Власть без власти
Юрий ТЕПЛОВ
ВЛАСТЬ БЕЗ ВЛАСТИ
Роман
Безвластье - это брожение больного государственного механизма, на фоне
экономического, политического и духовного кризиса. Именно в такой период происходят события, описываемые в этом романе. Они затрагивают время от начала перестройки в 90-х годах прошлого столетия и включают первое десятилетие 21 века. Если кто-то из читателей узнает в героях романа конкретных лиц российской политики, Вооруженных сил, криминального бизнеса и адвокатуры новой формации, заранее заявляю, что сюжет – авторский вымысел. В его основе не связанные друг с другом реальные
события, освещавшиеся в разное время в прессе.
Жанр романа – историческая проза с детективным сюжетом.
Автор.
Часть первая. БОЛЬШАЯ РАЗБОРКА
Секретная структура
1.
Двадцать один год назад маршал, чей портрет красовался в каждой ротной ленкомнате, сказал стоявшему перед ним выпускнику спецкурсов:
- Вы зачислены в БД-7, капитан. Отныне вы Исполнитель воли государства.
БД-7 означало – Белая дача, седьмой участок. За её мирным названием
скрывалось самое засекреченное подразделение в стране Советов. Чем оно занималось – не знал никто, кроме нескольких человек. Но время от времени мир потрясали сообщения о несчастных случаях, происходивших с популярными на западе перебежчиками из Страны Советов, о внезапных государственных переворотах в странах третьего мира. Изредка на местах происшествий находили неопознанные трупы. Кто они – установить не было никакой возможности: ни документов, ни других признаков, которые бы говорили о национальности или хотя бы о принадлежности к стране проживания.
Все Исполнители имели псевдонимы, офицерские звания и тройные должностные оклады, как участники боевых действий. Впрочем, их служба и обязывала действовать по-боевому…
Капитан показал свое умение ориентироваться в любой обстановке, дорос в воинском звании до полковника и стал командиром БД-7. Псевдоним он заимел не по собственной фантазии. А после того, как вляпался со своими ребятами в заварушку на колумбийской границе. Тогда они сумели захватить у наркодельцов частный самолет. Машина была незнакомой. Он с трудом поднял ее в воздух, ушел от «стингеров» на бреющем и приземлился на Кубинском аэродроме, где базировалась советская эскадрилья. С тех пор и стал Пилотом. Его заместитель, подполковник, выбрал псевдоним «Белый» сам. В те времена он был черноволос и гладок лицом. Теперь его голову украшала лобная лысина, а лицо походило на печеный блин…
Последний раз Пилот видел куратора БД-7 незадолго до Форроского спектакля, в котором главным действующим лицом был последний генсек Союза по прозвищу Меченый. Маршал сидел в кресле в рубашке без галстука, что само по себе уже было необычным. Китель с большой звездой на погонах небрежно был брошен на диван. Его хозяин, похоже, прихватил насморк, то и дело вытирал большим белым платком покрасневший нос. Был озабочен, хмур. Говорил с паузами, будто ему тяжело было выталкивать слова:
- Все, Пилот. Вас нет, и не было. Ты и твои люди – пенсионеры союзного значения. Затаитесь и ждите... Если дождетесь... И еще, Пилот. Выбил для вас денежное содержание за год. Получи на всех... За службу спасибо... Свободен!
Через месяц маршал непутево и оттого загадочно ушел из жизни.
2.
Пробездельничал Пилот год. Умотал в тихую Мордовию, где осталась на берегу речки Вад родительская изба и где упокоилась на местном погосте мать. По местным меркам, был он человеком весьма состоятельным. Водку в сельпо закупал ящиками, игнорируя самодельную косорыловку. Угощал оставшихся не у дел деревенских мужиков. С их помощью поправил покосившуюся родительскую избу, перекрыл прохудившуюся крышу. Покрасил памятник и оградку на могиле матери. Привез из райцентра венки и цветы в горшочках и облагородил кладбищенский материнский приют.
Жить было можно. Спокойно, безбедно и размеренно. Он и жил так. Без газет и телевизора. Миниатюрный японский приемник настроил на музыкальную волну «Ретро» и делал нехитрую домашнюю работу под старые песни. По утрам топил печку и ходил к колодцу за водой. Ставил на озере Имерка сети под лед и раздавал рыбу деревенским бабам. Те в благодарность носили ему молоко, яйца, картошку.
И судачили меж собой: откуда объявился пропавший сын тети Кули – Юрка? Бобыль али женатый? Мужик совсем еще молодой – как ему без женского догляда?.. Подослали к Юрке румяную доярку Райку: хомутай, мол. Пилот от Райки не отказался, мужское естество требовало свое. Но захомутать себя не дал, совместного проживания не дозволял. Райка сама захомуталась и ублажала его, как умела...
Весной Пилот захандрил. Не по нему оказалась такая жизнь. Душа требовала действа, ей не хватало каждодневного напряжения и риска. Собрался он в одночасье. Колол для бани дрова и вдруг бросил топор. Зашел в избу. Переоделся. Прихватил документы, деньги. И, не попрощавшись ни с кем, ушел пешком на станцию. Утром он был в Москве, в нелюбимой своей холостяцкой квартире.
Наверстывая упущенную информацию, трое суток просидел у телевизора. В стране творилось черт те что. Россию мордовали в открытую. Это выдавалось за достижение демократии. Казнокрадство преподносилось, как государственная доблесть, и называлась приватизацией. Тем, кому следовало сидеть в камерах, вещали в камеры телевизионные. Поливали грязью армию, спецслужбы и все, чем недавно гордились. Сколько же они - туды их в медь! - хапнули за свои старания! Тридцатью сребрениками тут не обошлось!
Каждый день кого-то отстреливали, брали в заложники. Американские делегации – даже по рожам было видно, что в них люди из Лэнгли – допускались в святая святых: на атомные и космические полигоны, на радиолокационные комплексы, в оборонные НИИ – куда раньше попасть было невозможно даже с допуском к особо секретным документам. Окончательно вывело Пилота из себя заявление Президента: берите суверенитета, сколько проглотите! Это была труба, в которую вслед за Союзом могла пролететь и Россия. Бывший майор, ставший кавказским генералом-наместником, вещал об этом суверенитете, как о манне небесной. Будто дьявол вылез из преисподней и устроил вселенский шабаш. Ведьмы и ведьмаки скакали вокруг королевского престола, на котором восседал самоуверенный русский мужик с Урала.
К исходу третьих суток Пилот вдруг увидел на экране знакомую физиономию. То был его сокурсник по высшей школе, но почему-то в милицейской форме. А на беспросветных погонах поблескивали две шитых звезды. Ни хрена себе рост – до генерал-лейтенанта! Хотя в курсантах ничем особым не выделялся, разве что играл в самодеятельном оркестре на гитаре и душевно исполнял хохлацкие песни. Теперь вот, оказывается, главный борец с организованной преступностью. На вопросы усатенького телеведущего борец отвечал довольно толково. Рассказал, как его подчиненные обезвредили банду рэкетиров, обиравших водителей-дальнобойщиков на подступах к Москве. К месту упомянул Жеглова из фильма и его фразу – Бандит должен сидеть в тюрьме! Тут только Пилот вспомнил его имя и фамилию: Миша Кличко.
Утром он позвонил дежурному по МВД. Номера телефона тот не дал. Пообещал доложить о звонке генералу.
Звякнул генерал-однокашник в обеденный перерыв:
- Рад тебя слышать, бродяга! Прошел слух, что тебя шлепнули в какой-то горячей точке.
- Слух сильно преувеличен, Мишаня.
- Значит, долго будешь жить... Ты не против, Юр, снять стресс в приличном заведении?
- Поздравляю тебя с двумя звездами! - погладил его по голенищу Пилот. – И надеюсь, что это еще не вечер.
- Ха! Полдень! Ну, что, пообщаемся?
- Пообщаемся.
- Значит, сегодня. В девятнадцать ноль-ноль. В Доме журналистов годится?
- Туда же только газетчиков пускают.
- Отстал от жизни, Юрок. Всех пускают, у кого бабки есть. Потом не забывай о моей должности – любая дверь открыта...
Кличко прибыл на черной «Волге» с мигалкой и антенной. Был он в генеральской форме с пятью рядами наградных колодок. Швейцар встретил его с поклоном, и Пилота не обделил почтением. Мэтр проводил их в отдельный кабинет, где уже был накрыт на двоих стол.
Пили коньяк. Закусывали семгой с лимоном.
- Неужели тебя на пенсию отправили? - спросил Кличко.
- Отправили, Миша.
- Пойдешь ко мне? На убойный? Те же три звезды для начала, те же льготы.
- Воздержусь пока. Разберусь, что вокруг творится.
- Наше дело простое и четкое, как оплеуха: бандит должен сидеть в тюрьме.
- И сажаете?
- Сажаем, Юрок. И будем сажать, - он заметно пьянел, с каждой новой рюмкой становился резче и увереннее. Даже значимее. – Вот-вот, Юрок, начнутся разборки между курносыми и зверьками. Тут нам и карты в руки.
- Кто такие зверьки и курносые?
- Зверьки – черные с Кавказа. Всю Москву заполонили. Главарь у них чеченец по кличке Сэм, закончил Плехановку. Его подручный полный беспредельщик, клейма негде ставить, погоняло – Дарьял. Есть еще Рубик из Кутаиси… Курносые – тоже уголовники. Но свои, доморощенные. Кличка пахана – Туз. Законник, рулит по старым воровским понятиям. Те и другие болт забили на правоохрану.
- Что же вы их не возьмете? Есть же СОБРы, ОМОНы?
- Взять-то можно. Только не за что. Сами рук не марают, нигде не засвечиваются... Так-то вот, Юрок... Ну, давай еще по одной!
Выпили, закусили. Заказали еще бутылку. В голове у Пилота провернулись не утратившие смазки мозговые шестеренки. Забрезжила смутная идея. Ее стоило осмыслить и закольцевать.
- Не пойму я, Миша. Вам координаты Сэма, Дарьяла, Туза известны?
- Всё известно: и адреса, и телефоны. Но сейчас не старые времена. Возьмем – в дерьме окажемся. Придется отпускать и извиняться. Иначе адвокаты и пресса с говном смешают: нарушили права человека. А вот когда начнут друг друга мочить – мы их с поличным. И потянем за цепочку.
- Ты можешь мне дать телефоны главарей? Есть мыслишка. Обмозгую и приду к тебе с готовой идеей.
- Идей, Юрок, хватает. Нет толковых исполнителей. Своей команды нет у меня, потому и сватаю тебя... Телефоны, говоришь?.. – Он достал из внутреннего кармана кителя тонкий, как фанерка, сотовик в коже. – Записывай!
- Запомню.
- Забудешь по пьяни... Ну да хрен с тобой, запоминай...
Они трапезничали еще не меньше часу. Разговор закрутился вокруг извечного женского, тем более что их обслуживала длинноногая, узкобедрая блондинка с кукольным лицом. Пилот поддерживал трёп автоматически. Идея в голове уже оформилась и звучала, как задание: ввязаться в разборку курносых и зверьков. Поддерживая одних, валить без жалости других. Чем меньше их останется, тем легче станет дышать. Довод ему казался чистым и убойным, как спирт-ректификат…
На другой день Пилот позвонил Тузу.
- Здравствуй, Туз!
- Ты – кто? - ответил абонент сиплым голосом.
- Нужный тебе кадр. Хочешь увидеться – назначь встречу.
- Может, и нужный, коли мой номерок срисовал. Я твой – тоже.
Стрелку ему назначили в корейском ресторанчике. Небольшой зал был опрятен и пуст. Старый кореец провел его в отдельную кабину. Там сидел бледнолицый, с голым, как бильярдный шар, черепом и глубоко посаженными черными глазами мужик, упакованный в строгий английский костюм.
- Присаживайтесь.
- Я хочу видеть хозяина.
- Я не похож на хозяина?
- Вы похожи на его юриста.
- Угадали. Кто вы такой?
- Мне нужен Туз.
Шторка отодвинулась, в кабину протиснулись двое в распахнутых кожанках. Пилот сразу засек, что один, закрывший выход, держал в объемном кармане ствол. Второй зашел за спину, ошмонал, доложил:
- Пустой.
Пилот не взял бы в «семерку» ни того, ни другого. Он мог бы вырубить обоих, толкнув стол на Черепа, но нужды в этом пока не было. Он лишь произнес:
- Невежливо.
- Береженого Бог бережет, - откликнулся Череп.
«Кожаные» вытиснулись из кабины, и появился Туз. Был он худ, сутул и сед, с провалившимися щеками и чутким, кривоватым носом.
- Ну, лепи, чем ты мне нужный, - произнес, усаживаясь напротив.
- Пусть юрист выйдет.
- У нас секретов нет.
- У меня есть.
Туз показал кивком на выход. Череп с достоинством удалился.
- Лепи! - повторил. – Из какой ты конторы?
Светить «Белую дачу» было нельзя, хотя она уже приказала долго жить. Пилот еще до встречи решил сослаться на всем известную «Альфу», которую расформировали за отказ штурмовать Белый дом.
- Про «Альфу» слышали?
- Крутая контора.
- Я из этой организации, остался без работы. Могу помочь в разборке со «зверьками».
Откинувшись, Туз долго и внимательно его разглядывал. Наконец, спросил:
- Какое звание имел?
- Полковник.
- Полкаш, значит.
- Не Полкаш, а Пилот.
- С самолетами имел дело?
- Приходилось.
- Что еще умеешь?
- Всё умею.
- Теперь колись, кто тебя ко мне подослал?
- Сам пришел.
- А мой номерок кто тебе дал?
- Менты. Кто конкретно, не скажу.
- Проверю. Жди маляву либо гроб…
3.
Через полторы недели Пилот возглавил службу безопасности коммерческого банка, где председателем правления был Череп, а Туз – одним из учредителей и фактическим хозяином. Отыскал по старым адресам Белого и Акинолоса, маявшихся от безделья. Предложил работать вместе. Они восприняли предложение, как очередное задание: ни колебаний, ни сомнений – готовность номер один.
Поселили бывших Исполнителей воли государства в казарме зенитно-ракетного дивизиона, расформированного в годы перестройки. Военный городок
на окраине Москвы оказался бесхозным. Туз взял его у властей в бессрочную аренду и перестроил его по своему усмотрению. Казарма превратилась в усадебный дом с комфортными квартирами. Челядь, то бишь боевики Туза, располагалась здесь же, на базе, но в другом здании…
Сэма Акинолос снял во время пикника. Дарьяла завалил, когда тот выходил в окружении телохранителей из кафе «Терек». Рубик получил свою свинцовую порцию от Белого во время разборки с коптевскими. Никто из них не понял, что киллер стрелял с дерева в пятистах метрах. Кровь потребовала крови, и обе группировки принялись мочить друг друга…
Бандитские разборки были для Пилота, ровно хлеб с маслом в голодный год. Он организовывал ликвидацию авторитетов в уверенности, что делает полезную работу. Однако понимал, что это, хоть и болезненные для криминалитета, но все равно лишь укусы. И все же Пилот был доволен тем разбродом, что возникал после ликвидации главаря. Даже когда пахан объявил отстрел конкурентов из «курносых», возражения у бывшего полковника это не вызвало. Заноза скребанула Пилота по сердцу, когда в разборки влезла политика в лице советника президента по прозванию Красавчик.
Туз сказал Пилоту:
- Вычитал я в одном журнале про жука-шпиона. Можно запустить жука к любому окну и слушать, о чем в помещении базарят. Сможешь раздобыть?
- Не знаю.
- Узнай. И раздобудь за любые бабки.
- Кого вы собрались подслушивать?
- Главного авторитета у галстучных отморозков.
Пилот понял, что Туз имел в виду Президента. Многое было дадено ему от рождения. Выучить бы в свое время будущего пахана, думал он, определить на государеву службу – умный ведь мужик, с царем в голове. Министром бы уж точно стал, если не выше. Создал же свою нелегальную империю. А теперь вот до президента решил добраться. Это уже не просто политика, а большая политика.
Пилот не любил Президента. Однако играть в политические игры ему совсем не хотелось. Но деваться было некуда. Он приобрел пару жуков в одном из бедствовавших оборонных НИИ. Первый опыт съема информации оказался неудачным, хотя и Пилот, и Белый изучали новинку под названием «Слухач» еще в бурсе. И даже использовали его на практике. Однако в этот раз что-то не заладилось. На экране появлялась и пропадала белая метель, а в наушниках звучали хрипы и шипение. Похоже, шпионская наука за последние годы шагнула далеко вперед. Аппаратура стала вдвое компактнее. Им явно не хватало знаний и умения.
На следующий день Пилот позвонил ученому-полковнику, через которого и раздобыл хитрого жука.
- Не работает, туды его в медь! - сообщил.
- Мозги у вас не работают, - парировал тот.
- Пришли кого-нибудь с мозгами и не болтливого.
- Есть у меня один старлей. Шаман в этом деле. Куда и когда прислать?
- Сегодня в 18.00 заберу его у вашей проходной.
- Надеюсь, ты ему заплатишь за труды? Парень жениться собирается.
- Не беспокойся, не обижу...
Старлей не походил на шамана. В китайских джинсах и кроссовках, в синей ветровке с капюшоном, он выглядел вечным студентом.
- Старший лейтенант Деев. Я в вашем распоряжении, - доложил. И через затянувшуюся паузу неуверенно добавил: - За сто долларов.
«Как же дешево ты ценишь свои мозги, шаман, - подумал Пилот, - Совсем замордовали офицеров».
Пилот привез старлея в свою усадебную квартиру на базе. Белый был уже там. На столе, занявшем площадь вдоль глухой стены, была расставлена аппаратура «Слухача».
- Приступайте, - велел старлею Пилот.
Тот достал из брезентовой сумки черный плоский чемодан.
- Имитатор объектов, - пояснил.
Покрутил колесико кодового замка, щелкнул зажимами и располовинил чемодан, словно развалил вдоль хлебную буханку. За малое время справился с множеством проводов и проводков – все их загнал в гнезда на панели управления.
- Садитесь за экран, - предложил Пилоту. – Наденьте наушники. Видите, на желтом плато клавиши и два регулятора настройки? Красная клавиша – блокиратор помех, зеленая – разблокирование.
В первых моделях «слухача» желтого плато не было, как не было и боковых тумблеров с разноцветными глазками.
- Нажмите зеленую клавишу, - инструктировал старший лейтенант полковника. – Блокиратор отключен. Выбирайте объект из имитатора... Теперь нажмите «пуск»... Вот он, «слухач», метка в правом углу...
- Достаточно, - остановил старлея Пилот. – Далее сам. Если что не так, тормозните.
Все было как надо. Информация снималась видовая и слуховая. Но то – с имитатора. А как поведет себя аппаратура в поле?
- Садись, Белый, - уступил Пилот место заму.
Старлей начал было объяснения по новому кругу, но Белый тормознул его жестом. В качестве объекта выбрал ратушу, напомнившую ему Дрезден. В наушниках послышалась немецкая речь...
Когда закончил считывать информацию, услышал растерянный голос шамана-электронщика:
- Вы же сами все знаете!
Видимо, засомневался в том, что получит свои сто долларов.
- Свой гонорар вы отработаете, - успокоил его Пилот.
- Что я должен сделать?
- Внизу стоит локационный кунг в камуфляже. На нем надпись «Продукты на дом». Установите в нем оборудование и подготовьте к работе. В 21.00 совершим загородную прогулку... Устраивает?
- Так точно…
К резиденции президента подъезжать не стали. С интервалом в пятнадцать минут ее обходили парные патрули из службы безопасности.
Припарковали фургон метрах в двухстах, на щебеночном пятачке.
- Какой объект? - спросил шаманивший с аппаратурой старлей.
- Сам выведу, - ответил ему Пилот. – За пульт сядете, если произойдет сбой.
Рабочие апартаменты Президента были на втором этаже. «Слухач» завис у одного окна, у второго, у третьего. Кроме белой метели на экране и треска в наушниках, ничего не было.
Пришлось уступить вращающееся кресло старлею. Тот загнал метку в правый нижний угол. Пробежался длинными пальцами по панельной клавиатуре.
- Система защиты самого высокого класса, - сообщил. – Ограду, помимо телевизионных установок, контролирует инфракрасный луч.
- Нам это известно, - прервал его Пилот.
Он знал и саму систему, и то, как ее нейтрализовать. В оборонном НИИ, не в том, где служил старлей – в другом, был разработан компактный приборчик, фиксирующий частоту луча и вырабатывающий на этой частоте свой, точно такой же. Прыгай через ограду – никакой тревоги не будет. Прыгать они с Белым не собирались.
- Что с окнами? - спросил он старлея.
- Все под надежной защитой.
- Взломать ее можно?
- На это потребуется время и дополнительная аппаратура... Есть! - вдруг воскликнул он. – Три окна на верхнем этаже чистые.
Там находилась спальня дочери Президента. Принцесса тоже была напичкана дворцовыми тайнами. Пожалуй, даже в большей степени, чем отец.
Пилот тронул старлея за плечо, показывая, чтобы тот перебрался на откидное сидение.
- Цель в зоне захвата, - буднично доложил сидевший в кресле дублера Белый. – Слышимость – норма.
Пилот надел наушники.
- ...Ты мне душу не трави, Столбович, - прозвучал в наушниках женский голос. – Кто тебе нужен? Я или Президент?
- Тома! - с укоризной ответил мужчина. – И спросить у тебя ничего нельзя!
- Я сама скажу, когда отец решит с преемником. Пока сомневается.
- Между прочим, я тоже не уверен в Стрельце.
- Зато Березовский уверен. Значит, просчитал варианты.
- Ты даже не знаешь, Том, сколько раз он прокалывался.
- Зато имеет нюх на деньги.
- Но не на людей. Он даже дурака Красавчика прочил в преемники.
- Ненашина не трогай, Столбович.
- Сердечко екает?
- Не делай вид, что ревнуешь.
- Но ты продолжаешь встречаться с ним.
- Встречаюсь по делу.
- Разве с ним можно иметь дела? Он свою партию уже отыграл…
Ничего интересного Пилот больше не услышал, так, женские штучки-дрючки.
- Сворачиваемся! – приказал.
Когда «Слухача» загнали в «гараж», старлей не удержался, спросил:
- Чья это крепость была?
- Не грузи себя проблемами, - буркнул в ответ Белый. - Меньше знаешь – дольше живешь.
Пилот сгладил его намек:
- Крепость принадлежит плохим людям. Фамилии вам знать не обязательно.
- Да я просто так... Защиту профессионал ставил.
- Вы тоже профессионал, старший лейтенант. Ваши мозги и знания стоят дороже, чем вы их оцениваете... Белый, выдай ему за труд.
Старлей обалдело глядел на десять стодолларовых купюр, оказавшихся в его руках. Даже лишился на какое-то время дара речи. Наконец, голос прорезался:
- Это что? Все мне?
- Тебе, тебе, - усмехнулся Белый.
- Вот что, шаман Деев, - произнес Пилот, - пойдешь к нам работать?
Тот недоуменно оглядел обоих. Хотел о чем-то спросить, но не решился.
- Зарплата, как сейчас получил, - подсказал Пилот, - и премии.
- Пойду.
- Но с армией придется распрощаться. Возможно, временно.
- Согласен.
- Ты говорил о дополнительной аппаратуре, чтобы взломать самую сложную защиту.
- Есть такая. Даже в нашем НИИ. Ею хакеры пользуются.
- Напиши на бумажке, как она называется…
У каждого своя игра
1.
Норковое манто сползло с плеча Соловьевой. Отвисшие щеки подрагивали в такт словам. И подрагивали арбузные груди. Адвокат глядел на нее, расплывшуюся, намакияженную, с блеклыми глазами-бусинами, утонувшими в глазницах – глядел и не мог взять в толк: как же ей удавалось оболванивать многие тысячи людей.
- Я за своё отвечу, - сказала Соловьева, сглатывая окончания слов. – Да, жила, как королевишна. С артистами тусовалась. И сама жила, и другим жить давала. А все одно – крошки перепадали. Куски бугры расхватывали! Всех заложу!
- У вас нет никаких доказательств, Валентина Федоровна.
- Не допытывайся, адвокат! Видать, Красавчик хорошо тебе заплатил, раз так стараешься.
- Я и вам хочу помочь.
- Все вы заодно. И ты с ними, господин хороший!
- Моя фамилия – Уханов. Для вас я – Борис Аркадьевич.
- А мне без разницы. Ополчились на бабу – крайнюю нашли! Да ихний начальник сам у меня процентами кормился! - «Проценты» она произнесла с ударением на первом слоге. - А ваш Красавчик меня на даче прятал, когда в розыск объявили. Он и паспорт с турецкой визой выправил. Да видно, что-то не так сделал, захомутали в аэропорту.
Из-за Красавчика по фамилии Ненашин адвокат и добился свидания с Соловьевой. Ненашин был советником президента и, по слухам, постельным дружком его дочери. Дружка долбали и правые, и левые. Думцы то и дело выдергивали советника для объяснений. Особенно доставалось ему за связь с финансовой пирамидой «Мальвина», которой рулила мадам Соловьева. Но захимичился, заврался, даже перед своим адвокатом.
Однако адвокат нутром чуял, что «Мальвина» обирала дураков с благословения советника. И если у Соловьевой есть какие-либо доказательства, они рано или поздно попадут в руки следователей. Тогда суд, и проигранный процесс. Проигрывать он не собирался, просто не мог этого допустить. Мало того, что существенно уменьшился бы гонорар – лопнула бы репутация, которую он взращивал правдами и неправдами. Опасные улики требовалось нейтрализовать, потому он сам решил пообщаться с Соловьевой, что было совсем непросто: Лефортовская тюрьма считалась неприступной для посторонних. Но универсальная долларовая отмычка и тут помогла открыть железные двери.
- Ваши слова, Валентина Федоровна, - вкрадчиво сказал он, - можно квалифицировать как оговор.
- Не держите меня за дуру! Мои доказательства на бумаге. Записочки, самолично им написанные: тому – столько-то наличными отгрузить, другому – столько зелеными... В надежном месте мои доказательства! Где – скажу только на суде. А если что со мной случится, подруга знает, куда их передать. Приедет в Москву и передаст. Я за это ей хорошие бабки отвалила...
Ее щекастое лицо с тусклыми бусинами-глазами вдруг слезливо сморщилось.
- Пускай Красавчик вытаскивает меня отсюда! Не то – хуже будет! Так и передай господину советнику!..
Уже стемнело, когда проходная Лефортовского каземата вытолкнула адвоката на улицу. Шофер Миша ждал его на улице Солдатской.
Они ехали по сверкающей огнями Тверской. На «Пушке», у «Макдоналдса», проходил ежевечерний развод проституток. В милицейских кругах поговаривали, что и Соловьева начинала свою карьеру на Пушке. Сегодня она открыто занималась шантажом. Рассчитывала, что адвокат передаст ее угрозы бывшему покровителю. Надеялась, что тот вытащит из-за решетки. Скорее уж подтолкнет, чем вытащит. Кое-что он все же узнал. Записки, действительно, существуют, хотя клиент и не признавался в том. Какой бы хитроумной Соловьева себя не считала, а информацию выложила. И отнюдь не намеренно, а по бабскому недомыслию. Записок в Москве явно нет. Всего скорее они у кого-то из прежних подруг в Тверской губернии. Придется бородатому сыскарю Степке Вовочкину прошерстить ее лихославльских знакомых.
С Вовочкиным они приятельствовали еще с Магадана. Там все знали адвоката под родной фамилией – Кузнецов. А в Москве знают только знакомые. Уханов тоже фамилия не чужая, досталась от предков.
- Шеф, нас пасут, - вдруг сказал Миша. - Серый «Вольво» на хвосте. Я еще у «Пушки» засек.
На Садовом кольце было светло, как днем. Вглядываясь в зеркало, Кузнецов попытался определить «пастуха».
- Сбавь скорость, Михаил.
Миша нахально перестроился в правый ряд, сбросил скорость до сорока. Тут Кузнецов и разглядел «Вольво». Что за преследователи? Откуда взялись? Не клиент же их послал!.. Или кому-то он перебежал дорожку?
- Отрываться? - спросил Миша.
- Рискни.
Тот набрал скорость и через пару минут резко крутанул вправо. В переулке было темно, как в дымогарной трубе. Миша вырубил свет и, не доезжая до освещенного перекрестка, въехал в какой-то двор как раз в тот момент, когда сзади полоснули фары. Кузнецову показалось, что заехали в тупик. Но Миша, бывший таксист, знал московские улицы, как собственную ладонь. Впритирку проскочил между гаражами, выехал в проулок. Еще дважды уходил вправо, пока не выскочил снова на Садовое кольцо. Теперь «Вольво» болтался где-то впереди.
Кому и что понадобилось? Информация? У следователя ее всегда больше... Тактика защиты на вероятном процессе? Она интересна только прокуратуре... Или это те, молодые и наглые, что три дня назад появились в его офисе? Пропуск им никто не заказывал, но они как-то миновали кордон вневедомственной охраны.
- Борис Аркадьевич, - сказал один, с голым черепом. – Есть конфиденциальный разговор.
Клиенты почти всегда начинали с просьбы о конфиденциальности. Кузнецов выпроводил секретаршу. Сам же незаметно нажал кнопку под столешницей. В соседней комнате включилась записывающая аппаратура.
- У нас к вам деловое предложение, - сказал Череп.
- Слушаю.
- Вы - юридический консультант советника Президента. Нас интересует все, что вы знаете о его связях с «Мальвиной». Информация будет хорошо оплачена.
К деньгам Кузнецов относился очень даже уважительно. Они давали независимость и комфорт – то, чего не хватало ему во времена, когда все были равны и похожи друг на друга, словно серые мыши. Тогда мозги были дешевыми, как кефир, а информация, какой бы важной она ни была, вообще ничего не стоила. Первые шальные деньги Кузнецов получил, когда защитил в Королевском суде Великобритании скандально известного русского бизнесмена Артема Золотова. Тот и в Англии ухитрился делать деньги из воздуха. Освободившись от обвинения, гроссмейстер черной экономики отстегнул адвокату по-купечески: и на джип, и на элитные хоромы с евроремонтом. Позже Кузнецов сообразил, что продешевил, запросив в качестве гонорара несусветную, как поначалу казалось, сумму. Клиент заплатил бы, не моргнув глазом, и вдвое больше, и ничуть не обеднел бы при этом.
Опыт подсказывал ему, что от человека с головой-черепом сильно тянет не только деньгами, но и опасностью.
- Кого вы представляете? - спросил Кузнецов, чтобы выиграть время.
- Пока это не имеет значения. Назовите сумму, которая вас устраивает.
- Молодой человек, как вы думаете, во что превратится довольно-таки преуспевающий адвокат, если он станет торговать интересами своих клиентов?
- Не клиентов, Борис Аркадьевич, а единственного клиента.
- А моя репутация? Клиенты станут шарахаться от меня.
- Клиентуру мы вам обеспечим.
- И как отнесетесь к тому, что я стану продавать ее секреты?
- Подловили, Борис Аркадьевич! Мы с вами мыслим одинаково.
- Совсем не уверен в этом. До свидания.
После их ухода Кузнецов отключил аппаратуру. Прослушивать запись не было необходимости. Разговор много времени не занял и отложился в памяти.
Он давно понял, что криминальным миром заправляют не глупцы. Они быстро усвоили новые правила игры, создали свою властную вертикаль, так бездумно разрушенную новой государственной властью. Застойный «гоп-стоп» сменился уголовщиной цивилизованной, с офисами, собственными службами безопасности и отлаженной компьютерной сетью. Всех, кто стоял на дороге, покупали или убирали. На адвокатов не покушались. С адвокатами дружили. Сегодняшний «Вольво» на хвосте никак не походил на проявление дружеских чувств...
На Большой Дорогомиловской Миша развернулся, лихо зарулил под арку и притерся к подъезду. Квартиру в этом доме адвокат купил год назад на деньги Артема Золотова. Дом напоминал букву «Г». Оба отростка буквы продолжал ажурный металлический забор с шипами наверху, образуя просторный закрытый двор с липовым сквером в центре.
Заверещал мобильный. На связь вышел бородатый сыскарь Вовочка.
- Ты где, Борис? - спросил.
- Во дворе своего дома. А ты, Вовочка, где?
- Возле кольцевой. У меня непонятки.
- С банкиршей?
- С ней. Кто-то нас рисует.
- Сумеешь кинуть без проблем рисовальщика?
- Кинуть сумею. Насчет «без проблем» – как получится.
- Постарайся. И сразу ко мне…
Непонятки для Вовочки, то бишь для частного сыскаря Степана Вовочкина, начались сразу после того, как он, измочаленный до звонкости, вышел из коттеджа юной вдовы-банкирши. Три месяца назад ее кривоногого и пузатенького мужа взорвали в шестисотом «мерсе» вместе с охранниками, и к бедной вдовушке повадились барабашки. Для избавления от такого кошмара она и наняла детектива. Договор на охрану заключила на месяц и платила каждую пятидневку из расчета триста долларов за сутки.
У Вовочкина было круглое, губастое и курносое лицо деревенского мужичка. Потому Кузнецов и называл его Вовочкой. Он еще в Магадане посоветовал ему отпустить бороду для солидности, что он и сделал. Лицо удлинилось, солидности добавилось, а обманчивое простодушие осталось. Бугры бицепсов скрывала тогда ментовская форма с двумя звездочками на погонах. Теперь они маскировались под неброским, но весьма недешевым костюмом спортивного покроя...
Вышел он сегодня на перильчатое крыльцо коттеджа, обежал взглядом двор с усадьбой. Увидел приткнувшийся к соседскому забору «Пежо» цвета «металлик». Чем-то не понравился ему автомобиль. В нем явно кто-то находился.
Вовочка постоял, дожидаясь вдовицу Елену. Она выплыла из окантованных медью дверей, ухоженная, упакованная в розовую кожу и свеженькая, ровно бы и не было бессонных суток.
- Не крути головой, - сказал ей Вовочкин. – Обними меня и погляди на машину у деревянного забора. Тебе знаком этот металлик?
- Первый раз вижу, а что?
- Давай ключи от гаража. Выезжай первой. Я погляжу, как будет себя вести «Пежо». Через минуту выеду за тобой.
- Как интере-есно! - ресницы, вспорхнув, замерли в верхнем положении, в круглых синих глазах зажегся азарт. – Достала из сумочки ключи, сунула ему в руки.
Она выехала на двухместном «Ягуаре». Секунд через двадцать заурчал мотор «Пежо», и машина лихо скакнула вслед за вдовушкой.
Вовочка вывел из гаража свой «Москвич» и направил его между домами к асфальтированному шоссе. Его подопечная ехала, беспечно удерживая руль одной рукой. Водитель «Пежо» то приближался вплотную к «Ягуару», то оказывался метрах в трехстах позади. Вовочкин уже не сомневался, что вдовушка кого-то заинтересовала. Всего скорее, примитивных грабителей, решивших поживиться за ее счет. А поживиться было чем: побрякушками с брюликами она была увешана, как новогодняя елка. Маршрут Елены он знал, потому пропустил вперед себя еще и «Газель». Он даже испытывал удовлетворение, что стал наконец-то заниматься своим делом. До этого вся забота о подопечной сводилась к изнурительному сексу. А в перерывах терпел ее постоянные «милашка», «очаровашка» – так и казалось, что она вот-вот назовет его «какашка». И вот что-то прорезалось. Может, и в самом деле за ней следят? Может, по ночам шастают живые, а не придуманные барабашки?..
Пожалуй, Вовочке повезло, что в Москве пути его и Кузнецова снова пересеклись. Магадан, где они приятельствовали с адвокатом, – это молодость и куча глупостей. Там лейтенант Степан Вовочкин ухитрился размотать такой икряной клубок, что вызвал сильное негодование начальства. И своего, ментовского, и обкомовского. Подсказок он слушать не захотел. Пер напролом, пока не уткнулся лбом в стену. Дела на главных фигурантов «икряного цеха» сгорели при случайном пожаре. На скамью подсудимых попал лишь могучий бородатый рыбак с библейским именем Авраам. Вовочка попросил Кузнецова взять на себя его защиту. Адвокат развалил обвинение. Год условно Аврааму и на доследование – в отношении других обвиняемых – такой приговор не могли простить ни оперу, ни адвокату.
Первого поперли из милиции за превышение служебных полномочий. Второго исключили из магаданской коллегии адвокатов «за нарушение этических норм». Вовочкин свалил добровольцем в Афганистан. После вывода войск осел в Москве, за которую чуть раньше зацепился и Кузнецов. Так и оказались оба колымских изгнанника в столице. Перестройка и последовавший за ней всероссийский бардак не дали им утонуть в омуте многомиллионного города. В мутной воде всегда много корма…
Все три машины между тем добрались до Нового Арбата. Юная вдова лихо зарулила в проулок, чтобы подъехать к банку с тыла. За ней – «Пежо».
Вовочка припарковал свой «Москвич» прямо на проспекте и направился во двор. Елена оставила свою спортивную таратайку, заехав на тротуар. «Пежо» стоял метрах в десяти впереди. Из него вывалился квадратный, похожий на флакон мужичок. За ним глистовидный водила. Оба направились к «Ягуару». Водила сманипулировал руками, похоже, отключил охранную систему. Флакон юркнул в салон «Ягуара», шофер залез в свою машину.
«Угонщики», - решил было Вовочкин. Однако непонятки крутнулись на новый оборот. Он услышал щелчок автомобильной дверцы. Из «Пежо» выскочил водила. Подбежал к «Ягуару». Распахнув дверцу, громко прокудахтал:
- Флакон! Тебя Полкаш требует! Сказал, если через двадцать минут не нарисуемся в бункере, уши сбреет…
2.
Флакон переминался с ноги на ногу, шаря глазами по белой стене. На Полкаша, сидевшего за массивным дубовым столом, не взглядывал.
- За кем следили? С какой целью? - спросил тихо, но в голове Флакона голос его отозвался, как удар в рельсу.
Говорили, что Полкаш может дать по мозгам гипнозом. А заточенной монетой с трех метров ухо отхватить. Глист трепался, что уже трое без ушей по Москве шастают.
- Я это..., - промямлил Флакон. – К телке ехал. В натуре.
- А банкирша причем?
Про банкиршу узнал! - ахнул Флакон.
- Ну? - подстегнул тот. – Только не врать, Мухоморов!
Флакон вздрогнул, услышав свою фамилию. Он уже давно отвык от нее, еще с первой ходки к хозяину.
- Брюликов на ней навалом, - выдавил из себя.
- Выкладывайте по порядку!
Спотыкаясь на каждом слове, опасаясь соврать, Флакон выложил все.
- Что за человек был в ее коттедже? – спросил Полкаш.
- Хахаль. Обжимались на крыльце.
- Как он выглядел?
- Фраер с бородой. Хлипкий.
- Куда он делся?
- В доме остался. Она одна поехала. Мы с Глистом до банка ее вели.
- Олух вы, Мухоморов! - Флакон опять вздрогнул. – Он сидел у вас на хвосте. И номер вашей машины засек.
- Так мы... Тачку у одного лоха... Он в Турцию поканал...
- Вбейте себе в голову: никакой самодеятельности, если не хотите остаться без ушей.
«Уши» добили Флакона, даже голос у него сел:
- Я в самодеятельность того… и на зоне в хор не ходил.
Хозяин бункера глянул на него, будто плюнул на макушку.
- Банкиршу оставьте в покое. Сейчас она под нашей крышей.
- Я это... не в курсах был. Век воли не видать!
- У меня вам воли не будет... Вон с глаз моих!..
Оставшись один, хозяин кабинета-бункера нажал кнопку селектора.
- Зайди, Белый.
Бесшумно распахнулись незаметная постороннему глазу дверь. К столу шагнул и уселся в кресло друг и соратник. Разница в их возрасте и званиях давно стерлась. Как осталась в прошлом и государева служба. Но субординация осталась, и привычка называть друг друга псевдонимами сохранилась.
- Вот что, Белый. Перехваченный разговор адвоката с каким-то Вовочкой настораживает. Возьми-ка его, на всякий случай, под колпак.
- Без проблем, - слово «проблемы» было самым ходовым в лексиконе Белого.
- Кстати, как вдова реагировала на смерть мужа?
Белый еле заметно усмехнулся:
- Как птичка, вырвавшаяся из клетки.
- Н-да... Ее татарин был из отморозков. Шестерых заасфальтировал, пока вылез в банкиры. Удивляюсь я, Белый, тому, что недоучки банкирами становятся.
- Наш Туз – тоже из недоучек.
- Не скажи. Туз самообразовался. Самородок. Что у Акинолоса?
- Выжидает. Адвокат домой не торопится.
3.
Кузнецов сидел в джипе. Что хотел увидеть и чего дожидался – не знал и сам. Вдоль подъездов проползла черная «Волга» с внучкой давно ушедшего в мир иной усатого маршала-конника. Дом был предназначен для старо-советской элиты, которую активно вытесняли новорусские демократы. У соседнего подъезда мягко урчал «мерс» Ненашина…
Кузнецову надоело ждать неизвестно чего. Он вылез из машины, отпустил шофера и направился к подъезду. Привычно набрал код, шагнул в просторный вестибюль. Пожилая сухонькая лифтерша, вдова известного режиссера и сама бывшая балерина, равнодушно и заученно улыбнулась. Нажала кнопку четвертого этажа. На его лестничной площадке было всего две квартиры. Одна пустовала. Месяц назад ее освободил спившийся сынок застрелившегося члена ЦК разогнанной партии и съехал вместе с подругой в Подмосковье. А новый хозяин еще не объявился.
Дверной запор был с секретом. Чтобы трижды повернуть ключ с фигурной бородкой, надо дважды наполовину вытянуть его, провернуть назад на пол-оборота и протолкнуть до упора. Кузнецов еще не освоился с ним как следует, приходилось какое-то время ковыряться в замке. Так произошло и в этот раз.
Он не услышал, как бесшумно открылась дверь пустовавшей квартиры. В тот момент, когда шагнул через порог, ощутил сзади чье-то присутствие. Повернул голову. И тотчас получил удар в челюсть. Перед глазами поплыл белесо-мутный туман. Сквозь него пробилась мысль: сейчас упаду. Но ему не дали упасть. Высокий человек подхватил его под мышки, затащил в комнату и осторожно прикрыл дверь.
Белесый туман в глазах исчез. На Кузнецова навалились сумерки. Но сознание, ватное и вязкое, продолжало жить. Он понимал, что налетчик копошится в его дипломате, выбрасывает на пол бумаги. «Не там ищет, - вяло и отвлеченно подумалось ему, - деньги в пиджаке». Тот будто услышал его мысль, зашарил по карманам. Кузнецов попытался открыть глаза. Веки были тяжелыми, ровно придавленные подушкой. Видимо, ему все же удалось разлепить их. Он смутно увидел чужую кисть, вытаскивавшую из кармана диктофон. Она показалась ему безжизненно-желтой и уродливой.
Высокий человек уложил в целлофановый пакет диктофон и блокнот, бумажник адвоката сунул в карман. Подобрал валявшуюся на полу связку ключей. Перешагнув через хозяина, уверенно прошел в его кабинет. Там перелистал настольный календарь, вырвал несколько листков. Шагнул к книжным полкам. Перебрал папки. Сунул в пакет ту, на которой было написано: «Ненашин Ф.К.».
И по-рысьи насторожился. Запикал домофон, и на пульте замигала лампочка.
Он торопливо вышел из кабинета. Вставил в замочную скважину ключ, чтобы закрыть квартиру. Однако он застопорился. Снизу послышался голос вахтерши: что-то и кому-то она невнятно объясняла.
Налетчик торопливо скрылся за дверью соседней квартиры…
Сыскарь Вовочка не стал ждать, когда лифтерша-одуванчик досеменит до лифта и поднимет его на четвертый этаж. Взбежал наверх, прыгая через ступеньки. В дверях квартиры Кузнецова торчал ключ. Он рванул дверь и сразу увидел своего приятеля. Тот лежал на боку, половина лица была одним большим кровоподтеком. Вовочка распахнул шире дверь, чтобы видеть лестничный пролет – налетчик вниз не спускался, мог притаиться наверху.
Потянув резинку, высвободил трофейный «Макаров», нетабельный и незарегистрированный, вывезенный под звуки оркестра из Афгана. Пистолет он носил на кубинский манер – под штаниной – не так заметно и не обязательно надевать пиджак. Передернул затвор, загоняя патрон в ствол. Сунул в карман. На всякий случай дернул соседскую дверь – она оказалась запертой, как и в предыдущие дни. Затем вызвал по мобильному скорую и милицию. Прокричал Одуванчику, чтобы поднялась на четвертый.
- На Кузнецова напали, - сказал он ей.
- Никого посторонних... Клянусь вам...
Вовочка прервал ее:
- Подъедут скорая и милиция. Откроете им. Я буду наверху, - достал пистолет.
Увидев его в руках Вовочки, балерина тоненько взвизгнула. И замолкла.
Вовочка впритирку к стене стал подниматься по лестнице. Дом был семиэтажным. На верхней площадке пожарную чердачную лестницу загораживал старинный шкаф с оторванными дверцами. Дураки-новоселы выбрасывали антикварную рухлядь. Изловчившись, Вовочка вскарабкался под потолок. Замок на люке болтался на одной петле. Крышка отошла бесшумно. Чердак плавал в сумеречных тенях, свет от уличных фонарей косо падал в слуховые окна.
Сыскарь не стал таиться. Рывком перебежал к вентиляционной трубе, от нее – к выступу боковой балки и дальше – к торцевым стропилам. Чердак заворачивал под прямым углом. Выскочил из-за укрытия, готовый на любой шорох сделать кульбит и открыть огонь. Но все было тихо, а окна закрыты на шпингалеты.
Перед тем, как вернуться в квартиру Кузнецова, протер носовым платком свой «ПМ» и возле люка затолкал в расселину между досками.
В квартире уже хозяйничала милиция, и суетились санитары с врачихой.
- Вы мешаете, гражданин! - сказала, тесня сыскаря, пожилая врачиха.
- В какую больницу вы его повезете?
- В Склиф... Отойдите, прошу.
Оперативниками распоряжался подполковник милиции, тяжелый, как бочка с пивом, губастый, с глазами навыкате. Возле него вертелся сержант с рацией. Еще один, в штатском, обшаривал квартиру.
Вовочкин заметил, как он, порывшись в шкатулке, сунул что-то в карман.
- Эй-ей! - крикнул он ему. – Верните вещь!
Тот вопросительно глянул на подполковника.
- Продолжайте осмотр места происшествия.
- Вы не имеете права рыться в вещах потерпевшего, - сказал Вовочкин.
- А это еще что за бородатый? - вроде бы удивился подполковник.
- Я друг потерпевшего.
- Как здесь оказался?
- Пришел в гости.
- Ваши документы!
Вовочкин достал удостоверение частного детектива. Подполковник раскрыл его и скривился, как от зубной боли. Уставился лупастыми глазами:
- Ах, ты, сявка навозная! Свалил, как крыса, со службы, а мы за тебя говно разгребай!.. Сержант, обыщи этого балконного топтуна!
Бывшие коллеги прямо борзели от вида его удостоверения. Частное детективное агентство действовало на них, ровно красная тряпка на быка...
Вовочка сам выложил на стол содержимое карманов. Подполковник покрутил сработанную под пистолет зажигалку, бросил со стуком на стол. Вытряхнул содержимое бумажника и сразу ухватился за стодолларовые ассигнации. Это был пятисуточный гонорар от банкирской вдовы за избавление от ночных кошмаров.
Пиджачники-оперативники сноровисто и профессионально ощупали его, не забыв про голени. Вовремя он избавился от «Макарова». А по-хорошему бы и избавляться не надо. Всё эти поганцы – народные избранники: выкинули из закона «Об оружии» статью, разрешающую частному детективу иметь пистолет.
- Где же твоя пушка, топтун? - недовольно спросил подполковник. – Лифтерша ее видела!
- Она видела вон ту зажигалку, - показал на стол.
- Не бреши, сучий потрох! Была у тебя пушка!
- Будет, когда получу разрешение.
- Накося! - состроил тот кукиш. – Баб пасти – рогаткой обойдешься!.. Откуда доллары?
- Заработал.
- Кошкин, ты когда-нибудь видел доллары?
- Никак нет, - откликнулся сержант.
- На, погляди, - протянул ему купюры.
Сержант взял банкноты двумя пальцами, ощупал, понюхал.
- Фальшивые! - выкрикнул, и деньги будто растворились в его руках.
- На экспертизу! - распорядился подполковник.
Затем обернулся к Вовочке:
- Чем недоволен, топтун? Ну!
Сыскарь понимал, что его провоцируют. Сдерживал себя из последних сил. В голову покатились горячие волны, словно он пропустил удар на ринге. В такие минуты он когда-то сжимался и зацикливался на одном: поймать противника на апперкот. И ловил. А сейчас нельзя, хотя противник вот он, мясистый и открытый со всех сторон. Сейчас важнее выпроводить этих праворазрушителей. И сразу в больницу: выяснить, что и как с Кузнецовым, устроить его комфортнее.
- Ну? Чем не доволен? - приблизился вплотную подполковник.
- Всем доволен, - ответил Вовочка. – Надеюсь, что валюту вернут после экспертизы?
- Валюту-у?! - удивленно вытаращился тот. – Какую валюту?.. Кошкин, ты видел в этом доме валюту?
- Никак нет, - отрапортовал сержант.
- И я не видел. И никто не видел. Тебе, топтун, везде валюта мерещится...
Палата была трехместной. На больничной койке Кузнецову полегчало. Руки-ноги двигались. Шея, хоть и болела, но голову он мог поворачивать. Возле него сидела женщина в белом. Она только что смазала его лицо чем-то холодным.
- Легче? - спросила.
Кузнецов кивнул.
- Денька через три-четыре опухоль спадет.
- Что у меня? - слова ему давались с трудом, но говорить было можно.
- Перелом челюсти.
- Надолго я к вам?
- На две с половиной недели. Подремонтируем, и хоть орехи грызите.
Голос у нее был низким, грудным, успокаивающим.
В палату заглянула нянечка:
- Надежда Васильевна, вас к телефону.
Она вышла. Но вскоре вернулась.
- Оказывается, вы – большой человек, Кузнецов. Перевожу вас в люкс…
Частный детектив Вовочкин задержался у окна регистратуры, выспросил все, что необходимо. Палата находилась на втором этаже. У сестры-хозяйки просмотрел опись вещей Кузнецова. Постовая медсестра объяснила, что посещение больного только с разрешения врача.
И он направился в ординаторскую.
- Почему в верхней одежде? - строго спросила врачиха.
- Я насчет Кузнецова. Как он?
- Кто вы ему?
- Друг. Меня зовут Степан. А вас?
- У вашего друга челюстная травма. Теперь удалитесь!
- Не могу.
- Что значит «не могу»?
- Мне надо его повидать.
- Сегодня нельзя. Жену известили о случившемся?
- Нет у него жены. Мне сказали, что он в трехместной палате. Переведите его в одноместную, я оплачу.
- Уже перевели. И не в одноместную, а в люкс.
- Кто же оплатил? В его фирме еще не знают, что он у вас.
- Мне известно лишь, что деньги внесены наличными за все время лечения. Хорошо, друг Степан, приходите завтра во второй половине дня. Так и быть, разрешу вам короткое свидание.
«Чудные вещи творятся на этом свете, - размышлял частный сыскарь Степан Вовочкин, возвращаясь из больницы. – Менты отбирают бабки, как гоп-стопники... Незнамо кто колотит мужика в собственной квартире... Тайный доброхот отваливает кошелку денег, чтобы подлечить избитого... Бардак, да и только!»
Он возвращался на квартиру приятеля, чтобы забрать пистолет и самому провести рекогносцировку на предмет похищенного. Ключ от квартиры забрал, закрыв дверь после ухода ментов. То, что унесли диктофон и кассеты, он уже знал. Их не было ни в дипломате Кузнецова, ни в больничной описи личных вещей. Деньги он держал в томе речей Плевако, рабочие документы – в папках на полке.
В квартире был нормальный холостяцкий беспорядок. Вовочкин достал с полки том Плевако: в нем спокойно лежали двадцать стодолларовых купюр.
В шкатулку сыскарь не стал заглядывать, он понятия не имел, что там хранилось. Папки на нижней полке лежали вразброс, а раньше стояли на полке. Он перебрал их. Досье советника президента исчезло... Дело запахло политикой, где игра шла без всяких правил…
4.
На отшибе от резиденции Президента стоял скромный, по сравнению с другими, двухэтажный особняк. И обнесен он был не кирпичным или бетонным забором, а высокой, гибкой и непрозрачной сеткой. Перелезть через нее можно было лишь с помощью акробатических трюков, да и то, если не дергать сетку. Стоило ее потянуть, как по внутреннему периметру мчались волкодавы.
В этом доме, у горящего камина, сидели двое.
- Включай, Пилот, приборчик, - сказал хозяин.
Через минуту из диктофона послышался сипловатый женский голос:
-... записочки, самолично им написанные. Тому – столько-то наличными отгрузить, другому – столько зелеными... если что со мной случится, подруга знает, куда их передать. Приедет в Москву и передаст...
- Где подруга живет?
- Всего скорее, в Лихославле. Там до Москвы Соловьева жила.
- Я ведь тоже из Лихославля, Пилот. Клиентка-то моя землячка. Пацанов сей же час – в Лихославль. Пущай прочешут родню и всех знакомых трындух землячки.
- Белый и еще трое в готовности.
- Есть у меня там малина, Пилот. Пустует. Хозяйствует в ней косоглазый Юла. Белый с бойцами пущай там и тормозят. Флакон знает адрес.
- Шеф! Завязывайте с жаргоном. Вы теперь не пахан и не Туз, а бизнесмен.
- Ну - ну, Пилот. Шибко ты умный. А все одно – не лезь! Знаю, где и какую масть держать, - он не надолго замолчал, обдумывал что-то по привычке. Затем сказал: - Хвост с Красавчика сыми – и так будет наш. Акинолос на ферме?
- Вместе с дамой.
- Отправь его к макаронникам. Луиджи бойца просит. Его семейку бочкуют, как селедок. Нам грех не помочь забугорному братану. Не за так, за четвертинку берега. Через пару лет она будет нам в самую жилу... Как там, у военных начальников кличут запасной схрон?
- ЗКП. Запасной командный пункт.
- Вот и у нас будет ЗКП. Все, Пилот. Ищите бумаги. Только без кипиша и мокрухи.
Нужды мотаться самому в Тверскую губернию для Пилота не было – там рулил братками Белый. Но захотелось прошвырнуться, сменить обстановку. Ехал он в пакостном настроении. В душе будто поселились кошки. Эти твари гадили в душу уже второй месяц, с того дня, как стали пасти Красавчика. Опять сволочная политика, а ведь дал зарок после Белого дома не лезть в это дерьмо.
«Малину» Туза в Лихославле Пилот нашел легко. Это был просторный дом с дворовыми постройками. Стоял он на самой окраине города. Ворота ему открыл косоглазый мужичок, которого хозяин назвал Юлой.
Двор был большим, надежно упакованным в два забора. Высокий дощатый шел по внешнему периметру. Мелкосетчатый, на острых арматурных кольях – по внутреннему. На задворках крепенько сидел в земле приземистый кирпичный сарай с окошками-бойницами. Пилот подумал, удобное место для сходок и тайных встреч.В самом углу двора желтела просторная баня, рубленная из липы. На базе у Туза была еще одна парилка, персональная. Намерзшийся в молодости на северах, он любил горячий пар с вениками. На субботние банные дни он даже посылал в Лихославль машину за парильщиком Юлой. Тогда Пилот и видел его мельком.
На крыльце появился Белый. Подождал друга-начальника, и они вместе прошли в дом. Центральное место в горнице занимал овальный стол с шестью стульями.
- Все в порядке? – поинтересовался Пилот.
- Школьной учительнице Соловьевой представился сотрудником собеса. Она назвала четверых, с кем Мадам дружила. Одна утонула шесть лет назад. Вторая живет рядом с пенсионеркой – алкашка. Третья выехала в Тверь – проверили: бедует с четырьмя ребятишками в коммуналке, муж сидит... Последняя из четырех осела в деревне Бухалово. Туда выехали Рыбак, Флакон и Глистогонов.
В дверь робко постучали.
- Входи! – рыкнул Белый.
Юла прошел к столу, расставил тарелки с солеными груздями, огурцами, помидорами, ломтями ноздреватого деревенского хлеба. Достал из холодильника две бутылки «кристалловской» и два граненых стопаря.
- Есть борщец по-вашему, котлеты с жареной картошкой, - доложил. – В момент сварганю яишенку с салом. Или чего другого?
- Неси, что есть…
Белый наполовинил стаканы.
- Давай вмажем за нашу обглоданную Россию, - предложил Пилот.
Вмазали. Закусили.
- Между первой и второй только пуля, - сказал Белый.
Опрокинули еще по одной. Под горячее – третью. Выпили, молча и не чокаясь. Каждому было, кого помянуть из тех, что остались в чужой земле.
- Ну, и что ты сделал, как сотрудник собеса? – спросил Пилот.
- Вручил бабуле от собеса материальную помощь – тысячу рублей. Отвез на вокзал и купил билет до Тюмени, чтобы навестила дочь и внуков.
- Правильно.
- Кстати, возле ее дома Флакон засек бородатого мужика. Глотал возле столба пиво из бутылки. Похоже, тот самый, банкиршин кавалер. Но он быстро слинял.
- Что у Рыбака?
- На связь выходил час назад. Нашли подругу. К вечеру привезут.
Белый распечатал вторую бутылку.
- Я – пас, - сказал Пилот. – Да и тебе хватит.
- Надоело всё, - угрюмо проговорил Белый и все же наплескал себе.
Была и у Пилота мысль бросить эти игры, когда стали пасти Красавчика. А дальше что? Останутся они с другом никому не нужные, как перекати-поле. Тут какую-никакую, а пользу приносят. Убирают мерзавцев с благословения Туза. Красавчик тоже мерзавец. Убрать его нельзя. Посадить не получится. Ну, заполучим улики. И что? Их надо отдать Тузу. Тот станет держать Красавчика на крючке. И доить. По-разному можно доить чиновника, приближенного к президенту... Кто в выигрыше – козе понятно. Можно, конечно, снять с записок копии. И кому их отдать? Генералу-однокашнику всучить? Пилот вспомнил, как позвонил Кличко после того, как стал начальником службы безопасности криминального банка.
- Я устроился на работу, Миша.
- Знаю.
- Осуждаешь?
- Понимаю.
- Что понимаешь?
- Рыба ищет, где глубже. Разбогатеешь – не забывай старых друзей. Всегда рад с тобой общаться.
По всем канонам, главный борец с организованной преступностью не должен был даже разговаривать с ним. А тут «рад общаться».
Еще один раз вышел Пилот на связь с генералом. Сообщил ему о предстоящей разборке солнцевских и азеров. Ждал, что омоновцы возьмут карьер в плотное кольцо и подметут всех под гребенку. Не дождался. Бывший сослуживец не отреагировал на оперативную информацию. Солнцевские уехали с разборки победителями. Выходит, скурвился генерал. Не звонил больше Пилот сокурснику, хлебали мутное варево вдвоем с Белым. И успокаивали себя тем, что, хоть и провоняли дерьмом, а загаженную конюшню помалу чистят...
Следы в никуда
1.
После полудня сыскарь Вовочка приехал в Склиф. Вчерашняя врачиха уже сменилась с дежурства, но отрабатывала дневную смену. Разрешила проведать больного, но предупредила, что говорить ему много пока нельзя, во рту сетка…
Одна половина лица Кузнецова была багрово-синей, но глаз приоткрылся. Другой глаз глядел с угрюмой обидой, но в целом – нормально.
- Привет, болезный! - поздоровался Вовочкин. - Докладываю: бабки по-прежнему у Плевако. Папку Ненашина и диктофон с кассетами уперли. Значит, дело в Советнике.
Кузнецов согласно мотнул головой.
- Боюсь, что продает тебя кто-то, Борис. Кому известно, что досье советника хранишь дома? Я позвонил Наталье Марковне. Она сказала, что на заявке фамилии визитеров вписаны другим почерком. В бюро пропусков телефон внутренний. Делать тебе сейчас нечего, потасуй-ка своих на предмет крапленой дамы.
Тот кивнул и прошепелявил:
- Тебе срочно надо в Лихославль. Записки Советника хранятся у кого-то из подруг Соловьевой.
- Понял.
- Выясни, где она жила до Москвы. С кем дружила. Раздобудь записки.
- Постараюсь…
Сыскарь Степан Вовочкин опоздал с поездкой в Лихославль на сутки. Те самые сутки, в которые он мотался между квартирой Кузнецова и больницей. Ему пришлось идти по следам опередивших его братков. Лихославльский адрес школьной учительницы Соловьевой он вычислил без проблем. Она назвала одну из подруг, жившую в доме напротив. Та оказалась алкашкой.
Узрев бутылку водки и хлебнув для поправки здоровья, она объявила, что подругой жадины Соловьихи себя не считает. В подругах у Соловьихи Зойка, такая же шалавая, как и сама. И тоже жадина. Бросила мать и укатила в деревню Бухалово в бабкин дом…
Покинув алкашку, сыскарь наткнулся на братков. У дома учительницы-пенсионерки ошивался тот самый тип, что забрался в «Ягуар» банкирши Елены. Он запомнил, что шофер тогда назвал его Флаконом. Джип с водилой стоял рядом. Похоже, они ждали кого-то. Изображая из себя пьяницу, Вовочкин хлебал из бутылки пиво и наблюдал за домом учительницы. Через какое-то с крыльца спустился мужчина с военной выправкой и морщинистым лицом. Флакон что-то сказал ему и ткнул пятерней на Вовочкина. Сыскарь решил линять с этого поля, которое запросто могло превратиться в тир…
В Бухалово Вовочкин появился, когда в доме подруги Соловьевой - Зойки шла гульба. У распахнутых ворот стоял джип-чероки с худосочным водилой, опять же знакомым Вовочке, – это он тогда сидел за рулем «Пежо». Из окон вылетали пьяные голоса, изображавшие песню. Скрипучий мужской голос выводил:
Хоп-па! Зоя!
Кому дала ты стоя?
- Начальнику конвоя,
Не выходя из строя...
Женщина взвизгивала дискантом, подхватывала концовку и заливалась хохотом. Вовочка понял, что и здесь делать ему уже нечего.
На деревню опустились сумерки, и он, не скрываясь, пошел вдоль улицы. Это было его ошибкой.
Скосил глаза и увидел, как за ним торопливо топает Флакон. Следом семенил водила. Вовочкин нырнул в первую попавшуюся калитку, проскочил двор, перемахнул плетень и очутился в огороде. Взрыхленная земля была пустой и голой, лишь кое-где торчали будылья подсолнухов. Сразу за огородом начинался луг. Невысокие копны смотрелись в сумерках, словно бронеколпаки на китайской границе, где он служил срочную. Луг примыкал к подлеску, там наверняка не было посторонних глаз.
Флакон не прятался. Бежал следом по-слоновьи, топая армейскими ботинками. Перед тем, как нырнуть в кустарник, сыскарь обернулся. Преследователь на бегу задрал пиджак, достал из-за пояса ствол. Вовочка метнулся в кусты, сразу взял вправо, где подлесок был выше и гуще. Пробежал метров двести, увидел вывороченную давним ветровалом сосну с могучими растопыренными корнями и поблизости – штабелёк бревен. За ним он и пристроился. Шуршание кустов стихло. Значит, Флакон притормозил. Вовочкин нащупал суковатую палку, швырнул ее в сосновые корни.
Стал слышен слабый треск сучьев под ногами. Он увидел, как Флакон появился среди деревьев, остановился, повел головкой, высматривая беглеца. В одной руке он держал наган, в другой – заточку. Обнаружил вывороченный сосновый корень, сделал несколько шагов. Метрах в семи-восьми остановился.
- Вали сюда, козел! - прокричал уверенно и скрипуче. – Оглох?.. Выдь по хэрэ, дырявить не буду! Отведу, побазарим и по холодку!.. Глист! - вдруг заорал он.
Не получив ответа, стал сторожко пододвигаться к выворотню и оказался спиной к Вовочкину. Неожиданно закуковала кукушка, Флакон завертел головкой. Другого такого момента могло не представиться. Сыскаря будто подбросило пружиной. Еще не успев опуститься на ноги, он обрушил ребро ладони на его загривок. Тот булькнул горлом и рухнул лицом на корни.
Вовочкин знал, что вырубил его не меньше, чем на четверть часа. Этого времени вполне хватало, чтобы добраться до своего Москвича. Но где-то в кустах был еще один и, всего скорее, тоже со стволом. Потому он ползком перебрался в травяные заросли.
Ждать второго пришлось довольно долго. Не торопился Глист. Может, за подмогой вернулся? Наконец, он появился на поляне. В руках у него ничего не было, кроме толстенной гнилой палки. Увидев лежащего приятеля, засеменил к нему. Наклонился, испустил вопль и заткнулся. Несколько секунд стоял, онемев. Затем развернулся и со всех ног бросился в сторону деревни.
Вовочка, не таясь, подошел к Флакону. С левой стороны из-под него ползло кровавое пятно. Падая, он наткнулся на собственную заточку. Ясно было и без врача, что падать ему никогда больше не придется. Сыскарь подобрал наган, выщелкнул патроны. В кармане пиджака обнаружил стопку зеленых и удостоверение, выданное сотруднику частного охранного предприятия «Север» на фамилию Мухоморов. Все это Вовочка рассовал по карманам и двинулся вдоль огородов к околице.
Час назад, еще на подходе к деревне, он приметил заросший осокой пруд. А машину свою оставил подале, подогнав ее к колхозному стогу. Осенний пруд проглотил наган и патроны. Лимузин стоял там, где он его оставил. Вовочка сел за руль, намереваясь тотчас же отбыть в непутевый город Лихославль. Но гнетущая мысль о том, что не смог выполнить задание Кузнецова, остановила. Подождать, когда джип с веселыми ребятами и мертвецом станет возвращаться назад? А если нагрянут менты? Однако интуиция подсказывала Вовочке, что милиции не будет.
Джип появился по темну. Вовочка, не включая фар, тронул свой драндулет следом, понимая, что ему не угнаться за ними. Однако худосочный водила не гнал. Даже остановился в ложбине. Притормозил и Вовочка. Увидел, как тот вышел из машины. Сперва поковырялся спереди, затем сзади. Сыскарь понял: меняет номера...
Ориентируясь по задним габаритам, Вовочка провожал джип на почтительном удалении. И сопроводил до дома на окраине Лихославля. Джип-чероки въехал во двор. Вовочка припарковал машину под одиноким голым тополем и прокрался к дому. На воротах была ромбовидная табличка с цифрой 28. Вовочка быстро зашагал прочь. В машине достал из кармана сотовый телефон, забил в память фальшивый и настоящий номера джипа. Включил зажигание и тронулся по неосвещенной улице, не включая фар.
3.
Уже стемнело, когда снаружи раздался автомобильный гудок.
- Рыбак приехал, - сказал Белый и вышел во двор. Но что-то задержался там. Наконец, стукнула входная дверь, и он появился.
- Проблема, Пилот, - доложил. – Труп у нас.
- Что за труп?
- Флакона зажмурили.
- Кто?
- Тот самый бородатый, что ублажал банкиршу и ошивался возле дома учительницы.
- Ну и хрен с ним, с уголовником! Пускай кинут его в морозилку. Хозяин сам распорядится, что с ним делать. А бумаги с автографом?
- В папке. Подруга Соловьевой в пристройке.
- Её – на ферму. Бумаги – ксероксни. Оригиналы – для Туза, копии – нам, авось, сгодятся…
Удавка для Советника
1.
У Черепа, то бишь управляющего банком «Норд», выдался напряженный день. С утра встретился с Березовским в его респектабельном офисе. Тот радостно улыбался, величал его господином банкиром, предлагал коньяк и кофе. Но от прямого разговора о Стрельце и Принцессе виртуозно увиливал. И убедительно делал вид, что впервые обо всем слышит. Череп тоже был мастер крутить восьмерки. И крутил добросовестно, пока не надоело.
- Борисыч! - укорил он Березовича. - Долги платить надо. Напомнить?
Березович в тот год только начал набирать силу. Но залетел на чеченских авизовках, стоивших российскому бюджету валютный миллиард. Прокурорские следаки стали копать. И докопались до инициатора аферы, коим и оказался Березовский. Тогда он и попросил помощи у Туза. Тот не отказал. Пришлось, правда, браткам порыскать по Москве, чтобы найти двух бывших подельников Березы, ставших опасными свидетелями. Нашли, вывезли на ферму и передали с рук на руки заказчику. В общем, вытянули Березовского из уголовного дерьма. Но пленка с записью разговоров, фотоснимки и прочие бумажки остались у Туза, чтобы держать на крючке этого сына Израилева.
– Не забывайте, что вы нам обязаны! - нажал на него Череп.
- Всегда помню, господин банкир. И испытываю самые дружеские чувства. И к вам, и к вашему шефу.
- Дружеских чувств мало, господин олигарх.
- Бросьте! Какой я олигарх? Из нищеты, конечно, выбрался, но до олигарха…
- Насколько нам известно, вы подобрались к генеральному прокурору.
- Браво, господин банкир! Ваша разведка заслуживает похвалы.
- Мне плевать на похвалу. На чем вы его подловили?
- Пока не могу похвастаться успехом.
- А мне сдается, что можете.
- Откуда такая уверенность?
- Коммунистическая пресса может опубликовать подлинные документы о фальшивых чеченских авизо.
- Боже! Со всех сторон угрозы, даже от друзей!
- С друзьями Бог велел делиться.
- Делиться я всегда готов. Но не последними штанами.
- Не жалейте штаны. Лучше в трусах ходить, чем в казенной робе.
Березович стрельнул глазами в Черепа. Мог бы так же пальнуть из ствола. Но олигархи не занимаются грязной работой. Киллеров нанимают через третье лицо. И то – просчитав все варианты собственной неуязвимости.
- Есть у меня одна мелочевка, - вздохнув, сказал он.
Выдвинул ящик стола. Достал конверт, пододвинул его Черепу. Тот заглянул внутрь. На стол легли шесть фотографий. На каждой из них был изображен, в чем мать родила... генеральный прокурор, по прозванию Малюта. Он был из фракции коммунистов и слыл жестоким и беспощадным борцом с коррупцией. Фотограф снял его не в гордом одиночестве, а с двумя голыми телками: в бассейне из голубого мрамора, на лежанке под тентом, в кресле-качалке...
- Однако! - произнес Череп.
Березович развел руками, выказав пухлые ладошки.
- Это все, чем могу поделиться.
- И на том спасибо, Борисыч. Если, конечно, картинки – не фальшивка.
- Уверяю вас, подлинные...
2.
В распорядке нелегкого дня осталась встреча с советником Президента. Поначалу тот покочевряжился. Но когда услышал в трубке текст одной из своих записок, адресованных Соловьевой, согласился на стрелку.
Череп ждал его в отдельном кабинете кафе «Северянка». Он распорядился не пускать случайных посетителей. Заняты были лишь два столика. За ними сидели быки-охранники. Выпивка и закусь ждали своего часа, а пока служили маскировкой.
Красавчик появился в зале с двумя телохранителями. К нему тут же подскочил мэтр.
- Вас ждут, - показал на дверь в кабинет.
Телохранители двинулись было за Советником, но тот махнул рукой: оставайтесь! Мэтр предложил им столик в центре зала.
- Я хотел бы взглянуть на документы, - произнес Красавчик.
Череп молча подал ему ксерокопии.
- А где оригиналы?
- В надежном месте.
- Сколько вы хотите за оригиналы и все копии?
- Фадей Кириллович! - укоризненно воскликнул Череп. – Неужели я похож на вымогателя?
- Не знаю. Бог миловал от общения с ними.
- Буду откровенен. Вы сделали глупость, оставив у мадам Соловьевой автографы. Но поезд уже ушел... Вам повезло, что записки попали в мои руки, а не ваших недругов. Я очень надеюсь, что мы найдем консенсус.
- Чем я должен оплатить такой консенсус?
- Вы – советник президента. И близкий, скажем так, друг Принцессы. Я приглашаю вас к сотрудничеству. Как банкира, меня крайне интересует информация из первых рук: кадровые перестановки в правительстве и администрации президента, указы до их обнародования, приватизационные планы, возможный преемник...
- А если откажусь?
- Ваши эпистолярные упражнения станут достоянием гласности.
- Вы не оставили мне выхода.
- Я предлагаю вам выход.
- Записок, конечно, я не получу?
- Пока не получите. Они – моя охранная грамота.
- «Пока» – это как долго?
- Столько, сколько продержится у власти президент. А значит, и вы.
- Что потом?
- Получите свои бумажки, и делайте с ними, что хотите.
- Альтернативы не вижу, - вздохнул Советник, - придется сотрудничать.
- Правильное решение.
- Однако должен сообщить, что мне не дает житья генеральная прокуратура. Президент вполне может сдать меня, как своего цепного пса Крестоносца.
- Об этом можете не беспокоиться, господин Советник, - небрежно бросил Череп и коснулся пальцами кармана пиджака, где лежал полученный от Березовского конверт с картинками. – В ближайшее время прокуратура перестанет вас дергать.
Советник взглянул на банкира с некоторым недоверием. Лицо у того было, словно маска, и к ней как нельзя лучше подходил голый череп.
- Поговаривают, что Стрелец набирает обороты. Пока, мол, в премьерах, а там... Реально это, на ваш взгляд?
- Нереально. Не думаю, чтобы нацелился на главное кресло. Сколько их было, премьеров – все ушли. И этого уйдут.
- Не жалуете Стрельца?
- За что его жаловать? Сидит спокойно, своей должностью доволен. И так высоко взлетел. В общем, тихушник.
- А Принцесса что о нем думает?
- За нее думает Березовский.
- А он какого мнения о Стрельце?
- Вы думаете, что он с кем-нибудь откровенничает?
- Вы давно с ней общались?
- По телефону – вчера.
- А в более интимной обстановке?
- Нескромные вопросы задаете, господин банкир.
- А все же?
- Недели две тому. Надоела. Да и старуха.
- Принцессы старухами не бывают, Фадей Кириллович. Надо восстановить встречи. И очень стараться.
- Это обязательно?
- Она – ваш ангел-хранитель и самый надежный источник информации.
- У меня остался один вопрос, господин банкир.
- Слушаю.
- Надеюсь, мои услуги не будут носить гуманитарный характер?
- Ни в коем разе. В нашем банке вам откроют счет, на который будут капать достаточные суммы…
3.
В банном пару липа ожила, выплеснула свой лесной дух. К нему добавился запах хлебного кваса, щедро выплеснутого на каменку. Косоглазый Юла рукавицах и шляпе, охаживал двумя вениками худое тело Туза, разрисованное шестью куполами, означающими высшую степень уголовного отличия. Парильщик умаялся, но виду не показывал, лишь выдохнул с облегчением, услышав: «Будя!»
Туз вышел в моечную, пофыркал под теплым душем. Юла накинул на него простыню. Открыл дверь в комнату отдыха, которую хозяин называл «шинок».
- В Лихославль поедешь завтра, Юла, - распорядился он.- Ночуй в гостевом доме. Появится Череп, пущай в шинок зайдет.
Череп появился, едва за Юлой закрылась дверь. Сбросил на лавку кожаный плащ. Сел к столу.
- Красавчик подписался на нас, - объявил. - На днях отмажется по всем статьям. Вот! - разложил перед Тузом фотографии, - Подарок Березы.
Каждую фотографию тот разглядывал по отдельности. Прокомментировал:
- Спекся прокурор. Что насчет Стрельца?
- Береза делает вид, что не в курсе.
- А Красавчик?
- Не верит, что тот нацелился на трон. Сказал, кишка у него тонка.
- Всяко может быть. Я уже говорил, что Принцесса блефануть не дура. Что у Акинолоса?
- По последней информации, заказ исполнен.
- Пускай вертается…
Год 1999. Президент
Барвиха — любимая резиденция износившегося в дворцовых баталиях российского президента – напоминала остров в океане, по волнам которого носились обломки имперского корабля и летели вопли утопающих. Остров отталкивал их. И безжалостно изгонял случайных путников. На нем селились лишь новорусские, включая чиновников самого высокого ранга. Коттеджи и замки с башенками а-ля-рюсс множились, как микробы в прокисшей затирухе. Высокие заборы скрывали от глаз теннисные корты, мраморные бассейны и все прочее, никогда прежде не виданное ни хозяевами, ни тем более, потерпевшими кораблекрушение.
Президент сидел в охотничьем зале в кресле и бездумно глядел на экран телевизора. Там нежилась в ванной модная певичка, укутанная в мыльную пену. Он видел и не видел ее, погруженный в полудрему. И лишь когда начались «Новости», вяло встрепенулся, скривился от вида думцев, готовящих документ по импичменту ему, Президенту.
«Козлы блудливые, - подумал. – Где бы они сейчас паслись, если бы не я, гарант ихней демократии. А туда же, избранники хреновы!»
Критика уже не ранила его, как прежде. Так, слегка царапала. Он устал и от власти, и от дерьма, что на него каждодневно выливают. В последний раз запереживал, когда садовник, которого он притащил в Москву с Урала, сказал:
- Из уважения к вам не могу молчать. Подайте в отставку, народ перестал вас любить.
- Знаю, - тоскливо согласился с ним Президент.
- Так уйдите сами!
- А что будет с моими реформами?
- Какие реформы! От них людям тошно. От голоду в разбой идут.
- Ушел бы, да не пускают.
- Кто не пускает?
- Дурень ты, братец. Не смыслишь в политике... Нарежь вон лучше роз Тамаре.
Дочь была его любимицей. Он и сам сознавал, что она крутила из него шнурки. Черт его дернул за язык рассказать про садовника! Исчез мужик на другой день. Дочь объяснила, что тот захотел на родину. Сам ли уехал, заставили ли?..
Президент встал с кресла, по давней привычке похлопал себя по карманам в поисках курева. Вспомнил, что два года уже как бросил смолить. Сплюнул в сердцах на ковер. Подошел к зеркалу. На него глянул дед с кровяными прожилками на лице. Разве будешь на людях бодрым, как требует Томка! Да еще и властным. Над кем властным, ежели никто не слушается? Все только советуют, советуют... Вот и Березовский – ни дна ему, ни покрышки! - насоветовал взять дочь в администрацию. Теперь и это лыко в строку суют. Ведь говорил ей, не лезь в политику! Все равно влезла. И засветилась. Виллу не спрячешь в карман. Все Березовский: «На подставное лицо. На надежного человека!» Это Столбович-то надежный? Ходит, трясет толстым задом, а глаза, как у козла в чужом огороде...
И заныло, затикало внутри. Были они, были, когда начинал. Крестоносец находился рядом в самые тяжелые дни. Все знал и слышал, всех в узде держал. И обо всем докладывал. Хороший цепной пес, ну и гавкал бы, цапал бы, кого положено! Так нет, полез в чужую конуру и нарвался. Пришлось убрать. А может, зря убрал?.. Ох, зря.… В любой момент чеку из гранаты выдернет. Писателем, говнюк, заделался. Обгадил в своей книжонке, а ведь всем обязан ему, Президенту. Хорошо хоть не вывалил все, что знает. Тогда бы ни в жизнь не отмыться перед историей…
Еще один был, все «маршала» выпрашивал. Полководец, хрен ему в уши! Банщик он, а не полководец, прокакал войнушку! Да и заворовался без меры. Тоже пришлось выдергивать из патронташа, как испорченную гильзу. Жалко, а оставить нельзя: тогда рядом был этот, как его, с птичьей фамилией и бульдожьей хваткой? – пристал, словно бандит с ножом: уволить!.. Старею, вот и фамилии вылетают из головы; лицо – как в зеркале, а фамилия испарилась. Хорошо, что вовремя избавились от его клыков, отправили в Сибирь губернатором.
А как от жулья избавиться? Наговорят десять верст до небес, вроде как все по делу. А стоит подписать бумагу, как бюджет в черную дыру проваливается. Все нашептывают, чего-то выпрашивают. Даже этот розовый комсомолец. Приблизил его, а он, видишь ли, шашни с «Мальвиной» развел. Дня не проходит, чтобы его мордой об стол не возили.
Разогнать бы всех к едрене фене, поотбирать бы все нахапанное. Чтобы из-за кордона тоже назад приволокли. Нашли же способ при усатом грузине. В подвал – и на дыбу: вернешь капиталы – отпустим на все четыре стороны. Как миленькие вертали – свобода дороже, хоть и с голой жопой по Европам...
Нельзя ноне в подвал – демократия! Да и с кем тогда останешься? На кого обопрешься? Тот же Коммунист, любимец стариков и старушек. С ним можно договориться, случалось пару раз. Но Томка слышать о нем не желает. Говорит, залезет на самый верх – и пойдут разборки: «Это – не твое, и это мое». Может, и права дочь, нос у нее - что твой радар.
От долгого сидения у Президента занемели икры ног. Он опять встал. Заходил от кресла к дверям и обратно. Скоро должна появиться врачиха. Вспомнил ее, и боль малость отошла. Приятная бабенка. Русокосая, пухлявенькая, курносенькая, с ласковыми руками. Скинуть бы четверть века, а еще лучше вернуться в комсомольскую малину... Но не дадено никому возвращаться, любой скакун становится с годами савраской...
Пропел дверной звонок. Видно, пришла пухлявенькая. Сейчас денщик заведет ее. На старости заимел вот денщика в звании генерала.
Но вместо врачихи в дверь бесшумно впорхнула дочь.
- Как ты, па? - спросила.
Перед ней Президент всегда пыжился казаться сильным. Проговорил бодро:
- Как молодой.
- Там Фадей горит желаньем предстать пред твои светлые очи.
- Гони его в шею, Тома! Весь, понимаешь, в дерьме, а туда же!
- А может, примешь? Хоть он и Ненашин, а наш, твой. Да и не нашла ничего прокуратура.
- Нашла. Только у них там извилин не хватает. Какой-то адвокатишка всех на уши поставил.
- Не скажи, па. Тот адвокатишка покруче Перри Мейсона будет.
- Это еще кто такой?
- Герой сериала.
- Киношники все врут.
- Да не киношники, па. Он из книжной серии.
- Вот и передай Фадею. Пока этот – как его? - Перри не отмоет до бела – видеть не желаю. А не отмоет – «по собственному...», а то и похуже.
- Па, еще Березович названивает третьи сутки. Идея у него.
- Мне его идеи – во! - Президент провел ребром ладони по горлу. – Жулик он, Тома. Да еще и проститутка. Продаст и глазом не моргнет.
- Зато умный, па.
- Я вот думаю, Том, почему евреи такие умные? Любой шахматный чемпион – обязательно еврей. Извилин что ли больше у них в головах?.. Ведь у Березовского ничего, понимаешь, не было. А смотри, как разбогател! Нефть захапал, даже до телевидения добрался, главный канал захватил.
- И восемь газет, - подсказала дочь.
- Олигарх, кирпич ему на плешину! Фээсбэшников прикормил, милицию на корню скупил, один Малюта-прокурор еще хорохорится.
- Не станет больше хорохориться.
- Чего вдруг?
- Подловили его на женщинах.
- Ну, это фигня, Тома.
- Нет, па. Березович сказал, там нюансы. И фотографии.
- Чего ж в эфир не пустил?
- Пока выжидает. Так что с ним? Примешь его?
Ответить он не успел. Помешал дверной звонок. Денщик генерал впустил пухлявенькую врачиху.
Она вошла, как обычно, с аппаратом для электрокардиограммы. Дочь отошла к окну.
- Добрый день! – поприветствовала президента пухлявенькая.
- Ты, Оленька, как всегда, выглядишь на все сто.
- Любите вы расточать комплименты.
- Только тебе, Оленька.
- Как ваше самочувствие?
- Лучше всех.
- Сейчас посмотрим.
Не слушая возражений, она уложила его в постель. Налепила присосок, опутала проводочками. Он привычно терпел, знал, что процедура будет недолгой. Наконец, из аппарата полезла лента с кардиограммой.
- Ну, и как? – спросил он.
- Слабые сбои есть. Рекомендую вам лечь на недельку в больницу на обследование.
- Не надо, Оленька. Я еще огого!
- Трудный вы пациент.
- Надеюсь, что ты не станешь жаловаться на меня своему министру?
- Не стану…
После ее ухода Президент облачился в халат, сел в кресло.
- Может, тебе все-таки лечь на обследование? – спросила дочь.
- Подумаешь, слабые сбои! Я чувствую себя здоровым.
- Бодришься?
- Без этого быстрее загнешься.
- Отчасти ты прав.
- Я всегда, доча, прав.
- Что ты решил, примешь Березовича?
- Видеть не желаю этого пархатого.
- Но я ему должна двести штук.
- В зеленых, что ли?
- Не в деревянных же. Это еще до твоих выборов было. Они же с Рыжим, все сделали, чтобы тебя избрали.
- Ты, Тома, того... Не греши на электорат. Народ захотел – и избрал.
Дочь вдруг посерьезнела, ласковый бесенок исчез из ее глаз.
- Отец, неужели ты веришь, что тебя избрал народ?
- Верю. Потому как у нас демократия.
- Не надо, па! Двадцать пятый кадр помог. И деньги...
Президент не ответил. Подошел к камину, хотел наклониться, чтобы разворошить кочергой догорающие березовые поленья. Но кольнуло в пояснице. Стоял недвижимо, ждал, когда пройдет боль, и глядел на слабые огненные языки.
Видно, отжил свое, подумал. Все понукают, как хотят. Уверенные, как динозавры. Двадцать пятый кадр придумали! В прошлые выборы Президент долго не мог взять в толк, что это за кадр такой. Пока его не высветили во весь экран. Он увидел свой портрет и надпись: жизнь без войны и катаклизмов. На другом двадцать пятом по счету кадре – портрет его соперника Коммуниста и надпись по кровавому полю: гражданская война... Он никак не мог понять, почему и куда эти кадры исчезают. Глаза видели только Никулина с его бриллиантовой рукой, Папанова, Миронова. Великое дело – наука...
