощения этого оказалось мало, - Хокку тяжело вздохнул, утирая испарину со лба. – В наш мир вступило существо, которое называло себя Шэлдом. Оно было похоже на тень и требовало новых жертв в искупление проступка. Конечно, люди отказались исполнять приказ чудовища и с трудом убили его священным оружием. А теперь, как оказалось, у этого Шэлда были братья и сёстры. – Хокку сокрушённо опустился на колени, будто собирался помолиться Икигаи. Дрожащим тоном старик неохотно, словно не желал признавать неоспоримого факта, добавил: - И они уже здесь.

***
Огонь следовали за демонами попятам, словно они протягивали его, как канат, из другого мира. Оикото плавился, как масло на сковороде. Оружие проходило насквозь через демоническую плоть, вызывая лишь брезгливый смешок. Единственное сопротивление, на которое оказались способны люди Оикото – побег.

***
- Я возьму с собой 12 преданных самураев и отправлюсь на могилу Маджимы, - решительно заявил Хандзо.

- Как угодно, господин Хандзо, - безропотно ответил советник, с ужасом взирая с горного выступа на безжизненные руины Оикото, выплывавших из тумана. Будто гигантский дракон пережевал целый город и выплюнул его останки на потеху.

- А ты, Арюсаки, - обратился Хандзо больше с просьбой, чем с приказом, к мужчине в алых одеждах, - веди людей в Гёитаку через горы. Так безопаснее.

- Да, господин, - без пререканий ответил Арюсаки, убирая с глаз надоедливую копну бардовых волос. Теперь страх диктовал условия.

***
Мир изменился. Исчезло пение птиц, сверчки прекратили неугомонный гимн ночной природе. В лесах расцвели странные и опасные булавовидные растения, усеянные ядовитыми колючками. Поредела рыба в водоёмах, животные стали агрессивнее. Голод толкал медведей и волков на безрассудство. Всё выглядело так, словно кто-то вмешался в мироздание и бесцеремонно переписывал его. С каждым росчерком пире всё изощреннее и изощрённее.

Когда Акацуки исполнилось 17, Хокку неожиданно перестал ходить. Дух торжества быстро заковали в оковы скорби. Сначала с тела старика начала шелушиться кожа, затем начали откалывать куски плоти, точно ошмётки заскорузлой глины. В комнате стоял невыносимый запах разложения.

- Мне осталось недолго, Миямото, - тяжело произносил слова Хокку. – Я хочу, чтобы ты узнал, кто убил твою сестру. Миямото внимательно слушал предсмертную речь старика.

- Она была обречена на смерть, как только родилась, Миямото. Ребёнка твоей мачехи подменили сразу после родов, твоя настоящая сестра родилась нездоровой. Сожалею,- старик коснулся плеча Миямото и содрогнулся в мучительном кашле.

Миямото окаменел от размышлений и раскрывшейся истины. Выплюнув осколки последних зубов, Хокку продолжил, пытаясь изо всех сил сохранить внятность увядающей речи.

- Место сёгуна должно было достаться нашему человеку, пока ты бы находился в тюрьме, но твой брат испортил наши планы. Он должен был погибнуть в горах, но мы не знали, что в его рядах был последний из пиромантов рода Арюсаки.

- Почему тогда меня не убили? – удивился Миямото.

- Нам нужен был представитель рода Акигавы.

- Почему, Хокку сан?

- Обещай, что позаботишься об Акацуки? – обессилено сжал кулак Хокку.

- Клянусь! – заверил Миямото, прикрыв ладонями кулак старика. – Только скажи… почему… - Миямото замер, потрясённо глядя на безжизненное тело.

Сердце старика больше не билось, а его тело распадалось серым пеплом, будто тлеющий уголь. Где-то за стеной раздавались рыдания Акацуки. Вопросы не иссякли. Тревога обвилась удушающими невидимыми кольцами вокруг шеи. «Я дом здесь обрёл и семью, но всё становится сном» - вспомнил неожиданно слова Миямото из его любимого стиха, глотая слёзы: «Зачем я душу извожу свою, когда владею чёрным ремеслом?»

***
На закате, под трагический шелест дождя и листьев, прах Хокку был похоронен под усыхающим дубом, росшим возле дома. Некогда это было впечатляющее своей природной мощью древо, теперь же оно выглядело жалко, будто что-то вытягивало его жизненные соки.

- Хокку велел двигаться на север, к святилищу Тахото. – сказал Миямото, высадив алые лилии на могиле (так люди рассвета хоронили близких родственников). Акацуки грустно посмотрела на него, утирая слёзы. - Это не близкий путь и точной дороги я не знаю, - извиняющимся тоном добавил Миямото. 

- Мой отец оттуда, – ответила Акацуки. – Дедушка забрал меня у него, когда мне было шесть.

- Он поможет нам?

- Этого я не знаю, - пожала плечами Акацуки.

- Ты знаешь, где он жил? 

- Неделя пути на запад. Деревня Сидзюки. Близ города Орогаи.

- Понял. Соседний с Гёитаку город, - смекнул Миямото. – Ну что, на рассвете  в путь?!

Акацуки согласно кивнула. 

***
Припасы предательски иссякали. «Еду следует экономить». К такому неутешительному выводу пришёл Миямото, когда на всём пути к Сидзюку не встретилось ни одной живой души. Словно жизнь покинула эти земли. Деревья казались мрачными руками, готовыми схватить и растерзать. Но страшнее оказалось совсем иное…

Сидзюку была стёрта. Без остатки, без единого следа. Даже намёка на деревню не осталось. На её месте зиял чёрный выжженный кратер. Ни тел, ни обломков, ничего.
- Что могло создать подобное?! – произнёс Миямото, не веря глазам. Акацуки замерла в тревожном молчании.

– Невообразимо! – чуть слышно прощебетали девушка.

- Идём в Орогаи, - поспешил убраться от кратера Миямото, ощущая злую тёмную силу, исходившую от кратера, похожего на обугленный вырванный кусок плоти.

***
Сгнившие врата Орогаи болтались на раскуроченных петлях. От стены остались неприглядные огрызки расщеплённого дерева, торчавшего и разбросанного в хаотичном порядке.

- Святой Икигаи, что здесь-то произошло? – ошеломлённо произнёс Миямото, глядя на царящую разруху. Рассудок не мог объяснить увиденную картину.
Обугленные до костей тела, раскиданные по улицам, как поломанные солдатики, жадно клевали вороны, разливаясь в ожесточенном враждебном карканье. Тревожно зияя, подобно пустым глазницам, вырванными окнами и дверьми, разорённые и истрёпанные треугольные здания, избежавшие сокрушительного пожара, накренились, утопая в почве, словно в болоте. Те же здания, с которыми беспечно поиграл огонь, безнадёжными чёрными остовами пронзали небо.   

- Кто мог сотворить такое? – прижимаясь к груди Миямото, ужаснулась Акацуки мрачным руинам, уползающим разбитым щетинившимся панцирем к свинцовому небосклону. Миямото приобнял девушку успокоительным жестом: «Если бы я только знал…»