Хлеб моего детства

 
    Середина лета 1947 года. Четыре часа утра. Мама трогает за плечо.
- Сынок, может сходишь, займешь очередь? Ты только займи, я подаю корову и
тебя подменю. Как хочется спать.
Очередь нужно занимать за хлебом. Отец на работе в ночную смену. Кроме меня
еще двое. Двухлетний Мишуня и два месяца Наденьке. Мне восемь лет. Страдаю
малокровием. Кожа да кости.
Второй год засуха. Коров выгоняют на поле в 4 утра и пригоняют с поля в 10-11-ть
дня на водопой. Все болотца пересохли. Не попоишь корову - молока не будет.
Выхожу на улицу. На небе ни облачка. Предрассветный холодок. Меня колотит
озноб. Босиком иду до магазина. Мягкая, пыльная дорога. Магазин в метрах 300-х от
дома, против складов «Заготзерно». Помещение станционного склада. Одно зарешеченное
окно. Я четвертый в очереди. Впереди меня две женщины пожилого возраста и мужчина –
инвалид. Видимо они коротали ночь у магазина. Тут же за мной стали подходить ребята
постарше, пожилые и совсем молодняк, как я. Ждать нужно пять часов. Все дети из семей
железнодорожников. На руки дают одну булку хлеба весом килограмм. Стоимость три
В этом году произошла денежная реформа. Население очень довольно. Десять
рублей довоенных денег обменивались на рубль. Сумма, подлежащая обмену, тысяча
рублей. Остальные «сгорали», то есть обменивались десять тысяч на новый рубль. При
покупке хлеба, желательно, иметь трешку или три рубля рублями, чтобы не загружать
продавщицу сдачей.
Хлеб привозили из Унечи – название станции, в деревянных ящиках. В этих
ящиках помещалось 40 буханок ржаного, ароматного хлеба. Он доставлялся
пассажирским поездом в багажном вагоне Мариуполь – Орша. В 9 часов утра
станционные грузчики подвозили хлеб к магазину. Очередь смотрела сколько ящиков.
Если два, значит на 79 человек, продавщице так же требовалась одна булка. Если три
ящика три ящика, значит, 119 человек могли стоять в очереди. Очередь соблюдалась
неумолимо. Занять за кого – то или пропустить кого – то было бесполезно. Исключение
составляли инвалиды – калеки участники войны. Почему – то очередь всегда была сжата,
то есть все стремились к окошечку, непроизвольно. Аромат хлеба доставлял срабатывать
инстинкт голода. Однажды выдавили стекло в раме окошка. Многим были осколками
нанесены царапины и раны на руках и мне в том числе. Но никто на это не обращал
внимания, пока взамен трех рублей не получал заветную, еще теплую булку хлебу с
блестящей темно – коричневой корочкой в виде кирпичика. Прижав к груди буханку, я в
припрыжку нес домой. Мама стояла у калитки и ждала.

- Извини, извини, сынок, Наденька проснулась, кормить ее надо.
Брала хлеб, целовала буханку и вела меня в избу завтракать.
Суровое сухое лето 1947-го. Государство, как могло, помогало населению
продовольствием. Денежная реформа очень сильно ударила по спекулянтам. Они
лишились накопленных нетрудовых доходов. В магазинах появилась засоленная в бочках
килька – серебристая рыбешка, сантиметров 5 – 6, иногда до 10-ти в длину. Кроме кильки
иногда продавали «тюльку». Эта вообще была сантиметров по 5-ть. Если кильку кушали,
отрывая голову, то «тюльку» пропускали через мясорубку с головой и внутренностями. И
называлась икра из «тюльки». Самый лучший бутерброд считался: долька черного
ржаного хлеба, на которую положены две кильки, сверху долька огурца. Какое
блаженство вкуса и аромата! Жаль, что кильки давали килограмм  в руки. Принесенный
хлеб делился на пять равных частей. Верхнюю часть - отцу, а нижнюю – маме. Мишуне и
мне по части хлеба, а из Наденькиной части делалось сусло. Хлебный мякиш засыпался
крупицей  сахара, добавлялось несколько капель кипячёного молока, и ложка этой смеси
помещалась в марлю. Ограничительное кольцо из большой пуговицы - и сусло имело вид
современной пустышки более крупных размеров. Наденька в два месяца очень любила эту
радость.

Иногда в магазин привозили треску холодного копчения. Это был праздник. По
килограмму на руки. Продавали сушеный картофель из госрезервов армии. Мы его
досушивали в печи и мололи на ручных жерновах. Получалась картофельная мука,
которую можно было добавлять в хлеб и варить из нее затирку. Кроме того, как  гуманитарная помощь, бесплатно, доставлялся кукурузный и подсолнечный жмых.
Кукурузный жмых назывался мандра, подсолнечный – макуха. В основном это была еда
во время занятий в школе. Грызли кусок передавая друг другу.
Прошли годы, десятилетия, но вкус ржаного хлеб с двумя кильками сверху, так и
остался самым лучшим деликатесов в моей жизни.