Выкинуть бы перед уходом какое-нибудь коленце. Взять да и разогнать Думу! И тут же самому отказаться от президентства. Вот переполоху будет! Под шумок вполне можно пропихнуть своего человека, и тогда живи спокойно до старости.... Только где его найти, своего? Подсовывает Томка Стрельца: давай раскрутим! А стоит ли?
Президент вспомнил свою давнюю поездку в Питер. Тогда в нем еще Профессор был мэром. Если честно, то недолюбливал он его: интеллигент и болтун. И тоже подворовывал, как докладывал Крестоносец. Может, и не сам, но уж его мамзель – точно…. В Питер ехать его уговорила тогда Томка: отдохни, проветрись, поохоться. Поехали в заказник на кабана. Перед тем, как разойтись по номерам, на поляне столы поставили, приняли, как положено, на грудь… Хитрован Профессор и на охоте какие-то бумажки на подпись подсунул. Пока разглядывал их да подписывал, не сразу и сообразил, что это на поляне так тихо стало. Глянул и обомлел: из кустов прямо на него секач прет. А ружья под рукой нет. И ни у кого - нет. Вдруг выстрел и сразу второй. Секач ткнулся рылом в траву.
Кто стрелял, кто бдительность не утратил?..
Невзрачный, плюгавенький, в ладном камуфляже – закинул за спину карабин, руки по швам. Сразу видать, из офицеров.
- В каком звании? – спросил его Президент.
- Полковник, - доложил тот.
- В настоящее время мой первый зам, - встрял Профессор.
- Хороший стрелец! - похвалил тогда он камуфляжного полковника.
Так для него и остался тот Стрельцом – не запомнил по первости фамилию. Но понравился. Расторопный и стрелять умеет. Президент был и сам приличным стрелком-охотником, чем немало гордился. Забрал вскорости Стрельца у Профессора в свою администрацию. Потом даже премьером поставил. А теперь Томка в преемники его прочит. А что у него на уме? Взлетел-то из кэгэбэшного гнезда. Обласкаешь, раскрутишь – он и клюнет в темечко. Маленький, глаза, как светлые шторки, хрен поймешь, что за ними прячется. Да и ведет себя непонятно. Все молчком, все на особицу, ни с кем не приятельствует. Отказался, видишь ли, приватизировать дачу. Да еще, говорят, и полный трезвенник. Значит, себе на уме и может выкинуть такое, что мало не покажется... Какой же он свой? Вон их, сколько было, своих, все к конкурентам переметнулись…
- Ладно, Том, - сказал Президент дочери. – Ненашина гони, а Березовича приму. Может, еще и сгодится…
Частный сыщик
1.
Первой к Кузнецову в больницу заявилась Лилечка Володарская – с пышным букетом роз и полной сумкой соков. Усевшись в кресло, весело защебетала. Кузнецов молчал. Говорить не хотелось, к тому же мешала сетка во рту.
- Тебе трудно разговаривать, милый?
Не дождавшись ответа, она продолжала:
- Тебя одно дело дожидается, реклама будет – жуть! Защищать русскоязычную общину в Эстонии...
Кузнецов почти не слушал ее. Он уже прокрутил в памяти последний разговор с Вовочкой. Пропуска заказывали только Наталья Марковна и Лиля. Секс-бомбочка Володарская пришла к нему после института сама в поисках работы. И сразу оказалась в его постели.
Кузнецов процедил сквозь стянутые проволокой зубы:
- Будет хорошо, Лиля, если ты уволишься до моей выписки.
Глаза ее широко распахнулись, в них не было ничего, кроме удивления.
- Что случилось, милый?
- Помнишь посетителя с голым черепом? – говорил он невнятно, но она понимала. - С ним флаконистый бугай приходил?
- Н-не помню.
- Меня не интересует, где они тебя подцепили и сколько заплатили. Уйди, и чтобы я никогда больше тебя не видел.
- Но, Боря...
- Все!
Ушла она, как побитая собака. Кузнецову было ее не жалко.
Через час в палату ввалился Вовочка.
- Труба, Борис! – Уплыли записочки, - и обстоятельно, стараясь не упускать детали, поведал о своей неудавшейся операции. Про труп по фамилии Мухоморов выложил под конец.
- Убедился, что труп? - спросил Кузнецов.
- Мертвее мертвого. Что теперь с процессом? Вдруг провалишь?
- Процесса не будет.
- Как не будет?
Им нужен советник при должности. Они его получили.
Вовочка погладил бородку, почесал за ухом. Успокоившись, спросил:
- Водку-то тебе можно? Ее не надо жевать, - отщелкнул замки портфеля, но Кузнецов остановил его:
- Открой бар. Мне – «шабли», себе – на выбор.
Вовочка открыл встроенный в стенку бар, присвистнул:
- Лилька приволокла?
- Выгнал вчера Лильку.
- Правильно сделал. Я ее тоже вычислил, да не хотел тебя расстраивать.
Он открыл холодильник. Подумал, что алкоголем и провиантом Кузнецова обеспечили те же лица, что оплатили люкс. Вытянул банку с красной икрой, смастерил пару толстенных бутербродов. Налил полный фужер «Смирновской». Кувыркнул в рот, заработал челюстями. Кузнецов цедил вино через соломинку, не ощущая дорогого французского букета.
Прожевав и набулькав еще фужер, Вовочка высказался:
- Банкирша три раза звонила.
- Поедешь?
- Триста баксов в сутки на дороге не валяются... Кстати, Борис. Мент поганый, что прикатил по вызову на твою хату, затырил полторы штуки зеленых – гонорар за пятидневку. Стоит драчки?
- В нашей ситуации, Степа, не стоит.
- Может, капнуть на него Мамонту?
Был такой мент среди их знакомых – во внутренней службе безопасности столичного управления. Мужик в годах, а дорос лишь до майора. Слыл мамонтом,
потому что был неподкупен, как телеграфный столб, хотя и обременен семьей. У братвы ходил в блаженных и был в снисходительном уважении.
- А что? Капни, - одобрил Кузнецов.
Он встал, подошел к окну. Светло было лишь на главной аллее. В глубине шумели под осенним ветром деревья.
- Отойди! - сказал Вовочка. – Мало ли что...
- А ты бороду сбрей.
- Зачем?
- Чтобы не опознали…
Вечером Вовочка позвонил Мамонту домой. Тот выслушал не перебивая.
- Бумагу нарисуешь? – спросил.
- А поможет?
- Лишней не будет. Авось, пригодится.
- Когда пригодится, тогда и нарисую.
- Осторожный ты шибко, Вовочка. Как и твой приятель-адвокат. Отказался писать заяву о нападении. А муниципалам – лишь бы кобыле легче...
2.
- Облажался твой Белый, - сказал Туз, отпаривая ревматические ноги в тазу с горячей ароматизированной водой. – Такого кореша дал замочить. Он меня больше суток по мхам пер, пока на зимовье не наткнулись.
- Облажались братки, шеф.
- Мои ребята тоже не лыком шиты.
- Для лохов и ларечников. А против профессионалов – козявки.
- Не сыпь соль на рану. Что там с Бородатым?
- Частный сыскарь - приятель адвоката. Выполнял его задание, тоже охотился за бумажками Советника.
- А за Флакона ответить должен. Доставь его сюда. Я с братишками в Лихославль. Похороним Флакона по понятиям.
Слежку Степан Вовочкин обнаружил, когда ехал на дачу к банкирше. Серая «Волга» то обгоняла его, то он снова примечал ее в зеркале заднего вида. Не вести же преследователей за собой к дому клиента. Есть, правда, маленькая возможность уйти от «Волги», но расчет только на слепой случай: шлагбаум через железнодорожный переезд. Вовочка достал из бардачка расписание пригородных поездов. На подходе была рязанская электричка. К переезду он подъехал, когда опускался шлагбаум. Движок не стал выключать, глядел на тетку в оранжевом жилете, вышедшую из будки с красным флажком. Автомобильная очередь росла. «Волга» оказалась в ней второй. Послышался гудок электрички. Надо было выждать еще несколько секунд, чтобы «Волга» не успела проскочить следом.
Когда показался красный лоб электровоза, Вовочка газанул, обогнул шлагбаум и попер прямо на тетку в оранжевом. Она замахала флажком, открыла рот в матерном крике, отскочила в сторону. Вовочка заметил в зеркале, что «Волга» тоже обогнула шлагбаум. Остального он не видел, мчась под истошный гудок электропоезда. Не видел, как электровоз зацепил заднее колесо «Волги», после чего ее отбросило в сторону, дважды перевернуло и уложило вверх колесами на железные ступеньки будки...
Пилот был скорее удивлен, чем расстроен. Кто бы ни был этот приятель адвоката, но он – та еще штучка. Уложил позавчера сразу троих быков Туза, выкинув хрестоматийный финт на железнодорожном переезде. Оставшийся в живых шофер, которого выбросило из машины, помог восстановить картину происшедшего.
- Бородатый? - спросил его Пилот.
- Нет. Шрам на левой скуле.
- Подбородок белее, чем остальное лицо?
- Он в темных очках был.
«Придурок и есть придурок, - подумал Пилот. – Но даже если он не тот бородатый, все равно есть смысл познакомиться с ним поближе».
Пилот сказал Белому:
- Туз с похорон вернется – тут новые жмурики. Выясни все про сыскаря. Потом доставь его в бункер…
В ожидании Белого Пилот смотрел телевизор. На экране Кашпировский дурил огромную толпу людей. В смутное время люди всегда тянутся к пророкам, колдунам, гадалкам. Отдельный человек еще может делать выводы из своих или чужих ошибок. А толпа не может. Она подвластна чувствам, которыми можно умело манипулировать и направлять в нужное русло…
Белый прибыл вовремя. Туз с похорон еще не вернулся. Пилот выключил телевизор.
- Привез? – спросил.
- Привез, - ответил Белый. - Отчаянный мужик! Хотел в прыжке достать меня в голову. Я чуть успел перехватить его ногу.
- Не покалечил?
- Слегка ногу повредил. Крепкий мужик, без сыворотки не расколется.
- Придется ввести, - вздохнул Пилот.
Сыворотка, более известная, как эликсир правды, не позволяла человеку врать. Сыскарь рассказал все, что ему было известно. Выпотрошенный, он откинулся на спинку стула. Руки его безжизненно обвисли. Через час-полтора оклемается и о допросе не вспомнит. Когда по сигналу явился Белый, Пилот распорядился:
- Как придет в себя, отвези его домой.
Тот глянул на командира, спокойно отменившего распоряжение Туза отдать Вовочкина братве. Пилот молчал, прикрыв глаза. Верный признак, что прокручивал в голове какую-нибудь идею. И не ошибся.
- Что скажешь о банкирше, Белый?
- Тело богатое. Мозги курячьи. Между ног – печка.
- Вот и стань печником.
- Старый, не справлюсь.
- Вспомни, чему тебя учил сексолог. Не забыл, где у женщины холмик Венеры?
- Помню, - ухмыльнулся тот.
- Ты видел по телевизору Кашпировского или Чумака?
- А причем здесь банкирша?
- Подожди, поймешь. Помнишь Люсьену Гугину, она с нами работала до перестройки?
- Серьезная дама.
- Найди её. Дай денег из наших накоплений. Пусть она зарегистрирует журнал «Оракул» и наймет пару сотрудников. Это ее прикрытие. Дальше самое важное для нас сейчас. Помоги ей купить модельное агентство.
- Зачем?
- Чтобы тебе помочь с банкиршей. Через агентство Люсьена будет знакомить с нужными клиентами, а она у них – выуживать информацию. Как идея?
- Класс…
К возвращению с похорон Туза Пилот был готов ответить на любые его вопросы.
- Как же так, Пилот, а? Теряем людишек.
- Они поплатились за собственную глупость.
- Ну, а этот, без бороды, откуда взялся? Может, другой?
- Нет, тот самый сыскарь, только бороду сбрил. Из ментов. Бывший чемпион РСФСР по самбо. Воевал в Афганистане. Заработал два ордена.
- Побрякушки. Достал его?
- Пока нет, - соврал Пилот. – Фамилия его – Вовочкин. Имеет офис на Малой Никитской в подвале жилого дома. Охранная система – самая дешевая. Белый вскрыл ее и покопался в картотеке. Серьезного ничего нет. Последние договор: известная нам вдова-банкирша заключила с ним договор с целью защиты от барабашек.
- Кто такие?
- Навроде домовых.
- Взбеленилась бабенка.
- Судя по всему, он ехал к ней на дачу в Маришкино. Как объяснил шофер, ехал спокойно, не нервничал. На переезде - трюк профессионала.
- Кто бы он ни был, - сказал Туз, - придется бочковать…
4.
Спустя два дня Туз сам появился в бункере. Был он мрачнее тучи. Пилот видел его таким впервые.
- Две темы к тебе, начальник безопасности.
Начало не предвещало ничего хорошего.
- Слушаю, - ответил Пилот.
- Где сыскаря прячешь?
- Нигде. Я отпустил его.
- Как же так? Я же велел тебе отдать его на суд браткам, хоть живого, хоть в жмуриках. Он же четверых наших порешил.
- Докладываю. Первое. Они ушли на тот свет по собственной глупости. Второе. Никакой опасности детектив для нас не представляет. Третье. Он давний друг адвоката, который, по вашим словам, нам нужен. Адвокат сумел бы раскопать это дело и связал бы его с нападением в собственной квартире. Четвертое. Такими кадрами не бросаются, их приручают.
- Ну и что с тобой делать?
- Можете выгнать.
- У нас не выгоняют – кончают.
- Со мной у вас не получится.
- Задал ты мне задачку.
- Есть еще одна задачка. Неприятная. Итальянская пресса сообщила, что в Риме арестован Акинолос, а Луиджи с семьей взорваны.
- Туды ее в маму! - выругался Туз. Через паузу сказал: - Твой кадр, ты и выручай.
- Без адвоката не обойтись.
- Ну, так задействуй.
- Он не берется за два дела сразу.
- Красавчика отыграли, адвокат ему без надобности. Свои бабки получит, и за Акинолосом.
- У него сейчас новое дело в Эстонии.
- Какое еще дело?
- Защита русскоязычной общины.
- Пускай откажется.
- Поздно. Пресса уже раструбила.
- Уладь, Пилот. Вытащит Акинолоса - получит на фрегатную дачу.
- Что смогу, сделаю. Виолетту я могу задействовать?
- Можешь…
Адвокатское бюро «Уханов и партнёры»
1.
В жизни Кузнецова существовали «До» и «После».
«До» – он молодой, боевой, еще не умеющий просчитывать ходы наперед и верующий в идеалы. Они впитались в него с материнским молоком и превратились в убеждения воспитательной системой, хорошо отлаженной и не дававшей сбоев. Молодой Кузнецов верил в социализм и коммунизм, готов был лезть на рожон, чтобы выкорчевывать пеньки, оставшиеся на пути к светлому будущему.
Такой он себе нравился, как память о юности. Однако нравился и нынешний. Тот, что появился на отрезке «После». Этот другой не зло иронизировал и ностальгически прощал заблуждения молодых лет. Он с негодованием воспринял развал Союза и с досадой подмечал, что большинство людей нищают и не находят себе места в перевернувшейся жизни. Однако особого сочувствия к ним не испытывал. «Хочешь жить – умей втереться». Втерся же Вовочка в незнакомую детективную обойму и не бедствует. Нет, он не желал, чтобы вернулось прошлое. Не хотел ходить стриженым под одну гребенку. Возможно, деньги – и зло, как говаривал средневековый философ. Но когда их нет – зло вдвойне. Кузнецов привык к большим деньгам и легкими их не считал. Тот, кто вознамерился бы их отнять, стал бы его врагом.
И как солдат ждет и считает дни до дембеля, так и он ждал, когда Надежда Васильевна освободит его челюсти из проволочного плена. Она нравилась ему. Но теперь Надежда Васильевна появлялась в его палате лишь на утреннем обходе и была официальной, ровно прокурор при посещении камер арестованных.
Три дня назад, в свое суточное дежурство, она навестила его после того, как по распорядку дня наступил «отбой». Он воспринял сей факт, как знак особого расположения. Открыл бутылку коньяка. Она не чинилась, выпила рюмочку, порозовела. Повинуясь наитию, он уронил голову на ее колени и стал через халат целовать. Она зло оттолкнула его и ушла. А ведь ни одна от него не убегала.
Кузнецов ловил себя на том, что подсознательно ждет стука в дверь: сегодня было ее дежурство. И в дверь постучали. Но в палату шагнула делопроизводитель адвокатского бюро Наталья Марковна.
- Все, что нашла, Борис Аркадьевич, принесла. На всякий случай – еще и официальные документы по русскоязычным в Прибалтике.
Материальной выгоды дело не сулило, но в случае успеха реклама с лихвой могла компенсировать гонорарные издержки. Защищать предстояло жителя Таллина - Федора Ручкина. Он возглавлял русскоязычную общину, и власти обвинили его в разжигании межнациональной розни. Первичный суд приговорил его к депортации. Он обратился в суд федеральный, община выбрала для защиты адвоката Уханова.
- Откажитесь, Борис Аркадьевич, - посоветовала Наталья Марковна. – Это же политика, вдруг проиграете.
Кузнецов понимал, что отказываться нельзя. Авторитет лопнет, как холодный стакан от кипятка. Он числил себя русским, хотя в жилах его текла и немецкая, и еврейская, и белорусская кровь. Но основные родовые корни тянулись из Поморья. Его давний пращур Еремей Уханов явился с сыновьями по зову Великого Петра в Санкт-Петербург на строительство верфи. Старший из сыновей в одночасье обрюхатил дочку немецкого корабельщика. Тот нажаловался царю. Петр повелел прикрыть грех свадьбой и гулеванил на ней с мастеровыми, пока в Онежской стороне не показалось солнце...
Безделье Кузнецова скрашивали компьютер и телевизор. Новости он смотрел по двум каналам: ОРТ и НТВ. Факты были одни и те же, но Сергунёк и Кислов излагали их каждый по-своему. Оно и понятно: кто платит, тот заказывает музыку.
Вот и сейчас Кислов с грустью в голосе сообщал о том, что человека, похожего на генерального прокурора, заловили в сауне с молоденькими проститутками. С задумчивым видом он усомнился в подлинности снимков и потребовал независимой экспертизы. Адвокат не сомневался, что в следующей передаче он сообщит об их подлинности.
Всё ясно: Малюту схарчили. Он мешал и президентской «семейке», и олигархам, и даже ментам. Но слаб человек, даже прокуроры подвержены слабостям. Проколоться на дешевках – непростительно для прокурора. Кузнецову оно, конечно, на руку. В ближайшие месяц-два прокуратуре будет не до Красавчика. Там все будут ерзать в своих креслах, боясь их потерять. У него появлялась возможность полностью сосредоточиться на деле русскоязычной общины в Таллине...
В дверь снова постучали, и в палату вошла, нет, не вошла – вплыла Нефертити. Точеный лик, миндалевые глаза, волосы воронова крыла по плечам. Грациозно вручила букет и грустно улыбнулась.
- Можно присесть, Борис Аркадьевич?
- Садитесь. Мы знакомы?
- Нет. Меня зовут Виолетта. Теперь знакомы. Я к вам по делу.
- Слушаю вас.
- Мой муж в римской тюрьме. Его надо вытащить в Россию.
- Во-первых, я уже веду дело и не могу выехать в Италию. Во-вторых, я адвокат дорогой.
- Знаю. Я согласна на все ваши условия.
Она уселась в кресле удобнее, юбка с разрезом натянулась, открывая ноги цвета слоновой кости много выше колен.
- Этот номер со мной не пройдет, Виолетта. Я – импотент.
- Борис Аркадьевич! - укоризненно произнесла она. – Я имела в виду сумму.
- Вы ее не потянете.
- Назовите сумму. Чтобы хватило на вашу голубую мечту.
- У меня нет голубой мечты.
- А фрегат?
Кузнецову с трудом удалось сохранить невозмутимость. Это ему сон однажды приснился: среди береговых сосен фрегат с шикарными каютами, командирским мостиком и слугами-матросами…. Даже Вовочке он об этом не рассказывал, только секс-секретарше – под утро, когда они впервые остались в его новой квартире. Ай да Лилечка, ай да тварь!
Он пристально оглядел посетительницу.
- Миллион зеленых вам по силам? - Кузнецов намеренно завысил в несколько раз сумму гонорара.
- По силам. В мешке или на счет в Швейцарии?
- Две трети в мешке.
- Хорошо.
- За что муж угодил в римскую тюрьму?
- Не знаю, - юбка теперь открывала лишь колени.
- В России он в розыске?
- Нет.
- Работает на мафию? На кого-либо там? - показал глазами вверх.
- Пока без ответа.
- Куда вы еще обращались?
- Никуда.
- Как давно он в Италии?
- Вторую неделю. По документам он греческий подданный. И по национальности – грек. Родился в Сибири. Жил до последнего времени в Москве.
- Ваш брак зарегистрирован?
- Если необходимо, принесу свидетельство о браке. Так вы беретесь?
- Лучше сделайте, коль вы всемогущая, чтобы его здесь объявили в розыск.
В этот момент дверь в палату распахнулась. Надежда Васильевна окинула комнату подозрительным взглядом.
- Ничего не понимаю, Борис Аркадьевич. Вы должны выписываться в пятницу. А сейчас главврач распорядился облагородить ваш рот к 11 утра завтра. И сразу – на выписку. Через полчаса в процедурный кабинет! – и вышла.
- Она неравнодушна к вам, господин адвокат, - улыбнулась Виолетта. – Не потеряйте бдительность.
- С вами же я не потерял бдительности. И договоримся так. Если я возьмусь за ваше дело, вы будете со мной полностью откровенной. Главное – не врать.
- Разве я врала?
- Вы – не жена человека из римской тюрьмы. И даже не любовница. Слишком деловиты для близкого человека. И поторопились выставить напоказ свои прелести.
- Извините.
- После возвращения из Эстонии жду вас или того, кто вас послал, в офисе.
«Да, не ко времени этот процесс в Эстонии, - подумал Кузнецов, когда посетительница покинула его палату. – За такой гонорар он готов, хоть завтра вылететь в Рим. Но пресса уже раструбила про русскоязычную общину и о его согласии взять защиту ее руководителя на себя»…
Через час Виолетта встретилась с Пилотом. Крупным гребнем стала расчесывать свои роскошные волосы над белым листом бумаги. Оттуда скользнул микродиктофончик в форме утолщенной спички.
- Хреновая из тебя артистка, - сказал Пилот, прослушав запись. – Только и умеешь ноги задирать да губами чмокать. – Идем к Тузу…
- На хрен ему сперлась та русскоязычная община? – спросил Туз.
- Реклама - двигатель адвокатского прогресса, - откликнулся Череп.
- Сколько он пробудет в Эстонии?
- До суда шесть дней, - начал высчитывать Череп. - Потом, может быть, «на доследование» в связи с открывавшимися обстоятельствами, волокита, в общем.
- Это нам не подходит, - сказал Туз. - Пилот, сделай, чтоб никакой волокиты не было.
- Я не Бог, - ответил тот. – Сделаю, что смогу.
Была у Пилота в Таллине агентура, но давняя. Самая способная – Рита с третьего курса инъяза. Были еще бухгалтер из совета министров республики и бармен из «Старого Талина». Пойдут ли на контакт бывшие агенты, если они на месте – не известно.
- Дам тебе, Пилот, наводку на Учителя. Найдешь его в Риге, - проговорил Туз. - Смотрит за всей Прибалтикой. Кентовали мы с ним. Потом я его короновал. Передашь маляву от меня. Его котелок любую кашу сварит.
- Без нужды лезть к нему не стану. А понадобится – обращусь.
2.
Белого Пилот с собой не взял, хотя по первости и намеревался. Наследил Белый в Эстонии. Зарядил на адвоката бывшего капитана Феоктистова, которого братва знала по кличке – Рыбак. Сам вылетел на сутки раньше.
Он был в Таллине дважды. Впервые – еще в мирное время, в десятисуточном отпуске. Второй раз – во время перестроечных событий, когда Меченый заявил, что понятия не имеет, каким образом в Таллине оказались спецподразделения. А ведь ребят кинули туда с его благословения…
Город показался Пилоту незнакомым. Он неторопливо шел по улице, в плаще, в строгом костюме, с тростью, стараясь скрыть выправку военного. Трость была сделана по спецзаказу: стоило сдвинуть на внутренней стороне фигурной ручки сучок-рычажок, как из торца стремительно вылетал острый стилет.
Бар «Старый Таллин» он нашел без труда. Погребок был тих и уютен. Заказ Пилот сделал на немецком, которым владел в совершенстве. Официант в белоснежной манишке понял его. Через две минуты появился, неся поднос одной рукой на уровне подбородка.
- У вас ничего не изменилось с тех пор, как я посетил ваше заведение, - сказал Пилот.
- Давно это было? - осведомился официант.
- Во времена оккупации русскими. Тогда бармен был другой.
- Он был агентом КГБ и поплатился за это.
- Справедливо, - равнодушно бросил Пилот…
Домашние телефоны бухгалтера и Риты он помнил наизусть. По первому ответил незнакомый мужской голос. Услышав имя бухгалтера, запнулся на какое-то мгновенье и стал усиленно приглашать в гости, объяснив, что хозяин сейчас появится.
- Иду, - ответил Пилот и быстро зашагал прочь от телефонной будки.
Значит, и этот спекся. Да и не могло быть по-другому, если все спецархивы попали в руки политической полиции. Хорошо, что он нигде документально не засветил Риту. Берег для особого случая, который так и не представился. Даже конспиративную квартиру успел переписать на нее.
Ее голос он узнал сразу.
- Ты замужем? - спросил он по-русски.
- В чем дело? - устало произнесла она.
- Помнишь Рижское взморье?
- Юри? - неуверенность еще сквозила в ее голосе. – Где вы, Юрий?
- Ты одна?
- Да, мужа нет. Семьи нет. Одна! Где ты, Юри?
- В двухстах метрах от твоего дома.
- Приходи, Юри. Я знала, что ты вспомнишь свою Ритуню. Жду, Юри...
С ней он познакомился в тот свой краткий отпуск. Проходя вечером по пустынному пляжу, услышал за одной из купальных кабинок проглоченный женский крик: «Спас...». Похоже, что не дали докричать. Не раздумывая, он кинулся на голос. Длинноволосых парней вырубил легко. Схватил девицу за руку, потащил в сторону освещенного корпуса. Зайти она отказалась, молча показала на располосованный до пояса сарафан и оборванную резинку трусов.
- Мне надо в Таллин, - сказала.
Он накинул на нее свой пиджак, снял брючный ремень:
- Подпояшь трусы. Жди меня здесь, сейчас вернусь...
- Где ты живешь в Талине? - спросил он, когда они ехали в такси.
- В общежитии.
- Удобно тебе появляться там в таком виде?
- Нет.
- Значит, едем на квартиру моего друга. Он сейчас в командировке.
Почувствовав ее немое сопротивление, сердито сказал:
- Не бойся, приставать не буду. Завтра купим одежду, и иди в свою общагу.
- У меня нет денег.
- У меня есть.
Явочная квартира имела казенный вид. Но холодильник не пустовал. В нем даже нашлись бутылка водки и рижский бальзам. Выпила она без отвращения. Консервированное мясо поела с аппетитом. Кофе пила с удовольствием и маленькими глоточками.
- Как ты попала без денег в зону отдыха? - спросил он.
- Поехала со знакомым.
- Где же он?
- На пляже. Один из тех троих.
- Ну и подонок!.. – И без всякого перехода спросил: - Сыта? В той комнате найдешь в шкафу чистое постельное белье. Укладывайся и спи. Я здесь – на диване.
- Меня зовут Рита. А тебя?
- Юрий.
- Юри, - она сглотнула последнюю букву.
Он уснул сразу. И проснулся от ее голоса. Она стояла в дверях спальни.
- Ты не хочешь прийти ко мне, Юри?
- Хочу, - ответил он и рывком поднялся с дивана...
Она почти не изменилась. Только скорбные морщинки затаились в уголках губ. Подошла к нему, обняла. И заплакала. Он ни разу не видел ее плачущей, даже в той передряге, когда они тащили по задворкам раненого Белого.
- Как ты жила эти годы? - спросил он, гладя ее волосы. Она была лишь чуть пониже его ростом, и когда кивнула, он ощутил на лице прикосновение ее волос.
- Плохо, Юри.
- Работаешь?
- Да. Бухгалтером, - заметив его недоуменный взгляд, объяснила: - Мой английский никому не нужен. Я же полукровка. Окончила бухгалтерские курсы.
- Ты бедствуешь?
- Но не нищенствую, как люди в России. А ты по-прежнему работаешь шпионом? - она слабо и смутно улыбнулась.
- Нет, Ритуня. С Конторой я распрощался. Вернее, она распрощалась со мной.
- Значит, ты приехал только ко мне?
- К тебе – тоже.
- Лучше бы ты меня обманул. Сказал: только к тебе.
- Я вру только по служебной необходимости, Рита.
- Знаю, - еле слышно произнесла она.
Прижалась к нему, изогнулась, замерла. Он почувствовал ее колени и пронзительно ощутил, что хочет эту женщину. Она поняла это, отстранилась, прошептала:
- Не надо торопиться.
Он легонько приподнял ее, усадил в креслице. Сам сел рядом на стул.
- У меня в холодильнике жареные грибы, - сказала она. - Будешь?
- Буду.
- Спиртного нет, Юри. Я же не знала...
- У меня есть, - не дал договорить ей Пилот. – И вот еще что, - достал из внутреннего кармана пачку зеленых, положил ей на колени, - возьми и расходуй. Деньги мои личные и достались мне легко. Трать их бессовестным образом!
- Ты женат, Юри?
- Нет.
- Хочешь, рожу тебе сына?
- Не хочу, Ритуня. Это роскошь при моей профессии.
- Почему?
- Не имею права быть легко уязвимым.
- Но ведь контора отторгла тебя?
- Подобрала другая, еще пакостней. К тебе она не имеет и не будет иметь никакого отношения.
- Должна я в этот раз в чем-то помочь тебе?
- Не думаю...
Грибы с картошкой напомнили Пилоту мордовскую деревню Журавки. Там он вырос. На деревенском кладбище упокоилась его мать. Там же осталась скрасившая его одиночество румянощекая доярка Раиса, от которой он уехал, даже не попрощавшись.
Пилот и Рита сидели за столом, мирно беседовали, пока взрывная волна не бросила их друг к дружке. И уже позже, когда волна прокатилась мимо, он спросил:
- Где ты работаешь, Ритунь?
- Выдаю зарплату в Верховном суде...
- Н-да! - выдохнул Пилот. – Может, и обращусь к тебе за помощью.
- Я все сделаю для тебя, Юри...
3.
Кузнецов приехал в Таллин на следующий день. Город встретил его дождем. В Прибалтике всегда в эту пору дожди.
Судейские чиновники были сама любезность. Дело о депортации Ручкина предоставили незамедлительно. Слеплено оно было на совесть. Однако обвинительное заключение вызывало вопросы. В нем было несколько ссылок на уголовное дело, заведенное в прошлом году.
- Мне нужно ознакомиться с уголовным делом Федора Ручкина, которое вы рассматривали чуть больше года назад, - сказал он круглолицему председателю.
- Увы! - сочувственным тоном произнес тот, - оно находится в архиве политической полиции. Но вы не беспокойтесь, я подскажу, как вам поступить. - Судья блестяще говорил по-русски, видимо, окончил московский либо питерский юрфак. – Вы должны написать ходатайство министру юстиции, тот ознакомит с ним генерального прокурора. Дальше – проще: по ступенькам…
Кузнецов ровно бы погружался в вату: мягко, глухо и душно.
- Почему уголовное дело находится в политическом архиве? - спросил.
- Вы же популярный у себя на родине адвокат! Прекрасно понимаете, что грань между уголовщиной и политикой размыта. Особенно в России…
Кузнецов возвращался в отель в скверном настроении. Итальянский гонорар удалялся от него семимильными шагами. Стандартные ходы тут не годились. При игре в преферанс хитрецы используют армянский снос. Даже играя с компьютером, он не раз его обыгрывал. Программисты рассчитали, что компьютерный противник будет делать ходы, обусловленные логикой игры. Но не предусмотрели армянских сносов, когда партнер сбрасывает заведомо выигрышные карты. Компьютерный мозг не мог воспринять такого идиотизма и позорно проигрывал. Так и в адвокатской практике. Нестандартный ход ставит обвинителя в тупик.
Да еще этот остолоп, по фамилии Ручкин, умотал в такой ответственный момент в Питер. Один из его приятелей-активистов, поколебавшись, дал Кузнецову питерский телефон. Ручкин оказался у какой-то бабенки с прокуренным голосом.
- Федюнчик! Тебя какой-то адвокат...
«Федюнчик» обещал выехать «в сей же момент», но до сих пор не объявился.
В холле отеля Кузнецова поджидали журналисты.
- Надеетесь выиграть процесс?
Кузнецов взял себя в руки. Улыбка на такой случай была у него отработана.
- Обязательно, - бодро ответил он.
- На чем основан ваш оптимизм?
- Я был бы плохой адвокат, если бы до процесса выдал вам информацию, способную повредить клиенту.
- Вы виделись с подзащитным?
- Естественно.
- Но его нет в Таллине!
- Кто это вам сказал?
Журналист, задавший последний вопрос, сунул диктофон в карман и куда-то помчался.
- Как вы относитесь к государственному обвинителю? - спросила пухлогубая малышка с цифровым диктофоном.
- Как к человеку, который одну штанину снимает, а другую надевает.
- Поясните.
- Попробуйте и поймете.
- Что вы можете сказать о нашем демократическом парламенте?
- Что можно сказать о слепом, который смотрит в микроскоп? Но это мое сугубо личное мнение…
Продравшись сквозь толпу журналистов, Кузнецов, наконец, оказался в своем
номере. Принял душ, улегся на кровать с намерением разложить все по полочкам. Прикрыл глаза, и в полудреме перед ним вдруг замаячило холеное лицо генерала-диссидента Калугина. Тогда Кузнецов только что основал частное адвокатское бюро и защищал интересы опального генерала. Совет министров агонизирующего, но еще великого государства лишил его званий, наград и даже пенсии. Об этом свидетельствовали выписки из протокола заседания совета министров, подписанные Плачущим Большевиком. Генерала обвинили в том, что он разгласил в западной прессе служебные тайны.
Кузнецов понимал, что строить защиту на доказательствах «Тайна—не тайна» практически бесполезно. Надо было искать нестандартный ход. Он прикидывал так и этак, пока у него в голове не промелькнула мысль: а было ли, вообще, заседание Совета министров?
Раздобыл список министров и сочинил депутатские запросы. Была у него знакомая депутатша Алина, попавшая в последний державный парламент на митинговой волне. Очень уж гневно она ниспровергала всех и вся.
Депутатша приняла его в отделанном дубовыми панелями кабинете.
- Давайте глянем, что вы раскопали про товарищей, - последнее слово прозвучало в ее нежных устах как ругательство. – Так. «Министру деревообрабатывающей... Почему не присутствовали на заседании 22-го июля с.г., где обсуждался вопрос о строительстве Байконурского деревообрабатывающего комбината... С уважением...» Он что, на самом деле не присутствовал?
- Увы! - сымпровизировал Кузнецов.
- Информация, что надо! - прищурила она глаза. – Спасибо, Боренька.
- Это еще не все прогульщики. Вот, - протянул ей стопку листов с запросами.
- Тоже не были на заседании?
- Не были.
- Вот она, совковая действительность, - негодующе произнесла депутатша. Кстати, почему в запросах обозначен какой-то посторонний телефон?
- Это один из моих телефонов. Я беру на себя функции вашего помощника.
- Какая честь! - жеманно улыбнулась депутатша.
- Я соберу для вас всю информацию, а вы с блеском озвучите ее...
Первым позвонил по телефону помощник деревообрабатывающего министра.
- На Байконуре деревья не растут, и строить там комбинат – идиотизм. И заявляю вполне ответственно, что 22 июля не было никакого заседания.
То, о чем помощник заявил ответственно, было самым важным.
- Запрос зарегистрирован, - ответил Кузнецов, - потому пришлите, пожалуйста, за подписью министра официальный ответ.
- Нет проблем. Но вы намекните своей шефине, что нехорошо отрывать занятых людей от дела подобной чепухой…
О том, что в означенный день не было никакого заседания совета министров, сообщили еще шесть министров. Значит, и протоколы, и выписки из них – сплошная липа. На этом он и построил защиту.
Представитель правительства пытался на судебном заседании оспорить первый министерский ответ, но после зачтения остальных растерялся и выглядел довольно убого. Судьям ничего не оставалось, как удовлетворить его иск. Иностранные журналисты торопливо передавали сообщения в свои агентства.
На другой день Кузнецов удостоился чести быть принятым Плачущим Большевиком. Премьер долго и грустно разглядывал его, затем произнес:
- Жаль, что такие умные люди, как вы, переходят в стан врагов государства, - и отпустил его усталым и брезгливым жестом.
Генерал и самому Кузнецову не нравился, впрочем, как и многие другие клиенты. Но генеральский гонорар был очень даже нелишним в те дни. Наличие валюты у Калугина, отсудившего у государства пенсию, Кузнецова не удивило. За интервью в западной прессе генералу заплатили немало…
В деле Ручкина тоже должен быть тайный, никем не обнаруженный ход. Надо только найти его, а потом на белом коне в Рим.
Федор Ручкин оказался суетливым, говорливым и полным собственной значимости человеком.
- Извините за задержку, - произнес он, появившись в номере отеля.
Он напомнил Кузнецову майора Лепешкина первых лет перестройки, крикливого, красующегося даже перед самим собой, пробившегося на скандалах в комиссию по разгону армейских политорганов.
- Мы с Лепешкиным вместе в академии учились, - горделиво подтвердил мысли адвоката Ручкин. – Будили творческую мысль во времена застоя.
Кузнецов прервал его:
- Расскажите, в чем состояло обвинение по вашему предыдущему делу. Как звучало постановление суда. В формулировках будьте как можно точнее.
- Меня обвинили в разжигании межнациональной розни. – Он сделал паузу. – А я обвинил эстонские власти в дискриминации русскоязычного населения. Я отсидел почти полгода.
- Вы были задержаны на двенадцать суток.
- И полгода сидел на подписке о невыезде.
- Вернемся к постановлению суда. Как оно сформулировано?
- Разве запомнишь всю их абракадабру! В общем, оправдали. А теперь требуют депортации. Меня, прожившего в Таллине большую часть жизни!
Ручкин говорил, будто выступал с трибуны. Кузнецов перестал его слушать. В этом деле он был не помощник. Защищать надо не его, как личность, а общину в его лице.
- Мой совет вам, Федюнчик, - не удержался на прощанье от шпильки Кузнецов, - на все вопросы в ходе процесса отвечать односложно: да, нет. Никаких лозунгов и заявлений для прессы. В этом случае ваша фамилия прозвучит на весь мир, беру задачу на себя.
Ручкин даже изменился в лице от такой приятной перспективы.
- Во всем буду следовать вашим указаниям, товарищ адвокат...
Кузнецов сидел в кафе отеля, когда почувствовал, что кто-то на него смотрит. Скосил глаза направо и увидел высокую блондинку, разглядывающую его с неподдельным интересом. Поймав его взгляд, она мило улыбнулась, поднялась, подошла к столику.
- Не будете возражать, если я составлю вам компанию?
Он хотел буркнуть: «Буду!», но что-то остановило его.
- Садитесь.
И тут же понял, что остановило. Чем-то она походила на Надежду Васильевну, только повыше ростом. Горькой складкой у рта? Длинной шеей?..
- Закажите мне что-нибудь выпить.
Кузнецов подвинул ей меню:
- Заказывайте.
Она спросила:
- Презираете?
- Нет. Понимаю.
- И что вы понимаете?
- Каждый зарабатывает на жизнь, как может.
- Проницательный вы человек.
- По акценту вы – эстонка. С работой у вас проблем не должно быть...
- Я и работаю.
- Где же, если не секрет?
- В Федеральном суде. Бухгалтером.
Кузнецов ничем не выдал, как екнуло сердце.
Заказ она сделала скромный: фужер «Мартини» и мороженое. Приподняла фужер, не решаясь пригласить Кузнецова к тосту. Он сам взял бокал.
- Как вас зовут?
- Рита.
- Меня – Борис. Выпьем за наше партнерство.
- Шутник вы, господин коммерсант.
Кузнецов улыбался, сам же мысленно раскладывал все возможные варианты. Подсадка?.. Не исключено. Значит, чем больше бессмысленного трепа, тем лучше... Случайность?.. Тогда надо учесть чужие уши: и о деле – только на улице...
Он огляделся. Кафе, как кафе. Заполнено на треть. Музыка звучит приглушенно. Танцующих и активно жующих пока нет. За стойкой бара мусолили соломинки две длинноногие девицы и прыщавый юнец с кошелем на поясе. Рядом за столиком ужинал плотный, курносый и скуластый немец с седым ежиком волос. Похоже, потомок русского солдата, переспавшего с немкой по праву победителя.
- Предлагаю для начала прогулку на свежем воздухе, - произнес он
- Не возражаю.
- Я подожду вас у выхода, - сказала она, поднимаясь с кресла.
Официант рассчитал немца и скрылся за тяжелой портьерой. Бундесверец покинул зал. Кузнецов занервничал, ожидая официанта. Тот появился лишь через восемь минут. Адвокат не стал ему выговаривать. Но потребовал сдачу, чтобы наказать за нерасторопность лишением чаевых. Он не знал, что халдей в его чаевых не нуждался. Их с лихвой компенсировал молчаливый немец за то, чтоб он задержал русского клиента на десять минут.
В вестибюле блондинки не оказалось. Отошла куда-нибудь? Или исчезла, посчитав, что кавалер раздумал гулять по улицам?.. Кузнецов уселся в кресло, взял со столика эстонский журнал, лениво стал перелистывать, ни бельмеса не понимая в текстах. А сам наблюдал за выходом. И все же не заметил, откуда она появилась и как оказалась за его спиной.
- Я и надежду потеряла на прогулку. Не раздумали?
Они шли по ухоженному безлюдному скверику. Идея в голове Кузнецова вызревала. Грехом было не воспользоваться случайным знакомством, даже если блондинка – подстава. Он все равно останется при своих, просто процесс затянется на неопределенный срок. Зато, если вариант сработает, у него появляется шанс.
Он постелил на скамейку газету. Она, не дожидаясь приглашения, села.
- Ну, так что вы имели в виду, Борис, приглашая к партнерству?
На аллее показался прохожий. Старался ступать увереннее, чем получалось, так ходят принявшие на грудь больше нормы и пытающиеся выглядеть трезвыми. Гуляка протопал мимо них. Миновал еще две скамейки и плюхнулся на третью.
Кузнецов спросил без опаски:
- Значит, вы бедствуете, Рита?
- Увы!
- Хотите заработать триста долларов?
- Для меня это большие деньги. Что я должна сделать?
- Раздобыть телефон секретаря шефа политической полиции. Позвонить из здания суда, когда судьи разойдутся и произнести по - эстонски текст, который я напишу по-русски. И сразу положить трубку.
- Это все?
- Да.
- Согласна.
- Опять адвокат хочет влезть в дело через задний проход, - проговорил Пилот, выслушав Ритуню. – Рискует мужик, идя на откровенную авантюру.
- Но ты ведь не охотишься за ним, Юри? Он очень приличный человек.
- Успокойся. Не охочусь, а помогаю... Ты никого не заметила в скверике?
- Был там один пьяный.
- Это его охранник, Ритуня.
- С ума сойти можно! Никак бы не подумала... Адвокат знает о нем?
- Нет.
- Ты все такой же, Юри. И игры у тебя те же.
- Другого я ничего не умею, - Пилот виновато улыбнулся. - Номер телефона тебе сложно узнать?
- У председателя есть такой справочник, но мне до него не добраться.
- Я все узнаю сам. И сделаю так, чтобы полицейский шеф отсутствовал, когда ты будешь звонить... Во сколько судьи расходятся?
- Редко кто задерживается после трех.
- Звони, когда разойдутся. А сейчас, извини, я должен переговорить с Ригой. Тебе лучше не слышать этого разговора.
Увидев, как на ее переносицу легла складка, Пилот погладил ее по голове.
- Не надо хмуриться, Ритуня. Но есть вещи, которые лучше не знать.
- Рижский абонент из Системы?
- Нет. Он – Учитель.
Она непонимающе и с немым вопросом глянула на него.
- Мне нужна его помощь, Ритуня. Позвоню и поеду на встречу.
- На ночь глядя?
- Иначе не успею.
5.
За километр до латвийской границы Пилот заметил в условном месте силуэты двух автомобилей, приткнувшихся к обочине. Велел таксисту проехать метров сто и остановиться. Прихватил клюшку-стилет и вернулся по пустынному шоссе.
«Мерседес-600» и патрульный «Нисан» оставались темными и безмолвными. Пилот остановился у дверцы «Мерседеса». Люди появились из «Нисана». Пилот спиной ощутил их молчаливое присутствие. Боковое стекло бесшумно скользнуло вниз. Водитель высунул руку ладонью вверх. Пилот вложил в нее маляву Туза.
- Пушку! - потребовал голос из салона.
- Кроме клюшки, ничего нет, - ответил Пилот. И тут же почувствовал, как четыре руки умело обшарили его.
- Не врет, - подтвердил один из охранников.
На заднем сидении мелькнул световой лучик. Похоже, пассажир читал при свете фонарика. Затем задняя дверца приглашающе распахнулась. Пилот шагнул в салонное нутро. Зажглись матовые плафоны.
Смотрящий за Прибалтикой Учитель был полной противоположностью Тузу. Он больше походил на творческого работника. Модный пестрый пиджак, очки с тонкими золотыми дужками, слегка растрепанные рыжеватые волосы...
Плафоны горели не больше полминуты, и салон погрузился в темноту.
- Свет – в знак доверия? - спросил Пилот.
- Как компенсация за моральный ущерб при обыске.
«Феней» от прибалтийского авторитета не пахло.
- Как поживает мой крестный? - спросил он.
- В заботах.
- Это его стезя. Особенно при такой богатой волости, как Московия.
- В Прибалтике тоже крутятся большие деньги, - ответствовал Пилот.
- Рад выполнить любую просьбу крестного. Что от меня требуется?
- Номер телефона приемной начальника политической полиции Эстонии. И чтобы завтра после трех он отсутствовал в своем кабинете.
Учитель хмыкнул, что означало: стоило ли по такому пустяку беспокоить серьезного человека?
Он достал сотовый. Абонент откликнулся тотчас.
- Янис! - произнес в трубку крестник Туза. – Все номера телефонов таллинского Крашеного... Свяжись с Мулаткой. Пусть возьмет завтра в оборот Крашеного сразу после ленча. И не отпускает его до полночи... Жду.
Пилот подумал, что точно так же когда-то было и в их Конторе: любая вводная решалась в считанные минуты.
- Записывайте телефоны, - сказал Учитель после того, как абонент снова вышел на связь. – Приемная... Личный... Вертушка... Домашний...
- Спасибо.
- Может, чем еще помочь? Парой пехотинцев? А то, смотрю, прибыли без сопровождения.
- К друзьям можно и без эскорта, демаскирует.
Перед тем, как исчезнуть, Пилот сказал:
- Вот вы, латыш, помогаете мне, русскому. Национальное самолюбие не препятствует вам?
- Мне плевать на это. И плевать на то, кто какой национальности. Пусть этим занимаются политики.
- Желаю вам быть, - попрощался Пилот.
- Передавайте крестному привет. Пусть приглядывает за Зурабом. Его волки в Питере начали шарить. Сунулись и в Ригу, но получили укорот...
Завтракал Кузнецов в номере. Пил кофе, просматривал московские газеты, которые раздобыла ему за приличное вознаграждение горничная. В «Брехунце» обнаружил весьма любопытную заметку. Сообщалось, что объявлен в розыск преступник по фамилии Акинолос. Подозревается в совершении двух убийств на территории России. К розыску подключен Интерпол. В конце корреспондент сообщал, что преступник имеет документы греческого подданного, хотя родом из Сибири, и в настоящее время задержан полицией Италии.
Кузнецов вспомнил визит красивой потаскушки, свой совет ей. Похоже, что за ней стоит серьезная сила, способная оплатить даже дачный фрегат. Заметка в газете напомнила Кузнецову о безуспешных попытках связаться с Вовочкой по телефону. Его контракт с банкиршей должен уже закончиться, так что, всего скорее он дома.
Однако на телефонный звонок Вовочка не отозвался. Он позвонил Наталье Марковне. Та откликнулась сразу. Выслушав своего шефа и покровителя, обещала все выяснить и, если потребуется, помочь. Не успел Кузнецов положить на рычаг трубку, как снова был вынужден ее поднять.
- Не разбудила вас? - узнал он голос вчерашней блондинки.
- Нет. Как наше партнерство? Имеет продолжение?
- Имеет. Я выхожу на работу. Мы могли бы встретиться в том же скверике.
- Договорились.
Он едва узнал ее: в распахнутом светлом плаще, открывающем черный деловой костюм, она совсем не походила на себя, вчерашнюю. Странная все же дама. Но игра началась, и сдавать назад не имело смысла.
- Вот текст, Рита. Прочитайте вслух и произнесите его по - эстонски.
Она пробежала по листку глазами, затем прочла вполголоса: «Здравствуйте. С вами говорит заведующая секретариатом Федерального суда. По вновь открывшимся обстоятельствам заведено уголовное дело на Федора Ручкина. Просим до 17 часов прислать с курьером его архивное дело за прошлый год. Телефонограмму передала...»
- Кто передал? - спросила она.
- Назовите фамилию заведующей секретариатом.
- Я позвоню, когда уйдут судьи.
- Правильно.
- Вот вам сто пятьдесят долларов. Остальное – позже.
- Готовьте денежки, - улыбнулась она...
К зданию суда Кузнецов подъехал на такси в 15.30, хотя и понимал, что запас времени у него – не меньше часа. Но лучше иметь ефрейторский зазор, чем играть в догонялки. Огляделся. Обнаружил напротив скамейку под голым тополем. Пристроил на нее оттягивающий руку портфель, присел, постелив целлофановый пакет. И зарядился терпением.
Время от времени массивная дверь выкидывала на улицу служителей Фемиды, спешащих к припаркованным иномаркам. Покинул здание и председатель суда, его проводил по ступенькам рослый рыжеватый полицейский. Начал накрапывать дождь. Кузнецов достал из портфеля зонт, прикрылся от редких капель.
Шел уже пятый час. Через 10 минут после семнадцати он покинет свой наблюдательный пункт. Значит, с армянским сносом прокол.
За две минуты до обозначенного срока у здания остановилась машина политической полиции с двумя синими маячками. Из нее вылез толстячок в шляпе и с дипломатом, торопливо взбежал на крыльцо, и дверь проглотила его. Через минуту снова распахнулась и выпустила Риту. Мгновенье она постояла на крыльце, скользнула равнодушным взглядом по Кузнецову, тряхнула светлыми волосами и, не обращая внимания на дождь, поплыла по улице с сумочкой через плечо.
Еще минут через пять толстячок с дипломатом просеменил к родимой полицейской машине. Выпустив густое газовое облако, она фыркнула и укатила.
Кузнецов пересек улицу, толкнул дверь. Уверенным движением протянул полицейскому бумагу, удостоверяющую его адвокатские полномочия.
- В семнадцать меня ждут в секретариате.
Полицейский разрешающе приподнял ладонь.
В секретариате три девицы пили из миниатюрных чашечек кофе.
- Девочки! - укоризненно произнес Кузнецов. – Погода не для кофе. – Раскрыл портфель, выхватил три бутылки шампанского, жестом фокусника водрузил их на стойку. К шампанскому добавил шесть плиток шоколада.
- Это нам? - деловито и без особого удивления спросила по-русски дива, похожая на большую белую рыбу.
- Вам, - и предваряя вопрос, объяснил: - Председатель по моей просьбе запросил прошлогоднее дело Федора Ручкина. Я должен оперативно с ним ознакомиться. Позвоните мне завтра в отель, когда его привезут, - протянул визитную карточку с написанным от руки гостиничным номером.
- А его уже привезли! Можете хоть сейчас знакомиться. Садитесь вон за посетительский столик и знакомьтесь.
Большая Белая Рыба протянула ему три пухлых тома. Прочитать их все не хватило бы и ночи. Но глаз у него был наметан, он знал, где можно выловить информацию. Стенографировал отдельные высказывания свидетелей, защитника и даже прокурора.
Новое обвинение Ручкина слово в слово повторяло прежнее. Однако даже прокурор не мог привести сколь-нибудь веские доказательства. Действия Ручкина скорее напоминали мелкое хулиганство. Драка с юным националистом, приехавшим к родственникам из Риги. В ней Ручкин победителем явно не выглядел. Обзывал блюстителей закона фашистами, требовал в своих выступлениях на митингах двойного гражданства. Все это были лозунги. Сюрприз поджидал Кузнецова в самом конце третьего тома. Между листками сиротливо замаячили аудиокассета и не подшитый в дело свернутый пополам лист бумаги. Это была служебная докладная, подписанная следователем. Написана она была на эстонском, но кому-то понадобилось перевести ее на русский: «Докладываю, что состава преступления в действиях Ручкина не обнаружил, хотя и квалифицирую их по статье... Считаю, что его следует сохранить в качестве лидера русскоязычной общины. Ручкин себялюбив, не умен, легко поддается на провокации. Эти качества можно использовать в наших интересах...»
Толковый следователь, подумал Кузнецов, правильно охарактеризовал Ручкина.
Кассета, вероятно, тоже содержала какую-либо информацию. Кузнецов покосился на девиц. Они откупорили новую бутылку шампанского и не обращали на него никакого внимания. Он сунул в карман кассету вместе с докладной.
- Хватит вам писать, господин адвокат! – услышал он голос Белорыбицы. - Делайте закладки. Ксерокс в вашем распоряжении. Присоединяйтесь к нам...
У нее он и ночевал. И постарался в грязь лицом не ударить. Ушел от нее рано, оставив на тумбочке сто долларов в знак признательности.
Судья был воплощением законности и беспристрастности.
- Есть у защиты вопросы к свидетелю?
- Нет, ваша честь.
Прокурор хмурился.
Этот московский адвокат ведет себя, по меньшей мере, странно. Не подготовил ни одного свидетеля защиты. В третий раз отказывается от перекрестного допроса. Он что, решил сдаться без боя?..
- Прошу пригласить свидетеля господина Вайнэ, - произнес прокурор.
Это был тот самый следователь, чью докладную Кузнецов обнаружил в уголовном деле.
- Расскажите суду, - бодро начал прокурор, - как господин Ручкин вел себя во время допросов?
- Не господин, а товарищ! - выкрикнул со своего места Ручкин.
- Вел себя безобразно, - заговорил свидетель-следователь. – Плевался, обозвал меня недоделанным и пособником сионизма. Нашу многострадальную республику назвал поганой.
Присяжные переглянулись. Судья насупился. Прокурор победно покрутил ус, кинул взгляд на представителей прессы. Те заклацали фотоаппаратами.
- Господин Вайнэ, - продолжал прокурор, - вы вели следствие по его прежнему уголовному делу. В чем обвинялся господин-товарищ Ручкин?
- В нанесении легких телесных повреждений гостю из дружественной Латвии. В организации несанкционированных митингов, на которых звучали призывы к свержению законно избранной власти. Суд признал его виновным.
- У меня больше нет вопросов.
- У защиты? - спросил судья.
- Есть.
Кузнецов встал. Не спеша, пошелестел бумагами. Зал притих.
- Господин Вайнэ, когда Федор Ручкин нелестно отозвался об Эстонии? Назовите месяц.
- Март прошлого года.
- То есть когда вы вели следствие по его уголовному делу? Так?
- Так.
- Не было ли его неэтичное заявление спровоцировано?
- Вопрос не корректен, - вмешался судья.
- Сформулирую иначе: в ответ на какой вопрос или какую реплику Ручкин нелестно отозвался о вашей прекрасной республике?
- Мне трудно сейчас вспомнить.
- Постараюсь освежить вашу память. Ручкин сказал: «Это ты Россию называешь тупым агрессором? Тебя Россия выучила, а не поганая Эстония!..» Ваши слова в протоколе не зафиксированы. Но они сохранились на магнитофонной ленте.
Свидетель растерянно уставился на прокурора. Тот побагровел. Присяжные зашептались.
- Прошу высокий суд, - поднялся Кузнецов, - принять в качестве доказательств невиновности моего клиента аудиокассету, третья минута после начала допроса. В ксерокопии протокола допроса, страница 56.
Вернувшись на свое место, Кузнецов повернулся к свидетелю.
- Вам известно, какое наказание грозит за лжесвидетельство?
- Известно.
- Усмотрели ли вы в действиях Федора Ручкина состав преступления по статье: разжигание межнациональной розни?
- Свои выводы я изложил в обвинительном заключении.
- Следует ли ваш ответ понимать, как утвердительный, господин Вайнэ?
Тот неприлично надолго затянул паузу.
- Следует... Утвердительный.
Кузнецов снова пошелестел бумагами.
- Прошу разрешения высокого суда зачитать еще один документ: «Докладываю, что состава преступления в действиях Ручкина не обнаружил... Считаю, что его следует сохранить в качестве лидера русскоязычной общины...». Документ адресован шефу политической полиции, датирован маем прошлого года, зарегистрирован под номером 16 дробь 387. Подписан господином Вайнэ... Свидетель, когда вы были правдивы: тогда или сейчас, в зале суда?
- Протестую! - возник, наконец, прокурор.
- Протест отклоняется, - сказал судья. – Отвечайте, свидетель!
- Мне нечего ответить.
- Прошу суд приобщить ксерокопию документа к делу, - произнес Кузнецов. – У меня больше нет вопросов.
- Суд удаляется на совещание, - объявил председательствующий.
Публика с шумом стала вываливаться из зала. Краем глаза Кузнецов заметил направлявшуюся к выходу блондинку Риту. Затем его окружили журналисты. Застрекотала телекамера. Посыпались с разных сторон вопросы, на которые он отвечал одним словом:
- Без комментариев...
Лишь через два часа суд возвратился из совещательной комнаты. Судья долго и нудно зачитывал постановление, хотя суть его была проста и груба, как подошва солдатского ботинка: иск господина Ручкина удовлетворить, решение первичной судебной инстанции о депортации отменить...
Спускаясь с крыльца, Кузнецов обратил внимание на своего подопечного. Тот стоял с победно поднятыми руками возле «Запорожца».
Добравшись до своего номера, Кузнецов позвонил Рите.
- Насколько я помню, нам предстоит еще одна встреча.
- Спасибо и до свиданья, мы полностью с вами в расчете, - и повесила трубку.
Кузнецов не понял ее маневра. Получается, что женщина, за здорово живешь, отказалась от полутора сотен долларов. Факт не поддавался объяснению.
А оно было рядом. В дверь решительно постучали:
- Войдите.
Кого угодно мог увидеть Кузнецов, только не скуластого седоватого немца, ужинавшего в кафе за соседним столиком. Но в номер шагнул именно он.
- Поздравляю, Борис Аркадьевич. Вы с блеском выиграли процесс, - сказал он по-русски.
- Спасибо, - быстро пришел в себя Кузнецов.
- Теперь вас ждет Рим и дело Акинолоса. Добьетесь его передачи органам родного правосудия – оговоренный с дамой гонорар ваш.
- Я еще не получил аванса.
- Аванс, пятая часть от оговоренной суммы, находится в вашей квартире в дипломате. Договор составьте сами, завтра утром я готов подписать его. У меня есть такие полномочия... Билет на вечерний римский рейс вам заказан.
Кузнецов слегка растерялся от такого натиска. Да и неожиданность визита сыграла роль. Выходит, он был под колпаком с момента приезда в Таллин. Его пасли и блондинка Рита, и этот, притворявшийся немецким туристом человек.
- Может быть, вы соизволите представиться, господин заказчик?
- Юрий Сергеевич. Какие документы вам понадобятся в Риме?
- Досье клиента, включая документы по розыску преступника. Запросы о выдаче его российскому правосудию. И обеспечьте переводчика.
- Ответьте-ка, Юрий Сергеевич, блондинка – ваш человек?
- Мой.
- Понятно. С Вовочкой тоже ваши люди поработали?
- Я не знаю человека с таким именем.
- Степан Вовочкин, частный детектив.
- Я с ним не знаком. Предлагаю вам выехать со мной на машине. Через десять часов будем в Первопрестольной.
- Только до Питера. Дальше – «Красной стрелой». Отосплюсь в поезде и приведу мысли в порядок.
- Как угодно, Борис Аркадьевич. Выезд через три часа.
«Отставник бундесвера» высадил Кузнецова в Питере на московском вокзале.
- До встречи утром! - сказал и укатил.
С билетами в вагон СВ проблем не было: сезон отпусков давно закончился. Кузнецов занял свою полку в купе, переоделся. Второе место пустовало. Однако перед самым отходом поезда дверь откатилась, и в купе появился невысокий, невзрачный лицом и сколоченный, словно для уличных потасовок, мужичок в длинном кожаном пальто и дорожной, видавшей виды сумкой. Не молодой, но и не в возрасте – самая пора утверждать себя и расталкивать локтями соперников.
- Привет соседу! - объявил и плюхнул на застланную постель сумку.
Повесил на вешалку пальто, оставшись в джинсах и в свитере толстой вязки. Достал из сумки курицу, полбуханки хлеба, помидоры и бутылку коньяку.
- Врежем, сосед? - спросил.
Нагловатая самоуверенность сквозила во всем его облике. Всего скорее был он из волонтеров доблестной армии челноков, призвавшей в свои ряды тех, кто не хотел смириться с нищенским прозябанием. Такие с риском зарабатывают деньги и без риска тратят их, не думая о будущем. Зато на отдых с женой или с любовницей – в Анталию или на Кипр – пожалуйста! И с размахом просаживают заработанное, чтобы снова пуститься в ненадежный путь «купи-продай», именуемый в не столь уж давние времена позорным словом «спекуляция».
Кузнецову такие люди были даже симпатичны: не раскисали, не ныли. Потому он, хотя и не было никакого желания выпивать, согласно кивнул.
В казенные чайные чашки тот набулькал коньяку так, что в бутылке осталась ровно половина.
- Будем!
Кувыркнул в рот чашку, содержимое мгновенно исчезло в желудке.
- Тебя как зовут, сосед?
- Борис, - неохотно ответил Кузнецов. Он не любил случайных знакомств.
- А меня – Саня. Фамилия – Феоктистов... Докуда едешь?
- До Москвы.
- А я – до Бологого, - заглянул в чашку Кузнецова. - Ты чего только пригубил?
- Не привык такими дозами.
- У нас в Бологом таких, как ты, нет. Все пьют: и мужики, и бабы. Сами гонят, сами пьют. А я, как стал заниматься коммерцией, самодуровку не потребляю.
А поезд уже покинул Питер и набрал скорость. За окном плыла сплошная темень, изредка нарушаемая огнями путевых прожекторов.
Кузнецов от выпитого пришел в благостное состояние. И если б не болтливость попутчика, он бы спокойно поразмышлял о том, что дал ему процесс в Эстонии. Но Саня из Бологого не давал ему возможности размышлять.
- Я думаю, Боря, что ты – большой чиновник: в СВ катаешься. И не за свои кровные, как я... Правильно догадался?
- Правильно, - соврал Кузнецов.
Ему вдруг показалось, что где-то он уже видел этого человека.
- Мы с вами нигде не встречались? - спросил.
- Боря! - укорил Саня из Бологого. – Почему на «вы»?.. Не люблю выкать. Вроде как враги-дипломаты. А насчет «встречались» – все могёт быть.
- Я работал в Эстонии, - подсказал Кузнецов.
- Не люблю прибалтов. То ли дело Питер! Друг у меня там. Служили вместе срочную. Оженился, наконец. Три дня свадьбу справляли... Выходит, в Питере мы пересечься не могли. Зато вот в поезде познакомились... Ну, давай еще по одной.
Он взялся за бутылку. Кузнецов прикрыл свою чашку ладонью:
- Мне хватит, Саня. С утра работать.
- Я и говорю: чиновник – человек подневольный. Ни налево, ни направо.
Сосед выпил свой коньяк. Вылил в свою чашку кузнецовские остатки.
- Давай, Боря, укладывайся. Успеешь соснуть до Москвы. А я посижу…
Кузнецов уснул, и сон его был глубок, как артезианский колодец. Он не слышал, когда сошел в Бологом рубаха-парень Саня Феоктистов. Тем более не предполагал, что тот, ступив на пустынную платформу, быстренько набрал московский номер дежурного по бункеру:
- Докладывает Рыбак. Объект в седьмом вагоне, отдыхает. Выезжаю из Бологого завтра своим ходом...
Ленинградский вокзал встретил Кузнецова колготней и прилипчивыми таксистами. Встречавший его шофер Миша подхватил пузатый портфель, и они зашагали к автостоянке.
- Доброе утро, Борис Аркадьевич!
Перед ним собственной персоной объявился Юрий Сергеевич, свежий, гладковыбритый, будто и не провел ночь за рулем. Взял Кузнецова за локоток:
- Прошу вас ненадолго в мой лимузин...
Сели на заднее сиденье. Хозяин захлопнул дверцу. Раскрыл папку.
- Это бланк договора на юридическое обслуживание «Нордбанка». Подписи и печати на месте. Срок действия не ограничен... Заполните свою половину и подпишите... Документы по Акинолосу вам вручат перед отлетом. Кроме того, что вы упомянули, даю вам информацию из досье. Запас карман не тянет, верно?
Кузнецов не ответил, ожидая продолжения.
- И вот вам телефончик. Когда Акинолосу понадобится официальное сопровождение в Россию, позвоните. Сопровождать его будут люди из МВД. Свой билет выкупите в депутатском зале. Место переводчика – в соседнем кресле. О вашем приезде римский трибунал поставлен в известность инстанцией самого высокого уровня... У вас вопросы есть?
- Нет.
Шофер Миша ждал его у открытой дверцы джипа.
- Домой, с заездом к Вовочкину...
Дверь открыла Наталья Марковна. Увидев Кузнецова, всплеснула руками.
- С приездом, Борис Аркадьевич! Ох, не права я была, когда отговаривала от эстонского дела...
- Как себя Вовочка чувствует?
А тот сам появился в дверях, в халате, из-под которого выглядывали мосластые ноги.
- Нормально, - ответил Вовочка.
- Что стряслось с тобой, сыскарь? - спросил тот.
- Н-не знаю. Черная дыра в памяти.
- А до черной дыры?
Они прошли в комнату. Вовочка сел на диван.
- Меня вытащил из постели банкирши мужик с морщинистой мордой. Тот, которого я срисовал в Лихославле. Сделал меня, как сопляка, явно бывший спецназовец. Потом отвез в какой-то бункер без окон… Очнулся дома. Моя пушка на стуле рядом. Но живой, как видишь.
- А сейчас как самочувствие?
- Нормально.
- Ладно, отлеживайся и приходи в норму...
Дома Кузнецов первым делом прошел в свой кабинет. На столе стоял дипломат с цифровым кодом. В нем лежали двадцать упаковок по десять тысяч зеленых. «Нордбанк» не жадничал, авансировал с размахом... Он с удовлетворением перебрал пачки и видел мысленно дачный фрегат среди береговых сосен.
И все же чего-то ему недоставало. Чего? И вдруг понял. Кузнецов вытащил одну пачку, разорвал упаковку, бросил в ящик письменного стола. Дипломат захлопнул, сунул под диван. Взял телефонную трубку и набрал номер.
Надежда Васильевна оказалась дома. Похоже, она обрадовалась его звонку.
- Я уже читала, Борис Аркадьевич, как вы провели процесс в Таллине…
- Надя, мне надо вас срочно увидеть, - прервал ее Кузнецов, - берите такси и приезжайте ко мне, адрес... У меня очень мало времени. Вечером улетаю в Рим. Первый правый подъезд от арки. Дверь металлическая. Код... Жду, - и отключился.
Он почему-то был уверен, что она приедет. Принял душ. Побрился. Натянул легкий спортивный костюм. И стал ждать...
Встретил ее в дверях.
- Здравствуйте, - неуверенно произнесла она.
Он не ответил. Закрыл дверь на засов. Повернулся к ней. В глазах ее плавала растерянность. Коснулся бровей, щек. И обнял.
- Не надо, – прошептала она.
Но когда он нашел ее губы, сама обхватила его шею руками. Плащ ее остался лежать у порога, шляпка – на телевизоре в холле. От сапог он ее освободил, когда занес в спальню. А дальше все провалилось в небытие.
Потом они сидели за столом, и пили кофе.
- Я должен через полчаса поехать в офис, - сказал он.
Прошел в кабинет, достал из ящика стола стопку зеленых и запасные ключи. Вернулся. Положил перед ней на стол.
- Деньги и ключи от квартиры. Я научу тебя, как открывать дверной замок.
Она вспыхнула, глянула на него в упор.
- Я ничего не возьму, Борис Аркадьевич. Боюсь, что мы не поняли друг друга.
- Не надо отчества, Надя. Забирай дочку, и переезжайте ко мне. Чувствуй себя здесь хозяйкой.
Кровь отлила от ее лица. В глазах появилось смятение, но она не отвела их.
- Это что, Борис, официальное предложение руки и сердца?
- Так точно.
- Давай отложим все до твоего возвращения...
Римские «каникулы»
1.
Председателем Римского трибунала оказался низенький, тучный и улыбчивый коротышка, весь светившийся доброжелательностью. Он усадил Кузнецова в кресло у приставного столика, сам втиснулся в такое же кресло напротив. Переводчик не понадобился, трибуналец сносно говорил по-русски, хотя совершенно игнорировал падежные окончания.
- Что будет выпить, синьор Ухано? - щелкнул себя по горлу.
- Кофе, - ответил Кузнецов.
Коротышка сделал удивленное лицо.
- Русский мужик любить водка. Большой смертный доза.
- Я не пью на работе спиртное.
- Это есть хороший правило.
Острогрудая смуглянка вкатила в кабинет столик с узорной бутылкой в центре, бутербродами и кофейником. Разлила кофе по крохотным чашечкам.
- Москва – криминал-город, - сказал итальянец, отхлебывая кофе. – Перестройка есть криминал-демократия.
- Увы! - согласился Кузнецов.
- Русский мафия имеет длинный рука и нога.
- Итальянская – тоже.
- Наш мафия Россия нет. Ваш есть Европа. Есть Италия.
- Вы имеете в виду Акинолоса?
- Нет. Акинолос греческий.
- По национальности он грек. Но является российским подданным.
- Он говорит, что есть греческий подданный. Документы - Греция. Имеет маленький недвижимость Кипр.
- Его документы – фальшивка, - продолжил Кузнецов, раскрывая папку, врученную ему перед отъездом Юрием Сергеевичем. – Вот фотографии его родителей. А это – его две фотографии: после окончания школы и во время службы в армии. Это – дом, где он родился и вырос, в сибирском селе Уваровка.
- О-о! Сибирь! Большой, холодный, бр-р! - показал знание географии итальянец. – Мой папа был Сибирь, война, плен...
- Акинолос совершил в России несколько преступлений и разыскивается как опасный преступник.
Кузнецов пододвинул к нему папку.
- Здесь ходатайства российской стороны о его выдаче нашим правоохранительным органам.
Председатель трибунала разложил перед собой документы. Лицо его враз изменилось: из благодушного превратилось в строгое, взгляд стал цепким и острым. Сначала внимательно разглядывал русский текст и печати на запросах, затем пробегал глазами перевод. Прочитав просьбу Виолетты вернуть ее мужа Акинолоса в Россию, чтобы она могла навещать его, он недоуменно взглянул на Кузнецова.
- Здесь есть другой синьора Акинолос. Просил свидание.
- Это не жена. Жена в России. В папке есть копия свидетельства о браке. В Рим Акинолос приехал с любовницей.
- О-о! Понимаю. Русский – тьолка?
- Телка – это уличный жаргон.
- Римский бамбино стал звать свой подруга «тьолка». Молодой коровка.
Он опять стал светским человеком и гостеприимным хозяином. И Кузнецов подумал, насколько служители местной Фемиды отличаются от своих замотанных делами российских коллег и даже от официально вежливых эстонских судейских.
Трибуналец вызвал секретаршу, сказал несколько фраз, протянул ей визитную карточку Кузнецова. Пояснил по-русски:
- Я решать ваш контакт с Акинолос. Завтра, в 10 часов. Решение депортация решать там, - он поднял палец вверх. – Хотите посетить опера, синьор Ухано?..
- Возможно, когда будет время.
- Всегда ваш слуга, - сказал он на прощанье.
Без пятнадцати десять Кузнецов и переводчик Толик были на берегу Тибра. Здесь находилась римская тюрьма. От реки ее отделяли автомобильное шоссе и две пешеходные асфальтированные дорожки. Если бы не рослый карабинер у входа, Кузнецов и не подумал бы, что за стенами этого средневекового замка обитают заключенные. Ни прожекторов, ни вышек с часовыми, ни колючей проволоки по периметру, столь знакомых атрибутов российских казематов.
Переводчик Толик, худой долговязый очкарик, с любопытством крутил головой и помалкивал. Ему хорошо заплатили, чтобы он раскрывал рот только по необходимости. Да и не было пока в его услугах особой нужды. Работники юстиции свободно изъяснялись на английском, которым адвокат владел в совершенстве.
Без пяти десять они вошли в большой мраморный вестибюль. Он был тих и безлюден. Окошко бюро пропусков не напоминало амбразуру, было большим и светлым. В нем маячила голова дежурного в фуражке с высокой тульей. Он оглядел посетителей, мазнул взглядом по фотографиям в документах.
- Если имеете при себе мобильный телефон, прошу сдать на временное хранение, - сказал он на английском.
Мобильных телефонов при себе у них не было, дежурный поверил им на слово. С доброжелательной официальностью вручил пропуска.
Они поднялись по эскалатору на второй этаж, где располагались кабинеты адвокатов. Их встретил следователь, седой, плечистый и элегантный, как белый рояль. Он провел их в просторную приемную и указал на одну из четырех дверей.
- Полистай здесь прессу, Анатолий, - велел Кузнецов переводчику.
Тот уселся в кресло. Адвокат шагнул за следователем в кабинет.
- Что инкриминируется Акинолосу? - спросил Кузнецов.
- Он подозревается в подготовке и организации взрыва дома Луиджи.
- Насколько я наслышан, одна из версий состоит в том, что российский криминал прислал его как раз в помощь Луиджи в разборках с конкурентами?
- Если так, то конкуренты его перекупили.
- Российская сторона ходатайствует о выдаче этого опасного преступника.
- Я – за. Нам своих мафиози хватает. Между нами, я даже доволен, что семейка Луиджи взлетела на воздух. Он одиннадцать раз уходил от правосудия. А что касается вашего грека, то сегодня в 16 часов предстоит его опознание.
- Какими доказательствами располагает обвинение?
- Вы же юрист, сеньор! Тайна следствия есть тайна.
- У обвинения недостаточно доказательств?
- Я этого не говорил...
В дверь постучали, и карабинер ввел арестованного. Следователь вышел вслед за карабинером.
- Садитесь, Акинолос, - показал Кузнецов на кресло.
Тот остался стоять. Руки за спину, лицо бесстрастное. Кузнецов повторил приглашение. Акинолос пробормотал что-то по-гречески.
- Не ломайте комедию! Я – российский адвокат и работаю в ваших интересах. Передаю фразу, сказанную известным вам лицом: «Пилот требует возвращения на Родину. Белый организует встречу на кордоне».
- Слушаю вас, - ответил по-русски Акинолос, усаживаясь в кресло.
Кузнецов невольно остановил взгляд на правой кисти: она была четырехпалой, мизинец отсутствовал. Он вгляделся в его лицо. Нос с легкой горбинкой, прижатые к голове уши...
- Я слушаю, - повторил Акинолос.
- Вы не должны настаивать на своем греческом подданстве. Участие во взрыве Луиджи отрицайте. Моя интуиция подсказывает, что против вас только косвенные улики. Признайтесь в ликвидации двух ваххабитов в Москве. Не по заказу, а из патриотических побуждений, это произведет благоприятное впечатление. Общественное мнение сейчас против террористов.
- А если я откажусь возвращаться в Россию?
- Тогда палермцы узнают, что вы ликвидировали их крестного отца. А оставшиеся сторонники Луиджи – что вы причастны к взрыву. И те, и другие объявят на вас охоту и сделают трупом.
- Итальянцы могут отказаться выдать меня.
- Это моя забота. Кстати, я привез с собой слезное прошение вашей супруги вернуть горячо любимого мужа, чтобы он отбывал срок на родине.
- Чушь, господин адвокат! У меня никогда не было супруги.
- Теперь есть. Ее зовут Виолетта.
- Что? Эта минетчица?.. В гробу я ее видел!
- Разберетесь, когда вернетесь в Россию.
- Что меня там ждет?
- Работа, которой вы занимались прежде.
- Для этого я должен быть свободен.
- Это забота Пилота...
Акинолос откинулся в кресле, прикрыл глаза. На лице его не читалось ни чувств, ни мыслей.
- Что вы решили, Акинолос? - спросил.
- У меня нет выбора.
- Мы с вами встретимся в 16 часов. На это время вызваны свидетели, видевшие вас у дома Луиджи...
Кузнецов нашел кнопку звонка. Вошедший карабинер увел Акинолоса..,
Пятеро стояли у стены. Все одного роста, все в клетчатых пиджаках и одинаковых замшевых туфлях. Акинолос стоял слева. Свидетелей они не видели, окно с их стороны было непрозрачным. Сами же были как на ладони.
Кузнецов подумал: оберегают свидетелей. Не то, что у нас.
Первой в свидетельский отсек вошла грузная, моложавая дама. Сходу затараторила. Переводчик Толик шептал на ухо Кузнецову:
- Говорит, что у нее прекрасная память на лица. Стоит один раз ей кого-нибудь увидеть, моментально в памяти фотокарточка этого человека.
Седоусый представитель прокуратуры с трудом остановил ее. Предложил указать ей одного из пятерых, которого она видела в уличном колодце возле особняка Луиджи. Она, не задумываясь, указала на среднего. Затем вгляделась в Акинолоса, поджала губы и ткнула в него. Но тут же решительно замотала головой и снова кивнула на среднего.
- Говорит, что признала его окончательно, - зашептал переводчик, - что ни с какими другими не спутает его свинячьи глаза.
Даму выпроводили. Следователь, приоткрыв оконце, сказал опознанному:
- Лоренцо, приношу извинения за «свинячьи глаза».
Пригласили второго свидетеля. Это был пожилой лысоватый мужчина. Он вглядывался поочередно в каждого. Затем наклонил голову, произнес:
- Дело в том, что я хиромант. Чаще всего имею дело с ладонями рук. Тот человек был в матовых резиновых перчатках.
- Будьте любезны, подождите еще некоторое время в холле. Мы пригласим вас еще раз...
Минут через пятнадцать все пятеро были в перчатках. Свидетель лишь бросил взгляд на их руки. И еще до того, как указал на опознанного, в голове Кузнецова замкнуло цепочку: «Он!»
На адвоката навалились сумерки. Веки стали тяжелыми, ровно придавленные подушкой. Но, видимо, он сумел их приоткрыть. Увидел чужую безжизненно-желтую кисть, вытаскивавшую из его кармана диктофон. Это была кисть Акинолоса.
Получается, что к этому мерзавцу, сибирскому греку, он имел личный интерес ценой в два зуба и больничное безделье. Значит, просто обязан вытащить его в Россию. Как минимум, по двум причинам. Обещанный гонорар – далеко не последний фактор. Терять его – глупо. К тому же итальянская камера с цветным телевизором и обязательным занятием спортом слишком жирно для него.
Опознание завершилось, и Кузнецов с переводчиком вернулись в отель.
И все же колесо забуксовало. Хотя видимых причин для этого не было. Акинолоса опознали двое свидетелей из трех. Итальянская фемида совсем не возражала, чтобы сбагрить русского грека. Но, видимо, и она была не всесильна.
Кузнецов навещал Акинолоса ежедневно. Не сдержался лишь в первую встречу после очной ставки.
- Вы, надеюсь, узнали меня, Акинолос?
Тот согласно кивнул.
- Ну и сволочь же вы!
Уголок рта у Акинолоса презрительно дернулся.
- Вы хуже проститутки. Продаетесь тому, кто больше в трусы сунет. Продали и Луиджи, и Пилота.
- Вы тоже, адвокат, продаетесь. Иначе бы отказались меня защищать.
Эту тему Кузнецов больше не ворошил. Он бы хотел, конечно, узнать, кому и зачем понадобился Акинолос в России. Может, слишком много знает?.. Но что-то в местных верхах с депортацией медлили.
2.
Был теплый вечер. Переводчик Толик гулял по Риму. Кузнецов сидел в номере отеля и ждал звонка. Сегодня утром трибуналец, уже оставивший попытки изъясняться по-русски и перешедший на английский, сказал ему:
- Возможно, ваше дело благополучно завершится. Между семью и восемью часами вечера вам позвонят.
- Кто позвонит?
- Этого я не знаю. Так мне сказали... – он поднял палец вверх.
Звонок раздался ровно в восемь.
- Вас слушают, - ответил Кузнецов и назвал себя.
- Вас должны были предупредить, - произнес незнакомец по-русски.
- Предупредили.
- Через пять минут я буду в вашем номере, - и отключился.
Он постучал секунда в секунду. Это был спортивно скроенный франтоватый мужчина, чернокудрый, с крутым подбородком и чутким могучим носом.
- Наш разговор не для чужих ушей, - сказал. – А в доме, как известно, и стены имеют уши. Прогуляемся?
- Прежде я хотел бы знать, на какую тему нам придется беседовать, - состорожничал Кузнецов.
- О вашем подопечном.
- Что ж, пойдемте.
Они вышли на освещенную фонарями кипарисовую аллею. Незнакомец, неторопливо и не оглядываясь, шел впереди. Кузнецов не отставал от него. Аллея привела их к Тибру.
- Меня зовут Натан, - сказал незнакомец. – Вы можете не представляться: я знаком с вами заочно.
- Какая честь! - настороженно проговорил Кузнецов.
- Не иронизируйте. Ваши адвокатские выкрутасы довольно известны.
Витой парапет тянулся вдоль набережной. Сверкала огнями башня президентского Квиринальского дворца. Знакомый Кузнецову тюремный замок выделялся темным пятном среди зданий, расцвеченных неоновой рекламой.
- Вы знаете, что ваш подопечный – бывший гэбист? - спросил Натан.
- Не знал и не знаю. Но не исключаю этого. Такого уровня профессионалов готовят государственные учреждения. Меня это не касается.
- Понимаю. Вы работаете за гонорар, и у вас неплохо получается. Почему вы не поинтересуетесь, кто я такой?
- Потому что вы спокойно можете соврать.
- Правильно, при необходимости могу соврать. Но не стану. Я представляю спецслужбу дружественного государства.
- Дружественного – кому?
- России в том числе.
- Неужели мной заинтересовался Моссад?
- Не будем уточнять... Выпытывать у вас, ради чего Россия затребовала Акинолоса, не собираюсь. Однако без моей помощи вам его не вытащить.
- И что вы за это потребуете?
- Безделицу. Откажитесь завтра от встречи с ним.
- Почему это так важно для вас?
- Его не будет на месте.
- Куда же он денется?
- Я заберу его.
- Вы считаете, что итальянцы пойдут вам навстречу?
- Это мои проблемы. Я задержу его на сутки. Послезавтра вы получите предписание о его депортации, и власти готовы будут передать его представителям российских правоохранительных органов.
- А если я откажусь? И потребую завтра встречи с Акинолосом?
- Вы же умный человек, Борис. Нам ничего не стоило сделать так, чтобы вы не имели возможности посетить тюрьму. Способов сотни. Исключили же вас дома из игры, сломав челюсть. Грубо, но результативно.
- Однако! - не удержался Кузнецов.
- Но я решил, что проще и надежнее действовать с открытым забралом.
- Он нужен вам, как носитель секретов КГБ?
- Боже упаси! Нам известно об этой структуре гораздо больше, чем кому-либо. Земля Обетованная обрела столько умных голов, напичканных секретами, что мне даже жалко Россию. Информация от перебежчиков в погонах – капля в море по сравнению с этим. Провалят десяток, другой мелких агентов, и выжаты, как тюбик с зубной пастой. Даже ваш бывший подзащитный диссидентствующий генерал Калугин, болтун и демагог, знал ничтожно мало.
- У вас что, есть на меня досье?
- Мы даже знаем, что ваша бабушка была чистокровной еврейкой, а мать – на три четверти. Так что дорога вам на родину предков не заказана.
- Вы по этой причине разговариваете со мной так откровенно?
- В какой-то мере, да.
- Но мои предки по отцу – из архангельских поморов. Россию я не покину.
- Мы и не настаиваем. Но не зарекайтесь... И успокойте свою совесть. Как носитель секретов ваш подопечный настолько мелок, что абсолютно не интересен.
- Но ведь зачем-то нужен вам?
- Потерпите до послезавтра... Ни одно государство в мире, Борис, не обходится без диктата. Помните, что сказал классик советской литературы? «Если враг не сдается, его уничтожают».
Некоторое время они молчали.
Кузнецову совсем не нравилась роль, отведенная ему в этой акции. Его делали свидетелем. Чего свидетелем? Какая готовилась пакость?.. А в том, что игра планировалась пакостная, он был уверен.
- Вы родились в России? - спросил он.
- Я не скрываю этого. Дед и родители увезли меня еще мальчишкой при реформаторе Хрущеве. Отец с матерью до сих пор живы. Они бурно радовались перестройке. Но когда великая и богатая держава стала, как нищенка, протягивать ладошки к своим бывшим противникам: подайте на пропитание! - родители опечалились. Мой дед, кстати, был Героем Советского Союза и до самой смерти с гордостью носил золотую звезду. Теперь она у меня.
- Хотите сказать, что вы тоже переживаете за судьбу России?
