Песни отрочества и юности

 

Желая кратко описать человека,
говорят, что мама пела над ним 
плохие песни. Или не пела вовсе.
 Так говорят.

…По радио  гремели  С. Гребенников, Н. Добронравов, Лев Ошанин,  М. Матусовский,  А. Пахмутова.  Пахмутова -  рупор эпохи. Можно сказать, что под её песни прошло всё детство. Тексты советских песен – это было полное тру-ля-ля. Конечно, и лирические про любовь присутствовали. А вот песни так наз. «гражданского звучания» – это либо «Не расстанусь с комсомолом» или «Люди мира на минуту встаньте».

«Забота у нас простая,
забота наша такая:
жила бы страна родная
и нету других забот.
И снег и ветер,
и звезд ночных полет.
Меня мое сердце
в тревожную даль зовет»

***
«Мечтать!
Надо мечтать
детям орлиного племени!
Есть воля и смелость у нас, чтобы стать
героями нашего времени!»

***
«Я уехала в знойные степи,
ты ушёл на разведку в тайгу,
надо мною лишь солнце палящее светит,
над тобою лишь кедры в снегу…
А путь и далёк, и долог,
и нельзя повернуть назад…
Держись, геолог, крепись, геолог!
Ты ветру и солнцу брат!»

***
«Куба — любовь моя!
Остров зари багровой…
Песня летит, над планетой звеня:
«Куба — любовь моя!»

Слышишь чеканный шаг?
Это идут барбудос…»


Мы были сопляками и во все это верили. И суровые кубинские революционеры-бородачи, (барбудос), были для  нас  настоящими героями. А когда один из нас  попытался сочинить что-то пародийное, невинное и бессмысленое,  типа «барбудос-верблюдос», «поехал в Кубу, упал там с дуба, украли у барбуда шубу» и т. д., немедля схлопотал по шее. И никому, кстати, не пожаловался. А мы были искренни в своей мести, и уверены в своей правоте. На школьных вечерах мы с Толиком Г. выли (акапельно, как сейчас бы сказали, и не без успеха, кстати), «Нежность» Майи Кристалинской и «Звезду рыбака» Муслима Магомаева, -

«Дальних причалов чужие огни...
Ищут кого-то лучи маяка...
Соленые волны, соленые дни,
а в небе горит, горит, горит звезда рыбака»

     Как жаль теперь своего пионерского детства, пронзительно, щемяще жаль! Мы жили в самое лучшее время. И, главное, мы верили!

 «А река бежит, зовёт куда-то,
плывут сибирские девчата
навстречу утренней заре
по Ангаре, по Ангаре»

«Главное, ребята, сердцем не стареть,
песню, что придумали, до конца допеть.
В дальний путь собрались мы,
а в этот край таёжный
только самолётом можно долететь.

А ты улетающий вдаль самолёт
в сердце своём сбереги, -
под крылом самолёта о чём-то поёт
зелёное море тайги»
 
Конечно же, были хулиганские и блатные шансоны, -

«Там бабка выла диким голосом,
рвала тебя за волосы
и нежно ковырялася в носу.
Ты выла так, что выли все собаки,
а у соседа рухнул потолок.
А я хотел без шума и без драки
схватить тебя и трахнуть об пенек».
               
     Ужас! Только сейчас доходит вся прелесть этой песенки.
     Еще - «А я иду, иду, и напеваю рок энд чучу, а на ботинках толстый каучук», «А я один синдю на плентуаре поздно ночью», «В нашу гавань заходили корабли»… В свое время последняя песня была известна не хуже, чем гимн Советского Союза, и не было пацана в стране и продвинутой девчонки, который ее не знали. Но за ее исполнение не хвалили, потому что в ней не было, нет, и уже не будет генеральной линии партии.
     Все песни подобного рода сопровождались слабыми рифмами, но были пронизаны великими страстями, были полны человеческих судеб, самой жизни. И, - хотя мертвечина советской власти не выносила ничего нестандартного, - характерно, что именно такие песни писали в сталинские времена. 

«Когда с тобой мы встретились, черемуха цвела,
и в парке старом музыка играла,
и было мне тогда еще совсем немного лет,
но дел уже наделал я немало.
 