- Не переживаю. Но у нас теперь общий враг – мусульманский экстремизм, и жаль, что ваши власти этого не понимают. Напрасно ваш президент заигрывает с его лидерами. Чечня – результат заигрывания. Если не проявить силу, то вся эта темноликая масса навалится на цивилизованный мир. Начнет с самых злобных террористических актов: от бактерий чумы до взрывов зданий смертниками-камикадзе. Ваши сограждане уже имели несчастье соприкоснуться с этим... Затем мировая бойня... Но мы отвлеклись, Борис. Вы принимаете мое предложение?
Положение Кузнецова было пиковым. Попасть в римскую больницу он категорически не желал. И все же ответить согласием не мог и не хотел.
- Я должен подумать.
- Не возражаю. Но времени на раздумье практически нет. Я позвоню вам в двадцать три сорок, и вы скажете одно лишь слово: «да» или «нет»...
3.
Ужинать Кузнецов не пошел, для этого не было времени. Он позвонил переводчику, тот только что вернулся в отель, нагруженный покупками.
- Толик, спуститесь вниз и возьмите себе билет на первый московский рейс.
- Но… - запротестовал тот после паузы.
- Не возражайте. Возьмите билет и в номер. Никуда не отлучайтесь.
Сидел и прокручивал в памяти разговор с моссадовцем. Так и этак прикидывал, зачем им понадобился Акинолос. Остановился на двух версиях. Хотят завербовать или использовать, как киллера. И то, и другое чревато неприятностями, сулит международный скандал: террорист-мафиози – сотрудник русской спецслужбы! А он, Кузнецов, либо сообщник, либо опасный свидетель…
Он достал из папки лист бумаги и любимое паркеровское стило. Посидел, обдумывая. И стал подробно излагать разговор с моссадовцем Натаном и свои соображения по этому поводу. Затем написал записку Вовочке, с инструктажем, кому и как передать письмо в случае, если не дай Бог! - он не вернется.
Переводчику звонить не стал. Сам спустился к нему в номер. Тот упаковывал новый объемный чемодан покупками.
- Взяли билет? - спросил Кузнецов.
- Взял, - обиженно ответил Толик.
- Не обижайтесь. Обстоятельства вышли из-под контроля, и вам надо уносить ноги. Здесь становится опасно, а вы даже еще не были женаты.
Переводчик растерянно захлопал ресницами.
- Вот вам пакет, в нем номер телефона. Если со мной что случится, позвоните по этому телефону и передайте конверт из рук в руки.
- А как я узнаю, что с вами что-то случилось? - заикаясь, спросил он.
- Из газет. А до того из дома не высовывайтесь. Если доберусь до Москвы, найду вас и заберу пакет, - он пожал Толику руку и вышел...
До звонка человека, назвавшегося Натаном, оставалось двенадцать минут. Кузнецов набрал телефонный номер, который ему дал Юрий Сергеевич. Абонент откликнулся мгновенно.
- Депортация клиента послезавтра.
- Вас понял, - и короткие гудки...
Оставался еще один необходимый звонок, но Кузнецов медлил. Нет, не колебался. Собирался с мыслями. Наконец, решительно набрал московский номер. На счастье она не дежурила. Голос ее был слышен, будто она находилась в Риме.
- Наденька!
- Боря, ты где?
- В Италии.
- А я подумала, ты уже прилетел. Когда вернешься?
- Скоро, дружок. А теперь слушай меня внимательно. Сходи ко мне домой и забери те деньги, что ты в прошлый раз не захотела взять. Они в ящике стола.
- Зачем, Боря?
- Не перебивай, у меня мало времени... Под столом стоит дипломат. На всякий случай, код: В144 и А441. Тоже забери, до моего возвращения.
- Что случилось?
- Ничего. Так надо.
- Что за чепуха, Борис?
Кузнецов взглянул на часы. До обозначенного времени оставалось чуть больше минуты.
- Сделай, как я прошу, Надя. Объясню все дома. А сейчас у меня важная встреча…
Она еще что-то говорила, но он уже положил трубку. И тут же мелодия «Санта-Лючии» обозначила время «Ч».
- Жду ответа, - услыхал он голос Натана.
- Да, - сказал Кузнецов.
Утром переводчик Толик улетел в Москву. Кузнецов целый день не выходил из номера. Завтракал и обедал, не отходя от телевизора.
Шестичасовая передача началась показом во весь экран фотографии смуглого человека с тонкими усиками. Затем диктор, возбужденно жестикулируя, стал комментировать кадры. На экране появился особняк, затем водонапорная башня, ремонтная машина с люлькой и снайперская винтовка.
Кузнецов, даже не зная итальянского, понял, что убит известный террорист ливийского происхождения, связанный каким-то образом с палестинцами. Снайпер прятался в люльке ремонтного крана, удаленного от жертвы на 460 метров. Сейчас его ищут. Полиция контролирует вокзалы, порты, дороги. Отрабатываются две версии: разборка между наркодельцами и месть моссадовцев за взрыв в Тель-Авиве.
Все встало на свои места. Кузнецову стало ясно, зачем понадобился русский киллер франтоватому Натану. В тюрьме его, уж точно, искать не станут. А что завтра? Насколько надежно обещание о депортации Акинолоса?
Он набрал номер обаятельного трибунальца. Тот откликнулся сразу. После взаимного приветствия сказал по-русски:
- Я хотеть делать вам звонок. Но вы легкий на поминка.
- Как наши дела?
- Карашо, как белый сажа, - булькнул смешком. – Бумаги все готов. Подписание есть. Завтра забирать свой мафиози. Один плохой человек нет в Рим. Куда деть тьолка Акинолос?
- Гоните ее в шею! - повеселел Кузнецов.
- Как в шея?
Кузнецов перевел смысл на английском.
- Ха-ха! Большой скатерть на дорога!..
Едва Кузнецов положил трубку, как «Санта-Лючия» снова заставила ее поднять.
- Добрый вечер, Борис, - произнес знакомый бархатистый голос. – Как я понимаю, вы сомневались в доброжелательном отношении к вам?
- Сомневался.
- Напрасно. Помните, о чем я говорил?
- Прекрасно помню.
- В таком случае, до возможной встречи. Сожалею, что не смогу вас проводить...
В гробу я видел такое доброжелательное отношение! - подумал Кузнецов. – А если бы Акинолоса сцапали? Вы бы шлепнули меня безо всяких «сожалею»…
4.
Череп приехал к Тузу в Барвиху:
- Козырной свое дело сделал, шеф. Послезавтра Боец будет в Москве.
- Куда его определят?
- Есть договоренность: в «Матросскую тишину».
- Недаром пасем эту крытку.
- Еще ценная информация. Мой человек из фракции демократов шепнул, что какая-то баба скоро повезет полтора лимона зеленых в Питер. Там у них выборы.
- Чо за баба повезет зелень?
- Пока не знаю.
- Демократы зурабовские?
- Да.
- Значитца, Зураб на Питерский порт нацелился. Окно в Европу понадобилось черножопому... Узнай, что за баба. И пусти по следу Акинолоса. Нам политика до фени, но отколупнуть зверьковые бабки имеем право... Пилот знает, что его грек приезжает?
- От него не скроешь.
- Как слиняет Боец от хозяина, спрячь. Не надо, чтобы они встретились. Сперва – баба с зеленью. Пускай отработает, что на него потратили. Потом – Зураб…
Римский рейс прибыл в Шереметьево ночью. Было сыро и знобко. Неподалеку от трапа стояли милицейский уазик, «Волга» с тонированными стеклами и жигули с частным номерным знаком. От жигулей к Кузнецову направился человек, в котором он сразу же признал Юрия Сергеевича.
- С удачным завершением акции, Борис Аркадьевич! - произнес тот. – Прошу в машину. Минуем таможенный контроль и сэкономим время.
Он уже не вызывал у адвоката антипатии. Хотя его появление у трапа восторга не вызвало.
- Меня встречают.
- Знаю. Дождемся вашего подопечного, и я подброшу вас прямо к залу встречающих.
В жигуленке приятно пахло свежей кожей, было тепло и комфортно.
- На чем взяли Акинолоса? - спросил Юрий Сергеевич.
- Его перекупили. Взорвал дом Луиджи вместе с домочадцами.
Кузнецов поколебался, сообщать ли Юрию Сергеевичу о контакте Акинолоса с моссадовцем. Но прокрутил в голове «за» и «против» и выложил все, что знал и о чем догадывался. Тот выслушал, не перебивая. Задал несколько вопросов. Сказал:
- Стандартная сделка между заказчиком и исполнителем.
Вывели Акинолоса. Он шел к «Волге» между мышастых конвоиров. Машины рванули на выход. За ними тронул своего жигуленка Юрий Сергеевич. Шлагбаум поднялся. Машину с Акинолосом тут же взяли в полон два рафика. Юрий Сергеевич затормозил возле сверкающего входа.
- Гонорар получите завтра, - сказал Кузнецову. – До скорого!..
Вовочка ждал его у турникета.
- С тобой не соскучишься, Борис! Сперва дурацкое письмо, теперь сам вылез из заднего прохода.
- Что за письмо?
- Сегодня во второй половине дня позвонил какой-то заика и сказал, что у него для меня секретный пакет. Встретились. Ничего толком не объяснил и слинял, будто ему скипидару в задницу плеснули. Ну, я, конечно, вскрыл конверт...
- Вот телок!
- Кто?
- Да переводчик мой. Это он с тобой встретился.
- Что все-таки стряслось?
- Потом расскажу.
Они пробирались между припаркованными на стоянке машинами. Вовочкин «Москвич» выглядел среди лимузинов бомжем. Задняя дверца его была открыта. Возле нее стояла Надежда Васильевна.
5.
По прилете Кузнецов предупредил Наталью Марковну, что еще не прилетел, и его ни для кого нет. Лишь один раз его и Надежду выдернул за стол Вовочка. Предупредил о визите звонком и завалился с разномастным букетом и двухлитровой, стилизованной под кувшин, бутылью. На этикетке была нарисована блаженная морда пьяницы и название «Вздрогнем!». Попробовали пойло, вздрогнули и тут же заменили его нормальной бутылкой армянского коньяка. Неспешно цедили по рюмашке. Кузнецов рассказал о встрече с Натаном и о своем задании переводчику Толику.
- Заика что ли? – уточнил Вовочка.
- Он самый. Хорошо то, что хорошо кончается.
- А могло плохо кончиться? – спросила Надежда.
- Не знаю. Могло и против меня повернуться. Гонорара уж точно бы лишился.
- Ты поэтому мне из Рима позвонил?
- Поэтому, Наденька.
- Помнишь, Борис, - сказал Вовочка, - я говорил тебе про толстомясого мента? Он у меня полторы штуки зелени экспроприировал.
- Помню. Тогда из моей шкатулки пропал старинный материн золотой крест.
- Во сволочуги! И греха не боятся!..
- Это же материна память, Боря, - вмешалась Надежда Васильевна. – Надо потребовать, чтобы вернули!
- Не надо, Надя.
- Почему?
- Себе дороже обойдется... Чего ты вдруг, Степа, вспомнил того жулика?
- Мне Мамонт вчера позвонил. Застукали они того толстомясого. Мамонт попросил заяву на него написать.
- Написал?
- Ага.
- Ну, и глупо.
- С какого боку глупо?
- Ты налоги с черного нала платишь?
- Ты ведь тоже не платишь.
- Твоя заява – документальная информация для налоговиков. Начнут копать. Накопают – без штанов оставят.
Надежда Васильевна недоуменно оглядела обоих. Наморщила носик, будто силилась что-то понять или вмешаться в разговор. Промолчала.
- Что теперь делать, Борис? - спросил Вовочка.
- Поезд ушел, Степа. Может, и минует твой полустанок. На всякий случай приведи бухгалтерию в норму.
Надежда Васильевна не отводила от него глаз.
- А у тебя бухгалтерия в норме, Борис? - спросила.
- У меня всегда все в норме, Надя. Пусть твоя головка об этом не болит.
- Но черный нал – это обман государства.
- Наденька, это сложившаяся система накопления капитала. Все так поступают.
- Налоги все равно надо платить, - она хотела еще что-то сказать, но зазвонил сотовый Кузнецова. На проводе был Юрий Сергеевич.
- Встречайте гонорар, Борис Аркадьевич. Курьер на пути к вам.
И сразу же запиликал домофон.
- Здравствуйте, - проворковал женский голос.
- Подождите меня внизу. Сейчас спущусь.
- Я тоже ухожу, - сказал Вовочка.
На выходе, увидев даму с баулом, он восхищенно цокнул языком и направился к своему Москвичу. Сопровождавшие Виолетту два амбала проводили его подозрительными взглядами.
- Добрый день, мадам Акинолос! – съехидничал Кузнецов.
- Это ваше, - официально произнесла Виолетта, протягивая баул. – В нем валюта и документы на банковский счет, как договаривались.
- Расписка требуется?
- Не требуется, - и тоже съехидничала, - Прощайте, господин Импотент…
Поднявшись в квартиру, Кузнецов открыл баул. Он был наполнен долларовыми пачками в банковской упаковке.
- Это что? – спросила Надежда.
- Наш фрегат, - улыбнулся он.
- Черный нал?
- Так решил заказчик.
- А ты что собираешься с ним делать?
- Налоги с этой суммы я заплатить не могу, потому что засвечу заказчика.
- Но ведь это мошенничество!
- В этой схеме, Надя, не я один.
- Значит, ты такой же мошенник, как и они?
- Зачем так резко, Надя? Схема рабочая. Не я ее придумал.
- Ну, и брось ее!
- Все очень сложно, Надя. Если я высунусь, мне не сдобровать.
Она не ответила, ушла в спальню…
Кузнецов пил холодный кофе. Через час должен был подъехать Миша и увезти Надежду за ее дочерью, которую она отправила на эти дни к бабушке в Подмосковье. Он собирался позвонить, как обещал, Алине. С депутатами надо дружить, они всегда могут пригодиться. Но отложил звонок на время, когда останется в квартире один. Он не хотел, чтобы Надежда слышала, как он дипломатничает, расточая фальшивые комплименты.
Прошло минут десять. Он просматривал газеты, когда Надежда вышла из спальни в пальто и в белом полушалке.
- Миша еще не приехал, - сказал он.
- Я поеду на автобусе.
- За дочкой? – удивился он.
- Нет, пока домой. За дочкой завтра.
- Не понял, Надя.
- Я уезжаю, Борис. Возможно, насовсем.
- Как насовсем?
- А ты подумай, Борис. Может, поймешь…
За полтора месяца до нового года. Президент
1.
Президент проснулся, едва начало светать. Лежал с открытыми глазами, разглядывая потолочную лепнину. На душе было смутно от бессилия, от болячек, из-за того, что скоро – нескоро, а придется перебираться на другую дачу. Началось вчера за обедом. Жена и так раздражала его своей показной заботой. А тут советовать принялась.
- Вид у тебя усталый, мало отдыхаешь.
- На том свете отдохну, - буркнул он.
- Легко ли везти государственный воз! - продолжала она. – Немолодой.
- На что намекаешь? - глянул на нее Президент.
- Ни на что не намекаю. Хорошо бы для себя маленько пожить. Может, хватит тебе за страну убиваться?..
И эта туда же! А ведь когда-то пикнуть не смела, в ежовых рукавицах держал.
- Ты мою породу знаешь, - жестко сказал он. – Как решил, так и будет. Придет срок – и на пенсию с почетом.
Она приоткрыла рот, будто собралась возразить. Но, наткнувшись на его взгляд, поджала губы.
- И никаких больше намеков! - поставил точку Президент...
А поздним вечером, когда он уже забрался под пуховое одеяло, позвонила со своего этажа дочь.
- Как ты себя чувствуешь, па?
- В норме.
- Можно к тебе заглянуть?
- Заходи.
Вот уж не думал Президент, что разговор с дочерью затянется до полуночи. Она впорхнула, чмокнула в щеку, уселась на тахту.
- Твой внук, па, занял первое место на олимпиаде программистов.
- Есть в кого быть башковитым, - с довольством отозвался Президент.
Дочь, похоже, нервничала. Он сказал ей:
- Ну, выкладывай, малышка, зачем пожаловала. Кому наобещала подсобить?
- Никому, па. Нам надо серьезно поговорить.
- Давай, Тома, критикуй отца.
- Я не собираюсь критиковать тебя, па. Просто поговорить хочу. Мне кажется, ты не учитываешь расклад сил.
- Ну-ну... Продолжай.
- Помнишь, перед тем, как Меченому стать президентом, его пригласили в гости американцы? Вроде бы лекции читать?
- И что?
- Потом пригласили тебя. Ты тогда был в опале и в своем будущем президентстве уверен не был.
- Был уверен.
- Хорошо, был... А теперь вот пригласили московского мэра. И прием устроили выше, чем положено по рангу. Тебя это не наводит на размышления?
- Какой из него политик! Он – бульдозер. Ему только микрорайоны строить и рынки открывать!
- Не скажи, па. Москвичи за него горой.
- Москва – еще не Россия. Россияне прислушиваются ко мне.
Президент пытливо глянул на дочь. Ему показалось, что по ее лицу скользнула гримаса жалости. Она провела ладошкой по его седой и изрядно поредевшей шевелюре. Сказала:
- Да, прислушиваются. Но ты ведь не можешь выставить свою кандидатуру еще на один срок. Если изберут твоего недруга, нам что? Бежать?
- Что за глупости! Мы же не диссиденты какие-нибудь.
- Нищими останемся. Счета арестуют, дачи отберут.
- Это тебе Березович напел?
- Сама сообразила. Он, кстати, тоже такого мнения.
- Ты опять предлагаешь мне объявить Стрельца преемником. Но ведь я уже сделал его премьером!
- Этого мало, па.
- Хорошо, малышка. Вот закончатся полномочия, и объявлю.
- Когда истекут твои полномочия, будет поздно.
- Чего ж ты хочешь? Не могу же я передать ему свои полномочия сейчас.
- Почему не можешь?
- Нельзя обманывать доверие электората.
- Па! Ты витаешь в облаках. Никакого доверия уже нет. Сделай красивый жест и останешься в истории.
- Я уже и так в истории.
- А внука тебе не жалко? А меня и маму не жалко?
Она встала, заходила взад-вперед по спальне. Президент, лежа на подушках, следил за ней с сочувствием и любовью. Дочь совсем не походила на мать. Она была такая же, как он в молодости: не боялась ни работы, ни трудностей, ни мужа, ни сплетен. Ее бы поставить президентствовать! Не хуже Екатерины второй бы справилась. Цари не лыком были шиты, начинали с закона о престолонаследии и блюли его... А у нас, видишь ли, демократия!
Дочь перестала мельтешить, подошла к окну, раздвинула шторы. В свете прожекторов стало видно, как крупными хлопьями падал и таял снег.
А ведь и в самом деле несладко придется, подумал он, если к власти придет чужой кадр. Правые, левые, зеленые, красные… - все чужие и зубастые! И все лезут в политику, хотя ничего в ней не смыслят. Расплодились, как тараканы, так и норовят куснуть.
Опять сдавило сердце. Президент нашарил на столике зеленоватые таблетки, бросил одну в рот, она тут же растворилась. Полегчало.
- Иди сюда, Тома, - позвал он.
Она подошла, присела.
- Ты уверена, что Стрелец не сдаст нас?
- Уверена.
- На чем держится твоя уверенность?
- С ним уже был разговор. Он обещал.
- Ты веришь обещаниям?
- Нет. – Она пошарила в сумочке, достала сложенный листок, протянула отцу. – Это будет его первый указ в должности ИО.
Президент протянул к столику руку за очками, дочь подала ему их. Вчитывался в строчки медленно, ровно пытался оттянуть момент, когда должен будет сказать свое окончательное «да» или «нет». Указ гарантировал неприкосновенность семьи, в нем скрупулезно перечислялись все пожизненные привилегии ушедшего в отставку Президента: охрана и прислуга, вилла с бассейном и теннисным кортом, личный автопарк. Придраться было не к чему.
- А Березович насчет Стрельца какого мнения? – спросил он дочь.
- Поддерживает.
- Как бы ему не пришлось драпать из России.
- Он сумеет выкрутиться. Для меня родные – ты, сын, мама. Остальные пусть выкарабкиваются сами. О ком-то пожалею, о ком-то скажу: так и надо.
- Кто готовил документ?
- Сам Стрелец. Об указе пока никто не знает. Он не для прессы.
- Н-да. Все равно полной веры у меня нет.
- Почему?
- Скрытный он какой-то.
- Разве это плохо?
- Бес его знает.
- Что ты решил, па?
Он ответил не сразу. Глядел на дочь, вспоминал, как она поддерживала и ободряла его в тяжкие дни. Тогда Меченый изгнал его со всех государственных постов. Жена только охала. А дочь говорила: «Ты еще въедешь в Кремль на белом коне!» И ведь права оказалась. Может, и сейчас права?..
- Уговорила, - сказал, наконец, он. – Только дайте мне срок!
- Конечно, па. Скажешь свое слово народу в новогоднем обращении.
- Ты маме пока не говори.
- Я что, не понимаю? Спокойной ночи, папа.
...Он лежал с открытыми глазами и глядел в потолок. Вот и закатывается его эра. Стар стал и никому не нужен. Вспомнил земляка-садовника, который исчез с его дачи в одночасье. Вспомнил Крестоносца, не бросившего его в самые черные дни. Никого не осталось. Ни друзей, ни соратников.
Не спалось. В комнату нехотя вползал поздний ноябрьский рассвет. Он нашарил в изголовье кнопку радиоприемника. В спальню влетел голос певца, которого президент не терпел. Попытался вспомнить его фамилию и не смог. Помнил только, что он наряжается, как петух, и женат на старушке Пугачевой…. Он крутанул колесо настройки и наткнулся на Би-би-си. Эта русскоязычная станция его не обижала. Если и критиковала, то по-джентльменски, как и полагается англичанам. Не то, что свои, которые так и норовят обгадить. Диктор Би-би-си излагал последние известия. Президент слушал в пол-уха, пока в его сознание не проникла фамилия – Кузнецов, владелец частного адвокатского бюро «Уханов и партнеры». Ну и пройдоха этот Перри-адвокат, даже в английскую радиостанцию пролез! Защищал, видишь ли, какого-то грека, ровно ему мало своих. Стал вслушиваться и понял, что защищал адвокат как раз своего, прикрывавшегося греческим паспортом. Киллером грек подрабатывал. Вот мразь, успевал валить мишени и дома, и за бугром. На хрена он нужен российскому правосудию? Пускай бы макаронники и разбирались с ним!..
Нет, рано расслабляться. Сегодня же надо накрутить хвоста военному и внутреннему министрам. И за Чечню, и за казнокрадство, и за этого грека-киллера...
2.
- Информация, Пилот, - сказал с порога Белый.
Он появился в бункере с непокрытой влажной головой и в черном кожаном плаще, на котором поблескивали капли влаги.
- Сначала разденься, - ответил командир.
Им обоим было плевать на непогоду. Они просто не обращали внимания ни на осадки, ни на холод, ни на одуряющую жару. Погода для них значила лишь одно: способствует она выполнению задачи или усложняет.
- Принято решение: президент уйдет досрочно. Исполнять его обязанности станет Стрелец.
- Ого! - Пилот не смог скрыть удивления.
– Кто надавил на деда?
- Дочь.
- Как Стрелец отреагировал?
- Первый указ его будет о неприкосновенности Президента и его семьи.
- Текст Указа уже есть?
- Есть. Но тут по нулям, Пилот. В прессе указ не будет опубликован.
- Человек из системы у руля, - проговорил Пилот.
- Система другая стала. Темная лошадь – этот Стрелец, - ответил Белый.
- Лошадь – не худший вариант. Может, сдвинет воз.
- Еще одна новость. Акинолос завтра будет в Москве. Его засунут в «Тишину». Оттуда он уйдет с одним из надзирателей. Туз хочет забрать его под себя.
- Ну и хрен с ним! Что с Люсьеной Гугиной?
- Модельный салон купили вместе с модельершами. Марафет там наводит. Дамочка, скажу тебе, любого старшину за пояс заткнет.
- А журнал?
- Наняла юриста. Тот пока бумагами занимается…
- Вот что, друг, - сказал Пилот, - восстанови-ка контакты с дятлами.
- Думаешь, понадобятся? – настороженно спросил Белый.
- Думаю…
Дятел – демократ. Рыночный «сирота»
1.
Из бывших серьезных информаторов Белого при деле оказался только один - Ребоксин. Остальных заманило и засосало, не оставив ориентирных вешек, рыночное болото. Ребоксин раньше ведал в республиканском совмине аптечными делами и попал в разработку, когда пустил налево партию импортного лекарства с названием «ребоксин». Отсюда и агентурная кличка. Бывший аптекарь не только остался на плаву, но и взобрался на довольно высокую кочку. Отвечал за материальное обеспечение демократов первой волны.
Белый отловил его на выставке художников – авангардистов, где он, пузатенький и низкорослый, по-хозяйски прохаживался под руку с яркой брюнеткой, заметно выше него ростом. Увидев Белого, он сменился с лица и мгновенно утратил вальяжность.
- Рад встрече, - протянул ему руку Белый, - Встречу обмыть полагается.
- С-само собой, - начал заикаться Ребоксин.
- Извините! – адресовался Белый к брюнетке. – Мы старые приятели. Не обидитесь, если я умыкну его у вас на часок?
Она холодно улыбнулась и, соглашаясь, кивнула.
Белый разлил коньяк по фужерам. Жестом пригласил дятла выпить. Тот сделал судорожный глоток, поставил фужер на стол. Собрался с духом и, запинаясь, предложил:
- Я готов заплатить значительную сумму, чтобы вы навсегда забыли обо мне.
- Что это тебя так встревожило, Ребоксин? Боишься, что кто-то узнает, что ты, перестройщик со стажем, занимался стукачеством? Вообще-то, демократам это сильно не понравится.
Перестройщик испуганно покосился на пустовавшие столики и признался:
- Боюсь.
- Напрасно. Кроме тебя и меня, никто ничего не знает. Картотеку я увел из канцелярии и спрятал в надежном месте.
Белый блефовал. Не было никакой картотеки. А о Ребоксине, как и о других дятлах, знал, кроме него, только Пилот.
- Расскажи, какая каша варится в вашей партии, кто кого подсиживает, кто с кем контачит, кого станете проталкивать в президенты.
- Я политическими делами не занимаюсь.
- Не прибедняйся, Ребоксин. Ты держишь партийный общак, значит, секретов от тебя нет. Ну?
Дятел поежился.
- Да ты не суетись. Выпей, чтобы дети грома не боялись.
- К-какие дети?
- Твои, у тебя же двое.
Ребоксин выцедил фужер до донышка.
- Теперь выкладывай! – приказал Белый.
- Наши на президентское кресло не замахиваются. Тут другие решают.
- Кто?
- Точно не знаю. Олигархи, одним словом. Мы опираемся на регионы. Шансы есть в Питере, в Нижнем и на Дальнем востоке.
- Кто оплачивает выборы?
- Банки, фонды, корпорации.
- Счета через тебя проходят?
- Через меня.
- Не тяни, чирикай.
- Пока обналичили только один счет.
- На какую сумму?
- Два миллиона зеленых.
- Откуда он поступил?
- Из государственного фонда.
- Ну-ка, ну-ка? Конкретнее.
- Его возглавляет один кавказец-меценат, тоже из демократов.
- Господин Заурбеков?
- Да.
- Наличность уже в Питере?
- Нет. Полтора миллиона повезет на днях депутатка Алина Георгиевна.
- А еще полмиллиона?
- На нужды центра.
- Не хило кормитесь. Какого числа депутатка повезет валюту?
- Еще не определились.
- Пока с тебя хватит. Когда понадобишься, найду.
Белый поднялся и покинул кафе.
Осталось навестить наседок - мелких информаторов на рынке.
2.
Тут ему не повезло. На рынке, где раньше торговали завербованные им мясник и галантерейщик, их места занимали совсем другие люди.
Белый неспешно выбирался из рыночного людского потока, когда услышал со стороны складского вагона надсадный крик:
- Суки! Я старший лейтенант!
Раздвинув толпу, он прошел к вагону. Ему хватило мгновенья, чтобы прояснить ситуацию: стандартная базарная разборка с поножовщиной. На испятнанном снегом и лужами асфальте сидел качок с жабьими глазами и зажимал грязными руками окровавленное брюхо. Возле него бестолково суетился худосочный волосатик. Рынок контролировали бригадиры Зураба, а эти двое – мелкие прихвостни – сборщики дани с торговцев.
У милицейского уазика два стража рыночного порядка, прапор и сержант, пытались скрутить молодого мужика в наручниках. Им помогал небритый кавказец. Скованный по рукам мужичок не давался, хотя его и сшибли с ног. Каким-то чудом он изловчился приподняться и, выбросив, словно пращу, ногу, завалил прапора. Шлепнувшись рядом с ним, оплёл ногами его голову и прохрипел:
- Я – морской пехотинец, суки!
На него навалилась базарная толпа, и морпех сник перед превосходящими силами противника. Его затолкали в «воронок». Туда же погрузились охающий прапор и сержант.
Может, и прошел бы мимо Белый в тот день, но слова «морской пехотинец» всколыхнули в груди подзабытые чувства корпоративной солидарности. Установить, куда отволокли морпеха базарные блюстители, было делом техники.
Он появился перед вислощеким капитаном, когда тот в компании прапора и сержанта в очередной раз принял на грудь и смачно заглотил кусок сала. Оглядел теплую троицу, достал из кармана одно из своих удостоверений с красными сафьяновыми корочками и российским гербом, сунул под нос капитану:
- ФСБ. Я подполковник Белов.
Капитан таращил на него мутные глаза и никак не мог врубиться в обстановку. Его парализовали гербовые корочки. Их владельцы всегда внушали ему ужас и мгновенное раскаяние за поборы с владельцев палаток и мелких торговцев. Он с трудом поднялся со стула, пробормотал: «Капитан Чапля».
- Ты зачем, дебил, арестовал нашего оперативника?
- Я… дык… ножик…
- Пальчики с холодного оружия распорядился снять?
Капитан, все еще продолжавший держать ладонь у виска, понял, что отсутствующий вещдок его погубит.
- Дык… это… пропал ножик…
- Я тебя самого удыкаю в Лефортовский каземат, как врага народа!
«Враг народа» добил капитана так, что он окончательно протрезвел, впал в панику и несколько раз конвульсивно дернулся.
- Что ты дергаешься, как ампутированная конечность?
- Смилуйтесь, товарищ…, - хотел обратиться по званию, но оно, как и фамилия страшного визитера, не оставило в голове следа. – Это… детки у меня…
- Быстро сюда арестанта!
- С-слушаюсь.
- Он, Лексеич, того… ослаб, - пробубнил прапор.
- Так вы что? – повысил голос Белый. - Били его?
- Н-никак н-нет, - трясущимися губами промямлил «враг народа». – Он… это… сам стукался.
- У входа стоит джип, - адресовался к прапору Белый, - две минуты сроку, чтоб ослабший был в машине! Не то сам сильно и на много лет ослабнешь, понял?
- Так точно! - тот отклячил задом дверь и шустро исчез.
- А у тебя, капитан, большие проблемы появились! – пригрозил Белый.
Морпех уже лежал на заднем сидении джипа. Прапор испуганно трясся у дверцы. Открыл рот, собираясь доложить страшному начальнику, но Белый ткнул его заученным приемом, и базарный служака грузно осел на слякотный тротуар.
Отъехав от опорного пункта милиции, Белый припарковал машину, распотрошил аптечку и занялся осмотром пострадавшего. Тот попытался сесть, но он велел ему лежать. Больших повреждений на теле не наблюдалось. В основном, синюшные ушибы и ссадины. Пара ребер, похоже, были сломаны. Нож, вероятно, прошел по касательной. Рану он обработал перекисью и залепил смоченным слюной порохом – самое надежное средство при таких ранениях. И повез морпеха в больничку на территории базы. Там и выспросил: где служил и как попал в Москву...
3.
- Много накопал? - спросил Пилот у Белого.
- Есть кое-что. Одна депутатка едет в Питер. Везет чемодан зелени тамошним демократам на выборы.
- Кто такая?
- Алина Георгиевна. По ящику любит мелькать.
- Известная личность, туды ее в медь! - качнул головой Пилот.
Он видел эту ораторшу на экране телевизора. Язык у дамочки был подвешен неплохо. При советской власти она вроде бы работала в горсовете. В перестройку ругала времена застоя, теперь осуждала нарушение прав человека.
- Выяснил, чья валюта? – спросил Пилот.
- Зурабовская.
Вот тебе и ораторша! Деньги-то от криминала!
- Что у тебя еще в заначке, Белый?
- Сироту на рынке подобрал, бывшего морпеха.
- Зачем он тебе?
- Дерется здорово. Троих братков уделал. Менты его заковали и бросили в кутузку. Пришлось их припугнуть.
- И как?
- Нормально. Увёл у них морпеха.
- Что он делал на рынке?
- Подрабатывал грузчиком. Нарвался на зурабовских отморозков. Один хотел вытянуть из его тележки две бутылки водки. Морпех не дал. Тот вытащил финку. В потасовке сам напоролся на нее брюхом.
- Понятно, морпех финку отобрал и воткнул ее в брюхо обидчику.
- Примерно так.
- Куда ты его поместил?
- В нашу больничку. Пригодится, как подлечится.
- Ты его документы видел?
- Нет пока. Верю ему на слово. Каретников Георгий Иванович, старший лейтенант запаса. Родни нет, детдомовец. Не женат, пригрелся у какой-то девицы.
- На твою ответственность, Белый. И еще. Черные обид не прощают. Нам разборки с ними ни к чему, с Тузом у них нейтралитет. Так что пусть сирота забудет свою фамилию. Подбери ему другую, с намеком на еврейскую.
- Фамилия Кацерик годится?
- Вроде бы так в Белоруссии называют воробьев. Но намек есть.
- Зверьковые баксы не должны уйти питерским уголовникам. Акинолоса оставь в покое, пусть мочит конкурентов Туза…
Побег
1.
Камера-стакан три на полтора. Откинутый от бетонной стены топчан. Вбетонированные в пол столик и табурет. И металлическая дверь с амбразурой и глазком для вертухая. Акинолос лежал на топчане, заложив руки за голову.
Заскрежетала заслонка. Он даже не повернул головы.
- Ужин! - подал голос вертухай. - Хлеб не глотай, а разломи.
Акинолос не ответил. Дождался, когда амбразура захлопнется, разломил хлебный ломоть и увидел патронную гильзу от мелкашки. Расковырял, достал крохотный бумажный рулончик. Раскатал его на два отдельных листочка. На первом была одна фраза: «Полностью доверься Сивому». «Сивый» – от фамилии Сивов – был тот самый вертухай, что принес ужин. Второй листок был сложен вчетверо. На нем был какой-то план. Разглядев его, Акинолос понял, что это не что иное, как схема внутренних переходов его нынешнего казенного дома. На ней были обозначены два поста и КПП, прогулочный дворик и лестница в административный корпус. Красным кружочком – его стакан-одиночка. Он растер обе бумажки в труху и бросил в миску с перловой баландой.
Автоматически, без аппетита и без отвращения, выхлебал баланду с бумажной трухой. И зарядился на долгое ожидание. Сивый с напарником дежурил через трое суток на четвертые.
Наступила его очередная смена. В полночь его физиономия нарисовалась в амбразуре.
- Слышь, Боец, - произнес он шепотом. – В следующую мою смену побрейся перед ужином. А перед моей вахтой заболей. Стонай, вой, доктора требуй…
Условная ночь подошла по графику. Ужин ему выставил напарник Сивого. Тот должен был сменить его на вахте в 20.00. Акинолос прилег. До семи вечера замер покойником, приказав себе не шевелиться. Затем стал постанывать. Сперва тихо, затем громче и громче. Надзиратель-напарник пару раз заглядывал в глазок, однако оставался глух и нем. Видно, дожидался конца вахты, чтобы все хлопоты свалились на сменщика. Около восьми Акинолос заорал:
- Врача! Врача, мать вашу..!
Амбразура приоткрылась, и усатый произнес со злобой:
- Заткнись, убивец!
- Врача давай! Сдыхаю...
В коридоре послышался топот кованых башмаков. Акинолос узнал по шагам Сивого и застонал с хрипением.
- Чего там? - спросил тот напарника.
- Врача, падла, требует.
Акинолос громко и протяжно охнул. И замолк.
- Хреново, - сказал Сивый. - Вдруг сдохнет – отвечать придется. Давай глянем на него. Только пушку приготовь, может, косит под дохлого.
Дважды лязгнули замки. В камеру шагнул Сивый, за ним – усатый.
- Чего это он глаза закатил?- растерянно проговорил напарник.
- Сдох, вроде. Раньше надо было подсуетиться, врача вызвать…
Усатик боязливо шагнул вперед. Наклонился, чтобы свободной рукой ухватить четырехпалую кисть заключенного. В этот момент Сивый с размаху опустил ему на затылок пистолетную рукоять.
Акинолос вскочил с топчана. Коротким взмахом перешиб вертухаю ребром ладони шейные позвонки. Требовательно взглянул на Сивого.
- Скидай с него форму и бери пропуск. Его – на свое место. И вот это... велели передать тебе. - Достал из кармана целлофановый пакет, положил на столик. – Переодевайся. Я на стреме в коридоре.
Разоблакав ветрухая, Акинолос свалил его на топчан, прикрыв с головой вытертым одеялом. Поднял упавший на пол пистолет вертухая. Облачился в форму надзирателя и опоясался ремнем с кобурой.
В пакете, оставленном Сивым, оказались финка-выкидушка, моток скотча, десять тысяч сотенными купюрами в рублях и гримерный набор, даже с зеркальцем. Усы из пакета были копией усов незадачливого надзирателя, занявшего топчан обитателя камеры. Акинолос выдавил из клеевого тюбика червячка, размазал его на кожице усов, приладил перед зеркальцем на верхнюю губу. Сунул за щеки прокладки, чтобы лицо было полнее. Копией вертухая, понятно, не стал, но в темноте, надеялся, сойдет. Стукнул в дверь. Сивый отпер замки.
- Теперь запоминай, боец. Дорогу до выхода в прогулочный дворик знаешь. От него сразу направо и по коридору. Там пост. Дубаки привыкли, что мы по ночам за водкой для зэков ходим. Ждут свою халявную поллитру. Затору не будет.
- Схему переходов знаю, - прервал его Акинолос.
- Говорю, что велено. Шагай дале в первый поворот налево. В торце другой пост. Тоже вид имеют на поллитру... И плац. Наискосок - КПП. Там конвойщики, их за поллитру не купишь, пропуск кажи. Тут уж все зависит от случая и от тебя самого. Направо за углом – жигуль-копейка. В машине – гражданская одёжа и документы. Гони до Ленинградки. У первой заправки пересядешь в «Оку» синего цвета. Стоит справа под фонарем. Бросишь ее перед ГАИ, у Кольцевой. Через нее – пехом. И опять на Ленинградку. Там тебя подберут.
«Дорога на ферму», - подумал Акинолос.
- Вали, - сказал Сивый, когда они вынырнули из камеры.
- А ты?
- Вдвоем подозрительно. Я выйду в конце смены.
Акинолос уверенно миновал первый пост. Куривший у выхода дубак даже поднял в приветствии руку. На втором посту охраны вообще не было. Вход и выход стерегла запертая решетка. В окно Акинолос увидел, что охранник, сидя за столом, уронил голову на локти и дрых. Он побарабанил по стеклу пальцами. Охранник поднял голову, проморгался. Протянул руку. Запор щелкнул, высвобождая решетку.
КПП светился огнями. Акинолос пересек плац. Шагнул в проходную.
У железной двери стоял солдат-мальчишка с автоматом за спиной. Взяв в руки пропуск, он с продолжительным вниманием стал изучать фотографию. Затем взглянул на Акинолоса. Снова – на фотографию. Оторвав от нее взгляд, спросил:
- Опять за водкой?
Акинолос согласно кивнул.
- Ну, бардак! - сказал в сердцах солдатик.
Но выпускать водочного гонца не спешил. Всего скорее, мысленно костерил режимщика, которому зэки ежемесячно отстегивали тысячу гринов за возможность выпить и нормально закусить. Нехотя, вернул пропуск и дал отмашку. Железная дверь поползла в сторону. И уже ступил на крыльцо, когда вдруг услышал:
- Эй! Вернись!
Оглянулся. Солдатик, срывая с плеча автомат, двигался за ним.
- Ну, что еще? - спокойно спросил Акинолос.
- Руки вверх! - выкрикнул тот.
Это были его последние слова. Пуля, выпущенная Акинолосом из трофейного «ТТ», попала ему в переносицу. А сам он метнулся вправо. И вовремя. Вслед ему хлестнула с вышки автоматная очередь. И тут же завыла тревожная сирена.
Услышав сигнал тревоги, Сивый бросился к выходу. По плацу от караульного помещения бежали солдаты. Ворота КПП были распахнуты. К ним подкатили три уазика. Оперативный дежурный с матюгами рассаживал в них тревожные группы.
- Что случилось? - спросил Сивый. – Побег?
- Какого хрена тебе здесь надо? - заорал капитан. - Почему покинул корпус? Марш на вахту!
Для Сивого дело сильно запахло керосином. Возвращаться ему было никак нельзя. Труп напарника вот-вот обнаружат. От него Сивому не отвертеться. Начнут копать. Накопают еще один труп, по документам которого он и устроился в эту крытку. Выяснят по пальчикам, что он в бегах. Всплывет старое дело, он шел по нему паровозом и получил срок на полную катушку.
Уазики между тем покинули территорию. Ворота еще оставались открытыми, готовые выпустить подкативший ГАЗ-66 с солдатами. Капитан как раз что-то втолковывал сидевшему в кабине пожилому прапору... Другого такого шанса могло и не подвернуться.
Сивый сделал несколько шагов к воротам. В этот самый момент оперативный дежурный обернулся.
- Куда, сучий потрох? Назад!
Его крик подстегнул Сивого. Тяжелыми скачками он достиг ворот, сшиб часового. Выскочил в улицу. Вот она, воля, рядышком!.. И тут его настигли сразу несколько автоматных очередей. Прошили спину. Он свалился на асфальт, так и не поняв, что уже умер.
Акинолос не сомневался, что уйдет от погони. Инструкция, которую озвучил ему вертухай, теперь не годилась. Наверняка, уже объявлена операция «перехват», и ехать к заправке, где его ждет «Ока», было бы верхом глупости. Завернув на жигулях в плохо освещенный проулок, Акинолос нашел дом с аркой и темным двором. Въехал туда, припарковался подле стоявших впритык темных гаражей-ракушек.
В бардачке обнаружил права и паспорт на имя Сапожкова Ивана Мартыновича. На фотографии он был без усов и в очках. И все же Акинолос не стал сдирать свои бутафорские усы и выплевывать защечные прокладки. Неровен час, разослали ориентировку... Комплект одежды аккуратно лежал на заднем сидении. Все пришлось впору: джинсовый костюм, серый плащ с утепленной подкладкой и серый берет. Оставив жигуль-копейку на разграбление дворовым пацанам, Акинолос вышел на магистральную улицу.
Частника-волгаря поймал тотчас.
- В Шереметьево по-быстрому – как? - спросил.
- Зеленых стольник. Время ночное.
- По курсу годится?
- Садись... Бабки сразу.
- Нет вопросов.
Акинолос отсчитал тридцать бумажек. Вручил их ночному стригалю. Тот дал по газам и помчался в Шереметьево.
Не доезжая Кольцевой, Акинолос тронул за плечо водителя:
- Тормозни, друг. Отлить хочу – спасу нет. Вон там, где не так светло.
Тот сбавил ход, остановил машину под не горевшим фонарем.
- Дуй под колесо, - посоветовал.
- Спасибо, - ответил Акинолос. И ткнул стригаля пальцем пониже кадыка. Тот замер с выпученными глазами и обмяк...
Его отключки хватило на то, чтобы перетащить бесчувственное тело на место пассажира, самому сесть за баранку и отогнать «Волгу» к темной стене какого-то склада. Только там шофер пришел в себя. Повел вокруг замутненным взглядом, увидел у распахнутой дверцы клиента с пистолетом в руке и всхлипнул:
- Не надо! Не надо, прошу! У меня два сына-школьника. Возьми все деньги!
- Тихо! - приказал Акинолос. – Не будешь рыпаться – увидишь своих сыновей. Выходи.
Стригаль поспешно вылез. Зубы его начали выстукивать дробь.
- Не дергайся. Руки назад и повернись спиной.
Скотч все же пригодился. Акинолос спеленал им кисти рук невезучего бомбиста. Наглухо заклеил ему скотчем рот.
- Полезай на заднее сидение. Живо!
Тот покорно нырнул головой вперед.
- Ложись и вытяни ноги. Закинь одна на другую.
Акинолос забинтовал ему скотчем ступни.
- Деньги я тебе заплатил. Хватит на молоко сыночкам. Лежи смирно. До четырех утра я буду рядом с тобой... Потом повезем в Лыткарино товар…
« По-хорошему-то, конечно, не надо было оставлять свидетеля. Ну да хрен с ним, пускай живет. Сегодня я добрый», – подумал Акинолос.
Захлопнул дверцу и растворился в темноте.
О побеге Акинолоса Пилот узнал из радиообмена милицейской волны. Ее пасли круглосуточно.
- Мудаки, туды их в медь! - выругался он в адрес организаторов побега. – Троих угробили!
- Солдатика жалко, - поддержал его Белый.
- Как считаешь, где его спрятали? - спросил Пилот.
- Либо в Лихославле у косоглазого, либо на ферме. Возьмем Черепа на прослушку и уточни.
- Как ты мыслишь провернуть акцию с валютой Зураба?
- Сам поеду.
- В помощники кого?
- Братков Туза привлекать нельзя. Морпех долечивается. Может, Рыбака у Люсьены забрать?
- Рано. Вот что, друг. Дам тебе в помощь двух классных наружников. Служил с ними до нашей «семерки». Теперь оба пенсионеры. Позвоню им, чтобы вылетали. Да и ты телефончики запиши.
Пилот встал из-за стола. Достал из вмурованного в стену сейфа алфавитную книгу. В ней не было ни фамилий, ни названий городов – только псевдонимы и цифры.
- Записывай, Белый. Харьков - Иван Павлович, номер телефона... Самара, Виталий Львович, номер...
2.
Ферма располагалась на территории бывшего пионерлагеря и занимала полуостров, отделяющий Москву-реку от старицы. Череп приобрел территорию у обнищавшего совхоза чуть ли не задарма. Строители отгородили полуостров железным забором. Снесли летние ребячьи домики, возвели двухэтажный кирпичный дом с бетонным подвалом, гараж и маленькую баньку.
Туз тут бывал редко и не задерживался. Это была база Черепа. Местным «гарнизоном» рулил Бугай, и в самом деле напоминавший внешне племенного быка.
Сюда отправляли на отдых братков после разборок с пальбой и тех, кого надо было спрятать от любопытных глаз. Спрятали здесь и Акинолоса.
Он чувствовал себя на ферме узником. Без замков и решеток, но все равно будто в заключении. Даже психовал, но внешне этого не выказывал.
Дождь-мукосей сменялся тихим снегом. Лужи не просыхали. Акинолос вынужден был носить резиновые сапоги, которые терпеть не мог. Единственным развлечением был спортзал. А ему хотелось женщину. Но кроме расплывшейся поварихи, матери двух братков-уголовников да неряшливой бабенки, никого из прекрасной половины человечества не было.
Бабенка явно приблудилась со стороны. Когда Бугай дрых в причальной будке, она ходила по полуострову и бубнила блатные припевки:
«Оп-па, Зоя!
Кому дала ты стоя?..»
Акинолос потребовал у Бугая, чтобы тот привез ему приличную телку. Тот сперва пообещал, потом пошел на попятную: нельзя, мол, тебе светиться, вот приедет Череп, тогда...
Череп с тремя телохранителями явился на ферму без предупреждения. Рассвирепел, не обнаружив у ворот охранника. Один из телохранителей перелез через забор, отодвинул засов калитки... Безлюдье нарушила выплывшая им навстречу поддавшая приблудная душа.
- Какие кавалеры! - всплеснула руками душа.
- Выбросить за ограду! - распорядился Череп.
Когда тот появился в комнате, Акинолос лежал на диване. Нехотя сел.
- Телку привезли? - спросил.
- Сейчас не до телок, - строго ответил Череп. – Есть заказ. Может, за столом обговорим?
- Я отобедал. Водку не пью. Давайте заказ.
- У одной дамы, которая в пятницу едет в Питер, надо отобрать саквояж с документами. Или чемоданчик. То, что будет у нее в руках. Ее будет сопровождать охрана. На вокзале встретит питерский помощник.
- Кто она?
- Депутатша.
Акинолос прикрыл глаза, ровно бы решая, стоит ли связываться с законодательной властью.
- В понедельник ее багаж должен быть у меня, - сказал Череп.
- Сколько?
- Тридцать.
Акинолос отрицательно качнул головой.
– Сколько бы ты хотел?
- Сто.
- Пятьдесят.
- За депутатшу. Плюс два охранника, не считая помощника.
- Хорошо, девяносто.
Акинолос недовольно дернул уголком рта. Но кивнул, соглашаясь. Череп открыл кейс. Вытащил тоненькую папку.
- Вот ее московский адрес и фото.
Увидев мелькавшую на телевизионных экранах личность, Акинолос укоряюще произнес:
- Однако, - это прозвучало, как «такой клиент стоит много дороже».
Череп протянул еще одно фото.
- Ее питерский помощник.
- Его адрес, телефон? - спросил Акинолос.
- Телефон записан на снимке с обратной стороны. Адрес легко выяснить по номеру телефона. Это все, что мы имеем. Что вам требуется для проведения акции?
- Не паленые «Макаров» и «Берета». Косметический кофр.
- Привезут завтра. Что еще?
- Половинный задаток.
Череп выложил из кейса на стол четыре пачки по десять тысяч зеленых.
- Все, что при мне, - сказал. – Остальное получите после проведения акции.
Череп уехал, дав на прощание разгон протрезвевшим от оплеух охранникам.
Акинолос достал из холодильника боржоми, налил в бокал. Стал отпивать, как отщипывать. Заказ показался ему, по меньшей мере, странным. Туз жил по понятиям и никогда не лез в политику. А тут – нате вам! - заказал видную демократку, да еще и депутатшу. Что же такое она везет в саквояже? Секретные партийные бумаги Тузу до лампочки. Может, валюту? Без черного нала ни одни выборы не обходятся. Если деньги, то сумма должна быть приличной. Хорошо, если бы дамочка повезла валюту. Изъять и исчезнуть. От Туза, от Пилота, от Черепа, вообще из страны. Капитала пока кот наплакал. Двести тысяч за Луиджи и двадцать за палестинского террориста лежат в швейцарском банке. Сорок налом – на столе. На эти бабки можно существовать, а не жить. Есть, правда, у него в заначке еще около трехсот тысяч. Но до них сейчас не дотянуться. Тайник в городской квартире, где его пасут менты. Содержимое саквояжа легко выяснить на месте. Два паспорта, с греческой и финской визами, – тут, на ферме. Из Питера можно на паром, и в Суоми…
Был полдень. Пилот находился не в бункере, куда поступала собранная с бору по сосенке информация, а в своей служебной двухкомнатной квартире, в бывшей казарме зенитчиков. Он ждал своих наставников и сослуживцев. Филин помогал ему, когда он ходил в лейтенантах. Лис был его наставником по наружному наблюдению еще в бурсе. Перестройщики обвинили его в том, что он следил за диссидентами. Лис оказался крайним в той мясорубке, хотя был самым мелким винтиком огромного, настроенного против инакомыслия механизма. Ничего не решал, никого не арестовывал. Но наружником был от Бога... Выкинули, как стоптанный башмак, из органов, и хорошо, хоть пенсии не лишили. Оказавшись не у дел, Лис затосковал. И как-то неожиданно и быстро обменял свою столичную квартиру на родной Харьков, не предполагая, что скоро окажется в другой стране...
Зуммер известил, что на связи пост охраны подъезда. Пилот щелкнул тумблером. Голос, усиленный динамиком громкоговорящей связи, произнес:
- К вам двое посетителей. С ними Белый.
Пилот подошел к двери. Нажал кнопку, отключающую электромагнитный запор. Распахнул дверь. Гости уже были на лестничной площадке. Белый пропустил вперед себя двух бравых старичков – Лиса и Филина. Первый – сухонький, низенький, с седыми волосенками. Второй – высокий, сутулый, с вытянутым лицом и неряшливой шевелюрой серого цвета.
- Юрий! - радостно воскликнул сухонький, семеня навстречу Пилоту. – Как я рад тебя видеть! Не забыл старую гвардию!
- Здравствуй, Иван Павлович, Лис ты наш дорогой. Здравствуй, Виталий Львович...
- Он же Филин, - договорил Сутулый.
- Вспомнили, и закрыли, - засмеялся Пилот. – С именами покончили, только псевдонимы... А теперь – к столу.
Как и положено, встречу обмыли. После второй Пилот изложил задание. Третью - за тех, кого нет.
Старички вопросов не задавали. Чувствовалась старая школа.
- Вчера объект звонила в Ленинград, - Пилот намеренно назвал северную столицу прежним именем: привычнее и приятнее для старческих ушей. – Говорила с мужчиной, которого зовут Ленчик. Его телефонный номер зафиксирован. Лис – в распоряжении Белого. Выезжаете сегодня вечером. Пасете помощника. Филин работает с объектом здесь. Информирует Белого о выезде и провожает до дверей питерской квартиры.
- Прогулка, а не работа, - не удержался Лис. – Не то, что в старые времена...
3.
До вечернего развода проституток было еще далеко, но они уже находились на стометровке. Здесь были их рабочие места. Несмотря на липкий снег, Невский был полон народу. Посетителей зазывали неоновые вывески баров и казино.
К стометровке подрулило такси. Из него вышел высокий человек в распахнутом голубовато-стальном плаще, открывавшем спортивного покроя костюм. Мамка наметанным глазом определила его как клиента, выплыла в норковой шубе из припаркованной иномарки, облокотилась о капот. Клиент направился прямо к ней. В нем с трудом можно было признать Акинолоса, так изменили его лицо аккуратные темные усики, специальные подкладки под щеки и парик под Кобзона.
- Мне нужен товар экстра-класса.
- У меня все девочки классные.
Мамка щелкнула пальцами. Из иномарки повыскакивали девицы. Выстроились, как на строевом смотре. Распахнули плащи, шубки и пальто, демонстрируя коленки и торчащие груди. Фигуристые и длинноногие, будто высиженные в одном гнезде. Для себя он бы взял любую, женского в них было с избытком. Девка нужна была для клиента.
Акинолос недовольно покачал головой.
- У меня еще есть трое. На иностранных языках могут. Но такса на них в два раза выше, - сказала мамка.
- Давайте.
Она снова щелкнула пальцами. Еще три дивы предстали на смотрины. С левого фланга стояла девица, похожая на Софию Ротару в молодости. В меру намакияженная и в меру ухоженная. Запахнувшись в легкое манто, она с вызовом глядела на Акинолоса.
- Как тебя зовут? - подошел он к ней.
- Графиня Задунайская.
- Беру графиню.
- Хата ваша или наша? - спросила мамка.
- Отель «Балтика», – ответил Акинолос, хотя еще на вокзале снял на неделю однокомнатную квартиру.
Он расплатился баксами, и мамка зауважала его еще больше.
- Авто не требуется? Могу за отдельную плату предложить автолайн.
- А что-нибудь скоростное?
Мамка подняла вверх руку с платочком. Через минуту нарисовался сутенер.
- Джентльмену требуется скоростное авто.
- Куда? - спросил тот деловито.
- По городу, - ответил Акинолос.
- Двести зеленью в сутки. Бензин за ваш счет.
- Какая марка?
- Ауди девяносто восьмого года.
- Годится.
Ауди подкатила сразу же. За рулем сидел парень с косичкой. Графиня первой забралась на заднее сиденье, оставив дверцу открытой.
Акинолос проигнорировал приглашение и сел рядом с водителем.
- В приличное кафе, где мою спутницу не знают.
- Давай, Валер, в «Три толстяка», - подсказала Графиня.
В кафе она держала себя аристократкой. А может быть, и в самом деле, сказывалась порода?.. Небрежно сбросила на руки Акинолосу манто. Оглядела свысока публику. Не торопясь, проследовала к столику, предложенному мэтром. Произнесла с неожиданным финским акцентом склонившемуся официанту:
- Что-нибудь из овощей. На ваше усмотрение. И подходящее вино.
- Вот что, графиня, - сказал Акинолос. – Трахать тебя я не стану. Но готов заплатить тебе персонально столько же, сколько мамке.
- Какие услуги от меня потребуются?
- Слушаться меня и делать все, что скажу.
- Любопытно, - произнесла она безо всякого любопытства. – Надеюсь, я не должна буду шпионить и лезть в форточку в чужую квартиру?
- Кишка тонка для этого, графиня. Надо обворожить одного лоха. Прикинься иностранкой, у тебя шикарный скандинавский акцент.
- Зачем вам это нужно?
- Не твое дело.
- Понятно. Заплатили – можете хамить. Как я к вам должна обращаться? Меня зовут Дана.
- Называй Лёней. Лох – тоже Лёня. Только, смотри, по карманам у него не шарь.
- Вы довольно мерзкий тип.
- Вашу встречу я страхую. Узнай о нем как можно больше. Чем раньше управишься, тем раньше расчет.
Она пытливо уставилась в его лицо. Отхлебнула из бокала вино. Снова уставилась.
- Между прочим, трезвенник, вам чужие усы не идут. И без парика вы будете выглядеть симпатичнее.
Акинолос даже оторопел слегка. Он явно недооценил эту шикарную потаскуху. Может, она работает на Контору?.. Раньше ее бы обязательно срисовали, а сейчас вряд ли. Контора все больше стала походить на ментовку... Он сосредоточился и взглянул на нее своим отработанным холодно-металлическим взглядом.
- У тебя глаза убийцы, - перешла она на «ты» – Я это уже проходила, пугать бессмысленно. Мне нужны деньги, чтобы начать новую жизнь. Помножь сумму на два, и я твоя послушная овечка.
- Согласен.
- Половину вперед.
- Получишь в машине.
- А усы все-таки сдери, Леня. Подведут они тебя под белый монастырь.
Слово «белый» резануло слух Акинолоса: Белая дача, зам у Пилота Белый...
- Где я буду сегодня ночевать? - спросила она.
- Не со мной. Допивай, доедай и на выход...
После кафе Валера с косичкой подвез их к междугороднему переговорному пункту. В кабину телефона-автомата Акинолос взял с собой Графиню. Городской номер франта-помощничка он набрал через код 912, чтобы имитировать междугородний звонок. Хотел узнать, дома ли клиент.
- Але! - отозвался тот. – Не слышу. – Але! - закричал. – Алина, ты? Але!.. Если ты меня слышишь, докладываю. Встречу на вокзале, как договаривались. Через сорок минут еду в штаб партии. Люблю, целую. Жду скорой встречи…
Лёня-помощничек вышел из дома не через сорок минут, а через полтора часа. Не обращая внимания на припаркованную поблизости «Ауди», влез в стоявшую у подъезда «Тойоту». Неспешно вырулил на проспект.
- За ним! - скомандовал Акинолос Валере с косичкой.
Однако Помощник припарковал свою тачку не у штаба партии, а у Дома актера. Туда и прошествовал.
- Твой выход на сцену, Графиня, - сказал Акинолос. – Задержи его там.
- Как скажешь.
У входа она дождалась, когда швейцар распахнет перед ней дверь. Акинолос выждал некоторое время. И тоже зашел внутрь. Обнаружил обоих в артистическом кафе. Помощник кочетом топтался возле Графини. Заглядывал в глаза, кудахтал с умильным выражением. Она разрешающе кивнула. Он сел на стул рядом, подозвал официанта. «Без осечки», - подумал Акинолос. Вышел из актерского дома и уселся в Ауди.
- Куда? - спросил Валера с косичкой.
- Туда, откуда приехали...
Кодовый замок на двери подъезда, где жил Помощник, был сломан. Акинолос взбежал по ступенькам на третий этаж. Английский замок был старого образца. Однако ему понадобились почти три минуты чтобы его открыть. Он не любил замки и запоры.
Двухкомнатная квартира имела холостяцкий вид. На кухне – пустые бутылки из-под дамских напитков. В комнате – компьютер, принтер и разбросанные на диване партийные агитки. В спальне - запах женских духов, порнокассеты на телевизоре и широкая тахта с большим зеркалом напротив.
Зеркало было в раме с множеством завитушек. Это облегчало задачу. Акинолос слегка отодвинул его, укрепил на тыльной стороне камеру с пуговичным объективом, выглядывавшим в завитушечное отверстие. Тахта точно попадала в кадр... Теперь жучки. В спальню, на кухню и в телефон... Вся работа заняла примерно полчаса. Он покинул квартиру и возвратился в Дом актера.
Кафе уже гудело от пьяных голосов и громкой музыки. Вблизи оркестра топтались несколько пар. Среди них были и Графиня с Помощничком. Акинолос протолкался к бару, заказал кофе. Графиня заметила его. Вернувшись после топтания на танцплощадке за столик, что-то сказала новоиспеченному кавалеру, взяла со стола сумочку и направилась в дамскую комнату. Акинолос вышел следом. Она ждала в вестибюле.
- Поедешь к нему на хату. Когда разнагишаетесь, подойди к зеркалу. С обратной стороны к торцу рамы приклеена скотчем кнопка. Нажмешь ее. Мочаль клиента по высшему классу. Свет не выключайте. Встречаемся в «Трех толстяках» завтра в десять…
Лис сидел напротив дома на скамейке, держа двумя руками суковатую клюку. Ни дать, ни взять, забытый всеми нищий пенсионер. Он и на самом деле был нищим, хотя его майорская пенсия превышала в два раза пенсии других стариков. Но у него был непрактичный сын, дочь-учительница и двое внуков. Их надо было подкармливать. Деньги Пилота стали манной небесной. За три дня непыльной работенки тот откроил наружником больше, чем пенсия за два года.
Лис видел, как в подъезд вошел высокий мужчина в голубовато-стальном плаще. Через двадцать девять минут вышел, уселся в Ауди и отбыл. Лис бы не обратил на него внимания, мало ли людей шастают в подъезд и обратно. Но машину он заприметил еще полтора часа назад. Она стояла на той стороне улицы и, как ему показалось, совсем не случайно двинулась вслед за объектом наблюдения. Он засек водилу с волосами, как у женщины, и на заднем сидении девицу-красавицу.
Бывший гэбист пошлепал, опираясь на клюку, к телефонной будке. Снял трубку, сделал вид, что набирает номер. Достал врученный ему Белым мобильник. Нажал кнопочку.
- Докладываю...
- Как выглядел высокий человек в плаще? - спросил Белый.
- Военно-спортивная выправка. Тонкий нос, крутой подбородок, уши слегка сплюснуты, усики. Особых примет нет.
- На руки обратили внимание?
- Он держал их в карманах.
- На связь выходите по необходимости. Завтра в вашем распоряжении будет автомобиль. Сменю вас в ноль часов.
Снег прекратился. Над подъездом горел фонарь. Белому, занявшему пост на лестничной площадке в доме напротив, хорошо были видны и подъезд, и проезжая часть улицы. По информации Лиса, помощника депутата Вялова пас высокий человек. По описанию – Акинолос.
Около часа ночи к дому подкатила Тойота. Вялов выкарабкался из нее с шикарной девицей. Она для виду повыкобенивалась, прежде чем принять приглашение кавалера. Потом махнула рукой – где наша не пропадала! - уцепила его под локоть.
На третьем этаже зажглись три окна и на занавесках замелькали тени. Затем в двух окнах свет погас. Горел только в комнате с розовыми занавесями.
В этот момент к дому тихим ходом подползла Ауди и замерла подле криво припаркованной пустой тойоты. Белому была видна лишь крыша автомобиля. Он спустился вниз. Отжал защелку замка, открыл дверь. Ауди стояла в тени, пассажиров не было видно. Скрытый безлистым кустарником и темнотой, он двинулся вдоль стены. Почти тотчас же заурчал движок. Ауди разворачивалась. Пассажир оказался напротив Белого. На мгновенье его голову осветил уличный фонарь. И Белый признал Акинолоса…
Улица уснула. Розово светилось лишь одно окно, за которым, открыв рот, храпел утомленный помощник депутата. Графиня Дана, она же Лизка из Петрозаводска, сидела в кресле. Заказной клиент Ленчик отметился на ней лишь раз. Обессилел спьяну, и это ее устроило. Она думала о том, что ей вчера подфартило. Клиенты попались без садистских отклонений. Оплата с хорошей присыпкой. Семьсот – задаток от съемщика с отмороженными глазами. Если не кинет – не должен вроде бы кинуть! - отсчитает еще столько же. Пятьсот, ее долю, отслюнит мамка. Да и этот сопляк сунул ей царственным жестом тысячу деревянными...
«Сопляк» проснулся с тяжестью в голове. Ощупал тахту.
- Дана! - позвал умирающим голосом.
Она появилась из кухни, свежая, как цветок на клумбе. Подала ему чашку с дымящимся кофе. Он жадно глотнул. Обжегся, поставил чашку на стул. Протянул Графине-Лизке руку.
- Не-ет! - погрозила она пальцем. – Ты вчера истерзал меня до потери пульса.
Он самодовольно улыбнулся.
- Подождем ночи, ладно? - проворковала она.
- Не получится, Дана. Выспаться должен. Утром огурчиком должен встретить на Московском вокзале своего шефа.
- Шефа! - произнесла капризно. – Сегодня ночью ты с другой будешь.
- Клянусь, один. Через двое суток шеф опять свалит в Москву, и я весь твой. Ты когда в Хельсинки?
- Через неделю.
- О-о! Я еще потерзаю тебя! Как освобожусь, заявлюсь к тебе в «Балтику».
- А до вечера, надеюсь, по плану?
Он не смог скрыть недоумения. Ни о каких планах не помнил. Видно, наобещал чего-то спьяну. Она пришла ему на помощь:
- Мы же решили позавтракать в десять в кафе «Три толстяка»?
- Какой разговор! - успокоено воскликнул Ленчик. – Конечно, помню…
- Они уехали на Тойоте, Белый, - доложил дежуривший Лис.
- Сейчас буду. Со мной в контакт не входите. Если появится Ауди или объект, дадите знать.
Как и вчера, Лис устроился на скамейке. Взошло тусклое солнце, но все равно было зябко. Он натянул на голову капюшон видавшей виды и великоватой для него куртки. Сидел, опустив голову на ладони, державшие клюку.
Белый появился, как материализовался из воздуха. Лис скользнул по нему равнодушными глазами, проводил взглядом, пока тот не скрылся в подъезде.
Оказавшись в квартире, Белый без труда отыскал миниатюрную кинокамеру и три жучка. Такими штучками пользовалась Контора. Но работа была топорной. Акинолос был боевиком, но никак не технарем. Выходит, Туз решил прикарманить выборные деньги из общака конкурирующей группировки и послал бойца на мокрое дело... Но вряд ли, господа уголовники, вам удастся заполучить бабки! Они пригодятся и нам с Пилотом. Значит, у нас и окажутся... Отлежатся у вдовы-банкирши на даче, и можно пускать в дело. В какое дело, Пилот придумает.
Белый покинул квартиру тихо и незаметно. Лис все так же сидел на скамейке.
Акинолос честно расплатился с «графиней». Оставив ее в «Трех толстяках» в обществе Помощничка, он подъехал к его дому и отпустил Ауди. На скамейке у подъезда сидел вчерашний дед. Не понравилось это Акинолосу. Вчера сидел, как часовой на посту, сегодня.
Проникнув в квартиру, он проверил камеру. Пенка была смотана вся. Оставил ее за зеркалом. Жучки снял. Информация с них была уже на диктофонной ленте. Уселся в кресло подле телевизора и стал ждать хозяина.
Ждать пришлось недолго. Ключ дважды заскрежетал в замке. Он не шевельнулся. Помощничек, напевая, заглянул на кухню. Щелкнула дверца холодильника. С банкой пива открыл дверь в спальню. И остолбенел. Банка глухо звякнула об пол.
- Вы... кто? - еле выговорил хозяин.
- Доброжелатель. Садись же, черт возьми!
Помощник стал похож на муху перед пауком. Короткими медленными шажками прошел в комнату. И опустился на краешек стула.
- Надеюсь, Вялов, ты не хочешь, чтобы тебя, как клопа, размазали по стенке?
- Не понимаю, о чем вы говорите.
- К тебе из Москвы приезжает знаменитая дама, а ты приводишь домой проститутку. Вдруг она узнает об этом?
- Я... Как вы…
Акинолос достал диктофон, нажал кнопку пуска. Съежившийся Помощничек услышал свой голос:
- Губками, губками, Богиня...
- Ну? - спросил Акинолос.
Тот лишь таращил круглые глаза.
- Что скажут в партии, когда московская пресса обнародует твою связь с Алиной? Да еще напечатает картинки, где ты упражняешься с проституткой?
- К-какие картинки? - испуганно прошелестел он.
Акинолос подошел к трюмо, легко отодвинул его от стены. Отлепил от рамы миниатюрную кинокамеру.
- Здесь кино, дурак, - сказал. – Во всех позах.
- Вы... из милиции? - выдавил из себя Помощничек. – Я ничего не знаю. Я только с Алиной... К порту отношения не имею.
- Когда, каким поездом, в каком вагоне приезжает твоя старушка?
- В субботу утром, - он торопливо назвал номер поезда и вагона.
- Что она везет?
- Инструкции избирательному штабу.
- Если еще раз соврешь, поджарю яйца. Что у нее в саквояже?
- Она сказала, инструкции и листовки. Клянусь, так и сказала.
Похоже, франтоватый трус не врал.
- Кто, кроме тебя, будет ее встречать?
- Люди Руслана.
Акинолос понятия не имел, кто такой Руслан.
- Ночевать с ней будешь?
- С ней.
- Адрес?
- Это конспиративная квартира политсовета партии. Если ее раскрою, меня приговорят.
- Я тебя, мешок с говном, сам сейчас приговорю.
Акинолос встал. Подошел к Помощничку. Тот втянул голову в плечи, ужался на стуле. Затравленно и безмолвно глядел, как ужасный визитер вытащил из кармана широкую ленту скотча. Одним движением запрокинул безвольный подбородок Помощничка и перекрестил скотчем рот. Глаза жертвы обезумели. А когда Акинолос слегка вывернул кисть, дико завращал глазами и замотал головой, хотя боль должна быть вполне терпимой. Отодрал скотч.
- Говори!
- Скажу, все скажу, - забормотал Помощничек и закашлялся.
- Ну? – подстегнул его Акинолос.
- Генерального в порту застрелили по заказу Руслана.
- Дальше?
- Ему московский Зураб велел. Они хотят посадить на порт своего человека.
- Об этом потом. Где квартира депутатки? Адрес?
- Улица Косцюшко, - ответил тот чуть ли не шепотом. – Дом номер... квартира...
- Ключи от квартиры у тебя есть?
- Нет. Алина не доверяет.
- Квартира под присмотром?
- Не знаю. Она там живет, когда приезжает. И я с ней.
- Сигнализация? Охрана?
- На сигнализации. Когда входим, я звоню в охрану. Называю пароль и свою фамилию.
- Телефон?
Помощничек наморщил лоб. Вспомнил. Назвал.
- Пароль?
- «Петергоф».
Страх в его глазах усиливался.
- Не менжуйся, Вялов. Расслабься.
- Слушаюсь, - пролепетал тот. А сам как сидел на стуле в пол-ягодицы, так и застыл.
- Кофе есть?
Вялов молча кивнул, не в силах понять смысл вопроса.
- Дай сюда ключи от твоей квартиры и мобильник. Иди на кухню. Дверь не закрывай. Сделай два крепких кофе. Посидим, покалякаем.
- Чего?
- Побеседуем.
- Слушаюсь.
Он загремел на кухне посудой. Затих. Снова зазвякала посуда. Притащил две чашки кофе. Поставил на журнальный столик. К своей чашке не притронулся. Терпеливо ждал, о чем с ним желает беседовать этот наводящий ужас незнакомец.
- В таможне у вас есть свои люди?
- У Руслана есть. В порту.
- Знаешь, кто?
- Нет.
- А у погранцов?
- В порту не знаю. Автомобильное окно есть к финнам.
- Откуда тебе известно?
- Когда Профессора хотели арестовать, он ушел через окно. Провожала его жена и Алина. Я с ними был.
- Когда окно открыто?
- По воскресеньям. С восьми утра до двенадцати.
- А ты не такая уж мелкая сошка, Вялов, - раздумчиво проговорил Акинолос, выкладывая на весы факты.
Стоит ли оставлять этого размазню? Сам не побежит. Но если прижмут – запоет. Но может пригодиться в случае накладки. Лишь бы в багаже курьерши оказалась валюта! Хорошо, что она приезжает как раз в воскресенье. Если все пройдет чисто, помощничек поможет ему с окном через границу, и отвалит. Если даже запоет, будет поздно. Утром Акинолос уже будет в Хельсинки, к концу дня – на Кипре. Там его не достанут ни Туз, ни Пилот, ни местный Руслан.
Он еще раз оглядел помощничка. Спросил:
- Сколько тебе надо для счастья? - Акинолос потер пальцем о пальцы.
Заметно было, что тот начал успокаиваться. Уверился, видно, что пытать и убивать его не собираются. Услышав последний вопрос, даже приободрился.
- Сто тысяч в баксах, - ответил.
- Недурной аппетит, господин Вялов... Получишь триста тысяч... в рублях.
Акинолос мог пообещать любую сумму. Все равно не собирался давать этому слизняку ни копейки, даже если придется воспользоваться его услугами.
- Это не «счастье», а прожиточный минимум, - пробормотал «слизняк».
- Плюс живым останешься, - добавил Акинолос, и тот опять втянул голову в плечи. – Если слушаться меня будешь.
- Буду.
- Встречай Алину. И затрахай ее, чтобы спала до обеда…
Белый прослушал весь диалог от слова до слова. На малое время задумался. Неужели Акинолос собирается хапнуть деньги и выйти из игры? Да, не хватает бойцу умишка. Кого провести хочет? Зураба с Русланом? Туза? Пилота?..
Он вспомнил горы. Их было тогда семеро. Путь домой лежал через перевал Сары-Мола, «Желтая могила» по-местному. Миновать его не получалось, хотя они и предполагали, что на перевале их поджидали духи Аллаха. Схватка была злой и короткой. Акинолос на секунду опередил духа, и пуля, предназначенная Белому, расплющилась о скалу. Выходит, обязан ему жизнью. Впрочем, в БД-7 каждый был друг другу обязан. Поврозь и без подстраховки давно бы блуждали по преисподней.
Белый вышел на связь с Лисом. Снял его с поста. Назначил на 22.00 встречу в кафе на Мойке.
- Ночь будет нелегкой, - сказал. – Ступайте в гостиницу и отоспитесь…
Самому отсыпаться было некогда. За перекрестком Белый поймал частника. Велел ехать к ресторанчику «Нью-Васюки», через двор которого можно было попасть на улицу Косцюшко. Он знал этот район. Еще при Андропове они с Алибабой провели здесь трое суток. Ресторанчика тогда не было. В двухэтажном особнячке размещался шахматный клуб. Напротив него стоял дом, в котором жил напичканный ракетными секретами полковник. По агентурным данным, он вступил в контакт с работником французского консульства. Шумиха в прессе по каким-то соображениям была нежелательной, и дело поручили «дачникам». Француз отправился к праотцам в квартире юной потаскушки, которую менты тихо забрали как главную подозреваемую. Полковника они увели из-под носа местной Конторы и доставили прямиком на Лубянку...
Белый расплатился с частником. Проходной двор вывел его на улицу Косцюшко. Прошел квартал и оказался возле нужного дома. Он явно предназначался для элиты средней руки. Массивные двери трех подъездов были украшены бронзовыми ручками. Двор отделялся от улицы кованой ажурной оградой. На торцевой стене виднелась пожарная лестница.
Белый прошелся вдоль дома. Квартира депутатки, судя по номерам у подъездных дверей, находилась на втором этаже. Оставалось ждать оказии.
Она появилась в лице молодой толстушки с коляской, из которой таращил глазенки упитанный карапуз. Она шесть раз пробежала пальцами по клавишам домофона. Белый заметил: солнце, ключ и второй ряд сверху до конца.
- Давайте я помогу вам занести коляску, - предложил он, улыбаясь, как дед Мороз с рождественским подарком.
- Ой, спасибочки!
Будка вахтерши располагалась между парадным входом и черным, так что она могла обозревать обе двери. Дверь черного хода была заложена изнутри на деревянный брус. Сама вахтерша, которой по силам была бы работа грузчика, подбоченясь, стояла подле будки.
Он помог толстушке погрузить коляску в лифт. Сам неспешно поднялся по широкой лестнице на межэтажную площадку выше партийной квартиры. Большое окно с оторванными шпингалетами было лишь прикрыто. Оно выходило в закрытый двор с унылыми, потерявшими листву деревьями. Проникнуть в дом по пожарной лестнице со двора не составляло труда. Детская площадка с рублеными игрушечными домиками, качелями и спортивными лесенками казалась заброшенной. Сырое межсезонье не манило бабушек и ребятню на свежий воздух.
Неторопливым шагом он стал подниматься по ступеням.
На верхнем этаже было всего две двери. Железная лесенка вела к чердачному люку. От дверей ее скрывал лестничный поворот. На петле люка висел амбарный замок. Белый забрался наверх, подергал его – заперт. Вытащил из кармана футлярчик с набором отмычек, открыл замок. Снял щеколду, повесил замок в пустую петлю и закрыл его. Тронул дверцу люка, она легко подалась. Глянул с площадки на свою работу. Запертый замок внушал доверие.
Спускаясь вниз, еще раз обежал взглядом двор. За одним из контейнеров высокий человек в оранжевом жилете и спортивной шапочке сгребал в кучу мусор. Белый узнал бы его даже ночью. Это был Акинолос.
Проходя мимо вахтерши-гренадерши, он приветливо помахал ей пальцами. Та вдруг заулыбалась и даже порозовела.
Ровно в 22.00 Белый появился в кафе на Мойке. Лис был уже там. Роскошествовал, заказав обильный ужин и фронтовые сто граммов. Белый тоже сделал заказ.
- Как вы, Иван Павлович, живете на Украине? – спросил.
- Паршиво.
- А лично вы?
Лис стушевался. Затянул с ответом.
- Не стесняйтесь, Иван Павлович. Мы же свои люди.
- Есть, конечно, сложности. С жилплощадью.
- Не хватает?
Лис кивнул.
- Семья большая. Сын непрактичный. Его жена постоянно ворчит. Труднее всего дочери с двумя мальчишками-школьниками, - улыбнулся. – С вашей помощью выкручусь. Однокомнатную квартиру ей куплю.
- Не грузите себя сейчас проблемами. После операции мы еще поговорим об этом вместе с Пилотом.
Отужинав, Белый поставил задачу.
- В 23.00 – на улицу Косцюшко. Нужная квартира на втором этаже. Одно окно выходит во двор справа от лестничного пролета. Оно – с балконом. Это ваш объект. Связь в зависимости от обстановки. Если есть вопросы, спрашивайте.
- Черный ход во двор открыт?
- Вероятно, закрыт. И так же вероятно, что может открыться.
- Во дворе строения есть?
- Детская площадка и мусорные контейнеры. Опасайтесь человека, которого вы видели в плаще. Профессионал высшего класса.
- Из наших?
- Да. Бывший. Всего скорее, он будет в спортивной одежде. Утром вас сменит Филин. Вы сразу в Москву, на любом транспорте. Встретимся у Пилота.
4.
Калитку во двор на ночь запирали. Акинолос двинулся вдоль ограды. Заборов без дырок не бывает. Даже ограждения секретных объектов имеют по два-три замаскированных от глаз начальства лаза. Выломанный прут он нашел неподалеку от детской площадки. Протиснулся во двор и замер. Шел четвертый час ночи. Светились лишь три ряда подъездных окон.
Крадущейся походкой Акинолос приблизился к дому. Глянул прицельно на балкон второго этажа. Достал из объемного кармана темной ветровки тонкую капроновую лестницу с обшитым сукном трехпалым титановым якорем на конце. Метнул якорь. Подергал, проверяя надежность зацепа. И с кошачьей ловкостью забрался на балкон. Бесшумно выдавил стекло, отомкнул шпингалеты. Осветил комнату фонариком и сразу обнаружил телефон.
Набрал милицейский номер.
- Снимите с охраны, - сказал. – Пароль – «Петергоф». Вялов, - назвался фамилией Помощничка.
Однако не был уверен, что его ночной звонок не вызвал подозрения. Потому соскользнул с балкона, пересек пустынный двор. Покинул его через лаз и затаился.
Он не мог со своего места видеть, что в это самое время взбирается по пожарной лестнице его боевой товарищ.
Не меньше получаса наблюдал Акинолос за домом. Ничто не нарушало безмолвия. Он уже собрался снова нырнуть в лаз, как легкий шорох со стороны детской площадки привлек его внимание. Акинолос переместился вдоль ограды поближе. И опять замер. Шорох повторился. Из песочницы показалась голова в капюшоне, затем сам человек. Постоял, стряхивая сырой песок. Отошел к ближнему дереву.
Ах ты, старый хрен! - выругался мысленно Акинолос.
Это был тот самый дедок, что сидел на лавочке у дома Помощника. Каким образом он оказался здесь? Кого пасет? Тоже депутатку? На кого работает? На местную братву?..
Вопросы повисли, как топор над головой. Искать на них ответ было некогда. Да и не столь уж было это важно. Сам факт не оставлял сомнений. Дедок, наверняка, засек его и может поломать ход операции, стоит ему просигналить браткам либо просто поднять хай... Он ждал, что старикашка снова нырнет в песочницу. Но тот слился с деревом, как и не было его вовсе. Тянуть время не имело смысла. Киллер, пригнувшись, прокрался к лазу. Проник во двор. И ползком стал пробираться туда, где вжался в дерево непрошеный свидетель.
Лис глядел на балконную дверь, через которую проник в квартиру высокий человек. Он сразу же сообщил об этом Белому. Через пять минут снова вышел на связь и доложил, что человек покинул квартиру и исчез через дыру в заборе.
- Лестницу он смотал? - шепотом спросил тот.
- Нет.
- Значит, вернется. Не засветитесь.
Лис знал, что показываться из песочницы рискованно. Но занемели икры исклеванных ревматизмом ног. И до рези приспичило отлить. И он решился.
Было тихо, как в подбитом танке. Земля беззвучно летела навстречу вселенскому суду. Лис подумал, что завтра он уже отчалит домой. Это была последняя мысль, мелькнувшая в голове Лиса на этой грешной земле. Стар стал бывший топтун, навык утратил. Да и укатала его собачья жизнь, которой он никогда особенно и не дорожил. Удар профессионала сломал ему шейные позвонки.
Акинолос обшарил его одежду. Оружия не нашел. Телефон-рацию забрал и засунул во внутренний карман блузы. Затем поднял с земли сухонькое тело, перенес его к мусорникам и легко закинул в пустой контейнер.
Забрался по капроновой лестнице на балкон. Вытянул ее наверх. Крюк оставил зацепленным за перила: при уходе даже секунда может оказаться не лишней. Шагнул в квартиру. Задернул тяжелые шторы и включил фонарик. Теперь можно было, не таясь и не торопясь, осмотреться. Журнальный столик с двумя креслами, диван, книжные шкафы до потолка, телевизор и стереосистема. Ступая по ворсистому ковру, он попал в большой закругленный холл. Пять дверей из него вели в другие помещения. В кабинет с массивным письменным столом и нарисованным во весь рост портретом хозяйки. В спальню с лиловыми шелковыми стенами – не спальня, а будуар времен французских Людовиков. Самой удобной была комната, куда он проник с балкона. Как раз напротив входа в квартиру. Он пододвинул кресло к стене. Удобно уселся и откинул голову на кресельную спинку…
5.
Поезд «Красная стрела» прибыл на Московский вокзал минута в минуту по расписанию. Утренние сумерки встретили пассажиров липким снегом и обычной вокзальной суетой.
Одетый, будто на именины, во все новое, опираясь на зонт, как на трость, Филин вышел из вагона одновременно с курьершей и двумя кавказцами в длинных серых плащах. Они делали вид, что никакого отношения к женщине с пузатым саквояжем не имеют. Ее встречал пижонистый молодой человек. На перроне маячили двое крутоплечих быков, один – смахивающий на кавказца. Приезжие сразу двинулись к ним. Перебросились парой фраз. Пижон взял под локоток даму. Двинулись на выход. Качки – впритык за ними.
Филин знал, что депутатка поедет на улицу Косцюшко. Адрес ему сообщил Белый. Потому он обогнал овечек, которых пас. Взял на площади такси. Проехав мимо нужного дома, отпустил машину. И связался с Белым.
- Через минуту клиенты будут у подъезда, - доложил.
- Понял. Вам надо срочно найти во дворе Лиса. Он должен быть у детской площадки. На связь не вышел. Если все в порядке, смените его, и пусть уходит.
В свете раннего утра Филин увидел, как из джипа вылезли братки. Подошли к курьерше. Что-то сказали ей. Она негодующе отвернулась и набрала дверной код..,
Лаз в заборе Филин обнаружил быстро. Чирикнул несколько раз воробьем – Лис не откликнулся. Негромко свистнул, изображая морзянкой букву «А», их старый условный сигнал. Однако бывший напарник по наружке никак не отреагировал. Филина кольнуло дурное предчувствие.
Он пролез во двор. Не скрываясь, прошагал к детской площадке. Песочница была взрыхлена. Филин встал под грибок и огляделся. Вокруг никаких следов, их укрыл начавшийся недавно снежок. Лишь под сосной, куда снег почти не попадал, опавшая хвоя была слегка потревожена. На втором этаже у среднего подъезда за перила балкона зацеплен крюк без троса.
Филин вызвал Белого. Доложил обстановку.
- Снимите крюк телескопом и сбросьте вниз. Маячьте на виду.
Филин приблизился к балкону, поднял вверх зонт, освободил на рукоятке пружину. Из зонта выскользнула гибкая телескопическая антенна с петлей на конце. Подцепить ею крюк было секундным делом. Он поймал его на лету, сдернул капрон и бросил всю снасть на землю…
Белый спустился с чердака через люк и занял позицию этажом выше «партийной» квартиры. Услышал, топот ног, оборвавшийся у нужной двери.
- Дальше вам нельзя! - решительно сказала хозяйка. – Здесь тоже топтаться не разрешаю, всех соседей напугаете.
- Нет! – упрямо сказал один.
- Вы в моем распоряжении. Значит, делайте то, что скажу. Иначе нажалуюсь Руслану!
- Зачем нажалуюсь? - вмешался второй. – Уйдем. Скажи, когда прийти.
- Завтра утром.
- Мы у подъезда в тачке будем.
Братки потопали вниз. Щелкнул ключ в дверях, потом еще раз. Открывая дверь, она сказала:
- Сними гнездышко с охраны, Ленчик.
Тяжелая дверь заглотнула их. Белый спустился на один пролет, на межэтажную лестничную площадку, откуда он вчера осматривал двор. Выглянув в окно, увидел Филина, стоявшего под грибком. Лиса поблизости не было.
Акинолос услышал, как хлопнула входная дверь. Поднялся с кресла. Вытянул берету с глушителем, снял с предохранителя. Женщина сказала:
- Я – в кабинет, Ленчик. Не заходи пока туда.
Когда Ленчик закрыл входную дверь на все запоры, Акинолос вышел из комнаты. Увидев его с пистолетом, Помощничек остолбенел. Его вчерашний посетитель приложил палец к губам, но он и без того потерял дар речи. Левой рукой тот забрал ключи с его ладони. Повел стволом в направлении туалета. Лёнчик, словно под гипнозом, впятился в туалет и осторожно притворил дверь. Акинолос защелкнул снаружи задвижку. И крадущимися шажками направился в кабинет. Депутатка стояла на столе и заталкивала саквояж в сейф, скрытый до того картиной в багете.
- Я же сказала, чтобы ты сюда не заходил! - недовольно произнесла она.
Кусочек свинца вошел ей под левую лопатку. Она замерла на мгновение. Саквояж выпал из рук. Покачнулась. Акинолос подхватил ее и аккуратно уложил возле стола на пол. Крови не было, только потемнел под лопаткой розовый свитер. Он забрался на стол, захлопнул пустой сейф. Повесил на место картину. Прихватил саквояж и вышел в холл. Попытался открыть его – не получилось. Достал из кармана нож, выщелкнул стальное лезвие. Хотел вспороть саквояж, но лишь разрезал кожу. Ею был обшит легкий пластинчатый металл. Партийные бумажки вряд ли бы стали так паковать. Акинолос имел при себе лишь плотные целлофановые пакеты. Рассчитывал поместить содержимое саквояжа в них. Теперь надо было искать другую маскировочную тару. Ничего более подходящего, чем красная дорожная сумка с множеством молний, висевшая у входа на вешалке, он не обнаружил. Сдернул и с трудом втиснул в нее ценный груз.
Открыл туалет.
- Выходи, Вялов!
Тот сидел на крышке унитаза и затравленно озирался. Акинолос поднял его за пиджачный воротник. Подтолкнул к балкону. Приоткрыл штору. Капроновая лестница таинственно исчезла. А на детской площадке под грибком маячил человек в пальто, шляпе и с рацией.
- Человек Руслана? - дернул пленника Акинолос и увидел, что у него из штанины стекает струйка.
Рассчитывать на его помощь не приходилось. В свидетелях оставлять тоже было нельзя. И кроме, как через парадный подъезд, уйти было невозможно. Он поволок Лёнчика к двери. Сунул ему в руки ключи:
- Отпирай!
- Нет-ет! - заверещал тот. И тут же заткнулся, увидев ствол береты.
Попасть ключом в замочную скважину он не сумел. Акинолос отодвинул его и вырвал ключи. Отпер один замок, второй. И тут Помощник взвыл и метнулся к туалету. Пуля настигла его на входе, и он рухнул грудью на унитаз. На контрольный выстрел времени у Акинолоса не было. Он отпер дверь, выглянул. На площадке никого не было. Дверь следовало закрыть, хотя бы на один запор. Он не успел провернуть ключ, когда вдруг услышал знакомый голос:
- Не двигайся, Акинолос, ты на мушке. Стреляю я не хуже тебя... Брось на пол ключи и поставь сумку.
Тот повернулся. Встретился глазами со старым соратником. Вздохнул. И выполнил команду.
- Сними левой рукой ветровку и тоже – на пол. Вдруг стрельнуть захочешь?.. Теперь опусти руки по швам и повернись.
Акинолос повиновался. Белый стоял четырьмя ступеньками выше с Макаровым наготове.
- Стреляй, не тяни, - прохрипел он.
- Кого захотел обыграть? Туза? Пилота?.. Ты тупой ефрейтор по сравнению с ними. Но я помню прошлое, когда ты еще был Бойцом. И отпускаю тебя.
Акинолос косанул глазами на бывшего товарища.
- Оба выхода заблокированы. Иди! Запасную пушку не отбираю. Оставляю тебе на выживание.
Белый глядел, как с гордо поднятой головой спускается по лестнице старый соратник. Не обернулся. Не дрогнул. Вахтерша о чем-то спросила его внизу. Тот спокойно ответил. Гулко хлопнула парадная дверь.
Белый поднял сумку, ключи и ветровку. Открыл дверь, шагнул в квартиру, закрыл.
Трупы его не интересовали. И вряд ли они кого заинтересуют в ближайшие сутки. Он вытащил саквояж из сумки, слишком яркая маскировка для такого товара. Подошел к балкону. И услышал неурочный сигнал вызова.
- Что случилось? - спросил отрывисто.
- Лиса убили, - доложил Филин. - Он в мусорном контейнере.
Белый мысленно матюгнулся. Вслух сказал:
- Оставьте, как есть.
- Но ведь...
- Не рассуждать! Быстро к балкону! Примете посылку и уходите.
Что поделаешь! Государева служба вбила в голову накрепко: приказ важнее Человека. Белый сбросил Филину саквояж. Проследил, как тот дошагал до лаза и растворился в рассветной хмури. Выждал минуту и перемахнул через перила…
6.
- Зырь, Череп, как Сергунёк икру мечет, - сказал Туз.
Они сидели в барвихинском особняке у горящего камина и с любопытством глядели на экран. Телеобозреватель Сергунёк метал не икру, а громы и молнии. Доставалось силовикам и красно-коричневым. Наемный убийца застрелил в питерской квартире известную демократку, депутата Государственной Думы. Во весь экран возникло ее еще живое лицо. Она гневалась на коррупцию, сращивание власти с криминальным миром и вдохновенно осуждала нарушение прав человека вообще и мирных чеченских жителей в частности.
- Киллер забрался на балкон по веревочной лестнице, - вещал Сергунёк. – Каким-то образом отключил сигнализацию и проник в квартиру. Лестницу оперативники обнаружили под балконом, а у двери нашли его куртку болотного цвета с итальянским пистолетом марки «Берета». Из оружия были выпущены две пули. Одна из них досталась помощнику депутата господину Вялову. Однако киллер лишь ранил его в плечо.
На экране появилась больничная палата и лежавший на кровати помощник депутата с забинтованным плечом. Откашлялся и заговорил:
- Он выскочил из гостиной, когда мы вошли в квартиру. Сначала выстрелил в Алину Георгиевну, я не успел закрыть ее телом. Второй выстрел он произвел в меня. Я потерял сознание.
- Как выглядел киллер, господин Вялов?
- Он был в черной маске.
- Что, по-вашему, исчезло из квартиры?
- Знаю только, что пропал саквояж с документами партии.
- Как видите, - продолжал обозреватель Сергунёк, - убийство носит явно политический характер.
- Такой расклад нам на руку, шеф, - сказал Череп.
- На руку, не на руку, а Акинолоса нет. Пора бы ему объявиться с бабками.
Экран между тем заняла растерянная вахтерша-гренадерша.
- Да, выходил один спозаранок. Еще и собачники не гуляли.
- Он торопился? Был возбужден?
- Нет. Спокойно шел. Прямой, как палка. И вежливый. «Доброе утро», сказал.
- Как он выглядел?
- Высокий. С усиками. Но одетый не по сезону – в черной разлетайке.
На экране вновь возник Сергунёк.
- По описанию вахтера был составлен фоторобот. Сейчас мы вам его покажем. Посмотрите внимательно: если вы располагаете какой-либо информацией об этом человеке, позвоните по телефонам...
- Не похож, - сказал Череп.
- Ежели усы убрать, похож, - возразил Туз.
- С этим заказным политическим убийством, - продолжал Сергунёк, - следствие связывает появление еще одного трупа. Он был найден полтора часа назад во дворе дома в мусорном контейнере. В карманах убитого обнаружен паспорт с харьковской пропиской и 1449 рублей. Следствие склоняется к тому, что этот человек приехал в северную столицу в поисках работы. Житель Украины, видимо, собирал пустые бутылки, попался киллеру на глаза и стал свидетелем преступления…
7.
Они привыкли к смертям. Но гибель Лиса для всех троих казалась бессмысленной. Тем более что пал он от руки такого же, как и сам, солдата.
- За упокой души Ивана Павловича, - произнес Пилот.
Выпили, не чокаясь.
- Надо было шлепнуть иуду, - проговорил Филин.
- Туды его в медь! - буркнул Пилот и налил по второй.
На третьей – «за тех, кто там» – печальное застолье закончили.
- Вот что, Виталий Львович, - сказал Пилот. – Придется тебе задержаться.
- Если надо, готов.
- Поедешь в Харьков и привезешь в Питер сына или дочь. Поможешь отправить тело домой.
- Сделаю.
- По тридцать тысяч зеленых вы заработали. Еще двести тысяч от боевых товарищей. Поможешь дочери купить в Харькове двухкомнатную квартиру. Все, что останется, отдашь наследникам. Пусть знают, как уважали их отца и деда. Однако проследи, чтобы они не перегрызлись из-за денег, сейчас такое сплошь и рядом. Распредели по справедливости... Белый, выдай Виталию Львовичу двести шестьдесят штук из зурабовских. И десять штук на дорожные расходы.
- Бабки в тайнике на даче у банкирши, Пилот.
- Вот и смотайтесь к ней вместе, чтобы не терять время... И еще, Белый. Надо пошарить в квартире Акинолоса. Сдается мне, что там есть тайничок.
- Будет исполнено, Пилот.
Кузнецову позвонила домой Наталья Марковна:
- Включите первую программу, Борис Аркадьевич.
Адвокат включил и увидел на экране лицо Алины Георгиевны. Он слушал несимпатичного ему обозревателя и никак не мог понять, кому могла помешать эта, хоть и шумливая, но безвредная женщина. Ему было, конечно, жаль Алину, но не горевать же.
Кузнецов выключил телевизор. Позвонил Вовочке.
-У аппарата, - откликнулся тот.
- Видел, сыскарь?
- Видел. Только не пойму, кому понадобилось мочить твою знакомую. Не иначе, как большие деньги замешаны.
- Я тоже так думаю…
Туз пригласил Пилота в Барвиху. Когда тот появился, спросил:
- Где твой профессор мочилова, Пилот?
- Не могу знать. Вы забрали его под себя. Фоторобот видел.
- Грешен, Пилот. Не держи обиды... Смылся, дешевка, с бабками.
- С какими бабками?
- С большими.
- Нельзя ли подробнее?
- Можно, - и рассказал все, что Пилоту было давно известно.
- Его все ищут, менты тоже. Где он может сейчас скрываться, Пилот?
- Если не успел уйти за кордон, отлеживается у какой-нибудь бабы.
- Найди его, Пилот, а? Если с саквояжем, десятая доля твоя. На худой конец, найди и закопай.
- Сделаю все, что смогу…
Канун нового года. Стрелец
1.
Стрелец сидел в своих апартаментах в Белом Доме. В первый же день его появления в кабинете возник высокооплачиваемый полковник, чтобы выслушать пожелания нового премьера о дизайне апартаментов. С этого начинали все предыдущие. И не мог скрыть разочарования, когда услышал:
- Оставьте все, как есть.
События последнего месяца накатывались одно на другое. Временами бывшему питерцу казалось, что он мчится под уклон в автомобиле без тормозов, и неизвестно, что впереди: обрыв или спасительный поворот.
Вчера Президент сказал ему, похлопав по плечу:
- Ты это, охрану мне обеспечь, когда у руля встанешь. Без охраны, сам понимаешь... А я тебя, малыш, своими советами не оставлю.
- Советы такого опытного политика мне жизненно необходимы...
Да, жизнь заставляет идти на компромиссы. Он считал их тактическим маневром в решении стратегических задач. Но это временно. Неприязнь к президенту возникла после Беловежского сговора, когда трое номенклатурщиков, вознесенных смутой на административные вершины, разделили за бутылкой братские народы на удельные княжества. В ту пору у Стрельца даже мысли не возникало ни о Белом Доме, ни тем более о Кремле. И кто бы мог подумать, что прирученный кабан так развернет всю его жизнь.
Тоже мне политик! - подумал о президенте Стрелец. – Растерял всех стратегических и экономических партнеров, продается за мизерные кредиты! И не видит, как растаскивают перед самым носом собственную кладовую, заполненную богатствами. «Друг Билл, друг Коль!»…
Пока приходится играть в дворцовые игры. Цель проста, как ньютоново яблоко: возродить державу и дать людям свободно дышать. Социализм – утопия. Капитализм – самоуничтожение. Надо взять самое рациональное из того и другого, нащупать третий путь и двигаться по нему без встрясок и перестроек...
Стрелец был честолюбив и не считал это пороком. Человек без честолюбия, что боек без пружины. Он хотел, коли уж выпал такой шанс, остаться в российской истории не разрушителем, а созидателем и собирателем. Все мы до поры до времени в душе демократы, думал он. Но демократия – это диктатура закона и правопорядка. Диктатура – значит, подавление и властный жесткий контроль в интересах большинства. А не лозунги и краснобайство, которыми грешит нынешний президент.
Но, увы! Поезд уже набрал скорость, его не остановить резким торможением, может весь состав опрокинуться. Тормозной рычаг надо зажимать постепенно, чтобы не напугать раньше времени тех, ожиревших, что удобно устроились в спальных вагонах. Их проще потихоньку вывести в тамбур и спихнуть на полном ходу под откос. С организованной преступностью надо бороться ее же методами...
Стрелец ждал начальника службы охраны первых лиц государства. Он мог только приглашать этого насквозь штатского генерала. Тот напрямую подчинялся Президенту. Раскроили государственную безопасность на службы, расплодили генералов, умеющих лишь поддакивать и лизать!
Генерал-лейтенант явился в костюме, точной копии президентского.
- Садитесь, - пригласил премьер.
Тот с достоинством опустился в кресло и оказался ниже хозяина кабинета.
- Что вам известно о ПЭС?
- Разберусь и сообщу, господин премьер-министр.
- В чем разберетесь?
- Во всем, что касается ПЭС.
- Что вам лично известно об этой системе?
- Пока я не имею информации. Если эта организация по нашему ведомству, отследим связи, финансирование, возможные контакты с террористами и с посольствами. Если она связана с криминалом, передадим в МВД. Как только будем иметь все данные, я доложу вам.
- Спасибо, - сказал Стрелец. – Я вас больше не задерживаю...
О подземной системе эвакуации Стрелец услышал, когда еще был слушателем Краснознаменного института. Так официально именовалась высшая школа внешней разведки. А их военный городок носил курортное название «Юрмала». В то время Стрелец имел псевдоним «майор Платов» и готовился убыть по выпуску в закордонную командировку. Слухи в их среде ходили самые разные, но что представляет собой ПЭС - никто не знал. Слышал Стрелец и о том, что, помимо отрядов «Альфа» и «Вымпел», существует еще одно спецподразделение, настолько засекреченное, что подчинялось лишь большому шефу. Чем оно занималось, какие задания выполняло – было абсолютной тайной. В том числе и для самых высоких армейских чинов…
Стрелец набрал по вертушке номер начальника ГРУ. Тот явился в форме генерал-полковника.
- Слушаю вас.
- Что вам известно о ПЭС? - повторил он вопрос, на который один важный генерал не смог ответить.
- Это подземная эвакуационная система, имеющая несколько выходов в разных точках столицы.
- В каком состоянии она сейчас?
- Не знаю. Она не по нашему ведомству.
- Кому еще, кроме вас, известно о системе?
- Всех фамилий и точной цифры назвать не могу. Некоторых нет в живых, другие затерялись. Один, кому по должности было положено знать, в городе.
- План подземелья у вас есть?
- Так точно.
- Ваши люди могут туда проникнуть?
- Если на то будет приказ.
- Приказ в ближайшее время получите... Учебный центр по подготовке профессионалов спецподразделений функционирует?
- Нет. Продан малоизвестной фирме. Фактически фирма и полигон принадлежат Березовскому. Там сейчас готовят кадры для частного охранного бизнеса.
- Кто в учебном центре остался из преподавателей специальных дисциплин?
- В прошлом году было двое: Абельман – программист экстра-класса и майор
Саитов. Известен, как гуттаперчевый Эрик. Был инструктором по экстремальному вождению. Абельман попал в психушку. Эрик убит.
- Что выявило следствие?
- Детали мне неизвестны. Знаю лишь, что убийца не найден, дело прекращено.
- Какое управление вело дело?
- Генерал-лейтенанта Кличко.
- Кто тот, посвященный в секреты ПЭС, что проживает в Москве?
- Бывший командир БД-7.
«Вот и таинственное спецподразделение проявилось», - подумал Стрелец.
- Расшифруйте аббревиатуру.
- «Белая дача», седьмое подразделение, господин премьер-министр.
- Не называйте меня господином, мы не на светском рауте. Можете называть по имени-отчеству. Кто курировал подразделение?
- Покойный маршал.
- Штатная численность? Укомплектованность?
- Я знаю лишь, что укомплектовано оно было профессионалами высочайшего уровня. Конкретно на все вопросы может ответить только бывший командир БД-7.
- Чем он сейчас занимается?
- Возглавляет службу безопасности коммерческого холдинга, связанного, по нашим данным, с криминалом.
- Как он там оказался?
- В девяносто третьем находился со своими людьми в осажденном Белом Доме. Увел их накануне штурма, воспользовавшись эвакуационной системой. Его вышвырнули из органов, а группу разогнали.
- Как он характеризовался по службе?
- Сверхположительно.
- Можете пригласить его ко мне на беседу?
- Могу, если преодолеет обиду.
- Думаю, что преодолеет. Время визита согласуйте лично со мной. Я дам вам знать, когда это сделать.
Отпустив грушника, Стрелец задумался. Нынешнего Президента можно уже судить за то, что довел силовые структуры до ручки. Такие кадры позволил разогнать! Но есть, есть еще возможность реанимировать систему. Ведь сохранились же служаки, как покинувший кабинет генерал-полковник. Он вполне может быть куратором этой структуры.
И никаких склок в коридорах власти! К Кепочнику и его жене-бизнесменше – присмотреться. Коммуниста – в оппозицию, чтобы соблюсти демократичность. Либерал-демократ пусть упивается речами, хороший противовес западникам. Но это все позже. Главное – не нажить врагов до выборов. Стрелец вспомнил Березовского, Гусинского, наперебой предлагавших средства на избирательную кампанию. Пусть платят! Долги возвращать он не собирается. Наоборот, они будут первыми, кого он прижмет, если получит президентскую власть…
2.
- Время на изломе, Белый, - сказал Пилот. - Большими переменами пахнет.
- Надеешься на Стрельца? Так он еще не президент.
- Станет им. Как дела у Люсьены?
- Открыла свой журнал «Оракул». Везде рекламу развесила. Модельное агентство уже работает. Даже доход приносит. Люсьена задействовала банкиршу. Та только рада. Насчет информации – пока рано. Так Люсьена считает.
- Правильно. Информация будет нужна, когда стране станем служить.
- Что с морпехом?
- Провел с ним спарринг. Неплохой рукопашник. Натаскивается в тире. Ножом владеет лучше нас с тобой. В яблочко с десяти метров попадает. Его бы в нашей бурсе обкатать, цены бы парню не было.
- Обкатаем.
- Надеешься, что «Белую дачу» восстановят?
- Надеюсь.
Белый задумался. Пилот глядел на него с любопытством.
- Совесть гложет? – спросил. - Ты же сам его отпустил.
- Не то чтобы совесть. Накатило что-то. Вспомнил горы. Если бы не он, я бы уснул в горах. Вроде бы, как расплатился. А теперь я в долгу у Лиса.
- Потерпи немного. Вернешь Лису долг…
Смена власти
1.
В новогоднюю ночь Президент снял с себя полномочия и объявил исполняющим обязанности главы государства Стрельца.
Адвоката Кузнецова смена власти оставила равнодушным. Коли президент нашел себе сменщика сам, значит, все останется без изменений. Передела собственности не будет. И гонорарный поток от новорусской клиентуры не иссякнет.
Когда в Москве стояли крещенские морозы, на теплом Кипре был обнаружен труп Акинолоса, брошенный на морском берегу. Огнестрельных ранений и каких-либо механических повреждений на его теле не обнаружили. В бунгало, которое он арендовал, нашли его телку, утопленной в розовой ванне.
- Молоток, Пилот, - оценил своего начальника службы безопасности Туз. Еще бы Зураба…
- Постараемся достать.
И впервые в жизни не выполнил своего обещания. Через неделю Туза пришлось вытаскивать из-под обломков взорванной бани, где он расслаблялся после трудов неправедных. Там же обнаружили обуглившееся тело еще одного человека - Косоглазого парильщика. Похоронили Туза по понятиям, со всеми полагающимися почестями. Череп произнес прощальную речь. Пилот глядел на него, прищурившись, и не мог отделаться от мысли, что пахан покинул сей мир не без его участия.
Спустя несколько дней ему позвонил порученец начальника ГРУ и сообщил, что шеф приглашает его на беседу в восемь утра.
Беседа длилась не больше пяти минут. Генерал-полковник сказал:
- После выборов вас хочет принять новый российский президент. Намерен предложить вам вернуться на службу. Согласны?
- Так точно.
- Прекрасно. Я позвоню вам…
2.
Пилот сообщил об этом разговоре Белому.
- Ну, у тебя и интуиция! – оживился тот.
- Кунг с аппаратурой отгоните с Маэстро Толиком пока на дачу к банкирше. Все наши специгрушки к Маэстро на сохранение. Морпеха Кацерика и Рыбака тоже на дачу. Пусть по очереди кунг охраняют.
- Что с частным детективом?
- Сам к нему наведаюсь…
В квартиру Степана Вовочкина Пилот явился без предварительной договоренности. Тот, увидев нежданного посетителя, не смог скрыть удивления.
- Спасибо, что не шлепнули в бункере. Но служить уголовникам не буду.
- Сначала меня выслушайте, Вовочкин. Вы говорили, что вам надоело копаться в грязном белье.
- Надоело.
- Хотите через пару-тройку месяцев снова носить погоны?
- Предположим.
- Служить будем вместе. И не уголовникам, а России.
Тот недоуменно поглядел на Пилота.
- Всего объяснить вам сейчас не могу. Но это время скоро наступит. Решайте.
- России буду служить.
- Прикрытие останется прежним: частный детектив.
- Понял.
- С адвокатом Кузнецовым придется приятельские отношения прекратить.
- Прекращу.
- Но деловые не рвать. Адвокат – ценный источник информации. Время от времени выполняйте его задания.
- Понял.
- Считайте, договорились. После выборов президента сообщу, куда вам подъехать…
Через неделю после выборов нового российского президента, на связь с Пилотом вышел сам начальник ГРУ.
- Завтра, в 22.00 Президент ждет вас. Пропуск будет заказан. Не опаздывайте.
- Слушаюсь!..
* * *
Мало кто заметил, что новый президент начал закручивание гаек. Первым это ощутил Березовский. Он не мог себе простить, что не сумел раскусить Стрельца и даже способствовал ему в получении верховной власти. Распродав по-быстрому свои активы, Березовский тихо эмигрировал в Британию. Его примеру последовал другой медиамагнат Гусинский, избравший местом жительства Испанию. Так же незаметно исчез из сферы политики и Красавчик.
О возрождении сверхсекретной структуры БД-7 в прессе не сообщалось. О ней, как и в прежние времена, знали лишь четыре человека. Только теперь Исполнители воли государства были переориентированы на решение внутренних задач. Пилот воспринял сей факт с пониманием: не до жиру, стране надо было выкарабкиваться из трясины…
Часть вторая. Чемпионка на тропе войны
Побег из кишлака
1.
Сколько Юлька просидела в оцепенении, она не знала. Может, минут пять, а может, и больше. Затем лихорадочно вскочила и выглянула из комнаты. В коридоре никого не было. Открыла первую попавшуюся дверь и увидела стол, замусоренный объедками. Где выход, она понятия не имела. Тыкалась во все закоулки, обнаружила ванну-бассейн с двумя душами, унитазом и биде. Окна в этом заплеванном бабоприемнике были большими, но тоже забраны в железную сетку. Шарахалась от одного зарешеченного окна к другому. Все было напрасно, пока не оказалась в холуйском туалете. Там и обнаружила открытую форточку. Форточка была квадратной, а не прямоугольной, как в городских квартирах.
Взобравшись на подоконник, Юлька просунула в форточку руки, голову и плечи. Подумала, хорошо, что у нее мальчишеская попа, не как у Вали Пинегиной. Она выскользнула наружу и спикировала, выставив вперед руки, в колючий кустарник. Не чувствуя царапин, рванулась к воротам. Но вовремя заметила огонек сигареты охранника. Кроме мусорных баков, никакого укрытия поблизости не было. Не раздумывая, кувыркнулась в один из них. Бак был заполнен на половину - забралась в углубление, забросала себя сверху арбузными корками и замерла.
Со стороны купальни донеслись громкие голоса. Юлька разобрала лишь голос хозяина – холеной золотозубой морды в полковничьем звании. Возвращались они напрямую, поднимаясь к своему ментовскому кишлаку по невидимой тропе. Оказывается, в высоченном заборе была еще и калитка, скрытая кустами, причем открытая. Через нее купальщики и попали во двор.
- Закрой! - приказал Холеная морда бородачу, пнувшему в парковой аллее улепетывавшего пижона Толика.
- Ключи, блин, от калитки выронил, - пробубнил бородач.
- Иди, ищи! - распорядился хозяин и пошагал в дом.
Тот отправился к купальне. Остальные тоже скрылись в кишлаке. Юлька уже собралась метнуться к калитке, когда на крыльцо высыпали все во главе с хозяином.
- Сбегла сучка! – процедил он. - Обшарьте все кусты и берег! И приволоките девку в кишлак! Фонари захватите!
Юлька слышала, как полковник топтался на ступеньках, и молила Бога, чтобы он скорее ушел. Но тот уходить не собирался.
Прошло минуты три. Скрипнула калитка.
- Нашел ключи? – спросил хозяин.
- Около мостков валялись, - прогудел тот.
- Если еще раз разинешь рот, без бобла останешься. Закрывай калитку и глянь в мусорный бак.
- Зачем?
- Кошелка сбегла. Через форточку.
Юлька вжалась в мусор. Мир для нее перестал существовать. Ее всю заполнила злость. Если Бородач обнаружит ее, она выцарапает ему глаза. У нее есть еще зубы, ноги, локти. А потом пусть, хоть застрелят!
Она заметила, вернее, ощутила, как над баком нависла тень. Бородач недовольно сопел, ковырнул пальцем арбузную корку. Доложил:
- Нет тут никого, одна вонь.
- Ладно. Бери фонарь – тоже искать!
Юлька прислушалась. Ни звуков, ни шевелений. Высунула голову наружу. Двор был пуст, на крыльце никого не было. У ворот маячила в свете прожектора фигура охранника с автоматом. Оставалось дождаться, когда он повернется спиной - и к калитке. Только надо поймать момент. Наконец, охраннику надоело шагать туда-сюда, Он опёрся о столб и стал прикуривать. Самое время! Юлька выметнулась из бака, двумя кошачьими прыжками скрылась в кустах терновника и подползла к забору. До калитки было рукой подать. Охранник у ворот пялился на огни фонарей, шаривших по кустам.
Калитку она перемахнула легко. Аллеи парка и дороги ей противопоказаны. Надо напрямую – к домам. Там ее вряд ли станут искать. Она стала карабкаться по крутому и темному склону наверх. Выбравшись, заспешила в пустую окраинную улицу…
Чем ближе к дому, тем медленнее Юлька шла. К ногам будто привязали гири. Думать о том, что случилось, не хотелось. Единственное желание, которое будоражило почти отключившийся мозг – исчезнуть, раствориться в пространстве, чтобы не видеть этот город и не чувствовать одуряющий запах майской сирени, смешанный с вонью мусорного бака. Но вешаться, топиться или прыгать с седьмого этажа дома, где она жила с родителями, Юлька не собиралась. Даже мыслей об этом не возникало. Им не давала выхода переполнявшая ее злоба. И к пижону Толику, удиравшему прыжками по аллее. И к усатому чуреку с золотыми зубами, провонявшему чесноком. И к его холуям...
Нет, жаловаться я не пойду, позор мне ни к чему, думала она. Да и кому жаловаться, если Юлька узнала его. Любая жалоба замкнется на него самого. Его холеная физиономия иногда появлялась на экране телевизора. Отвечал, сволочь, на вопросы телезрителей, рассказывал, как успешно борется с преступностью...
Она шла домой, а ноги отказывались повиноваться. Дома встретят мама с папой. Взглянут требовательными глазами: где это их дочь - выпускница школы шлялась почти до рассвета? С кем была? Чем занималась?
Ну что им объяснить? Не рассказывать же о том, что стряслось с их единственным ребенком! А придумывать, как обычно, оправдание, у нее не было никакого желания. Главное, быстрее упасть в постель и спать, спать, спать. Чтобы все показалось после пробуждения дурным сном. А потом, в школе, небрежно бросить рюкзачок под парту и сказать презрительно:
- Трусишки-то поменял, Толик?
Юлька брела по пустынным улицам и ничего не боялась. Отбоялась на всю оставшуюся жизнь. На проспект, где стоял старономенклатурный родительский дом, выходить не стала. Подобрала по дороге кирпич и свернула в темный переулок. Пусть только кто привяжется! Кирпичом по голове – и все дела. Одним подонком станет меньше. И никто убийцу искать не будет. А если и будут, то не найдут. Кто подумает на пай-девочку из профессорской семьи, отличницу и чемпионку города среди школьников по стрельбе из малокалиберной винтовки?..
Но никто на нее не напал. До самого дома не встретилось ни одной души.
Поднялась на свой седьмой этаж, а поднявшись, обнаружила, что ключей от квартиры у нее нет. Наверное, выронила, когда пряталась в мусорном баке, а потом ползла вдоль забора к калитке. Звонить в дверь – все равно, что нажимать на больной зуб. Но ей ничего не оставалось, как нажать на черную кнопку.
Похоже, мама стояла за дверью.
- Где ты была, Юлия? - строго спросила она.
- У Алисы, - не поднимая глаз, ответила дочь.
- Не ври! Я звонила Алисе и Даше, тебя у них не было.
В ее голове завертелись имена подруг, у которых бы не было телефона. Выискала Валю Пинегину, с ней они занимались в стрелковой секции.
- Я была у Вали.
- У какой еще Вали?
- Пинегиной. Из параллельного класса.
- Кто у нее родители?
- Мама – домохозяйка.
- Отца, конечно, нет?
- Есть. Шабашит по стройкам.
- Боже мой! Шабашит! Кто там был еще из вашей компании?
- Из нашей компании – никто.
- А в квартире?
- Была Валина тетка с маленькой дочкой и любовником, - она врала напропалую, не соображая того, о чем говорит.
- Откуда ты знаешь, что та женщина пришла с любовником?.. И почему вся твоя куртка грязная и пахнет, будто тебя таскали по помойкам?
Юльку вдруг заполнила глухая ненависть. Не к матери с отцом как к личностям, а к тому, что они такие тупые. Она перестала воспринимать мать как мать. Видела только женщину, которая делала ей больно. И не соображала, какие гадкие слова выпаливает:
- Я же не стучу папе, когда к тебе приходит твой начальник! А когда папа возвращается с дачи, ты топчешься перед ним и мурлыкаешь, как кошка!
- Что ты болтаешь! – всплеснула руками мать. – Как тебе не стыдно!
И она опомнилась. Не хватало еще родительского развода. А маман сникла, заметно побледнела. Юльке показалось, что сейчас она свалится на пол. Мать сделала шаг к вешалке и, держась за стенку, стала опускаться на обувную полку. Юлька поддержала ее и не сразу врубилась, что ее тормошит за руку отец:
- Это правда, дочка?
- Не бери в голову, папа, - пробормотала я. – Это я со зла наговорила.
- Разве так можно, Юля?
- Угнетенному человеку все можно.
- Кто тебя угнетает?
- Маман. А ты ей всегда поддакиваешь.
Мама открыла глаза, окинула мужа и дочь скользящим взглядом.
- Признайся отцу, что ты про меня все наврала.
- Уже призналась, - буркнула она.
Прошла в свою комнату. Не зажигая света, бросилась прямо в грязной куртке на постель и замерла с открытыми глазами. Ей не хотелось никого видеть и никого слышать. Через какое-то время тихо открылась дверь, и в комнату скользнула мать. Присела на тахту. Юлька ждала, что она скажет.
Но та тихо произнесла:
- Зачем ты так, Юлия?
- А ты зачем?
- Я – твоя мать. У меня за тебя сердце болит. А ты...
- Что я? Что я?.. Ты всю жизнь на меня давила. Даже теперь заставляешь носить косички с бантиками, хотя я уже выросла из бантиков... И на папу давила. На кафедре был у тебя подчиненным, дома под каблуком…
- О чем ты говоришь, Юлия?
- О том, о чем давно было надо поговорить. Потому не спрашивай, почему я пришла поздно.
Выговорившись, она словно сняла с души часть давившей ноши. Мать продолжала сидеть рядом. Юлька даже в темноте ощущала ее растерянность. Такой она никогда не видела ее. Ей стало жалко родительницу.
Наконец, мать проговорила безо всяких властных ноток:
- Разденься и ложись нормально.
- А ты иди к папе, - ответила Юлька.
Мать вышла, тихо прикрыв дверь. Минут через пять Юлька тоже встала. И стала раздеваться в темноте. Куртку отбросила в сторону, папа постирает завтра, обязанности домохозяйки лежали на нем, как временно безработном... Стянула джинсы, недавно купленную кофточку, с отвращением освободилась от кружевных трусиков. Колготки остались в кишлаке. А лифчиков она принципиально не носила, еще наносится, когда груди отвиснут... Всю эту груду вещей, еще вчера нравившихся ей, в пакет и утром - в мусоропровод, чтобы не будоражили память... Не к чему зацикливаться, если поезд уже отошел от платформы! Будут новые остановки и конечная станция, где все незнакомо и непонятно, что тебя ждет.
Почти успокоенная, Юлька прошлепала в ванную комнату. Забравшись в горячую воду, с остервенением терла себя щеткой. Сдирала налипшую гнусь и беспомощные мысли. У нее начиналась новая жизнь. И еще она знала теперь, ради чего будет жить.
Юлька ни разу не проснулась, хотя сон ее был чутким, как у собаки. Сновидения накатывались обрывками и походили на явь. В них появлялись родители, школа, пижон Толик и огромная, как боксерский ринг, кровать с грязными простынями. И все это вдруг заслонила сутулая фигура Рамиля Ахсановича, бывшего чемпиона страны по стрельбе, зарабатывающего теперь на хлеб тренерской работой.
- Не думай, девочка, о том, что хочешь поразить мишень, - говорил он. – Ты просто обязана поразить ее. Представь, что стреляешь по врагу...
И перед ней вдруг ожила на бетонной стене тира черно-белая мишень с зеленым силуэтом. Черными кольцами была исполосована холеная усатая морда главного борца с преступностью. Центр круга приходился на жирные губы. Она нажимала на курок и точно знала, что каждый выстрел попадал в цель. А Рамиль Ахсанович, стоя рядом с биноклем, удовлетворенно приговаривал:
- Десятка. Десятка. Молодец, девочка, опять десятка...
С этой «десяткой» она и проснулась. Над ней склонился отец.
- Ты не заболела, Юленька? - спросил. - Раньше во сне никогда не разговаривала.
- Нет, не заболела, папа. Сколько времени?
- Одиннадцать. Я пожалел будить тебя в школу. Маме только не говори.
- Спасибо, папа. Не скажу. Мама на работе?
- Да. К ним сегодня прибалты приезжают. Насчет совместного предприятия. Она должна подготовить научную документацию.
У нее хватило ума сообразить, что вчерашний инцидент, вызванный ее болтливым откровением, исчерпан. Впрочем, она и не сомневалась, что так и будет. Маман легко гасила супружеские конфликты, пуская в ход все женские уловки. Это Юльке, чтобы восстановиться и снова стать нормальным человеком, требовались время и расчетливая подготовка. Она знала, что финиш когда-нибудь будет, только не знала, где и когда. И старалась пока о том не думать.
- Встаю, папа, - потянулась она ленивым котенком. И добавила, зная, что ему будет приятно: - Есть хочу. Ты что-то вкусненькое приготовил?
- Собираю на стол, доча. Твои любимые гренки с сыром…
2.
Весь день Юлька бездельничала, хотя выпускные экзамены были на носу. Вчерашний кошмар она выкинула из головы, но царапину на душе чувствовала ежесекундно. И старалась заполнить день приятными и пустыми заботами. Сняла с ногтей облупившийся бледно-розовый лак и наманикюрила их красным. Лениво пролистала какой-то детектив. Испробовала разные прически для своей густой пепельно-каштановой копны... В общем, чистила перышки, пока день не перевалил через половину второй половины.
Отец, вооружившись старой хозяйственной сумкой, отправился на рынок. Проводив его, Юлька перво-наперво достала из-под тахты пакет со вчерашней одеждой. Выскочила на лестничную площадку, спустилась на один пролет к мусоропроводу и похоронила в нем память о случившемся. Затем, как повелел отец, сидела на кухне и приглядывала за кастрюлей, в которой варилось мясо. Сделала себе кофе, отхлебывала его, смакуя каждый глоток, и жевала блины с творогом. Мясной бульон, конечно же, сбежал из кастрюли. Она чуть успела поймать его остатки, выключив газ. Протерла плиту, добавила из чайника в кастрюлю кипяченой воды, чтобы скрыть следы своей безответственности. В этот момент и раздался звонок в дверь. Видимо, вернулся с рынка папа.
Она не спросила: «Кто?». Отщелкнула запор. Распахнула дверь. Перед ее очами предстал собственной персоной прыгун Толик с модной спортивной сумкой через плечо. Заслонив собою проход в квартиру, Юлька уставилась на него, как на муху, ползающую по стеклу.
- Понимаешь, Юля, - проговорил он через паузу. Она не дала ему закончить:
- Чао, бамбино! Носи в кармане запасные трусы! - и захлопнула дверь.
Вернулся с рынка папа. Она помогла ему выложить на стол вакуумные упаковки пельменей, картошку, капусту, помидоры... Неплохо зарабатывала маман, если они могли в мае позволить себе покупать помидоры и огурчики. А многие знакомые девчонки недоедали, лишь бы купить на барахолке новые китайские джинсы с нашлепками от известной фирмы. Напоследок папа залез в бездонный карман своего плаща и, достав брусочек киндер-шоколада, церемонно вручил ей. Такой вот он, все еще считал ее маленькой, баловал, как первоклашку. Она сказала «спасибо», чмокнула его в щеку и заявила, что должна идти на тренировку.
- Ты же бросила это занятие, дочка.
- Решила снова заняться.
- Оно, конечно, - неуверенно проговорил папа. – Только не девичье это дело. Но коли решила...
Юлька не стала дожидаться, когда он что-то сотворит из разбавленного кипятком мясного бульона. Натянула старые джинсы, ветровку с капюшоном и сделала родителю ручкой.
Дворец молодежи, называемый раньше Домом пионеров, располагался почти в центре. Доехав на троллейбусе до мэрии, Юлька пошла дальше пешком, мимо трехэтажного здания управления внутренних дел. У входа в него стоял мент с короткоствольным автоматом. Здесь боролся с организованной преступностью усатомордый и золотозубый кавказец.
Её пропуск во Дворец молодежи действовал до конца года. Она уверенно прошла в раздевалку. И там увидела ту, на которую вчера сослалась в разговоре с маман – свою постоянную соперницу на соревнованиях Валю Пинегину. Они никогда особо не дружили, но тут Юлька по-настоящему обрадовалась.
- Валюха!
- Юлька! – оказалась подруга-соперница в ее объятиях. – Снова к нам?.. Тебя дед Рамиль часто вспоминает.
Они спускались по щербатым ступенькам в подвал, где располагался тир.
Валя – маленькая и аккуратненькая, со скуластым личиком и монгольским разрезом глаз. Она была старшей в многодетной семье. Ее мама Нюра была добрейшей женщиной. Юлька убедилась в этом, когда прошлой осенью после финальных соревнований юниоров Валя затащила ее к себе домой, в большую комнату коммунального барака. Кроме нее, в семье было еще трое детей, и за Валей постоянно таскалась семилетняя сестренка Танюшка. Всеми, в том числе и тетей Нюрой, руководила баба Оня, сухая и высокая бабуля с командирским голосом.
В тот раз все уселись за стол, накрытый вытертой клеенкой, и лопали пирожки с капустой. Когда оттрапезничали, баба Оня, глядя на них с Валей, вдруг спросила:
- А женихи-то у вас есть, девчонки?
- Рано еще о женихах думать, - беспечно ответила Юлька.
- Глядите, а то простреляете свою судьбу!
- А я не простреляю, - вмешалась сероглазая Танюшка. - За военного летчика выйду замуж, вот!
- Где же ты его возьмешь? - усмехнулась Валя.
- Колька из двухэтажки станет летчиком...
Такая вот приятная непутевщина промелькнула в Юлькиной памяти, когда они спускались в тир.
Рамиль Ахсанович, увидев Юльку, расцвел улыбкой.
- Девочка! – воскликнул. – Неужели ты пришла к Великому Татарину?
Он с иронией величал себя так, когда бывал в хорошем настроении. Хотя и не так уж ошибался. В свое время он показывал на стрельбище феноменальные результаты. Кто-то из журналистов назвал его в статье Великим Татарином и напророчил ему звание чемпиона мира. Но перед чемпионатом, когда он уже был зачислен в сборную под первым номером, вдруг стал катастрофически слепнуть. И вынужден был отказаться от участия в первенстве.
- В гости или на тренировку? - спросил Рамиль Ахсанович.
- На тренировку, - ответила Юлька. – Вы же сами обещали сделать из меня большую чемпионку.
Он всплеснул руками:
- Обязательно сделаю, девочка! Если ты сама этого захочешь...
Полугодовой перерыв сказался. Юлька лепила восьмерки и девятки. Один выстрел даже загнала в семерку.
- Ничего, девочка, - подбодрил ее дед Рамиль. – Ручки тебя подводят. Перенервничала, да? Весной все девочки нервничают.
У Вали Пинегиной пробоины не выходили из центрального круга. Она собиралась уйти в биатлон, потому пуляла, чуть ли не без передыху, расходуя свои тридцать патронов…
Золотозубая мишень
1.
Выпускные экзамены ровно бы пролетели мимо Юльки. Золотая медаль, которую ей пророчили и родители, и учителя, оказалась в дальнем далеке сразу после сочинения. Наделала примитивных грамматических ошибок. Ей на это было наплевать. От ее школьного провала страдала только маман. Но не буровила ее, как раньше, а только укоризненно вздыхала.
- Пойду в наш пед, - объяснила Юлька. – Мастеров спорта туда принимают вне конкурса.
- Но ты не мастер спорта!
- Буду им.
Пожалуй, она и в самом деле могла бы выполнить норму мастера, потому что тренировалась, как проклятая. Выходя на огневой рубеж, заставляла себя вспоминать свой сон: черные мишенные круги на холеной морде и «десятки» на золотых коронках в развале жирных губ.
Рамиль Ахсанович покачивал головой и говорил с опаской:
- Это слишком быстро и хорошо, девочка. Не перегори и не сорвись. Ты бьешь все свои рекорды. Тренировки – не соревнования. Может, тебе отдохнуть?
Отдыхать она не собиралась. Планировала остаться в городе с отцом, когда маман уедет в санаторий. Ее отпуск приходился на время вступительных экзаменов в пед, куда Юлька так и не подала документы. И не собиралась этого делать. Но до поры до времени скрывала свои планы, чтобы не травмировать родителей. Когда маман уедет, объяснить отцу будет проще. Скажет ему, что пойдет работать в тир мишенным механиком, да кем угодно! Промолчит лишь о том, что задумала.
А задумала она ни мало, ни много, как совершить террористический акт. И не с бухты барахты, а основательно подготовившись, изучив обстановку и маршруты передвижения, чтобы выбрать наиболее подходящий момент. Ничего из этого она пока не успела. Обстановки и обстоятельств не изучила. Когда появится подходящий момент, понятия не имела. Юлька умела только стрелять. Но боевого оружия у нее не было. Где взять винтовку? Не мелкашку, а настоящую, снайперскую, с оптическим прицелом? Она слышала, что любое оружие можно купить на черном рынке. Но где этот самый черный оружейный рынок? И как раздобыть деньги на снайперку Драгунова, о которой она прочитала все, что было в библиотеке, и которую никогда не держала в руках?..
- Ты какая-то странная стала, Юлька, - сказала ей Валя Пинегина, когда они возвращались с очередной тренировки. – Тебя будто гложет что-то изнутри.
Вот тебе и простушка Валя! Догадалась каким-то чудом! Значит, надо вести себя по-другому: ходить на молодежные тусовки, валяться на пляже.
Валя о чем-то задумалась. Потом ни с того, ни с чего, вдруг спросила:
- Как тебе новый президент?
- Какой президент?
- Российский. Который из Питера.
- Никак. Он далеко и высоко. Зачем о нем думать?
- А у нас в доме только о нем и разговоры. Хвалят его. Бабе Оне всю задолжность по пенсиям выплатили, маме – по зарплате. Легче стало жить.
Юлька политикой не интересовалась. По телику смотрела, в основном, спортивные передачи. И сетовала на то, что почти не показывают стрелковые соревнования. Она, конечно, знала, что новый президент наводит в стране порядок и что ему противостоит оппозиция. Папа сказал как-то:
- Конец скоро олигархии! Побежали, как крысы с тонущего корабля…
Юлька не оставила без внимания Валино замечание. Теперь она не погружалась в себя и старалась выглядеть, как другие девчонки. Они ходили с Валей в Дом молодежи и отплясывали под самодеятельный ансамбль студентов, не чурающихся приработка к стипендии. После тренировок в тире шли купаться или заглядывали в кафе «Мороженое». Расплачивалась Юлька, папа снабжал ее небольшими суммами, полученными за консультации дипломных работ. Валя конфузилась есть халявное мороженое, но Юлька настаивала, и та сдавалась.
Дома она вела себя пай-девочкой. При маман брала учебник и делала вид, что готовится к вступительным экзаменам в вуз. Мать одобрительно взирала на такое дочерино усердие, но однажды забеспокоилась. Посоветовала ей не переутомляться. Юлька отложила учебник и устроилась рядом с родителями перед телевизором.
Новости бежали мимо нее, пока она не услышала название родного города. По экрану поползла центральная улица. Мелькнула мэрия, дом с турфирмой на первом этаже и с облюбованной ею скамейкой у подъезда для наблюдения и изучения ментовского распорядка. На здании УВД кадры прекратили свой бег.
Диктор вещал об очередном заказном убийстве. На этот раз жертвой оказался сам начальник управления генерал Лебедев, которого киллер подстерег, когда тот выгуливал собаку. Предварительная версия этого убийства – месть одной из криминальных группировок за проведенную недавно массированную облаву городских притонов. Обязанности начальника управления временно исполняет полковник Мирзоев.
Весь экран заполнила ненавистная Юлии холеная морда с усами.
Она, морда, пообещала, что подлые убийцы будут найдены и предстанут перед судом. В Юльке все закипело от негодования. Папа сказал:
- Мирзоев был назначен на должность Москвой вопреки мнению Лебедева. Так что эта смерть ему на руку…
Папины слова прочно осели в Юлькиной голове. Она объявила, что ей пора в институт, на консультацию для абитуриентов. Никакой консультации, естественно, не было. Они договорились встретиться с Валей Пинегиной и отправиться на пляж.
Юлька лежала на песке, подставив солнцу свой красивый втянутый живот. Рядом с ней загорала Валя. У самой воды пристроилась компания пьяных дебилов.
- Перейдем на другое место, - предложила Валя.
Юлька отрицательно качнула головой. С этого места хорошо был виден кишлак, откуда ей пришлось удирать глубокой ночью. Он стоял на взгорке, отделенный от общественного пляжа высокой непрозрачной оградой. Возможно, в нем никого, кроме охранника у ворот, сегодня не было.
- Может, скупнемся? – предложила Валя.
Они встали и пошли в воду. Далеко не решились заплывать, чтобы не терять из виду оставшиеся на берегу вещи. Но не успели отплыть и пяти метров, как один, самый жирный из кучковавшихся на берегу дебилов, прихватил Юлькин сарафан и серенькую Валину кофтенку. Повязал ее тюрбаном на голове, а сарафан поднял над головой, как флаг.
Они по-быстрому поплыли к берегу. Вылезли на песок. Юлька подбежала к жирному:
- Дай сюда! - протянула руку за сарафаном.
- На! - выкрикнул тот и кинул сарафан ржавшим приятелям.
Валя успела в этот момент сорвать с его головы свою кофточку. А Юлька, как мячик, металась от одного к другому, пытаясь вызволить свою нательную собственность. Один из дебилов, мокрогубый и с ушами-пельменями, судя по всему, старший в их компании, приподнялся и облапил ее сзади, стиснув грудь. Ей с трудом удалось вывернуться. И она, развернувшись, со всего маху залепила ему пощечину. Не успела Юлька сообразить, что к чему, как горячая волна опрокинула ее на песок. Почувствовала, что ее прицельный правый глаз закрывается от кулака Пельменя. И еще заметила, как Валя Пинегина прыгнула на его спину и вцепилась обеими руками в длинные сальные волосы. Он стряхнул ее.
Никто из пляжников не обращал на них никакого внимания. Юлька валялась на песке. Перед ее носом торчали огромные ступни с грязными ногтями. Что было сил, она дернула за них, пытаясь свалить Пельменя. Он отшвырнул ее пинком. Сказал, почмокав губами:
- Грузите их в тачку!
Чем бы все это закончилось, она в тот момент не задумывалась. Но вдруг Пельмень рухнул на песок. И тут она увидела высокого русоволосого парня, который, вытянув под прямым углом ногу, заехал в пах одному из его приятелей. Затем, развернувшись, попал пяткой в скулу Жирному. Трое валялись на песке. Четвертый ползком пробирался к воде. А светловолосый спаситель произнес:
- Вставайте, девчонки! Нечего разлеживаться!
Джентльменского набора в обращении с дамами ему явно не хватало. Так она подумала, несмотря на свое плачевное состояние. Валя поднялась первой. Кофточка у нее была располосована до пупа. Юлька встала рядом с ней.
- Н-да, - произнес спаситель, глядя на Юлькин заплывший глаз. Кивнул на валявшихся дебилов: - Ваши приятели?
Подруги энергично замотали головами, отметая такое стыдное для них предположение. Спаситель, не торопясь, ощупал разбросанную на песке одежду поверженных противников. Обнаружил два выкидных ножа, стодолларовую купюру Валентине: и несколько рублевых полусоток. Ножи зашвырнул в реку. Деньги протянул
- На новую кофточку и за моральный ущерб... А теперь дуйте домой.
Набравшись наглости, Юлька спросила:
- Разве вы нас не проводите?
Он поглядел на нее с любопытством.
- Хотите, чтобы проводил?
- Хочу, - ответила она лишь за себя.
- Не привык отказывать юным дамам, - не без иронии произнес он. Однако повел себя, как кавалер: - Меня зовут Георгий. А вас?
Они назвали себя. И потопали за ним в гору к остановке автобуса. Не дойдя до нее метров двести, он жестом велел им не двигаться. Поднял руку, останавливая появившийся из-за поворота жигуленок. Тот тормознул. Юлька не расслышала, что сказал их новый знакомый водителю. Затем распахнул заднюю дверцу и пригласил усаживаться. Можно было подумать, что машина его собственная! Уверенно плюхнулся рядом с водителем. Повернул к ним свою красивую голову:
- Кому куда?
Они назвали адреса, и он распорядился:
- Давай, шеф, по маршруту!
Они с Валей мягко и синхронно покачивались, когда машина объезжала дорожные рытвины. Супермен Георгий не обращал на них никакого внимания.
Валя нащупала Юлькину ладонь, вложила в нее бумажку, шепнула:
- Доллары – за моральный ущерб.
Юлька поняла, что это деньги, экспроприированные их спасителем. Но поделила она их явно не поровну и не в свою пользу.
- Мне не надо, - также шепотом отозвалась Юлька и насильно втолкнула ассигнацию в Валин кулачок. – Купи себе новые джинсы и кроссовки.
Минут пять они ехали молча. Потом Валя прошелестела ей в ухо:
- Спасибо!
Водитель сворачивал в какие-то безымянные переулки с палисадниками и цветниками, но на домах не было, ни названий улиц, ни номеров. В конце концов, машина неожиданно оказалась напротив Валиного барака.
- До свидания, - сказала Валя Георгию.
Тот вместо ответа молча склонил голову. Она выскочила из Жигулей и, придерживая рукой разорванную кофточку, побежала к бездверному подъезду.
- Полный – по второму адресу! – скомандовал Георгий.
Юлька ждала, что он обернется к ней, чтобы хотя бы обозначить свое присутствие. Но он застыл на своем сидении, как памятник. И так, пока жигули не остановились у ее дома. Ей, если честно, не хотелось вылезать из машины, и она медлила.
- Приехали, красавица, - сказал Георгий. – Надеюсь, сумеешь оправдаться перед родителями?
Его тон Юльке не понравился. Подумаешь, Джеймс Бонд! Собрав все свое ехидство в кучу, она произнесла как можно небрежнее:
- Спасибо за своевременную помощь. Чао-какао, красавец!..
- Какао тебе сейчас в самый раз, деточка, - сказал и укатил.
Ее настроение стремительно покатилось вниз. В таком состоянии она поднялась на лифте на свой седьмой этаж. Как выглядел ее глаз, она поняла по выражению лица отца. Ни слова не говоря, он усадил ее на диван. Принес из кухни старинную медную ступку, хранившуюся в семье с незапамятных времен. Промокнул синяк полотенцем и стал поглаживать по нему ступкой. В общем, врачевал дедовским способом. Потом спросил:
- Хочешь есть?
Она утвердительно кивнула и поплелась за ним на кухню.
Пока дочь насыщалась, он смотрел на нее горестно и влюблено. И лишь потом поинтересовался: что случилось? Она рассказала ему без утайки, не забыв упомянуть и о спасителе.
- Вам повезло, что такой человек оказался рядом. Все могло бы кончиться гораздо хуже... А сейчас – в постель, пока мама не пришла. Я сам все ей объясню.
Юлька отправилась в свою комнату и улеглась с надеждой заснуть. Но не спалось. И не солнце, все еще заглядывавшее в окно, было тому причиной. В глазах стоял светловолосый спаситель, неприступный и холодный, словно монумент. И снисходительный, как поручик Ржевский. Глядел на нее, будто на экспонат из школьного музея! А она уже не школьница и далеко не дурнушка. Развез, видишь ли, по домам и ни капельки не заинтересовался ими самими.
Когда пришла мама, Юлька уже почти спала. Почувствовала, как она зашла в комнату. Охнула, увидев лицо дочери. Раньше она бы обязательно разбудила и устроила допрос по полной форме. Теперь же тихо удалилась.
Лишь после этого Юлька безмятежно уснула.
Проснулась она с ощущением, что вчера что-то недоделала. И сразу поняла, откуда это ощущение. Светловолосый супермен-спаситель растворился, даже не намекнув, на какой дорожке оставляет свои следы.
Она встала, прошлепала в ванную. Глянула в зеркало и ужаснулась. Синева из подглазья расползлась, чуть ли не на всю щеку, а глаз стал уже, чем у китайца. Придется сидеть безвылазно дома: ни на тренировки, ни в город прошвырнуться, не говоря уж о скамейке, присмотренной у подъезда турфирмы, расположенной напротив ментовской трехэтажки. А впрочем, почему она должна исключать из своих планов эту скамейку? Синяк – надежная естественная маскировка на случай, если у кого-то из ментов шевельнется подозрение. Хулиганка с таким фонарем совсем не похожа на майскую пай-девочку... А чтобы избавиться от нездорового любопытства прохожих, можно надеть мамины курортные солнцезащитные окуляры.
За обедом Юлька жевала что-то, не ощущая вкуса. Косила здоровым глазом на включенный телевизор. Москва передавала новости. Диктор сообщил, что в связи с гибелью генерала Лебедева из Москвы вылетела комиссия МВД.
- Мам, дай мне свои противосолнечные очки глаз прикрыть, - попросила Юлька. – Мне в институт надо.
- Конечно, конечно, - достала из своего портфеля темные окуляры и протянула дочери…
2.
Выходной день стражам порядка явно поломали. За оградой скопилось множество машин. Вход стерегли двое с автоматами, а не один, как было еще вчера. То и дело хлопали двери. Туда-сюда сновали люди в штатском и в милицейской форме. Автомобили выкатывались из ворот, срывались с места и исчезали.
Напялив очки, Юлька сидела напротив здания УВД и делала вид, что читает книгу. Наконец, увидела своего врага Мирзоева. Он вышел из подъезда с высоким мужиком в костюме стального цвета. Оба уселись в черный мерс и покинули милицейский двор в сопровождении джипа. Она уже собралась сматываться со своего поста. Но едва поднялась со скамейки, как увидела, что джип и мерс катят с ее стороны в обратном направлении. Она автоматически сняла великоватые материны окуляры. Снова села.
Лимузины тормознули метрах в семи от нее, напротив зеркальной двери ресторана «Эльбрус». Из джипа выскочили менты, встали коридором подле мерса. Вылезший первым Мирзоев распахнул заднюю дверцу, взял под локоток пассажира в костюме и повел к ресторанному крыльцу. Тут только она смогла разглядеть московского начальника. Он был выше и вальяжнее полковника. Упитанный, щекастый - весь из себя важный - прошествовал в окружении охраны к зеркальным дверям. Их угодливо распахнул носатый тип в ливрее.
Юлька продолжала сидеть и листать нечитаные страницы. Мысли же крутились вокруг тех, кого только что заглотила ресторанная дверь. Из головы не выходила реплика папы: смерть генерала Лебедева на руку Мирзоеву. А что, полковник вполне мог заказать убийство. Такая версия ей очень даже нравилась. Воткнуть бы ему за воротник подслушивающее устройство, может, и проговорился бы. Но она даже не видела никогда таких устройств…
Она так глубоко погрузилась в свои мысли, что не обратила внимания на остановившуюся у тротуара машину и появившегося перед ней человека. Пока не услышала его голос:
- Что поделывает здесь одноглазая красавица?
Юлька оторопела. И, как идиотка, глазела на материализовавшегося из воздуха супермена Георгия. Все, что могла вымолвить, застряло в горле.
- Намечается турпоездка в Анталию? – и она вспомнила, что сидит у входа в туристическую фирму.
- Нет, - автоматически ответила Юлька.
Встала, чтобы страшный глаз не так бросался Георгию в глаза. Торопливо водрузила на переносицу очки. И почувствовала себя еще неуютнее.
- Это вы, наверное, хотите обзавестись путевкой? - спросила она, чтобы только не молчать.
- Нет. Рядом гостиница, я в ней квартирую. Возвращался и заметил вас.
- Вы в командировке?
- Да.
- Надолго к нам?
- Как получится.
- Слышали о вчерашнем заказном убийстве? Что вы о нем думаете?
- Я о нем не думаю. Занимаюсь своим делом.
- А что у вас за дело?
- Любопытной Варваре нос оторвали, - засмеялся он.
Юлька слегка обиделась. И заявила, впрочем, без особой решимости:
- Мне пора домой.
Мысленно же уговаривала его, чтобы он предложил ее проводить. И он будто услышал. Спросил:
- Вас подвезти? Я взял напрокат авто.
Тут только она обратила внимание на припаркованную к тротуару «Мазду». И оглядела его самого. Он был в серых джинсах «лэвис», в адидасовских мокасинах с дырочками и в фирмовой рубашке с короткими рукавами, выглядывавшей из-под распахнутой легкой безрукавки.
- Подвезите, если не жаль времени, - скромно согласилась она.
В этот раз она сидела рядом с ним на пассажирском сидении. Руль он держал одной рукой и был любезен, как ухажер. Задавал малозначимые вопросы, на которые она охотно отвечала. Не преминула сообщить ему, что школу уже закончила – мол, стала взрослой и вполне самостоятельной. Даже про тир рассказала и похвасталась своим чемпионским титулом, не уточнив, правда, что среди юниоров.
Тиром он заинтересовался. Выспросил, в какие дни и часы проходят тренировки, и даже пообещал заглянуть, когда выкроит время. Однако номера телефона не попросил. Просто высадил у дома и помахал пальчиками.
3.
Дня через три, когда шумиха вокруг убийства милицейского генерала затихла, позвонила Валя Пинегина. Наверное, к соседям напросилась, чтобы позвонить.
- Я купила джинсы и кроссовки, - радостно сообщила она.
- Молоток!
- На тренировку сегодня придешь?
- Так ведь глаз...
- Он что, совсем ничего не видит? - испуганно спросила Валя.
- Видит. Но пугать деда Рамиля не хочу.
- Фигня, Юль! Он у нас с понятием. Приходи, а!
- Ладно, - согласилась Юлька, подумав, что Георгий с редкой фамилией вполне может заглянуть в этот день...
Рамиль Ахсанович с горестным выражением поглядел на ее синяк:
- Бывает, девочка. До свадьбы заживет.
Был он чем-то озабочен, то и дело поглядывал на часы. Даже нарушил график тренировки. После пристрелки отозвал их с Валей в сторонку. Всё с тем же озабоченным видом сказал:
- На вас, девочки, надеюсь. Через полчаса к нам явятся шефы из милиции. Тир-то их! Разрешение нам подписал генерал Лебедев. Убили Лебедева! Другой у них теперь начальник. Решил проверить, чем мы тут занимаемся. На огневой рубеж я, девочки, вас вызову. Товар лицом, так сказать.
В Юлькиной голове мигом пронеслась мысль, что надо бежать. Мирзоев
вполне может ее признать, хотя она и назвалась в тот пакостный вечер Жанной. А фамилию вообще не упоминала.
- Я должна уйти, - заявила она в панике тренеру. – Обещала маме быть дома к обеду. – И соврала: - У нее день рождения!
- Как же так, девочка? - растерянно произнес он. – Наш подвал коммерсантам приглянулся. Вдруг новый начальник выгнать нас собирается? Неужели ты не выручишь деда Рамиля? Вы же у меня только двое.
- Юлька! - зашептала Валя. – Ты с ума сошла? Отберут тир, а Рамиля на улицу! У него же маленькие внучки!..
Альтернативы, как поступить, не было: или-или... И Юлька махнула рукой на собственное «я». Сказала, как отрезала курковый палец:
- Ладно. Остаюсь...
Мирзоев появился в тире в полковничьей форме и со свитой. Юлька сняла очки. Синева из-под глаза уже начала спадать, даже глаз открылся. Полковник оглядел неровный строй и произнес, обращаясь к Рамилю Ахсановичу:
- Погляжу, чему ты их научил, старый. Огневой – пятьдесят метров. 10 выстрелов – пять минут. Действуй, старый!
Рамиль Ахсанович назвал их с Валей фамилии. У Юльки был первый номер, у нее – второй. Изготовились для стрельбы, доложили.
Из глубины выплыли мишени. Мирзоев стоял сбоку от Юльки с биноклем на шее. Она тут же вообразила его физиономию в прицельном круге и нажала курок. Зародившаяся в ней злоба помогла собраться. Она садила в мишень пулю за пулей, нисколь не сомневаясь, что они летят в рот с золотыми зубами.
Отстрелялись они за половину отпущенного им времени. Холеная морда вразвалочку двинулся к мишеням. Следом засеменила свита. Сзади всех – Рамиль Ахсанович. Зато возвращался он первым и еще издали показал большой палец.
- Недаром свой хлеб ешь, старый, - сказал полковник тренеру.
Затем окинул их с Валей приценивающимся взглядом. Пошевелил усами. Протянул назад, не глядя, руку. Кто-то вложил ему в ладонь две коробочки.
- За успехи в стрелковом спорте, - громогласно и со значением объявил он, - награждаю вас ценным подарком - часами.
Протягивая коробочку, задержался взглядом на Юлькином лице. Отрывисто спросил:
- Как зовут?
Она чуть было не брякнула: «Жанна», но вовремя опомнилась.
- Юлия, - произнесла, придав голосу хрипоту.
- Дерешься? - кивнул на синяк.
- Даю сдачи, - прохрипела она.
- Правильно, - важно кивнул он и еще раз внимательно оглядел ее.
Сердце у нее захолонуло: узнал! Но на физиономии полковника ничего не отразилось.
- Молодец! - Потрепал Юльку по щеке. Повернулся к деду Рамилю: - Вот что, старый. Твою лавочку первого августа я прикрываю. Но-но, не шебутись, без работы не останешься. Будешь тренировать своих снайперш. В боевом тире.
- Но позвольте, – дёрнулся тренер, - стрелковая секция…
- Не лезь в пузырь, старый, - оборвал его полковник. Развернулся и, ни с кем не попрощавшись, двинулся на выход.
Когда железная дверь за ним захлопнулась, Рамиль Ахсанович опустился на лавку у стены.
- Вот и всё, девочки.
Все сгрудились вокруг него и попытались утешить.
- Не переживайте так, - сказала Юлька.– До первого августа еще полтора месяца. Жалобу напишем. Коллективную.
- Кому, Юля?
- Губернатору. Или кому повыше.
- Ты много не понимаешь, девочка. Лебедева нет, и жаловаться бесполезно…
Он замолчал. Встал со скамейки. Обвел взглядом свою юную команду:
- До августа тренировки по расписанию. А вы, Юля и Валя, превзошли сегодня самих себя... Можешь, Юлия, бежать на мамин день рожденья.
А она и забыла про свое вранье. Признаваться в обмане желания не было. Ничего не оставалось, как топать наверх.
Но день оказался богатым на сюрпризы. На выходе Юлька столкнулась... с суперменом Георгием. И превратилась в соляной столб.
- А я вас разыскиваю, - весело сказал он. – Ну, показывайте свой тир.
Как загипнотизированная, Юлька повернула обратно.
- Ты чего вернулась? - спросила Валя.
Увидев и признав пляжного спасителя, она бросила быстрый взгляд на новые кроссовки и запунцовела. Дед Рамиль тоже обеспокоился:
- Что-нибудь случилось, девочка?
- Вот, - показала она на Георгия, – товарищ хочет поглядеть на наш тир.
- Арендаторы? - голос тренера одеревенел. – Приходите через полтора месяца.
- Я частное лицо. Георгий Кацерик. Хочу арендовать у вас на десять минут мишень и «Марголина» с патронами. На взаимовыгодных условиях.
Тренер грустно улыбнулся.
- Извиняй, пожалуйста. Тут качки ходят, им подвал под склад нужен. Трясут какими-то бумажками. Только что начальник УВД тут был. Приказал до августа освободить помещение. А пострелять – пожалуйста. Касса рядом с раздевалкой.
- Зачем касса?..
Валя дернула Юльку за руку, и они отошли.
- Дед постесняется при нас взять деньги, - бормотнула в ухо.
Они двинулись в оружейную комнату. Вернулись минуты через три.
- Посоревнуемся, чемпионки? – подошел к Юльке Георгий.
Из «Марголина» они с Валей, конечно, стреляли. Но результатами похвастаться не могли. Да и настроения соревноваться не было. Потому обе отрицательно покачали головами.
Казалось, что Георгий даже не целился. Стрелял без пауз. Когда все подошли к мишени, Юлька дико удивилась. Отдельные пробоины в мишени не
просматривались, в центре круга была одна сплошная дыра. Рамиль Ахсанович начал было выделывать круги вокруг Георгия. Наверное, с намерением залучить его в городскую команду и самому стать вторым ее тренером. Но, видимо, вспомнил, что скоро придется распрощаться с тиром, сник и сокрушенно взмахнул рукой. Георгий понял его и сказал:
- Я в командировке.
Тренер вяло полюбопытствовал:
- Из Москвы?
- Так точно, - ответил тот.
Он снова предложил им с Валей развезти их по домам. Юлька, не спрашивая разрешения, по-хозяйски уселась рядом с ним. Валю посадили сзади. Возле их барака распрощались с ней. Домой Юльке совсем не хотелось, хотя мама завтрашним вечером отправлялась в свой любимый санаторий.
В этот раз судьба к ней была благосклонна. Георгий медленно поехал в противоположную от ее дома сторону. Стрелка спидометра подрагивала возле цифры «50». Машина куда-то то и дело сворачивала. Юльке даже показалось, что Георгий хочет увезти ее за город. В общем-то, она бы и не возражала.
- Мы за город? – спросила она.
- Нет. Сдается, что нас кто-то пасет.
Юлька оглянулась и никаких преследователей не обнаружила.
- Серая «Волга», - подсказал Георгий и неторопливо развернулся.
Откуда-то действительно вынырнула серая «Волга». Присутствие Георгия не позволяло ей паниковать: он сумеет защитить. Юлька снова оглянулась.
- Не дергайся, - приказал он. – Теперь держись. Будем обрезать хвост.
То, что он стал вытворять с арендованной «Маздой», лучше никому не рассказывать. Они неслись, как по серпантину. Юльку то прижимало к дверце, то она чуть ли не валилась к нему на колени. Он же не обращал на нее никакого внимания. И лишь выскочив из какого-то проходного двора, сбавил скорость.
- Напугалась? - спросил.
- Нет.
Она и в самом деле не испытывала никакого страха от бешеной езды.
- Придется заскочить ко мне в гостиницу, Юля. Только не возражай!
Она и не думала возражать. Он зарулил за угол и нырнул под арку. «Мазду» оставил у гаражей-ракушек. И они потопали в гостиницу. Шли какими-то переходами, заставленными коробками. Попали в жарочный цех, где стоял одуряющий чад, и что-то гудело. Пройдя еще два коридора и поднявшись по черным ступенькам, оказались в ресторанном зале. Глянуть со стороны: влюбленная парочка. Таким макаром они прошествовали в гостиничный вестибюль. Поднялись на лифте на четвертый этаж. Прошли по коридору, устланному бордовой дорожкой, и остановились у двери с цифрой «411». Георгий достал из бокового кармана своей спортивной безрукавки ключи и отпер дверь.
Его номер не походил на хоромы, как она ожидала. Полуторная кровать, тумбочка с телефоном, стол, стул, кресло и холодильник «Саратов». Два больших окна выходили на центральную улицу. Юлька глянула в одно из них. Перед ней, как на ладони, оказалось здание УВД. Георгий подошел к ней, встал за спиной. Она подумала, что сейчас он обнимет ее. И глубоко ошиблась. Он показал на кресло: устраивайся, мол.
- Теперь, Юля, - строго произнес он, - рассказывай все по порядку.
- О чем рассказывать? - сделала она удивленное лицо.
- Чем насолила милиции? Что хочешь у них высмотреть?
- Не понимаю.
- Понимаешь.
Она молчала. И всем видом изображала недоумение. Он покачал головой и вдруг потрогал ладонью ее бантики, которые она намеревалась выбросить завтра.
- Тоже мне – сыщик! - проговорил он. – Давай, Юленька, как на духу: обладателем какой информации ты стала?
И она не выдержала:
- Они затаскивают девчонок в один дом и насилуют их.
- В какой дом?
- В парке, на берегу. Возле спасательной станции.
- Кто конкретно насилует?
- Полковник Мирзоев. Морда у него нерусская. Вместо убитого Лебедева сейчас, - и добавила со злостью: - Он и заказал генерала.
- Почему ты так решила?
- Папа сказал, что генерал был против назначения Мирзоева и вроде бы собирался его выгнать.
- Догадливый у тебя папа. Лебедева я хорошо знал. Его некоторые пытались купить в Чечне и сильно пожалели об этом. Каким образом ты узнала об изнасилованных девчонках?
- Видела случайно, когда забрела поздним вечером на пляж.
- С кем забрела?
- Ты что – следователь, чтобы выспрашивать меня?
- Не дури! Хочу уберечь тебя от глупых поступков. С кем ты была на пляже?
- С одноклассником. Он убежал. А я в кустах спряталась.
- Он видел то же, что и ты?
- Видел. Но не скажет, потому что трус... Три амбала схватили девчонку. Она отбивалась, но они все равно занесли ее в дом.
- Девчонку ту знаешь?
- Да. Но её уже нет в городе. Переехали. Куда – не знаю.
- Ты засветилась перед полковником?
- Понятия не имею.
Георгий глянул на нее с недоверием и даже с сожалением.
- Что-то все же ты не договариваешь, Юля. Кстати, сколько тебе лет?
- Восемнадцать, - ответила она, хотя до восемнадцати оставалось целых три месяца. И не удержалась от встречного вопроса: - А тебе?
- Я на двенадцать лет старше тебя. И хорошо знаю, что это не игра в казаки-разбойники. Потому прижми уши и забейся в норку. Поняла?
- А как же совесть, Георгий?
- Есть игры, в которых дилетанты исчезают бесследно.
- Я, по-твоему, дилетант?
- Кто же еще станет торчать напротив милицейских ворот и пытаться рассмотреть что-то сквозь стены?.. Все, Юля. Домой езжай на автобусе. Лучше всего, куда-нибудь уезжай на лето. «Мазду» наверняка уже вычислили по госномеру. Значит, и на меня выйдут. Встречаться нам больше нельзя.
Юлька была ошарашена: как это – «нельзя»? Еще и не начинали встречаться!
- Совсем нельзя? - неуверенно спросила она.
- Не совсем, а пока, - серьезно ответил он.
Несколько секунд она набиралась храбрости. Затем, встав на цыпочки, чмокнула его куда-то возле носа и выбежала из гостиничного номера.
4.
Весь следующий день прошел в суете: Юлька с папой собирали и провожали мать в санаторий. А когда проводили, отец пошел на рынок. Дочь стала прокручивать в голове все, что произошло за суматошный вчерашний день. Сначала встреча с Холеной мордой. Часы вручил, значит, не признал ее. Выходит, следили за Георгием. Он вполне может знать что-то о причастности полковника к убийству генерала Лебедева. Потому они и преследуют его. Георгий прав: разглядеть что-либо за каменными стенами кишлака невозможно. И абсолютно никакого значения не имеет, когда и на чем уезжает и приезжает по своим темным делам полковник. Главное – сами темные дела. А их он творит в кишлаке. На нем и следует сосредоточить внимание.
Юлька представила, как пуля дробит золотые зубы, и задохнулась от мстительного удовольствия. Увы, это была лишь игра воображения. Чтобы ее воплотить в жизнь, надо перво-наперво раздобыть снайперскую винтовку. Но где и каким образом ее раздобыть? Обратиться к деду Рамилю? В оружейной комнате стоят две драгунки с оптическим прицелом. Но Рамиль Ахсанович никогда не согласится участвовать в такой афере.
Она лежала в своей комнате, глядела в потолок, пока не пришел папа и не вытащил дочь ужинать. Ели бутерброды с колбасой. Он запивал их «Клинским», а она – пепси-колой, которую мама считала самым вредным напитком.
- Между прочим, - произнесла Юлька в пространство, - поступать в этом году в институт не имеет смысла.
Отец недоуменно уставился на нее и отставил бутылку с пивом.
- Не понимаю. Повтори.
- Я не хочу поступать в этом году в институт.
- Что случилось? Ты ведь уже подала документы?
- И не собиралась.
- Как же так, доча? Что же ты намерена делать?
Рассказать о своих мстительных намерениях она никак не могла.
- Я еще не определилась со своим призванием. Год поработаю. Разберусь в себе. Как следует, подготовлюсь и на следующее лето – в вуз.
- Где же ты собираешься работать? В городе полно безработных.
- Папа! - с укоризной произнесла Юлька и хотела объяснить, что рабочих мест не хватает только для профессоров и им подобных. Но вовремя прикусила язык и сказала: - В городе не хватает почтальонов, дворников, воспитательниц и нянечек в детские сады. Даже к нам в тир понадобится с сентября гардеробщица.
- Но ведь это не профессия.
- С профессией я определюсь.
Папа покачал головой и тяжело вздохнул.
- Ты уже взрослая, доча. Сама вправе делать выбор.
Как она поняла, вопрос с институтом решился без трагедии…
Понежиться утром в постели ей не пришлось. Папа с растерянным видом заглянул в ее комнату и сказал:
- К тебе пришли.
- Кто?
- Одевайся скорее, - только и произнес он.
Она, конечно, слегка намакияжилась. В зале ее ждал пожилой дядька, сухой, как постаревшая яблоня, и уверенный в себе, слово переросток в классе. Голос у него был тихий и ласковый, будто у лисы, повстречавшей колобка.
- Папаша, - сказал Лис, - оставьте нас на несколько минут.
Бросив на дочь встревоженный взгляд, отец вышел на кухню.
- Скажите, - обратился Лис к Юльке, - с кем вы вчера уехали после стрелковых соревнований?
Ей потребовалось время, чтобы сообразить, что к чему.
- Я не знаю, по какому праву и на каком основании вы меня допрашиваете, - произнесла она как можно официальнее. – Может быть, представитесь?
- Следователь прокуратуры… - и пробормотал фамилию, которую Юлька не разобрала.
- Хотелось бы посмотреть на ваши документы.
- Не слишком ли ты умничаешь, девочка?
Девочкой ее называл дед Рамиль. Но у тренера это звучало по-другому, как-то по-доброму. А тут – с издевкой. С невинным видом она отпарировала:
- Во-первых, прошу на «вы». Во-вторых, поступаю на факультет журналистики и умничаю потому, что очень любопытно испытать на себе, как нарушаются права человека.
Похоже, морщинистый следователь слегка опешил. Достал красную книжицу и покрутил перед ее носом. Она вежливо сказала:
- Извините, не могу разобрать вашу фамилию.
Он притормозил книжицу, и она прочитала: «Какашин Арнольд Ермилович, следователь межрайонной прокуратуры».
- Теперь можете задавать вопросы, господин Какашин, - произнесла Юлька, сделав ударение на его фамилии.
Свой вопрос он повторил слово в слово:
- С кем вы вчера уехали после стрелковых соревнований?
- У нас не было вчера соревнований, - ответила она. - Была проверочная комиссия из управления милиции.
- Хорошо. На чьей машине вы вчера уехали от дома молодежи и куда?
- Был там один. Стрелял из «Марголина». Предложил подвезти меня и Валю Пинегину домой. Очень обходительный молодой человек.
- Его фамилия?
- Он не представился.
- Обдумывайте свои ответы, прежде чем открывать рот, - ласковостью в его голосе уже не пахло.
- Я говорю то, что знаю.
- Что он делал в тире?
- Я уже сказала: стрелял из спортивного пистолета Марголина.
- Где он его взял? Кто дал разрешение пользоваться тиром?
- Не знаю, где взял. А насчет разрешения – плати деньги в кассу и стреляй.
- Куда вы поехали из Дворца молодежи?
Она уже сообразила, что голое вранье не пройдет.
- Сначала завезли домой Валю. Он попросил меня показать самое красивое место в окрестностях города. Мы доехали до Курочкиной горы. Побыли там минут десять. Потом он отвез меня домой.
- И вы даже не познакомились?
- Почему? Познакомились.
- По вашим словам, он не представился.
- Вы интересовались его фамилией. А он назвал только имя: Георгий.
- Чем он занимается?
- Понятия не имею. Судя по машине, коммерсант.
- Куда он поехал от вашего дома?
- Увы, не доложился. А я не догадалась спросить его об этом...
Лис Какашин явно не ожидал такого разговора. Думал, наверное, что девчонка будет лепетать от испуга. А перед ним оказалась взрослая дама с чувством собственного достоинства. Именно такой Юлька видела себя со стороны.
- Извините, - произнесла она, - папа очень обеспокоен. Еще решит, что дочь кого-нибудь обокрала. Вы не возражаете, если я его позову?
- Не возражаю, - проскрипел он.
Юлька окликнула отца. Он появился сразу, будто стоял за дверью. В руках у него почему-то оказалась медная ступка, которую он прикладывал к ее синяку.
- Что, доча? - спросил встревожено.
- Все нормально, папа. Господин Какашин,- она снова произнесла его фамилию с нажимом, - просит моей помощи в проведении дознания.
Родитель был в явной растерянности. Перекладывал ступку из руки в руку. На следователя взглядывал с подозрением. Юлька подумала, что папа запросто мог шарахнуть господина следователя ступкой.
Тот достал из нагрудного кармана визитку, протянул Юльке:
- Мой телефон. Если встретите стрелка Георгия, дайте знать.
- Он что-нибудь натворил? - спросила Юлька с беспечным видом.
- Правоохранительные органы напрасно не заинтересуются, - многозначительно произнес он.
Закрыв за ним дверь, папа напустил на себя строгость и потребовал:
- Объясни, Юля, что происходит! Кто этот сморчок?
Ну, и папа! Более ёмкой характеристики следователя Какашина трудно придумать!
- Абсолютно ничего не происходит, - ответила она. - Позавчера после тренировки нас с Валей подвез на своей машине один спортсмен. Сначала ее, затем меня. А после этого исчез.
- Это он отбил вас у хулиганов на пляже?
- Он.
- Не знаю, что он натворил, но человек, судя по поступкам, положительный. А правоохрана погрязла в мерзости. Если встретишь случайно вашего спасителя, не вздумай звонить этому сморчку.
Юлька подошла к отцу, уткнулась головой в грудь. Он зарылся носом в ее растрепанную после сна каштановую копну. Сказал, как в детстве:
- Юленькой пахнет...
Визит господина Какашина дал новый поворот мыслям. Если его ищут, значит, из гостиницы он исчез. Юлька вспомнила, что он говорил, чтобы она куда-нибудь уехала. А зачем уезжать? Особенно теперь? Она – не причем, она – святая. Им надо его найти – пусть ищут. А увидеть Георгия ей захотелось так, что даже зачесалась. Хорошо бы с ним объединиться. Вот только захочет ли он объединяться?..
Боже! О чем она думает?.. Он ведь сказал, что им нельзя видеться. Пока нельзя. Выходит, через какое-то время можно?.. Значит, он найдет ее?..
Она одернула себя, прогоняя фантазии. И сказала себе словами мамы: «Юлия! Веди себя рационально!».
Засада
1.
Рационально она стала вести себя ровно через сутки. Под наблюдательный пункт пляж не годился, потому она отправилась по пешеходному мосту на ту сторону реки. Когда-то они с папой частенько бродили тут по заросшим березами и соснами холмам. На опушках было полно земляники. Но ей больше по душе были грибы. И она тянула отца дальше, к небольшим моховым полянам в окружении берез. Там прятались в зелени коричневые шляпки обабков.
Обнаружив гриб, папа отворачивался от него, поводил своим курносым носом и изрекал:
- Обабком пахнет.
И она начинала рыскать вокруг него, пока грибок не оказывался в лукошке. Папа сокрушенно взмахивал руками и восклицал:
- Как же я не заметил такого красавца! Опять доча обогнала меня!..
Боже мой! Как же она любила эти прогулки, грибные холмы и моховые поляны! Любила всё Заречье! В те не столь уж давние времена здесь был пансионат машиностроителей, и с его территории всегда доносилась музыка. Она смолкла под лозунги демократизации. Завод разворовали, пансионат задохнулся от безденежья. В Заречье стали расти, как мухоморы после теплого дождя, кирпичные фазенды новых русских. А обабки и земляника с тех пор перевелись…
Со склона, поросшего можжевельником, ей хорошо были видны и пляж, и лодочная станция, а самое главное – кишлак. Если провести прямую линию через речку, то до него было не больше ста пятидесяти метров. Ближе к берегу, сразу за можжевеловыми кустами росли три корявых вяза. Юлька прошла к ним. И чуть не свалилась в яму. Она была глубиной чуть больше метра. И завалена сверху хворостом.
А место у вязов было идеальным для наблюдения. Одно плохо: голо кругом. Даже вётлы не растут на закованном в бетон берегу. И тут ее осенило: яма! И наблюдать можно и стрелять. Во время войны бойцы стреляли из окопов, такие кадры в каждой военном кинофильме показывают. Чем эта яма не окоп? Она разгребла хворост, спрыгнула вниз. Очень удобная яма. Можно даже присесть на неизвестно как попавший сюда брикет силоса. А куча хвороста сверху – неплохая маскировка для винтовочного ствола.
Уйти можно через холм. На той стороне - старое асфальтовое шоссе. На нем запросто поймать попутку или уехать на автобусе в город - в родительскую квартиру. Можно и пешком к тетке по матери – в деревню Шакшу. Пожалуй, это то, что надо. В деревню, в глушь – к тете Любе! Иначе как объяснять доброму папе ее ночные отлучки? А так – легко схимичить: сказать тетке, что буду ночевать в городе, а сама – сюда. Утром – снова к ней….
При отходе, конечно, могут возникнуть сложности с транспортом. Вот бы где пригодился Георгий со своей «Маздой»! Но, увы! Ни его самого нет, ни «Мазды».
2.
Юлька поклялась деду Рамилю, что в октябре будет участвовать в областных соревнованиях. И попросила у него на две недели бинокль, чтобы понаблюдать за жизнью лесных птиц. Он сказал:
- Птички – посланцы Всевышнего. Пойдем, девочка, дам тебе морской цейс.
Она опробовала бинокль, дала глянуть в него Вале Пинегиной. Обе восхитились, как туземцы, увидевшие блестящую побрякушку. Юлька затолкала бинокль в спортивную сумку, и они отправились в кафе «Мороженое», чтобы проесть отцовы двести рублей. Папа подбрасывал ей мелочевку, не выспрашивая, на что она собирается тратить.