…Теперь сижу в тюряге, жду от силы пятерик,
но тут открылось мокрое то дело,
пришел ко мне Шапиро, мой защитничек-старик,
сказал - «Не миновать тебе расстрела».

                ***

«Сидим мы в баре в поздний час
И вдруг от шефа – нам приказ, -
Летите, мальчики, на восток! –
Ну, что ж, прощайте, наш путь далек.
***

Бомбы в трюмах, опасный груз,
Летим, ребята, бомбить Союз.
Бомбы в трюмах, шестнадцать тонн, -
Бомбить! – приказ отдал нам Пентагон.
Один снаряд попал в крыло, -
радиста к черту унесло.
Другим снарядом -  в туалет.
Там было трое. Теперь их нет.
И рваной раной зияет глаз,
боюсь, что плачу в последний раз»

***
«В Кейптаунском порту
с пробоиной в борту
«Жаннета» поправляла такелаж.
Но прежде чем уйти
в далекие пути,
на берег был отпущен экипаж.
У них походочка,
как в море лодочка,
у них ботиночки,
как сундучки.
Идут, сутулятся,
по узким улицам,
их клеши новые
ласкает бриз.

Они пошли туда,
где можно без труда
достать себе и женщин и вина,
где пиво пенится,
и пить не ленятся,
где юбки узкие трещат по швам!»

     Лишь недавно узнал, что песня не блатная-народная-хороводная, а написана американским композитором, выходцем из Украины еврейского происхождения Шоломом Секундой.

«А в джунглях, там, где протекает Амазонка,
где так чудесны финик и банан,
там мавританец целует патагонку
под сенью пальмы и под хохот обезьян»
    
      Не зная, кто такая «патагонка», пели «потогонку»

«Мы идём по Уругваю.
Ночь – хоть выколи глаза.
Слышны крики попугаев
и мартышек голоса.

  И так далее в том же духе. А в конце:

Женщин нету – и не надо.
Женщин можно заменить.
Мы поймаем обезьяну,
с обезьяной будем жить.
   
     Куплеты про юбки, что трещат по швам, про «потогонку», про жизнь с обезьянами, про маленькую грудь девушки из Нагасаки, (см. ниже), были причиной переглядываний, подталкиваний, многозначительных улыбочек, мальчишеских смешков. Девчонки делали вид, что нисколько не смущены. На самом деле им было неловко и неприятно. Это я только сейчас понимаю.
     В какой же целомудренной атмосфере мы росли, если девочек так шокировали эти строчки, а мы, мальчишки ужасно гордились знанием таких «порочных» песенок!
    
     Кроме И. Бродского, имя которого узнал поздновато для восемьнадцатилетнего юноши, к тому же балующегося стишками, - только в конце 69-го, -  назову теперь еще одну поэтессу, стихия  которой озарением снизошла еще в 7-м классе, - несколько разрозненных листиков довоенного происхождения я нашел на чердаке. Стихи, которые сотрясли мою незрелую экзальтированную романтичную душу и врезались в сознательную взрослую жизнь, немало на нее повлияв. Рискну даже предположить, что они предопределили мой литературный стиль -  от смешливо-разухабистого до декадентно-философического. 
 
«…Ветер свистел, выл, сек
по полным слез глазам.
Хозяин крикнул: «Прыгай, Джек,
Потому что… ты видишь сам!»

На земле уже полумертвый нос
положил на труп Джек,
и люди сказали: «Был пес,
а умер, как человек».
    
     Вера Инбер. Двоюродная сестра Льва Троцкого, и сталинская (1946 г.) лауреатка. Маяковский сочинил о ней злую эпиграмму,  - «Ах у Инбер, ах у Инбер что за глазки, что за лоб! Так всю жизнь бы любовался, любовался на неё б!»
     В  20-х годах прошлого века был период, когда Инбер, ставшая позже просоветской поэтессой, баловалась «экзотическими» стишками, писала легкое, куртуазное, а скорее упадническое. Даже пафос ее мне не мешал и не мешает сейчас, даже то, что голосовала вместе со всеми  за  осуждение Пастернака  и кропала  апологетические   поэмы  за  советскую  жизнь  и о вождях.
     Сталинская система, безусловно, сломала эту миниатюрную поэтессу, заставив потратить талант на никому не нужные про-погань-дистские стихи. Но некоторые ее произведения не забудутся. Стихотворение «Девушка из Нагасаки» еще в довоенные годы превратилось в практически народную, даже в некотором роде, блатную песню. 