Валя спросила:
- Юлька, что ты вся из себя взведенная? Влюбилась, да?
Видно, Бог наградил ее шестым чувством. Юлька считала, что ведет себя обычнее обычного. А ведь что-то приметила, монголочка!
Неопределенно кивнув, она пооткровенничала:
- Ты почти угадала, Валюня.
- Кто он? - ее узенькие глазки чуть ли не округлились от любопытства.
Юлька хитро улыбнулась, наклонилась к ней и заговорщицки шепнула:
- Хочу купить атомную бомбу. Не знаешь, где продают?
- Фу тебя! Новую джинсу, наверное, хочешь купить?
- Ага.
- Дешевле всего на Воровском рынке. Из Китая гонят или ворованное продают. На одну будку кто-то даже приколотил фанерку с надписью: «Скупка и продажа краденых вещей». Каково, а? Азер, хозяин будки, чуть не взбесился.
- На самом деле краденое продают?
- Наверно. Я всегда отовариваюсь на Воровском. Там все можно купить, были бы деньги. Даже, как ты сказала, атомную бомбу.
Они еще поговорили о всякой ерунде и разошлись. В Юлькиной голове прочно засел Воровской рынок, хотя она и понимала, что без денег там делать нечего. Вот если бы ее день рождения был не в октябре, а в июле, она бы выпросила деньги на дубленку, которую мама обещала в этом году. А потом сказала бы, что деньги украли. Но до дня рождения далеко, да и мама появится нескоро.
Папа встретил дочь приглашением питаться. Юлька сидела за кухонным столом и жевала, словно ее кто принуждал к этому. Папа огорченно спросил:
- Ты чего смурная, доча?
- Все нормально, пап.
- Юленька, я же вижу!
- Ты все равно не сможешь решить. Это мамино обещание.
- Что она тебе наобещала?
- Хорошо, объясню. Мама обещала подарить дубленку. Сейчас идет распродажа. Шикарная дубленка стоит восемь девятьсот. Осенью она будет стоить десять или больше.
- Стоит ли из-за такой чепухи расстраиваться, доча? Твоя мама никогда не забывает обещаний. Десять тысяч на твою дубленку лежат в шифоньере. Бери и покупай.
Для нее это были не деньги, а деньжищи. Они настолько подняли настроение, что она под музыку из телевизора стала, как в детстве, выделывать перед отцом танцевальные «па». Он сидел в скрипучем кухонном кресле, слегка покачивался и щурил от удовольствия глаза.
- Папа! - вывела она его из блаженного состояния. – Я хочу дней десять пожить в деревне у тети Любы. Ты не будешь обижаться?
- Конечно, нет, доча. Поживи на свежем воздухе, Попей парное молоко.
Ей показалось, что он расстроился. Юлька поспешила его успокоить:
- Тут же близко. Стану наведываться, чтобы проверить, варишь ты для себя или питаешься всухомятку. Так что кушай нормально.
Он шмыгнул носом. Она вдруг пронзительно поняла, что такие, как ее папа, так и не смогут вписаться в рыночную действительность. Эти люди слишком для нее хороши. Даже мама считала, что папа – талантливый теоретик, ему науку вперед двигать, а не прикладной физикой заниматься с учетом рыночной конъюнктуры.
Папочка! Знал бы ты, что задумал твой любимый непутевый ребенок! Вот и хорошо, что не знаешь.
3.
С утра Юлька была с дубленочными деньгами на Воровском рынке. Долго бродила по рядам, приглядываясь к продавцам. Наконец, как ей показалось, обнаружила того, кого надо. У магазинчика с вывеской «Колониальные продукты» сидел на табуретке толстопузый, узкоглазый и весь потный мужик. Он провожал равнодушным взглядом редких покупателей, заходивших в магазинчик, ковырялся толстым пальцем в потном ноздрястом носу. Но, как она поняла, не бездельничал.
Время от времени к нему подходили подозрительные личности и что-то нашептывали в волосатое ухо. Он неторопливо отрывал зад от табуретки, и оба исчезали в магазинчике. Но не через лицевой вход, а через черный, замусоренный коробками. Выползали они порознь: сперва клиент, минуту спустя – толстопузый. Первый исчезал в рыночном водовороте. Второй снова усаживался на табурет.
А рынок гудел, хрипел, орал и плевался. Людской поток устремлялся то в одну сторону, то в другую. Вывеска «Колониальные товары» над магазинчиком мало кого останавливала. Что там было колониального – непонятно. В витрине торчали бутылки с пепси и пивом, жвачки, куриные и поросячьи кубики. То же, что и везде.
Юлька решилась. Продефилировала несколько раз мимо табуретного сидельца, бросая на него красноречивые взгляды. Он не оставил их без внимания. Поманил ее пальцем. Она подошла вихлястой походкой. Он спросил:
- Сколка?
Юлька не поняла.
- Сколка за адын час?
Только тут она сообразила, что он принимает ее за проститутку. Хотела было сбежать, но остановила себя. Она еще в детстве любила воображать себя персонажами любимых сказок. И так входила в образ, что папа даже пугался. В школе она считалась примой драмкружка. Лучше всего ей удавались роли бабы Яги и Снежной королевы. В общем, перевоплощаться она умела… Она прищурила глаза, изображая блатнячку, и, наклонившись к волосатому уху, выдохнула:
- Мне нужна снайперская винтовка. Плачу наличными.
Несколько секунд толстопузый глядел на нее с идиотским выражением. Она ждала. Наконец, тот открыл рот:
- Ты с ума сошел, девка? Ходи отсюда, а то милиция звать буду!
Юлька поняла, что ошиблась адресом. Вероятно, перед ней был мелкий наркоторговец. Но милицию вполне мог позвать. Вон их сколько – шастают по рынку, ничего не замечают, кроме как «на лапу». Но она не хотела терять лицо и выходить из придуманного по наитию образа. Произнесла, скривив губы:
- Тебе больше меня надо бояться, пузан! За базар насчет ментов ответишь, зуб даю! Тебя Мирза в асфальт закатает.
Откуда забрела в ее голову эта жаргонная фраза, она понятия не имела. Наверное, из телепередач, в них теперь только и «ботают по фене». Во всяком случае, фраза возымела действие. Юлька увидела, как изменилось лицо любителя проституток. Оно стало растерянно-обиженным. Он выговорил:
- Каждый свой крыша имеет. Я – маленький. Пусть твой Мирза говорит с Джабраилом.
Наверное, Юлька назвала несуществующего Мирзу, имея в виду подспудно Мирзоева. Впрочем, и он, и неизвестный ей Джабраил были одного поля ягоды.
Больше всего Юльку угнетало, что с винтовкой получился облом. Деньги она вернула папе, объяснив, что понравившуюся ей дубленку уже продали. И уехала в деревню Шакшу.
Тетя Люба обрадовалась ее появлению, но вид сохранила строгий.
- Мать-то опять упорола на море?
- Ага.
- И чего ей дома не сидится! Отдыхай у меня – лес, пруд, а я одна.
- Я это, теть Люб, ночевать к папе буду ездить. Один он.
- Во-во! Соску твоему жрецу, как дитю, надо!
У тети Любы был редкий дар вкладывать в знакомое слово совсем иной смысл, угадываемый лишь по ассоциации. Юлька уже приноровилась к ее шарадам, даже любопытно было докапываться до истоков словообразования. «Жрец» в ее толковании восходил к глаголу «жрать». Твой отец, мол, бездельник, не работает, а ест, как все трудовые люди... Юлька собралась возмутиться, но тетка опередила ее.
- Ну, да ты девица уважительная, в нашу породу, романовскую. Мы, Романовы, всегда все сами, никого не объедали, ни у кого ничего не просили и не просим. Даже цари носили нашу фамилию!
Это был ее конек: мы – Романовы! Да и маман осталась Романовой. Наверняка, по наущению старшей сестры. А они с папой Башкировы.
Дослушав теткин монолог, Юлька напилась топленого молока с шанежками. Потом таскала в бочки воду из колодца. Помогала тете Любе забрасывать на сеновал сено. Собирала с кустов просившуюся в рот малину. Ближе к вечеру поливала вместе с теткой бесчисленные грядки. Если бы не нужда, она ни в жисть бы не приехала к ней на эту огородную каторгу. Но приходилось терпеть.
Когда совсем завечерело, Юлька прихватила сумку с биноклем и стала прощаться с тетей Любой.
- Не вздумай пёхом! - повелела та. - Недолго и на кустаря нарваться! Ладно, если только обделаешься легким испугом! Поняла?
- Поняла, - покорно ответила Юлька, сообразив, что тетка имела в виду насильника, который кидается на одиноких женщин из кустов. - Поеду на автобусе.
Автобус в ее планах не значился. Она потопала напрямую через холм. Да и ходьбы было час с тютелькой, в самый раз, чтобы к сумеркам добраться до вязов.
Солнце клонилось к закату, когда она заняла свой пост. В яму ей лезть не хотелось. Пристроилась между двумя вязовыми стволами. Навела бинокль на ментовский вертеп. Однако ничего интересного не обнаружила.
Прошел час и два. Дом возле лодочной станции, словно вымер. Она умаялась и отупела, но упрямо продолжала наблюдать. Уже в поздних сумерках, наконец, увидела, как открылась дверь, и на крыльце появился бородач. Она признала его. Это он в тот поздний вечер пнул под зад трусливого кавалера Толика. Не спускаясь по ступенькам, мирзоевский лакей помочился. Пошарил рукой сбоку двери. Вспыхнули два фонаря - прожектора на столбах, осветив огороженный двор.
Юлька не знала, что ей делать. Оставаться у вязов не хотелось. Тетка уже наверняка спала. Топать к папе – значит, напугать его. Она спрыгнула в «окоп», уселась на брикет, привалилась спиной к земляной стенке и стала ждать рассвета.
4.
Прошло четверо суток. Юлька успела привыкнуть к своему окопу, но не обжить его. Ночи в нем стали для нее кошмаром. Спала урывками, сидя на жестком брикете. Затекали согнутые ноги и поднывала спина. Еще не очухавшись от сидячего сна, она с вожделением думала, что днем отоспится на теткиной перине. А продрав глаза, с испугом хваталась за бинокль: не прокараулила ли что. Но в кишлаке по-прежнему было безжизненно. В свете прожекторов здание казалось тайным приютом злых духов. Так было, пока не подошла ночь с воскресенья на понедельник.
Около двенадцати из кишлака вывалились трое камуфляжных охранников. Постояли у крыльца, переговариваясь. Затем бородач, с автоматом на пузе, прошел к воротам, отомкнул их. Двое других встали по бокам крыльца, расставив ноги и сунув правую руку в карман. Юлька поняла, что ждут важных визитеров, иначе чего бы им хвататься за оружие?.. Наверное, около часа прошло, пока появились три автомобиля с включенными подфарниками. Бородач сноровисто распахнул ворота, и те, не задерживаясь, проскочили к крыльцу: впереди – знакомый Юльке мирзоевский «шестисотый», сзади – два черных джипа. Из них появились пятеро, и, похоже, все кавказцы. Двое подошли к мерсу: один – в строгом светлом костюме, при галстуке, другой – в сером полуспортивном одеянии и с дипломатом в руках. Тот, что с дипломатом, сказал что-то оставшимся спутникам. Двое тут же пристроились к охранникам у крыльца. Третий составил кампанию стражу у ворот.
Из «мерса» первым вылез Мирзоев. Юлька едва признала его в цивильной одежде. Открыл заднюю дверцу. Из нее показался - Боже правый! - тот самый упитанный и пухлогубый москвич, что приезжал разбираться после убийства генерала Лебедева. Мирзоев поднялся по ступеням и распахнул дверь. В дом прошли москвич и кавказец с кейсом. Мирзоев шагнул за ними.
Сон начисто покинул Юльку. В голове закрутились мысли одна фантастичнее другой. Кавказцы увязались в ее голове с чернобородыми террористами, хотя ни у одного из прибывших бороды не было. «Побрились для маскировки», - уверенно решила она, не отрываясь от окуляров и опасаясь что-то пропустить. Но в поле зрения были лишь шесть молчаливых охранников. Минут через сорок один из них поднес к уху мобилу и что-то коротко произнес. Все шестеро посторожели.
Сначала с крыльца спустился Юлькин золотозубый обидчик. За ним – остальные. Причем главный кавказец был теперь без дипломата. Пожал упитанному москвичу руку. Затем чужаки погрузились в джипы и укатили. Холеная морда взял московского начальника за локоток, и оба вернулись в дом.
Почти тотчас со двора выкатил мирзоевский «шестисотый». Трое охранников по-прежнему торчали во дворе. Примерно через час ментовская иномарка вернулась. Бородач, оскалившись, впустил ее. Из салона выпорхнули две девицы. Дверь кишлака распахнулась, и Холеная морда впустил девиц внутрь…
Ничего стоящего она больше не увидела. Перед самыми рассветными сумерками даже задремала, сидя на опостылевшем силосном тюке. А очнулась от бодрого голоса:
- Привет, подружка!
Решила, что ей видится сон, в котором, как само собой разумеющееся, присутствует Георгий. Но очень уж реальным было его присутствие, тем более что голос прозвучал снова:
- Выглядела чего-нибудь, Юля?
Тут она окончательно сообразила, что никакой это не сон. Над окопом присел на корточки Георгий и разглядывал ее безо всякого удивления, придерживая рукой темную хозяйственную сумку.
- Ты что здесь делаешь? - очумело спросила она.
- Тебя стерегу.
- Зачем?
- Вылезай. Домой тебя провожу.
- Мне нельзя домой. Я к тетке первым автобусом поеду.
Он протянул руку, выдернул ее наверх и потащил по тропе, что вела напрямую к теткиной деревне – Шакше.
- Как ты меня нашел? - спросила Юлька.
- Ты сама нашлась. Захватила без спросу мою квартиру и устроилась в ней.
- Это твой окоп?
- Мой.
Юлька ничуть не удивилась, ровно бы продолжался сон. А во сне любая небыль воспринимается, как жизненный факт.
- Значит, ты тоже за ними следишь?
- Тоже, - ответил он, продолжая держать ее за руку.
- А куда ты меня ведешь? - сделала она попытку уяснить обстановку.
- В Шакшу.
- Откуда ты знаешь, что мне туда надо?
- Видел тебя там.
- Захотел встретиться со мной?
- Считай, что захотел.
- Как же ты вычислил меня?
- Случайно. Сторожу один богатенький дом. Хозяйка отправилась по Европам и наняла меня на месяц, чтобы дом не разграбили.
Юлька обратила внимание на то, что обычно франтоватый Георгий Кацерик выглядит довольно непрезентабельно: серенький спортивный костюмчик, видавшие виды кроссовки. Нищий студент, да и только.
- Другую работу не мог найти? - спросила она.
- Так надо, Юленька.
- Тот дом на улице Садовой?
- Да.
- Там не хозяйка, а хозяин. Дом только записан на Зинку. А принадлежит пожилому армянину. Он скупил у колхозников четыре избы подряд, в одной Зинка жила. И досталась ему вместе с избой.
- Откуда тебе все известно?
- Тетка рассказала. Она знает все и про всех.
Выползшее солнце освещало набитую сотнями ног тропу. Серебряными брызгами поблескивала на траве роса. Юлька воспринимала происходящее, ровно в продолжавшемся сне. А может, она и не отошла еще полностью и продолжала дремать на ходу. Хотя ощущала себя абсолютно бодрой.
- Что же ты разглядела, подружка, в свой бинокль? - спросил Георгий, когда они спустились с холма.
- Три машины и полковника. Еще пятерых кавказцев и одного важного русского, который приезжал разбираться с убийством Лебедева.
- Ты, Юля, влезла в мужскую игру. Надо подумать, как выйти из нее с меньшими потерями.
- Я не хочу выходить. Пока не отомщу.
- За подружку? - в его голосе прозвучала ирония.
- За нее.
Они шагали рядом, касаясь друг друга плечами. Ей это было приятно.
- Что за люди приезжали к Мирзоеву? - спросила она.
- Важный русский – это милицейский генерал Александр Коршунов. Прозвище – «Шура-лимон». При Брежневе был майором. При Андропове выгнали за взятки. Ельцинский министр восстановил его в кадрах и приблизил к себе. Сейчас он все равно, что кардинал Ришелье при милицейском короле.
- Кто у нас милицейский король?
- Темная ты, Юлька! Господин Гнушайло!
- А кавказцы кто?
- Тот, что в костюме, – представитель Ичкерии в Москве. Вор в ранге дипломата. Другой, с кейсом, набитом баксами – самый злобный из всей кодлы.
Хоть Юлька и предполагала что-то подобное, но все равно поразилась. То, что сообщил Георгий, не лезло ни в какие ворота.
Они уже миновали первые шакшинские дома. Теткина изба была в другой стороне села. Идти к ней было еще рано, до первого автобуса оставалось полтора часа. Появлюсь – всполошится, начнет подозревать, выспрашивать, подумала она.
- Мне рано к тетке, - пробормотала Юлька.
- Есть хочешь? - спросил Георгий.
- Хочу.
- Тогда идем ко мне. Не против?
Еще бы она против! Рада была до смерти! Но скромненько проговорила:
- Нет, не против.
Они свернули в узкий проход между двумя дощатыми заплотами. Тропа тут заросла будыльником и чертополохом. Растения были усыпаны росою, и ее кроссовки стали мокрыми и чистыми. К новым Зинкиным хоромам вышли с тыла. В усадьбу проникли через садовую калитку, которую Георгий отпер, слегка поковырявшись в замке.
Прежде всего, он зашторил в доме все окна плотными занавесями. И только потом включил электричество. Когда под потолком вспыхнула люстра, Юлька с любопытством огляделась. Прихожая, где она стояла, была без привычного потолка. Потолком служила высоченная куполообразная крыша, расписанная под летнее небо с белыми кучевыми облаками. В открытую дверь видна была вместительная комната с камином, с ковром на полу и тянувшимся вдоль двух смежных стен закругленным длинным диваном – ложись с любой стороны, и еще место останется.
Георгий поставил на газ кастрюлю с водой и улез наверх переодеваться. Юлька сняла мокрые кроссовки и носки. Прошла в зал, ступая босиком по ворсистому ковру. Залезла с ногами на диван.
Неплохо устроилась Зинка! На вычурных подставках покоились плоский телевизор и музыкальный комбайн. Справа от камина стоял в окружении резных стульев сработанный под старину стол чистого белого дерева.
- Хорошего дизайнера нашел хозяин, - сказал успевший переодеться Георгий.
Нищий студент испарился из него. В легких бежевых брюках и в светлой рубашке с открытым воротом он, как и раньше, выглядел франтоватым и удачливым. А Юлька почувствовала себя невзрачной, как гадкий утенок. Но не выказала этого.
- Тут не дизайнер работал, - небрежно возразила она ему. - Тут все сделал колхозный плотник дядя Валера Рулёв.
- Значит, не перевелись еще на Руси самородки, - сказал Георгий.
- Зажги камин, - попросила Юлька.
- Нет, Юля. Нам ни к чему дым из трубы... Кормить тебя сейчас стану. Есть казенные пельмени, колбаса, помидоры и огурцы. Годится?
Она согласно кивнула.
- И еще есть приличный коньяк. Выпьешь рюмочку?
- Ага, - нахально согласилась она...
Как заправский официант, Георгий вкатил столик на колесиках с коньячной бутылкой в центре. Наполнил свой фужер и ее рюмку. Поухаживал за ней, наложив в тарелку пельменей, а в блюдце – нарезанных помидоров.
Юлька, словно завсегдатай застолий, подняла рюмку и потянулась к нему чокнуться. Чокнулись. Он легко опрокинул в рот полфужера коньяка и стал поглощать пельмени, будто не ел целый день. Она цедила коньяк маленькими глоточками. Получалось очень даже неплохо, хотя раньше ничего крепче шампанского не пробовала. С каждым глотком она чувствовала себя все увереннее. Тем более что ее косички с бантиками исчезли с уездом маман. Когда она выцедила всю рюмку, Георгий поглядел на нее с любопытством и сочувствием – ну прямо как папа...
Вспомнила своего умненького папу, и тут же всплыл в памяти следователь - сморчок со звучной фамилией Какашин. Как же она забыла совет папы сообщить о сморчке Георгию?
- Между прочим, - сказала она, - к нам человек приходил из прокуратуры. Тобой интересовался.
- Я предполагал, что так будет. Что ты ему сказала?
- Что первый раз тебя увидела в тире. Что ты развез нас с Валей Пинегиной по домам, вот и все знакомство.
- Молодец, малышка!
- Не относись ко мне, как к маленькой, Георгий.
- Зови меня Герой, - сказал он.
В голове у нее приятно шумело. Всё воспринималось острее, чем обычно.
- Не сердись, Юленька. Выпивать больше тебе нельзя. Ешь пельмени
В ней вдруг пробудился зверский аппетит, и тарелка вскорости опустела. Она отодвинула ее.
- А ты кто, Гера? – спросила.
- Никто.
- Не ври. Из КГБ?
- Сейчас нет КГБ. Есть ФСБ.
- Тебя зачем сюда прислали?
- Дело одно нарисовалось.
- Что за дело?
Он задумался. Ответил после затянувшейся паузы:
- Ты не представляешь, как все серьезно.
Затем подошел к ней, провел, как когда-то в гостинице, ладонью по волосам. Она подумала, что он хочет ее поцеловать, и приготовилась к этому. Но, увы, опять ошиблась.
- Ты уже и без меня влезла в нашу разборку, кое-что тебе знать не помешает. Хочешь послушать, о чем эти сволочи, говорили в особняке?
- Хочу, - кивнула она.
- Садись на диван, - залез в свою старушечью сумку, пристроенную подле камина. Достал какой-то приборчик размером в спичечный коробок. Тоже сел на диван. Ткнул в коробочку коротенькой спицей и положил между ними. Сразу же раздался голос с кавказским акцентом.
- Нэ нада проверять, Шура-джан. Грины банковские.
Юлька догадалась, что «Шура-джан» – это москвич.
- Я понимаю, эта сумма за катеньки и цинки.
- Да. Еще нам стрэлки нада.
- Со стрелками сложно, Зелимхан.
- Нэ нада имя. Теперь я Магас.
- Почему «Магас»? Намёк на ингушскую столицу?
- Умный человек придумал. Новое имя, как рыба плавает. То я – Магас, то – другой. И третий тоже Магас. Кого федэралы искать будут?.. Что ты про стрэлки сказал?
- Сложно достать, Магас.
- Тебе не сложно. Твоя фамилия - ошибка. Ты не Коршунов, ты Орлов! Орёл!
- Хватит, Магас, - остановил его москвич.
- Не будь жадный, Орёл! Скажи свою цену за стрэлки?
- Сколько штук надо?
- Двадцать.
- Сам посчитай: пол-арбуза за штуку…
Возникла пауза, и Юлька шепотом спросила Георгия:
- Как понять «пол-арбуза»?
- Арбуз – миллион в долларах.
- Ни фига себе! – вслух поразилась она.
- Дорого, Шура-джан. Где десять арбуз вазму?
- Ты и больше найдёшь, если захочешь.
Нет, не напрасно москвич заработал свою кликуху «Шура-лимон». Не похоже, что он готов уступить. И в дискуссию видно не захотел вступать, потому как вмешался Мирзоев:
- Стрелки на особом учете.
- Тэбэ слов нет, Гасан. Ты малый чалвэк.
- Он – мой человек, Магас, - снова заговорил Шура-лимон. – Все контакты только через него.
- Когда тебя нет – да! Давай за пять арбуз!
- Мой шеф, хоть и дурак, но доля его не дурацкая.
- Убавь его долю.
- Я хожу по лезвию ножа. Мой дурак – моя крыша. Десять арбузов!
- Без ножик режешь! Пять, а?
- Прошу к столу, там договоримся.
Приборчик замолчал. Если в нем и была пленка, то крутилась она совсем бесшумно.
- Не хватило мощности до столовой, - пояснил Георгий.
- Как ты, Гера, ухитрился все это записать? В их кишлак залез?
Он уставился на нее с удивлением.
- Откуда ты знаешь, что эта явка – кишлак?
- Подружка рассказала.
- Та, которую изнасиловали?
- Она... Ты не боялся, Гера, что тебя там застукают?
- Я не был внутри, Юля. Внешний жучок сработал. Ты все поняла?
- Не все. Что такое цинки, стрелки?
- Цинки - это коробки с патронами. Стрелка - переносной зенитный комплекс.
- Чтобы наши вертолеты сбивать?
- Да.
- Но это же кошмар!..
- Лебедев подозревал Мирзоева в двурушничестве. Мы не успели помочь ему.
- Почему же их не арестуют, Гера?
- На это есть причины, о которых знать тебе не положено.
В этот момент приборчик-слухач ожил. Она услышала голос Холеной морды:
- Мы поехали, Шура-джан. Надеюсь, твой пропуск даст зелёный свет?
- Можешь быть спокоен...
Георгий убрал свою хитрую игрушку в хозяйственную сумку. Юльке захотелось вытянуться на диване и полежать.
- Я провожу тебя через калитку, - сказал Георгий.
- Мне сейчас нельзя к тетке. От меня коньяком пахнет. Можно, я у тебя отдохну?
Он обречено вздохнул:
- Пошли наверх…
Две двери наверху были настежь. В одной из спален стояла широченная тахта, другая была похожа на девичью келью – с односпальной деревянной кроватью и трельяжем у изголовья. Туда Георгий и завел Юльку. Достал из комода чистое белье, сам застелил постель.
- Раздевайся и ложись, - сказал. – Я тоже сосну минуток сто, - и утопал по лестнице.
Юлька нырнула под махровую простыню. Закрыла глаза, но засыпать не собиралась. Прислушивалась, не поднимается ли к ней Георгий. Поторапливала его мысленно. Но он, бессовестный, оказался глух к ее немым призывам. Наконец, она не выдержала, решительно откинула простыню и, не одеваясь, шагнула на лестницу.
Свет в зал проникал из кухни. Георгий, раскинувшись на спине, лежал в одних плавках. Груди ее напряглись. Она сделала еще шажок и бросилась в его постель, как в омут…
Способность воспринимать мир вернулась к Юльке, когда они уже лежали рядом и молчали. Молчание нарушил Георгий:
- А я ведь сомневался, Юля, в том, что ты собираешься мстить за подружку. Думал, что это тебя в кишлаке изнасиловали. Если бы знал, что ты девица, не подпустил бы тебя к себе.
И тут только до нее дошло. Значит, она осталась целенькой? Наверно, потому, что она выворачивалась из-под Холеной морды, насколько хватало сил. Боже, как же она была счастлива в те минуты! Счастлива, что первым мужчиной в ее жизни стал Гера.
- Ты прости меня, Юленька, - услышала она его голос.
За что ей было его прощать?.. Она повернулась к нему. Обняла, как свою собственность. Прошептала:
- Я люблю тебя…
5.
Проснулась она от голоса Георгия:
- Юля, вставай и быстро одевайся! Уходим.
Она открыла глаза. Увидела его у окна в затрапезном спорткостюме с множеством карманов. Он придерживал рукой отогнутую занавесь. И старушка-сумка была подле него.
- Что случилось, Гера?
- Поторопись, Юля!
Она никак не могла найти свои трусики. Разыскивая их, обнаружила на простыни небольшое красное пятнышко. С мгновенным удовлетворением задержалась на нем взглядом... Трусики валялись на полу со стороны ног. Юлька натянула их. Хотела было подойти к Георгию, чтобы тоже заглянуть в окно. Что за паника? Зинка с армянином, что ли, вернулись?..
Но Георгий показал ей рукой наверх и повторил вполголоса:
- Скорее!
Она сообразила, что мешкать нельзя. Взлетела по лестнице, наскоро оделась. Но особой тревоги пока не ощущала. Когда спустилась, Георгий уже подошел к другому окну, тому, что в прихожей. Сказал:
- Обложили.
- Кто обложил?
- Омоновцы.
Лицо у него было жестким и озабоченным.
- Слушай внимательно. Я уйду первым через это вот окно.
- Я с тобой, Гера.
- Не перебивай. Сними кроссовки и надень Зинкины калоши.
- Они мне велики.
- Зато следов твоих не будет. Вылезешь в окно после того, как услышишь выстрел.
- Какой выстрел?
- Мой. Сразу за яблоней – две доски в заборе на одном гвозде. Раздвинешь их и окажешься в огороде соседа.
- Там дядя Виль Крылов живет. Он отказался продавать армянину избу.
- Иди через его крыльцо в улицу и сразу к тетке. Возьми мою сумку и надежно спрячь, - он запустил в сумку руку, вытянул свой хитрый диктофончик, переложил во внутренний карман.
- А ты?
Но он уже толкнул оконные створки и, пригнувшись, беззвучно исчез. Она автоматически расшнуровала и сняла кроссовки. Затолкала их в Герину сумку. Сунула ноги в Зинкины галоши.
В этот момент в дверь дома заколотили, и каждый удар отдавался в ее голове стуком. Она стояла растерянная. А удары продолжали сыпаться. Из онемения ее вывел одиночный выстрел. Вслед за ним резанула слух автоматная очередь. Колотить в дверь перестали. Юлька подхватила сумку, она оказалась неожиданно тяжелой. Окно распахнулось от легкого толчка. Она перевалилась через подоконник, едва не потеряв галошу. Яблоня, усыпанная белым анисом, была всего в двух метрах. Скакнула за нее, шлепнулась на колени возле забора. Нужные доски нашла сразу. Шмыгнула в щель и поставила доски на место. Ринулась напрямую к соседскому крыльцу. И уже ступила на доски, когда проскрипела дверь, и дорогу ей преградил дядя Виль.
- Ты чего это, Юлька, грядки топчешь?
- Здравствуйте, Виль Львович, - смиренно произнесла она – Простите, пожалуйста.
- Как ты в мой огород попала?
- Ой, Виль Львович! Кто-то стрелял, я как раз мимо вашего дома проходила. Ну, и через плетень, - и виновато развела руками.
С волнением Юлька уже справилась. Любая непредвиденность мгновенно заставляла ее сосредотачиваться.
- А ведь и в самом деле вроде стреляли, - сказал Виль Львович.
И тут снова раздалась автоматная очередь, но уже на удалении. В ответ – два пистолетных выстрела, и звенящая тишина... Юлька внутренне ахнула: пистолетные выстрелы – это, наверняка, его. Только бы живой остался! Только бы ушел!
Виль Львович уставился туда, откуда донеслась стрельба.
- Заходи-ка, Юлька, в избу от греха подальше.
Она оставила на крыльце Зинкины галоши и шагнула за хозяином. Бедненько было в избе и тесно. Юлька не знала, сколько лет Вилю Львовичу, но он даже для ее тетки Любы был старым. Однако на завалинке не сидел. Все лето копошился в огороде. Без конца ремонтировал свою «Копейку», которая была раза в полтора старше Юльки. Но все еще бегала, и он ездил на ней на рынок, где продукты были дешевле, чем в армянском магазине.
Юлька прошла в горницу. На столе стояла миска с вареными картохами.
- На базарчик, что ли, ходила? - спросил ее Виль Львович.
- Ага, - машинально ответила она.
А сама продолжала оставаться рядом с Герой-Георгием, погруженной в мысли о том, удалось ли ему уйти от мирзоевской погони и куда уйти.
- Чаю хочешь? - спросил хозяин. – С конфеткой?
- Нет. Мне к тетке надо.
- Как знаешь. Стрелять вроде перестали.
Она снова вхлябалась в галоши и вышла на улицу. Дошла до мосточка через промоину. Присела на крутом бережку. Достала из Гериной сумки свои кроссовки. Заглянула вовнутрь. В сумке прятался от людских глаз элегантный чемоданчик. Застегнула на сумке молнию. Надела кроссовки. Кинула вниз галоши – прямо в бурливый ручей. И спокойно зашагала к теткиному дому.
Все-таки Юлька чувствовала себя неуверенно. Надо было набраться храбрости, чтобы предстать пред теткины пытливые очи. Еще издали она заметила, что окно в избе открыто. Подходила к дому, стараясь выглядеть беззаботной и даже веселой. Хорошо бы, чтоб тетя Люба не заметила ее сразу. Ей еще надо было спрятать Герину сумку.
Она притормозила у открытого окна и услышала мужской голос:
- Любаня! Мана ригян!
Так мог говорить только дядя Саня Наумов, давняя тети Любина симпатия. Как перевести на русский это «Мана ригян», она понятия не имела. Спросила однажды у папы, который от безделья начал изучать башкирский и татарский языки.
- Правильно будет «Мана дигян», - ответил он.
Если отбросить все тонкости, получалось – «все в порядке», «очень надежно», что-то вроде «О кей!» для американцев. Дядя Саня на тонкости внимания не обращал, при случае свободно болтал по-татарски, и этому никто не удивлялся. Поговаривали, что покуролесил он в молодости вволю. Искал фарт на Колымских золотых приисках. И даже отметился там с дочкой самого главного начальника. Так оно было или не так, знал, наверное, только он сам... Вернувшись в Шакшу, узнал, что тетя Люба вышла замуж. Недолго думая, окрутил приехавшую к кому-то в гости из Карелии девочку-пигалицу по имени Валя. Да так с ней и остался…
Везло Юльке нынче на приключения и нежелательные встречи. То Виль Львович, теперь вот дядя Саня. Ей бы одной побыть.
А дядя Саня, похоже, решил объясниться в любви.
- Ты, Любаня, как девочка с персиками с картинки.
- Все ты врешь, Санька. Я не девочка с персиками, а бабка с курагой. Ну, чего затряс головой, словно у тебя там мысли застряли?
- Обижаешь, Любаня. Я же, как пчёлка, пашу целыми днями.
- Все вы, мужики, как пчёлы: нектар собираете с одних баб, а мёд приносите другим.
Юлька не стала дослушивать их пикировку. Пригнувшись у окошка, прошмыгнула в распахнутую калитку. Забралась по приставной лестнице на сеновал. Утопая в пахучем сене, дотяпала на коленках в дальний угол. Пристроила сумку, закидала ее сеном. Успокоенная, спустилась с сеновала и направилась в дом.
Тетя Люба, увидев ее, всплеснула руками.
- Задержалась ты сегодня, племянница!
- Двигай к столу, уважь стариков, - воскликнул хмельной дядя Саня.
- Не говори ерунды, материк! - осадила его тетя Люба. – Если ты уже не топчан, то мне до старухи еще далеко.
Юлька некоторое время никак не могла перевести на нормальный язык теткин «топчан», пока не сообразила, что оно связано с петухом, который топчет кур.
- Ты как всегда права, Любаня, - пошел на попятный дядя Саня. – Мана ригян!
Он был мастером на все руки: по слесарному, токарному, плотницкому и прочим делам. К нему обращались со всякой нуждой, а расплачивались за работу самогонкой. Другой бы на его месте концы отдал от ежедневного питья, а ему хоть бы хны! Идет по деревне и поет одну и ту же песню:
Опять по пятницам
Пойдут свидания
И слезы горькие
Моей родни...
Юлька поняла, что у тети Любы появилась хозяйственная проблема, и она зазвала своего давнего ухажера, чтобы разрешить ее на халяву.
Есть Юльке совсем не хотелось, и она лениво ковырялась в тарелке с голубцами. Тетя Люба поднялась, включила телевизор. Голос диктора сообщал, что во Владивостоке военным отключили за неуплату свет.
- Вот падлы! - отреагировал на это дядя Саня. - Наверно, Чубайс в детстве лампочки по подъездам воровал!
- Да уж, лучше лампочка Ильича, чем выключатель Чубайса, - поддержала его тетка.
- Все из-за ошибок политиков, - вежливо встряла Юлька в их разговор.
- Политики! - протянул дядя Саня. - Выползли из параши для голосования и думают, что поумнели. Жалко, что они не саперы!
- Почему? - спросила Юлька
- Потому что сапер ошибается один раз в жизни.
- Не был бы ты, Санька, бухариком, цены бы тебе не было, - сказала тетка.
- Я не бухарик. Я бухо-сапиенс – пьянь разумная! – сказал и горделиво поглядел на Юльку: каково, мол?
Ей выраженьице понравилось, и она подумала, что он, действительно, хоть и пьянь, но разумная.
Тетя Люба вздохнула и, будто спохватившись, спросила:
- Так я могу, Николаич, надеяться, что ты наладишь мне насос?
- Мана ригян!
- Брось бы свою татарскую присказку!
- Бросил.
- С утра начнешь делать?
- С утра.
- А не перехватит тебя кто? Ты каждому нужник, хоть и ветряк.
Тетя Люба и тут выказала свой дар: «нужник» означало «нужный человек», а «ветряк» - «у тебя ветер в голове».
- Любаня! - укоризненно произнес дядя Саня. – Да я для тебя…
- Знаю, знаю, - остановила его тетка. – Ну, гляди: назвался груздем – не будь поганкой.
- Не буду. Я морально – уступчивый.
- То-то и оно, что уступчивый.
- Налить еще?
- Само собой. Налитый стакан – мечта бухо-сапиенса.
- А выпитый? – машинально спросила Юлька.
- Ностальгия, - не задумываясь, ответил теткин кавалер и, наблюдая, как она наполняет стакан, добавил: - Правильно делаешь, Любаня, на не обмытый насос гарантия не распространяется.
Юлька слушала их в пол-уха. Наконец не выдержала, сказала:
- Спасибо. Не хочу больше.
- С чего это ты аппетит потеряла? - воззрилась на нее тетка.
- С папой недавно ела, - соврала она. И подумала, что врать в последнее время ей приходится довольно часто…
День опускался в вечерний провал. Солнце еще вползало в окна, но уже нацелилось на гористый лес, чтобы нырнуть за него и успокоиться до завтра.
- Можно я сегодня на сеновале переночую? - спросила она тетку.
- С чего это вдруг на сеннике? У тебя в избе своя кровать с периной.
- Жарко, тетя Люб. А там такой воздух!
- Ладно, иди, - согласилась тетка. – Только возьми две одеялки.
На сеновале Юлька пробралась к тому месту, где запрятала сумку Георгия. Устроила постель и улеглась, радуясь тишине. В нее легко вписывались сонные вздохи коровы в хлеву и еле слышный голос фронтовой певуньи Клавдии Шульженко – теткина соседка крутила по вечерам старые пластинки. Эти звуки нисколько не мешали Юлькиным серьезным думам.
Конечно же, Георгий принадлежит к обожаемому маман доблестному племени чекистов. Почему-то Юлька в этом не сомневалась, хотя он и не признался.
Не может же Георгий быть мстителем-одиночкой, как она сама. Всего скорее, вернется в Москву, доложит, кому надо, прокрутит свою запись. Пришлют наряд чекистов, и Мирзоева арестуют.
А что ей тогда делать? Отказаться от своего плана?.. Ну, уж нет! Арестовать гада мало! Тем более что на воле останется его упитанный начальник. Наймет лучших адвокатов и вытащит подчиненного.
Юлька лежала, вдыхая пряный аромат сена. В какой-то миг ее неудержимо потянуло к оставленной Георгием сумке. Захотелось проинвентаризовать ее. Что в ней за чемоданчик? Почему такой тяжелый? Но нельзя сейчас. Тетя Люба обязательно проверит, как ночлежничает ее непутевая племянница. Пришлось отложить знакомство с сумкой на завтра, когда тетка понесет дачникам молоко.
Мысли ее становились все более расплывчатыми, накатывали клочками и проваливались в никуда. Она не заметила, как погрузилась в сон. Но и во сне продолжала жить сегодняшним днем.
...Они бежали с Георгием по склону оврага. Он намного опередил ее и удалялся все дальше. Юлька пыталась догнать его, но мешали хлябающие Зинкины галоши. Она стряхнула их в ручей, но бежать легче не стало. Решила окликнуть своего любимого, но голос пропал. И все же она выдавила какой-то звук. Георгий обернулся. Прокричал что-то в ответ, и она разобрала слова лишь по движению губ: Не трогай сумку! И тут же ощутила, что кто-то к ней подкрадывается. Понимала, что надо вскочить и удирать. Но смогла лишь охнуть.
- Ты чего стонешь, Юлия? - услышала она въяве теткин голос.
Разлепила глаза. Тетка стояла на приставной лестнице с поднятым над головой фонарем.
- Не заболела часом? Может, в избу пойдешь?
- Нет, теть Люб. Я здорова. Сон привиделся…
Когда Юлька снова открыла глаза, на сеновале было уже светло. Но утро еще раннее, солнце только подкрадывалось к лазу на чердак.
Проскрипела входная дверь, и тетя Люба появилась на крыльце.
- Ты еще дрыхнешь, Юлия?
- Встаю, - отозвалась она.
- Что же ты не сказала вчера, что у нас стреляли?
Юлька не знала, что ответить. Тетка сама помогла:
- Бабы только об этом и болтают. И про тебя тоже. Правда что ли, что Виль Львович в свою избу тебя втащил?
- Я сама к нему забежала, когда стрельба началась.
- В кого стреляли-то?
- Не знаю.
- Говорят, ловили бандюков, сбегших из зоны.
- Поймали? - ей с трудом дался равнодушный тон.
- Утекли... А в армянском дому дверь сломали и все вверх дном перевернули. Кого искали в пустом доме?.. Пограбить, верно, решили…
По настоянию тетки Юлька выпила кружку парного молока. С неожиданным аппетитом сжевала яичницу с салом. Так, наверное, подействовало на нее известие, что омоновцы никого не поймали. Перемыла посуду, чем приятно удивила тетку. И ждала, когда она понесет дачникам молоко.
Наконец, тетя Люба впряглась в тележку и исчезла за калиткой. Юлька выждала чуток и шмыгнула на сеновал. Сначала извлекла из сумки Георгия круглый футлярчик. Открутила крышку и обнаружила подзорную трубу. Вытянула ее из тубуса, поднесла к глазам. Настроила окуляр. С сеновального проема ей хорошо была видна поверх забора вся деревенская улица. Даже лучше, чем в бинокль деда Рамиля. В поле зрения оказался колодезный журавль. У колодца дядя Саня Наумов что-то доказывал строительному мастеру дяде Валере Рулёву, превратившему Зинкину избу в хоромы. Рулёв несогласно качал головой. Но, видно, дядя Саня все же убедил приятеля. Тот взмахнул рукой, и оба потопали к магазину, который принадлежал Зинкиному армянину.
Упаковав подзорку, Юлька вытянула из сумки обшитый кожей дипломат. Попыталась открыть замки, но не тут-то было. Между тем никаких кодовых колесиков с цифирками она не обнаруживала. Вертела чемоданчик так и сяк, нажимала на все кажущиеся выпуклости, на углы и по очереди – на четыре блестящие заклепки. Все было бесполезно. Подосадовала, что нет под рукой ни отвертки, ни ножика, чтобы подколупнуть замки. Уселась, обняв руками колени, и бездумно глядела, как копошатся во дворе куры.
Затем взяла чемоданчик, чтобы упрятать его в сумку. Стукнула со злости по одной из заклепок. И вдруг услышала щелчок. Замерла. Внимательно оглядела дипломат, продолжая держать его левой рукой за угол. Большой палец покоился на одной из заклепок. А стукнула она еще по одной. Значит, секрет в том, чтобы одновременно нажать на обе заклепки, что у нее случайно и получилось. Правый запор открылся беззвучно. Однако левый усилиям пальцев не поддавался. Но ей уже была понятна схема кодового устройства. Юлька перебрала с десяток сочетаний, надавливая на заклепки, и услышала еще один щелчок. Потянула замочную скобочку. И вздрогнула: крышка дипломата сама поползла вверх.
То, что она увидела, повергло ее, словно мистика. В трех бархатных углублениях лежали части снайперской винтовки. Она поняла это сразу, хотя оружие совсем не походило на снайперку Драгунова.
Собрать ее оказалось проще простого. Ствол легко вошел в гнездо откидного приклада. Без особых проблем она установила оптический прицел. Проверила магазин – он был пуст. Выщелкнула титановый затыльник приклада. Уперла его в плечо и приникла к прицелу, поводя стволом в разные стороны. В визир снова попали дядя Саня и Рулёв. Они шли по улице, покачиваясь. Теткин кавалер время от времени приоткрывал рот, пел, наверное, как обычно: «Опять по пятница-ам пойдут свидания-а...»
Отложив винтовку, Юлька продолжила исследование Гериного чемоданчика.
В уголке обнаружила маленькое углубление, прикрытое бархатным клапаном с застежкой - липучкой. В гнездышках лежали пять патронов. Везучая все же она! Теперь не надо воровать винтовку из тира. И дед Рамиль может быть спокоен, тир у них не отберут.
В детстве Юлька любила читать книги Фенимора Купера про индейцев. И себя воображала индейской скво, ступившей вместе с Чингачгуком на тропу войны с бледнолицыми. Теперь она выйдет на тропу войны не в воображении, а наяву. И не против бледнолицых, а против золотозубого пособника террористов.
Юлька оставила патроны на месте и замаскировала, как было. Не удержалась и еще раз глянула в прицел. В перекрестии обозначились два пьяненьких приятеля. Но теперь к ним добавилась Рулёвская супружница тетка Вера. Выцарапала благоверного из объятий «Манаригяна», уцепила его под руку, но уводить не торопилась. Видно посчитала дядю Саню змеем-искусителем и, судя по всему, в выражениях не стеснялась. Тому, похоже, вообще не везло в этот день, потому что конфликтующие стороны разрезала, словно танк, тетя Люба со своей тележкой и тоже принялась его воспитывать. Но он хорохорился, то и дело прикладывал руку к сердцу, и Юлька, будто въяве слышала его оправдание:
- Мана ригян!..
Она быстро разобрала винтовку, уложила все части в бархатные гнёзда. Захлопнула с некоторым усилием крышку дипломата. Затолкала его в сумку и упрятала все секретное хозяйство глубже в сено, у самой застрехи. К приходу тетки она с умненьким видом сидела за столом и делала вид, что читает учебник.
- Опять нализался, черт старый! - сказала тетя Люба с порога. – Болта, видишь ли, у него нет и резины на прокладки. Все у него есть! Только болт он на дело забил и теперь резину тянет!
- Все равно сделает, - попыталась Юлька успокоить тетку.
- Посулился завтра прийти. Если зенки с утра не зальет, может, и придет!
Юльку эта проблема никак не трогала.
- Домой поеду, - сказала она.
- Опять жреца нянчить?
- Не надо, теть Люб, а то обижусь. Папа хороший…. Да и консультацию в институте не хочу пропустить, - опять соврала она.
– Правильно. Завалинка Романовым не к лицу.
Юлька сообразила, что «завалинка» означала «завалить экзамены». Знала бы тетка, что племянница и сдавать их не собиралась!..
6.
Отец встретил дочь словами:
- Я уже собирался за тобой ехать, дружок. Из милиции приходили, тебя искали. Заглядывали во все шкафы, в туалет, в ванную. В чем дело, ребеночек?
- Понятия не имею, - ответила она. – Наверное, опять из-за Георгия, который отбил нас с Валей у шпаны на пляже.
- Но ты-то здесь причем?
- Конечно, папочка, не причем. Что ты им сказал?
- Что у тетки в Шакше гостишь.
Сердце ее ворохнулось, но виду она не подала.
- Там вчера стреляли. Ловили бандюков, сбежавших из заключения.
- Этого еще не хватало, - проговорил он безо всякого пафоса и вдруг взглянул на нее с подозрением, ну прямо, как мама: - А может, вашего спасителя ловили?
- Как он мог оказаться в Шакше? - возразила она.
- Ну ладно, дружок, давай обедать...
Юлька покорно села за стол и стала хлебать папин, как он называл, шулюм. Это и не борщ, и не щи. Он складывал в кастрюлю все овощи и всю зелень, какие только были на базаре, и обязательно – свиной мосол. Получалось очень даже ничего. Они уже приступили к киселю, когда в дверь позвонили.
- Если милиция, веди себя спокойно, - встревожено сказал он.
Слава Богу, то были не менты. Но все равно Юльку охватила паника. В квартиру собственной персоной ввалилась тетя Люба. Выходит, переборола свою неприязнь к отцу и нанесла нежданный и чреватый для племянницы разоблачением визит вежливости. Однако визитом вежливости и не пахло.
- С тобой все в порядке, Юлия? - спросила с порога.
- В порядке. А что? - изобразила она изумление.
- Только ты уехала, менты прикатили. Про тебя спрашивали и еще про какого-то бандита. С какого боку ты здесь?
- Ни с какого.
- Я им так и сказала. Все равно стали бандюка искать. Дом перетряхнули, сарай, дровяник, курятник. На сеновал залезли, материки!
Юлька обмерла. Пытаясь сохранить самообладание, спросила:
- В сене, что ли искали?
- Ну да. Наткнулись на твердое и расшвыряли в этом месте сено. Чурбак вытащили, вниз скинули. Я объясняю им, что по бокам чурбаки уложены, потому как в дровянике места не хватает. Куда там! Три чурбака сбросили и ворох сена. Один бугай даже потолок провалил, жалко, что сам вниз не ботнулся... На том и успокоились. Я и прибирать после них не стала, сюда сразу...
От сердца у Юльки отлегло: сумку Георгия не нашли. И теперь она молила Бога, чтобы тетка не брякнула ничего лишнего.
- Садись к столу, Люба, - пригласил ее отец.
- Опять свою бурду варил?
- Не бурду, тетя Люб, а шулюм, - встала Юлька на защиту отца.
Тетя Люба сбросила соломенный брыль на кресло. Прошла к столу.
- Везде бардак, прости Господи! - сказала, усаживаясь. – То перестройка, то перестрелка, то перекличка. Бандюки распоясались дальше некуда. И менты от них не отстают. Кто больше грабит, не разберешь! Раньше у народа было чувство локтя, а теперь чувство колена под зад...
Юлька тянула свой кисель маленькими глоточками. Тетка с аппетитом глотала шулюм, забыв, что назвала его бурдой. Время от времени задавала папе ничего не значившие вопросы. Он дипломатично отвечал. Юлька сидела, как на горохе, опасаясь, как бы тетка не ляпнула, что она в Шакше не ночевала. Теперь она окончательно уверилась, что Гера ушел от погони, и тихо этому радовалась. И еще радовалась, что его сумку менты не нашли. Иначе бы несдобровать ни ей, ни тетке.
После обеда она стала собираться в тир.
- Проводи меня до остановки! - приказала тетя Люба. И отцу: - Чего на базаре овощ втридорога покупаешь? Мне помидоры девать некуда, на рынок черножопые не пускают, а отдавать им задарма – шиш! Давай так, - продолжила тетя Люба, - вернется твоя, подъезжайте, набирайте овощ-фрукт, сколь хотите!
Это было внове. Тетка никогда не звала к себе отца. А тут – надо же! Видать, здорово на нее менты подействовали...
Из дома они вышли вместе, им было по пути до остановки ее автобуса. Юлька тихо радовалась, что опасный для нее визит обошелся без последствий. Ни папа, ни тетка не коснулись темы ее ночевок. Садясь в автобус, тетя Люба сказала:
- Приезжай, пока лето. Скоро учиться начнешь, некогда будет.
- Завтра приеду, - обрадовала она тетку.
И направилась в тир
.
Арест
1.
- Двое в форме приезжали, офицер и сержант, - сообщила Валя Пинегина шепотом. – Тобой интересовались. Дед Рамиль сказал, что ты уже две тренировки пропустила.
- У тетки гостила, - с беспечным видом объяснила Юлька.
- Что им от тебя надо?
- Откуда мне знать?
Перед дедом Рамилем Юлька предстала смирненькая и виноватая. Он укоризненно покачал головой, но вслух не упрекнул.
- В оружейную, и на рубеж!
Искательно глядя ему в глаза, она попросила:
- Можно мы постреляем сегодня из винтовки Драгунова?
- Можно, девочки. Пора вам выползать из коротких штанишек.
Они отстреляли норму. Выбили с Валей по одинаковому количеству очков, опередив всех остальных. Дед Рамиль распустил секцию. Юлька и Валя прошли с ним к мишеням. На спортивные мишени дед Рамиль прикнопил боевые – с зеленым силуэтом, на котором был нарисован небольшой черный кружок с белым пятнышком в середке. Затем повел их в оружейную комнату. Вручил винтовки Драгунова, по десять патронов и показал на самый дальний огневой рубеж – двести метров.
Стреляли они из положения «лежа с упором». Юлька успела сделать восемь выстрелов из десяти, когда услышала команду тренера:
- Отставить стрельбу, девочки!
Недоуменно оглянулась и увидела двух милиционеров. Один – громила под два метра, другой плюгавый, с прыщами на продолговатом и низколобом лице.
Дед Рамиль забрал у них винтовки. Громила обратился к Юльке и довольно вежливо произнес:
- Мы за вами, Башкирова. Пройдемте.
- Куда? - с вызовом спросила она.
- С вами хотят побеседовать.
- Никуда я не пойду.
- Не заставляйте нас применять силу.
Дед Рамиль, слушавший этот диалог с недоумением и растерянностью, не выдержал:
- Почему «силу»?.. Вы не имеете права забирать девочку. Она несовершеннолетняя. Разговаривать с ней можете только при родителях. Я не пущу с вами девочку!
- Не вмешивайся, старик, - вмешался Прыщ. - Дольше проживешь.
- Я свое уже прожил. О себе беспокойся, чтобы дольше прожить! - начал заводиться тренер.
- Заткнись, дед! - фистулой выкрикнул тот.
Дед Рамиль заткнулся. В его узких коричневых глазах заплескались растерянность и гнев. Валя стояла с открытым ртом.
Громила сказал:
- Ну, ну, не надо шума.
Юлька не заметила, как Прыщ зашел ей за спину. Только вдруг ощутила его пальцы на локтях. Ее руки оказалась за спиной, и к запястьям прикоснулось железо.
- Что вы делаете? - закричал тренер. – Кто дал вам право ковать ребенка! - бросился к Юльке.
- Отвали, старик! – снова профистулил Прыщ.
- Я буду жаловаться!
- Валяй!
- Зачем наручники? - спросила Юлька.
- Чтобы не царапалась, - ответил Громила.
- Не буду царапаться, - заверила она. - Пойду, куда скажете.
- Сыми, - велел он напарнику.
Тот с недовольным видом снял наручники. Валя пристроилась рядом с ней.
- А ты куда? – спросил ее Громила.
- С ней поеду.
- Про тебя ничего не велено. Пыли в сторону.
- Папу, Валь, предупреди, - проговорила Юлька...
Железная дверь щелкнула, и она оказалась в полутемной камере с голыми топчанами, на которых лежали молодые девахи. Трое сидели на корточках у стены и курили. Воняло потом, перегаром и сигаретным дымом.
- Еще одна! - сказала толстуха с крайнего топчана. Она была явно старше остальных. – На кого пашешь, на Мурата?
- Ни на кого не пашу, - ответила Юлька.
- Единоличница, что ли?
Юлька не поняла и промолчала.
- В гостинице взяли? - продолжала допытываться толстуха.
- В тире.
- Это где же такой топтогон?
- В подвале. Недалеко от мэрии.
- Поди-ка сюда, девуля. Что-то я не пойму тебя, присаживайся.
Она подобрала ноги, и Юлька присела на топчан.
- Без мамки работала?
Юлька поняла, что ее снова приняли за девицу с панели. Как когда-то на Воровском рынке. Неужели она смахивает на проститутку?.. А камера, похоже, была ими и набита.
- Я не по этому делу, - объяснила она толстухе. – Случайно попала.
- Случайно попадают, куда не надо, только сперматозоиды.
- Меня забрали в тире, где я готовилась к соревнованиям.
- Подстрелила кого, что ли?
- Нет.
- За что же тогда?
- Понятия не имею.
- Имеешь, девонька, - толстуха пытливо вгляделась в нее. – Ни в чем не признавайся. Мы-то по утрянке выйдем. Заплатят за нас, и выйдем, чтоб точки не пустовали. А тебе, верно, придется куковать. Может, в мою семейку пойдешь? Шепну, кому надо, отмажут.
- Я ни в чем не виновата.
- За виной у них не заржавеет. Либо баксы готовь.
В сей момент лязгнула дверь, и плюгавый конвоир выкрикнул:
- Башкирова! На допрос!
Юлька поднялась.
- Торопятся что-то они с тобой, - пробормотала толстуха. – Видать, хорошо залетела...
В комнате, куда ее ввел Прыщ, было накурено и мусорно. За столом сидел бритоголовый мужик с мелкими, словно пришитыми к черепу, ушами. Футболка с силуэтом полуголой девицы обрисовывала его мускулатуру. На продавленном диване – ее старый знакомый прокуратурский сморчок по фамилии Какашин, что приходил к ним домой.
- Здравствуйте, - вежливо произнесла Юлька.
- Садись, - показал на табурет Бритоголовый.
Она села, стараясь взять себя в руки и не паниковать. Бритоголовый повернул настольный прожектор в ее сторону.
- Фамилия, имя, отчество?
- Вы же знаете, - ответила Юлька.
- Отвечай, как положено.
Она назвала себя
- Расскажи по часам и минутам, где находилась и что делала вчера.
- У тетки в Шакше была. Читала, телевизор смотрела, корову училась доить.
- По часам и минутам! - повторил он. – Во сколь вчера проснулась, чем занималась, кто тебя видел?
Мысли ее заметались: сказала им тетка или нет, что вчера она не ночевала у нее, что вечером уехала в город…. Отец, тот человек бесхитростный, врать не умеет, наверняка сообщил, что к тетке она уехала почти неделю назад и навещала его за это время лишь дважды.
- Вчера… - протянула Юлька, - проснулась в восемь. Примерно.
- Где проснулась? - перебил ее Бритоголовый пельмень.
- Как где? В кровати с шишечками.
- Не корчь из себя навороченную! В чьем доме проснулась?
- В теткином. Позавтракали. Потом я готовилась к экзаменам. После обеда пошла на пруд. Потом съездила на базар, купальник хотела купить... Когда возвращалась, у Зинкиного дома стрелять начали.
- Кто такая Зинка?
- Она с армянином Ашотом живет, - с этого момента Юлька могла обойтись без вранья. – Испугалась и забежала к ее соседу – Вилю Львовичу Крылову, можете у него спросить. Когда перестали стрелять, вернулась к тетке. У нее был дядя Саня Наумов. Поела вместе с ними.
- Все? - спросил Бритоголовый.
- Все.
- Сегодня что делала?
Ничего не утаивая, да и нечего было утаивать, она выложила все по порядку, кроме ревизии Гериной сумки. Бритоголовый толкнул по столу листок.
- Сколько раз ты виделась с этим фраером?
Сначала она не узнала Георгия. Глаза на рисунке были круглее, нос больше и с горбинкой, а губы тоньше. Но все же сходство уловить было можно.
- Один раз видела его, - сказала. – Когда он стрелял в тире, а потом развез нас с Валей Пинегиной на своей машине по домам.
- Похож?
- Копия, - соврала Юлька. – Только уши побольше надо оттопырить.
- Это наемный киллер, – вмешался сидевший на диване прокурорский сморчок. – Мы уверены, что гибель генерала Лебедева на его совести. Вы, девушка, должны рассказать нам все, что знаете о нем.
- Стреляет классно, сама видела. Больше ничего не знаю.
- Как он в Шакше оказался?
- Так это его вчера там ловили? - захлопала она ресницами.
Бритоголовый шлепнул ладонью по столу, как выстрелил.
- Не лепи горбатого, сучонка! Ты подсказала ему в Шакше укрыться?
Он вылез из-за стола и оказался ниже, чем можно было ожидать. Ноги-подставки были явно коротковаты для такого накачанного тела. Подошел к Юльке вплотную, засопел и вдруг тюкнул безо всякого замаха ладонью в ее подбородок. Она слетела с табурета, шмякнулась на грязный пол. Ощутила боль в боку и на кончике языка, видно прикусила при ударе.
- Колись!
- Я ничего не знаю.
Он снова уселся за стол. Юлька продолжала валяться на полу.
- Чего разлеглась? Трахать тебя потом будут!
Она поднялась, как в тумане, и вползла на табурет.
- Это тебе профилактика, сучонка. Разделка впереди, если не перестанешь вешать лапшу на уши. У тетки ты ночевала только последнюю ночь. Дома не ночевала четыре ночи. Где была? Если за****овала, скажи, где и с кем.
Юлька не стала отвечать. Решила молчать, как партизанка перед фашистами.
- Где скрывается Кацерик, если он Кацерик?
- Не знаю, - разлепила она губы.
- Звони, - подал с дивана голос Сморчок.
Бритоголовый коротыш подвинул к себе телефон. Набрал номер.
- Упирается, сучка. Темнит на целые сутки... Узнала. Копия, говорит... Продолжать или в разделку?.. Слушаюсь, - положил трубку и закурил, выпуская кольца дыма.
- У меня астма, - поморщился Сморчок.
- Перебьешься, - и Юльке: - После разделки все равно заговоришь.
Она не отвечала. Сидела в полузабытьи и заставляла себя вспоминать день, проведенный с Георгием в Зинкином доме. Вспоминалось плохо. В голову лезли мысли о папе и маме. Каково папе сейчас? Тычется, наверное, во все стороны и не знает, как дочу выручить. Был бы в городе Георгий, придумал бы.
Дверь в кабинет без стука распахнулась, и появился Его Величество – Холеная морда с нафабренными усами. Бритоголовый вскочил со своего места, уступая кресло начальнику. Сам плюхнулся на диван рядом со Сморчком.
Мирзоев оглядел Юльку то ли с сожалением, то ли с любопытством. Выдержал паузу. Сказал сочувственным тоном:
- А ведь я хотел взять тебя и твою подругу на спецслужбу. На хорошую зарплату. А ты с бандитом связалась. Что молчишь?
- Мне нечего сказать.
- А ты подумай. Поможешь его поймать – выпишу приличную премию.
Она глядела в его золотозубый рот и видела в дымке перекрестие прицела. Слова просачивались, будто сквозь вату. Юлька не воспринимала их.
- Молчать будешь?
Она не реагировала. Мирзоев повернул голову к Сморчку.
- В дежурке этот старый придурок из тира с целой толпой спортсменов. Дуй туда! Скажешь им, что увезли на опознание в соседний район.
Юлька встрепенулась. «Придурок из тира» - это, конечно, дед Рамиль. И отец, наверное, там. Валя должна была его известить.
Сморчок поднялся и вышел. Полковник сказал Бритоголовому:
- Колян, ее - через боковой ход в разделку. На полпроцедуры, с нее хватит. И пусть Гнилой не вздумает ее трахнуть! Самого пущу на разделку!.. Когда расколется, к фельдшеру. Потом в кишлак. Понял?..
2.
Последние сутки смешались для Юльки в одну большую боль. Из памяти напрочь выбило детали, осталась лишь лунообразная харя с бензиновыми глазами. И еще появлявшийся на коротких ногах в разделке Бритоголовый, обещавший, что она все равно расколется. Он садился у двери на поносно покрашенный табурет, закуривал и глядел, как сдавливают ее две доски. Юлька, собиравшаяся молчать, как партизан, начинала задыхаться и верещать, словно подстреленный заяц. Когда в глазах появлялись прорвавшиеся сквозь темноту звезды, сознание успевало уловить команду бритоголового Коляна.
- Не перестарайся, Гнилой! Шеф велел половинку.
Наверное, гнилой кат был немым, за все время он не произнес ни слова. Коротконожку слушался беспрекословно. Отпускал какие-то зажимы, чтобы Юлька глотнула воздуха. И она снова являлась на свет божий.
Поначалу она все ждала, что откроется дверь, и кто-то объявит, чтобы ее выпустили. Надеялась, что папа нажаловался мэру, позвонил своим московским друзьям-ученым, чтобы те подключили столичную прокуратуру. Но никто не появлялся с вестью о воле.
Счет часам и суткам Юлька потеряла. Время текло в полузабытьи. Может, она и засыпала, но то было просто беспамятство. Погружаясь в него, молила Бога, чтобы отключка продлилась дольше, и знала, что такого не будет. Кат окатывал ее из шланга ледяной водой. Она снова начинала ощущать боль в груди, животе, в пальцах левой руки. Боль расползалась по всему телу, и Юлька разлепляла глаза. Ее нагота уже не беспокоила мозг, ей было все равно. Казалось, что если бы она смогла вытянуть ноги и опустить на колени руки, боль отпустила бы. Но ноги были зацеплены под скамейкой, а разведенные руки схвачены вмурованными в стену наручниками. Как в тумане, видела она луномордого ката, примостившегося на краешке стола, и сидящего на табурете коротконожку с сигаретой в зубах.
- Колись! - приказывал он.
Юлька и так уже раскололась. Призналась, что любит Георгия, что провела с ним сутки в Зинкином доме и убежала через окно, когда началась стрельба. И про Георгия рассказала, как он уходил огородами. Умолчала лишь о прослушанной записи и о его сумке. Надеялась, заставляла себя надеяться, что хватит силы не признаваться в этом и дальше. Понимала, что подпишет себе этим приговор.
Гнилой снова окатил ее из шланга водой. Сознание восприняло это самым краешком. Но полностью включаться не хотело. Юлька уже не ощущала своего распятого тела. Еще раз обрушилась на нее струя, и стало легко, как в полете. Парит над городом, внизу дома-кубики и люди-букашки. И ей почему-то надо улететь от них. Туда, где большая разноцветная поляна уходит за горизонт. И она улетела.
Еще не очнувшись, Юлька поняла, что уже не сидит прикованной к тумбе-скамье. Руки и ноги были свободны, но пошевелить ими она боялась. С трудом разлепила глаза. Белая комната, у стены – стол и шкаф с пробирками. «В больнице», - подумала она. Но окна были с решетками, и лежала она по-прежнему нагая, на кушетке без простыней. Лишь сверху была накинутая белая тряпица. Хотела повернуться на бок, но боль затопила грудь и перехватила дыхание. Наверное, она застонала, потому что тотчас приблизилась костлявая женщина в белом халате и с мужскими чертами лица.
- Оклемалась, милочка! - голос у нее был, как у куряки со стажем.
Она откинула с Юльки тряпицу, стала ощупывать. Юлька вскрикивала, когда пальцы касались больного места. Но прикосновения не были грубыми.
- Через пару неделек станешь, как новая, - сказала усатая врачиха.
И продолжала оглаживать Юльку: трогала груди, водила пальцем по соскам, пробегала ладонями по животу, задерживая их на лобке. Если это был способ лечения, то Юльке вроде бы стало легче. Она разлепила губы:
- Где я?
- В больничке, милочка.
- Меня сюда папа привез?
- Нет. Из пыточной принесли. И велели поставить на ноги.
- Давно я здесь?
- Половину суток. Но ты не волнуйся, милочка. Больших повреждений нет. Видно, пожалели тебя. Даже не снасильничали... Тебя как зовут?
- Юля.
- А меня Зина. Хочешь, дружить будем?
Ее предложение как-то не вязалось ни с обстановкой, ни с Юлькиным состоянием. Она не ответила.
- Если будем дружить, я тебя в больничке на недельку оставлю. А там что-нибудь придумаем. Когда выйдешь на волю, будешь в гости ко мне приходить.
- Домой хочу, - прошептала Юлька.
- Домой, милочка, тебе путь пока заказан. Без моей помощи не выкарабкаешься. Так оставлять тебя здесь?..
Юлька не шевелилась, потому боли не чувствовала. В слова врачихи вслушивалась, как в посторонние звуки. Они лишь слегка касались сознания. Однако последняя фраза проникла глубже, и она отстраненно подумала: «Наверное, лесбиянка». И было это Юльке глубоко безразлично.
- Значит, не хочешь со мной дружить?.. Жаль, милочка. Придется доложить, что ты очухалась.
- Докладывайте, - прошептала она.
3.
Все-таки мужеподобная врачиха немного подлечила ее, потому что через трое суток Юлька сама проковыляла по длинным коридорам, опираясь на железное плечо конвоира. Куда они шагали, она понятия не имела. Редкие двери были без табличек, навстречу никто не попался. И лишь когда поднялись по цементному скосу, что-то стало проясняться. Щелчок железной камерной двери все расставил по своим местам. Камера была той же, куда Юльку поместили после того, как привезли из тира. Однако обитатели в ней сменились, хотя и относились все к тем же жрицам любви. Их стало заметно меньше.
Юлька стояла, прислонившись к кирпичному косяку, выискивала взглядом свободный топчан. Знакомый голос вывел ее из оцепенения:
- Ты, из тира! Иди сюда!
Оказывается, не все обитатели камеры сменились. Осталась «мамка». У нее появились подушка, матрас и простыни. Юлька не заметила ее сразу, потому что она лежала, накрыв лицо цветастой косынкой. А теперь села и показывала ей на лежанку рядом.
Юлька, покачиваясь, двинулась к ней. Опустилась на топчан.
- Эк, тебя отделали! - сочувственно произнесла мамка. - Говорила тебе, что без баксов тут – полный улет.
Она свесила на грязный пол босые ноги. Расстегнула кофточку, теснившую мощную грудь. Юлька попыталась улыбнуться ей.
- Вот и зубки твои попортили... Не горюй, девуля! Если выберешься, мост поставишь. Все до свадьбы заживет. А с рукой что? - кивнула она на перебинтованную кисть.
- Врачиха сказала, пальцы вывихнули.
- Вправила?
- Не знаю.
- Видно, большой зуб на тебя менты нарисовали. Когда ты не вернулась в тот вечер, думала, что тебя в кишлак на потеху кинули. А ты под пресс угодила. Ну, да хрен редьки не слаще… Набашленных из твоей родни никого нет, чтобы выкупить?
- Нет.
- Плохо дело, девуля... Меня вот тоже в тираж, верно, решили списать. Девок выкупили, а про меня забыли. Не в угоду стала: шибко хорошо к семейке относилась. Не сдавала девок отморозкам, старалась приличным людям сдать. Вот и накапали на меня хозяину.
- Кто? - спросила Юлька, чтобы не обидеть «мамку» невниманием.
- Кто-кто... Те же отморозки и накапали... Малость еще подожду и сама подсуечусь. Если не просветит, из своих заплачу по тарифу. Скопила чуток на черный день. Да ты полежи. Отойти тебе от прессухи надо.
Юлька прилегла. Мамка пошарила под подушкой. Достала две плоские фляжки. Протянула одну Юльке.
- Попей, морс из малины.
Юлька глотала кисловато-сладкую жидкость и никак не могла оторваться.
- Хватит, - сказала мамка. – Теперь из этой фляжки, - сунула ей вторую. - Глотни, чтобы болячки отупели. И вот тебе конфетки на закусь.
Юлька приняла из ее рук вторую фляжку, положила на колени. Шевельнулась мысль, что в последний раз она ела дома. Может, еще врачиха-лесбиянка подкормила, но это из памяти улетучилось.
- Сколько дней меня не было? - спросила она.
- Говори громче, девуля, не слышу.
Юлька повторила вопрос.
- Послезавтра неделя будет... Да ты глотни – не отрава. Сама на бессмертнике и на корнях девясила настаивала.
Юлька поднесла фляжку к губам, глотнула. Обожгло гортань. Но она сделала еще три глотка и отдала фляжку «мамке». Та сама сняла с конфеты обертку. Затолкала ей конфету в рот, когда ее голова уже покоилась на жестком изголовье. Так со сладостью во рту Юлька и провалилась в тяжелый сон.
Спала она беспокойно, даже во сне ощущала тупую боль и слышала, как стонала. Очнулась, когда ее окликнула мамка:
- Вставай, девуля. Полсуток ухо давишь.
Она раскрыла глаза. Утро ли, вечер ли – понять было невозможно. Узкое оконце сверху пропускало свет скупо. Девки в камере громко переговаривались и даже всхахатывали. Не впервой, видно, попадать им в такую переделку.
- Вставай, вставай, - повторила мамка. - Питаться надо.
Юлька села. Тело ныло, но острой боли не ощущало.
Мамка протянула ей термосок.
- Что это? - спросила Юлька.
- Куриный бульон.
- Здесь дают куриный бульон? - удивилась она.
- Жди-ка!.. Здесь баланду дают. А нас за бабки питают.
- Как это?
- Если кошель толстый, хоть из ресторана еду принесут. Не задарма, само собой. Давай, питайся.
- А вы?
- Мы уже отобедали. Твой черед.
Юлька пила теплый бульон прямо из термоса и отщипывала маленькие кусочки от сдобной булки. Пила и удивлялась, почему это ей раньше не нравился куриный бульон.
Бедные родители! Папа, наверное, уже позвонил маме. Она прилетела, поставила всех на уши, и самого первого – папу. Он, конечно же, рассказал ей и про ментов, и про тетю Любу, и про Геру. Такой уж он праведник.
Вспомнила Геру-Георгия, и в груди у Юльки потеплело. Не знает, не ведает супермен, что его возлюбленная терпит такие мытарства. И, между прочим, из-за него терпит.
Плавая в мыслях, Юлька не заметила, как термос опустел. Огляделась и удивилась наступившей тишине. Девки прекратили галдеж и сидели с настороженными лицами. Зато из коридора доносился шум. И даже не шум, а крик одного человека. Мамка прижала палец к губам, хотя и так никто не издавал и звука. Встала, прошлепала к двери. Навострила ухо в сторону амбразуры. Крик приближался. Не просто крик, а сплошная матерщина. Мирзоев кричал уже у их железной двери.
- Кто у тебя?
- Это самое, трахолюдины, товарищ полковник! - зычно выпалил дежурный.
- Гнать к едрене фене! Камеру вылизать! С порошком, мать твою!.. Принесут постели – проверишь, чтобы заправили по нитке! Понял?
- Так точно! Эту тоже гнать?
- Ты что, мудак, русский язык не понимаешь? Всех! Когда эти говнюки будут обход делать, отвечать на их вопросы, как положено! Понял?
- Так точно! - выкрикнул «мудак».
- Повтори, что понял?
- Доложить говнюкам, что всех трахолюдин – виноват - проституток выгнали к едрене фене!
- Колян!
- Я, - откликнулся знакомый Юльке голос, а чей - не поняла сразу.
- Замени этого мудака! Поставь с соображалкой!
- Слушаюсь! - то был голос бритоголового коротконожки.
- Кто в седьмой? - продолжал инспекцию Холеная морда.
- Гомики, - доложил Бритоголовый.
- Гнать!
- Они еще не отмазались.
- Никуда не денутся! Пускай погуляют... В которой наркоши?
- В девятой.
- Много их там?
- Битком.
- Троих пожирнее оставить. Пусть говнюки видят, что боремся…
Примерно через час дверь в камеру распахнулись. В проеме нарисовался вертухай.
- А ну, выметайтесь отсюда!
- Пошли, девки! - скомандовала мамка.
Она быстро покидала в пакет фляжки. Ухватила Юльку за руку и потащила за собой на выход. Следом потянулись остальные обитательницы камеры. Юлька двигалась, как во сне. На крыльце их окатило солнце. От яркого света она замешкалась, но мамка дернула ее и поволокла к воротам. Страж с ухмылкой отодвинул засов, прогнусавил:
- До встречи, трахолюдинки!
Сокамерницы очутились на улице как раз напротив гостиницы, где останавливался Георгий, и наискосок от туристического агентства, Юлькиного первого наблюдательного пункта.
- Разбегаемся, девки! - велела мамка, продолжая держать ее за руку.
Так за руку и перевела на другую сторону улицы. Сказала:
- Не знаю, что в ментовке стряслось, но нам повезло: без баксов выпустили. А ты вот что, Юлька. Тебя этот придурок по ошибке вытурил. Полковник с него три шкуры спустит, нам с тобой от этого не жарко. Как дома побываешь, сразу линяй из города. У полковника хоть и длинные пальцы, но только в своей усадьбе.
Она подняла руку навстречу проезжавшей «Оке», пошепталась с водителем. Распахнула дверцу и велела Юльке лезть на заднее сиденье. Сама расположилась рядом с шофером. Обернулась к ней:
- Адрес?
- Чей? - не сразу вписалась Юлька.
- Твой.
Она с трудом вспомнила свой адрес. Назвала. Мимо поплыли знакомые улицы. Юлька словно бы узнавала их заново как после длительной разлуки. Вот и бульварчик, по которому она брела, вырвавшись из страшного кишлака. В конце его, на той стороне, родительский дом.
- Приехали, - сказала она.
- Который дом? - спросила мамка.
Юлька показала.
- Развернись - и к подъезду, - велела мамка шоферу.
Тот так и сделал. Мамка вылезла и выпустила ее. Повторила:
- Линяй из города, Юлька!
Она автоматически кивнула. Машина, нарушая правила, развернулась и укатила.
Лифт, как это случалось постоянно, в доме не работал. Этот привычный факт пробил в Юлькиных мозгах просвет, и она худо-бедно начала мыслить.
«Что произошло в милиции? - задала она себе вопрос, остановившись на первом лестничном пролете. – Может, чекисты прибыли? Но почему тогда они не арестовали Холеную морду?.. Почему вдруг он распорядился очистить камеры? Что за «говнюки» должны делать обход?..»
Ни на один из вопросов ответа не было.
Устраивая передых на каждом пролете, Юлька, наконец, добралась до своей двери, обшитой рыжеватым дерматином. Нажала черную кнопку звонка. Дверь распахнулась почти сразу. Папа стоял на пороге. Выражение его лица невозможно описать: и растерянное, и горестное, и счастливое. Он обнял дочу, но, видно, силы оставили его в этот момент. Опустился на колени, продолжая обнимать ее ноги, и вдруг всхлипнул.
- Не надо, папуля, - сказала она, – видишь, жива.
Он тяжело поднялся и, держа Юльку за плечи, повел в гостиную.
- Мама не прилетела? - спросила она.
- Летит, - произнес он. - Я не сообщил ей сразу. Только вчера позвонил. Она уже где-то на подлете.
- Пап, - жалобно произнесла Юлька, – хочу салата из помидоров и огурцов.
Он торопливо поднялся с дивана.
- Совсем очумел я, доча. Сейчас все сделаю, - и посеменил на кухню.
Она на самом деле захотела есть. Впервые за все эти дни. И еще до умопомрачения пожелала забраться в ванну. Но и отрываться от мягкого дивана не хотелось. Однако пересилила себя. Достала из комода ситцевый халатик и трусики и отправилась смывать с себя арестантскую грязь.
Долго стояла перед зеркалом. Тело показалось ей худым и синюшным. Груди уже не торчали, как при свидании с Георгием. Хоть и не отвисли, но расползлись вширь. Открыла рот: вместо одного зуба темнела дырка, а второй, рядом, шатался. Ей стало тоскливо от увиденного, однако тоскливость уступила место злости, пролившейся в шипении: «Ну, погоди!».
Юлька отмокала в горячей воде, когда отец подал из-за двери голос:
- Все на столе, доча.
За столом она оказалась лишь через полчаса. Папа сидел напротив, глядел, как дочь глотает заказанный салат и аккуратно, чтобы не надавливать на шатающийся зуб, жует котлеты. Он заметно похудел, хотя и так был сухоньким.
- Тебя там били? - спросил он, запинаясь.
- Били, - не стала она скрывать.
- Негодяи! Неужели не найдется на них управы?
- Найдется, папа.
Он недоверчиво покачал головой, но промолчал Она же верила, что мирзоевская шайка свое получит. Георгий по своим каналам постарается, да и она сама еще не отказалась от задуманного плана.
- Тебя, Юля, совсем отпустили? – снова подал голос папа.
- Не знаю. И выложила ему историю своего случайного, как ей виделось, освобождения.
Он выслушал, не перебивая, переварил ее рассказ и сказал:
- Это, вероятно, ваш спаситель Георгий постарался.
Юлька ничего не поняла. Каким образом он мог быть причастен к тому, что произошло?
- Не мог же он знать, что меня арестовали, - произнесла она.
- Я ему сказал, что ты пропала.
Сердечко её затрепыхалось.
- Он что, к нам приходил?
- Нет, доча... Когда прибежала твоя подружка Валя и все мне рассказала, мы с ней сразу же помчались в УВД. Дежурный обещал навести справки. Пока наводил, появились какие-то спортсмены и твой тренер-татарин. Потом к нам вышел Сморчок, который, помнишь, к нам приходил?
Она кивнула.
- Сморчок объяснил, что тебя увезли в Белозерский район, где задержали какого-то преступника. И ты якобы должна его опознать.
- А причем тут Георгий?
- Я думал, что арестовали как раз его... На другой день поехал в район, но там только руками развели: знать, мол, ничего не знаем... Ходил на прием к мэру – принял помощник. Обещал доложить мою жалобу мэру. Стал звонить в Москву старым знакомым. Некоторые, оказывается, уехали за рубеж, только до одного дозвонился. Он посочувствовал и объяснил, что ничем помочь не может... Такое время, доча, люди перестали воспринимать чужую беду.
В Юлькиной памяти всплыли слова тети Любы: «Раньше у народа было чувство локтя, а теперь чувство колена под зад». Так оно, наверно, и есть. Но ведь путанистая мамка помогла ей совершенно бескорыстно!
Она терпеливо ждала, когда папа перейдет к рассказу о Георгии.
- Тогда я сам решил ехать в Москву, - продолжал он, - в генеральную прокуратуру. Билет взял. Собрался уже звонить маме, чтобы она тоже вылетала в Москву. А тут звонок по межгороду. Думал, она. А это Георгий.
Папа замолчал. Юлька отложила вилку, ждала. Не выдержала:
- И что?
- Я обсказал ему все про тебя. И о том, что завтра вылетаю в Москву. Он спросил, в чем тебя обвиняют. Я ответил, что ни в чем не обвиняют, схватили и все. Он посоветовал никуда не двигаться и быть поблизости от тебя. Сказал, что в Москве сам займется твоим делом... Как видишь, сумел повлиять...
- Больше он ничего не говорил?
- Про какую-то сумку просил тебе напомнить.
- Что конкретно?
- Странный все же человек. С тобой несчастье, а он просил тебя забрать сумку из камеры хранения гостиницы и выбросить...
Ничего не странный, - подумала она. – Это он о ней беспокоился. Про гостиницу сказал для отвода глаз, если разговор вдруг подслушивают. Избавься, мол, от опасного вещдока. Нет уж, Герочка! Вещдок ей пригодится. Просто надо забрать сумку с теткиного сеновала и закопать где-нибудь в укромном месте, чтобы можно было легко и быстро достать.
- Как бы ни было, - сказал папа, - спасибо ему за то, что помог тебе. Вот только как он это сделал, ума не приложу…
Мамин самолет задержался, и она прилетела только вечером. Позвонила из аэропорта. Узнала, что дочь уже дома. И приехала на такси, загоревшая и решительная. После придирчивых разглядываний, ощупываний и ответов на ее вопросы она приняла категоричное решение:
- Поедешь на две недели в оздоровительный пансионат. Это недалеко, километров сорок. Там и зубы подправишь.
Хорошо это было или плохо – Юлька не врубилась сходу. А мама уже завладела телефоном и ушла с их с папой глаз в дочерину спальню. Юлька поняла: будет звонить шефу, которого она называла по фамилии – Адамов.
Папа собирал ужин. Она прошла вроде бы в туалет. Задержалась у закрытой двери своей комнаты. Услышала мамин голос, назвавший фамилию Мирзоева.
- Не может быть, Игорь! Ты – и платишь ему за крышу!.. – пауза... – Вот мерзавец! Неужели нет белого человека, чтобы приструнить его?.. – пауза. – Черт с ним!.. Так найдешь номер для Юлии?.. Нет, регистрировать ее не надо...
В комнате послышалось шевеление. Юлька быстренько шмыгнула в туалет, прикрыла дверь, спустила воду и с независимым видом прошла к папе на кухню. Он уже собрал на стол. Она села напротив него. Юлькины мозги работали с явным замедлением, коли она не сообразила сразу, что пансионат ее устраивает больше, чем пребывание в доме. Там не будет круглосуточного надзора.
Телефонное рандеву закончилось. Мама вышла и объявила:
- Отвезу тебя послезавтра в «Елочки».
- Какие ёлочки?
- Так называется пансионат. Машину пришлют с работы.
Болячки Юлькины вроде бы поутихли. Даже пальцами левой руки могла безболезненно шевелить. Видно, палаческие «полпроцедуры» и рассчитаны на быстрое восстановление организма, особенно, если окружить организм заботой. Этого добра со стороны родителей ей хватило с избытком. Мама даже не особо обеспокоилась тем, что поступать в этом году в институт дочь не станет. Сказала: «Ладно, тебе сейчас надо восстановить здоровье». Такие они вот, родители.
Но все равно Юлька еще чувствовала себя разбитой, как на последнем привале длинной-предлинной дороги. Такое свое состояние она могла бы перебороть. Но напрягаться не хотелось. «Бессовестная я все же! – подумала Юлька. - Совсем забыла, что надо доложиться деду Рамилю и Вале Пинегиной».
. Они беспокоились о ней, разыскивали. Домашнего телефона тренера она не знала, а у Вали вообще телефона не было. Но недаром Юлька считала подружку вещуньей. Что-то нашептало Валино сердечко. Стоило вспомнить о ней, как она сама дала о себе знать телефонной трелью.
- Юлька! - ахнула, услышав ее голос. – Я так рада, Юлька, что с тобой все в порядке! Скажу деду Рамилю, вот обрадуется. На тренировку-то придешь?
- Через две недели приду, Валя. Уезжаю послезавтра.
- Куда?
- Подлечиться.
- Заболела? - встревожилась она. – Или это... травмы?
Догадливая у нее подружка. Но Юлька не стала вдаваться в подробности.
- Зайди к нам завтра, а? Надо пошептаться. Придешь?
- Какой разговор, конечно, приду…
Пришла. И Юлька уговорила мать прихватить ее в день отъезда в пансионат.
Убежище в Ёлочках
1.
Иномарка шустро бежала по асфальтированному шоссе. Перелески чередовались с заброшенными, позабывшими косцов лугами и озерцами, заросшими осокой. Они с Валей сидели позади и разглядывали мелькавший за окнами пейзаж. Дорога повернула вправо и пошла берегом широкого озера.
Их лимузин остановился у металлических ворот с надписью «Елочки». Охранник, даже не глянув в салон, распахнул их. Вылезли они из машины у парадного подъезда с колоннами. Валю оставили на лавочке, а сами прошли напрямую к директору.
Похоже, маму здесь знали. Во всяком случае, директор принял ее с заметным почтением и даже поинтересовался самочувствием дочери. Затем сам проводил в небольшую, но уютненькую палату. На прощанье сказал маме:
- Передавайте привет Игорю Брониславовичу.
Юлька поняла, что привет адресован маминому Адамову. И подумала, что пансионат, возможно, даже принадлежит ему. Если не целиком, то уж какая-то часть – точно. Вскоре мама собралась уезжать. Юлька попросила ее оставить Валю на день в пансионате, она может уехать в город последним рейсовым автобусом. Родительница не возражала. Деньги на дорогу у Юльки были: мать оставила, да еще папа сунул ей потихоньку перед отъездом тысячу рублей. Так что тратить их можно было в свое удовольствие.
Начали подруги с изучения распорядка дня и объявлений на стенде у главного входа. Узнали, что к услугам отдыхающих и их гостей трижды в день отправляется в город пансионатский рафик. Так что набитый битком рейсовый автобус Вале был ни к чему, уедет на пансионатском рафике.
На очереди было знакомство с окрестностями. Они побрели наугад по ухоженным дорожкам. На теннисном корте махали ракетками парень и девица с разноцветными косичками. В беседке квартет дородных дядек резался в карты. Липовая аллея привела подружек к широкой и длинной лестнице со светильниками по краям. Они насчитали, спускаясь вниз, девяносто восемь ступеней. И оказались на немноголюдном пляже с зонтиками и лежаками и с попавшей сюда, будто из сказки, рубленой избушкой с красным крестом. Возле нее сидела медсестра и что-то вязала.
Они потопали по ступенькам обратно, и Юлька повела подругу показывать свое новое жилье. Оглядев комнату, Валя восхищенно цокнула. Проверила встроенный шкаф и ванную с туалетом. Заглянула в холодильник, куда мама сложила привезенные с собой овощи, виноград и яблоки. На столе она оставила печенье и банку сгущенки, а на окне – две коробки шоколадных конфет. Одну велела отдать горничной, другую – зубной врачихе.
Без зазрения совести они с Валей уничтожили почти все фрукты. Затем, презрев мамин наказ, Юлька содрала с одной из коробок целлофан, и они стали уплетать конфеты, начиненные то ли вином, то ли чем покрепче. Обедать в этот день Юлька решила не ходить, не оставлять же Валю одну!
Они опустошили уже полкоробки, когда в дверь постучали. Валя недоуменно и с долей испуга глянула на нее. Юлька крикнула: «Войдите!». На пороге нарисовалась фигуристая и яркая блондинка. Та, что выдала маме ключи от комнаты, когда они с директором появились на этаже. Синий отглаженный халатик едва прикрывал блондинкины трусишки.
- Я – ваша горничная, - представилась она.
- Очень приятно, - пропела Юлька, ощущая, что входит в какую-то роль. Вспомнила мамино повеление и тут же вручила блондинке непочатую коробку конфет.
- Спасибо, - с достоинством произнесла та. – Ваша гостья останется ночевать?
- Нет, - торопливо ответила Валя.
- Обедать будете в столовой или в нумере? - она так и сказала: «в нумере».
Возможность не ходить в столовую стала для Юльки открытием. Но она не подала вида и окончательно вошла в роль. Приняла позу прожигательницы жизни.
- Мне лень ходить в столовую. Предпочитаю трапезничать в номере.
- За дополнительные услуги 80 рэ в сутки, - от скромности горничная даже опустила глаза.
Юлька тут же достала из своих богатых карманных четыреста рублей, вручила их ей и небрежно проговорила:
- За пять суток, вдруг мне здесь не понравится... Вас, кстати, как зовут?
- Лина.
- А меня – Юля... Вы, Лина, пожалуйста, не беспокойтесь, если я вдруг проведу ночь не в своем номере.
Горничная расплылась в заговорщицкой улыбке:
- У нас это не запрещается. Каждый клиент оттягивается, как ему нравится.
- Вот и отлично. Будем оттягиваться.
Блондинка Лина удалилась. Валя укоризненно произнесла:
- Тебе это надо, Юлька?.. Такие деньги отвалила ни за что!
- И тебе вот отваливаю триста рублей. Тысяча у меня еще остается.
Валя замахала руками, на ее лице проступила обида. Юлька поспешила ее успокоить:
- Для дела, Валь. Деньги нам пригодятся для секретной операции. Очень важной, Валя. Могу я положиться на тебя?
- Конечно, можешь.
- Тебе первое задание: приехать ко мне в понедельник первым рейсовым автобусом.
- Почему именно в понедельник?
- В выходные ко мне обязательно кто-нибудь подгребет. Светиться тебе не надо. А в понедельник мы без помех провернем одно дельце.
- Что за дельце? - глазки ее загорелись и округлились.
- Потом узнаешь. Скажу только, что без твоей помощи мне не обойтись.
- Приеду... Что взять с собой?..
Договорить им не дали. После символического стука в дверь горничная вкатила столик на колесиках.
- Сегодня еда по-дежурному. На завтра, Юля, заполни заказ, вот разблюдовка.
«Ого, - подумала она - мы уже на «ты»! Впрочем, это и к лучшему Горничные – хороший источник информации».
- Приятного аппетита, дамочки! - Лина улыбнулась и вышла.
Юлька откинула со столика полотенце.
- Ни фига себе! - воскликнула Валя.
Обедом можно было накормить не только таких двух козявок, как они с ней. Его хватило бы и на мужиков...
Юлька все рассчитала правильно: вечером Валю увез пансионатский микроавтобус. В субботу дочь навестили мама с папой, прямо как в лагере для малолеток. В воскресенье прикатила тетя Люба с целой кошелкой огородной снеди. Повела по пансионатским хоромам взглядом, выглянула в окно, сказала:
- Бездельников, как навоза. У меня не в пример спокойнее.
Окольными вопросами Юлька попыталась выведать у нее обстановку в деревне. Им с Валей предстояло завтра пробраться на сеновал, когда тетя Люба понесет дачникам молоко, и перезахоронить сумку Георгия. Она спросила, не было ли в Шакше милиции и как отреагировал армянин Ашот на милицейский беспредел.
- Никак не отреагировал, - ответила тетка. – Теперь строит магазин еще и в дачном поселке. Видно, хорошо его менты обули.
- А с сеном как, тетя Люб? Хватит на зиму? – сено Юльку не интересовало, ее беспокоил сеновал с Гериной сумкой.
- Прикупила сенца малость, - отмахнулась тетка, и Юлька поняла, что жизнь в Шакше катится привычной колеей, без встрясок и особых огорчений.
Лишь когда она спросила, починил ли насос дядя Саня? - тетя Люба взъярилась.
- Золовкой бы ему по башке! - она имела в виду, конечно, кочергу, которой выгребала из печи золу. - Каждый божий день с утра накеросиненный! Допьется до глюкозы, материк! - «до глюков при белой горячке, матерщинник!», - мысленно перевела Юлька оба теткиных термина.
Юлька проводила тетю Любу до остановки, и та укатила.
С пансионатским распорядком Юлька уже освоилась. Вернее, с его отсутствием. Побывала и у стоматолога. Правда, без конфет, которые они с Валей Пинегиной уговорили вчистую. Врачиха выдрала шатающийся зуб, назначила часы лечения и срок протезирования. И вообще всячески проявляла к ее особе внимание, наверное, по рекомендации директора.
Завтра их с Валей ждал нелегкий день. Ничего не попишешь: понедельник – день тяжелый.
2.
Юлька дожидалась Валю на автобусной остановке во всеоружии. Еще с вечера уложила в спортивный рюкзачок пакет с булочками и большую бутылку любимого Валей пепси, которое «выбирает молодое поколение».
Подружка первой выскочила из подкатившего автобуса. Когда народ сошел, Юлька затащила ее обратно. Проехав до конечной остановки маршрута, автобус развернулся в сторону города.
- Куда мы едем? - наклонилась Валя к Юлькиному уху.
- В Шакшу.
- Зачем?
- К тетке.
- А что мы у нее будем делать?
- Успокойся, Валюха. Все потом...
Они сошли на остановке у армянского магазина. Не торопясь, потопали к теткиному дому. По времени тетя Люба уже должна была уйти с молоком к дачникам. По дороге Юлька и посвятила Валю в свои планы. Рассказала и про любовь к Георгию, и про ночь в Зинкином доме, и про содержимое его сумки, которую они должны перепрятать. В самое главное она, похоже, не врубилась.
- Ты с ним спала по-настоящему? – спросила, чуть ли не шепотом.
- Да, - небрежно ответила Юлька.
- Он обещал жениться?
- Ничего не обещал.
- Зачем же ты согласилась?
- Это он согласился. Я сама к нему пришла нагишом, - высказалась она и ахнула от гордости за себя.
Валя довольно долго переваривала услышанное. Затем спросила:
- Ну, и как... оно?
- Кайф, - ответила Юлька.
- А у меня нет парня, - грустно сообщила Валя. - Был один, все на чердак меня уговаривал, даже жениться обещал.
- Уговорил?
- Я ему не верила. Он и слинял.
- Не горюй, когда станешь чемпионкой, женихи строем за тобой побегут…
Тети Любы, как они и надеялись, дома не оказалось. Калитка была задраена наглухо, но это их не остановило. Юлька знала, что возле туалета одна прогнившая заборная доска держалась лишь на честном слове: потяни - и приличная дыра к твоим услугам. Через нее подружки и пробрались во двор.
Лестница стояла на месте. Юлька вскарабкалась по ней, оставив Валю на шухере. Проползла на коленях в дальний угол сеновала. Пораскидала сено. И ничего не поняла: Гериной сумки не было. Лихорадочно стала шарить поблизости. Нащупала у самой застрехи чурбак. И с другой стороны под руку попался чурбак. А сумка исчезла. Она села в растерянности на разворошенное сено и тупо уставилась на белеющие берестой чурбаки. Может, перепутала? Может, схоронила сумку в другом конце поветей? Непроизвольно сунулась в дальний угол, но осадила себя: нет же! Ничего не перепутала! Она же запомнила неошкуренное стропило.
Юлька была готова завыть. Но удержалась, заставила себя подуспокоиться и поразмыслить. Ясно, что сумку кто-то спёр. Хорошо, если она у тети Любы.
- Ты чего, Юль? - в сеновальном проеме возникла Валина голова. - Чего сидишь?
- Сумку украли, - горестно произнесла она.
- Ты хорошо искала?
- Хорошо.
Валя вскарабкалась на сеновал, подлезла к Юльке.
- В каком месте ты ее спрятала?
Она показала на белеющие чурбаки.
- Может, твоя тетка перепрятала? – спросила Валя.
- Не знаю, - потерянно произнесла она. – Придется во всем признаваться.
- Погоди признаваться. Бывает, лежит вещь на виду, а ты ее не видишь.
Они ровно бы поменялись местами. В их дуэте обычно верховодила Юлька. Теперь Валя тормошила ее, пытаясь вывести из состояния подавленности.
- Ну, чего сидишь? Начинай с того вон угла!
Безо всякой надежды Юлька переползла в противоположный угол. Вяло расшвыряла сено и опять уселась истуканкой, безучастно наблюдая, как Валя деловито очищает возле чурбаков потолочные доски. Как будто на голых досках можно что-то углядеть.
В Юлькиной разжиженной голове мелькали поочередно Гера-Георгий, тетя Люба, масляные губы Мирзоева и горестное лицо папы. В туманной дымке даже высветилась ее любимая речка, с омутами, островами и перекатами, на которых папа учил ее в детстве ловить пескарей. Каково-то ему придётся, когда дочу под белы руки поведет конвой к немому кату в подвал!
Между тем Валя взялась за чурбаки. Сдвинула один, пошарила ладонью вокруг, словно искала какую-нибудь фитюльку. Уложила чурбак на место. Очистила все пространство до второго чурбака. Снова впустую. Добралась до березовой плахи. Попыталась откатить ее. Что-то мешало.
- Юль, тут какая-то лямка за сучок зацепилась.
Юлька не врубилась сразу. А врубившись, подхватилась и вмиг оказалась подле Вали.
- Где?
- Вот. Ты рукой пощупай.
Доска, соседствующая с крышей, прогнила и провалилась. Юлька вспомнила тети Любин рассказ про ментовский шмон: «Один бугай даже потолок провалил, жалко, что сам вниз не ботнулся!»... Дыру она не заметила, потому что та была прикрыта березовой плахой. За ее сучок и зацепилась одной лямкой Герина сумка.
- Она, Валя! - воскликнула Юлька.
Вдвоем они выволокли сумку наверх.
- Видишь, в застреху провалилась. А ты: «украли!».
- Спасибо, Валюха, - с чувством произнесла Юлька.
- Что теперь?
- Жди меня с сумкой внизу. А я всё уложу, как было.
Едва Юлька успела спуститься с сеновала, как с улицы послышалось: «Опять по пятница-ам пойдут свидания-а»… Они быстренько уселись на крыльцо. Дядя Саня Наумов подошел к калитке, узрел их в щель.
- Не вернулась еще хозяйка? - спросил.
- Нет, - ответила Юлька.
- Баба с возу – потехе час, - изрек он с некоторым сожалением.
- Если не дождемся, дядя Сань, скажите тете Любе, что я забегала проведать.
- Мана ригян, Юляшка, - и направился в сторону магазина.
Дождавшись, когда не стало слышно песню про Таганку, «где ночи полные огня», Юлька пошарила под крыльцом. Вытащила кучу огородных рукавиц, нашитых тетей Любой с запасом. Отделила две пары, кинула в Герину сумку. Туда же отправила из своего рюкзачка бутылку пепси и пакет с булочками. Все-таки прикроют на всякий случай бесценное Герино имущество. Затем выбрала небольшую лопатку, тетка все равно ей не пользовалась. Дядя Саня насадил и наточил для бывшей зазнобы не меньше десятка.
- А теперь - задами, - сказала она Вале, - чтобы с тетей не столкнуться.
Они выбрались в ту же дыру. Свернули в проулок и потопали через бывшее колхозное, а теперь бесхозное поле. Наверное, только к этому моменту Валя осознала всю их авантюру.
- Зачем нам перепрятывать винтовку? - спросила.
- Георгий велел. Вдруг у тетки обыск!
- А если нас поймают?
- Кому мы нужны?
- Тебя же таскали! А винтовка - это уже статья.
К этому времени Юлька снова обрела уверенность и почувствовала себя лидером. Остановилась и, прищурившись, глянула на Валю:
- Дрейфишь?
- Нет-нет, - поспешно заверила та.
- А то домой езжай, - продолжала давить Юлька. - Ты помогла мне. Дальше я сама справлюсь.
- Я с тобой, Юль.
Они снова потопали по бурьяну и вскоре вышли на тропу, по которой недавно (а кажется, так давно!) Юлька шла с Георгием ранним утром в Шакшу. Юлька впереди - с лопатой на плече и с пустым рюкзачком за спиной. За ней молчаливая Валя с Гериной тяжелой и непрезентабельной сумкой. Ни дать, ни взять - две огородницы возвращаются со своего загородного участка.
- Слышь, Юль, - заговорила Валя, - я ведь рассказала про тебя деду Рамилю.
- Что рассказала?
- Как тебя увечили у чурека. Дед Рамиль сел тогда на лавку, сдавил голову ладонями и забормотал по-своему. Я одно только слово поняла – «шайтан». Он его несколько раз повторил…
Их путь закончился метрах в ста от вязов. В этом месте буйным сплошняком росла крапива. Юлька ее давно приметила. Лучшего места для тайника не придумать. Она надела рукавицы. Забралась в самую крапивную гущу и начала копать. Через минуту к ней пробралась Валя:
- Давай я, мне привычнее. Да и напрягаться тебе пока вредно.
Ямку она выкопала быстро. Они затолкали в нее сумку, присыпали землей, а сверху набросали крапивы. Лопату Юлька отбросила в гущину крапивных зарослей.
Первая часть ее задумки завершилась. Помощница ей больше не требовалась. Все остальное она должна сделать сама.
В ее распоряжении осталось восемь пансионатских суток. Вернее, не суток, а ночей. Дни не в счет: папа являлся в пансионат, словно на службу, и следовал за дочерью, как тень. Юлька понимала, что это от большой любви. Хорошо, хоть мама уже вышла на работу. Перед убытием в город он каждый раз совал ей в карман деньги. Они были для Юльки нелишними. Она заплатила горничной Лине до конца пансионатского срока, чтобы иметь ее на всякий случай в союзницах.
Папа уезжал в пять вечера, а Юлька сбегала от оздоровительного безделья последним рейсовым автобусом и отправлялась в свой окоп. Дождавшись темноты, выкапывала Герину сумку, оставляла ее под шиповниковым кустом подле вязов и усиленно пялилась на кишлак. Но он был тих и пустынен, будто все менты вымерли.
В рассветных сумерках она снова прятала сумку в крапивный тайник, не особо заботясь о маскировке. В пансионат возвращалась еще до завтрака. Лина встречала понимающей улыбкой. В своем номере падала на кровать и дрыхла, как убитая. Будил ее обычно папа. Входил в незапертую дверь, садился рядышком. А когда она открывала глаза, озабоченно спрашивал:
- Ты не заболела часом?
- Нет.
- Как ни приеду, спишь и спишь. Может, тебе обследоваться надо?
- Не надо. Я здорова, папуля, как конь.
Он с сомнением покачивал головой и предлагал:
- Погуляем?
- Пойдем, - безо всякого энтузиазма соглашалась она.
Такое повторялось с унылым однообразием, нарушаемым лишь сверлилкой стоматолога. Мадам врач обещала Юльке облагородить рот за день до выписки.
В субботу, едва она плюхнулась утром на кровать, неожиданно нагрянула Валя Пинегина. Юлька подумала, что та привезла какие-нибудь сногсшибательные новости, а, оказывается, приехала просто так: соскучилась! Конечно, Юлька была тронута, но лучше бы ей побыть одной и выспаться. Она накупила в буфете бутербродов с сыром, и копченой колбасой, чипсов, пепси и даже взяла две баночки джина с тоником. А что? Пьется не хуже, чем коньяк, которым угощал ее Георгий в их венчальное утро. Юлька убедилась в этом, когда коротала ночи в окопе: отхлебнешь - и вроде не так спать охота.
Они с Валей приволоклись на пляж, заняли лежаки. Наплескавшись в воде до посинения, отхлебывали из баночек, закусывая сладковатую горечь чипсами. Ощущали себя самостоятельными, решительными и неприступными. И даже свысока поглядывали на игривые парочки, в которых молодушки годились кавалерам, по крайней мере, в дочки.
- Юль, а что там справа, за зеленой изгородью? – спросила Валя.
- Пляж для vip-персон, - со знанием дела ответила Юлька.
- Кого-кого?
- Для банкиров, бандитов и депутатов. Посмотрим?
Они поднялись и потопали к воде. Проплыли до увитой плющом высокой проволочной ограды. Зелень была настолько плотной, что казалось, будто живая стена выросла прямо из земли. Но с воды оглядеть скрытое хозяйство ничто не мешало. За изгородью был такой же пляж, как и общий, только безлюдный. И избушка на курьих ножках с красным крестом и чашей со змеей такая же. Только зонтов не было. Вместо них были устроены три больших капитальных навеса. Под средним стояли два огромных овальных стола с креслами. Под двумя другими - обитые салатовой материей лежаки на низеньких ножках.
Добравшись до своих топчанов, они снова припали к наспиртованным баночкам. Юлька вспомнила о том, что к ночи ей снова переться к трем вязам. Честно говоря, особой охоты к тому она у себя не обнаружила. Всего скорее, опять ничего новенького не разглядит. А любоваться ночными пейзажами ей уже опостылело. Может, Мирзоев в отпуске, гад?..
- Юль, а Юль! - вдруг зашептала Валя. - Глянь вон на тех двоих. На нас поглядывают. Особенно тот, в вельветовых джинсах!
Юлька глянула на вельветового и его приятеля. Никакого флиртового интереса в их взглядах не ощущалось. Да и вообще, не похожи они были на отдыхающих. Пришли на пляж, а не раздеваются, парятся на солнце в одежде.
- Давай-ка сматываться отсюда, - сказала она Вале.
- Давай, - охотно согласилась та.
Но оба пляжных стригаля вдруг поднялись и зашустрили к лестнице. Юлька глянула в ту сторону, и сердце ее ушло в пятки.
По мраморной лестнице спускались шестеро. Первым шагал на всю жизнь запомнившийся ей бритоголовый и коротконогий холуй. Был он в черном костюме и при галстуке, которые шли ему, как корове седло. Ступенькой выше - еще один в таком же костюме. А за ними «Шура-лимон» чуть ли не в обнимку с Холеной мордой - оба в шортах и рубашках-апаш. Замыкали шествие еще двое, тоже далеко не в пляжных нарядах.
- Ложись лицом вниз! - торопливо приказала она Вале.
Валя быстренько перевернулась на живот, уперлась лбом в согнутые локти. Юлька последовала ее примеру. Прибывшая компания прошествовала мимо них шагах в пяти и проследовала к пляжу vip-персон. Юлька косила взглядом им вслед и не шевелилась, пока они не скрылись за зеленой изгородью. Только тогда перевернулась на спину и оглядела пляж. Вельветовый с напарником снова заняли свои посты, сидели на лежаке у самого уреза воды и варились в собственном поту.
- А теперь сматываемся, - шепнула она Вале.
Они оделись. Не торопясь, направились к лестнице. На этаже их встретила горничная Лина. Сказала Юльке с извиняющейся улыбкой:
- Сегодня я не смогу принести питание в нумер. Обслуживаю спецмероприятие.
- Это что еще за «спец»? - небрежно спросила Юлька.
- Банкет для бугров.
- А мне туда нельзя? - изобразила она заинтересованность.
- Лучше не надо, - подумав, ответила Лина.
- Жаль, - вздохнула Юлька. - Во сколько начало?
- В четыре.
- И до какого часа?
- Заказ на всю ночь. Да и завтрашний день, наверно, прихватят...
Подружки прошли в палату. Юлька достала из холодильника мороженое, плюхнула на тарелку. В общем-то, ей было не до мороженого. Планы менялись. Надобность в ее сегодняшнем дежурстве у вязов отпала: спецмероприятие наверняка связано с Мирзоевым и его московским начальником. Придется прижать ушки и сидеть, не высовываясь, как мышка в норушке.
- Собирайся-ка домой, Валь, - сказала Юлька.
- Ты же хотела в город со мной ехать?
- Раздумала.
- Но ведь тут застукать тебя могут!
- Не застукают. Люксовые номера и банкетный зал этажом выше. Да и не буду я из комнаты выползать...
Проводив подружку, Юлька уселась у окна. Ей хорошо были видны и подъезд, и площадка перед ним, и пляжная аллея. Часовая стрелка на четверть перевалила за два. Ее нынешний наблюдательный пункт был не в пример приятнее окопа. Сидела в кресле, жевала миндальное печенье и оглядывала сквозь паутинку штор окрестности.
Персональные пляжники не заставили себя долго ждать. Объявились около трех. Примерно через час после этого у подъезда закучковались качки во главе с бритоголовым Коляном. Он был все в том же, нелепо сидевшем черном костюме. Затем на крыльце появились директор пансионата и толстая мадам в лиловом костюме. И почти тотчас же начали подкатывать разные иностранные лимузины. Из них вылезали, как выразилась горничная Лина, бугры со своими расфуфыренными бабами, обвешанными брюликами. Директор раскланивался с ними и пожимал руки, а лиловая мадам провожала их в корпус.
В одну из пауз к подъезду подполз микроавтобус, из которого высыпались джинсовые мальчики с инструментами. Расположились, не заходя в здание, на скамейках и бордюрах. Явно кого-то ждали. И дождались. Из подкатившей в сопровождении двух Жигулей и джипа охраны иномарки вынырнули местная секс-дива, поющая непорочным детским голоском, и столичная попсовая певичка Наталина. Певиц увела Лиловая мадам. Оркестранты потопали за ними. Директор остался стоять на страже, хотя было уже ровно четыре.
В этот момент на крыльце объявился Мирзоев, при всем параде и – Юлька даже ахнула от изумления - с генеральскими погонами. Вот, оказывается, в чем дело! Обмывают новенькие лампасы! Что же такое получается? Вместо того, чтобы арестовать мерзавца, ему дают генеральское звание!.. За какие заслуги?.. За то, что продает своих же солдат и насилует девчонок?.. Но ничего, недолго ему красоваться в новом мундире!..
От мстительных мыслей Юльку отвлекли два сверкающих «шестисотых» с джипами охраны. Подкатили к подъезду и замерли. Бритоголовый сунулся было распахнуть дверцу, но его оттеснили выскочившие из джипа охранники. Из первого мерса выкатился мэр-колобок. Из второго - губернатор, вальяжный, как лось, и уверенный, как чукча из анекдота. За ним показался олигарх Нимцович с беломраморной дамой. К почетным буграм тут же подскочили директор пансионата и новоиспеченный генерал Холеная морда.
Ну, не сволочизм ли! Все переплелись - и бандиты, и власть! А папа пробивался к мэру на прием, чтобы нажаловаться на милицию!..
Юлька еще посидела у окошка какое-то время, хотя была уверена, что ее сидение ничего не даст. На третьем этаже гулянка только начиналась, и продлится, как сказала горничная Лина, до утра, если не дольше. А дольше - уже проблемы. Завтра приедут папа с мамой - не держать же их взаперти. Однако они должны понять, что на глаза Мирзоеву лучше не попадаться.
Веки ее отяжелели, наверно, сказалось хроническое недосыпание. Она даже задремала в кресле. Очнувшись, добралась, словно сомнамбула, до постели и улеглась не раздеваясь. И тут же удрыхлась. Сон ее был настолько крепок, что глаза она продрала, лишь когда в сознание проник легкий стук в дверь.
В окно било солнце. Жирный зайчик от него распластался на полу. Юлька никак не могла сориентироваться: вечер ли продолжается или уже наступило утро следующего дня. Стук повторился.
- Войдите! - крикнула она.
- Заперто, - послышался женский голос.
Юлька поднялась и прошлепала к дверям. Повернула ключ. Распахнула дверь. У входа стояла со столиком-подносом незнакомая девица примерно ее лет.
- Завтракать будете? - спросила.
Значит, Юлька продрыхла весь вчерашний вечер и всю ночь.
- А Лина где? - поинтересовалась она.
- Лина попросила подменить ее.
- Заболела что ли?
- Нет. На спецмероприятии.
- Разве банкет еще не кончился?
- У нас кончился. Москвичи умотали в столицу и местную певицу с собой прихватили. Остальные гости поехали к Нимцовичу.
Такой расклад был Юльке на руку: визит родителей осложнениями не грозил.
- Так будете завтракать? - переспросила девица.
- Буду...
Свеженькая и с улыбкой, встретила она родителей у ворот пансионата. И до самого их отъезда была послушной, как овечка, и ласковой, словно котенок. Папа даже сказал:
- Теперь вижу, что ты выздоровела.
В пять вечера Юлька выпроводила их казенным автобусом. А сама укатила рейсовым около девяти. В ее рюкзачке разместились пара бутербродов, термос с кофе и подзорная труба Георгия, с которой она теперь не расставалась. Она почему-то была уверена, что сегодняшняя ночь впустую не пройдет. Не может свежеиспеченный генерал не навестить свой кишлак.
Охота на генерала
1.
Свой окоп Юлька заняла уже в сумерках и навела оптический глаз на изученный до мелочей кишлак. Как и предполагала, на этот раз жизнь в нем, если и не била ключом, но была к этому готова. Во дворе топтался народ, стояли два автобуса и джип. Из ее мерзостных знакомых там были бритоголовый Колян, успевший сменить черный костюм на камуфляж, и Бородач, который снова дежурил у ворот. Остальные, тоже в камуфляжной форме, курили, сбившись в кучу.
Сумерки меж тем быстро густели, и, похоже, собирался дождь. Показавшийся ненадолго месяц торопливо скрылся.
Юлька не стала ждать, когда стемнеет совсем. Перетащила из крапивы сумку Георгия, спрятала под развесистый шиповник, росший метрах в десяти от вязов. Забралась в окоп и стала наблюдать. Картина довольно долго не менялась, пока, где-то около двенадцати, не появился Мирзоев. Он прикатил на мерсе. Вылез из машины, весь из себя важный, в генеральской форме. Раньше в кишлаке он в мундире не появлялся. Пускай покрасуется напоследок! Он что-то сказал своему верному псу Коляну и скрылся в кишлаке. Тот построил камуфляжников. Минуты три что-то им втолковывал. Затем шмыгнул к хозяину.
Юлька примерно знала, что произойдет дальше. Холеная морда и Бритоголовый обмоют в узком споенном кругу генеральские погоны, обсудят в пьяном пару крутые делишки. Потом пошлют водилу за шалавами. Генерал сам вылезет на крыльцо, чтобы оценить привезенный товар. Юльке хватит и пары секунд, чтобы приблизить миг торжества...
Она, не торопясь, прокралась к кусту шиповника. Распотрошила Герину сумку. Уверенно, хоть и на ощупь, собрала винтовку. Зарядила ее и вернулась в свой окоп. Сидела на брикетном тюке, не обращая внимания на зачинавшийся дождь. Приникнув к оптическому прицелу, поводила стволом по освещенному двумя прожекторами двору. Юлька лишь досадовала на то, что очень уж долго алкогольничают два негодяя. Пора бы им переходить к сексуальным упражнениям. Наконец сидевший в мерсе водила мигнул фарами, видно, получил от начальника команду. Бородач отпер ворота, и лимузин отбыл за товаром. Против девок Юлька ничего не имела, познакомилась с ними в камере. Люди, как люди. Что им делать, если почти вся Россия - воровской рынок. Что имеют, тем и торгуют...
Наконец, по лесистому склону полоснули фары. То возвращался ментовский мерс. Далее все пошло по отработанному сценарию. Три девицы вылезли из машины и стали прихорашиваться. В одной из них Юлька с изумлением узнала пансионатскую Лину с грешными губами.
Тут и вывалились из кишлака новоиспеченный генерал и его верный пёс. Мирзоев похлопал Лину по тугому заду и спустился по ступенькам. Юльке потребовалось не больше секунды, чтобы поймать его золотозубую пасть в прицел.
Не было ни щелчка, ни эха выстрела, ни отдачи. Увидела лишь, как неведомая сила отбросила Холеную морду, и он опрокинулся на ступени навзничь. Она была абсолютно уверена, что не успела нажать курок! Не могла же выстрелить и не заметить этого. Ну, никак не могла!
Все это пронеслось в ее голове подобно молнии. Хоть она и была в шоке, но автоматически фиксировала все, что происходило в кишлачном дворе. Первым из столбняка вышел коротконогий Колян. Сиганул с крыльца и, подняв зад, пополз к машине. Пусть хоть этот получит! Она выстрелила, почти не целясь. И даже не усомнилась, что прошила его в самом болезненном месте. Тут только девки пришли в себя. Лина кошкой прыгнула с крыльца и метнулась к выходу. Две других спрятались под крыльцо.
Больше ничто Юльку не интересовало. Она положила Герину винтовку на бруствер и откинулась к стенке окопа, подставив лицо под мелкие дождевые капли.
На душе у нее было пусто и знобко. Ни мыслей, ни чувств. Только усталость, будто после тяжелейшей физической работы. Она понимала, что надо делать ноги. Если не убегать галопом, то хотя бы уползать. Но продолжала сидеть чучелом.
2.
- Дай руку! – услышала она голос Георгия.
Она даже не удивилась. Словно бы всё так и должно было произойти. Протянула ему руку. Он рывком вытянул ее наверх.
Все остальное поплыло для Юльки, как в тумане. Сначала он тащил ее через холм к шоссе. Потом они ехали на Жигулях, куда- то сворачивали и тряслись на перепаханном поле. Заехали в какой-то автопарк, где пробыли совсем недолго. Оттуда выехали на Волге. Больше ничего не осталось в памяти, потому что всю остальную дорогу она проспала. Проснулась, когда вовсю светило солнце.
«Волга» стояла у подъезда пятиэтажки. Георгий куда-то делся. Не успела она, как следует взволноваться по этому поводу, как он вышел из подъезда.
- Приехали, - сказал.
- Где мы?
- Недалеко от Москвы.
- Ты здесь живешь?
- Изредка. Идём!
Они поднялись на второй этаж и зашли в квартиру. Слабый жилой дух в ней все же ощущался, но все равно жилье выглядело неухоженным.
- Оставайся тут, Юля. Можешь принять душ. Чистое белье в шифоньере…
- А ты куда?
- Съезжу за продуктами, в холодильнике пусто. Ты пока позвони домой, чтобы родители шум не подняли. Скажешь, что уехала в Москву поступать в вуз. Пусть вышлют твои документы на главпочтамт Москвы «до востребования».
- Я - что, в самом деле, буду поступать в институт?
- Посмотрим... Вернусь через час. Позавтракаем, и опять уеду. Возвращусь ночью, - и скрылся за дверью.
Юлька с трудом отыскала под кроватью покрывшийся пылью телефон. Подняла трубку - аппарат работал. Набрала код родного города и зазубренный с детства номер своего телефона.
Трубку снял папа.
- Ты телевизор утром смотрела?
- Нет.
- В городе опять заказное убийство, - сообщил он. - И снова милиционера. Бывшего зама Лебедева, который, как передали, только что получил генерала. Ладно, доча, через полчаса я к тебе выезжаю.
- Не надо приезжать, папа. Я выехала из пансионата.
- Как выехала? - он никак не мог врубиться. - Почему выехала? Откуда же ты звонишь?
- Из Москвы.
На том конце провода повисло молчание, и она поспешила рассеять папины страхи.
- Ты только не волнуйся, папа. У меня на самом деле все хорошо. Лучше не бывает, папа. Я решила поступать в институт. Здесь, в Москве. Успокой маму. И вышлите мне все документы на главпочтамт «до востребования».
Папа продолжал молчать.
- Папулечка! – закричала Юлька. – Ты меня слышишь, папулечка?
- Да, доча, - проговорил он. - Где же ты остановилась?
Она замялась.
- У Георгия?
- Да. Не переживай, папа. У меня все отлично.
- Скажи номер телефона, откуда звонишь.
- Я не знаю его. Все, папочка. Целую вас с мамой. Я потом еще позвоню, - и торопливо положила трубку, чтобы избежать лишних вопросов.
Закончив разговор, Юлька пригорюнилась. Представила, как переживает папа. Догадался, наверняка, что она спит с Георгием. Такая уж у родителей участь - переживать за взрослых дочерей. Но рано или поздно дочерям все равно придется начинать самостоятельную жизнь.
С такими невеселыми мыслями она, прихватив из шифоньера вместе с полотенцами Герину чистую рубашку, забралась в ванную. В его рубашке, как в минихалате, и встретила вернувшегося из магазина любимого. Он купил не только продукты, но и ночную рубашку с тапочками. Для нее, естественно. За столом Юлька все ждала, что он начнет допрос с пристрастием по поводу ее киллерства.
Не дождалась. Сама завела разговор:
- Я не стреляла в Мирзоева, правда!
- Знаю. Ты израсходовала только один патрон. Не будем сейчас об этом, мне надо ехать…
3.
Георгий приехал во втором часу ночи. На его лице не было и следов усталости. Он явно был чем-то доволен. Юлька быстро кинулась на кухню подогревать поджаренную на сале картошку. Вытащила из холодильника помидорный салат с колечками лука, сыр и колбасу.
- Родителям звонила? – спросил он.
- Да.
- Сказала, чтобы документы выслали?
- Сказала все, как ты велел.
- Учиться серьезному делу хочешь?
- Хочу.
- Я сегодня поговорил о тебе с кем надо. Ты подходишь по многим параметрам.
- Гера, не говори загадками!
- Я предлагаю тебе поступить на наши спецкурсы, - продолжил он. - Учиться два с половиной года. Согласна?
- А на кого я должна учиться? - спросила она.
Он ответил не сразу. Лишь после приличной паузы сказал будничным тоном:
- На исполнителя воли государства.
- Ты тоже исполнитель?
- Да.
- Тогда я согласна.
- Не торопись, подумай.
- А чего думать?.. Вместе всегда будем.
- А теперь рассказывай! - приказал он, продолжая жевать.
- Что рассказывать? Ты и так все знаешь.
- В следственном изоляторе тебя били?
Она кивнула. Показала щербину в зубах, врачиха так и не успела ее заштопать.
- Чего они от тебя хотели?
- Про тебя пытали, где ты прячешься. Про сумку с винтовкой я им ни слова не сказала. Призналась только, что люблю тебя. Ну... и что спала с тобой.
- А про пленку?
- Нет.
- Молодец.
- Что ты сделал, чтобы нас всех выпустили?
- Кого всех?
- Я с проститутками в камере сидела. И вдруг всех повыгоняли.
- Мое начальство организовало утечку ложной информации о том, что в ваш город должна инкогнито прибыть европейская комиссия по правам человека. Сделали так, чтобы эта информация попала к Серому Кардиналу: «Шура-лимон», помнишь?
Юлька кивнула.
- Тот сразу же предупредил своего подельника и твоего клиента, чтобы тот все подчистил в своем хозяйстве.
- Клиент не мой оказался, - вздохнула она.
- Спутал нам карты твой помощник.
- Я понятия не имею, что за помощник.
- Мирзоев нужен был нам живым, как источник информации.
- Тебя за это ругали?
- У нас не ругают. На разборе операции тычут носом в ошибки. И меня Белый натыкал.
- Белый - это ваш главный?
- Нет. Главный у нас – Пилот.
- Он что – летчик?
- Нет, это – псевдо. А Белый - мой непосредственный начальник.
- Белый – тоже псевдо?
- Тоже.
- А ты? Кацерик – фамилия или...?
- Фамилия, - ответил он после хоть и мгновенной, но заметной паузы.
- Господи! Как же все сложно!
- Наоборот, всё очень просто.
Утекали часы и минуты. На совместный отдых им оставалось всего ничего. Георгий не обращал на ее призывные взгляды ни малейшего внимания. Заглатывал пищу, будто сутки не ел. Впрочем, полсуток уж точно. Она оторвала его от еды:
- Как же все-таки называется ваша организация, Гера?
- Закончишь курсы - узнаешь. Если, конечно, комиссию пройдешь.
- Пройду, - уверенно заявила она. - А где я буду жить, пока учусь?
- В казарме. Вдвоем с напарницей или одна.
- А ты?
- Одни сутки в неделю тебе станут давать увольнительную. Ночевать будешь в моей служебной квартире поблизости от вашей казармы.
- С тобой?
Наконец-то он улыбнулся.
- Со мной…
Будущее казалось Юльке безоблачным и надежным. Она еще не знала, что совсем скоро станет курсантом в одной суровой бурсе, а после ее окончания наденет погоны с двумя маленькими звездочками и попадет в штат «дачников». Так именовали себя все, кто служил в подразделении с аббревиатурой «БД – 7», переводившейся на нормальный язык, как «Белая дача, седьмой участок»…
Часть третья. Шахидки
Вдовий дом
1.
Пилот выдвинул ящик стола, достал конверт, подвинул его Юлии:
- Посмотри, Джульетта, Никого не узнаешь? – спросил Пилот.
В конверте было четыре фотографии. На всех изображены шахидки. На одном из снимков большеглазая худышка - шахидка стоит на коленях перед бородатым горцем. На другом – она же, но без черного хиджаба, в костюмчике и с сумочкой. Вглядевшись внимательнее, Юлия поймала себя на мысли, что одно лицо ей знакомо. Горец с бородой. Она признала его по хищному носу. Это он был в кишлаке в компании с золотозубым генералом покойником и серым кардиналом по прозвищу Шура-лимон. Тогда чеченец сбивал цену за «стрэлки».
- Магас, - сказала Юлия, показав на обладателя хищного носа.
- По агентурным данным, он скрывается неподалёку от столицы. Так это или нет, тебе предстоит уточнить. А если повезет – и выйти на него. Судя по фотографиям, он главный петух в курятнике ходячих бомб. Из шахидок твой объект – вот, в костюмчике. Девица довольно симпатичная. На шахидку не похожа. Запомни ее!
- Запомнила.
- Зовут ее Зарема. Может быть, и по-другому. А тебя – Юлдуз. По-русски – Юля. Видишь, даже имя остается твое собственное, хоть и производное с татарского. И фамилия у тебя – Романова, хоть и не твоя, но тоже родная. Кстати, был такой довольно известный тренер по самбо – Василий Романович Романов. Так что твое отчество по паспорту – Васильевна. В Подмосковье живет твой дядька по отцу - Илья Романович Романов. Работает сторожем в школьном лагере. Он о тебе знает.
Пилот прервался, испытующе глядя на Юлию. Она выдержала его взгляд.
- На, познакомься, - и протянул какое-то удостоверение в бордовом сафьяне.
Она повертела его в руках. На лицевой стороне бросались в глаза крупные бронзовые буквы: «Пресса». Там, где обычно располагается тисненый герб, красовалась загадочная физиономия с третьим глазом во лбу. Развернув корочки, она узрела название издания – журнал «Оракул» и свою фотокарточку. А ниже, в графе «кому выдано» – должность: специальный корреспондент и фамилию маман – Романова, но с именем-отчеством - Юлдуз Васильевна.
- Спецкор по исламу, - сказал Пилот.
- Я же в Исламе ничего не смыслю.
- Научишься. Редактор журнала - Люсьена Арнольдовна Гугина. Ей полностью можешь доверять. Кстати, одна твоя статья за подписью Юлдуз Романовой уже опубликована. Завтра получишь гонорар и корешок из бухгалтерии.
- Но я ее не писала!
- За тебя, Джульетта, ее написали специалисты. Вот тебе статья, изучай, - протянул ксерокопию на трех страницах. – Здесь светское истолкование одной из заповедей Магомета. Вытащи из интернета других авторов этой темы и внимательно прочитай, чтобы при случае не выглядела чуркой. Вопросы есть?
- Нет. Слушаю и запоминаю.
- Глаза у тебя с легким разрезом - будем считать, что достались от матери-татарки. Волосы надежно покрасят в черный цвет. Страховать будет твой Ромео.
- Когда старт?
- На подготовку и знакомство с обстановкой – двое суток. Руководит операцией Белый.
В общежитской малосемейке, Юлия, чтобы скоротать время до Гериного возвращения, попыталась вникнуть в содержание своего дебютного опуса. Над ним явно потрудился профессионал, потому что в тексте излишествовала религиозная заумь. Вероятно, так и задумано было. Она отложила статью. К Гериному возвращению надо было приготовить что-то на обед. На десерт – чай вдвоем и с пряниками, которые он просто обожал. Она управилась вовремя, хотя Георгий появился на полчаса раньше, чем обещал. Наскоро слопав сосиски, он наполнил из чайника свой любимый полулитровый бокал, прихлебнул и назидательно изрёк:
- Ты особо-то не ликуй! Мутное у тебя задание.
- Я понимаю, Герочка, - ответила она, тихо радуясь тому, что он по-прежнему о ней беспокоится.
Он прошел к вешалке, пошарил в одном из бесчисленных карманов своей куртки, вернулся. Положил перед ней связку ключей:
- Это от явки в Кузьминках. Белый велел передать тебе.
Поцеловал её в глаза, в нос, легонько прикоснулся к уголкам губ, - и убыл для подготовки Юлькиной акции. Назначена она была на завтрашний вечер. Ей еще предстояло познакомиться с «родным дядей» Ильей.
2.
Юлия стояла на остановке под навесом павильона в компании нескольких припозднившихся пассажиров. Она подошла сюда из опустевшего после лета школьного лагеря, где обитал теперь с молодой сожительницей ее «дядя» Илья Романович Романов, мужичок в годах, однако крепкий и жилистый.
Не было еще и девяти вечера, но темень в октябре сваливается рано. Тем более что сеял мелкий дождь, и небо сплошь было затянуто лохматыми тучами. В руках Юлия держала нескладной зонт, который при необходимости вполне мог заменить холодное оружие.
С минуты на минуту должен был подкатить автобус, а с ним и ее подопечная Зарема. Но автобус, как чаще всего случается, задерживался. Оно было и к лучшему: чем позже, тем меньше прохожих, тем меньше вероятность постороннего вмешательства в отработанный сценарий.
Юлия знала, что где-то поблизости находится Георгий. Но как, ни вглядывалась в серую пелену, не могла обнаружить, ни самого, ни его машины. Зато точно знала, что метрах в двухстах, сразу за поворотом к частным домам, ждут своего часа три скинхеда, уже получившие от Георгия мелкий аванс за то, чтобы похитили чеченку и притащили к шоссе, где будет ждать машина. Эти недоумки – самый подходящий материал, чтобы использовать втемную. Мозги курячьи, алчность на мордах написана.
Похитителям было неведомо, что аванс они так и не отработают, что никого не похитят и что не расстраиваться должны по этому поводу, а радоваться: им дадут возможность унести ноги.
Одышливый носатый автобус подкатил, прихрамывая на выбоинах.
Передняя дверь скрипуче открылась, и Юлия увидела Зарему. Посторонний человек ни за что бы не догадался, что из автобуса вышла шахидка. В зеленоватом плаще и высоких сапожках, в глубокой шляпке, закрывавшей волосы и лоб, и с довольно модной, но вместительной сумкой, она походила на студентку-вечерницу.
Неожиданностью для Юлии стало то, что сошла она не одна. Парнишка лет шестнадцати, похоже, кавказец, тронул ее за локоть. Девушка отпрянула, и он покорно поплелся следом в полушаге от нее. По всей вероятности, ему было поручено сопровождать девушку, а он вознамерился еще и поухаживать за ней. Такое в расклад не входило. Но мало ли какие случаются неожиданности.
Юлия-Юлдуз, чуть выждав, обогнула стеклянный павильон и двинулась за парочкой вдоль редкой посадки. Было темно, и опасность засветиться ей не грозила. Впрочем, парочка, похоже, ничего не опасалась. Да и кого опасаться на окраине подмосковного города, где живут, в основном, одни старики и старухи?..
Перед поворотом с шоссе в улицу Юлия остановилась. Палисадников у домов почти не осталось. Яблони и прочие фруктовые деревья росли вольно, прикрывая светящиеся окна от любопытных взоров. И не только окна.
Три тени выметнулись из кустов. Спутник чеченки, пребывающий, видимо, в расстройстве от неудавшегося ухаживания, не успел даже удивиться, как рухнул в грязь. Один из нападавших проворно нагнулся над ним и стал обшаривать карманы. Зарема лишь успела оглянуться и поднять над головой сумку, защищаясь от резиновой дубинки. Ойкнула после удара, но не свалилась. Отступила на шажок и стала медленно оседать. Упасть ей не дали. Двое налетчиков в черных шапочках-масках подхватили ее под руки и поволокли к узкому проходу между домами, выходящему на шоссе.
В проходе и нагнала их Юлия-Юлдуз. Первого отключила тычком зонта. Второй, выпустив пленницу, полез за пазуху. Что уж он там хотел достать: нож или кастет – не имело никакого значения. Юлия в прыжке, прямо, как на тренировке, достала его пяткой в подбородок, так что даже клацнули зубы – явный нокаут. Она во время обернулась: на нее, выставив бейсбольную биту, набегала туша с физиономией-подушкой, та, что мародерствовала. Юлия нырнула под замах, направив колено в самое больное мужское место. Успела ткнуть острием зонтика. Тот выронил биту и скрючился, подставив физиономию под второе колено.
Чеченка сидела в луже, и очумело глядела на валявшихся налетчиков.
- Ты не ранена? – спросила ее Юлия.
- Н-нет, - ответила та. – Где Руслан?
- Какой Руслан?
- Со мной был парень, - она говорила безо всякого акцента, не иначе, как выросла среди русских.
- Руслана не видела. Вставай, девушка!
- Вы кто? – еле слышно спросила та.
- Неважно. Прохожая. Можешь встать?
Зарема приподнялась на колени. Нашарила валявшуюся рядом сумку.
- Руслана надо найти.
В этот момент один из налетчиков зашевелился, испустил ругательство и сел. Юлия приблизилась к нему:
- Сука черножопая! – выдохнул он и попытался ухватить ее за ноги.
Вот мешок, набитый мышцами! Юлия легко нейтрализовала его несильным пинком в ушную раковину. Ей нисколько не было жалко этого недоделанного нациста.
Со стороны шоссе донеслась длинная трель милицейского свистка. Двое из скинхедов зашевелились и, забыв про недвижимого третьего, поползли сквозь густые заросли крапивы к дощатому забору: то ли надеялись найти в нем дыру, то ли решили просто схорониться в крапиве. Юлия знала, что милиция не появится: свисток был для нее сигналом, что все идет по плану. Она ухватила за рукав Зарему и потянула на выход с узенькой тропы.
- Скорее! С милицией лучше не связываться!
- Да, - еле слышно проговорила чеченка и покорно потащилась за Юлией, ни о чем не спрашивая.
Выбрались на засаженную фруктовыми деревьями улицу.
- Сама дойдешь до дому? – спросила Юлия.
- Без Руслана не могу.
- Да кто он такой, этот Руслан?
- Племянник.
- Твой что ли племянник?
- Нет.
- Погоди, кто-то стонет, - и Юлия подтолкнула Зарему к тому месту, где подушечномордый скин уложил ее кавалера. Тот ёрзал по грязной дороге и мычал. Зарема склонилась над ним.
- Руслан, Руслан, - и залопотала по-чеченски.
Он силился что-то сказать, но сквозь мычание был различим лишь русский мат. Юлия наклонилась, тронула окровавленную голову. Похоже, что ранен он был основательно.
- В больницу надо, - сказала она. – Я вызову по сотовому Скорую.
- Нет! – решительно произнесла чеченка. – Домой надо!
- Далеко до дома?
- Близко.
Юлия и сама знала, что близко. Поглядела на тот двухэтажный дом-крепость вместе Ильей Романовичем. Большое каменное здание с высоким кирпичным забором, упиравшимся в опушку леса, купил год назад коммерсант-дагестанец. Полгода ремонтировал, но сам в дом не перебрался. Зато гости с Кавказа, не в меру тихие и молчаливые, туда наведывались часто. Дом показался подозрительным одному из осведомителей «БД-7». Остальное было делом техники, и этот объект получил кодовое название «Вдовий дом».
- Сбегай домой, - предложила Юлия, - позови кого-нибудь, чтобы помогли дотащить до дома.
- Не могу. Оставить его не могу.
- Не украдут. Я побуду с ним.
- Нельзя. Помогите довести до дому, вам заплатят.
- Девушка! – укоризненно произнесла Юлия. – Не всё оценивается в рублях.
- Вам заплатят долларами.
- Ну, ты даёшь! Крыша поехала, да? – сердитый тон должен был убедить чеченку, что Юлия обиделась.
Но той было не до этого. Продолжала бормотать над парнем, будто уговаривала ребенка. И не сразу поняла, что от нее требуется, когда Юлия сунула ей свой зонтик: «Подержи!».
Нагнулась, ухватила парня под мышки. Поставила на ноги, забросив его руку себе на шею.
- Давай сюда зонт! Поддерживай с другой стороны!
Не обращая внимания на лужи и продолжавший моросить дождь, они потащили раненого по улице. Ноги его заплетались, но он старался сам переставлять их.
Нужный дом, погрузившийся в темноту и напоминавший притаившуюся обитель злых духов, находился в самом конце улицы. Массивные стальные ворота с вмонтированной в них калиткой из толстого листового железа выглядели весьма внушительно. Зарема нащупала внизу звонковую кнопку. Послышались шаги. С той стороны сипловатый женский голос потребовал по-русски:
- Кто?
Зарема ответила по-чеченски, и калитка распахнулась. Грузная тетка в темной шали ахнула, увидев окровавленного Руслана. Юлию лишь мазнула взглядом. Она по-утиному засеменила, распахивая окованные уголком двери.
- Сюда! – сказала по-русски и показала на большую деревянную кровать.
Тут же объявилась еще одна женщина, довольно молодая, но с лицом, обезображенным пятнами от ожогов. Вдвоем с хозяйкой они уложили Руслана. Толстуха выпрямилась и вышла из комнаты. Вернулась быстро, подозрительно глянула на Юлию и шикнула по-своему на Зарему. Юлии послышалось, что она назвала ее Розой. Вполне возможно, что это было настоящее имя новой ее знакомой. Впрочем, теперь этот факт вряд ли имел какое значение. Зарема тронула Юлию за рукав, приглашая последовать за собой.
Поднявшись по крутой винтовой лестнице на второй этаж, они очутились в помещении с узкой железной кроватью и маленьким столиком.
- Садитесь, - сказала чеченка и показала на кровать.
- Некогда рассиживаться, - замотала головой Юлия. – На последний автобус опоздаю.
- Уходить сейчас нельзя. Так сказала Биби.
- Кто такая Биби?
- Хозяйка. Старшая.
- Мне наплевать на то, что она сказала. Я хочу уйти.
- Не выпустят.
- Тебя как зовут, девушка?
- Зарема.
- Что же это получается, Зарема? Я тебе помогла, и за это меня вроде как арестовали?
- Я не виновата. Приедет Магас и отпустит тебя.
- Кто он такой?
- Очень хороший человек.
- Когда он приедет?
- Не знаю.
- Что же, по-твоему, мне всю ночь здесь сидеть?
- Ложись, отдыхай. Простыни свежие. И прости, пожалуйста, я дверь закрою. Так велела Биби.
- Ну, и черт с вами! Закрывай!
Зарема вышла. Юлия услышала, как скрежетнул ключ в замке. Она подошла к окну, слегка отодвинула портьеру. Окно оказалось круглым и небольшим, однако человек вполне мог в него пролезть. Деревья внизу были вырублены. В серой дождевой мути земля еле просматривалась.
В принципе, если б понадобилось, она могла бы покинуть место своего заточения. Окно было без решетки. Для нее - реальная возможность исчезнуть. Её пилка для ногтей способна справиться даже со стеклопакетом. А прыжки с высоты второго этажа входили в бурсе в программу физической подготовки наряду с восточными единоборствами и самбо. Однако покидать это гнёздышко не входило в ее планы. Наоборот, Юлии повезло, что оставили в доме, причем помимо ее воли. Тем более что должен появиться «очень хороший» Магас. Вдруг это тот, с хищным носом, что вел темные дела с серым кардиналом прежнего милицейского министра? Тогда можно считать, что Юлии повезло дважды. Особенно, если учесть, что где-то поблизости находится на подстраховке ее Гера.
Раздеваться до нижнего белья Юлия не стала. Свои полусапожки, которые тоже могли послужить холодным оружием из-за вшитых в подошвы особо твердых металлических пластинок. Сняла утепленную ветровку и аккуратно уложила на столик рядом с зонтом и сумочкой. В сумочке – повседневный мобильник, столь необходимая ей косметичка, документы, деньги и целлофановая облатка с двумя оставшимися таблетками с названием «седуксен». Однако название было маскировкой, таблетки не представляли собой снотворное. Напротив, они чуть ли не мгновенно освобождали сонную голову от всяческого мусора, вызывали прилив энергии и взводили уставший организм в состояние готовности к действию. Тревожный сотовый телефон с единственной кнопкой и размером меньше компьютерной флешки лежал в маленьком потайном кармашке просторного свитера.
Она небезосновательно предполагала, что содержимое карманов и сумочки будет тщательно обследовано. В журналистском удостоверении лежал квиток на получение гонорара за статью в «Оракуле». В квитке, как и в паспорте, значилась Юлдуз Романова. Номер официально зарегистрированного оператором связи повседневного мобильника секрета не представлял, пускай срисовывают.
Постель оказалась довольно жесткой. Юлия улеглась на нее в свитере и в не стеснявших движения джинсах. Подушка мгновенно восприняла очертания головы. Ощупав ее, Юлия сообразила, что наволочка набита шелухой от семечек. «Расслабься и получи удовольствие», - вспомнила она глупый анекдот. Так и решила сделать. Могла, конечно, воспользоваться таблеткой, но нужды в том пока не было.
Напряженный день и общение с Заремой сказывались, и Юлию потянуло в сон. А почему собственно она должна не спать? Пусть приходят, пусть обшаривают карманы. Все равно она сможет проснуться от малейшего шороха. Подумав так, она впала в дрёму. И пробудилась, как ей показалось, не успев до конца погрузиться в расслабляющий сон. Кто-то бесшумно проник в комнату. Сквозь ресницы Юлия увидела Зарему. Девушка прошла босиком к столику, осторожно взяла ветровку, сумочку и зонт, оглянулась на спящую спасительницу и тихо вышла. Под утро вновь появилась. Уложила на место вещи и так же тихо удалилась.
Все это время Георгий находился поблизости. Оставив транспорт на территории школьного лагеря, а страхующую группу в подлеске, он обошел по внешнему периметру бетонную ограду. Сквозь стену, окружавшую Вдовий дом, не смогла бы пролезть даже кошка. Тем не менее, особых трудностей для тренированного человека ограда не представляла. Электропроводки наверху не было. Камеры слежения, как удостоверился Георгий, стояли лишь у центральных ворот и на въезде с тыльной стороны. Вполне возможно, что по внутреннему периметру бегают собаки. Но для них у Георгия имелись усыпляющие стрелки, упрятанные в кожухе авторучки.
Ограду он перемахнул там, где она подходила, чуть ли не вплотную к лесу. Присел на корточки, в готовности использовать авторучку и вглядываясь в темную морось. Ни одно окно не светилось. Посторонние звуки не прослушивались. Собак не было. Дозорных – тоже.
Проскользнув тенью к стене дома, Георгий направил луч миниатюрного слухача на окна. Живым оказалось только одно. Вначале он услышал неясное причитание пожилой женщины, затем короткий стон и внятный мат по-русски. Видать, сильно обиделся щенок-ухажор, которого скинхеды едва не угробили. Во избежание осложнений пришлось «заказчику» похищения оттранспортировать их поближе к пристанционному коммунальному бараку, где все трое обитали с малолетства под пьяную ругань жильцов…. Дверной скрип подсказал Георгию, что из комнаты кто-то вышел. Какое-то время доносились лишь шорохи да невнятное бормотание. И снова вроде бы слабо скрипнула дверь. В этот момент во внутреннем кармане завибрировал мобильник-малютка. Докладывал маэстро Толик из локационного кунга, закамуфлированного под хлебный фургон.
- Из дома звонила женщина. Абонент велел задержать Джульетту до утра.
Не слишком ли легко все получается?.. Во всяком случае, осложнений, похоже, не ожидалось. Таракан-слухач некоторое время безмолвствовал. Ожил, когда пожилая женщина что-то сердито сказала на чеченском. И опять скрипнула дверь.
Георгий решил обойти здание вокруг: вдруг Юлька сумеет подать какой-нибудь сигнал? Совсем не лишне знать, куда ее поместили на ночь. Однако сразу же за углом его ждало препятствие: еще один забор. Выходит, внутри территории был еще двор. Из него и вел тыльный выезд, оборудованный камерами слежения. Пришлось приступить к осмотру Вдовьего дома с обратной стороны.
На уровне второго этажа глухой стены просматривалось круглое отверстие, похожее на бойницу. «Если бойница, - подумал Георгий, - то архитектор – дурак: внизу сплошь мертвая зона». Он еще раздумывал, остаться на месте или пройти за выступ здания, когда в бойнице вдруг проблеснул свет. Молодец Юлька, догадалась дать о себе весточку! Значит, пока все идет по плану…
До лагеря он добрался минут за восемь. Дождь перестал моросить, но небо оставалось серым. Территорию у въезда освещали два фонаря, все остальное – одноэтажные домики, котельная, спортивные площадки – были погружены в темноту.
Дворняги, обычно встречавшие незнакомцев громким лаем, беззвучно подбежали к Георгию и завиляли хвостами. Он достал из одного из бесчисленных карманов куртки палку требушиной колбасы и разделил ее по-братски. Возле кунга должен был находиться часовой, но, сколько он ни вглядывался в темень, обнаружить его присутствие не мог.
- Часовой! – не по уставу окликнул он.
Откуда-то послышался голос:
- Чужих нет, командир.
По-русски говоривший изъяснялся с трудом.
- Ты где?
- В секрете.
- Покажись.
- Зачем? Я всех вижу, меня никто не видит…
Занятный кадр, подумал Георгий, надо узнать у Феоктистова, что это за чудик.
С Феоктистовым, имевшим псевдоним Рыбак, они подружились, когда кунг отогнали на дачу к банкирше. За три месяца общения псевдонимы сами собой улетучились. А взаимное расположение сохранилось. Феоктистов в лагере был кем-то вроде коменданта…
Георгий выбил морзянкой по металлической двери кунга слово «дача». Маэстро Толик распахнул дверь.
- Я в штаб, Толик, - сказал Георгий. – Если что, дай знать.
Феоктистова он обнаружил в комнате отдыха. В ней стояли шесть топчанов. Три были заняты. На одном из них дремал его приятель. Поднялся, увидев Георгия.
- Ко мне?
- Есть небольшой вопрос, - ответил Георгий.
Они вышли на воздух. Дождь прекратился, но небо все еще хмурилось.
- Кто, Саня, сейчас на посту у кунга?
- Татарин Камиль Аюпов.
- Откуда он взялся? Я его раньше не замечал.
- Из военных разведчиков. Зачем тебе?
- Любопытный кадр. Что о нем знаешь?
- Прошел Карабах, Чечню. Награжден орденом. Звание – старший прапорщик. Владеет татарским, чувашским и даже чеченским. По характеру – пройдоха. Но добрый. Уговаривал остаться в кадрах – ни в какую.
- Пришли его ко мне после караула.
- Сманить хочешь?
- Посмотрим. Я покемарю в вашей дежурке, ладно?
- Кемарь.
Георгий вырубился мгновенно. И мгновенно пробудился от вибрации флешки. На связи был Маэстро:
- Перехват.
- Понял. Иду.
В кунге Маэстро Толик объяснил:
- На объект прибыл хозяин. Послал за вашей Джульеттой женщину. Будете слушать?
- Да.
Был когда-то Маэстро старшим лейтенантом и спецом-одиночкой. С возрождением Белой дачи быстро дорос до капитана и обзавелся тремя подчиненными. Придумал им коллективный псевдоним – игуаны: первый, второй, третий. И объяснил, игуаны – это вид ящериц, лучше других маскирующихся на местности. Два Игуана занимались делом на базе, третий, сменяя Маэстро, бдил за Вдовьим домом.
- В комнате шевеление, - произнес Маэстро. – Наденьте наушники.
Сначала в наушниках слышалось лишь шелестение бумаг. Затем чуть скрипнула дверь. Мужской голос произнес:
- Приведите гостью, Зульфия.
Значит, Юльке предстоит экзамен. Георгий верил, что она его выдержит. Актриса! Даже бурсу закончила играючи. Белый никогда никого из курсантов не хвалил. А ее однажды поставил в пример парням-следопытам. Он и псевдонимы придумал. Ей – Джульетта, ему – Ромео.
3.
Юлия уже не спала, сидела на жесткой постели, подложив под спину подушку с подсолнечной лузгой, когда открылась дверь, и в комнату заглянула женщина с обожженным лицом.
- Айда! Зовут.
- Кто зовет? – спросила Юлия.
Та не ответила, застыла на пороге, дожидаясь, пока ночная пришелица натянет полусапожки и накинет ветровку.
Они спустились на первый этаж и свернули в левое крыло дома, а не в правое, куда притащили вчера чьего-то племянника. Провожатая постучала в крайнюю дверь, распахнула ее, пропуская Юлию. Сама осталась в коридоре.
В комнате с коврами сидел в кресле за журнальным столиком представительный мужчина лет сорока. В кофейного цвета костюме, при галстуке и без малейшего намёка на щетину, он выглядел весьма импозантно. Может, для Заремы он и был Магасом, но на компаньона пустившегося в бега «Шуры-лимона» совсем не походил.
- Садитесь, - сказал довольно приветливо, кивнув на второе кресло.
Юлия устроилась, и, не дожидаясь вопросов, взяла инициативу в свои руки:
- Почему меня не выпускают отсюда? Я – что, преступница?
- Не кипятитесь, - остановил ее кавказец. – Никто вас здесь насильно не удерживает. Просто мне захотелось своими глазами увидеть девушку-джигита, - он изъяснялся по-русски просто блестяще, даже слегка акал по-московски, не иначе, как жил в столице с детства и уж, наверняка, окончил один из столичных вузов. - Давайте знакомиться, - привстал, протянул руку, - Магас.
«Как бы не так!» - мысленно усмехнулась Юлия и тоже представилась.
- Как спалось? – спросил Лжемагас.
- Неважно, - состроила она гримаску.
- Страдаете бессонницей?
- Временами, - и подумала: даже седуксен без внимания не остался. Затем вежливо, хотя ей и было то до лампочки, осведомилась:
- Как себя чувствует Руслан?
- С ним все в порядке. Находится в руках врачей.
- Рада за него. Ненавижу нацистов в любом обличье!
- Я тоже. В первую очередь, как российский бизнесмен. Всегда стараюсь узнать заранее, с кем предстоит общаться.
- Правильно делаете.
- Ну, если вы такого же мнения, тогда, надеюсь, простите меня.
- За то, что задержали здесь?
- Не только. Я без спросу познакомился с вашими документами. Вы назвали себя Юлией, а в паспорте значится Юлдуз.
- Между прочим, шариться по чужим карманам неприлично.
- Согласен, но это мера вынужденная.
- Уж не думаете ли вы, что меня интересуют ваши коммерческие секреты?
- Если бы вы знали, на какие ухищрения идут конкуренты!.. Так все-таки, почему Юлдуз?
- Так записали при рождении. Мама настояла. В честь бабушки.
- У вас мама мусульманка?
- Татарка.
- Татарским владеете?
- Увы! Знаю лишь отдельные слова и фразы.
- Выходит, по матери вы мусульманка.
- Я далека от религии. Но в Высший Разум верю.
- Ислам и есть учение о Высшем Разуме.
- Эта идея присутствует во всех религиях.
- Хорошо, отложим дискуссию. Ваш отец, как я понимаю, русский?
- Правильно понимаете.
- Не тот ли Романов, у которого были в свое время неприятности из-за подпольной секции восточных единоборств?
- Не тот. Восточными единоборствами увлекался брат отца – дядя Илья. Папа вполне официально тренировал самбистов.
- Теперь понятно, кто вас натаскал, как джигита. Где он живет?
- Кто? Дядя?
- Отец.
- Папа три года назад умер. А мама переехала в Башкирию.
- Между прочим, ваш зонт, Юлдуз, вполне может заменить клинок.
- Дядя Илья постарался. На случай вынужденной самообороны.
- Кстати, что привело вас в наш заштатный городок?
- Продолжается проверка на лояльность?
- Не подумайте худого! Мои вопросы, возможно, в ваших же интересах. Так чем же вам приглянулось наше захолустье?
- К дяде приезжала.
- Разве он здесь живет?
- Вообще-то у него квартира в Москве. Но он оставил ее бывшей жене. Здесь сторожит лагерь. Там и живет.
- Где вы работаете, Юлдуз?
- Вы же видели мое удостоверение.
- И все же?
- В журнале «Оракул».
- Какова тематика вашего журнала?
- Название говорит само за себя: предсказания и их толкование, аномальные явления, парапсихология и прочее.
- О чем ваша статья в журнале, за которую вы недавно получили гонорар?
- О заповедях Магомета.
- Любопытно. Вы знакомы с Кораном?
- Не только с Кораном. Знакома с Торой, с ведическими писаниями и даже библейскими апокрифами. Но Коран мне ближе. Мама у меня верующая.
- Во сколько в редакции начинается рабочий день?
- У меня свободный график – я спецкор.
- А у других сотрудников?
- Официально – в 10 утра.
- Что значит «официально»?
- Сотрудницы подтягиваются, в основном, к одиннадцати.
- Я вижу, вы с готовностью отвечаете на мои вопросы.
- А что мне остается? Вы сказали, что, возможно, это в моих интересах.
- И в чем ваш интерес?
- В денежном вознаграждении за какую-либо услугу.
- Какую же услугу вы можете оказать?
- Написать, например, рекламный текст о продукции вашей фирмы.
- Вас угнетает безденежье?
- Нельзя сказать, что угнетает. Но денег много не бывает.
- Верное замечание.
- И все же я вас опасаюсь. Коммерческие структуры часто связаны с криминалом. Вот и прикидываю: вызову ваше недовольство – и останусь тут на веки вечные.
- Неужели, Юлдуз, я похож на гангстера?
- Современные гангстеры ходят не с золотыми цепями, а в галстуках либо во фраке с бабочкой и выглядят вполне интеллигентно.
- Прямо, как я?
- Ага, - кивнула она.
- Какие у вас взаимоотношения с нашей доблестной милицией?
- Никаких.
- Во время вчерашнего инцидента вы сказали Зареме, что милиция вам ни к чему. Чего вы опасались?
- Опасаться мне нечего, я – не преступница. Но не хочу, чтобы меня дергали на допросы даже в качестве свидетельницы.
- Не захотели оправдываться?
- А вы бы захотели?
Магас (или кто он там – один Аллах ведает) показал в улыбке свои красивые зубы, проговорил: «С вами не соскучишься!», покачал головой и согнал улыбку с лица. Произнес, слегка нахмурившись:
- А теперь завтракать. На женскую половину.
- И я смогу уйти отсюда?
- Часа три вам еще придется поскучать в нашем обществе.
Скучать Юлии пришлось в компании чеченки с обожженным лицом, приставленной к ней, судя по обстановке, в качестве надсмотрщицы. Она пыталась разговорить хмурую компаньонку, но та или отмалчивалась, или что-то нечленораздельно бормотала. А когда Юлия поинтересовалась, где Зарема, глаза ее, и без того узкие, сузились еще больше, и в них проблеснул злой огонек.
- В кошатнике, - буркнула довольно внятно.
- В каком кошатнике? – не поняла Юлия.
Ответить надсмотрщица не соизволила. Видать, не все ладно во вдовьем королевстве, подумала Юлия. Дисциплина дисциплиной, а женщины остаются женщинами. Вполне возможно, что и тут, как и повсюду, идет подковерная борьба, и плетутся интриги. «Проскучала» Юлия не три часа, а около четырех. Лишь после этого появился лощёный хозяин и с улыбкой одарил её сообщением:
- Машина в вашем распоряжении. Водитель отвезет, куда скажете.
Юлия глянула на него исподлобья и, набравшись нахальства, спросила:
- А как насчет возможного вознаграждения? Или я не прошла тестирование?
- Вознаграждение не за горами, - улыбнулся он еще шире и добавил: - С вами прокатится Зарема. Ей надо навестить в больнице Руслана…
4.
Камиль Аюпов оказался невысоким, жилистым и непоседливым мужичком. Так и казалось, что он вскочит со стула и куда-то помчится.
- Скажи, Камиль, где же ты все-таки прятался? - спросил Георгий.
- Рядом с козой был.
- Не понял.
- У бабы сторожа коза есть. Она ее под навесом у забора держит. Я дал козе кушать сухарь. Сам рядом на сено лег. Меня не видать. Я всех вижу.
- Маскироваться в разведке научился?
- Эйе, - и утвердительно кивнул.
- Орден тоже за разведку?
- За всё по малу.
- Можешь вспомнить какой-нибудь эпизод?
- Много могу. Один раз связник поймал. Молодой совсем, как малайка, и кусачий. Принес штаб. А это не малайка, а кызым.
- Девушка?
- Эйе. Комбат потом мне благодарность писал. Кызымка ему признание делала.
- Почему ты не хочешь в кадрах остаться, Камиль?
- Не-е, командир. Зоя ждет. У нас дочка Луиза есть. Будем делать сын Айрат. Как шахидку поймаю, так и домой.
- Ты откуда родом?
- Деревня Тайкасовка, Караидельский район.
- Где это?
- Урал. У нас везде горы.
- Говорят, ты чеченский язык знаешь, Камиль?
- Мало-мало знаю.
- Хочешь со мной работать?
- Какой работа делать буду?
- Заниматься разведкой и ловить шахидок.
- Очень годится.
- Тогда тебе надо выбрать псевдоним.
- У меня был позывной – Медведев.
- Почему вдруг Медведев?
- Фамилия Аюпов. По-нашему медведь – Аю.
- Ладно, будешь Медведев. Какой у тебя пистолет?
- ТТ.
- Получи завтра у коменданта Макарова с глушителем.
- Понял. Работать нада тихо-тихо…
«Летишь, как мотылёк на огонь…»
1.
Женщина с обожженным лицом вывела Юлию через черный ход, и они оказались в глухом заасфальтированном дворе. К стене дома приткнулись две новенькие иномарки без номеров и, что ее удивило, свежевыкрашенный инкассаторский броневик. Она автоматически засекла его номер: К-333 ТТ 77. Вдруг пригодится? Возле ворот стояли жигули шестой модели, на которые чеченка и показала. За рулем «шестерки» сидел ушастый парень в кожанке. Передняя пассажирская дверца была открыта. Юлия проигнорировала ее и уселась сзади рядом с Заремой. Та явно обрадовалась встрече.
- Здрасьте!
- Приветик, Зарема!
Водила захлопнул дверцу, обернулся. На кавказца он никак не походил. Нос картошкой, красные уши оттопырены – явно из российской глубинки.
- Куда? – спросил.
- В район Лефортово. Я подскажу.
Водила дал длинный сигнал. Ворота поползли в сторону. Выходит, привратник находился внутри дома. Немаловажный факт. Жигули юркнули в ворота, обогнули дом-крепость и выехали на знакомую Юлии улицу.
- Вы на меня не сердитесь? – спросила Зарема.
- Нет, - ответила, не покривив душой, Юлия. – Ваш бизнесмен – довольно приятный мужчина. Каким бизнесом он занимается?
Легким движением Зарема приложила палец к губам, давая понять, что в машине есть лишние уши. А может, она и не шахидка вовсе? Смертницы такими не бывают. Но дом на отшибе все равно нечист, похож на перевалочную базу или схрон для объявленных в розыск преступников. Нельзя выпускать из-под прозрачного колпака и его обитателей, особенно респектабельного бизнесмена, которому совсем не подходит кличка Магас. Образованный мужичок! Ниточки от него могут привести, черт знает куда. Очень может быть, что и к настоящему Магасу. Не исключено и то, что перевалочная база временно пустует в ожидании серьезных гостей, которые вполне могут оказаться шахидками…
Двигатель «шестерки» работал почти бесшумно. Ушастый водила, соблюдая все правила движения, тихонько насвистывал. Получалось у него очень даже неплохо, но Юлия, несмотря на знакомую мелодию, никак не могла вспомнить, что за песню он выводит. А когда вспомнила, удивилась: в песне были слова: «Вот умру я, умру я, похоронят меня…».
- Ты, Свистун, кончай тоску наводить, - сказала она.
Тот обернулся, ощерил в улыбке зубы с желтыми фиксами.
- Могу другую, повеселее, - и засвистел гимн Советского Союза.
- Репертуарчик у тебя, однако!
- Не нравится? А хочешь про любовь? «Мы с тобой два берега», знаешь?
- Что, настроение хорошее? – спросила Юлия.
- Ага. Хозяин бабки выдал.
- Много?
- Больше, чем при бомбежке.
- Какой еще бомбежке?
- Эх, ты! Бомбить - значит, левачить без лицензии. Никакой водила от левого клиента не откажется.
- Откуда ты, бомбила?
- Не бомбила, а бомбёр. Из Рязани, а что?
- Давно на хозяина работаешь?
- Третий месяц. Жалко, что не каждый день.
- Нравится?
- А что? На базар или в магазин, или отвезти кого, как вот вас сейчас. И кемарь – лафа! Или сиди перед ящиком на кухне, гляди на тёлок в купальниках…
Когда Жигули подкатили к «Оракулу», она спросила Зарему:
- Хочешь зайти к нам? Посмотришь на предсказательницу судьбы.
По лицу Заремы было видно, что предсказательница ее заинтересовала. Однако же она колебалась. Юлия догадалась о причине и успокоила:
- У нас всего четверо сотрудников – одни женщины. Пошли!
Зарема согласно кивнула и вылезла из машины.
Усадив Зарему на диван и всучив ей подшивку «Оракула», Юлия вышла, чтобы заварить чай и заодно проинформировать Люсьену Гугину об обстановке.
- Кстати, коллега, - сказала Люсьена, - вами настойчиво интересовался мужчина с приятным голосом. Спрашивал, давно ли вы работаете в редакции, и может ли он познакомиться с вашей статьей в журнале. Весьма оперативно, но топорно!
Вернувшись в кабинет, Юлия обнаружила, что Зарема с редкостным вниманием перелистывает страницы журнала. Видно, такое чтиво было для нее в диковинку. Пристально разглядывала картинки. Начав вчитываться в текст, по-детски шевелила губами. Увлёкшись, даже не сразу отреагировала на предложение почаёвничать.
Юлия не торопилась заводить разговор, ждала, за что можно будет зацепиться, И дождалась:
- Вам понравился Аслан? – спросила Зарема.
- Какой Аслан? – с подчеркнутым недоумением осведомилась Юлия.
- Для чужих он – Магас, - объяснила девушка.
- Да, очень интеллигентный мужчина. И весьма представительный.
- Его все уважают! – горячо подхватила Зарема, и лицо ее заметно порозовело. – Он моим родителям помог, когда федералы наш дом разрушили.
- Ох, Зарема! – воскликнула Юлия. – Уж не влюбилась ли ты в него?
Та порозовела еще больше, уткнулась в чашку с чаем и тихо проговорила:
- Скажете тоже!
- Называй меня по имени и на «ты», ладно? А то я чувствую себя старухой.
Зарема согласно кивнула. В голове Юлии проскочила шальная мыслишка: хорошо бы завербовать девчонку! Мыслишка проскочила и тут же улетучилась, как абсурдная. Зарема никогда не пойдет на открытую вербовку. Ее можно использовать только втёмную. Юлия вспомнила, как поучал ее в бурсе Белый:
- У каждого Исполнителя должны быть собственные наседки, которых он должен оберегать, как самого себя. Потому что без них он слепой и глухой.
Наседками Белый именовал агентов-информаторов, которых называли еще и кроликами, духарями, индюками, а особо важных - дятлами. Даже сослуживцу не дано было знать наседок и дятлов Исполнителя.
Вздохнув, Юлия поглядела на Зарему и ощутила себя питоном, нежно обволакивающим жертву. И сочувственно продолжила:
- В такого мужчину влюбиться не грех. Он женат?
- Это не имеет значения.
- Почему не имеет?
- У него только одна жена. Она далеко отсюда.
- В Ичкерии?
- Нет, в Турции.
- А здесь только ты?
- Да, только я.
- И у тебя нет ни соперниц, ни врагов?
- Соперниц нет. Враг есть.
- Случайно, не чеченка с обожженным лицом?
- Она ингушка. А как вы догадались?
- Мы же договорились на «ты»!
- Я забыла, Юлдуз. Да, она – враг. Влюбилась в него, как кошка в барса.
- Почему же Аслан ее не прогонит?
- Нельзя. Она родственница имама.
- А кто такой имам?
- Не знаю, - по легкой запинке Юлия почувствовала, что чеченка соврала. – Я никогда не видела его.
- А старая Биби? Тоже его родственница?
- Да. И Руслан тоже, племянник.
- Нелегко тебе приходится, Зарема, - посочувствовала она девушке. – Между прочим, возможно, мне придется поработать на твоего Аслана.
- Кем поработать?
- Написать статью или рекламный буклет. Чем он торгует?
Улыбчивость сошла с лица Заремы.
- Чеченцы не торгуют! Азербайджанцы торгуют. Аслан – банкир.
- Ну!? – разыграла Юлия удивление. – Неужели банкир?
- Да, - с гордостью подтвердила Зарема.
- И как называется банк?
- Не знаю, - ответила та. – Это не женское дело.
2.
Раздался легкий стук в дверь, и в кабинет собственной персоной вплыла Люсьена Арнольдовна Гугина.
- А вот и наша великая предсказательница мадам Аэлита! – представила ее Юлия.
Люсьена умела производить впечатление. С черными пронзительными глазами, с иссиня-седоватым гребнем прически и бросающимися в глаза усиками над верхней губой, она смахивала на булгаковскую ведьму. И одета была подобающе, в яркую балахонистую кофту и темную юбку до пят. И вообще в ее облике было что-то не от мира сего, этакая интеллигентная авантюрность. Да и поступки главной редактрисы зачастую отдавали авантюризмом. Плотоядно ухмыляясь, она сочиняла для журнала астрологические прогнозы и подписывала их псевдонимом: мадам Аэлита, профессор астрологии. При чем тут была марсианка из романа Алексея Толстого, неведомо. Но на читателей действовало. Свои сочинения мадам Аэлита адресовала, в основном, коммерсантам средней руки и расплодившимся на постсоветских просторах челнокам.
- Самый суеверный народ, - небрежно объясняла Люсьена. – Вреда от моих прогнозов никакого. А польза случается.
Вреда и в самом деле не было. Юлия, любопытствуя, глянула в первый день своей журналистской карьеры, что пророчит мадам Аэлита овнам. Оказалось, что их ждет успех в предпринимательстве, но при условии, что овны будут бдительны и сумеют противостоять обману со стороны партнеров…
Люсьена медленными шажками приблизилась к столу и, не присаживаясь, развернулась к Зареме. Уставилась на нее черными глазами. Та поежилась.
- Не отводи взгляда! – приказала предсказательница. - Не принадлежишь ты себе, голубушка! Ему принадлежишь. Летишь, как мотылек на огонь. Сгоришь или не сгоришь – один Всевышний ведает. От тебя самой судьба твоя зависит. На горе ты была, а вниз не поглядела, не пожалела муравьишек. Под ноги смотреть надо, голубушка! Твои следы сами подскажут, куда идти. Но глаз не закрывай, иначе сорвешься в пропасть в стадо диких свиней.
Юлия заметила, как при этих словах Зарема вздрогнула. Но глаз от предсказательницы не отвела. А та продолжала почти утробным голосом:
- Дым вижу. Твое лицо в дыму. Беги, голубушка, беги! И не оглядывайся назад! Смотри вперед и по сторонам. Твой избранник ждет тебя за большим камнем. Взгляни на него! Что видишь?
- Ничего, - машинально ответила Зарема.
Мадам Аэлита не слышала ее. Закатила глаза, забормотала что-то и вдруг внятно произнесла:
- Проникни в мысли его. Тебе откроется истина.
- Он хороший, - пискнула Зарема.
- Не перебивать! – прикрикнула на нее мадам Аэлита. – Я не вижу его, потому сказать про него ничего не могу. Тебя вижу. Твою трудную тропу вижу.
Люсьена смахнула с лица невидимый пот, плюхнулась на свободный стул, изображая предельную усталость. Схватила Юлин бокал с недопитым чаем. Опрокинула его в усатый рот. Изрекла:
- Пока выбьешь место под солнцем, уже стемнеет.
Чеченка опять вздрогнула, испуганно глянула на нее и сразу же опустила глаза. А предсказательница, тряхнув иссиня-седоватой прической, молвила:
- Пока красота спасет мир, уроды его погубят! Ты слышишь, дитё?
- Слышу, - пискнула Зарема.
- Голос подскажет, как поступать. Прислушивайся к нему и не перепутай тропу!
С этими словами мадам Аэлита величественно встала и объявила самым обычным и привычным для Юлии голосом:
- Пойду, девчонки. Богатый клиент ждет, - и скрылась за дверью.
«Ну, и лицедейка!» - восхищенно подумала Юлия. Зарема произнесла еле слышно:
- Я боюсь ее.
- Не бойся. Она тетка неплохая. А предсказания ее, между прочим, сбываются.
- Наверно, ей надо было заплатить?
- Не надо. Ты моя подруга, так ведь?
- Так.
- Со своих она плату не берет.
- Мне пора, Юлдуз. Еще Руслана надо в клинике проведать, продукты передать.
- Я провожу тебя до выхода, Зарема, - ответила Юлия и вручила ей на прощанье номер журнала со своей статьей.
Через час она и сама покинула редакцию. Шагая к метро «Авиамоторная», старалась определить, есть ли хвост, а если есть – как он выглядит. Было еще светло. Небо, хоть и хмурилось, но не сплошь. Прогалы в тучах отливали бледной синевой. Следом за Юлией лениво топал южанин в длинном пальто и с сумочкой-барсеткой на цепочке вокруг запястья. Может, топтун - он?..
Юлия спустилась в метро. На станции «Площадь Ильича» перешла на Люблинскую линию. Южанин поехал дальше. Она доехала до «Волжской» и, не торопясь, двинулась к Волжскому бульвару. Явочная квартира располагалась на десятом этаже двенадцатиэтажного дома примерно на середине пути между станциями «Волжская» и «Кузьминки». Довольно удобно – в любую сторону зеленый свет.
Поднявшись на скрипучем лифте, она прошла к дальней двери трехквартирного отсека, открыла ее и оказалась «дома». Явка – она и есть явка: нежилой дух чувствовался во всем. В спальне стояли широкий кожаный диван и колченогий журнальный столик с двумя продавленными креслами. Главным и хитрым предметом мебели здесь был громоздкий резной шкаф с неизвестно чьими шмотками. В маленькой комнате одну стену занимали книжные полки с разномастной литературой. К окну придвинут массивный письменный стол с единственным стулом. А на столе красовался вполне современный компьютер «Пентиум-4». Кухня, мягко говоря, чистотой не блистала. Призывно урчал холодильник. Юлия заглянула в него. Морозилка была забита продуктами, которых вполне могло хватить на неделю. В дверце красовалась бутылка водки.
Делать Юлии в этой квартире было нечего. Но она выждала положенные полчаса и прошла в спальню к хитрому шкафу. Сняла с вешалки темную куртку с капюшоном. Свою куртку затолкала в объемистую серую сумку с фальшивой нашлепкой «Адидас». Залезла в громоздкий шкаф, нащупала слегка выступающий шуруп, сдвинула его. Потянула заднюю стенку в сторону. Она легко поддалась, открыв лаз, в который мог бы протиснуться и толстяк. Юлия притворила дверцы, шагнула в нишу. Сдвинула стенку на место, защелкнула с обратной стороны таким же шурупом. И оказалась в таком же шкафу, но в другой квартире, смежной и однокомнатной, выход из которой вел в соседний подъезд. Спустилась на лифте и, слегка сгорбившись, вышла на сумеречную улицу. Свернула в проходной двор и направилась к метро Кузьминки.