«Он — капитан, и родина его — Марсель.
Он обожает ссоры, шум и драки,
он курит трубку, пьёт крепчайший эль
и любит девушку из Нагасаки…
 
     Это были не только романтические и даже где-то дворовые стихи, которые поначалу мне просто понравились, хотя особого внимания не привлекли. Но   стиляга-старшеклассник Аркадий Л., (у него почти первого в городе появились расклешенные брюки с разрезами, пуговицами и даже нервно мигающими лампочками внизу по бокам), принес диковинный волшебный инструмент – гитару, лихо сбацал «твистугей», а потом «Девушку из Нагасаки» Я  обмер. 

 В юности пришли другие песни, студенческие, стройотрядовские, походные. - 

     «Надоело говорить и спорить и любить усталые глаза. В флибустьерском дальнем синем море бригантина поднимает паруса», «А я еду за туманом, за мечтами и за запахом тайги», «Ты у меня одна, словно в ночи луна…», «Люди идут по свету, им, вроде не много надо…», «А в тайге по утрам туман, дым  твоих сигарет…», «Сырая тяжесть в сапогах, роса на карабине…», «Всё перекаты, да перекаты», «Тайга – Париж» …Пришла другая романтика.
 
     Советская эстрада 60-х. Нина Дорда – «Плачет девочка в автомате» и «Ландыши», Юлия Пашковская – «Идет девчонка…», Эдуард Хиль, Вадим Мулерман, Эмиль Горовец, Олег  Ухналев – «Дождь и я»,  «И не то,  чтобы  да,  и  не то, чтобы  нет…»,  Гелена Великанова, Мария Пахоменко – «Качает задира-ветер фонари над головой…», Лариса Мондрус, Жан Татлян,  ни  на  кого не похожие, какие-то заграничные, - Эдита Пьеха, певшая с неподражаемым акцентом, и секс-символ Муслим Магомаев. Ирина Бржевская, с хитом «Старый клён».  Майя  Кристалинская,  с замечательной песней «Ты не печалься» и совместным с Кобзоном сериалом, - «А у нас во дворе».  Конечно, Тамара Миансарова с «Чёрным котом», и квартет «Аккорд» с «Котенком», и Раиса Неменова с  «Помоги мне, Буратино» под которые  мы, крестя друг друга, лихо ваяли-извивали твист. Зарубежная эстрада, в основном почему – то итальянская, возможно, мне кажется, но итальянских песен было очень много. Итальянский певец Марино Марини с популярной тогда, -  «Guarda che Luna», “Марина, Марина, Марина”,  звал какую – то   Марину Клаудио Вилла. А ещё «Эй, мамбо», «Два сольди», «Маручелла».  А когда появился сладкоголосый Робертино Лоретти, все буквально посходили с ума. Почти из каждого окна тогда раздавалось,  — «Джамайка, Джамайка».  Даже появился анекдот, — Самый честный в мире человек это Робертино Лоретти.  Который год разыскивает владельца майки,  - «Чья майка, чья майка?» Песня «Домино», прозвучавшая в исполнении Глеба Романова на двух языках, - немецком, - языке оригинала,  и русском  стала своеобразным фоном в замечательном фильме «Дело Румянцева», а в  картине «Друг, мой Колька» звучит не менее популярная тогда «Мама йо керо» (кажется, на португальском). Её уморительно исполнил Савелий Крамаров. И конечно – «Бесаме мучо» - была популярной и останется.