3.
Гера ждал ее.
- Раздевайся и рассказывай, - произнес.
Она не пересказывала события, а докладывала, стараясь не упустить малейшей детали. Сообщила, что Магас – вовсе не Магас, а банкир по имени Аслан, и описала двор с инкассаторским броневиком с номером К-333 ТТ77.
Георгий вытащил из кармана трубку внутреннего телефона, набрал двухзначный номер:
- Подтвердилась плавающая кличка. Имя – Аслан. Опять банкир. Во дворе инкассаторский броневик, тот самый, что в деле «Прима-банка».
Полтора года назад. Банкиры
1.
Прима-банк был напрямую связан с терактом на Дубровке. Расследованием занималась и группа Пилота. Неофициально. Владел банком чеченец Мухарбек Баширов. Главари террористов числились в нём охранниками. Все козыри на руках - тяни за ниточки и разматывай клубок! Однако происходило черт те что. Лицензию у банка отозвали. Взяли под стражу председателя правления Мусу Гатиева и дамочку, исполнявшую должность начальника операционно-кассового отдела. Им предъявили обвинение в… обмане клиентов банка. Конечно же, они обманывали. Конечно же, жулики! И понятно, что таких надо сажать! Непонятно было другое: ровно бы все забыли о службе безопасности. Владелец банка Мухарбек по-прежнему раскатывал по Москве на белом мерсе. Гатиева и кассовую дамочку подержали под арестом, да и отпустили с миром на подписку о невыезде. Георгий хорошо помнил тот день, когда ему позвонил Белый. Это было в канун 9 мая, под вечер.
- Через час, Ромео, к командиру! – объявил Белый.
В кабинете Пилота их оказалось только трое. На служебное совещание это не походило. На междусобойчики в столь представительную компанию Георгия раньше не приглашали – опытом и годами не вышел. Да и обстановка не выглядела праздничной. Рубленое лицо Пилота было жестче обычного.
- Ну, что, с наступающим праздником, господа офицеры! – произнес шеф белодачников. – Ну, и за пополнение группы старших офицеров.
Несколько дней назад Георгий получил майорское звание. По сложившимся обычаям, его требовалось обмыть, но все было некогда. Подняли стаканы. Ждали, пока Георгий выцедит до дна и достанет губами звездочки. Так положено – ритуал! Дождавшись, махом заглотнули и молчаливо закусили.
Что-то мало напоминал обмывальный обряд торжество, это Георгий ощутил нутром. И словно подтверждая его ощущение, Пилот достал из кармана вчетверо сложенный листок, развернул и хмуро сказал:
- Хочу зачитать вам один непраздничный документ. Касается «Прима-Банка». «В результате проведенной проверки - данных о причастности должностных лиц к незаконным вооруженным формированиям, оказанию им помощи, а также участию в конкретных терактах не получено».
Георгий не верил своим ушам. Как это «данных не получено»? Не выдержал и высунулся:
- Кто подписал?
- Зам начальника главного управления. Фамилию не назову. Мне эта бумага попала неофициально.
- Куда же сам начальник смотрел? – снова не удержался от вопроса Георгий.
- Отвечу честно: в бутылку, хотя и не алкаш. Его раздавила должность. А зам – прохиндей стал спаивать в общем-то неплохого мужика. Чтобы представить информацию в верха, необходимы железные факты. Добудете их вы. В разработке – два объекта. Основной – Муса Гатиев, по не уточненным данным – дальний родственник Мухарбека. Второстепенный объект – кассирша. Дополнительную информацию получите завтра от капитана Вовочкина…
Георгий пару раз встречался с капитаном, когда тот наведывался в учебный центр. Звали его Степаном, однако Пилот и Белый величали его Вовочкой. Жил он в Москве, занимался частным детективным сыском. Прикрытие – лучше не придумать…
Вовочкин, работавший под крышей частного детектива, кратко и обстоятельно доложил, что бывшая бухгалтерша «Прима-банка» Оксана - западынка из Львова. Приехала в Москву около двух лет назад. Через год после начала работы в банке купила двухкомнатную квартиру на втором этаже в одной из новостроек. Любовник – Муса Гатиев. До ареста жили вместе. Под арестом находились семнадцать суток. После освобождения встречались дважды….
Каким-то образом он ухитрился снять слепок с двух ключей от квартиры Оксаны, передал Белому дубликаты и назвал подъездный код. Георгий потратил двое суток, отслеживая квартиру. Оксана из дома почти не выходила. Судя по подъезжающим и отъезжающим иномаркам, народ в доме жил совсем не бедный. В подъезд то и дело шастали сами жильцы, гости, мальчишки, мамаши и бабки с детскими колясками. Не меньше трети было тех, кого называют лицами кавказской национальности.
Пасмурным вечером, когда хождение поутихло, Белый и Георгий спокойно миновали дремавшую консьержку и, не пользуясь лифтом, поднялись на второй этаж. Замки открылись легко, однако дверь оказалась еще и на цепочке. Аккумуляторными кусачками Белый располовинил цепочку. В квартире орал телевизор. Однако хозяйки не было ни в комнатах, ни в ванной, ни на лоджии. Ее отсутствие могло означать только одно. Оба одновременно глянули на встроенный под самый потолок шкаф.
Белый осторожно приоткрыл створки. Голая и неживая Оксана скрючилась на нижней полке-подставке.
- Сфотай! – сказал Белый Георгию. - Пригодится.
С улицы послышались звуки сирены и автомобильные гудки. Георгий подошел к окну, сдвинул оконную штору. Сквозь плотный ряд припаркованных иномарок пытался пробиться автомобиль с красным крестом.
- Смываемся, - сказал Белый. – Нам здесь ничего больше не светит.
Он подошел к двери, достал из кармана миниатюрный шуруповёрт, быстренько вывернул из косяка откусанную половинку цепочки, а вторую вытащил из паза. Вышли из квартиры, заперев дверь на оба ключа. Как и положено, вниз спускаться не стали. Поднялись на один пролет и тормознули. Минуты через три у дверей появились санитары с носилками в сопровождении милиционера. Позвонили. Понятно, что никто не открыл. Один из санитаров достал набор отмычек, успешно поковырялся в замках, и все исчезли в квартире.
Белый и Георгий спокойно спустились вниз. Со стороны улицы у подъезда собралась галдящая толпа, которую с трудом сдерживал милицейский сержант. Выбравшись из толпы, Белый сказал:
- Санитары с отмычками на братков смахивают. И номер заляпан. Следы заметают. Могут и Гатиева шлепнуть…
Как и многие кавказские мужики, Муса Гатиев оставил семью в родном краю, сам же осел в Первопрестольной. Жил он рядом с Арбатом в Скатертном переулке, где селились люди денежные и крутые. Арест, похоже, на нем никак не сказался. Он спокойно разъезжал по Москве в красном «Пежо» с шофером – телохранителем. Дважды за один день наведался в офис фирмы «Алтын-Даг». Ужинал Муса в арбатском кабаке с названием «Лабиринт». Ни Георгий, ни Белый никогда в этом ресторане не бывали. Да и вообще рестораны они посещали только по необходимости.
Кабак и впрямь напоминал лабиринт с бесчисленными проходами. У каждой ресторанной компании была своя ниша, отгороженная от других посетителей. Из нее видны помост для стриптиза, оркестр и танцевальная площадка. Специальное оконце, если сдвинуть шторку, открывало взорам шестиместный столик с сидевшими длинноногими девицами, готовыми в любой момент присоединиться к подвыпившим клиентам. Мусу в этом интимном бедламе они так и не смогли обнаружить, несмотря на то, что поочередно пускались в путешествие по закоулкам между кабинами.
Особых проблем для них это не создало: номер дома и квартиры Гатиева были известны, на стоянке его дожидался краснобокий «Пежо», подле которого был припаркован их невзрачный, но скоростной «Москвичонок».
Хозяева стоянки экономили на освещении. Она вся была погружена в полумрак.
Муса, видать, здоровье свое берег, не выносил табачного запаха, потому его шофер выползал подымить на свежем воздухе.
- Дай огонька, браток, - подошел к нему с сигаретой Георгий.
«Браток» оказался брюнетистым франтом в замшевой куртке с множеством замков, в такой же кепке с длинным козырьком и, несмотря на сумрак, в дымчатых очках. Под носом чернели аккуратно подбритые усы. Он свысока смерил взглядом Георгия, достал зажигалку, небрежно щелкнул. Георгий затянулся, спросил:
- Хозяина ждешь?
«Браток», не удостоив ответом безогонькового шоферюгу облезлой таратайки, открыл водительскую дверцу. Невежа, что и говорить! Пригнулся, чтобы нырнуть на свое сиденье. И не подозревал, что сам подставился. Георгий вырубил его коротким ударом. Белый объявился тотчас. Оковал наручниками запястья и залепил скотчем рот.
Вдвоем они быстро освободили «невежу» от куртки, кепки и очков. После чего их законного владельца переместили с уютного сиденья в неуютный багажник. А его место занял переодевшийся Георгий.
Мусы не было долго. Появился он за полночь, заметно поддатый, довольный жизнью и в сопровождении крупнозадой малолетки в вязаном пальто, едва прикрывавшем короткую юбчонку. Уцепившись за локоть полнотелого клиента, она семенила рядом и хихикала. Не снимая очков, Георгий услужливо распахнул обе дверцы с их стороны. Муса подсадил девицу, тиснув за ягодицы, на заднее сиденье и захлопнул дверцу. Сам грузно влез на переднее и взмахнул рукой: двигай, мол. Не понимая, почему не заработал движок, сердито повернулся к шоферу. Открыл рот и удивленно замер, увидев направленный на него Георгием ствол. Девица сзади громко икнула и поперхнулась. Но с места не сдвинулась, не хотела видно терять выгодного клиента. Муса же не шибко испугался, недаром говорят, что пьяному море по колено.
- Ты знаешь, кто я? – спросил.
- Муса Гатиев, - ответил Георгий.
- Про мою крышу слыхал?
- Слыхал: ваххабит Магас или Зураб. А может, Хасан из Реутова?
- Они из тебя шашлык сделают.
- Я из тебя раньше сделаю.
Муса заткнулся, переваривая замаячившую перспективу. Даже не задумался, откуда этому беспредельщику известно про Магаса, о котором он и сам почти ничего не знал. А Хасан - что Хасан? Коронованный мокрушник! Сидит в Реутово, до него сейчас не дотянешься, а ствол вот он, глядит в переносицу. Сообразил Муса, что расклад не в его пользу.
- Сколько? – спросил.
- Не будешь рыпаться, договоримся.
До малолетней потаскушки наконец-то дошло, что вляпалась. Шустро ёрзнула по сиденью, взялась за дверную ручку. Но дверца сама распахнулась.
Белый сдвинул девицу и уселся рядом.
- Выпустите меня! – пискнула она.
- Выпустим, если будешь себя хорошо вести.
- Буду. Сделаю, как захотите. А заплатите?
- Заплатим, заплатим.
Муса, обернувшись, скосил глаза на морщинистое лицо нового налетчика и сник. По его полной физиономии скользнула гримаса испуга.
- Сколько? – повторил вопрос с дрожью в голосе, обращаясь уже к Белому.
- Немного, - ответил тот. – Если будешь паинькой, - потянулся к нему рукой, ровно бы потрепать по щеке, и легонько уколол приготовленной булавкой.
Муса судорожно вздохнул и отключился. Георгий обыскал его. Оружия не было. На всякий случай пригвоздил пленника браслетами.
- Вот тебе аванс, - сказал Белый девице и кинул на колени тысячную купюру.
- Хата ваша? – деловито поинтересовалась она, пряча ассигнацию.
- Пошли в мою тачку!
Повёл ее между темными рядами машин. Георгий понял: усадит малолетку сейчас в чей-нибудь лимузин и велит подождать его. То-то будет сюрприз для хозяина машины…
Деревенский дом, куда они привезли пленников, стоял на окраине села Вербилки недалеко от моста через речку Дубна. Это была рубленая двухкрылечная пятистенка с потемневшим от сырости дощатым заплотом и покосившимися воротами. Георгий никогда тут не бывал. Белый же, наверняка, навещал эту невзрачную обитель не в первый раз. Просунув поверх калитки руку, он отодвинул задвижку. В ответ тотчас раздался собачий лай. Когда калитка распахнулась, лай перешел в грозное рычание.
- Свои, Шайтан! – успокоил лохматого пса Белый и шагнул во двор.
В левом окне вспыхнул свет, и заскрипела наружная дверь.
- Ты что ли, Митрич? – послышался с крыльца старческий голос.
- Я, дед, - откликнулся Белый. – Открывай ворота, запускай транспорт.
Георгий и не знал, что его непосредственный начальник – Митрич. Да и сейчас не был в этом уверен. Может, только для деда - Митрич?..
Когда обе машины въехали во двор, Белый распорядился:
- Всё, дед. Шагай в свою половину.
- Может, перекусите с дороги?
- Если понадобишься, позовем.
Комната, куда они притащили Гатиева с шофером-телохранителем, была похожа на бункер. Голые стены без окон обиты шпунтованной доской поверх звукоизоляции. Лишь в одном месте шла от пола до потолка метровая полоса печной кладки с топкой в соседнем помещении. Потолок – тоже дощатый и без электропроводки. Два направленных светильника на смежных стенах были предназначены явно не для чтения газет. У входа – крышка узкого люка с железным кольцом. Из мебели – стол с консервной банкой вместо пепельницы и три стула.
На одном сидел посередине комнаты Муса. Хмель слетел с него окончательно. Он моргал и щурился от направленных на него светильников. Его франт - телохранитель, прищелкнутый браслетами к кольцу люка, лежал на полу и злобно сверкал глазами.
- Я готов заплатить, - подал, наконец, голос Муса.
- Расскажешь все, что знаешь про «Прима-Банк», «Алтын-Даг», про Магаса и Мухарбека, вот и плата.
Муса пошел пятнами и вдруг взвизгнул:
- Не-ет!
- Если не хочешь больших проблем, расскажешь, - успокоил его Белый. – Но сперва тебе будет очень больно, - и пощелкал хромированными клещами, напоминающими щипцы зубодера и одновременно секатор садовника. – Кто такой Магас? Фамилия, имя?
- Не зна-аю, – уже не взвизгнул, а проныл Муса.
- Знаешь, дурачок, - ласково проговорил Белый.
Муса нечленораздельно забормотал, мешая русские слова с чеченскими. Белый подошел к нему, пощелкивая клещами. Тот умолк и с ужасом уставился на хромированный инструмент. Белый поднес секатор к мочке уха и щелкнул. Наверно, Мусе показалось, что он отчекрыжил пол-уха, хотя тот сделал лишь небольшой надрез. Муса заверещал, схватился за ухо, увидел на пальцах кровь и взвыл. Белый весьма ощутимо шлепнул его по щеке. Муса заткнулся.
- Так будем говорить или нет?
Муса готовно закивал головой, и Георгий включил приготовленный на этот случай диктофон.
- Московская регистрация у тебя есть, Гатиев?
- Нет.
- Какой же ты банкир? Нелегал!
- У нас ни у кого нет регистрации. Даже у Мухарбека.
- А у Оксаны?
Не поднимая глаз, Муса пробормотал после паузы:
- У нее тоже не было.
- Почему ты сказал «не было»? Она – что, умерла?
У Мусы перекосилось лицо. Судорожно взглотнув и с трудом изобразив удивление, выдавил из себя:
- Как умерла?
Белый дал знак Георгию. Тот достал из кармана снимок барышни – покойницы и, приблизившись, продемонстрировал Мусе.
Лицо ее бывшего любовника сделалось бледно-зеленым.
- Ты зачем ее убил, банкир? – грозно спросил Белый.
- Это не я, - прошептал тот с заиканием.
- Кто?
- Он, - показал на телохранителя.
- А ты – заказчик?
- Нет! Мухарбек – заказчик. Он боялся, что Оксана расколется.
- Нам твоя любовница до фени, Муса! Так что не дрожи! И отвечай на вопросы, как на духу! Кто такой Мухарбек?
- Хозяин банка.
- А до того кем был?
- Полковником.
- Кто ему присвоил звание?
- Басаев.
Молчавший до этого телохранитель вдруг дернулся и что-то гортанно прокричал, упомнив шайтана. Муса испуганно сжался.
- Что он сказал? – спросил Белый.
- Убить обещал. Если не он сам, то Мухарбек.
Георгий нехотя поднялся из-за стола, приблизился к прикованному джигиту. Подумал: «Приговор себе подписал, ишак!». С силой двинул его ботинком в раскрытую пасть, и тот потерял способность прерывать деловую беседу.
- От кого ты узнал про полковника и про Басаева? - продолжил допрос Белый.
- От человека из Панкиси, который деньги привез.
- Расскажи подробнее!
- Когда у банка отозвали лицензию, ко мне приехал ночью Мухарбек. С ним был этот человек. Мухарбек сказал, что меня арестуют за поддельные банковские счета. И чтобы я все взял на себя. А об остальном держал язык за зубами. Тогда меня откупят. Наличную зелень прислали из Панкиси, и показал на этого человека. Мне деваться было некуда, согласился. Когда они уходили, тот человек пригрозил мне. «Распустишь язык – пуля. Мухарбек – полковник армии Басаева. Мы за него всю твою семью вырежем».
- Сколько раз ты встречался с курьером?
- Больше не встречался.
- Откуда взялся Абубакар, захвативший заложников на Дубровке?
- Араб прислал.
- Кто устроил его в охрану банка?
- Мухарбек.
- Ты знал, что он террорист?
Муса замялся, подбирал слова для ответа.
- Не юли! – повысил голос Белый и для острастки щелкнул секатором.
- Я человек маленький.
- Давай конкретно: что видел, кого, где, с кем?
Диктофон бесстрастно фиксировал сбивчивый рассказ бывшего председателя правления «Прима-банка». Муса явно старался обелить себя. Но и так было ясно, что, несмотря на должностной титул, он оставался в этой кровавой игре пиковой шестёркой. Однако картина, проступавшая из его рассказа, впечатляла размахом и продажностью крупных и мелких федеральных чиновников. Деньги вкладчиков перечислялись на счета фирмы «Алтын-Даг». Располагалась она неподалеку от головного офиса, в подвальном помещении на улице Кржижановского. Фирма имела большую комнату отдыха и даже сауну. Там и останавливались гости с Кавказа. Но не больше, чем на сутки. Потом тихо рассасывались в людском потоке. Только четверо во главе с Абубакаром жили неделю. После зачисления в службу безопасности банка, сняли поблизости квартиры. В ту пору по Москве и прокатилась волна взрывов…
Заворочался и дважды кашлянул телохранитель Гатиева. Силен джигит, быстро оклемался! Попытался встать. Звякнуло железное кольцо люка. Пришлось Георгию снова его отключить…
Сторож вышел из своей половины дома проводить гостей. Посокрушался, что они не отужинали. Поглядел, как телохранителя запихнули в багажник «Пежо». И распахнул ворота.
Мусу в вязаной шапочке на глазах усадили на заднее сидение «москвичонка». Рот ему заклеивать на этот раз не стали: орать или взывать к милиции – самому дороже. Белый сел за руль и выехал. За ним на иномарке-француженке – Георгий. Проехали Дмитров, Яхрому. Городки и поселки были погружены во тьму, лишь слева изредка маячили прожекторами шлюзовые сооружения канала. Где-то в районе Котуара Москвич взял вправо, уходя с Дмитровского шоссе, и Георгий понял, что Белый хочет въехать в Москву со стороны Клина. Все правильно, Мусе не обязательно знать, в каком направлении он путешествовал. Перед поворотом у деревни Дурыкино Белый прижался к обочине. Георгий притормозил рядом.
Белый сдернул с головы Мусы вязаную шапку, закрывавшую глаза:
- Все. Свободен. Вылазь! Садись за руль своей машины и езжай домой.
Тот нерешительно выполз из угла сиденья и, заикаясь, спросил:
- Г-где… э-этот…
- Твой телохранитель ждет тебя в багажнике. Можешь расхомутать его и выпустить на волю. И возьми его пушку, - Белый протянул ему пистолет. – В стволе один патрон. На всякий случай. Вдруг джигит захочет обидеть тебя?
Сгорбленный Муса обреченно взял оружие, некоторое время разглядывал его. Затем выпрямился, развернулся и решительно зашагал к своей машине.
Георгий освободил ему место. Устроился рядом с Белым в «москвичонке». Краснобокую иномарку они миновали, когда Муса стоял у открытого багажника. На повороте Белый свернул влево, проехал метров сорок, остановился и заглушил мотор. Оба вышли наружу. Прислушались. Тихо шелестел майской листвой обочинный лес.
- Пройди напрямую, глянь, - сказал Белый Георгию.
Обходя темные сосны, Георгий двинулся к месту, где они оставили «Пежо». Хвоя, наполненная весенней влагой, пружинила под ногами. К откосу шоссе он приблизился, когда Муса стаскивал в кювет своего телохранителя. Судя по всему, он тюкнул джигита рукояткой пистолета по голове, потому что тот даже не мычал. Видно, маловато силенок было у председателя правления банка. Он кряхтел, сопел, но продолжал тянуть опасного свидетеля за ноги. Скатил вниз, с трудом выволок из кювета на другую сторону и потащил его вглубь леса. Минут через десять раздался единственный выстрел.
Быстрым шагом Георгий вернулся к машине. Майское воскресное утро уже обозначилось светло-розовой полоской. «Москвич» сорвался с места и помчался к Москве. Диктофонную запись с откровениями Мусы ждал Пилот.
2.
Тот май Пилот тоже хорошо запомнил. За окном кабинета одуряюще пахла распустившаяся до срока сирень. Ему было не до ароматов. Он только что вернулся от куратора, которого попросил принять по важному вопросу, несмотря на выходной день. Встречались они, как правило, в неказистом на вид двухэтажном особнячке, расположенном в санаторной зоне. Прослушав диктофонную запись, генерал-полковник довольно продолжительное время молчал. Затем, нахмурившись, произнес:
- Боюсь, ты меня не поймешь, Пилот. Но скажу тебе честно, я не рискну сейчас дать этой штуке ход. Подчеркиваю: сейчас. Время еще не пришло. Дело в том, что вас нет. Ты числишься как начальник учебного центра для спецподразделений. Светить вас – значит признать, что кто-то украдкой пашет на поле соседей.
Пилот понял, что шеф не хочет ставить под удар их неофициальную структуру. Люди подготовлены, как Исполнители, и сыск – совсем не их дело.
- Ты не огорчайся, Пилот, - продолжил генерал-полковник. – Я знаю, что у тебя есть приятели чуть ли не в каждом ведомстве. Поищи лазейку частным порядком. Может, и сработает твоя кассета…
Лазейку он нашел. Передал дубликат пленки, минуя главк, порученцу министра внутренних дел. Не сам, конечно, передал, а через третьи руки. Но был совсем не уверен, что пленка сработает. К тому же она вполне может осесть в чьем-нибудь сейфе и вряд ли по политическим соображениям. Выпустить коррупционного джинна из бутылки легко, загнать назад трудно.
Время шло. Прокуратура Гатиевым не интересовалась. Значит, пленка не сработала. Возможно также, что произошла утечка.
- Не исключено, что за Мусой начнется охота, - сказал он Белому. - Придется вам взять его под колпак. Из дома он, как сообщил Маэстро, выползал только раз за харчами. По телефону разговаривал лишь с Мухарбеком. Сказался больным и пожаловался, что куда-то пропал его шофер.
- И что Мухарбек? – поинтересовался Белый.
- Спросил, не прислать ли ему тёлку. Гатиев отказался. Похоже, что у Мухарбека возникли не только подозрения.
Георгий с Юлькой, одетые весьма непрезентабельно, стояли в тот поздний вечер в подъезде, на один пролет выше лестничной площадки, куда выходила единственная дверь квартиры Мусы. Изображали влюбленную парочку. Изредка этажом выше открывался лифт, выпуская припозднившихся жильцов. Тогда они страстно прижимались друг к другу.
Белый в это время сидел, не зажигая света, на кухне у Мусы. Он слышал, как в гостиной нервно ходит из угла в угол хозяин. В спальне при слабом свете ночника, укрытый одеялом, лежал на тахте муляж. Нудная это работа – ждать. Тем более что неизвестно, объявятся нанятые «торпеды» или нет. Торпедами в криминальном мире именовались убийцы-профи. А те, кто не профи – просто мокрушники. Была, конечно, слабая надежда, что диктофонная запись просто лежит без движения. Но вряд ли.
Юлия первой услышала тихие шаги поднимавшихся по лестнице людей. Часы показывали половину второго. Их было двое. Тот, что шел впереди, на бандита никак не походил. Выше среднего роста, в строгом полупальто и в явно купленной не по случаю шапке с козырьком - бизнесмен среднего уровня, да и только! Вполне интеллигентно выглядел. Другой – в оранжевой куртке, в яловых сапогах, с видавшим виды чемоданчиком в руках, с какими ходят слесаря жилищных контор, смахивал на работягу, решившего подкалымить в связи с ночной аварией у квартиросъемщика. Оба остановились у нужной двери.
Обняв Юлию, Георгий дважды нажал на мобильнике кнопку, послав Белому сигнал готовности. Владелец чемоданчика отщелкнул крышку, достал связку инструментов. Его напарник глянул наверх, узрел в сумраке обжимавшуюся парочку.
- Валите отсель, мокроссыки!
Да, внешность обманчива: интеллигентностью от прилично упакованного налетчика и не пахло. Георгий оторвался от Юльки, ровно бы только что увидел ночных визитеров. Закивал головой и потянул подругу вверх по лестнице.
Взломщик, пожалуй, был классным медвежатником. Хитрые замки подчинились ему за минуту. Стальная махина бесшумно распахнулась. Торпеды скрылись в квартире и так же бесшумно прикрыли за собой дверь, не озаботившись ее заблокировать.
Получив сигнал, Белый велел Мусе сгинуть с глаз, что тот и сделал. Сам он перешел в спальню и в ожидании гостей пристроился на подоконнике за шторой, оставив маленький просвет.
Похоже, что с расположением комнат ночные визитеры были знакомы, потому что, никуда не заглядывая, один из них сразу появился в спальне. Белый увидел, как он вытянул из-за пазухи пистолет с глушителем, направил ствол в изголовье, спустил курок. Выстрел прозвучал, будто кто-то пукнул в туалете. Убийца подошел вплотную к жертве, взялся за край одеяла, чтобы контрольный выстрел сделать наверняка.
- Руки вверх, оружие на пол! – скомандовал Белый. – Или стреляю!
Он стоял на подоконнике и держал на мушке торпеду. Дверь из поля зрения не выпускал, в ней в любой момент мог появиться сообщник. И он появился. Заглянул и, не разобравшись, прохрипел:
- Какого хрена застрял?
Этого мгновенья было достаточно, чтобы убийца отпрыгнул и развернул ствол в сторону окна. Может, и удался бы ему этот финт с другим противником, но не с Исполнителем. Пуля вошла торпеде в переносицу, и тот рухнул замертво. Его напарник утробно хрюкнул, бросился к выходу. В дверях наткнулся на Георгия. Метнул в него свой слесарный чемоданчик. Георгий отбил неожиданный снаряд, но пару секунд потерял. Руку с финкой перехватить не успел, лишь увернулся от нее в последний момент. Но все равно лезвие скользнуло по коже ниже уха. Медвежатник уже был за порогом, когда он в броске сумел ухватить его за ногу, и тот плюхнулся на лестничную площадку. Выкрутив из его руки нож, Георгий пару раз ткнул его мордой о плиточный пол.
- Твоя взяла, - прохрипел медвежатник.
В дверях показался Белый. Глянув на Георгия, укоризненно покачал головой: грязно, мол, сработал. Пнул медвежатника:
- Чего разлегся, как на пляже? Вставай и заходи в гости.
Тот, кряхтя, поднялся. Муса уже выполз с балкона. Сидел в кресле, завернувшись в плед, и трясся то ли от пережитого страха, то ли из-за того, что продрог на свежем воздухе. Увидев его, медвежатник остолбенел:
- Эта… Он что? Не тово?..
- Не тово, не тово, - передразнил его Георгий. – У-у, мразь уголовная! Полоснул все же, гаденыш!
Он схомутал медвежатника скотчем, пристегнул браслетами к батарее.
- Они кто? – спросил Муса у Белого, имея в виду торпеду и медвежатника.
- По твою душу явились. Твой родственничек прислал.
- Он все равно убьет меня.
- А ты спрячься.
- Найдёт.
Подполковник похлопал Мусу по плечу:
- У ментов Мухарбек тебя не достанет. Там ты будешь под надежной охраной.
- Они меня уже выпустили.
- Не переживай. Снова возьмут.
- За что?
- За трупы.
- Там всего один. Его надо вынести.
- Глупый ты, Муса. Это же твое спасение!
Гатиев непонимающе и с надеждой уставился на Белого.
- Перед тем, как уйти, убери муляж с тахты. Сложи самые ценные вещи в сумки. Звонишь в милицию и говоришь: так, мол, и так, пришел домой и застал грабителей. Двое мертвых, третий убежал.
- Но один-то живой!
- Твой телохранитель тоже был живой. Теперь в лесу пьет березовый сок.
- У меня оружия нет.
- Найдешь в спальне под трупом. Только не оставь на нем свои пальчики. Ты же умный, мужик, Муса. Пересидишь какое-то время, пока твоего родственничка не уберут. Потом подмажешь, кого надо, и тебя выпустят. Главное, не болтай много на допросах. Держись одной версии. Не шибко убедительно, зато долго продержат…
Все получилось так, как запланировал подполковник. Трупы из квартиры Гатиева отправили в морг, самого забрали в качестве подозреваемого и поместили в КПЗ. Трое суток он отсидел в одиночке без допросов и вызовов. На четвертые его кинули в общую камеру, где правил бал авторитет из беспредельщиков. Утром несостоявшегося «уровневого информатора» обнаружили повешенным на собственных подтяжках. Виновных, понятно, не нашли. Дежурного вертухая уволили…
Зарема и Аслан
1.
Пилот сидел за столом и прислушивался к бормотавшему радио. Бывший вице-премьер вещал, что страна скатывается к тоталитаризму, и демократические ценности ельцинской эпохи сходят на нет. Какой, к хренам, тоталитаризм, если этому засранцу, ограбившему стариков и работяг, дают озвучивать такую ахинею!
Через десять минут у него должны были собраться все, кто задействован в операции по выявлению гнезда шахидок. По непроверенной информации невесты Аллаха где-то на подходе или даже уже прибыли. Шесть – восемь ходячих бомб…
Собрались все: Белый, капитан Вовочкин, Ромео и Юлия-Юлдуз.
Пилот предоставил слово Вовочке.
- В прошлую субботу Мухарбек выезжал на машине в Тулу, - начал он. – Там он купил охотничий карабин с золотой инкрустацией и вернулся. Сам не охотник, возможно, карабин для подарка. Дважды объекту звонил неизвестный абонент из Лондона. За что-то извинялся. У меня все.
- Твоя очередь, Джульетта, фантазируй!
- Зарема на других шахидок не похожа, хотя какое-то время, судя по фотографиям, находилась в лагере смертниц. Возможно, не успела пройти курс зомбирования. Не исключено, что ей помог в этом банкир Аслан, ее нынешний любовник. Зарема легко внушаема. Может быть использована как слепой информатор. Говорит, что имама не знает. Думаю, что она встречалась с ним, но факт знакомства скрывает. Выход на имама по кличке Магас имеет, пожалуй, только банкир. Сам он находится под надзором родственников имама, живущих во «Вдовьем доме». Кроме них, там проживает ингушка с обожженным лицом. Зовут Зульфия. Похоже, она зла на Зарему и на родственников Магаса.
- Решаем так, - подвел итог Пилот. - Джульетта перебирается из городка в Кузьминки. И здесь больше не показывается до особого распоряжения. И никакой машины, только метро! Завтра же, прямо из «Оракула», перебирайся и обживай новое жилье. Белый, распорядись, чтобы квартиру обставили без шика, даже бедненько, но со вкусом. И чтобы видно было, что там живет одинокая женщина. Ромео глаз не спускать с Аслана. Работать будете в связке со Степаном Вовочкиным…
2.
Зарема сидела со своим возлюбленным в комнате отдыха за поздним завтраком. Аслан, как обычно, ночевал в Москве, подъехал лишь недавно и был заметно чем-то озабочен. Без аппетита жевал чебуреки, прихлебывал густой несладкий чай и просматривал журнал, который Юлия презентовала Зареме. Наконец, отложил журнал в сторону, спросил:
- Она сама позвала тебя в редакцию или ты напросилась?
- Она предложила.
- Это хорошо. Что вы там делали?
- Чай пили.
- Вдвоем?
- Нет. Потом зашла страшная предсказательница. Я даже испугалась.
- Чем же она тебя напугала?
- У нее усы растут.
- Ну, и что? У многих женщин растут, у старой Биби – тоже.
- Глаза у предсказательницы сквозь человека глядят.
- А с журналисткой о чем говорили?
- О разном. О тебе говорили. Я призналась, что люблю тебя.
- Как она отреагировала?
- Сказала, что в такого не грех влюбиться: и солидный, и красивый.
- Обо мне ничего не выспрашивала?
- Нет. Вспомнила только, что ты обещал ей какую-то работу.
- Домой тебя к себе не приглашала?
- Нет.
- Некоторое время тебе придется пожить у нее. Придумай причину и напросись.
- Я не сумею, - жалобно проговорила Зарема.
Он нахмурился. Сказал:
- Ладно, придумаю что-нибудь.
- А почему нельзя пожить в твоей московской квартире, Аслан?
- Ты у меня совсем глупенькая. Некоторые связи нельзя афишировать. Завтра, например, явится генерал.
- За деньгами?
- Нет. Деньги теперь переводят со счета на счет. Он придет с дружеским визитом. Я должен передать ему от одного человека подарок – ружьё.
Она восприняла, как должное то, что подарок должен вручать Аслан. Мужчинам виднее, что делать и как. Ее занимало лишь предстоящее расставание с возлюбленным.
- Как же мы будем видеться?
- Здесь скоро появятся женщины из горного лагеря, ты знаешь, какого. Не хочу, чтобы ты находилась с ними. Может приехать сам имам.
- Они опять взрывать будут?
- Это не наше с тобой дело, Зарема. Но мы связаны. Иначе мне и тебе не жить.
- Я должна спрятаться от имама?
- Да.
- Но ты же отдал арабу за меня большие деньги!
- Араб далеко. Имам рядом. По телефону я объяснил ему, что украл тебя в чужом улусе. Но в лагере тебя видела Биби.
- Да, она узнала меня.
- Ну, вот. Узнала – может снаушничать, хотя я хорошо плачу ей. Да и сам он мог запомнить тебя.
- Жжёнка тоже видела моё клеймо, Аслан.
- Она не расскажет.
- Расскажет. Она ненавидит меня. А нашу комнату называет кошатником.
- Давай сегодня не будем об этом.
Он поднялся из-за стола и подошел к ней. Обнял со спины, положив ладони на грудь, как это делал постоянно. Но она не почувствовала его мужского желания.
- Я приму душ.
- Мне прийти к тебе? – спросила она.
- Нет.
Зарема поняла, что ее мужчину тяготят сегодня тяжелые заботы. Быстренько убрала со стола, перемыла посуду. Прошла в спальню. Широкая квадратная тахта манила белизной простыней и ворохом подушек. Она не знала, надо ли надевать красные чулки и серебряные туфельки, как приучил ее Аслан. Услышала, как он вышел из душа. Открыл дверь в спальню. Обычно он приходил к ней, в чем мать родила и, если была ночь, оставлял свет не выключенным. В этот раз на нем была белая пижама. Подошел к тахте и тяжело улегся с краю.
- Я немного посплю, - сказал он. – У меня завтра трудный день.
Но всесильный Морфей не торопился к ним в гости. Зарема лежала с открытыми глазами и смотрела на распахнутую форточку высокого окна с ажурной решеткой. Она думала о том, что могла бы сделать для Аслана все, что угодно. А от него хотела только одного: чтобы он ее любил, и сделал ей ребенка.
Он же в этот момент пытался разобраться, как же произошло, что Зарема так прочно вошла в его жизнь. Раньше все романы заканчивались легко и безболезненно. Сколько их, блондинок, брюнеток, прошли через его руки! А зацепила одна, с той минуты, когда увидел ее, стоящую на коленях, в горном лагере. Увез, думал, ненадолго, а что получилось?.. Временами он даже жалел, что велел Зарему стерилизовать. Остался бы младенец, которого бы вырастили родственники, обязанные ему своим благополучием. Ничего не останется в мире от них с Заремой. Он понимал, что, в конце концов, им придется расстаться. Нельзя вечно ходить по лезвию кинжала и не порезаться…
2.
Юлия сидела за своим оракульским столом, с остервенением перелистывала дешевенькое издание «Сонника» и самостоятельно пыталась сочинить заметку о вещих снах. Неважнецки получалось, пока не вмешалась «мадам Аэлита». Согнала Юлию с места, отобрала бумаги и за семь минут состряпала, как она сказала, шедевр для домохозяек и купчих.
Прочитав «шедевр», Юлия схватилась за голову:
- Но я никогда не видела такого сна и, тем более, он не мог сбыться!
- Не морочь мне голову и сдавай материал в набор!
Точку в творческой дискуссии поставил телефонный звонок. Мадам Аэлита величавой походкой направилась к двери. Юлия сняла трубку и сразу узнала сочный голос Зареминого банкира:
- Юлдуз?
- Она самая.
- Рад вас приветствовать. Вы еще нуждаетесь в дополнительном заработке?
- Нуждаюсь, - ответила она, придав голосу максимум игривости.
- Можете подъехать сегодня к нам?
Конечно, она могла подъехать. Но Пилот категорически велел ей быть после «Оракула» в Кузьминках. Да еще и оценить новое жилье критическим взглядом, прежде чем в нем появятся званые или незваные гости.
- А нельзя завтра? – попросила она. - Сегодня мы как раз сдаем номер, я вся в запарке. Завтрашний день – творческий, в любое время я к вашим услугам.
- Завтра – так завтра, - с заметным разочарованием произнес банкир. – Вы не возражаете, если мы с Заремой сами подъедем к вам в редакцию?
- Как я могу возражать работодателю! Но дело в том, что завтра я не собиралась на работу. Может быть, ко мне домой заглянете?
- Хорошо. Будем в двенадцать. Диктуйте адрес.
Она назвала улицу, номер дома и квартиры, хотя была уверена, что ему они известны.
До шести вечера Юлия убивала время.
Залезла в Интернет и напитывалась тем, что нашла по истории Чечни. Дополнительная информация не помешает, а весу при случае придаст. А узнала, к своему удивлению, немало нового. На слуху у Юлии были хрестоматийно известный горец Шамиль и популярный советский танцовщик Махмуд Эсембаев. Но, оказывается, поэтесса Раиса Ахматова и знаменитый великан-баскетболист Увайс Ахтаев – тоже из чеченцев. А о погибшей в авиакатастрофе талантливой футбольной команде «Терек» из Грозного она даже не слышала. Просматривая материалы о кавказских походах генерала Ермолова, она наткнулась на трогательную историю.
На окраине одного из горных селений терской казак подобрал истощенного мальчонку. Найденыша выходили в лазарете и отправили в Петербург. Он вырос, выучился, стал русским офицером Александром Чеченским. Прославился в боях, как отчаянный храбрец, был неоднократно награжден и вырос в звании до генерала…
Вооруженная этими сведениями, Юлия явилась в начале седьмого в свою новую обитель. Квартиру она не узнала. В прихожей, как зайдешь, стояло вполне добротное трюмо в слегка поцарапанной деревянной раме. В ванной комнате на входной двери была прикручена аккуратная вешалка с двумя полотенцами. И тоже висело зеркало с полочкой-подставкой, на которой стояли шампуни, кремы и еще какие-то флакончики.
Большая комната могла служить и гостиной, и спальней. В ней вместо казенного дивана красовалась софа, не новая, но в очень приличном состоянии. Сбоку – столь необходимый для молодой женщины трельяж с небогатым набором косметики. На тумбочке в углу притулился цветной телевизор. Нетронутым остался лишь допотопный шифоньер с завитушками, из которого вёл лаз в смежную квартиру.
Маленькая комната была оборудована под кабинет. Компьютер остался тот же. Впритык к столу – книжный шкаф со справочной литературой. Видное место на полках занимали пособия по основным мировым религиям: не может же сотрудница «Оракула» обходиться без них! Боковую стену заняла одноместная деревянная кровать, намекающая на то, что хозяйка не любит даром терять время: встала утречком – и сразу за компьютер.
В кухне висели весёленькие шкафчики с посудой. Юлия обратила внимание, что каждой утвари было по три: ложек, вилок, чашек, тарелок. Даже фужеров и рюмок – по три. Не иначе, как Белый рассчитал все на троих. Кухонная утварь по три экземпляра – нонсенс. Посудный комплект – шесть единиц. Что-то может разбиться – останется пять, четыре и даже три, но уж никак не системное число.
Недолго думая, она все же решила высказать свои замечания. Набрала номер телефона предсказательницы мадам Аэлиты. Вклинив информацию средь обсуждения корреспонденции о вещих снах, объяснила, что у нее куда-то подевались три фужера и три тарелки, что памяти у нее совсем нет, и, возможно, что она отдала их соседке.
Примерно через час объявился незнакомый молодой человек с коробкой, в которой была самая разномастная посуда. Юлия растолкала ее по шкафчикам, и теперь невозможно было разобрать, что в комплекте, а что нет.
Спала Юлия не то, чтобы беспокойно, но излишне чутко. Да и сон ей приснился мутный, из которого вдруг появился красивый горец с аксельбантами на плечах и на белом коне. Она поняла, что это генерал Александр Чеченский. Но вдруг увидела, что всадник - вовсе не генерал. То был банкир с переброшенной через шею коня Заремой.
Проснулась Юлия в тревоге. В голову сразу же полезли мысли о вещих снах. Чертова Аэлита! Вбила все же в сознание всякую непутёвщину, потому и лезет в сонную голову полнейшая чепуха. Да еще в ушах почему-то звучал простенький мотив. Она постаралась отключиться от него, но не получилось. И только тут сообразила, что где-то неподалеку идет в доме гулянка, и бабы голосят частушки.
Юлия встала, распахнула форточку. В комнату тотчас влетел довольно приятный женский голос:
Участковый дядя Гена
Нынче орден получил.
Он в сортире своим членом
Террориста замочил.
Быстро же народ откликается на президентские «мысли вслух»! И не разберешь, то ли ёрничает, а то ли благоговеет. Юлия захлопнула форточку. Хватит дурью маяться! Забралась в постель, уснула и до утра больше не посыпалась.
Дверной звонок пропел ровно в 12. Юлия впустила гостей, помогла раздеться, провела в гостиную. Банкира усадила в кресло, Зарему - на софу. Аслан был деловито хмур. Зарема выглядела печальной, как выброшенный из теплой избы кутенок.
- Будем пить чай! – объявила Юлия. – Или, если хотите, вино.
Банкир решительно отказался от того и другого и заговорил о деле.
- Как ни грустно осознавать, Юлдуз, - издалека начал он, и Юлия внутренне насторожилась, - но образ чеченца в глазах русского обывателя – это бандит, террорист, похититель людей. А между тем, в основной своей массе, чеченцы – народ, хоть и воинственный, но добрый. Я хочу, чтобы вы поработали на народ. Какие у вас идеи, Юлдуз?
Юлия мысленно похвалила себя за то, что загодя напиталась нужной информацией, которую ничтоже сумняшеся и выложила заказчику. Выслушав ее, тот удовлетворенно произнес:
- Остановимся на футболе. Спорт не признает ни рас, ни национальностей, и интересует почти все мужское население. «Терек» сегодняшний и «Терек» погибший. Берётесь?
- Написать не проблема. Но, видите ли, у нашего журнала иная направленность.
- Пусть это вас не беспокоит. Опубликуем в других изданиях. Ваше дело – текст.
Он небрежно вытянул из внутреннего кармана увесистый бумажник.
- Двести долларов в качестве гонорара хватит?
- Даже с лихвой.
Протянул ей пять стодолларовых бумажек.
- Но здесь гораздо больше! – воскликнула Юлия.
- Еще о трехстах мы поговорим чуть позже. А теперь угощайте чаем и вином!
Юлия небрежно кинула купюры на трельяжную тумбочку и занялась сервировкой стола. Зарема встрепенулась, услышав про чай. С готовностью и проворством просеменила вслед за Юлией на кухню, поставила на плиту чайник, отнесла в гостиную чашки, фужеры, сахарницу и прочую утварь.
Юлии было ясно, как дважды два, что Заремин полюбовник что-то задумал.
Он сам налил вино в фужеры – себе и Юлии. Произнес с некоторой значимостью:
- Юлдуз! Вы уже знаете, что мы с Заремой любим друг друга. Я обращаюсь к вам с неожиданной для вас просьбой: пусть Зарема поживет какое-то время у вас! Триста долларов – это аванс за жилье, если вы не против того, чтобы дать ей приют.
Юлия, конечно же, была не против. Более того, события развивались как нельзя лучше. Даже слишком хорошо. Однако причин этому она не находила.
- Понимаете, Юлдуз, вы видели у нас женщину с обожженным лицом. Так вот она не дает Зареме спокойно жить, даже грозит облить кислотой.
- Уважаемый работодатель! В квартире две комнаты. Я сплю в обнимку с компьютером в своем кабинете. Эта вот софа в распоряжении Заремы. Она может жить у меня, сколько угодно. Но за это я не возьму ни копейки.
С этими словами она встала, забрала с трельяжной тумбочки триста долларов и гордо положила перед банкиром. Вот, мол, тебе!
Некоторое время банкир смотрел на нее с недоумением. Затем усмехнулся и, не забирая денег, произнес:
- Вы – настоящая мусульманка, Юлдуз. Но в нашем мире быть чересчур порядочным - вредно для здоровья.
- Вы все усложняете, Аслан, - и, будто спохватившись, заметила: - Мы ведь так и не выпили! – Взяла свой фужер. – За то, чтобы Зарема чувствовала себя, как дома.
Чеченка глянула на нее и тихо произнесла:
- Спасибо…
Перед уходом банкир записал номер домашнего телефона. Судя по всему, все подозрения насчет Юлии у него улеглись. Доллары он, конечно же, оставил. А Юлия о них не напомнила. И все же она попыталась вручить их Зареме. Та отказалась:
- У меня есть, Аслан дал.
Подробную информацию о рандеву с банкиром и о его журналистском заказе Юлия передала в штаб через редактрису Люсьену Арнольдовну. Высказала предположение, что появились или вот-вот появятся новые обитатели «Вдовьего дома», возможно, шахидки.
3.
- Ты что такая грустная, Зарема? – спросила Юлия, вернувшись вечером домой.
- Аслан обещал звонить, а не звонит.
- Не переживай. Может, у него проблемы, и связаться с тобой ему сложно.
- Да, проблемы, - согласилась она.
- Какие, Зарема?
- Сначала Аслан привез двух нехороших людей. Велел им тихо жить в пристройке, а они по всему дому шатаются.
- Вот идиоты! - отреагировала Юля.
- Аслан сказал, они уголовники, и чтобы я держалась от них подальше. Потом… - и осеклась…
Зарема стала собирать ужин. Готовить она умела. Слегка переперчивала, но так уж она привыкла. За столом старалась услужить Юлии, пододвигала ей хлеб, специи, предлагала добавку и сразу же убирала опустевшую посуду.
После ужина Юлия уселась за компьютер. Надо было набрать статью о футболистах «Терека», написанную от руки. Зарема сидела в кресле, поджав ноги.
- Хочешь научиться работать на компьютере? – спросила ее Юлия.
- Нет.
- Почему?
- Я женщина.
- Ну, и что? Теперь женщины, в основном, и работают на компьютерах!
- Они не верят в Аллаха.
- Разве Аллах против того, чтобы женщина училась?
- Так говорил имам.
- Ты же сказала, когда мы были в редакции, что никогда не видела его?
- Видела. Аслан запретил говорить о нем. Это опасно.
- Кто же он такой, ваш имам?
- Святой человек. Но я его боюсь.
- Разве можно бояться святого? Святые должны быть добрыми.
- Аслан говорит, что этот мир не для нас.
«Бедная девочка!» - подумала Юлия.
Сквозь открытую форточку доносились порывистые всхлипы ветра и шуршание колес по асфальту. Слышался брех собачьей стаи, оккупировавшей помойку. В эти звуки вдруг вписался еще один, тоненький, как журчание слабого ручейка. Юлия даже не сообразила сразу, что это напевает себе под нос Зарема. Вероятно, эта была чеченская народная песня: некоторые строки звучали рефреном. Юлия дождалась, когда пение подошло к концу, спросила:
- О чем ты пела, Зарема?
Та явно смутилась, ответила:
- Не надо. Песня для мусульман.
- Но я ведь тоже наполовину мусульманка!
- Все равно тебе не понравится.
- Откуда ты знаешь? Переведи, пожалуйста.
- Только не обижайся.
- Не буду.
- Мой молодец-храбрец на вороном коне переплывает Терек.
Вот он подъехал к казацкой станице, перепрыгнул ограду!
Вот он схватил мальчишку, вот увозит его…
Зарема исподлобья взглянула на Юлию. Но та была вся внимание. И Зарема продолжила:
- Смотрите, подруги: вон казаки гонятся за моим удальцом,
И пыль, и дым затемняют звездочки.
Вот он выхватил свое крымское ружье.
Вот казачья лошадь скачет без всадника…
О, Аллах! Ранен мой молодец, кровь течет по его руке.
Рану перевяжу моим шелковым рукавом.
Удалец мой продаст мальчишку в Эндери, в Дагестан,
Привезет мне подарок дорогой…
Что могла сказать на это Юлия? А Зарема глядела по-прежнему исподлобья и ждала, как она отреагирует.
- Хорошая мелодия, - сказала Юлия. – Но разве не жалко мальчишку?
- Закон крови так велит.
- А мне жалко. Закон крови – пережиток. Разве бы ты не стала несчастной, если бы твоего сына убили или украли и продали.
- У меня нет сына!
- Нет, так будет! Каждая женщина становится матерью.
- Не каждая! У невест Аллаха не может быть детей.
- Но ты невеста не Аллаха, а Аслана.
- Я была предназначена Аллаху, Юлдуз. Должна была пройти испытание. Аслан купил меня у араба, - сказанула и будто споткнулась на бегу.
Юлия сделала вид, что не обратила внимания на вырвавшееся откровение. Спросила с сочувствием в голосе:
- Ты очень не любишь русских, Зарема?
- Они убивают наших мужчин.
- Но и ваши тоже убивают! Ведь жили же мы раньше в мире и дружбе, разве плохо было?
- Не знаю. Меня раньше не было.
- А ты подумай, Зарема. Аслана спроси, чего плохого ему сделали русские?
Девушка неуверенно качнула головой, словно отказывалась о чем-либо спрашивать возлюбленного. Протяжно и тяжко вздохнула:
- Я хочу, Юлдуз, чтобы мы с Асланом жили в Ичкерии, и чтобы у нас было много детей.
- Вот видишь, Зарема, ты тоже мечтаешь стать матерью. Разве справедливо, когда силой разлучают мать и дитя? Как у тебя в песне.
- Эту песню пели еще при большом Шамиле, самом справедливом имаме.
- Почему ты считаешь, что он самый справедливый?
Юлия задала этот вопрос, потому что не нашла более подходящего. А разговор прерывать было никак нельзя. Предвидела и ответ: Шамиль отстаивал свободу горцев. Но Зарема ответила совсем по-другому:
- Один раз подкупленные русским генералом беки написали имаму Шамилю прошение, чтобы Ичкерия покорилась белому царю. Они дали его матери 200 туманов, и она передала прошение сыну. Женщина нарушила закон шариата. За это ей полагалось наказание - сто ударов плетью. Шамиль сам решил исполнить наказание. Но смог ударить только пять раз. Потом позвал своих мюридов и сказал: «Остальные девяносто пять ударов приму я, как сын отступницы. Бейте меня!». Вот так, Юлдуз!
Юлия понятия не имела, так ли было в жизни, то ли это впечатляющий вымысел. Во всяком случае, такая байка ей на глаза не попалась.
- Ты считаешь, что Шамиль правильно поступил?
- Да. Потому он и похоронен в священной Медине.
- А тебе известно, как он там оказался?
- Совершал хадж в Мекку.
- Получается, что он бросил своих воинов, чтобы отправиться молиться?
- Н-не знаю.
- Его отпустил в Мекку русский император.
На лице Заремы появилось выражение недоверия и напряженности.
- Шамиль и его шестьдесят мюридов сдались князю Барятинскому. Князь отнесся к Шамилю как к достойному воину, оставил ему оружие и отправил в Петербург. Его с почетом принял император Александр второй, одарил имением в Калужской губернии. Несколько лет он, две его жены и их дети проживали там. В 1870 году царь разрешил ему совершить хадж в Мекку. Кстати, один из сыновей Шамиля выучился в России и стал русским генералом.
- Не может быть! – воскликнула Зарема.
- Однако было.
- Кто тебе об этом рассказал?
- Прочитала. И не только у русских историков, но и у турецких, у европейских.
Зарема хотела еще что-то сказать, это было заметно по легкому движению подбородка, но промолчала. Видимо, сомнения так и остались при ней. Да и Юлии не помешало бы кое-что еще выспросить у Заремы, особенно насчет невест Аллаха, но она опасалась порвать тонкую ниточку возникшего доверия.
4.
Звонок раздался поздней ночью. Телефон стоял на прикроватной тумбочке, и Юлия, включив настольную лампу, увидела, что определитель номера не сработал. Значит, абонент звонил из автомата или поставил на сотовый блокиратор номера. Всполошилась проснувшаяся Зарема, стояла в дверях спальни в ночной рубашке, сцепив на груди кулачки. Юлия сняла трубку:
- Вас слушают.
- Юлдуз? – узнала она голос Аслана и подумала, что неспроста он звонит в столь неурочное время.
- Да, я.
Она не назвала банкира по имени, сработал навык: быть настороже при непонятках. Однако Зарема сердцем почувствовала, что это он. Метнулась к трубке, но Юлия жестом остановила ее. Аслан заговорил быстро, словно опасался, что ему помешают:
- Прошу вас, запретите подруге выходить на улицу. И к телефону пусть не подходит, - он тоже не хотел называть Зарему по имени.
- Что-нибудь случилось?
- Ничего особенного. Но я перестраховщик.
- Все сделаю, как надо.
- Надеюсь на вас, Юлдуз, - и отключился.
Зарема умоляюще глянула на Юлию.
- Он просил тебя не выходить из дома и забыть на время про телефон.
- Значит, Имам приехал.
- Он-то здесь причем?
- Я ему клятву давала.
«Так, уже горячо! – подумала Юлия. – Похоже, что объявился пастух шахидок. Значит, и его заряженная отара поблизости». Спросила:
- Клятву давала у араба в лагере?
- Да.
Зарема отвечала, будто во сне.
- Что ты стоишь и дрожишь? – сочувственно произнесла Юлия. - Накинь вон плед и садись рядом.
- Неужели имам такой злобный? – спросила она, приобняв Зарему, когда та присела на краешек кровати.
Чеченка не ответила, и Юлия зашла с другой стороны:
- Тебя в лагере звали Розой?
- Да.
- Откуда об этом известно толстухе Биби?
- Она была в лагере поварихой.
- А как оказалась в Москве?
- Приехала вместе с племянником.
- Выходит, узнала тебя?
- Да.
- Тот лагерь в горах, Зарема?
- В горах.
- Ты знаешь, где он находится?
- Возле речки.
- Как речка называется?
- Не знаю.
- А в лагерь ты как попала?
- На военном вертолете.
- С какого аэродрома он вылетел?
- Не помню.
- Ты думаешь, имам тебя запомнил?
- Он хотел со мной спать. Я убежала и спряталась.
- Тебя искали?
- Не знаю. Имам утром уехал.
- Аслан скрывает тебя от него?
- Да.
- Но ведь не за тобой же Имам приехал!
- Он с невестами Аллаха, - сказала и словно очнулась. Испуганно взглянула на Юлию. – Только не говорите никому – убьют!
- Не дрожи, Зарема, и выкинь эти мысли головы! – Никто, кроме Аслана, не знает, что ты здесь. А он тебя не продаст, иначе бы не позвонил и не предупредил!
Сама же подумала: «Опрометчиво поступил банкир. Вполне возможно, что угодил под колпак, и его звонок могли перехватить. Могли и номер телефона в Кузьминках срисовать – специалисту блокиратор не помеха. Значит, можно ожидать всего, что угодно…»
Юлия дала Зареме таблетку снотворного, чтобы та успокоилась.
Дождавшись, когда чеченка скрылась в спальне и улеглась, достала из сумочки тревожную мобильную флешку, вышла на кухню и плотно прикрыла дверь. Набрала номер редактрисы «Оракула» и выложила ей все, что произошло.
В этот час банкир Аслан сидел во «Вдовьем доме» перед имамом и старался казаться уверенным. В последний раз он видел этого жестокого абрека в клетчатой рубахе на выпуск, поношенных джинсах и с черной неопрятной бородой: ни дать, ни взять – владелец рыночной палатки. Теперь же имам был гладко выбрит и облачен в безукоризненно сидевший на нем черный костюм. Молчал и с усмешливым сожалением разглядывал банкира.
- Слушаю вас, Магас, - не выдержал тот молчания.
Имам отреагировал не сразу, продолжал буравить глазами земляка. Наконец, жестко произнес:
- Твой дядя был настоящим мужчиной.
С Асланом он всегда изъяснялся по-русски, ровно бы подчеркивал, что тот насквозь пропитался духом неверных и даже стал забывать родной язык. Напоминание о дяде, убитом федералами вместе с Дудаевым, не сулило ничего хорошего.
- А ты, Аслан, ишак! – сказал имам через паузу. - Куда Розу дел?
- Какую Розу? Здесь жила Зарема.
- Где она?
- Уехала к родителям.
- Зачем врошь?
- Клянусь, уехала.
Имам презрительно сплюнул на ковер. Негромко позвал:
- Казбек!
Аслан вздрогнул при этом имени. Он никогда не видел Казбека, но знал, что так зовут палача при имаме. Никто еще не выходил из его рук живым.
Мосластый, рукастый, с бледным лицом и длинными патлами, палач возник в проеме двери. Склонил голову в ожидании приказаний, а сам крутил в левой руке браунинг-малютку с голубоватой инкрустированной рукоятью. Поговаривали, что эту стреляющую игрушку подарил ему сам Басаев.
- Узнай у него, - имам кивнул на Аслана, - зачем он звонил ночью журналистке, какую подругу велел спрятать, где дэвка живет.
Тот, не выпуская браунинга, бесшумно приблизился к съежившемуся банкиру. Свободной мосластой клешней сграбастал его за волосы, сдернул с кресла и поволок, словно куль, на выход. Аслан охнул, ноги в лакированных штиблетах заскользили по ковру, руки зацарапали ворс. «Вот и все», - пронзило его голову.
- Все скажу! – выкрикнул он.
- Отпусти, Казбек! – приказал имам.
Палач больно стукнул его затылком о пол и добавил стволом под ребра.
- Говори! – услышал продолжавший лежать на ковре банкир.
Да, он все скажет, потому что, когда заканчивается жизнь, любые ценности становятся шлаком. Не нужны ни деньги, ни любовь, ни комфорт. Всем этим станут пользоваться другие, неотесанные, небритые, насквозь провонявшие.
Имам брезгливо ждал, когда банкир отдышится. Воздух неверных вреден для горца. Он превращает джигита в женщину, а женщину в потаскуху.
- Розу я купил у араба…
- За наши деньги, - блеснул глазами имам.
- Журналистка – Юлдуз Романова, я сообщал об этом. Роза прячется у нее. Квартира в Кузьминках, на Волжском бульваре…
Имам выслушал исповедь трусливого земляка. Помолчал, словно решал его судьбу. И повелел:
- Кинь его в подвал, Казбек. Пусть подумает о жизни. Потом судить буду. И хватит играть с оружием!
Палач послушно сунул подарок Басаева в карман. Рывком поднял банкира, толкнул его к двери.
- Оба дэвка – на иголки! – добавил ему вслед имам…
Юлии так и не удалось поспать. Едва задремала, как пискнула тревожная флешка, работавшая на закрытой для эфирного пользования волне и предназначенная лишь для связи со своими. Люсьена Арнольдовна сообщила сонным голосом:
- Твоему любовнику не спится. Ждет в гнездышке. Своих короедов не забывай!
Короедами мадам Аэлита называла электронные жучки. Гнёздышко – проходной двор на противоположной стороне бульвара. Значит, там уже стоит машина.
Выйти из дома в случае экстренного вызова она должна была только через соседний подъезд. Путь туда был один: через шкаф в спальне. Но там Зарема. Впрочем, она не должна проснуться: безвредная таблетка с гарантией погрузила ее в глубокий сон.
Юлия не знала, зачем ее вызывают. Всего скорее, переданная через мадам Аэлиту информация заинтересовала Пилота, и у него появились вопросы. А что, если ее уводят из опасной зоны? Как же тогда Зарема? Они могли бы уйти через соседний подъезд вместе, одна же девушка совсем беззащитна. Но приказ есть приказ, и обсуждать его или подвергать сомнению Юлия не имела права…
Она без спешки пристроила и замаскировала четыре жучка: в своей комнате, на кухне, в ванной и в обшивке софы, на которой спала Зарема. Та даже не шевельнулась, когда Юлия со всеми предосторожностями переползала из шкафа в смежную квартиру. Не замеченная никем она покинула подъезд.
В условном месте стоял автомобиль с работающим мотором. За рулем оказался детектив Вовочка. Едва Юлия плюхнулась на заднее сиденье, как он дал по газам, выбрался на улицу маршала Чуйкова, свернул на Волгоградский проспект и помчался в сторону Кольцевой дороги…
Тихий нулевой вариант
1.
Информация о том, что Мухарбек собирается в Лондон, поступила одновременно из двух источников. Сначала частный детектив Вовочкин сообщил, что узнал от адвоката Уханова о предстоящей поездке его клиента Мухарбека Баширова в Британию. Затем сигнал поступил от одного из Игуанов Маэстро Толика. Перехвачен разговор Мухарбека с Лондоном, в котором он просил встретить его в воскресенье вечерним рейсом.
Пилот сразу же связался с куратором и договорился о встрече.
- Этого нельзя допустить, - сказал куратор. - Еще один Закаев в роли эмиссара нам не нужен. Твоим людям, Пилот, дается полный карт-бланш.
Карт-бланш - значит, тихий нулевой вариант. Он означал ликвидацию, закамуфлированную под несчастный случай. Пилот задумался. Выбирать исполнителя – раз-два и обчёлся. Все на акции с шахидками. До воскресенья пять суток – не такой уж большой срок. Вызвал из лагеря бывшего морпеха.
- Новая и срочная вводная, Ромео.
- Слушаю.
Пилот обрисовал ситуацию, возможный способ решения задачи и помощников. Назвал любимый ресторан клиента. И закончил словами:
- Подумай и задавай вопросы.
- Карт-бланш чистый? – спросил Георгий.
- Абсолютно. Никакого насилия.
- Известно, как часто Мухарбек бывает в этом ресторане?
- Ужинает почти постоянно.
- Модельерши от Гугиной?
- Да. Ты банкиршу Елену видел?
- Мельком.
- Она тоже там будет. Кадр для клиента.
- Больше нет вопросов.
- Экипируйся и вперед…
Почти три дня потратил Георгий на изучение распорядка дня клиента, маршрутов его поездок и знакомство с рестораном «Полумрак», где у него был даже персональный столик. К вечеру пятницы Георгий был в готовности.
Полумрака, как такового, в ресторане не было. Свет исходил от спрятанных за драпировкой боковых светильников. По залу блуждали разноцветные огоньки, и в их круговом мелькании блондинки из модельного агентства мадам Аэлиты – одна Маргарита, другая Елена – выглядели красотками хоть куда. Банкирша Елена, на взгляд Георгия, была привлекательней. И не только внешне. В ее глазах горел огонь азарта. Она, прищурившись, оглядывала зал, словно выбирала, в кого бы вцепиться.
За угловым столиком, откуда был виден весь зал, уже второй час безвылазно сидели Мухарбек и адвокат Уханов. Они были заняты разговором, и всобачить им таракана не было никакой возможности.
Оркестр играл что-то медленное и тягучее - музыка для людей солидных, которым прыгать и орать ни к чему. Пары на танцевальном пятачке медленно и в такт музыке покачивались, откладывая на потом то, ради чего сюда пришли.
Маргарита нагнулась к уху Елены, нашептала что-то, судя по реакции подружки, весьма завлекательное. Она оглянулась на столик Мухарбека и признательно кивнула Маргарите. Та поднялась из-за стола и фланирующей походкой двинулась к отдыхавшему оркестру. Георгий увидел, как она достала из выреза довольно откровенного декольте ассигнацию, сунула ее ударнику и что-то сказала. Тот скомандовал, оркестранты отставили бутылки с пивом. Скрипач, выступив вперед, выкрикнул фальцетом:
- Дамский танец! Танго пророчества!
Елена поднялась и, покачивая бёдрами, направилась к Мухарбеку. Склонилась в книксене почище иной балерины. Чеченец расплылся в улыбке, готовно облапил нежданный подарок судьбы. И они нырнули в покачивающуюся толпу. Адвокат будто только этого и ждал. Вскочил и торопливо, хотя и пошатываясь, зашагал в фойе, где находились туалеты. А Маргарита возникла перед Георгием, приглашая его на белый танец.
Певец пел про танцплощадку в Измайлово, и в голосе его сквозила неприкрытая печаль по юности. Георгий не был с танцами «на ты». В бурсе обучение танцам в программу не входило. Маргарита поморщилась, когда он наступил ей на туфлю. Шепнула:
- Я сама поведу тебя.
Она ловко вывела кавалера из толпы, и они оказались у столика Мухарбека. Маргарита громко ойкнула, извинилась и упорхнула в дамскую комнату. Он с растерянным видом потоптался на месте. Кряжистый мужичок с золотой цепью на шее, на полголовы ниже своей дамы, посочувствовал ему:
- Кинет мокрощелка! В натуре, кинет!
Георгий оперся о кресло клиента. Глянул по сторонам. Чужих глаз не было.
Пальцы привычно крутанули аккуратную напайку красивого перстня, чтобы высвободить крошечное зернышко. Высвободил, и оно тут же исчезло в коньячной рюмке клиента. В дверях зала появился адвокат, огляделся, отыскивая свой столик, прошествовал к нему и плюхнулся на сидение. Почти тут же показалась и «мокрощелка». Подплыла к кавалеру.
- Ты не сердишься, милый?
Милый не сердился. Только подумал, что, не дай Бог, увидела бы их в этот момент Юлька! Никакой служебной целесообразностью не оправдался бы! Танго пророчества закончилось, и они уселись на свои места.
Однако покидать кабак было еще рано. Георгий увидел, как Мухарбек щёлкнул пальцами, и к нему тут же устремился официант. Выслушав распоряжение денежного клиента, быстренько приволок еще одно кресло для Елены и наполнил ее рюмку. Мухарбек что-то говорил Елене, та стригла его глазами, а пухлые шевелящиеся губы обещали ночь блаженства. Он махом опрокинул свою рюмку.
- Финал, - произнес Георгий. – Ты остаешься?
- Конечно, - улыбнулась Маргарита. - Я – женщина одинокая. Может, и подцеплю иностранца, нафаршированного секретами и долларами…
Он, не прощаясь, покинул элитный клуб, сменив ресторанный полумрак на мрак проходных дворов. В одном из них Георгия ждала машина. Он вырулил на трассу и взял курс на полигон. В городок въехал в двенадцатом часу ночи. Из окна кабинета Пилота на втором этаже пробивалась полоска света.
- Докладывай, - сказал шеф.
- Задание выполнено.
- Надеюсь, до Лондона успеет долететь.
- Таблетки рассчитаны на трое суток.
- Как тебе показались Люсьенины девицы?
- Маргарита профессионалка. Банкирша слишком азартна.
- Почему так считаешь?
- Или играет в крутую шпионку, или просто хищница. Может подвести Гугину.
- Не беспокойся, Ромео, ее используют втёмную. Возвращайся к шахидкам…
Живец и жертва
1.
Вовочкин высадил Юлию в городке и укатил. Через минуту она была уже в кабинете Пилота. Ей хватило десять минут, чтобы последовательно изложить все события, происшедшие после вселения в квартиру на Волжском бульваре.
- Зарема не сказала, зачем в доме поселились два человека?
- Она не знает.
- Всё сходится, - проговорил Пилот и раздумчиво произнес: - Вот что, Джульетта. Ты свое дело сделала. В Кузьминки больше не возвращайся.
- Почему «не возвращайся»?
- Ночной звонок банкира перехвачен людьми Магаса. Не исключено, что в Кузьминках появятся его люди.
- Но там Зарема!
- Ничего не поделаешь.
В эту минуту звякнула лежавшая на столе флешка. Точно такая же была и у Юлии. Пилот поднес трубку к уху. Не называя себя, выслушал сообщение. Затем спросил абонента:
- А шахидки?
После ответа жестко произнес:
- Никакого захвата, пока не обнаружите гнездо!
Юлия поняла, что речь шла о Магас и о невестах Аллаха. Возможно даже, что звонок Пилоту был от Геры. Если за машиной увяжется он, то у чеченки остается шанс уцелеть. Хотя какой к черту шанс? Нет его и не будет, пока она не приведет наружку к ходячим бомбам. Бедная Зарема!
Закончив разговор, Пилот отключился и сказал, обращаясь к Юлии:
- Как мы и предполагали, банкир сдал свою возлюбленную. И тебя тоже.
Юлия непроизвольно, словно не желая этому поверить, несогласно качнула головой. И в тот же миг уверилась, что все так и есть, и что банкир оказался лощеным слабаком и сволочью. Вся его показушная влюбленность – одно мотыльковое порхание, желание ублажить самого себя.
Она вспомнила, как Зарема напевала под нос чеченскую песню. Щадя ее, Юлино, самолюбие, девушка отказывалась перевести слова песни. За те дни, что они провели вместе, Юлия женским нутром ощутила ее неприкаянную беззащитность. Сначала испытывала жалость. Жалость переросла в привязанность. И Зарема стала восприниматься, как младшая глупенькая подружка, которую надо оберегать. А теперь, выходит, она ее бросает в самое трудное время. Бросает сознательно на произвол судьбы, уготовившей ей участь живца и жертвы. У Юлии сжало сердце. Но она отдавала себе отчет, что Исполнителю не след поддаваться чувствам, этому учил ее Белый. Ситуация с Заремой – эпизод спланированной операции.
- Всё, Джульетта, иди, отдыхай!..
Служебная квартирка с новенькими креслами и тахтой показалась Юлии заброшенной. Будто жильцы покинули ее второпях, чтобы никогда сюда не возвращаться. Юлии не хотелось ни есть, ни спать. С улицы уже пробивались слабенькие лучики рассвета. День обещал быть унылым, как секс по обязанности. Она подошла к окну, отодвинула занавеску и распахнула форточку, чтобы избавиться от духоты. В комнату потёк прохладный воздух. Она жадно вдыхала его и бездумно глядела на освещенные фонарями, поникшие от холода кусты сирени.
В Кузьминках сирени не было. Там, на явочной квартире спала Зарема, не ведая своей завтрашней судьбы. И Юлия, обученная стрельбе из всех видов оружия и приёмам рукопашного боя, ничем не могла ей помочь. Она отдавала себе отчет, что терзать себя бессмысленно – уже ничего нельзя изменить.
Задернув занавеску, Юлия включила ночник и убрала верхний свет. Села в кресло и закрыла глаза. Но все равно продолжала видеть чеченку, ее остренький носик и широко распахнутые глаза, как будто она только начинала познавать мир. Нет, это было слишком! Надо переломить себя! Юлия решительно встала с кресла, прошла на кухню и открыла холодильник. Достала блюдце с засохшим сыром, Герины пряники и бутылку водки. Водрузила все на стол. Не ополоснув стакан, набулькала в него из бутылки чуть меньше половины.
- Снимаем стресс, Юлька! – сказала вслух сама себе и с отвращением выглотала.
Ощутила, как по телу медленно поползло тепло. Затем слегка шумнуло в голове, но она не затуманилась, не закружилась. Юлия почувствовала лишь, что ее наконец-то потянуло в сон. Всё! Спать и не просыпаться! Она еле добрела до тахты. Разобрала постель и разделась. Кинулась в кровать, как в омут, и, когда рассвет заглянул в окно, она уже провалилась в забытье.
Телефонный звонок разбудил ее перед полуднем. Она никак не могла сообразить, то ли на улице вечер, то ли позднее утро: за окном падал густой снег, было пасмурно и сумрачно. Поняла только одно: звонок! И номер на дисплее незнакомый.
- Вас слушают, - произнесла как можно официальнее.
И услышала:
- Юлька! Ты что ли?
Она узнала и задохнулась от нахлынувших чувств.
- Валюха! Пинегина!
- Я в Москве, Юль.
- Господи! Как ты здесь оказалась?
- По пути на спартакиаду. Дед Рамиль тоже здесь. Поселили нас в гостинице «Молодёжная». Возле метро «Тимирязевская».
- Я еду к вам.
- Завтра к двенадцати, Юль. Сегодня всё по часам расписано…
Контрастный душ полностью вернул Юлию в боевое состояние. Никакого похмельного синдрома, от которого, как знала, страдают пьющие люди, не было. Голова стала свежей, словно ее очистили от наносного мусора. Мысли, терзавшие вчера, улетучились в дальние закутки памяти. Почему-то пришла уверенность, что с Заремой все будет в порядке, что Исполнители не дадут ей сгинуть. Что бы ни говорили, а спиртное – не только яд, но и лекарство.
Юлия позвонила Белому и попросила разрешения на завтрашнюю отлучку по личным делам.
- Только будь на связи, - разрешил он.
Валя, конечно же, изменилась. Даже внешне. И не без помощи опытного парикмахера. Теперь у нее были рыжеватые волосы и короткая стрижка, которые делали ее скуластенькое лицо строже и загадочнее. И все же многое в ней сохранилось от прежней девчонки. Увидев на пороге гостиничного номера Юлию, она метнулась навстречу, прижалась, обцеловала. Затем схватила ее за руку, вытянула в коридор и постучалась в соседнюю дверь. Дернула за ручку и провозгласила:
- Вот она! – и вытолкнула ее прямо на деда Рамиля.
Тот подсеменил к ней, провёл своими сухими ладонями по ее щекам.
- Выросла девочка!
Юлии захотелось всхлипнуть от этих слов. Но она бодро произнесла:
- А вы все такой же, Рамиль Ахсанович.
- Что со мной сделается? Я – как мумия, тлену не поддаюсь.
- Разговоры и воспоминания потом! – заявила Валя. - Двигаем в ресторан.
- Зачем ресторан, Валентина? – возразил дед Рамиль. – И дорого, и времени у нас всего два часа, - и пояснил для Юлии: - В Ханты-Мансийск на спартакиаду летим.
«Вот и тренер называет ее не девочкой, а Валентиной. Надо же, как меняются времена!»
- Конечно, лучше посидим в номере, - поддержала тренера Юля.
- Подчиняюсь большинству, - развела руками Валя-Валентина. – Я спущусь вниз и скажу, чтобы все заказанное доставили в мой номер…
- Рамиль Ахсанович, - начала она, когда Валя упорхнула по застольным делам, - можно задать вам один трудный вопрос?
- Задавай, девочка.
- Мирзоева вы прикончили?
Он нисколько не удивился вопросу, как будто ждал его и был готов ответить.
- Я догадался, Юля, что ты неспроста шарахалась от него, когда он появился в нашем тире. А после того, как тебя схватили и упрятали, понял, что ты ввязалась в опасную игру. И бинокль ты выпросила у меня, чтобы следить за полковником. Так?
- Так.
- Я не спрашиваю, чем он тебя обидел. Но то, что ты решила мстить, было видно.
- Вы не ответили на мой вопрос, Рамиль Ахсанович.
- Мой мудрый отец когда-то сказал: «Кто много знает, тот плохо спит». А у тебя и так неспокойные сны.
- Неужели заметно?
- Деда Рамиля обмануть трудно. Это Валентина могла поверить, что ты работаешь референтом в каком-то холдинге. Но не я. Ты служишь в органах, девочка, как и тот человек, что увёз тебя из нашего города. Валя называла его чекистом. Можешь не отвечать, Юля. А на твой вопрос могу дать ответ опять словами моего мудрого отца: «Даже слепой человек, если сильно захочет, сможет увидеть в прицел своего врага». Тебе понятно?
Ей, конечно, было не очень понятно. Но слова бывшего тренера воспринялись, как косвенное признание в ликвидации генерал-предателя.
Дверь в номер распахнулась, и в проеме нарисовалась Валя.
- Перебираемся ко мне. Обед уже едет.
Официант вкатил в Валин номер столик, уставленный салатами и дымящимися горшочками. В центре красовался небольшой графинчик с янтарной жидкостью.
Дед Рамиль сказал:
- Валентине нельзя - только сок.
- Знаю, - обреченно откликнулась та.
- А мы с Юлей выпьем по рюмочке коньяку. Или тебе, девочка, тоже запрещено?
- Нет, не запрещено, - ответила она, вспомнив, как выхлестала предрассветной ранью полстакана водки.
Она встала, подняла рюмку.
- За Валину победу!
- Нервишки ее подводят, - сказал тренер. – Последним выстрелом мажет. В Оберхофе вместо золота бронза.
- Все равно на подиуме, - пробормотала Валя.
- Мало, Валентина…
Два часа пролетели незаметно. Валя вышла проводить подружку.
- Жених-то у тебя есть, Валь? – спросила Юля.
- Трое уже сватались после того, как квартиру мне спорткомитет выделил.
- А ты что?
- Отказала.
- Думаешь, они на жилплощадь зарились?
- Черт их знает!..
Инкассаторы
1.
Пилот изложил Белому всю информацию, полученную от Джульетты. Тот передал ее Ромео. Георгий сказал Камилю:
- Вот тебе пара тараканов. Сходи, послушай.
Маэстро Толик, не снимая наушников, клевал носом. Лагерь допёк старлея больше других. Его молодая жена была на сносях, и он беспокоился, как она одна там, в служебном общежитии. Георгий, нарушая инструкцию, разрешил ему дважды в сутки звонить домой. Сам же Юльке не звонил, не положено.
Камиль явился промокший и довольный.
- Два приехал, - доложил. - Чеченец и хохол. Чеченец зубов не хватает. Шепелявый.
- Почему ты думаешь, что второй – хохол? – спросил Георгий.
- Сказал, щетина голить будет. У них бриться значит.
- О чем они между собой говорили?
- У хохол есть тут маруха. Он так сказал. Значит, сидел…
Вдовий дом безмолвствовал. Хотя что-то назревало – этим был насыщен воздух. Георгий и Камиль даже спали по очереди в Москвиче.
Так было, пока в предрассветных сумерках из боковых ворот Вдовьего дома не выехал белый «шестисотый» с тонированными стеклами, принадлежащий банкиру.
На приличной скорости мерс двигался в сторону Кольцевой. Банкира в нем, конечно, не было. Как предполагал Георгий, тот все еще куковал в подвале - не в правилах боевиков отпускать пленников за здорово живешь. Пешка – она и есть пешка, пока расположение фигур и расклад сил не откроют ей путь в ферзи. Но чаще её приносят в жертву.
Отпустив навороченный лимузин метров на триста, Георгий вырулил на шоссе и погнал следом. Вдовий водитель видно неплохо знал Москву: выбрал самый удобный путь до Кузьминок – через Марьино и Люблино. Опережать налетчиков не стоило, тем более что подъезд дома в Кузьминках держали под наблюдением два наружника. На Волжском бульваре мерс сходу завернул в сквозной двор. Георгий знал, что другого выезда со двора нет – только пешеходная дорожка. Потому припарковался наискосок от подъезда, заехав с проезжей части на тротуар. Связался с одним из наружников:
- Пригляди за белым лимузином!
Когда со двора вынырнули две фигуры в капюшонах, тот сообщил:
- Мерс на сигнализации, пустой. Покинули его двое.
Те протопали мимо «москвичонка». В свете фонаря мелькнули их лица: одно, явно принадлежавшее кавказцу, – с маленькой черной бородкой, другое – «век воли не видать»: синюшное, с тонкими скошенными губами. Уверенно прошагали к подъезду. Бородатый по-хозяйски набрал код. Ничего не утаил трусливый банкир, даже код назвал!
Белый уже сообщил Георгию, что Юльку с этой грядки убрали. Уходя, она «затараканила» квартиру со всех сторон. Чеченка, может, девка и неплохая, однако же, тоже из шахидок…
2.
Зарема встала, когда на улице было еще темно. Заглянула в маленькую комнату и с удивлением обнаружила, что хозяйки нет. Не было ее ни на кухне, ни в ванной. Ей сразу вспомнился звонок Аслана и его предупреждение не появляться на улице. Сердце испуганно трепыхнулось, и в душу вползла тревога. А когда увидела, что повернулась ручка входной двери, тревога переросла в панику.
Бежать и спрятаться! А куда бежать? Здесь не было гор, где каждый обломок скалы мог стать укрытием. Здесь коробка с голыми стенами. Зарема бросилась на балкон. Глянула вниз: земля было далеко, словно дно глубокого ущелья. Она метнулась назад в комнату и застыла. На нее надвигались двое в темных куртках. Один из них, с неопрятной редкой бородкой, она могла поклясться, был чеченец.
- Куда торописься, Роза? – с нехорошей ухмылкой прошепелявил чеченец.
Услышав свое лагерное имя, Зарема вздрогнула и поникла.
- Что вам надо? – еле слышно проговорила она.
- Тебя надо. И зюлналистку Юлдуз. Где она?
Чеченец подошел вплотную к Зареме, вздернул пальцем ее подбородок:
- Где зюлналистка?
- Не знаю, - прошептала она. – Ушла.
- Когда усла?
- Вчера.
- Куда?
- Не знаю.
- На перепихнин умотала! - встрял Косоротый. – Прибежит, никуда не денется. А пока с этой сдернем халатик, - сделал шаг к Зареме, но чеченец отодвинул его локтем.
- Магас баску откусит!
Зарема слышала и не слышала их. Она поняла, что жизнь закончилась, и ее не спасет даже Аслан.
- Засем стоись? – ткнул ее чеченец. – Ехать нада! Одевайсь. Поедесь к Магасу.
Будто во сне, Зарема надела прямо на халат подаренную ей Асланом белую шубейку, натянула на босы ноги красные сапожки и набросила на голову платок.
Чеченец подтолкнул ее к двери. Она не сопротивлялась, не кричала, не плакала.
Наушники отчетливо донесли до Георгия весь разговор: шепелявил, конечно, кавказец, акцент прорывался и сквозь шепелявость. Да и Камиль назвал одного из «инкассаторов» шепелявым. Второй, выходит, хохол с уголовным стажем. Похоже, что с кадрами у Магаса напряг, иначе бы не светил инкассаторов раньше времени, посылая за Юлиной квартиранткой.
Те вывели ее из подъезда, свернули в пустынный двор. Она шла между ними, еле передвигая ноги и низко опустив голову.
- Отбить кызымку? – ёрзнул на сидении Камиль.
- Ни в коем разе.
Уже посветлело, и на улице появились редкие прохожие. В просвет между голыми деревьями стал даже заметен приткнувшийся к дворовой спортплощадке белый Мерседес. Зарему втолкнули в заднюю дверцу, рядом с ней устроился шепелявый чеченец. Хохол сел за руль. «Шестисотый» выполз со двора и пустился в обратный путь той же дорогой. Выходит, везут пленницу не в гнездо шахидок, а к Вдовьему дому.
Улицы все еще оставались свободными для проезда. До Кольцевой добрались быстро. Но перед въездом на разводку налетчиков тормознул мастер машинного доения в бронежилете и в светящейся безрукавке. Второй, с автоматом за спиной, безучастно стоял в сторонке. Георгий тоже притер свой «броневик» метрах в ста от поста, куда не доставал свет прожекторов.
Из мерса вылез хохол и, прижав руку к сердцу, принялся что-то объяснять патрульному. Тот, не заглядывая в салон иномарки, козырнул и пригласил его в постовую будку.
Только этого не хватало! Вдруг на посту не дояры, а честные гаишники? Хоть и редко, но они еще попадаются среди бдительных мастеров машинного доения. И запросто могут поломать операцию! Однако вскорости водила показался в дверях будки. На ходу застегивая куртку, спустился по лестнице. Занырнул на шоферское сидение и дал по газам. Все ясно, отмазался. Георгий и не сомневался, что ассигнация с американским президентом – самый надежный пропуск. Изгадили властители-лаборанты душу целого поколения! И когда отрыжка кончится – одному Богу известно.
Гаишник даже глазом не повел, когда мимо него проезжал задрипанный «москвичонок». Что возьмешь с хозяина, пускай едет по своим копеечным делам!
Миновав пост, Георгий прибавил скорости, затем включил форсажный режим. Подопечных догнал на въезде в поселок, когда они сворачивали от автобусной остановки в поселковую улицу. Отклониться в сторону они больше нигде не могли.
Выждав некоторое время, Георгий поехал в школьный лагерь.
3.
Магас не спал. Он привык делать свою работу по ночам, когда гяуры пускают во сне пузыри и портят воздух. Отсыпался днем. Ему для этого хватало трех-четырех часов и старой кошмы на подстилку. Он – не Аслан, которому нужны ковры и квадратная кровать с упругим матрасом.
Короткий звонок известил, что Казбек просит разрешения войти. Магас нажал кнопку под столешницей, и тот неслышно прокрался в комнату. Доложил, что Розу привезли.
- А вторую? – спросил Магас.
- Сказали, что ночевала у любовника.
- Русская потаскуха!
- Розу в подвал? – напомнил о себе через паузу верный палач.
- Сюда давай!
Казбек испарился. И почти тотчас втолкнул в комнату Зарему. Аккуратно закрыл дверь и растворился в пространстве. Магас, сидя в кресле, разглядывал несостоявшуюся невесту Аллаха. Она стояла у двери в распахнутой белой шубке. Цветастый шелковый халатик даже не прикрывал круглые колени, зато заметно обрисовывал грудь. Сквозь бледность пробивался на гладкие пухлые щёки слабый розовый румянец. Откормил Аслан девку! Откормил и приодел, как четвертую молодую жену. Захотел иметь красивую игрушку. И заигрался, выкормыш неверных.
- На колени! – негромко, но властно повелел Магас.
Зарема бухнулась на колени. Коснулась губами его чувяка и замерла.
- Ты обидела меня, Роза, - голос его был лишён каких-либо эмоций. - Не захотела отдать себя имаму. Думала, тебя спасет глупый Аслан?
Зарема вздрогнула, услышав имя возлюбленного. Но оторвать губы от чувяка не посмела. И вдруг имам с силой оттолкнул ее ногой. Она опрокинулась на спину. Шаль с головы слетела, халатик задрался, обнажив спелые бедра и полоску красных трусиков. Магас встал с кресла. Нагнувшись, рванул за ворот халатика. Посыпались перламутровые пуговички, и наружу, словно мячик, выпрыгнула грудь с маленьким розовым соском.
Зарема лежала, закрыв глаза, и не шевелилась. Он рывком разодрал красные трусики, раскидал в стороны ее ноги в красных сапожках. Деловито спустил с себя до колен черные брюки, с маху навалился на проштрафившуюся «невесту». Зарема понимала все, что происходит. Но, кроме тяжести тела имама, ничего не ощущала. Ни боли в груди от его железных щупальцев, ни двигавшейся туда-сюда напрягшейся мужской плоти. Она знала, что уже никогда не увидит любимого. Ей осталось пройти через все испытания, что уготовил для нее всемилостивейший Аллах. И она мысленно молила его дать ей силы.
Магас утробно хрюкнул. Встал, подтянул брюки. Сел в кресло. Взял со стола массивный золотой портсигар, щелкнул пружинной крышкой. Выудил папиросину, набитую анашой. Он не считал себя наркоманом, тяжелую дурь не употреблял. Дурь для гяуров. Пускай рожают дураков и дохнут, как мухи в прокисшей патоке. Чем больше молодых сядет на иглу, тем быстрее начнут вымирать поколения свиноедов. А тех, кто выживет, сильных и выносливых, - на опиумные плантации. Валюта потечет, как Терек в половодье. Он сделал глубокую затяжку и вдохнул сладковатый дым.
Травка – не дурь. В горах воины Аллаха всегда снимают напряжение травкой. Покурил – и снова на коне с камой в ножнах. Магас затянулся еще раз и прикрыл глаза. Ждал, когда в голове начнется легкое кружение, и она очистится от дурной крови. Травка и женщина очищают кровь, женщина и травка.
Поглядел на бесстыдно развалившуюся любовницу Аслана. Она лежала, как неживая, но голая грудь еле заметно вздымалась. Казнить ее он не станет. Умный человек сумеет сбыть даже порченый товар. Девка должна исполнить свое предназначение. На смертницу не похожа, и подозрения не вызовет. Протянул ногу в чувяке, пнул ее в лодыжку:
- Хватит лежать!
Зарема послушно и с трудом поднялась, бездумно глянула на валявшиеся на ковре красные трусики. Подобрала их, встала в ожидании на колени.
- Посвящаю тебя в невесты Аллаха, - сурово произнес имам и нажал кнопку под столешницей.
В дверях появился палач.
- В подвал, - кивнул на Зарему. – Потом – к Биби. И прихвати из шкафа ее тряпки-шляпки.
Казбек увел ее. Перед тем, как улечься спать, Магас включил приемник, настроенный на волну «Би-би-си». Британский диктор нес всякую ерунду про светскую жизнь. Лишь когда упомянул фамилию Закаева, Магас прислушался. Оказывается, эмиссар был на каком-то рауте вместе со своей старой актрисой - англичанкой. Только и делает, что ходит по приемам да пишет статейки. Вместо того чтобы качать валюту для воюющих братьев.
Главная забота сейчас – деньги. Мухарбек умел добывать их. В Лондоне он тоже сумеет делать деньги и станет наполнять ичкерийский кошель. Это не Аслан, которому девка оказалась дороже братьев по вере. Магас представил гладкую физиономию Аслана, когда тот увидит в подвале свою любовницу. Презрительно скривил губы. И в этот момент окончательно решил оставить племяннику своего кунака жизнь. Но тот еще должен заслужить право на жизнь. Сам поведет любовницу с поясом шахида! И когда ее душа отлетит в рай под вопли неверных, Аслан вернется в банк…
Под конвоем Казбека, спотыкаясь и пошатываясь, Зарема спускалась по крутым бетонным ступеням, пока не уперлась в массивную железную дверь. Конвоир отодвинул ее, достал из широких штанин кованый ключ. Дверь со скрипом открылась и гулко лязгнула, отгородив Зарему от прежней жизни. Кромешной тьмы в подвале не было. С правой стороны пробивался сверху пучок размытого света. Его было мало, чтобы разглядеть темницу, но хватало, чтобы продвигаться по ней, не стукаясь о стены.
- Зарема! – почудился ей голос Аслана.
Наверно, она уже мертвая, как и Аслан, и теперь его душа бродит в потемках и окликает ее душу. Значит, они снова будут вместе.
- Зарема!
Нет, голос любимого ей не почудился. Он звал ее въяви. И сам возник из темного угла неясным силуэтом. Остановился рядом, сказал шепотом:
- Прости меня, Зарема.
Она не ответила. Глядела на него остекленевшими глазами и слабо покачивалась.
- Это ты, Аслан?
- Я, Зарема.
- Ты из-за меня здесь?
Возлюбленный спросил с дрожанием в голосе:
- Он изнасиловал тебя?
Зарема молча кивнула. Аслан опустился по стене, уткнулся лбом в пол и всхлипнул. Она подползла к нему, погладила по жестким волосам:
- Не плачь. Мы полетим над нашими горами белым облаком. И прольемся теплым дождем.
- О чем ты говоришь, Зарема?
- О нас с тобой. Аллах милостив, он возьмет нас к себе.
Аслан поднял перекосившееся злой гримасой лицо:
- Нет никакого милостивого Аллаха! Нет его, слышишь?
Зарема отшатнулась, и плечи ее затряслись в беззвучном рыдании…
Гнездо ходячих фугасов
1.
После долгого ненастья день выдался теплый и солнечный, даже закапало с крыши Вдовьего дома. Из него никто не появлялся, и никаких посетителей не наблюдалось. И даже когда поздние вечерние звезды выткали небо, ничто не нарушило окрестного безмолвия. Безмолвной была и территория лагеря. Временами из теплой сторожки вылезал с лопатой бывший подпольный каратист Илья Романов и расчищал ближние тропинки, чтобы, не дай Бог, «пионеры» не испятнали снег заметными следами. Пионерами он называл своих тайных гостей, которых прислал Пилот, вырвавший его когда-то из зубов въедливого следователя.
Боковые ворота Вдовьего дома распахнулись около шести утра. Из них выскочила «Нива». Она воровато прокралась к шоссе и повернула в сторону от Москвы. Следом на «москвичонке» двинули и Георгий с Камилем.
Милиция к этому времени объезды и поборы закончила. Так что вряд ли кто мог тормознуть невзрачную «Ниву», вырулившую на бывшее межколхозное шоссе. Дорога была пустынной, как и заброшенные окрестные поля.
Георгий заметил, как габаритные огни «Нивы» ушли влево и скрылись. Подмосковье он изучил по топографическим картам генштаба и знал, что в этом месте бетонка ведет в бывший городок пэвэошников, которых расформировали в годы перестройки. Окрестные жители стали разбирать строения и растаскивать добротные материалы по своим дворам. Потом объявился новый хозяин, арендовавший землю вместе с постройками и организовавший фирму по производству гробов с названием «Нимфа».
Выждав малое время, Георгий подъехал к воротам и нетерпеливо просигналил. Охранник в армейском камуфляже вылез из будки и без слов откатил решетку.
- Гроб покупать? – спросил.
- Заказывать. С кистями и в бархате.
- Постучись в штаб. Он за казармой. Спроси Николая или Наталью.
Дорога уходила от КПП влево. Он повернул и увидел здание типовой казармы. Возле нее грудами лежали бревна, кирпичи, доски, трубы. Наискосок, через плац, стоял желтый двухэтажный особнячок с освещенным входом. Всего скорее, он и был раньше штабом дивизиона. Чуть подале просматривались несколько стандартных сборно-щитовых домов, в которых, наверняка, жили прежде семьи офицеров. Возле одного из них Георгий и обнаружил «Ниву».
- Поброди по территории, - сказал он Камилю. – Понюхай, чем тут пахнет. Жди меня за воротами.
Разведчик исчез, а Георгий двинулся пешком к дому, подле которого припарковалась Нива. Дом был двухквартирным, с общим деревянным крыльцом, над которым болтались на проводах осколки электролампочки. Протоптанная дорожка вела от крыльца к дощатому покосившемуся туалету.
За рулем «Нивы» сидел косоротый хохол. Георгий окликнул его:
- Слышь, браток?
- Ну, слухаю.
- Где тут Николай располагается, у которого гробы заказывают?
- Хрен его знает.
- В этом доме кто-нибудь живет, чтобы спросить?
- Приезжие кошелки живут, они сейчас на промысле.
В этот момент дверь домика распахнулась, и на крыльце в сопровождении Биби появился второй «инкассатор» - шепелявый чеченец. Георгий шагнул к ним:
- Не подскажете, где тут гробы заказывают?
Чеченец оскалился, показав щербатый рот:
- Для себя хосесь гроб?
- Для тебя, шепелявый! – не выдержал Георгий.
- Сё ты сказал? – чеченец начал спускаться с крыльца.
Вступать с кем-либо в конфликт - в планы Георгия не вписывалось. Но неожиданно ему помогла Биби. Цыкнула на земляка, схватила пальцами-сардельками за воротник и весьма невежливо втянула со ступенек на половицы.
- Гробы вон в том доме, господин хороший, - сказала безо всякого акцента и ткнула пятернёй в сторону желтого особнячка.
- Спасибо, - поблагодарил ее Георгий.
Делать здесь больше было нечего. Дальнейшее наблюдение тоже не имело смысла. На обратном пути «Ниву» перехватит автомобиль с оперативниками, на случай, если «инкассаторы» захотят изменить маршрут.
Где обитают невесты Аллаха, Георгий выяснил. Охраняют их, самое большое, два-три боевика, для тренированных ребят они – не помеха. А количество легко уточнить простым наблюдением. По нужде будут выбегать на улицу как миленькие, неспроста же дорожка к нужнику натоптана.
Толстуха все еще стояла на крыльце, что-то выговаривала Шепелявому и зыркала глазами в сторону Георгия. Потому он направился к бывшему штабу, чтобы пообщаться с гробовым мастером Николаем и прицениться к его столь востребованному товару. Стучать ему долго не пришлось. Дверь безбоязненно открыла дородная высокая молодуха в синем халате.
- Тебе кого?
- Хозяина.
- Хы! Он в Москве обитает.
- А Николай кто?
- Эконом.
- Он – что? Гробы экономит?
- Хы! Его так хозяин прозвал. Николай-то тебе зачем?
- За жизнь поговорить.
- Не получится. Он – того, - щелкнула ногтем по горлу.
Со штабного крыльца хорошо просматривались «Нива» и сборно-щитовой дом. Георгий увидел, что толстуха Биби, наконец, отпустила Шепелявого. Тот сбежал со ступенек, торопливо влез в машину. Она развернулась и мимо гробового штаба укатила к воротам.
- Может, у тебя бутылка найдется? – спросила молодуха.
У Георгия была в машине бутылка, но не тот случай, чтобы пускать ее в расход.
- Нет бутылки, - сказал.
- Тогда бывай, - и захлопнула дверь.
Уезжать тотчас Георгий не собирался. Подъехав к воротам, прижался к обочине, заглушил мотор. Прихватил сумку с поллитровкой и бутербродами, прошел к будке. Увидев непрошеного гостя, охранник нехотя поднялся с топчана.
- Заказал гроб «в бархате и с кистями»?
- Заказал, - с этими словами Георгий вытащил из сумки походные стопарики, бутылку с закусью, и водрузил все богатство на покрытый древней «Красной звездой» стол. Охранник оживился.
- Поминальная?
- Она, - подтвердил Георгий.
- Кто преставился-то?
- Иегудиил Хламида.
Это Юлька ему однажды сказала, что у кого-то из известных писателей был в молодости такой псевдоним. Вроде бы даже у Горького.
- Из попов покойник? – явно из вежливости поинтересовался охранник.
- Нет, певец. Знакомый мой.
- Не слыхал про такого. Но помянуть – не грех.
Грешить не стали. Разлили. Выпили. После первой Георгий спросил:
- Тебя как зовут-то?
- Иван.
- А меня - Никита. Ну, давай за знакомство!
Охранник заметно начал пьянеть, видно пошло на старые дрожжи. Стал румянее и разговорчивее.
- Я ведь тут служил, Никита! Старшим прапором. Немного до пенсии осталось и хлоп! Сперва этот - ну, как его? – президентский прихвостень в Верховном совете. Забыл, едри ее в сапог, фамилию!
- Шумейко, - подсказал Георгий.
- Он самый. Американцев к нам прислал. Приехали вместе с Грачом и сразу в парк ракеты щупать. А гарнизон-то у нас с двумя нулями секретности. Облазили все, позаглядывали, куда надо и не надо, и уехали. А через месяц приказ: расформировать, едри их в сапог! Так и кончился наш боевой дивизион!
- Сколько хоть тебе платят, Иван? - спросил Георгий.
- Копейки. Хозяин - жлоб. Набрал за гроши приезжих без регистрации, они и рады. Второго охранника не могут нанять, кто пойдет на такую зарплату!
- Так ты что, круглые сутки тут?
- Только по ночам. С девяти до девяти. Через час домой сваливаю.
- А днем кто дежурит?
- Никто. Я же сказал, что Николай второго охранника найти не может.
- Кто он – Николай, управляющий?
- Гробовщик. Роднёй хозяину приходится. Но и ему тот платит – на водку не хватает, самогонку жрет. Сволочь - хозяин! На стройку кидает деньги не меряно, а работягам – жмётся.
- Что он строит-то?
- Избу рыбака.
- Не понял.
- На территории большой пруд, солдаты выкопали. Хозяин вроде бы хочет устроить на нем платную рыбалку. Вот и переделывает казарму. Приехал порыбачить – тут тебе и сауна, и бар, и телевизор. Понял, что за изба?
- На бордель смахивает.
- В точку попал. А рыбаки для камуфляжа. Хотя рыба в пруду и водится.
- Получается, что бордель будет рядом с гробами?
- Гробы отгородят. Для «рыбаков» отдельный въезд сделают.
- А что, другой дороги сейчас в городок нет?
- Нет. Она была нам без надобности…
Водку прикончили. Время подползало к девяти, конечной точке караульной вахты Ивана.
- Тебя подбросить? – спросил нового приятеля Георгий.
- Не надо. У меня «иж» с люлькой за будкой стоит.
Распрощались они в полном душевном расположении…
Камиль запрыгнул в Москвич сразу на выезде.
- Докладаю, - начал он. – Казарма - общага. Таджики живут. Есть пилорама. Там боевой парк был. Фундамент – бетонный плита. Другой выезд оттуда нет. Контроль один – ворота.
- Вот тебе и работа, Камиль. Устроишься сторожем в тылу врага.
- Сейчас?
- Завтра.
Утренним часом Камиль подшаркал к охраннику Ивану.
- Работа нада.
- В сторожа пойдешь? – оживился тот.
- Акча сколько?
- Зарплата что ли?
- Да. Деньги.
- Три штуки.
- Сапсем мала. Пойду.
- Замётано, - обрадовался бывший прапор. И пока мужик не передумал, прихватил его за рукав: - Пошли в штаб!
Гробовщик Николай маялся с похмелья, и переговоры вела его дородная сожительница.
- Сторожа вам нашел, Наталья, - объявил ей Иван.
Уперев руки в бока и напустив на себя деловой вид, она спросила безработного:
- Пачпорт есть?
- Нету.
- Откуда ты приблудился, нехристь?
- Караидель. Урал.
- Чего тебя в Подмосковье занесло?
- Деньги хотел. Работа нет. Теперь кушать тоже нет.
- Как твоё ФИО?
- Чево?
- Чево-чево… Имя и фамилия?
- Аюпов Камиль.
- Спать будешь в казарме. Про зарплату Иван тебе сказал?
- Сказал.
- Штуку хозяин вычтет за жилье и кормежку. Пиши заявление! И принимай у Ивана смену…
Хитрован напарник определил новому охраннику дневную смену, в которую то и дело приходилось вручную катать решетку ворот. Тот не обиделся и ретиво приступил к службе. Без проверки не пропускал даже катафалк. Отдежурив, шел в казарменную общагу, где ему выделили место для спанья…
2.
Не особо вникая в смысл, имам слушал по приемнику дикторшу, когда по внутренней связи Казбек сообщил ему, что Розу инкассаторы сдали, куда следует, и «Нива» стоит в готовности во внутреннем дворе. Он приглушил звук транзистора и велел привести Аслана.
Палач поставил пленника перед хозяином. Сам встал в дверях, достал из кармана браунинг с инкрустированной рукояткой и перекидывал его из руки в руку.
- Убери игрушку! – поморщился имам. – И сгинь!
Тот исполнил повеление и как испарился. Имам оглядел банкира. Ухоженного и лощеного Аслана больше не было. Прежний Аслан исчез в подвальной полутьме. Теперь это был сгорбившийся ничтожный человечек, с черной щетиной на щеках и с блуждающим взглядом.
- Боишься меня, Аслан?
- Боюсь, - покорно кивнул тот.
- Велю Казбеку бросить тебя к голодным свиньям.
- Как будет угодно Аллаху.
- Воля Аллаха – это моя воля.
- Я готов принять казнь.
Взгляд банкира по-прежнему блуждал, и казалось, что он не в себе. Магас разглядывал его с неприкрытой брезгливостью и выдерживал паузу. Он знал, что неизвестность и тишина давят на пленников сильнее всего. Тишину нарушало бормотание приемника. Магас собрался выключить его, но вдруг насторожился. Наоборот, резко крутанул колесико громкости, прибавив звук. Комнату заполнил голос дикторши. То, о чем она вещала, не укладывалось в голове. «Позавчера в Лондон прибыл преследуемый российскими властями московский банкир Мухарбек Баширов. В аэропорту Хитроу его встречал политэмигрант господин Закаев. Он сообщил журналистам, что банкир неважно себя чувствует и не имеет возможности сделать заявление для прессы. У трапа лайнера заболевшего пассажира ждала карета скорой помощи, на которой он был отправлен в клинику для состоятельных пациентов. Сегодня стало известно, что господин Баширов скончался. Опытные британские врачи затруднились поставить диагноз. По мнению учёных – вирусологов, эта неизученная болезнь могла стать следствием укуса сохранившейся в джунглях особи почти исчезнувшего тропического вида клещей. Инкубационный период после заражения не известен. Как нам сообщили, Баширов посетил три месяца назад одну из африканских стран. Не исключено, что там и произошло заражение…»
Не дослушав, Магас выключил приемник. Смерть Мухарбека – это кинжал в спину. Ни в каких клещей имам не верил. Мухарбеку нечего было делать в джунглях. В Эмираты он летал для налаживания контактов с алмазными боссами. Всего скорее, его отравили. Но кто мог сотворить такое в британском лайнере?..
Слишком много в последнее время неприятных случайностей. Исчез без следов шофер Мусы. В его квартире кто-то перестрелял киллеров. Неизвестные нападают на племянника, и тут же появляется журналистка-каратистка. Теперь вот - Мухарбек…
Шахидок придется придержать, пока он не разберется со всеми случайностями. В первую очередь надо отловить журналистку-каратистку и выпотрошить из нее всё, что ей известно. Имам кожей чуял, что неспроста ее сюда занесло. Инкассаторам делать нечего, вот и займутся каратисткой - против стволов никакое каратэ не поможет…
Банкир стоял со склоненной головой и безвольно опущенными руками. Вздрогнул, когда услышал раздраженный голос имама:
- Как попала в этот дом журналистка? Отвечай!
- Они с Зар… с Розой привели сюда покалеченного скинхедами Руслана, - проговорил, запинаясь на каждом слове.
- Откуда взялись скинхеды?
- Напали около автобусной остановки.
- Что делала там журналистка?
- Ждала автобуса на Москву.
- Зачем она тут оказалась?
- У нее здесь дядя живет.
- Уточнил, что за дядя?
- Да. Сторож в школьном лагере.
- Почему она осталась ночевать в доме?
- Хотел проверить ее.
- И что?
- Работает в журнале «Оракул», так и записано в документах. Читал ее статью. Прописана и живет в Кузьминках, проверил паспорт.
Магас протянул банкиру телефонную трубку:
- Звони ей!
Тот неуверенно уставился на клавиатуру мобильника. Произнес жалобно:
- Номер не помню.
Магас нехорошо усмехнулся. Отобрал трубку. По памяти набрал семизначный номер. Продолжительные гудки были ему ответом.
- Номер редакции, Аслан?
С трудом, но банкир все же вспомнил номер - и то потому, что в нем было пять шестерок. Магас пробежал пальцами по клавишам. На звонок откликнулся усиленный добавочным динамиком женский голос:
- Оракул. Кого вам нужно?
- А с кем я говорю?
- Я – главный редактор. А вы, молодой человек?
- Банкир. Имя – Аслан. Хотел бы переговорить с Юлдуз Романовой.
- Она в краткосрочном отпуске. Отдыхает в Подмосковье.
- Не подскажете, где?
- В пансионате. В каком – увы, не знаю.
- Когда ей на работу?
- Послезавтра. Вы по какому вопросу?
- По личному.
- Что ей передать, когда вернется?
- Я перезвоню, - отключившись, положил трубку на стол.
Некоторое время сидел в кресле, наморщив лоб и сцепив пальцы домиком.
Город давил на него. Магас вдруг вспомнил милицейского генерала Шуру, который мог организовать зеленый коридор по всей России. Жадный был, но умный. Купил даже своего министра. Но где-то наследил. Министра сняли с должности, а генерала Шуру Магас успел вывезти на юг и там тихо убрать. Нельзя было его оставлять живым: мог попасть в руки чистильщиков, которые умеют развязывать языки. Полетели бы многие нужные люди, помогающие здесь, в Москве.
Он оглядел Аслана тяжелым взглядом.
- Я могу сохранить тебе жизнь, - сказал. - В память твоего дяди. Что скажешь?
- Воля ваша.
- Если заслужишь, будешь жить!
- Что я должен сделать?
- Будешь у Розы проводником. Она пойдет первой. На акцию устрашения провожу тебя сам. Хочу увидеть своими глазами, чего ты стоишь.
- Как прикажете, - проговорил банкир шепотом.
- Но сначала деньги. Поедете с Казбеком в банк. Денег надо много, Аслан! Не огорчай меня плохой работой.
- Добуду, имам.
- Приведи себя в порядок. Поешь на кухне. И в банк!
Шаркая по ковру туфлями, банкир удалился. Магас тоже вышел из комнаты. Бесшумно ступая в мягких чувяках, обошел притихший дом. Заглянул в пристройку на втором этаже, занятую инкассаторами. Те сидели за столом, заполненным зеленью, сыром и мясом. На столе стояла ополовиненная литровая бутылка водки.
Увидев имама, оба испуганно вскочили.
- Пьете! – тон хозяина ничего хорошего не сулил.
- Сють-сють, - робко ответил Шепелявый.
Напоминать им заповеди пророка Мухаммеда было бесполезно. Он забрал со стола бутылку и вылил в стоявшее у входа помойное ведро.
- Еще раз увижу, в подвал к Казбеку отправлю.
Инкассаторы синхронно поежились.
- Надо отловить журналистку, которую вы упустили. Послезавтра она будет дома. Отловить и привезти сюда. Понял, Султан?
- Сделаем, имам.
Вернувшись в комнату, Магас достал из холодильника курицу и кусок лаваша, разложил еду на газете и приступил к завтраку. Перемалывая куриные хрящи крепкими зубами, прокручивал мысленно свой разговор с оракульской редакторшей. В нем не было никаких изъянов, и придраться к себе самому Магас не сумел. А информацию все же получил. Послезавтра Казбек займется журналисткой. Нет, неспроста она оказалась на автобусной остановке вместе со скинхедами. Очень может быть, что работа в журнале – только прикрытие.
Он и предположить не мог, что его телефонная собеседница Люсьен Арнольдовна Гугина уже позвонила по спецсвязи и подробно доложила о подозрительном звонке. Мужчина, представившийся Асланом, совсем, по ее мнению, не Аслан - голос банкира она хорошо помнила…
Выйдя от Магаса, банкир сразу прошел на кухню. Бритье и ванну отложил, пока не утолит голод. Он уже не волочил ноги, выпрямился, и в его глазах появилось осмысленное выражение. В кухне у плиты хлопотала жжёнка. Аслан давно не называл ее по имени – Зульфия. Когда-то он уступил ей, и время от времени скрашивал ее и свое одиночество. Голодная волчица при изобилии пищи все же насыщается. Зульфия в постели насыщения не знала и изобретала новые и новые способы, чтобы возбудить уставшего от ее ласк Аслана. Потом он купил у араба Зарему, и Зульфия перестала для него существовать.
Увидев Аслана на кухне, она горестно всплеснула руками и, ни слова не говоря, стала потчевать всем, что наготовила. Глядя, как он жадно поглощает пищу, проговорила:
- Я тебе приготовила постель в глухой комнате рядом с Казбеком.
Он никак не отреагировал.
- Казбек сказал, чтобы я тебя закрывала на ночь.
Аслану это было без разницы. Закрывай – не закрывай, а из дома без позволения имама или его палача все равно не выбраться.
- Купальню я приготовила, Асланчик, только горячей воды набрать.
- Наберу, - наконец, открыл он рот.
- Я сама, - и выбежала.
Когда жжёнка вернулась, он уже поднялся из-за стола и направился в ванную.
- Я помогу тебе, - сказала она.
- Не надо помогать, - отказался он.
В купальне Аслан обнаружил свежее нижнее бельё и даже свой старый банный халат, который он велел когда-то Зульфие выкинуть. На широком бортике ванны лежали бритвенные принадлежности, кремы и его любимый одеколон. Аслан погрузился в пенную воду и долго лежал без движения, отмокая после подвальной пыли и паутины.
Посвежевший и гладко выбритый, он облачился в отглаженный халат и пошлепал в предназначенную ему келью. У дверей его ждали Казбек со связкой ключей и Зульфия. При виде их Аслан непроизвольно дернулся.
- Спать? – ласково спросил палач и, не дождавшись ответа, добавил: - Захочешь пи-пи, надави на кнопку, - и закрыл дверь на ключ.
Аслан включил свет и огляделся. Комната была без окон. Стол, два стула, платяной шкаф и широкая дубовая кровать. Перед тем, как провалиться в сон, он увидел обнаженную Зарему. Она предстала перед ним в красных чулках и серебряных туфельках. «Я спасу тебя, Мышка, - то ли прошептал, то ли подумал Аслан. – А имам еще пожалеет!».
Пробудился он, потому что почувствовал рядом женское тело. Первая мысль Зарема! Но вспомнил, что ее нет и быть тут не может. К нему прижималась Зульфия. Жар, исходивший от ее голого упругого тела, тяжелой волной проник в Аслана. Смутно соображая, что делает, он обнял ее и уткнулся лицом в пружинную грудь. Она только этого и ждала. Задыхаясь, обволокла его, стянула с него своими ногами трусы и, всхлипывая, забормотала нежные слова, которые он слышал лишь в младенчестве.
\Когда кончилось безумное соитие, Аслан отодвинулся к стене. Зульфия зашептала:
- Надо бежать, Асланчик. Казбек все равно убьет тебя. Мы убежим вместе. Туда, где нас никто не найдет. У меня есть золото и деньги. Я стащила их у Мухарбека перед обыском. Он подумал на милиционеров…
3.
- Соскучилась по своему Ромео? – спросил Юлию Пилот.
- Соскучилась, - призналась она.
- Скучать больше не будешь. Поживете пару дней в Кузьминках.
У Юлии засветились глаза, как у ребенка, получившего шоколадку.
- Особо-то не радуйся. Это вам не каникулы, а задание.
Она вопросительно глянула на шефа.
- Будете ждать визитеров по твою душу. Одного надо взять живым.
- Когда мне выезжать?
- Как только будешь готова.
- Я готова.
- Возьмешь оружие и всё, что полагается для серьезного дела. Имей в виду: ты вернулась домой из пансионата. Выбери себе на складе дорожную сумку и вещи, необходимое для дамы твоего возраста. Ромео ждет тебя.
Она уже была в дверях, когда шеф окликнул ее:
- Продукты не покупай, Джульетта. Еды там на двое суток.
Около шести вечера Магасу позвонил Шепелявый:
- Птиська в клетке. Приехала на такси с тизолой сумкой.
- Берите, когда дом стихнет.
Сумка у Юлии была не тяжелой, а объемной. Зная, что ее ждет в Кузьминках Гера, она прихватила с собой свежие простыни и наволочки. Хотела открыть дверь своими ключами, но она сама распахнулась, и Юлия оказалась в Гериных объятиях.
Потом они ужинали на кухне. На столе лежал прикрытый салфеткой Герин табельный «Макаров». И у Юлии в кармане просторной рубашки покоилась дамская «берета». Оружие, конечно, так себе, но для квартирного пространства пригодное.
- Явятся двое, - просвещал ее Гера, - шепелявый чеченец и косоротый хохол.
- Кого из них будем брать?
- Лучше обоих. Но одного обязательно. Шепелявый опаснее - фанатик.
Они знали, что врасплох их не застать. Стоит открыть подъездную дверь, как Георгию поступит сигнал от Вовочки. Он уже сообщил, что засек у подъезда «Ниву».
Они закончили ужин, когда часы показывали девять вечера. Не выключая в комнатах света, уселись рядышком на софу перед телевизором.
- В одиннадцать свет погасим, - сказал Гера, - пусть думают, что ты легла спать.
«Хоть бы скорее», - подумала Юлия. Она нисколько не волновалась в ожидании, когда ее начнут похищать. Гера был с ней, значит, они сами могли похитить кого угодно.
Гера выключил телевизор, стал готовиться к встрече гостей. Настроил фонари прожекторы: один был направлен на прихожую, другой – на вход в спальню. Затем соорудил на софе, как когда-то в квартире Мусы, муляж спящего человека. Юлии он определил место в нише за ширмой, между шифоньером и стеной. Сам же он будет ждать визитеров у дверей. Войдя в квартиру, они прикроют его и окажутся на мушке.
Полной темноты в квартире не было. В окна пробивался слабый лунный свет, да и уличные фонари вносили свою лепту. Но светло было только для них, привыкших к сумраку квартиры. Тому, кто шагнет в нее из освещенного подъезда, надо еще адаптироваться.
Прошло не меньше часа, пока Вовочка, наконец, просигналил. Через минуту в замочной скважине послышалось царапанье, и дверь без скрипа открылась. В световом пятне, просочившемся из коридора, нарисовалась фигура чеченца, шагнувшего в прихожую первым.
- Дверь закрой! – шепотом сказал он напарнику.
Тот взялся за дверную ручку, но потянуть на себя не успел. Георгий саданул его по голове утяжеленной ручкой броскового ножа. Налетчик беззвучно стал оседать. Георгий нажал выносную кнопку прожекторного фонаря. Чеченец на мгновенье ослеп, но не растерялся: выхватил из-за пазухи револьвер с навинченным глушителем, отпрыгнул в сторону, поводя стволом в поисках цели. Но дверь все еще прикрывала Георгия. Он изготовился достать его в прыжке, но вдруг услышал Юлькин голос:
- Брось оружие, Шепелявый!
Падая в акробатическом прыжке, чеченец выстрелил на голос. Георгий не дал ему добраться до портьеры, метнул нож, рассчитывая перебить плечевую мышцу. Шепелявого передернуло, будто налетел на преграду. Тело обмякло, но оружия он не выпустил. Стал медленно разворачивать ствол. И получил новую пулю, из «береты».
Юлия отшвырнула ногой выпавший из руки чеченца наган. Подобрала его. Виновато глянула на Георгия. Тот сердито и сосредоточенно пеленал начавшего шевелиться косоротого. Трофеями стали пистолет «ТТ», выкидная финка, сотовый телефон устаревшей модели и тощий кожаный кошель. В нем обнаружились шесть рублевых пятисоток и водительские права на фамилию Ющенко. В права была сунута ассигнация в 50 долларов. Георгий недовольно спросил:
- Ты зачем вылезла раньше времени?
- Не могла же я одного тебя оставить!
- Ты приказ нарушила!
- Не ругай меня, пожалуйста, Гера.
Тот уложил трофеи в висевшую на вешалке спортивную сумку.
- Проверь Шепелявого. Вдруг дышит?
Юлия повернулась к чеченцу. Дышать ему было нечем, пуля из дамской «береты» вошла в горло.
- Готов, - доложила она. – Одного же взяли, Гера. Ну, не ругайся, а? Я больше не буду. Прости, пожалуйста.
Не отреагировав не ее «прости», он достал мобильную флешку, набрал двузначный номер, доложил:
- Один уснул. Второго разбудили.
Юлия поняла: звонил Пилоту или Белому. Несколько секунд Георгий выслушивал ответ абонента, откликнулся по-уставному «Есть!», - и отключился.
- Велено отдыхать до завтрашних одиннадцати, - сообщил он.
- Я не хочу здесь оставаться, - проговорила Юлия и покосилась на все еще кровенившего чеченца. В присутствии Геры из нее начисто улетучивался Исполнитель, и проступала пай-девочка, какой она ощущала себя в первые дни знакомства с ним. – Поедем домой, ладно?
- Поедем, - согласился он.
Нарисовавшийся в квартире Вовочка равнодушно глянул на труп и пятно крови.
- В этой вот сумке, - сказал ему Георгий, - все барахло Косоротого и наган Шепелявого. Водительские права там же, в лопатнике, на фамилию Ющенко. Мы сваливаем.
- Твой «москвич», Ромео, во дворе…
Время истекло, а инкассаторы не возвращались. Магас нутром почувствовал, что на какой-то стадии случился прокол. Что могло произойти? Менты тормознули? На этот случай и у того, и у другого есть баксы.
Сам он не собирался им звонить. Но не выдержал. Набрал номер Шепелявого. Звук проходил, но никто не отвечал. Пришлось звонить Косоротому. Тот долго не откликался. Наконец, Магас услышал его заплетающийся голос:
- Слухаю.
- Набрался, свинья?
- М-м, это, маненько.
- Где Султан?
Пауза явно затянулась. Прервалась новым мычанием:
- Он того, м-м, с журналисткой, отдыхает.
- Ты где?
- В машине.
- Хватайте дэвку – и срочно сюда! – не дожидаясь ответа, сбросил набор.
Не понравился Магасу разговор. Что-то в нем было не так. Если Султан позвонит, значит, чисто. Но шкуру с них Казбек все равно спустит. А пока стоит навестить ее дядю в пионерском лагере. Может, обвела девка Аслана вокруг пальца, и никакого дяди нет.
Имам позвал Казбека.
- Шофер при деле?
- Нет. Он у банкира по вызову служит.
- Что делает Аслан?
- Спит с Зульфией.
- Подними его и скажи, чтобы вызвал его и отправил в лагерь. Прямо сейчас. Пускай узнает, чем воняет у сторожа. Потом ты притащишь сторожа сюда и займешься им, пока не расколется…
Переступив порог малосемейки, Юлия сразу же принялась распаковывать прихваченные из холодильника в Кузьминках продукты.
- Есть хочешь? – спросила она мужа.
- Мы же ужинали, - похоже, он перестал сердиться.
- Тогда кофе с пряниками.
Но кофе пришлось отложить. Пискнула флешка, и Георгий услышал голос Белого.
- Прерывается твой отдых. Срочно сюда.
- Вызывают? – спросила Юля.
Он кивнул и стал натягивать рабочую амуницию…
Подъезжая к лагерю, Георгий заметил припаркованную на обочине «шестерку». Не у ворот припаркованную, а метрах в ста. Похоже, что владелец машины не горел желанием, чтобы она бросалась в глаза. Он приткнул своего «москвичонка» впритык к Жигулям, так что полностью перекрыл выезд на дорогу. Двинулся пешком к знакомой дыре в заборе. Осторожно ступая и подсвечивая себе острым лучом фонарика, оглядел все закоулки. Чужих следов не было, как и своих. Возле хлебовозки маэстро Толика услышал тихий оклик:
- Командир!
Из темноты неясной тенью возник часовой.
- Все в порядке? – так же тихо спросил его Георгий.
- Задержали одного любопытного. Собирался выставить окно у сторожей.
- Где он?
- В домике у Белого.
Незнакомец с оттопыренными ушами стоял перед Белым и переминался с ноги на ногу. Руки его были заведены за спину и схвачены браслетами. Здесь же находился капитан Феоктистов.
- Что за ушастый фрукт? – спросил Георгий.
- Говорит, что заблудился. Хотел спросить у сторожа дорогу. Врет. Запрем, и пускай кукует.
Задержанный с очумелым видом пялился на обоих. Оттопыренные уши подрагивали, будто пытались настроиться на какую-то особую звуковую волну и определить, что делать их хозяину. И лишь когда Рыбак подтолкнул его к выходу, спохватился и завопил:
- Эй-ей! Я все скажу!
- Говори, - разрешил Белый.
- Меня сюда банкир послал! Узнать про сторожа!
- Что конкретно?
- Это, фамилию узнать. И есть ли у него племянница – журналистка.
Белый махнул рукой, и Феоктистов его увел.
- Вызвал меня из-за него? – спросил Георгий.
- Нет. Маэстро перехватил телефонный звонок Магаса. Занервничал волчара. Даже Ушастого подослал.
- И что с ним делать?
- Утром вызовем Джульетту. Может, знает эту рожу…
Шепелявый Султан не вышел на связь ни через пять минут, ни через полчаса. И имам в тихой злобе уверился, что инкассаторы все же прокололись. Шофера тоже нет больше часа. Может, и он подстава?.. В нем вскипела ненависть. Он отомстит гяурам! Запустит невест с поясами шахида, и взрывы прогремят в метро, в ресторане, на стадионе, в церкви - сразу в шести местах!.. Стоп! Гнев – не помощник в войне. Голова должна быть холодной, чтобы горячая кровь не застилала разум…
Магас достал из-под тахты кейс, открыл его и высыпал на стол десятитысячные долларовые упаковки, привезенные накануне Асланом. Рассовал все, кроме одной, по карманам. Вышел из комнаты и кивком велел Казбеку следовать за собой. Остановился у парадного выхода.
- Слушай и запоминай, Казбек. Баксы на столе в моей комнате – твои. Остаешься за меня. Позвоню, когда Роза пойдет на акт. Назову место встречи, число и время. Подгонишь туда мерс. К условному часу заберешь Аслана, дашь ему мобилу с одной кнопкой и отвезешь на броневике к Биби. Понял?
- Да, имам.
- Посадишь обоих в похоронную машину с гробом. Я позвоню тебе, где остановиться. Высадишь – и обратно. Пересаживайся в броневик, грузи невест – и в лесной пансионат.
- Сделаю, имам…
Магас перешел в другое крыло дома и покинул его через потайной выход, о котором не знали ни Аслан, ни Казбек. Дагестанец-хозяин сообщил о нем лишь ему. Скрываясь в тени здания, прокрался к ограде, легко перемахнул через нее и скрылся в темном бору. Никто из наружников его не заметил.
4.
Юлия прикатила в лагерь под утро. Белый распорядился привести Ушастого. Спросил его, указывая на Юлию:
- Видел ее когда-нибудь?
- Подвозил один раз. С банкирской хахальницей. Ту Заремой кличут.
- Привет, Свистун, - сказала Юлия.
- Привет. Значит, тебя тоже прихватили?
- Прихватили, - согласилась она.
Белый не дал ей договорить, вмешался:
- Куда подвозил эту шалаву?
«Оп-ля! – подивилась Юлия. – Уже и шалавой стала! Не иначе, как что-то задумал командир».
- В Лефортово подвозил.
- Конкретно?
- Не помню. Вроде бы она позвала Зарему к колдунье.
- А теперь, как на духу, Свистун: когда последний раз видел Магаса?
- Я уже говорил, что не знаю никакого Магаса?
- А кто послал тебя к сторожу?
- Банкир послал. Аслан Имраныч.
- Ладно, Свистун, позже разберусь, темнишь ты или нет. – Повернулся с грозным видом к Юлии: - С тобой тоже разберусь, шалава!
Она уже сообразила, что к чему. Подыграла:
- Схватили ни за что ни про что и еще оскорбляют! Я жаловаться буду!
- Заприте их в кладовую! – распорядился Белый.
Георгий с готовностью встал, слегка подтолкнул обоих:
- Пошли!
Оставшись вдвоем в большой полутемной комнате, Юлия огляделась. Кладовая была забита спортивным хламом и поломанной мебелью. Обнаружив колченогую табуретку, выудила ее из общей кучи, смахнула пыль, прислонила к стенке, присела с опаской. Ничего, держит.
- В ногах правды нет, Свистун. Стул вон без спинки. Вытаскивай и отдыхай.
- Отдохнешь тут! – проворчал тот, но стул выволок, уложил на бок, превратив ножки в сидение. – Тебя как зовут, подруга?
- Соня, - соврала она на всякий случай.
- А меня – Гена, а то – «Свистун да Свистун». Ты чем, Соня, промышляешь?
- Не твое дело!
- Понял. Каждый делает бабки, чем может. Я, например, бомбёр. Не шикую, но на жизнь хватает.
- За крышу отстегиваешь?
- Не, я без крыши. В аэропорты и на вокзалы не лезу: там свои бомбят. Попадешься - штаны снимут. Бывает, твоих товарок с клиентами подвожу.
- С ментами делишься?
- Если прихватят – отстегиваю.
- Как думаешь, Гена, нас задержали менты?
- Этот, который допрашивал, не похож на мента. На бандюгана тянет.
«Вот так, бандюган Белый, это тебе за шалаву!»
- Разборка у них, Соня. Видать, Имраныч на большие бабки залетел.
- Тебя-то, Гена, за что прихватили?
- Звонит ночью банкир: приезжай, двойной тариф. А мне что? Говорю своей, что жирная халява подвалила.
- Ты разве женатый?
- Живу с одной. Без штампа. Понимающая, уважает.
«Мы с Герой тоже живем без штампа».
- Загс – это фигня, - небрежно сказала она. - Как твою зовут?
- Алевтина.
- Красивое имя.
- А то! Сказал я ей про халяву и по газам. Приезжаю, посигналил. Банкир выходит и объясняет, что везти никого никуда не надо. Только подскочить к лагерю и побазарить со сторожем. Узнать его фамилию и про племянницу, где работает и кем. Даже бутылку дал, чтобы легче беседовалось. Бабки обещал заплатить, когда вернусь. Ну, я и попилил. Хотел в окошко к сторожу постучать, меня и сцапали, говорят, выставить стекло хотел. А бутылку этот бандюган присвоил.
- Подвел тебя банкир, Гена. Знал, наверно, что его караулят.
- Так выходит. Деньги, сволочь, не заплатил. Жигуля тоже могут раскулачить.
- А про кого тебя бандюган при мне спрашивал?
- Хрен его знает! Про какого-то Магаса. И ночью про него спрашивал. Может, бухгалтер у банкира или из авторитетов. Куда ни плюнь - везде одни чурки.
- Алевтина, наверно, ждет тебя?
- А то! Названивает на мобилу, а ее отобрали.
- И что теперь с нами будет?
- Если банкир не дурак, то выложит бабки. Я браткам до фени, дадут пендаля и выпустят.
- А меня?
- Сама знаешь: не станешь кочевряжиться, живой останешься. Ты – баба красивая, понравишься бригадиру, можешь даже в их бригаду попасть…
Все, что требовалось, Юлия выяснила. Сидеть дольше взаперти не имело смысла. Она сунула руку в карман, нащупала штырек на крышке флешки, нажала. Через пару минут дверь в кладовую распахнул Георгий.
- Мадам на выход!
- Что я тебе говорил? – сказал Свистун Гена. – Мой совет: не кочевряжься!
Оказавшись среди своих, она уселась рядом с Георгием на раскладушку и приступила к рассказу. Выслушав ее, Белый уточнил:
- Ты уверена, что он даже не видел Магаса?
- Уверена. Приблудился к банкиру, позарившись на легкий заработок.
- Все равно отпускать его до конца операции нельзя.
- Дайте ему сотовый, пусть позвонит сожительнице, чтобы не психовала и не разыскивала. Нашел, мол, денежного клиента аж до Краснодара.
- Молоток, Джульетта, - одобрил Белый.
Она прижалась к Георгию и проворковала:
- Слышал? Я – молоток.
Он кивнул: слышал, мол, да я и сам это знаю. Во всяком случае, его кивок она восприняла именно так. Помолчав, спросила:
- Зарема в доме?
- Нет. Увезли к остальным шахидкам. Километров шестьдесят отсюда…
Зарема медленно возвращалась к жизни. Нет, не к жизни, а к пониманию того, что происходит, и через что ей предстояло пройти. Смерти она не боялась. Аллах милостив, не даст ей попасть в круг грешников. Она переживала за Аслана. Как он мог сказать, что нет никакого Аллаха? Что ждет его теперь на том свете? Она готова была сделать что угодно, только бы спасти его от небесной кары. Где он сейчас? Может быть, уже нет в живых? Вспоминала, как он всхлипывал в подвале, и она утешала его. Почему всхлипывал? Наверное, страшный Казбек пытал его, иначе бы он не плакал. Она никогда не видела, чтобы мужчины плакали, потому еще больше жалела Аслана.
Дни тянулись для Заремы медленно, словно тяжелая арба в гору. Никто ее не беспокоил, не заставлял совершать намаз, как в горном лагере у араба. И никто не появлялся с повелением надеть пояс шахида с незаметной кнопкой на груди. Но она знала, что такое обязательно случится, и она пойдет, куда скажут. Выбора не будет, потому что за ней двинется незнакомый человек. У него тоже будет кнопка, которую он сможет нажать в любой момент и отправить Зарему на небеса.
С другими невестами она виделась, только когда старая Биби открывала дверь в ее темную комнату и звала есть. Невесты Аллаха, сидевшие за узким и длинным, похожим на широкую доску столом обычно уже заканчивали с пищей. Их было шестеро. Они не разговаривали даже между собой. Равнодушно взглядывали на нее, вылезали из-за стола и выстраивались в очередь у раковины, над которой висел двухведерный умывальник. Каждая мыла свою посуду и удалялась в комнату, где пол был застелен матрасами, а в углу стояла детские ванночки, куда по нужде они ходили днем. Зарема заметила, что утром Биби разносит сладкие витаминки, после которых на лицах невест проступал легкий румянец. Зареме таких таблеток старуха не давала. Зато держала ее взаперти в комнате с наглухо заколоченными окнами, с матрасом без простыней и с такой же оцинкованной ванночкой у входа.
В уличный туалет можно было выйти только ночью под присмотром дежурного охранника. Зареме было на него наплевать, она даже оставляла приоткрытой дверь туалета, чтобы не так было темно. Ее уже ничего не могло смутить. Да и что может смутить человека, готовящегося к встрече с Аллахом.
Иногда она вспоминала Юлдуз. Имам хотел забрать в ту ночь и ее, иначе бы шепелявый чеченец не спрашивал Зарему, куда делась журналистка. Куда она тогда могла уйти? Может быть, у нее тоже есть любимый мужчина? Пусть ей небеса помогут, и ее не похитят! Тогда она сможет родить от любимого мужчины сына. Лежа на матрасе, она глядела в потолок с отваливающейся белой краской. В голове крутились смутные видения, и перед взором вставал Аслан – в костюме с искоркой, в белой рубашке и при галстуке. Таким он ей нравился больше всего…
Биби появилась в неурочный час.
- Готовься, Роза, - произнесла со значением.
- Когда?
- Не сказали. Я принесла тебе Коран, - приблизилась, положила возле матраса книгу в черном переплете.
- Биби, - голос у Заремы дрогнул, - скажи, Аслан жив?
Старуха не ответила…
Аслан полностью оправился от недавнего заточения в подвале. Зульфия кормила его, как на убой, стирала и гладила вещи, и он стал выглядеть, как прежде. Однако заточение продолжалось. Его угнетала каменная келья. И еще невозможность выйти из дома без сопровождения палача. В келью тот не заглядывал, но стоило Зульфие позвать Аслана на кухню, как он мгновенно появлялся. Но за стол не садился, маячил у открытых дверей, поигрывая своей стреляющей игрушкой.
Прошедшей ночью Зульфия не пришла. Аслан тихо возрадовался, раскинувшись в довольстве на удобной лежанке. Но стоило подумать о Зареме, и довольство улетучилось. Снова увидел себя на коленях перед имамом. Вспомнил свой животный ужас при появлении палача, лепетание и рабскую готовность отдать девушку на растерзание. Нет, такого больше не повторится! Он не станет нажимать кнопку подрыва. Но разве спасет этим Зарему? Как спасти? Сбежать? Куда сбежать? Нет у него тайного и надежного убежища. У милиции искать защиты? Явиться и рассказать о шахидках? Аслан догадывался, где они скрываются: сам арендовал на год дом у похоронщиков. Милиции Аслан не доверял. Да и как можно доверять, если Мухарбек передал ему свои связи и расценки: кому из ментов и какая ежемесячная дань положена.
Утром вместо Зульфии к нему заглянул Казбек. Сказал:
- Позавтракаете и можете перебраться в кошатник. Аслан не сразу сообразил, что он имеет в виду. Но быстро вспомнил, что так называла их с Заремой гнёздышко Зульфия.
- Там имам, - ответил Аслан и вопросительно глянул на своего тюремщика.
- Он уехал.
У Аслана екнуло сердце. Если уехал, то и провожать его на акцию устрашения не сможет! Может, провожатого вообще не будет? Спросил осторожно:
- Кто остался за имама?
- Я.
Под присмотром палача он прошел на кухню. Зульфия жалобно посмотрела на него и, опустив глаза, принялась подавать на стол пышущие жаром чебуреки. Казбека не было видно, но Аслан не сомневался, что он где-то рядом. Что-то звериное было в палаче, недаром его походка напоминает крадущуюся поступь ирбиса. Но ведь и зверь должен отдыхать. Зульфия говорила, что он, как лунатик, бродит ночами по дому и тычет стволом на любой шорох.
Казбек сам проводил Аслана наверх. В комнате ничего не изменилось, как будто имам и не провел здесь несколько дней. Палач сказал:
- Когда захотите выйти, позвоните, - и, уже стоя в дверях, добавил: - Я заметил, что Зульфия надоела вам. Она больше не будет надоедать.
Вот и оборвана еще одна ниточка. Аслан остался один на один с собой. Больше, чем потерял, терять ему уже нечего.
Имам в это время был не так уж и далеко: в полукилометре от столичного метро «Тимирязевская», в ухоженной двухкомнатной квартире на улице Яблочкова. Предусмотрительный Мухарбек купил ее несколько лет назад на фамилию одинокой и пышной хохотушки, приехавшей в Москву на заработки. Пристроил ее горничной в частную гостиницу, которой владел знакомый грузин. В то время Магас прибыл в столицу, чтобы обрубить все концы попавшего на крючок генерала Шуры. Мухарбек поселил имама у новоиспеченной москвички. И велел ей быть послушной святому человеку.
Она была послушной, особенно ночами. Магас и позже навещал ее под настроение. Но частыми наездами не баловал, отмечался на жаркой постели и исчезал. Теперь же, как и в первый раз, поселился основательно. Надо было выждать исхода замутившихся событий.
Работала хохотушка посменно: трое суток дома, четвертые – дежурство. Когда ее не было, имам лениво изучал толстый талмуд в желтом переплете с названием «Московский досуг». Можно было подумать, что Москва взбесилась и кинулась в разгул – такое множество увеселительных заведений было напичкано в желтой книжке. Одно из них он подчеркнул ногтем. Это был элитный клуб «Бальзамин» с двумя ресторанами, пивным баром и игорным залом. Вход туда стоил 200 долларов с кавалера. Имам вспомнил, что когда-то Мухарбек, выбирая объект для акции устрашения, упоминал этот клуб. Его посещали денежные тузы, депутаты, уголовные авторитеты с эстрадными певичками, телевизионщики и прочие известные свиноеды. Пожалуй, это было то, что надо для строптивой шахидки.
Между тем тревожного звонка от Казбека не было, а он бы обязательно дал знать, если бы учуял опасность. Нюх у него звериный. Значит, в доме все тихо, и ничто не препятствует акции устрашения. Возможно, что и поторопился Магас покинуть надежный схрон. Но, как говорил покойный Шура, лучше перебдеть, чем недобдеть.
5.
Белый первым заподозрил, что они опростоволосились и проворонили Магаса. Маэстро полосовал эфир, но ни одного звонка перехватить не сумел. Не срабатывали и «тараканы» на липучках, с какой бы стороны Вдовьего дома ни пристраивали их. У Белого было такое чувство, будто его окатили холодной водой. Или ошпарили кипятком. Стареть что ли начал?
- Проблема у нас, - доложил он Пилоту, - Утёк Магас.
Упреком ему послужило сопение начальника. Но в голосе упрека не было:
- Не посыпай плешь пеплом! Помнишь Хоттабыча с наших курсов?
- Помню: «не стреляться, а отстреливаться!»
- Вот и отстреливайся. Твои соображения?
- Только одно - пасти невест. Магас не должен их бросить.
- Паси! Кого туда послал?
- Вовочку. Он сходу устроился подсобником к гробовщику. Сторож у ворот – помощник Ромео прапорщик Аюпов. Сегодня отправил туда Джульетту.
Намазюкав себя до неузнаваемости и напялив китайский пуховик, Юлия превратилась в подружку Вовочкина. Появившись в гробовом штабе, она смачно чмокнула его в щеку. Да и застряла у него на неизвестно сколько суток. Все понятно:
любовные шашни. Она с любопытством сновала по закуткам бывшего военного штаба, не обращая внимания на заигрывания работяг.
Кабинетные перегородки в здании были разрушены, образовался вместительный зал, в котором вдоль стен громоздились гробы на любой размер и вкус. Там Вовочка должен был сидеть в крутящемся кресле во время ночного бдения. А для жилья Наталья выделила ему душную каморку с раскладушкой и тумбочкой. Нетрезвый Николай отнесся к появлению проворной девицы с ухмылкой и даже с интересом, но могучая сожительница пресекла его интерес свирепым взглядом.
Из окна каморки сборно-щитовой дом с шахидками был виден, как на ладони. В светлое время никто из него не показывался. А по темну, как убедилась Юлия в первую же ночь, начинали скользить к туалету тени. Смертницы выходили из дома парами с детскими ванночками в руках: выносили скопившиеся за день испражнения. Конвоир оставался на крыльце и курил, повернувшись в их сторону. Позже других появилась одинокая женщина в темном балахоне с капюшоном. Юлии показалось, что это Зарема. Однако утверждать категорически, что именно она, не могла: балахон скрывал и лицо, и фигуру.
На вторую ночь повторилось то же самое.
Юлия спала урывками днем на вовочкиной раскладушке. Сам же хозяин каморки терпеливо пялился в окно и прерывался, когда его выкликивала Наталья для помощи клиентам или поездки за самогонкой для сожителя. Происходило это непрерывно, и Юлии приходилось вставать и занимать пост у окна. А ночью была ее законная смена. Она пыталась бодриться, но глаза все равно слипались, особенно под утро. В третью ночь, чтобы не уснуть, ей даже пришлось проглотить взбадривающую таблетку.
С утра эконом Николай с опухшей физиономией появлялся из комнаты, на которой еще сохранилась табличка прежнего владельца кабинета: «Прием по личным вопросам с 19.30 до 20.30». Проходил в зал, садился на первый попавшийся гроб и раскачивался из стороны в сторону. С клиентами общалась Наталья. Похоронную продукцию расхваливала, будто лежанку для секса, и безбожно завышала цены. Принимала деньги и кликала Вовочку, чтобы загрузил товар в машину клиента или в катафалк фирмы. Катафалк был ее персональным транспортом, в котором она сама или опять же Вовочка отправлялись в деревню за пойлом.
Все было тихо: ни происшествий, ни каких-либо мало-мальски заметных событий. Неизвестность закончилась вечером на четвертые сутки.
В 18.35 наружник доложил Белому, что из центральных ворот Вдовьего дома выехал инкассаторский броневик. Белый распорядился, чтобы мотоциклист – оперативник сел ему на хвост. И передал информацию Георгию. Сам же выдвинулся с группой захвата к Вдовьему дому. Однако штурмовать его не пришлось.
Металлическую калитку без обычного «Кто там?» открыла женщина с обожженным лицом. Увидев камуфляжников в масках и с автоматами, никак не отреагировала. Штурмовик, не раздумывая, толканул ее плечом. Она упала на присыпанный снегом асфальт и, не делая попытки подняться, тупо глядела на мелькавшие перед глазами тяжелые шнурованные ботинки.
Белый вспомнил упоминавшееся Джульеттой имя ингушки с обожженным лицом. Сказал:
- Вставай, Зульфия! Прогуляйся со мной!
Она безропотно поднялась, тяжело пошла к крыльцу. Двери дома были распахнуты. На паркетном полу слякотно темнели следы рифленых подошв.
- Кто, кроме тебя, в здании? – спросил ее Белый.
- Дед.
- Кто такой?
- Дагестанец. Его сын дом строил.
- Что он здесь делает?
- Живет. Ворота из своей комнаты кнопкой открывает.
- Где он сейчас?
Ответить она не успела. Из узкого коридорчика показался штурмовик с еле двигавшим ногами стариком. Закинув за спину автомат, доложил:
- Дом чист. В задней стене обнаружен замаскированный выход.
«Через него и скрылся Магас», - подумал Белый.
- Ему известно что-нибудь? – спросил Белый ингушку.
- Он из комнаты даже поесть не выходил.
- А теперь ответь мне, Зульфия, когда и куда ушел Магас?
- Не знаю.
- Кто уехал на инкассаторской машине?
- Казбек, - глаза ее злобно блеснули.
- Не любишь Казбека? Кто он?
- Палач имама. Ненавижу!
- Один уехал?
- Аслана увез.
- Куда?
- Убивать.
- Так уж сразу и убивать! Перед кем банкир так провинился?
- Перед имамом.
- В чём?
- Связался с молодой шлюхой.
Белому это было неинтересно, да и насчет «убивать» усомнился. Распорядился оставить в доме засаду, а Зульфию и старика подержать взаперти.
С наступлением ночи, когда на дежурство приезжал на мотоцикле обиженный демократами прапорщик Иван, Георгий загонял «москвичонка» на поляну, укрытую сосенками, заметал снегом следы колес и занимал наблюдательный пост в кабине. На день он уезжал отсыпаться в придорожный мотель, в котором останавливались, в основном, дальнобойщики. Полагался на Камиля, который постоянно был на связи.
Информация от Белого поступила, когда он находился в мотеле. Георгий забрал со стоянки своего «москвичонка» и через восемь минут уже был на бетонке. Приткнулся метрах в двухстах от ворот, свернув в подлесок. Небо сплошь заволокло тучами, и снег сыпал крупными хлопьями.
Он предупредил о скором появлении «гостей» Юльку и Камиля. Учитывая ухабистую дорогу, резонно предположил, что броневик появится примерно часа через полтора. Однако размытый свет фар появился гораздо раньше.
Первым позвонил Камиль. Доложил Георгию, что через КПП проследовал инкассаторский броневик. Водитель – кавказец. У пассажира удостоверение президента банка. На банкира не похож: в камуфляжной форме. Открыть салон отказался.
Новый сигнал не заставил себя ждать. Теперь на связи была Юлька.
- К штабу подъехал «Инкассатор». Из броневика вылез человек в милицейском камуфляже. Прошел к Наталье. Вышли вместе. Она послала Вовочку за катафалком и велела загрузить в него самый дорогой гроб.
- Приготовь прибор ночного видения, - подсказал ей Георгий.
- Он со мной.
- Шепни Вовочке, чтобы был готов подбросить тебя до перекрестка.
- Поняла. Отбой!
Через пятнадцать минут она снова вышла в эфир. Доклад ее, как и прежний, напоминал репортаж с места события.
- Кавказец прогнал Вовочку от катафалка. Из броневика вылез мужчина в камуфляже. Помог загрузить гроб в катафалк и остался в салоне. Кавказец открыл будку «Инкассатора». Выпустил хорошо одетого мужчину, - и вдруг воскликнула: - Это же Аслан!
- Продолжай! – остановил эмоции Георгий.
- Банкир тоже пересел в салон катафалка, шофер – за руль. Подъехали к сборно-щитовому дому. Водитель и человек в камуфляже поднялись на крыльцо. Открыла Биби и впустила их. Всё.
- Что у Вовочки?
- Подогнал «запорожец» к штабу. Ждет в зале.
Прошло не меньше получаса, пока Юлька объявилась снова. Сообщила, что из дома вместе с водителем вышла женщина в балахоне, с симпатичной спортивной сумкой и с дамской сумочкой. Заняла место в салоне катафалка. На этом месте в ее репортажное донесение вклинилась жалобная нотка:
- Это Зарема! Сумочка её!
- Выезжайте с Вовочкой за катафалком. Не засветитесь. На перекрестке пересядешь ко мне. Отбой!
Зарема никак не ожидала оказаться рядом с Асланом. Увидев его на скамейке у обитого черным и желтым шелком гроба, она ахнула и онемела.
- Иди сюда, - позвал ее Аслан.
Она протиснулась к нему, села рядом и притихла.
- Пояс шахида на тебе? – шепотом спросил он, хотя Казбека рядом не было.
Она кивнула. Аслан достал из внутреннего кармана пачку сотенных рублей и протянул ей:
- Возьми.
- Они мне не понадобятся.
- Возьми и спрячь, - повторил он.
Зарема послушно сунула деньги за пазуху. Аслан наклонился к ее уху:
- Я буду сопровождать тебя в ночной клуб. Кнопку нажимать не стану. Бросай сумку и беги.
- Нет, - еле слышно произнесла она.
- Почему «нет»?
- Они убьют тебя.
- Может, и не убьют. Имам уехал.
- А Казбек?
Аслан показал ей ручку кухонного ножа, спрятанного в рукаве.
- Ты не сможешь, Аслан. Он опередит тебя.
Дверь катафалка резко распахнулась, и в салон заглянул Казбек. Ухмыльнулся, увидев прильнувших друг к другу пленников. Бросил на гроб большой пакет.
- Переоденься, Роза!
В пакете оказались подаренные ей Асланом вещи: модная белая шубейка, красные сапожки и такого же цвета шляпка. Зарема стянула с ног грубые коричневые ботинки и переобулась. Сбросила с себя балахон и осталась в черном элегантном платье, в вырезе которого красовался бриллиантовый кулончик на золотой плетёнке. Его тоже подарил ей Аслан. В шубейке и шляпке Зарема превратилась в юную светскую даму. Легкая полнота из-за пояса смертника нисколько не портила ее фигуру. Казбек забрал балахон с ботинками и наглухо задраил дверь катафалка.
Аслан опять зашептал на ухо:
- Как скажу, сразу убегай, Зарема. Сбрасывай пояс и хватай первую попавшуюся машину. Поезжай к Юлдуз, она поможет.
Зарема жалобно посмотрела на него и ничего не ответила. Только прильнула головой к плечу. Казбек влез в кабину, и скорбный автомобиль повез несчастную чеченку в последний земной путь.
Одноглазая таратайка Вовочки вынырнула с бетонки, едва катафалк, повернувший в сторону Москвы, скрылся из вида. Георгий уже ждал на перекрестке. Открыв дверцу, он показал подбежавшей Юлии на заднее сидение. Она впрыгнула, и «москвичонок» пустился в погоню.
Катафалк возник в поле зрения через пару километров. Георгий, сохраняя дистанцию, выключил свет и напялил на глаза прибор ночного видения.
- Как ты думаешь, - спросила Юлия, - куда они направляются?
- На теракт.
- С Заремой?!
Георгий кивнул. Но, чувствуя, что Юльку кивок не удовлетворил, снизошел до объяснения:
- Магас запаниковал. Других смертниц решил приберечь и пустить пробный шар.
- Зарему? А Аслан, выходит, на страховке?
- Выходит. Но боюсь, что есть еще и подстраховка.
- Кто?
- Палач имама. Зовут Казбек.
Юлия понимала, что теракта они не должны допустить. Не дать Зареме проникнуть в людное место - дело техники. Но смогут ли при этом уберечь ее?..
- Встречная, - произнес Георгий, сбросил скорость и включил ближний свет.
Мощные фары идущего навстречу автомобиля дважды мигнули.
- Твой учитель, Юль, катит. Значит, «Вдовий дом» уже отработали.
Джип Белого, моргнув еще раз, проскочил мимо. Георгий вновь ослепил «Москвичонка» и резво бросил его вперед, сокращая расстояние до катафалка.
Камиль угадал вездеход начальника еще на подъезде и откатил ворота. Джип притормозил, дверца распахнулась одновременно с командой Белого:
- Прыгай, Медведев!
Камиль заскочил в салон и оказался в компании пятерых бойцов из группы захвата. Белый подрулил к бывшему штабу ракетного дивизиона. Щелкнув тумблером, произнес:
- Медведев, вызови Наталью. Скажи, от хозяина приехали.
Камиль выскочил из джипа. Открыл дверь гробовщиков, крикнул:
- Наталя!
- Чего кричишь? – показалась она.
- Хозяин гость тебе прислал.
- Сейчас выйду.
Камиль, не мешкая, снова занырнул в салон.
Наталья вышла в черных аккуратных валенках с резиновыми подошвами, в телогрейке нараспашку. Приблизилась, покачивая крутыми бедрами, и остановилась у открытой кабины.
- Садись, - пригласил Белый.
Легко запрыгнула, уселась. Дверца кабины закрылась сама, отгородив ее от улицы. Наталья оглянулась. Сквозь затемненную перегородку ничего не разглядела. Покосилась на шофера. Физиономия у него была, конечно, не фонтан. Но стать, фигура – настоящий мужик, куда там запойному Николаю! Завлекательно улыбнулась и сказала грудным голосом:
- Вся в вашем распоряжении.
Улыбка сползла с ее губ, когда фигуристый мужик, ни к кому не обращаясь, произнес вслух:
- Заблокировать объект!
Наталья услышала, как открылись двери салона. Еле угадываемое шевеление в нем подсказало ей, что там что-то происходит. Затем все стихло.
- Что велел хозяин? – встревожено спросила она.
- Велел тебе помочь нам.
- Что надо сделать?
- Сейчас узнаешь, - выждал пару минут. - Сейчас пойдем с тобой к сборно-щитовому дому. Постучишь в дверь и скажешь, что Казбек зовет Биби или кого-нибудь из ребят в штаб.
- Биби – это кто?
- Квартиросъемщица. Не уходи, пока дверь не откроют.
От игривого настроя Натальи не осталось и следа. Творилось что-то непонятное. Никаких ребят в доме быть не должно. Старуха да пара девок. Жильцы тихие, никому не докучают. Зачем они хозяину? Может, тут без хозяина обошлось?
- Тебе нужны проблемы? - Спросил морщинистый шофер, и от его спокойного голоса ей стало совсем не по себе. - Шагай к дому, я буду рядом.
На крыльцо она поднялась с опаской. Однако в дверь забарабанила, не жалея кулаков.
- Кто? – откликнулась из-за двери квартиросъемщица.
- Наталья. Не узнаешь что ли?
- Чего надо?
- Казбек велел в штаб прийти.
- Кому?
- Тебе или кому-нибудь из ребят.
- Он – что, вернулся?
- Вернулся.
- Что случилось?
- Откуда я знаю! Мне он сказал, чтобы я подождала тут.
Белый, стоявший сбоку, отметил, что Наталья держится отлично, хотя вроде бы и струхнула малость: по лицу было видно. Время потянулось, как резина. Ворваться в дом и всех уложить – не было проблем. Но надо было избежать потерь. Прошло не меньше пяти минут, когда снова послышался голос Биби:
- Наталья?
- Ну, сколько мне еще ждать?
- Подойди к крайнему окну.
- Зачем?
- Надо. Подойди!
- В общем-то, мне эти фокусы на хрен не надо. Ну, ладно, пошла к окну.
Наталья повертелась у окна. Вернувшись, крикнула:
- Привет! Я пошла! – и намылилась на самом деле уйти.
Белый жестом остановил ее и показал, что она должна стать сбоку крыльца. Она послушалась, этот мужик внушал ей теперь только страх. Из-за двери не слышалось ни звука. Наконец, дважды проскрежетал ключ. Не успела дверь отвориться, как Белый рванул ее на себя. Чеченец с ключами в руке вылетел на крыльцо. И тут же, оглушенный свинчаткой Камиля, повалился кулём на половицы. Двухметровый сержант из штурмовиков, наступив на чеченца, как на половик, рванулся в тамбур.
Всего предусмотреть невозможно даже профессионалам. Эта мысль проскочила в голове Белого, когда вдруг разлетелось ближайшее к крыльцу окно, и из него выметнулся головой вперед человек в свитере и в шапке. Наверное, сработала интуиция, воспринявшая этот факт, как сигнал опасности. Белый успел схватить верзилу - штурмовика, дернуть его назад. Затем сшиб с ног Наталью, она охнула и распласталась на земле с открытым в гневном крике ртом. Камиль в стремительном прыжке приземлился рядом с выбросившимся из окна мужиком, рванул его на себя. И тут же раздался взрыв.
Дверь дома выбросило метра на три вместе с валявшимся на крыльце чеченцем-ключником. Боковая стена дома вывалилась, и оттуда повалил густой и черный дым.
Штурмовики знали, что делать и без команды. Увертываясь от падавших сверху обломков, оттащили в сторону Камиля, сержанта и обоих чеченцев. Наталья сама стала отползать.
- Встать можешь? – ухватил ее за локоть Белый.
Она с натугой поднялась, оглянулась на заполыхавший дом.
- Зачем вы так? Там же люди!
В этот момент к Белому торопливо подошел один из штурмовиков:
- Сержант очухался, татарин контужен. Чеченец с ключами готов. Тот, что выкинулся из окна, сказал, что подрыв устроила Биби. Фугасы были заложены в двух комнатах, где обитали шахидки.
- Поняла? – повернулся Белый к Наталье.
Она не ответила. Отступила на шаг, внимательно поглядела на него. И, неуверенно ступая, побрела к штабу.
Катафалк у ночного клуба
1
Катафалк тормознули только раз на выезде с Московской Кольцевой. Казбек открыл дверцу траурного салона сотруднику патрульно-постовой службы. Тот заглянул и, откозыряв, дал зеленый свет. Гробы даже у чёрствых гаишников вызывают суеверные мысли о бренности бытия.
Невзрачный «москвич» интереса у стражей дорог не вызвал, и Георгий с Юлией без помех двинулись за катафалком. Тот долго и не очень уверенно кружил по городу, выбирая не слишком забитые улицы. Будто следовал чьим-то указаниям. Дважды нырял под арки со сквозным проездом и, наконец, остановился в переулке.
Георгий загнал «москвич» в прилегающий двор и выпустил Юлию. Доложил Пилоту об обстановке.
- Ночной клуб «Бальзамин» просматривается? – спросил шеф.
- Да, на углу Садового.
- Считай, что это объект. Возьмите под контроль. Выезжаю.
Заблокировав автомобиль, Георгий вышел в переулок. Световая неоновая вывеска над старинным трехэтажным особняком едва пробивала снежную пелену, но вывеску разобрать было можно: «Бальзамин». Каких только названий ни напридумывали скороспелые денежные тузы!
Мельком глянув на Юльку, увлеченно рассматривающую витрину продуктового магазина, он направился к ночному клубу.
Юлия, укрывшись от липкого снега под навесом магазинчика, не выпускала из поля зрения стоявший напротив и присыпанный снежком катафалк. Тот был похож на огромную черную ворону, замершую в надежде на халявный сыр. Время было позднее, и редкие прохожие слегка притормаживали, проявляя нездоровое любопытство к молчаливой вестнице чьей-то кончины.
В ожидании прошло не меньше пятнадцати минут. Наконец, из кабины вылез Казбек и открыл дверцу салона. На свет божий явились сначала Зарема в белой шубке, за ней - банкир со спортивной сумкой. Палач имама отобрал у него сумку, что-то недовольно проговорил и показал локтем на неоновую вывеску. Чеченка стояла, словно в забытьи. Затем взяла возлюбленного под руку, на мгновенье прижалась к нему, и они пошли через улицу. Казбек с сумкой, чуть приотстав, по-кошачьи шагал за ними. Ни дать - ни взять, холуистый шофер сопровождает хозяина и его даму в увеселительное заведение. Никакой швейцар или вышибала не заподозрили бы в милой парочке террористов.
Юлия, оторвавшись от созерцания витрины, двинулась следом. Они приблизились к углу Садового кольца и остановились. Палач довольно невежливо подтолкнул банкира.
Юлия со спринтерской скоростью перебежала отделявшее их расстояние и увидела, что они уже поднялись на первую ступеньку широкого крыльца. Казбек приблизился к Аслану, сунул ему сумку, произнес несколько слов и торопливо пошагал назад.
Юлия уже была совсем близко от Заремы с Асланом, стояла за крайней колонной, куда не доставал свет матовых фонарей. Ей не было слышно, в чем банкир убеждал Зарему. Она видела только, что девушка никак не реагирует на его слова…
- Беги, Зарема! – повторял Аслан. – Казбека нет!
- Имам здесь, - не поднимая головы, прошептала она.
Банкир опасливо поглядел во все стороны.
- Он уехал еще несколько дней назад.
- Нет. Он видит нас. Я чувствую.
- Все равно уходи, Зарема!
Она, наконец, подняла на него глаза:
- Без тебя – нет.
- Хорошо. Уходим вместе…
Пилот, подойдя к катафалку, спокойно глянул на выставленные на заснеженный тротуар табуретки, на которых прежде стоял в салоне гроб. Открыл разблокированную дверцу. В салоне горел свет. Гроб лежал на боку, прислоненный к борту машины. На нем валялся браунинг с инкрустированной рукояткой, отобранный у палача. Сам он, скованный наручниками, раскорячившись и уткнувшись лбом в скамейку, стоял на коленях под присмотром двух оперативников.
- Рыбака успел продырявить, паскуда! – доложил один из них. - Увезли в госпиталь Бурденко.
- Что врач сказал?
- Надежда есть.
- Одежду прощупали? – спросил Пилот.
Оперативник достал из кармана малюсенький контейнер, открутил крышку, вытряхнул содержимое на ладонь.
- Вот, ампула с цианидом. В воротнике была зашита.
- Где имам? – спокойно обратился Пилот к палачу.
Тот оторвал лоб от скамейки, левая половина лица представляла собой сплошной кровоподтек. Вскинулся, завращал глазами и вдруг по-волчьи протяжно завыл.
- Заткните ему пасть! – брезгливо сморщился Пилот. Достал сотовый телефон, набрал номер дежурного МЧС и, не называя себя, сказал приказным тоном: - Срочно саперов к ночному клубу «Бальзамин»! Ищите спортивную сумку с красными полосами, в ней фугас…
Подхватив спортивную сумку, банкир взял Зарему под руку, и они спустились со ступеней здания на тротуар. Он осторожно прислонил сумку сбоку крыльца, потянул девушку за собой, подальше от клубных фонарей. Юлия увидела, как Аслан, прислонив девушку к афишной тумбе, распахнул ее шубку, затем скользнул рукой по платью сверху до талии. Она поняла, что он расстегнул молнию, чтобы освободить Зарему от пояса смертника. Бежать им надо, не теряя времени, или прятаться!
Она вознамерилась направиться к ним. Но в этот момент двери ночного клуба распахнулись изнутри, и на крыльце появился человек в длинном кашемировом пальто и небрежно спадающим с шеи шарфом. Ей понадобились мгновенья, чтобы в памяти всплыли ментовский особняк в зоне отдыха на берегу ее родной реки и хищноносый посланец Басаева, торговавшийся с генералом при покупке «стрэлок». Это был именно он, чеченец с плавающей кличкой Магас.
Беглецы между тем покинули тумбу и двинулись по тротуару. Магас запахнул пальто. Юлия почувствовала, что сейчас он двинется за отказниками, чьи тени еще угадывались в снежной пелене.
Не раздумывая, она оставила свое укрытие за колонной и чуть ли не бегом пустилась вслед за Заремой и Асланом. И все же Магас нагнал ее. Она увидела, что он достал пульт. Выхватила из кармана куртки пистолет и нажала курок. Он выронил пульт. В руке его оказался длинноствольный пистолет. Скакнул в кювет. Она отшвырнула ногой пульт и успела укрыться за афишной тумбой.
Тротуары Садового кольца были пустынными, прохожих не наблюдалось. Люди предпочитали сидеть в ночное время у телевизора, а не шататься по улицам в поисках приключений. Лишь припозднившиеся автолюбители и лихие бомбёры бороздили проезжую часть. Юлия могла запросто пристрелить Магаса, но задача стояла взять хозяина шахидок живым.
Магас вылез из кювета и зашагал за Асланом и Заремой. Те не подозревали о преследовании: шагали, хоть и быстро, однако даже не делали попытки скрыться с освещенной улицы через какой-нибудь проходной двор или тормознуть одну из обгонявших их машин. Юлия выскочила из-за тумбы. Преследователь уже был метрах в двадцати от них, когда она заметила, что тот поднял ствол.
- Зарема! – закричала она.
Беглецы остановились и, оглянувшись, обнаружили имама. Секунды спрессовались в комок, вобравший в себя целый пласт событий.
- Ложись, Зарема! – еще раз выкрикнула Юлия и распласталась на тротуаре, прижавшись к отмосткам какого-то здания.
Зарема и Аслан стояли, словно парализованные. Вместо того чтобы кинуться на земь, Аслан обхватил Зарему, закрывая ее от имама, и в этот миг раздался негромкий хлопок. Оба стали медленно оседать на тротуар. Магас крутанулся волчком, поводя стволом в направлении тумбы. Юлия опередила его. Она точно знала, что не промахнулась, стреляла в правое плечо. Но по имаму это было незаметно. Он снова скакнул в кювет и исчез из поля зрения. Было заметно, как он ползет в ее сторону. На тротуаре у нее не было никакой защиты. Но чтобы взять ее на мушку, он должен высунуть голову из кювета. А голова для выстрела – табу!
Далее произошло нечто непонятное. Из проезжавшей чуть ли не вплотную к кювету машины выметнулся человек и рухнул на имама. Уже не таясь, Юлия вскочила на ноги, в три прыжка одолела разделявшее их расстояние и увидела барахтающихся в снегу Магаса и … Георгия. Неплохую школу единоборств видно прошел террорист, если Исполнитель из «БД-7» не смог сразу его одолеть. Недолго думая, Юлия всадила имаму в ушную раковину носок своего изящного полусапожка. Тот мгновенно обмяк, и Георгий защелкнул на его руках браслеты. А она помчалась к Зареме и Аслану.
Возле них не было ни зевак, ни милиции. Они лежали рядышком на пустынном тротуаре, и по снегу расползалось кровавое пятно. С первого взгляда могло показаться, что оба мертвы. Юлия нагнулась, пощупала пульс Заремы: девушка была жива. Больше того, даже не ранена. Аслан принял пулю на себя, она вошла ему в затылок, когда он прикрывал Зарему, и поразила наповал.
Юлия похлопала девушку по щекам, легонько надавила на шоковый нерв. Зарема открыла глаза, глянула на Юлию и снова закрыла.
- Вставай! – стала приподнимать ее Юлия, но чеченка цеплялась за пальто возлюбленного, отказываясь расстаться с ним. Только проговорила одними губами:
- Поздно.
- Что поздно?
Та не ответила.
- Надо уходить отсюда, Зарема. Сейчас явятся ФСБ и милиция.
- Пусть.
Юлия не заметила, как возле нее появился Георгий и тронул за плечо.
- Пошли, а то засветишься.
Она еще раз сделала неудачную попытку оторвать Зарему от возлюбленного. Со стороны ночного клуба послышалась сирена «Скорой помощи».
- Идем! – жестко повторил Георгий.
Юлия послушно встала. Бросила прощальный взгляд на Зарему, упавшую на грудь упокоившегося Аслана. «Скорая помощь» визжала совсем близко. Видны стали проблесковые маячки милицейской машины. Юлия заставила себя сосредоточиться, заглушить растрепанные чувства. Ей это почти удалось, и она зашагала рядом с Георгием к приткнувшемуся на обочине «Москвичонку».
2
Вместо обещанных двух недель отпуска, Пилот дал им четыре дня безделья, с обязаловкой два часа в день заниматься в тренажерном зале и один час – в тире. Вечно хмурый начфин выдал им очень даже приличную денежную премию.
У нее из головы не шла Зарема. Она включала телевизионные новости по всем каналам. Новость везде была одна: усилиями спецслужб ликвидировано гнездо шахидок. Лишь в интернете появилась подробная информация о взрыве дома в бывшем военном городке локаторщиков, арендованном подмосковным коммерсантом. Дом коммерсант сдавал приезжим из ближнего зарубежья жрицам любви. Все они погибли при взрыве. Коммерсант-арендатор задержан.
О событиях возле элитного ночного клуба «Бальзамин» промелькнула в одной из телепередач лишь скупая информация. Диктор сообщил, что при разминировании фугаса, оставленного в спортивной сумке у крыльца клуба, подорвался опытный сапер. Георгий отреагировал на это по-своему:
- Мужика, конечно, жалко. Но диктор ошибся, назвав его опытным. Если конструкция незнакома, надо использовать робота, а не живых людей.
Юлия из дома почти не высовывалась. Георгий время от времени отлучался, но быстро возвращался. Она спрашивала его:
- Зарема жива?
- Жива, - скупо отвечал он. - С ней работают психологи.
- Чьи?
- Из ФСБ.
Настал день, когда лицо Заремы замелькало по всем каналам. Психологи своего добились: чеченка выглядела вполне нормально. Только лицо было, словно маска. Не скрывая, рассказала телезрителям о том, что в горный лагерь попала по наущению имама. В лагере распоряжался косматый Араб. Шахидкам, по его повелению, каждый день вводили какую-то инъекцию. Ей ввели только один раз, затем ее выкупил у Араба московский банкир.
В этом месте Зарема не выдержала. Из ее глаз потекли слезы. Молодой человек в строгом костюме быстренько увел ее от телекамер. Политическое шоу возобновилось примерно через полчаса. Зареме пришлось отвечать на вопросы целой своры беспардонных журналистов. Она, на удивление, отвечала спокойно. И не просто спокойно, а с полнейшим безразличием к аудитории.
- Как фамилия банкира?
- Не скажу.
- Вы жили у него?
- Да.
- Спали с ним?
- Спала.
- Он был связан с вахаббитами?
- Нет.
- Где он сейчас?
- Убит имамом.
- За что?
- За любовь ко мне.
- Объясните!
- Мне нечего объяснять.
- А где имам?
- Не знаю.
Молодой человек в строгом костюме счел нужным вмешаться. Подошел к микрофону и хорошо поставленным голосом сообщил журналистам:
- Имам, фамилия его уточняется, оказал при задержании сопротивление и был уничтожен при попытке к бегству.
Юлия не выдержала, повернулась к Георгию.
- Ты же заковал ему и руки, и ноги! Как он мог убежать?
- Конечно, не мог.
- Так он не убит?
- Если сказали «убит», значит, убит.
- Зачем же его надо было брать живым?
- Чтобы выпотрошить.
- Выпотрошили?
- Эликсир правды любому развяжет язык…
Неделю Зарема фигурировала во всех телевизионных новостях. А потом, как отрезало. Лишь через месяц по НТВ промелькнуло сообщение, что она предстала перед судом присяжных, и те по всем статьям обвинения вынесли вердикт: виновна. Суд приговорил ее к пятнадцати годам лишения свободы.
- Как же так? – спросила она Георгия.
- Если бы сапер не подорвался, приговор был бы много мягче.
Юлия приговор умом восприняла, а сердце трепыхалось: несправедливо! Понимала также, что Георгию не под силу дать разумное объяснение. Не выдержала и после одного из совещаний обратилась к Пилоту.
- Не переживай, Джульетта, - сказал тот, - твоя подружка, - он подчеркнул слово «подружка», - в приличном месте. Не в камере, а в комнате со свободным выходом во двор. У нее есть телевизор и даже компьютер.
- Она не хотела учиться работать на компьютере.
- Захотела. С ней занимается очень интеллигентная женщина.
- Зарему охраняют?
- Не без того.
- Когда ее освободят?
- Не задавай глупых вопросов! – устало сказал Пилот…
СОДЕРЖАНИЕ
Часть первая. Большая разборка
Секретная структура ……………………………………
У каждого своя игра …………………………………….
Удавка для Советника …………………………………
Год 1999. Президент ………………………………..
Частный сыщик ………………………………………..
Адвокатское бюро «Уханов и партнеры» …………….
Римские «каникулы» ………………………………….
За полтора месяца до нового года. Президент ……
Дятел – демократ. Рыночный «сирота»
Побег ………………………………………………
Канун нового года. Стрелец ……………………….
Смена власти ………………………………………….
Часть вторая. Чемпионка на тропе войны
Побег из кишлака ………………………………
Золотозубая мишень …………………………..
Засада …………………………………………..
Арест …………………………………………..
Убежище в Ёлочках ……………………….....
Охота на генерала ………………………………
Часть третья. Шахидки
Вдовий дом ………………………………......
«Летишь, как мотылёк на огонь…» …………
Полтора года назад. Банкиры ………………
Зарема и Аслан ………………………………
Тихий нулевой вариант ………………………
Живец и жертва ………………………………
Инкассаторы …………………………………
Гнездо ходячих фугасов …………………….
Катафалк у ночного клуба ………………….
© Copyright: Юрий Теплов, 2021
Свидетельство о публикации №221081900550
Свидетельство о публикации №221081900550
Рецензии