     Сквозь завывания «глушилок» слушали по «Голосу Америки» концерты рок–музыки,  которые начинались в половине двенадцатого и продолжались, с  перерывом на новости до часу ночи. Вели программу попеременно Владимир Осмоловский и Тамара Кит, (псевдонимы конечно). А еще, начиная с 70-х, - «Глядя из Лондона» и «Би-би-си» с Севой Новгородцевым. Эти программы часто подавались,  как  концерт по заявкам, - «Витя из Ростова – или там – Галя из Воронежа просят поставить песню  “Satisfactiоn” группы “Rolling Stonеs”» Конечно, всё это придумывалось, никаких писем из Советского Союза не могло быть, но иногда было забавно. Как-то Тамара Кит объявила, - «Наташа из Свердловска просит нас поставить  какую-нибудь песню в исполнении Дина Рида. Дорогая Наташа мы не знаем такого певца, послушай вместо этого композицию «Mamas аnd Papas» – «Сalifornia dreamin». Мы с пацанами  оборжались.
 
    Остановлюсь, все равно ведь кого-то забуду. Кое-где в моих текстах упоминаються отдельные песни и исполнители. Но если углубляться в эту тему, надо будет писать отдельную книгу. В начале 60-х в Советском Союзе наступила эра ВИА.
     Не просто модная новинка, - всеобщая страсть. Тысяч ансамблей и мелодии - прорывные ростки из эпохи мрака и дефицита. Хотя из отечественных, кроме «Аккорда» - твист «Я пушистый беленький котенок», вспомнить не могу. Зато к нам пробивались сестры Дза-Пинац - «У моря у синего моря», Саймон и Гарфункель – «Эль кондор паса», «Мамаз энд папаз» - «Вибрации», «Энималз» - «Дом восходящего солнца» А одних «битлов» только взять…
           То, что слушали мы, не нравится нашим детям так же, как мелодии наших детей часто шокируют нас. Но есть вселенская, вечная музыка. Такая, как «Лунная соната» Бетховена или «Yesterday»  Леннона и Маккартни. Мой сын вырос под их великую музыку, и я счастлив, что теперь под их образ;ми и, внимая их откровениям, растут мои внуки.

     В заключение позволю себе маленькое, старчески брюзгливое ретарде. Иногда слышу современную попсу. Кое-что даже нравится. Но почему-то жаль теперешнюю молодежь. Какой Басков, ребята?! Какая Лолита?  Что ли с ума вы все оглохли?! Растворитесь в «битлах», увидьте Ободзинского, услышьте Герман. Вот музыка, посланная на радость и во спасение людям. Вот голоса ангелов, спустившихся на грешную землю! Вот кто певцы с золотыми слиткам в горлах! Не всегда п;нятые и улетевшие обратно на  небеса. И в церковь идти не нужно исповедоваться, потому что голоса Джона, Валеры и Анны лечат и исцеляют душу, потому что слезы льются сами, когда слушаешь их.


ХИТ-ПАРАД МОЕЙ МУЗЫКИ

«Не мы слушаем музыку,
а музыка слушает нас»
- Теодор Адорно

Будет время, навзрыд отпоют и  душевно меня отыграют,
и по вере моей воздадут мне сполна и стократ,
и не знаю, направят к чертям или к ангелам рая,
мне забрать бы с собой обособленный свой хит-парад.

Там Вудсток – музыкальный Олимп, гармонический трон,
там, где Джимми хрипит и поет, и глотает наркотик,
там, в «Каверне», бренчит на гитаре очкарик Джон,
Элвис там – настоящий король, а не Филя-невротик.

Демис и «Souvenirs» ,  Сальваторе и «Tombe la neige»,
свет Луны там, над Солнечным берегом,  к счастью.
И «Червоны гитары» и все «Самоцветы», как прежде,
и напротив глаза, «для меня нет прекрасней».

Там мой дом восходящего Солнца, Мирей и Эдита,
sаtisfaction от Мика, и «диско», и кайф от «шизгары»,
песняры и Муслим, и опять во дворе не избитый
черный кот, twist again, hippy shake и не старый

на виниловом диске пацан Робертино с «Джамайкой»…
То, что пела душа и играл, мой пожизненный фон.
И когда напослед обрядят меня в чистую майку,
выпьем с Богом иль Чертом по рюмке, и я без утайки
попрошу – Хит-парад мой поставь-ка на свой патефон!


из книги "ГОРОД-ПРИЗРАК"